Жизнь — это игры, где всего опасней
Не боль и крик, а тихий шёпот: «Дальше...»
Когда ты знаешь — будет лишь ужасней,
Но в голосе твоём не будет фальши.
Идти по лезвию, где шаг неверный
Разрушит всё, что строил ты годами.
Играть с огнём, дразня свой дух пещерный,
И упиваться этими страстями.

И каждый раз, дойдя до точки пика,
Где разум гаснет, уступая телу,
Ты слышишь отзвук первобытным криком,
Что ты дошёл до своего предела.
Но в этом риске — подлинная сладость,
В балансе на краю, где дышит бездна.
Познать свою запретную неслабость —
Вот цель игры, что так душе полезна.

Я думала, что это просто насморк,
И на погоду, или на пыльцу.
Но врач сказал, смотря в мою гримасу:
«У вас, мадам, всё дело не к лицу».

«У вас на человеческую ложь
Такая вот защитная реакция.
Как только рядом появляется тот, кто вхож
В доверие, — начнётся провокация».

И правда, от тебя краснеют веки,
И дышится так трудно, тяжело.
Ты — мой запретный плод, мой аллерген навеки,
Которым душу насквозь прожгло.

И нет таблеток от такой напасти,
Лишь избегать контакта, не вдыхать.
Но я иду к тебе в объятья, в пасти,
Чтоб задохнуться и опять начать.

Я ставлю нашу жизнь на Mute, в режим «без звука»,
Чтоб не мешал чужой бессмысленный эфир.
Мне так спокойней, только когда твоя рука
Мне объясняет этот сумасшедший мир.

Нам не нужны слова, чтоб понимать друг друга,
Мы научились говорить касаньем плеч.
И каждый взгляд — как будто выход из замкнутого круга,
Как будто кто-то смог вселенную зажечь.

Мы смотрим в тишине, как за окном метели
Рисуют белым то, что нам не описать.
Мы в этой тишине так многого хотели,
И в этой тишине смогли друг друга дать.

Пусть внешний мир кричит, пусть спорит и воюет,
У нас с тобой внутри — свой собственный вай-фай.
И сердце в тишине так праведно врачует.
Не говори ни слова. Просто обнимай.

Подъём, работа, ужин, снова сон.
Маршрут построен, выверен, накатан.
Мой организм давно переведён
В режим простого биоавтомата.

Душа сидит на заднем сиденье,
Глядит в окно на серые дома.
Она давно не спорит с управлением,
Давно смирилась, что в тюрьме сама.

А тело действует, решает и смеётся,
И даже плачет по команде «плачь».
И только что-то внутри больно бьётся,
Когда случайный солнечный калач

Прорвётся сквозь свинцовые завесы.
Душа тогда толкает кулаком:
«Эй, выключи! Я тоже хочу в пьесу!»
Но автопилот с ней даже не знаком.

Спасают не великие свершенья,
Не громкий смех и не азартный крик.
А маленькие, тихие решенья,
Что ты себе придумал в этот миг.

Налить по краю кружку с крепким чаем,
И долго греть озябшие ладони.
Мы часто в суете не замечаем,
Как этот мир нас лечит и хоронит.

Поправить плед, включить ночник неяркий,
Открыть ту книгу, где лежит закладка.
И эти мелочи — ценней подарка,
В них есть своя особая разгадка.

Чтоб пережить и бурю, и затишье,
И выдержать любой ментальный бой,
Придумай то, что делает чуть тише
Тот громкий мир, что борется с тобой.

Ты получил диплом, награду, место.
Тебя хвалили, ставили в пример.
Но где-то внутри из старого теста
Растёт твой личный, серый Люцифер.

Он говорит: «Тебе тут не по росту.
Ты всех обманешь, но не самого себя.
Всё это — лишь случайность, просто
Ошибка мира, вышедшего из себя».

И ты стоишь на сцене под огнями,
И ждёшь, что кто-то крикнет: «Он не тот!»
И держишь оборону днями и ночами
От тех, кто никогда и не придёт.

Не бойся, ты не первый в этом зале,
Кто ждёт разоблачения в тиши.
Таких, как ты, здесь целые вокзалы —
Успешных пленников своей большой души.

Когда мой сын разбил случайно вазу,
я обняла: «Не плачь, мой дорогой.
С кем не бывает? Понимаю сразу,
что это просто случай, ангел мой».
Я вижу в этом «любопытство к миру»,
«энергию, что ищет верный путь».
Я уберу осколки, дам зефиру
и помогу про свой проступок позабыть.


Но если в гости к нам придут с ребёнком,
и он толкнёт ту вазу со стола,
внутри вскипит: «Какой же невоспитанный!»
И мысль пронзит, острая, как игла.
Я назову его «гиперактивным»,
«избалованным», «неуправляемым комком».
И буду думать с видом объективным,
что маме нужно строже быть с сынком.

Один поступок. Две прямых оценки.
И обе кажутся единственно верны.
Своим мы ищем светлые оттенки,
чужих макаем в чувство их вины.
Любовь — слепой и гениальный адвокат,
что защитит любое преступленье.
А равнодушие — жестокий прокурор, что рад
казнить за то же самое в одно мгновенье.

Нас учат быть удобными, как мебель,
стоять, где ставят, и молчать в углу.
Чтоб каждый наш порыв и каждый стебель
рос строго вверх, служа добру, не злу.
Чтоб дневники сияли от «отлично»,
а поведение было «приблизительным».
И жизнь казалась ясной и логичной,
понятной, предсказуемой, почтительной.

А после, на уроке литературы,
мы изучаем буйного Есенина.
Поэта пьяной, сложной натуры,
чьи строки — откровения весенние.
Потом на физике — про Ньютона-задиру,
что в школе был ленив и нелюдим.
Но он открыл законы всему миру,
которыми сегодня мы вершим.

Нам говорят: «Не спорь, не прекословь!»
А после — о Джордано Бруно лекция.
О том, как он свою идею-любовь
защищал от огня и от инъекции
сомнений, страха, боли, клеветы.
Он был «неудобным», «непослушным» сыном.
Но мы теперь к планетам на «ты»,
благодаря таким вот дерзким спинам.

И в этом главный жизненный урок,
что скрыт меж параграфов и дат.
Что гений — это огненный росток,
что рвётся к солнцу через все преграды.
И может, тот, кто ставит кляксу смело,
и тот, кто спорит, правду затая,
перевернёт весь мир. И в этом дело.
А не в оценке в графе «Я».

Я так привыкла набирать «люблю»,
что телефон запомнил это слово.
И выдаёт его на первую же «лю»,
как будто в мире нет уже другого.
Я начинаю фразу про «людей»,
а он настойчиво мне предлагает чувства.
Среди моих обыденных идей
большого он видит проблески искусства.

Но что, если однажды автозамена
окажется мудрее, чем я сама?
И эта цифровая гигиена
не даст соврать моим пустым словам?
Я напишу «мне нужно отдохнуть»,
а T9 исправит на «мне нужно быть с тобою».
И обнажит единственную суть,
которую я прячу с такою болью.
Мы доверяем технике свой быт,
свои маршруты, графики и встречи.
А что, если она хранит
все наши недосказанные речи?

Я удаляю буквы, я борюсь
с системой, что всё знает наперёд.
Я прячу в скобки маленькую грусть,
но телефон её распознаёт.
Он предлагает смайлик слёз, когда
я пишу родным, что «дела в порядке».
Он знает, что за этим «никогда»
стоит моё «пожалуйста, вернись украдкой».

И самый страшный текст — не тот, что груб.
А тот, что был исправлен впопыхах.
Когда вместо холодного «забудь»
почти отправилось «ты вечно в моих снах».
Одно неловкое движение пальца,
один не стёртый вовремя предлог —
и вся броня усталой скиталицы
рассыплется у чьих-то милых ног.

Я отключаю функцию подсказок.
Хочу писать всё сама, с нуля, без дублей.
Но в словаре моём, как сотни сказок,
хранится слово «люблю», подчёркнутое углём.

Преступленье — не старуху топором,
А выжечь душу парой едких фраз.
Сказать «прости, мы больше не вдвоём»
И погасить огонь любимых глаз.
Ты сам себе Раскольников, и вот
Твоя теория — «так будет лучше всем».
Идёшь по городу который день и год,
И носишь в сердце тяжесть этих стен.

Твоя каморка — съёмная квартира,
Где потолок так давит на виски.
Где целый мир сжимается до тира,
В котором цели — приступы тоски.
И каждый звук — как будто шаг пристава,
Как будто кто-то знает о тебе.
И эта осень, жёлтая отрава,
Лишь подливает масла в злой судьбе.

И Свидригайлов — это не злодей,
А просто голос в три часа утра,
Что шепчет: «Брось, забудь, не будь слабей,
Вся эта совесть — детская игра».
А Соня — это старый, добрый друг,
Что пишет: «Как ты? Может, посидим?».
Но ты боишься разорвать свой круг
И показаться сломленным, больным.

А наказанье — это не Сибирь,
А пить свой кофе в полном одного.
И знать, что ты построил свой пустырь
На месте сердца, сердца твоего.
Искать прощенья в лицах у прохожих,
В дожде, что плачет по твоим щекам.
И понимать, как вы ужасно схожи
С тем, кто остался где-то в прошлом, там.

Вы видите во мне лишь дикий нрав,
Клыков и когтей яростную сталь.
Вы создали десятки переправ,
Чтоб скрыть свою животную печаль.
Мой рык для вас — угроза, первобытный зов,
А крик ваш в споре — «мнение», «дебаты»?
Я рву на части плоть своих врагов,
А вы — их души, и ни в чём не виноваты.

Вы говорите: «Зверь, инстинкт, природа»,
Как будто это — низшая ступень.
Но разве ваша сложная порода
Не проживает тот же самый день?
Вы ищете тепла, еды и власти,
Вы защищаете своих детей,
Вы так же разрываетесь на части
От ревности, от страха и страстей.

Я — ваша суть, лишённая прикрас,
Я — ваша правда, что не знает грима.
И разница единственная в нас:
Моя жестокость — выжить чтоб. Ваша — чтоб быть над мнимым.
Не бойтесь зверя, что снаружи. Нет.
Он предсказуем в ярости и силе.
Бойтесь того, кто тысячи уж лет
Твердит о мире, стоя на могиле.

Моя угроза — честная угроза.
Я скалю пасть, я шерсть вздымаю ввысь.
Моя позиция — простая проза:
«Не подходи. А подошёл — дерись».
А ваша злоба носит фрак и галстук,
И улыбается, и подаёт ладонь.
Она вам шепчет сотни лживых сказок,
Чтоб бросить вас в безжалостный огонь.

Мой голод честен. Он написан на лице.
Я убиваю, чтобы просто жить.
А ваша жадность в золотом дворце
Готова целый мир похоронить.
Мой клык вонзается в живую плоть открыто,
Ваш — в душу, через шёпот за спиной.
И чья жестокость будет ядовитей?
Кто больший зверь — я или образ твой?

Я — ваша суть, лишённая прикрас,
Я — ваша правда, что не знает грима.
И разница единственная в нас:
Моя жестокость — выжить чтоб. Ваша — чтоб быть над мнимым.
Не бойтесь зверя, что снаружи. Нет.
Он предсказуем в ярости и силе.
Бойтесь того, кто тысячи уж лет
Твердит о мире, стоя на могиле.

5.11.2025г.

Зелёный кружок говорит, что ты в сети.
И можно легко тебе взять, написать.
Но что-то мешает курсор довести,
И хочется просто сидеть и молчать.

Мы видим друг друга в окошках историй,
Чужие закаты, чужие обеды.
И тонем в потоке чужих территорий,
Скрывая свои настоящие беды.

И вроде бы близко — нажать и ответить,
Но кажется, будто меж нами столетья.
Мы самые грустные люди на свете,
Застрявшие в собственной тонкой соцсети.

Погаснет кружок, и наступит затишье.
Ты вышел. И я почему-то не вышла.
И снова смотрю, как луна из-за крыши
Сияет, а я её вовсе не слышу.

Я что поняла, отыграв столько сцен…
Что жизнь — это просто большой гардероб.
Где каждому выдан костюм перемен
И маска, чтоб скрыть эмоциональный озноб.

Сегодня ты в роли «Надёжный партнёр»,
А завтра — «Уставший от быта родитель».
То строгий судья, то лукавый актёр,
То жертва, то дерзкий всему победитель.

И мы так привыкли к игре кружевной,
Что путаем грим со своим отраженьем.
И ищем того, кто за этой стеной
Увидит нас голых, без всяких суждений.

И самый пугающий в жизни момент —
Когда остаёшься один, без костюма.
Я что поняла… В этот самый момент
Ты слышишь себя, а не шёпот безумный.

Внутри меня есть маленький театр,
И я в нём — и актёр, и реквизит.
Сегодня ставят драму «Мой провал»,
А завтра — фарс «Опять не тот визит».

Мои надежды — это суфлёр,
Он шепчет текст, что я не слышу толком.
А режиссёр — мой внутренний позёр,
Что любит бить по самым хрупким полкам.

Билеты проданы на все места,
Все зрители — мои же двойники.
Один кричит: «Игра твоя пуста!»,
Другой зевает, мол, «умри с тоски».

И каждый вечер, опуская занавес,
Я кланяюсь пустым, по сути, креслам.
И так хочу уйти из этих пьес,
Но режиссёр кричит, что неуместно.

Не говори, что я должна быть сильной,
Я этот флаг носила сотни раз.
Моя броня становится могильной,
Скрывая блеск уставших серых глаз.

Не говори, что слёзы — это слабость,
Они — как дождь для выжженной земли.
Порой в слезах единственная радость —
Смыть пыль с души, что все мы завели.

Не говори, что нужно быть мудрее,
Я все советы знаю наизусть.
Но сердце, вопреки всему, немеет,
Когда в него вползает тихо грусть.

Не говори, я всё и так услышу,
Что прячется за паутиной фраз.
Давай с тобой мы просто сядем ближе,
И помолчим о нас хотя бы раз.

Мне выдали чужой билет
На поезд в правильную сторону.
И объяснили, что рассвет
Там делится на всех поровну.

Мне сшили дивный маскарад
Из самых лучших побуждений.
И каждый был безмерно рад
Рожденью новых убеждений.

Мне рассказали, кем мне стать,
Чтоб жизнь моя была красивой.
И запретили мне мечтать
О доле робкой и счастливой.

И я живу, как мне велят,
Ношу чужое оперенье.
И только слёзы по ночам
Напоминают о паденье.

Как хорошо быть девушкой, о да!
Иметь свои законы притяженья.
Вот сумка. В ней — почти что вся страна,
Но не найти ключей, вот в чём мученье!

Там есть помада, паспорт, талисман,
Конфета, что полгода уж томится,
Отвертка, бинт и старый талисман,
Но телефон опять в руке случится.

Закон второй — о времени гласит:
«Пять минут» — понятие большое.
Оно в себя часов так пять вместит,
Особенно, когда спешишь куда-то с бою.

«Я выхожу» — коварный эвфемизм.
Он значит: «Я нашла лишь левый туфель».
Или: «Я создаю свой новый образ-призм»,
Или: «Я выбираю между двух вафель».

А третий — самый главный постулат,
Что дорог нам и мил до дрожи в теле:
«Я не хочу решать, хочу я шоколад!»
(И новое красивенькое платье).

Мы нелогичны? Нет, у нас свой путь!
Своя система мер, своя наука.
И в этом, если вдуматься, вся суть:
Быть женщиной — прекраснейшая штука!

Когда запутался в сетях,
И каждый жест — лишь новый узел,
И на душе тоска и страх,
И мир вокруг предельно узок,

Найди в углу, где пыль и тень,
Простую сеть из паутины.
Её плели не день, не день,
Чтоб стать причиной и кручиной.

Она — и дом, она — и гроб,
Изящный мост и злая клетка.
И кто-то в ней увяз по лоб,
А для кого-то — лишь салфетка.

И ты висишь в своей такой,
Сплетённой из «должен» и «надо».
Смотри и думай: чьей рукой
Была построена преграда?

Когда мой шёлк струится гладко,
И образ мой — восторг для глаз,
Все говорят: «Она — загадка,
Как хороша в такой-то час!».
Но если вдруг порвётся строчка,
Или не так сидит наряд,
Все скажут: «В этом вся ты. Точка.
Сама спорола всё подряд».
Но кто кроил фасон по сказкам,
И ткань такую подбирал?
Кто мне судьбу раскрасил краской,
А после ниткой всё сшивал?
И если платье мне не к телу,
И в нём я выгляжу смешно,
То, может, в этом всё и дело,
Что так задумано оно?

Мы могли бы с тобой в этой жизни
Выйти за рамки «просто знакомы».
Ты бы стал главной, правильной мыслью,
А не поводом для идиомы.

Мы могли бы друг в друге теряться,
Как в хорошем, захватывающем сериале.
И ночами друг другом спасаться,
А не просто лайки ставить в финале.

Мы могли бы с тобой без оглядки
Совершать миллион глупых действий.
И дарить не цветы и открытки,
А уверенность в завтрашнем дне.

Мы могли бы быть полною версией,
А не просто коротким тизером.
Но остались лишь смутной конверсией
И одним нерешённым кризисом.

Тебе неловко, даже тесно
В пространстве правды и стыда.
Мне? Мне предельно интересно,
Как ты живёшь с этим всегда.

Моё спокойствие — как фильтр,
Что убирает лишний шум.
Я вижу твой душевный титр,
Весь перечень дешёвых дум.

Не называй меня по имени,
Звучит, как будто спам-звонок.
Ты был моим священным инеем,
А стал — просроченный паёк.

Искать повсюду дивиденды,
Когда на кону стоит душа —
Вот худшие из всех трендов,
Что рушат всё и не спеша.

«Вот с понедельника…», «Вот с Нового Года…»,
«Когда я похудею и куплю…»,
«Когда наладится с деньгами и погодой…»
Мы вечно жизнь откладываем свою.

Живём в прихожей, в тамбуре, в приёмной.
Всё ждём, что нас вот-вот и позовут
Туда, где счастье выдают в огромной,
Красивой чаше, и где все нас ждут.

Но нет билетика на «жизнь потом».
Нет зала ожидания чудес.
Твой главный праздник — он уже идёт,
Он здесь, сейчас, в тебе, а не окрест.

Так что снимай пальто, бросай свой чемодан.
Не будет лучшего момента, чем сейчас.
Ведь жизнь — не репетиция, пойми, друган.
Она идёт. Идёт. И вся для нас.

Ты ждёшь, что вот сейчас тебя раскроют.
Войдёт охрана, выведет из зала.
Мол, «Этот тип — подделка, мы не скроем.
Ему здесь быть и даром не пристало».

Тебе вручают кубки и дипломы,
А ты в поту холодном: «Это сбой».
Боишься, что узнают все знакомые,
Что ты — не ты, а кто-то не такой.

Так вот секрет: тут каждый — «самозванец».
Все делают свой первый в жизни шаг.
И твой успех — не баг, а чёткий танец,
Где дирижёр — ты сам, а не дурак.

Так что расслабься. Выдохни. Не парься.
Прими свой приз. Ты честно заслужил.
И этому контролю не поддайся.
Ты ровно столько стоишь, сколько и вложил.

Мне прописали полную замену:
Работу, хобби, новых сто друзей.
Я, как по списку, двигалась по сценам,
Чтоб стать счастливей, лучше и резвей.

Я разучила жесты, смех и фразы,
Которые не связаны с тобой.
Я вырвала больные метастазы
Воспоминаний. Выиграла бой.

Теперь во мне — стерильная палата.
Всё гладко, чисто, не к чему придраться.
Но я забыла, как смеялась свято,
И разучилась искренне влюбляться.

Мне так лечили память о тебе,
Так выжигали прошлое калёно,
Что амнезия стала по судьбе
Моим единственным и главным фоном.

Мечта — кредит с огромной переплатой.
Тебе дают её под низкий старт.
Ты окрылён, наивен и крылатый,
И в сердце разгорается азарт.

Ты платишь временем, ты платишь нервным срывом,
Здоровьем, дружбой, сном в ночной тиши.
Идёшь к мечте мучительным прорывом,
И тратишь все ресурсы у души.

И вот финал. Ты держишь в пальцах приз.
Он твой. Ты смог. Ты выплатил сполна.
Но почему-то смотришь молча вниз,
И в сердце — пустота и тишина.

Ты погасил кредит. Но вот сюрприз:
Проценты съели всё, что ты имел.
Мечта сбылась. Но это просто жизнь
Вручила счёт за то, что ты хотел.

Ты ходишь следом, будто врач за мной,
С аптечкой полной всяких поучений.
Ты говоришь, что я — пациент больной,
И требую немедленно лечений.

Ты ставишь мне диагноз «вечный сбой»,
И прописать пытаешься диету
Из правильных поступков. Бог с тобой,
Я не просила помощи по свету.

Мои «болезни» — это часть меня.
Мои «микробы» — верные солдаты.
Я в этом личном пламени огня
Живу свои закаты и рассветы.

Так убери свой скальпель и бинты.
Не надо штопать то, что не порвалось.
Спасатель, от меня спасёшься ты,
Когда поймёшь, что я не притворялась.

Мы — два вагона в поезде метро.
Стоим бок о бок, связаны сцеплением.
Нам кажется, что мы одно ядро,
Объятое совместным притяжением.

Нас носит по тоннелям взад-вперёд,
По рельсам общих планов и привычек.
И каждый думает, что он ведёт
Состав из сотен личных закавычек.

Но если вдруг случится сильный сбой,
Рывок, авария, поломка, вспышка —
Нас оторвёт, и каждый сам собой
Останется. Конец. Финал. И крышка.

И ты увидишь — я совсем чужая.
А я пойму, что ты — лишь отражение.
Мы просто ехали, изображая
Любовь. А было — только притяжение.

Мы требуем свободы. Громких мнений.
Возможности кричать, что думал, вслух.
Мы против всех запретов, ограничений,
В нас жив бунтарский, непокорный дух.

Мы ценим правду, резаную сходу,
Без лести, без попытки угодить.
И эту «честность» и «свободу»
Готовы на знамёнах возносить.

Но вот тебе сказали без границы,
Что ты — бездарен, глуп и некрасив.
И вся твоя свободная криница
Вмиг иссякает, злобой замутив.

Свобода слова — миф для идиотов.
Нам нравится лишь та её стезя,
Где мы свободно говорим про что-то,
Что нам самим услышать бы нельзя.

«Будь не таким, как все», — кричат плакаты.
«Найди свой путь, свой голос, личный бренд».
Мы все хотим быть дерзко-неформаты,
Ловить свой собственный, неповторимый тренд.

Мы красим волосы, наносим татуировки,
Читаем книги, что никто не знал.
Используем словесные уловки,
Чтоб кто-то «уникумом» нас назвал.

Но эта гонка за своей инаковостью —
Лишь новый вид стандартного клише.
Мы все в своей борьбе за одинаковость
Становимся похожими уже.

И в этом стаде «ярких индивидуальностей»,
Что ищут способ правила стереть,
Нет ничего, кроме пустой банальности
И страха просто взять и умереть.

У каждого есть принципы. И кодекс.
Набор красивых, правильных цитат.
Моральный, так сказать, последней моды крой, с
Которым ты и дьяволу не брат.

Ты не продашься. Не предашь. Не струсишь.
Ты — монолит. Ты — сталь. Ты — кремень. Глыба.
Ты в этом так отчаянно уверен,
Пока тебе не предложили выбор.

Не тот, где честь и совесть на витрине,
А тот, где на кону твоя семья.
Где жизнь ребёнка или ложь отныне.
Где или ты, или твои друзья.

И весь твой кодекс полетит к чертям,
Рассыплется, как карточный домишко.
Цена принципиальности — пустяк,
Когда за них заплачено не слишком.

Он говорит со мной на языке,
Который не найдёшь ни в словаре.
Он — в тёплой чашке, в дружеской руке,
В оставленном мне свете в декабре.

Он не приносит клятв и громких слов,
Не обещает звёзды с небосвода.
Он просто чинит сломанный засов
И зонт берёт, когда плоха погода.

Он знает все мои больные точки,
Но не для власти, а для тишины.
Он ставит в нужных мыслях запятые, точки,
Когда слова мои утомлены.

И в этой молчаливой простоте
Так много больше страсти и огня,
Чем в криках о вселенской красоте.
Он просто любит. Кажется, меня.

Мне перестало быть безумно важно,
Что скажут люди где-то за спиной.
Как будто дом мой, раньше двухэтажный,
Обзавёлся глухою кладовой.

Туда я отношу чужие мненья,
Советы, слухи, шёпот, укоризны.
И запираю их без сожаленья,
Как хлам, ненужный в этой моей жизни.

Не потому, что я на всех плевала,
И не от гордости, что выше облаков.
А потому, что я сама узнала,
Где север у моих материков.

И если мой маршрут кому-то странен,
И компас мой показывает в ад —
Пусть. Этот ад хотя бы мною выбран.
А ихний рай мне больше не формат.

Я больше не хочу быть на волне.
Не слушать новости, не проверять свой статус.
Я строю домик в полной тишине,
Где самый громкий звук — кофейный запах.

Я выключаю внешний микрофон,
Который ловит сплетни, крики, споры.
Мой мир сужается до нескольких икон
На телефоне и до шторы.

И в этой добровольной немоте
Вдруг проступают главные мотивы.
Все те, кто важен — рядом, на тахте.
Все те, кто нужен — искренни, не лживы.

Мне говорят: «Ты выпала из жизни».
А я в неё, похоже, лишь вошла.
И все чужие похороны, тризны
Моя душа спокойно отсекла.

Я разрешаю людям быть неправыми.
Не спорю, не кричу, не лезу в бой.
Пусть их суждения мне кажутся отравою,
Я молча позволяю быть собой.

Пусть думают, что дважды два — семнадцать,
Что солнце — это синий апельсин.
Я не пытаюсь больше докопаться
До самых сокровенных их глубин.

Не потому, что мне плевать на правду,
И не от лени или слабых сил.
А просто я ценю свою прохладу
Сильней, чем чей-то нелогичный пыл.

Я берегу свой маленький оазис
От бурь чужих ошибочных идей.
Ведь право быть неправым — это базис
Спокойствия и вечности моей.

Мне говорили: «Надо быть сильней».
Держать лицо, не плакать, не сдаваться.
И я носила платья из камней,
И научилась в них не задыхаться.

Я строила стены, рыла глубокий ров.
Мой замок был — сплошная оборона.
Я была готова к нашествию врагов,
Но не заметила я смерти гарнизона.

Внутри, за этой каменной стеной,
Сидела девочка, ранимая и хрупкая.
Она хотела быть самой собой,
И совершать дурацкие поступки.

И я однажды сняла шлем и щит.
И просто села на землю, заплакав.
И мир не рухнул. Мир вокруг стоит.
А дождь с лица смывал кусочки шлака.

Быть слабой — это роскошь, а не грех.
И смелость — не махать мечом упрямо,
А просто быть обычной, как и все.
И знать, что шрамы — это не реклама.

Как сладко быть единственно правым.
Стоять на пьедестале из бетона.
И поливать всех доводов отравой,
И упиваться царственностью трона.

Ты победил. Оппонент твой унижен.
Лежит в пыли, разбит и обесточен.
Твой флаг победы гордо водружён.
Вот только мир вокруг стал сер и точен.

Ты доказал. Ты выиграл войну.
Но в этой битве потерял солдата —
Того, кто мог бы разделить луну
С тобой когда-то, где-то, без доклада.

И ты стоишь один, в своей броне,
Сжимая в кулаке осколки фактов.
И правота твоя горит в огне,
Как декорация пустого акта.

Быть может, счастье — это не доказать,
А просто сесть и выслушать другого?
Не победить, а тихо подсказать,
Что ты готов понять. И в этом слово.

Чужое мнение — дешёвый маскарад,
Костюмы, что тебе совсем не впору.
Тебе твердят: «Надень вот этот ряд»,
И ты стоишь, покорный приговору.

Один сказал, что серый — это стиль.
Другой — что в ярком ты неотразима.
И мечешься ты сотни тысяч миль
Между чужим «нельзя» и «необходимо».

А где-то в гриме, в парике, в плаще
Стоишь ты настоящий, без одежды.
И хочешь закричать, что ты вообще
Не для того лелеял все надежды.

Так может, скинуть этот балаган?
Пусть рукоплещут или осуждают.
Твоя душа — не их пустой карман.
Её чужие центы не латают.

Мы все живём в придуманных мирах,
Где люди носят выданные роли.
И самый наш большой и главный страх —
Увидеть их без грима и на воле.

Мы ждём от них поступков, фраз, звонков,
Что вписаны в наш собственный сценарий.
И злимся, если кто-то не готов
Читать чужой, потёртый комментарий.

А люди — это реки, не канал,
Что проложил садовник по линейке.
Их русло тот, кто их создал, не знал,
Оно течёт по собственной лазейке.

И может, счастье — это просто дать
Другим быть не такими, как нам надо.
Не ждать, не требовать, а принимать
Их личный дождь и время листопада.

Ты хвалишь и обесцениваешь.
Я слышу, но делаю вид,
Что ты меня переоцениваешь,
И сердце моё не болит.
Ты рушишь мои настройки,
Ломаешь системный код.
Я стала капризной и стойкой,
Всё в тот же короткий год.
Ты смотришь с холодным прищуром,
Как будто читаешь прайс-лист.
Я стала твоей диктатурой,
А ты — мой личный садист.

Стать легче бы, но не взлетаю.
Стать дальше бы, но магнит.
Я всё про себя понимаю,
Но внутренний голос хрипит.
Искать виноватых — глупо.
Причины искать — смешно.
Душа моя — просто скорлупка,
В которой темно и грешно.
Я строю высокие стены,
Чтоб ты не добрался до дна,
Но ты проникаешь сквозь вены,
И я остаюсь одна.

Безумно — считать это связью,
И верить, что это всерьёз.
Ты мажешь меня своей грязью,
А я — ароматами роз.
Целуй и кусай, как умеешь.
Я в этой игре — игрок.
Ты думаешь, что владеешь.
А это всего лишь предлог.
И в этом порочном сюжете,
Где роли давно розданы,
Мы самые главные дети
Проигранной нами войны.

Есть страшный счётчик — тот, что на душе,
Считает все «потом» и «на как-нибудь».
Он, как значок входящих сообщений,
Которые боишься развернуть.

Сперва ты просто отложил мечту,
Потом звонок, что был безумно важен.
И вот уже стоишь за ту черту,
Где мир вокруг становится неважен.

И цифра всё растёт — сто, двести, триста…
Невысказанных слов, не сделанных шагов.
И ты уже не ловишь в жизни искры,
А просто ждёшь конца своих долгов.

Но если не очистишь этот кэш,
Не обнулишь все счётчики обиды,
То сам себе однажды скажешь: «Ешь,
Что заслужил». И пропадёшь из вида.

Я научилась выключать свой звук,
Когда вокруг становится так шумно.
Не трачу силы на пустой испуг
И не пытаюсь выглядеть разумной.

Я ухожу в свой персональный скит,
Где нет чужих советов и упрёков.
Там тишина мои раненья лечит,
И нет нужды в пустых, ненужных сроках.

Мне говорят: «Ты стала холодна,
Закрылась, отдалилась, одичала».
А я всего лишь поняла одна:
Чтоб всё начать, мне нужно дойти до начала.

Мой тихий режим — это не каприз,
Не слабость и не поза для сюжета.
А просто главный мой житейский приз —
Возможность не участвовать во всём этом.

Я не верю в лотерейный свой билет,
Не ищу его в карманах и в трамвае.
Просто знаю, что за много-много лет
Ничего не получала, не пахая.

Мне не нужен принц на белом «мерседесе»,
Что решит мои проблемы в один клик.
Я сама себе — и спонсор, и принцесса
В этом мире, что к такому не привык.

Говорят, что нужно проще быть, не спорить,
Улыбаться, даже если тошнота.
Но из лёгких кирпичей дворца не строят,
А моя — довольно прочная плита.

Пусть удача ходит где-то стороною,
Я сама себе — и компас, и маяк.
Всё, что в жизни этой создано одною,
Не отнимет у меня уже никак.

Ты завались, как Винни-Пух за мёдом,
Когда захочешь, просто, без звонка.
Я буду ждать тебя с любым исходом,
Моя к тебе привязанность крепка.

Ты завались, когда в башке опилки,
И мир вокруг — сплошной дремучий лес.
Я соберу для нас с тобой посылки
Из нежности, тепла и всех чудес.

Я потерялась в собственных задачах,
Как будто в них запуталась сама.
Скажи, что я — твоя одна удача,
И что вдвоём нам не страшна зима.

Ты завались, садись со мною рядом,
Пока мой мёд в горшочке не иссяк.
Мне в этой жизни большего не надо,
Чем знать, что ты зайдёшь. Вот просто так.

Вот это платье - только для банкета.
Вот этот сервиз - для особых гостей.
А эта книга - для другого лета,
Когда не будет суетных вестей.
Мы копим жизнь на вымышленный случай,
На день, когда всё будет хорошо.
Когда пробьётся тот заветный лучик,
И мы задышим полной, всей душой.
А жизнь идёт сейчас, в потёртых джинсах,
С щербатой кружкой и дешёвым чаем.
Она в простых, обыденных картинках,
Которые мы просто не замечаем.
И так всю жизнь - готовимся к параду,
Который не случится никогда.
Жить черновик в надежде на награду.
А чистовик - уходит в никуда.

Сегодня я готова строить город,
Сворачивать хребты седым горам.
В душе моей восторг, огонь и порох,
И всё, что я хочу, себе я дам.
А завтра утром встану и не вспомню,
Откуда брался тот могучий пыл.
И мир накроет серой пеленою,
И кто-то будто силы все отпил.
И ты лежишь, не в силах шевельнуться,
И ненавидишь слабость и себя.
Мечтая к той, вчерашней, прикоснуться,
Но между вами - пропасть в полдня.
И так всю жизнь - от пика до провала.
Без передышки, отдыха и сна.
То кажется, что мира будет мало.
То кажется, что хватит и окна.

Носить доброту стало очень модно.
Все помогают, постят, говорят.
И ты глядишь на это благородно,
И веришь в их спасательный отряд.
Они спасают котиков, планету,
Дают советы, как счастливым стать.
И ты почти поверил в сказку эту,
Готовый душу им свою отдать.
Но стоит ошибиться хоть немного,
Сказать не то, споткнуться, замолчать -
Вся доброта слетает у порога,
И выползает ядовитый тать.
И вот вчерашний ангел, гуру света,
Уже шипит, брызжа слюной обид.
Доброта - лишь хрупкая монета,
Пока твой график личный ещё не сбит.

Нам дали сотни сортов колбасы,
Сто сорок видов джинсов, пятьсот мнений.
И мы гордимся, глядя на весы,
Что мы свободны в наших предпочтениях.
Ты можешь выбрать цвет, размер и вкус,
Поехать в горы или жить у моря.
И этот выбор - главный твой искус,
С которым ты живёшь, почти не споря.
Но все дороги кем-то проложены,
Все варианты вписаны в прайс-лист.
И все твои «желания» подсушены
И поданы, как фирменный анис.
Ты выбираешь то, что разрешили,
Из списка, что составлял не ты.
И в этой псевдо-выборной идиллии
Не замечаешь главной пустоты.

Чужой успех - он кажется случайным.
«Ему везёт», «Наследство», «Просто блат».
Мы объясняем чем-то чрезвычайным
Его победы, звания, наклад.
Чужую боль мы лечим «соберись»,
«Бывает хуже», «Это ерунда».
Мы ставим ей упрощенный диагноз,
Как будто это вовсе не беда.
Мы так легко чужое упрощаем,
Чтоб не тревожить собственный покой.
Мы гениям таланта не прощаем,
А страждущим - их слёзы над рекой.
Ведь если признавать чужую силу,
Придётся встать и что-то делать самому.
А если сострадать во всю могилу -
То можно утонуть в его дыму.

Я так устала от голоса внутри.
Он не кричит, он шепчет ядовито.
Что б ни свершила, он говорит: «Смотри,
Вот здесь ошибка, карта снова бита».
Он помнит все провалы, все «не смогла»,
Хранит их в папке с грифом «очень важно».
И достаёт, когда перешагну порог,
Чтобы опять мне стало дико страшно.
Я строю планы, я почти готова
Свернуть хоть горы, вырваться из плена.
А он мне: «Помнишь пару глупых слов,
Что ты сказала? Какая была сцена».
И вот сидишь, раздавлена, разбита,
Не внешним миром, не врагом заклятым.
А тем, кто в черепе твоём сидит
И кормит тебя опытом проклятым.
Я так хочу с ним просто договориться,
Сказать: «Давай хотя бы день молчи».
Но он - мой страж, моя больница.
Он - это я. И где искать ключи?

Пусть за окном дожди роняют слёзы,
И ветер рвёт последний жёлтый лист.
В душе моей цветут зимою розы,
И каждый новый день предельно чист.

Я соберу рассвет в свои ладони,
И подарю тебе его тепло.
Пусть грусть вдали утонет и не тронет,
Чтоб на душе всё пело и цвело.

Забудем всё, что тянет нас на дно,
Все якоря, что держат у причала.
Нам в этом мире счастье суждено,
И жизнь - лишь бесконечное начало.

Я соберу рассвет в свои ладони,
И подарю тебе его тепло.
Пусть грусть вдали утонет и не тронет,
Чтоб на душе всё пело и цвело.

Забудь про будни, правила, запреты,
И шёпот тех, кто судит за спиной.
Мы - главные герои для планеты,
Когда я здесь, а ты - со мной.
Мы пишем свой сценарий, свои строки,
Где нет ни фальши, ни пустых интриг.
Пусть кажутся другие нам жестоки -
Мы создаём свой собственный язык.
Пусть говорят, что это всё не вечно,
Что страсть сгорает, превращаясь в дым.
Но я шепчу тебе «хочу» беспечно,
Как в «Трёх метрах...» он кричал своим.
И мы летим над уровнем асфальта,
Над скукой серых и унылых крыш.
В крови кипит неистовое сальто,
Когда ты просто рядышком летишь.
На скорости, где замирает сердце,
Где ветер путает все мысли в голове,
Ты для меня открыл другую дверцу
В тот мир, что скрыт в обычной синеве.
С тобой не страшно быть немного дерзкой,
Смеяться громко, позабыв про всё.
И эта связь, невидимая, цепкая,
Нас над землёю выше унесёт.

Мы все умеем строить баррикады
Из недомолвок, колких, едких фраз.
И ждём потом какой-нибудь награды
За то, что свет внутри давно погас.
А нужно просто вовремя заметить,
Что человек напротив - он как ты.
Ему так страшно в этом целом свете
Остаться посредине пустоты.
Не доводи до точки невозврата,
Где злоба - самый правильный ответ.
Порой молчанье - лучшая цитата,
Чтоб сохранить в другом и в себе свет.

Я набираю в мыслях «как дела?»
И тут же стираю, будто бы случайно.
Боюсь, что фраза будет так мала
Для этой необъятной, общей тайны.
Боюсь узнать, что мир твой так же кругл,
Но без меня. И в нём хватает света.
Что я -
всего лишь ссылка в старый гугл,
Которую давно забыл ты где-то.
И я молчу. Храню в черновиках
Сто писем, что тебе не предназначены.
Ведь самое простое слово «как?»
Порой страшнее пули, наугад летящей.

Я обнулила счётчик ожиданий
И вышла из чужого казино.
Не нужно больше громких обещаний,
Когда всё главное предрешено.
Не мной, а тихим внутренним законом,
Где ценность - не медаль, а ровный пульс.
Я больше не бегу по стадионам,
Я просто медленно иду и не боюсь.
Не страшно показаться незаметной,
Не страшно пропустить один звонок.
Ведь сила оказалась не в победах,
А в праве просто выучить урок.

Он пишет в профиле: "Ценю я простоту" ,
"Без фильтров, масок, лжи и килограммов туши" .
Он ищет "чистую, простую красоту" ,
И говорит, что западает лишь на души.
А после лайкает нарощенный объём
Ресниц, волос, ногтей и губ чуть-чуть пошире.
С тобой он пьёт свой чай, болтая обо всём,
Но взгляд скользит к" богине" в этом бренном мире.
Ты - та "натура" , тот" прекрасный человек" ,
Которому он пишет "ты мой лучший друг" .
Но засыпает он, закончив бурный век
Своих фантазий, с той, что сделала свой "лук" .
И в этом главная ирония веков:
Мужчина хвалит то, что хочет его разум.
А выбирает то, что требует инстинкт.
И не всегда они работают, увы, все разом.

Привычка ждать - коварная змея,
Она вползает в душу понемногу.
Сначала ждёшь хорошего лишь дня,
Потом - звонка, потом - тепла, подмоги.
И вот уже вся жизнь - сплошной вокзал,
Где ты сидишь с потрёпанным билетом.
Твой поезд где-то рельсы потерял,
Но ты всё ждёшь его зимой и летом.
Ты ждёшь, что кто-то вдруг тебя спасёт,
Поймёт, оценит, вытащит из ямы.
А жизнь идёт... вернее, не идёт,
А просто тает, как песок упрямый.
И в этом зале вечных "вот-вот-вот"
Ты сам становишься прозрачной тенью.
Ведь счастье не приходит к тем, кто ждёт.
Оно приходит к тем, кто стал движеньем.

Во мне нет опции "по умолчанию" ,
И заводских настроек не найти.
Я - результат борьбы, а не молчания,
И вечных перекрёстков на пути.

Не подхожу под общие стандарты,
Мой личный ГОСТ написан на ходу.
Я не играю в розданные карты,
А молча жду, когда их поведу.

Не обещаю быть всегда удобной,
Могу скрипеть, могу и замолчать.
Мой механизм устроен бесподобно,
Чтоб каждый не сумел его читать.

И пусть другим всё кажется поломкой,
Несуразицей, багом, ерундой.
Я - свой проект, с душою очень громкой.
И мне нормально быть самой собой.

Себя не строй по левым чертежам,
Пока не рухнул под чужою крышей.
Что для других - надёжный монолит,
Тебя легко оставит неподвижным.

Не бойся сжечь все старые мосты,
Если по ним возят одну лишь горечь.
Поверь, из пепла вырастут цветы,
А на руинах - невиданная мощь.

Ломай шаблоны, что в тебе сидят,
Срывай обои с надоевшим принтом.
Пусть все вокруг с укором говорят,
Что ты идёшь дурным лабиринтом.

Но лучше быть в обломках, но живым,
Искать свой стиль, свой собственный кирпичик,
Чем стать дворцом, красивым и пустым,
Построенным из тысяч серых спичек.

Ты пишешь мне "привет" в пустом окне,
Как будто клеишь сломанную вазу.
Но все твои истории - не мне,
Я их читаю по коротким фразам.

Мы стали как чужие города,
Где свет горит, но улицы безлюдны.
И вроде бы не сказано" когда",
Но ясно, что" когда-нибудь" - не будет.

Твой курсор мигает, как сигнал
С далёкой и потухшей в небе звёзды.
Ты думал, я устрою тут скандал?
Нет, для скандалов мы с тобою взрослы.

Мы просто перешли на "вы" и "Ты" ,
Где каждый сам себе и бог, и зритель.
И все мосты сжигаются. Мосты,
Где ты был главный, кажется, строитель.

Я удалю наш чат, сотру следы,
Чтоб не сквозило прошлым из экрана.
Ты думаешь, мы снова с тобой на "Ты" ?
Нет, поздно. Слишком затянулась рана.

Ты пишешь в общий чат едкий коммент, почти не глядя,
Мол, кто-то там неправ, и всё не так, и правды ради
Ты должен высказать своё единственно верное мнение,
Забыв про такт, про вежливость, про всякое терпение.
Ты сеешь буквы-дротики, слова - колючий тёрн,
И ждёшь, что все оценят твой блистательный перформанс.
А после удивляешься, когда в ответ летит
Такая же волна из злобы, колкостей, обид.

Ты лайкнул фото друга, что уехал отдыхать,
И написал: "Красавчик! Ждём, когда вернёшься вспять".
Ты поддержал коллегу, чей проект не полетел,
Сказал: "Не парься, бро, бывает, это не предел".
Ты сеешь смайлики-улыбки, добрые слова,
И вдруг твой день становится чуть лучше, чем сперва.
И кто-то пишет в личку: "Кстати, помнишь, ты помог?
Спасибо, друг, ты очень выручил в тот сложный срок".

Стара пословица, но в цифре стала лишь видней:
Что ты посеешь в интернете, то пожнёшь Средь своих дней.
Не жди цветов на поле, где сажал лишь сорняки,
Не жди поддержки там, где ставил только синяки.
Ведь каждый лайк и каждый гневный, ядовитый пост -
Это твой личный урожай, предельно ясен, прост.
И прежде чем нажать на "enter" , в гневе и в пылу,
Подумай, что ты хочешь завтра видеть на своём "столу".