Новые произведения

Всем до встречи, досвидания,

Улетаю до весны,

Загадал себе желание,

Снились мне про это сны,

Новый год хочу со снегом,

А потом в глуби морей,

Занырнуть, где раньше не был,

И вернуться поскорей,

На Дайвшоу, как обычно,

Быть на стенде NDL,

Прокричать речёвки зычно,

С тем, кто этого хотел,

Обсудить на годы планы,

На начавшийся сезон,

Приглашать иные страны,

Всех кто в дайвинг вовлечён,

Сделать всё, что не отложить,

А потом лететь опять,

Что осилил подытожить,

И по новой, помечтать!

Игра огней и яркость цвета
Висит на лапе новогодний шар.
Фонарик медный он из детства
Желание под ним я загадал.

На свежей вырубленной Ели
Янтарным слезами блестит смоль,
А за окном рыдание, плачь метели
Мольба и ярость матери за дочь.

Калитку заметает снегом
Свисает с крыш он белым козырьком.
Повеяло дождливым летом
С разрезанного яблока ножом.

А как трещат поленья в топке
Объятые в печи огнем.
А где-то рыбаки на лодке..
Плюются сидя под дождем.

На Рождество я, как в опале ,
Что на Крещение, зажмет мороз?!
Завьюжит, заметет, чтоб знали
Откуда родом Дед Мороз.

28-29.12.2023г

Случайный белый самолет
Меня опять увозит в детство.
Мечты уносятся в полет,
Переживаю вновь блаженство.

От детских лет, что были в кайф,
Теперь я точно это знаю,
В ушах кричащий "It's My Life",
Сейчас с теплом я вспоминаю.

Гуляли с девочкой тогда,
И ночи проносились лета.
Такая детская игра,
Сидеть на лавке до рассвета.

Звезды смотрели нам в глаза,
А мы на них смотрели тоже.
Я в эйфории был тогда,
Минуты с ней всего дороже.

От платонической любви,
Мне как больному рвало крышу.
С ней мы сидели до зари,
Смех до сих пор её я слышу.

Желания на перебой,
Мы загадать старались дружно.
Пока вниз падал метеор,
Нам это было крайне нужно.

Она мечтала о любви,
Прекрасном принце, очень важном.
Я так смущался, хоть умри,
Робел при мысли быть отважным.

И даже прикоснуться к ней,
Не мог рискнуть, тяжелый случай...
В душе считал её своей,
А просто, целовал бы лучше.

Сейчас нельзя себе простить,
Что был тогда таким не смелым.
Никто не мог и научить,
В мужских делах, чтоб был умелым.

Детство незримо пронеслось,
И мы куда-то вдаль умчались.
Увидеть позже не сбылось,
Остались в детстве те печали...

Почему только хуже?
Почему я должна чувствовать себя так?
- Это атмосфера так манит
- Почему так тесто?

Хочешь свободы?
Но нужно заплатить
Не побежишь
Ноги скованы

Между ног, есть пространство
Обязательно найдешь выход.
Сбежишь и найдешь бездну!
Упадешь в пустоту

Лишь ноги скованы.
Сбежать уже не получится.
Теряю себя, теряю рассудок
Лишь только пустота

Чувствую себя опустошенной
В этой сфере мне уже не по себе
А я хочу сбежать
И чувствовать себя лучше и свободной
Найду выход и сбегу

Почти рассвет, но мне не спится. Ты сладко спишь, твой сон беспечен.
Слегка дрожат пушистые ресницы, увы, но этот миг так скоротечен.
Я нежно глажу твои волосы густые, морщинки в уголках уставших глаз,
Щетину на щеках и скулы волевые, люблю тебя любого, без прикрас.

Не уходи, ведь эта ночь не вечна, позволь побыть с тобой немного.
Обиды, что мы помним бесконечно, мешают выбрать верную дорогу.
Останься здесь, и эта грусть уйдёт, ты мне поверь и задержись подольше.
Печаль твоя пускай навек умрёт, и нету ничего снаружи больше.

Твои сомненья - мягкие помехи, как этот шум и голоса вовне.
Тоска твоя, как рыцаря доспехи, на плечи словно груз ложится мне.
Я, как хранитель древнего обета, стою на страже у своей мечты.
Но ты молчишь и не даёшь ответа, в безмолвии ещё прекрасней ты.

Шепчу твоё я имя, как молитву. Я знаю, что должна тебя забыть.
Я снова проиграла эту битву, мне ничего уже не изменить.

Натомилась
Ляж та відпочинь
Бо життя
це новий
новий
в майбуття почин
кінець прожитого життя
Треба жити до путя
В міру днями працювати
А вночі відпочивати
Отаке воно життя
Перетинаються людські путя
Слава Богу ми чарівні
Будем жити в Україні

Туман над рекой
Бледный рассвет
Дикой травой
Берег одет

Лениво плывет
Водный поток
Берег извилист
Очень высок

Ветер колышет
В поле цветы
Вижу просторы
Степь с высоты

Утро настало
Пахнет травой
Здесь ощутишь
Тишину и покой

Был шумный яркий карнавал
А в полночь грянул фейерверк
Тебя везде, ходил искал
Наверно ты пошла наверх

В ночном саду было темно
Ушли все гости во дворец
Хотел я только лишь одно
Тебя увидеть наконец

Не стал я в залы заходить
Чтобы не видеть эпатаж
А там все пить давай, кутить
Поднялся выше на этаж

На стенах яркий гобелен
Все двери выстроились в ряд
Стою я возле этих стен
Они как будто говорят

«Открой быстрее эту дверь
За дверью может быть она
Давай скорей, ты нам поверь
Она прекрасна и скромна»

Дождался самых главных дней
А дверь была одна открыта
Я в эту комнату скорей
Лицо твое Мореттой скрыто

Уже давно стоишь и ждёшь
Когда приду к тебе с признаньем
Мадрид давно уже прогнил
И быть там мне - лишь наказанье

Приехал только что с войны
Чтобы тебя опять увидеть
Поход, сражения трудны
Не мог опасности предвидеть

Ведь твой супруг брат короля
А я над терцией поставлен
Тебя не видел с февраля
Я от войны сейчас избавлен

Услышать рад твой голос вновь
Руками нежно обвиваешь
Ты говоришь мне про любовь
В моих объятиях утопаешь

Хочу стать
я мудрой смелой
Сохранить
здоровье
тело
Жить достойно
и умело

Красивой жизнью наслаждаться
И достич реально счастья

строить планы
и мечты
Не взрывать
к отцу небесному
мосты

Это реальная история. Всё, о чём дальше пойдёт речь, действительно произошло.

Старший сержант Дудченко был «куском» — сверхсрочником и кларнетистом полкового оркестра внутренних войск. Летом он играл партии вторых кларнетов — более простые, чем первые, где требовалось больше мастерства. А зимой, при сильном морозе, кларнет становился опасно хрупким: инструмент из дерева мог треснуть. Поэтому по требованию военного дирижёра Дудченко переходил на тарелки — инструмент, на котором мороз нипочём.

Семьёй он не был обременён и потому частенько позволял себе «залить за воротник». А в особо суровые дни — и по службе мог пропустить «лечебную стопочку». Пьяницей он себя не считал: «Норма есть норма, — любил повторять Дудченко. — При норме комар носа не подточит. А уж замполит — тем более».

Замполит, майор Каплун, чуял спирт за километр и наказывал беспощадно. Стоило запахнуть перегаром, как появлялся старший лейтенант Стук со своей командой. Стук был начальником гарнизонной «губы» — гауптвахты. Человек грозный: ему честь отдавали даже офицеры постарше.

Дудченко Стука боялся, как огня. Если выпивал сверх меры, переодевался в гражданку и уходил с территории части — так спокойнее: патруль не прицепится.

Но однажды всё пошло наперекосяк.

Старший сержант напился вдрызг в форме, вышел из части и по дороге домой окончательно потерял ориентацию. Каким-то чудом забрёл на товарную станцию, влез в открытый вагон и мгновенно уснул.

А дальше началось невероятное.

Проснулся он утром, выбрался наружу, облегчился под колесами — и только тогда понял, что вокруг что-то не так. Место незнакомое, народ странный: идут по путям, курят, поглядывают на него как на пришельца.

Дудченко попытался уточнить время — в ответ получил длинную фразу на непонятном языке. Двухметровый детина покрутил пальцем у виска, а другой, с лицом вылитого Ленина, бросил понятное слово:

— Халера.

— Где я? — взмолился Дудченко.

Ответ прозвучал как удар ломом:
— Варшава.

Рабочие Варшавского депо вызвали полицию, та — военный польский патруль. Советский сержант в советской форме — куда его девать? К вечеру он уже сидел в одиночке советского гарнизона (всё той же Польши), и всю ночь коридор оглашали вопли с просьбами вернуть его Стуку — родному, страшному и знакомому.

Наутро в кабинете командира дивизии раздался звонок.
— Ваш военнослужащий, в форме, перешёл государственную границу СССР и был задержан в Варшаве.
— Где-где? — переспросил генерал. — И как же ваши орлы его профукали?..

Дело замяли. Дудченко был объявлен душевно больным и задним числом уволен из армии. Майор Каплун провёл 10 суток в апартаментах гостиницы Стука, за плохую воспитательную работу с личным составом. А на тарелках стал играть солдат срочной службы. Фаготист.

04.06.2019

Кукольная Фея крошечными пальчиками..
Расшивала платьица Куколкам на праздники..
Рюшечками, бантиками, бархатом лиловым..
Украшала платьица разного фасона..
Волшебством и сказками Жемчугами белыми..
Расшивала платьица и тихонько пела..
Песенка про солнышко лучиком сияла..
Песенка про дождик капелькой стучала..
Песенка про рыбку золотом горела..
Утро наступило.. Фея улетела..

Долго решался на эту публикацию. Решился

Ну как ей жить, чтоб не насрать
Под дверь тому, сему, другому
Из уст несётся: «Я же мать, –
И, – Не могу я по-иному».

Стереть, впаять, закрыть, уделать
Еë задача, и не важно
Зачем ей надо это сделать.
Наметив цель, идёт отважно.

Вы люди в страхе трепещите
От ейных писанин и дел.
И с председателя взыщите,
Что он взыскать с неё хотел.

Но крепок люд наш оказался
Не поддался на возглас тот.
Во всем да взял и разобрался
Кто человек, а кто здесь скот.

Но мало ж ей, краёв не видит,
Вошла во вкус и понеслось.
Нас всех ведь просто ненавидит
За то, что говорят ей брось.

За то, что говорят ей хватит,
Довольно, далеко зашла.
Но бочку она снова катит
Не просто так она пришла

В наш дом с потрепанным уставом,
Навязанным своим порядком,
Обвивши все вокруг удавом,
Ну просто охренеть как гадко.

Ей силы некуда чтоль деть?
В округе всё она порушит.
Удав не отпускает ведь
Пока он всех не передушит.

Метафора сия не нова.
Спесь надо выбить и гнать вон,
Разболтанность сковать в оковы,
Забыть её как страшный сон.

Погрязший в бездне,
В самом дне
Летать уставши
Без души
Лежит орёл.
Ни рад, ни зол.
Летать он может,
Но не хочет.
Ползти желал бы,
Но не стал бы.
Кругом всё тлен,
А жизнь–лишь плен.
Он сам себя уже бесил,
Пока лежал на дне без сил,
А коль стремится ввысь душа,
На выходе лишь тишина.
Он гнить непрочь,
Но в эту ночь,
Орёл опять лететь решил,
Чтобы судьбу он сам вершил.

Простая истина

Так складно, монотонно и учтиво
Ты выводила фразы, непонятые мной.
В догадках утопая, внезапно проронила:
«Бессмысленно горланить в толпе глухонемой».

Не стал перечить, усомнившись в правде было.
Сумел сдержать порывы мыслей вороных.
Переоценка ценностей, вверх взгромоздясь, блудливо:
«Теперь увидим, кто здесь остался при своих?»

Твоих обдуманных и взвешенных решений
Незыблемая власть. Свободы плен.
Передавалось от седых, потёртых поколений:
«Простая истина, вечно влюблённая во время перемен».

Нотка за ноткой — рождение мелодии.
Тихо снежинка упала в ладонь.
Рядом другие захороволили…
Мирно кружат, не нарушив твой сон…
А за окном Луна золотистая
Светом своим осветила дома.
Как же роскошна зима серебристая.
КрУжева, крУжева и бахрома…

Спасибо , белокурая девчонка ,
Что ты мою подругу забрала ,
Что я теперь в отчаяньи немного ,
Немного пять ночей я не спала .

Спасибо , снова я одна осталась ,
Я плачу по ночам из-за тебя ,
Я снова говорю ему об этом ,
И снова он не слушает меня .

Спасибо , что хочу я каждой ночью
Исчезнуть или просто умереть ,
Зачем я существую в этом мире ,
Никто не будет вновь меня жалеть.

Не вижу смысл я существованья ,
Не вижу я себя через 5 лет ,
Спасибо вам за разачарованье
За то , что я пишу весь этот бред

Вся жизнь насмешка надо мной,
Ведь человек так мне родной
Смеется, глядя мне в глаза,
Аж шею кутает лоза

В муках предсмертных Лаокоон,
в путах кошмара,
страшно за тело кусает питон –
божия кара.

Разве такое случиться должно?
Где справедливость?
Там, наверху, всё давно решено,
вот и свершилось.

Бойтесь данайцев, несущих дары,
ложь вне закона,
много пророчеств изрёк до поры
жрец Аполлона.

Да, неугодными были слова
пламенной речи,
кольцами змеи свивают тела,
душат, калечат.

Где же сограждане, где же друзья,
все разбежались,
только любимые им сыновья
рядом остались.

Душу пугает страданья накал,
царствует злое,
всё оттого, что провидец спасал
бедную Трою.

Не хватает мне одиночества…
Не то, чтобы полной чашей,
А так — пригубить хочется
Украдкой, оно и слаще…

Даже время мной отгорожено
В установленье традиций —
Когда дети уже уложены,
А мне не очень-то спится.

Уж и ручку с тетрадкой выделил,
Спички вставил в глаза…
Но как, чтобы ты не обиделась,
Тебе об этом сказать?

Не звонишь, не звонишь, не пишешь,
Не интересно где я и с кем.
Да в канаве пьяный валяюсь,
Лицо уже плешью покрылось,
Не бритый и вонючий,
Как свинота пахоцкая.

Выясняю отношения с травой,
Кто из нас тупее и умнее,
Ну выходит я тупей,
Она ж молчит не отвечает.
А я плету брехню по пьяне,
Какой багрянцевый рассвет,
Правда вечереет, холодно, темно.

Трава ты дурочка скажи мне,
Как терпишь вонь мою?
Как ты придумываешь в ответ молчание,
На вопросик мой немой?

Молчишь, ну молчи.
Пойду я!
А я нет, я здесь, рядом полежу,
Не прогоняй пожалуйста меня,
А то как птичка закричу.

А вот ты понимаешь травка,
Ей не интересно как я,
Что со мной вообще
В этом мире бредовом происходит.

А я ведь поэт отчаянья,
Не отчаиваюсь.
Прости, прости трава,
Надоел наверно я уже.
Пойду я!
А я нет, я здесь, рядом полежу…