Скажите кто-нибудь, хоть раз,
Но только честно, без утайки,
Как не тушить сиянье глаз,
Когда все чувства на распайке.

Не улыбаться через боль,
Мол, всё в порядке, всё как надо.
Как не играть чужую роль
Под одобрительные взгляды.

И как не врать, что ты остыл,
Когда внутри вулкан и лава.
И где найти немного сил,
Чтоб не искать во всём подставы.

Скажите кто-нибудь, ну как
Себе признаться в горькой правде?
И сделать этот первый шаг
К себе, а не к пустой браваде.

Я могу описать, что такое война,
Где не слышно ни взрывов, ни криков о помощи.
В этой битве я вечно стою одна,
Превращая свой мир в полигон и ристалище.

Я хочу закричать, что мой главный окоп —
Это просто молчанье в уютной гостиной.
Я могу описать, что такое потоп —
Это слёзы, что стали солёной трясиной.

Если кто-то от боли лишь ранен слегка,
Я пронзила себя до последнего вздоха.
Только тень моя держится издалека,
Как нейтральная в битве эпоха.

Бесконечный, невидимый, яростный бой,
Где в руинах лежат города и селенья.
Я люблю тебя так, что теряю контроль.
Ты не лечишь бойцов, что бегут из забвенья.

Очень просто — забыть имя,
Что дано было при рождении.
И питаться мечтами злыми
О великом самосожжении.

Заглушить в себе голос тот,
Что зовёт из глубин обратно.
И смотреть, как за годом год
Образ твой исчезает пятнами.

А потом заглянуть в колодец,
Где хранились твои печали,
И понять, что ты — тот уродец,
От которого все бежали.

Не примеряй чужие маски,
В них слишком душно и темно.
Все эти выдуманные сказки —
Всего лишь старое кино.

Ты режиссёр своей картины,
И сценарист, и каскадёр.
А все чужие доктрины —
Пустой и призрачный узор.

Они танцуют на стене,
Пока ты держишь в страхе свет.
Но стоит повернуться к тени,
Как тени в тот же миг и нет.

Так будь огнём, что греет вечность,
А не искрой в потоке лет.
Ведь жизнь — твоя лишь бесконечность,
Где ты и есть свой главный свет.

Зачем ты шлёшь мне телеграммы
В тот город, где меня уж нет?
Все эти старые программы
Давно просрочены, мой свет.

Я обновила все прошивки,
Сменила коды и пароль.
Твои нелепые ухмылки
Играют выцветшую роль.

Ты говоришь, что помнишь голос,
Но он звучит совсем не так.
Мой каждый выстраданный волос
Теперь — мой личный зодиак,

Где звёзды выстроились в знаки,
Чтоб уберечь от прошлых бед.
Не стоит пить архивный яд,
Надеясь, что он станет мёдом.
Я не хочу идти назад.
Прощай. И с новым эпизодом.

У каждого есть личный зверь,
Что заперт в клетке подсознанья.
И ты в чужую входишь дверь,
Не зная правил мирозданья.

Тот зверь накормлен тишиной,
Обидой, завистью, тоскою.
И в час, когда придёт иной,
Он может вырваться на волю.

Не верь улыбкам и словам,
Они — лишь прутья той темницы.
Прислушайся к своим мирам,
Где зверя твоего границы.

И если хочешь с кем-то быть,
Спроси, как зверя величают.
И научись его кормить,
Пока вас вместе не качают

На волнах ярости слепой.
Ведь клетку отпереть — мгновенье.
А зверь, что выпущен тобой,
Не будет знать к тебе смиренья.

Зачем полоть засохший сад,
Где все цветы давно завяли?
Искать причину наугад,
Чтоб листья жёлтыми вдруг стали.

Вода, что льёшь на мёртвый корень,
Лишь превращается в болото.
Твой труд напрасен и покорен
Бессмысленному эпизоду.

Не лучше ль взять и всё снести,
Вскопать пустую землю снова?
И новый саженец взрастить,
Без оглядки на былое слово.

Да, шрамы на земле видны,
Но их затянет свежий клевер.
Все беды в прошлом — не важны.
Ты сам себе — и юг, и север.

И только твой решает взор,
Что удобрять: бурьян иль розы.
Не выноси былому сор,
А удобряй живые грёзы.

Меня лепили из того, что было:
Из комплексов, обид и «надо быть».
И я себя потом всю жизнь кроила,
Пытаясь что-то дельное слепить.

То нос не тот, то мысли слишком дерзки,
То голос тих, то смех мой невпопад.
Я — вечная своя же переделка,
Конструктор «Собери и выбрось в ад».

Вот здесь ушью, тут — вытачку пошире,
Тут — кружева из вымученных фраз.
Я — самый сложный хендмейд в этом мире,
Что вечно не проходит ОТК-заказ.

И сколько б ни хвалили: «Ты прекрасна!»,
Я вижу швы, торчащие из ран.
И понимаю: все труды напрасны.
В моей конструкции — фатальный изъян.

«Будь полегче», — бросил кто-то в спину, —
«Ты носишь мир, как тяжкую рутину».
Но лёгкость — дар, что я давно разбила,
Когда чужую ношу полюбила.

Была легка, как пух от одуванчикa,
Порхала в платьице из ситца-сарафанчика.
Потом мне в душу кто-то скинул гири
Всех тех, кого когда-то приручили.

Потом друзья сгружали мне проблемы,
Свои печали, страхи и дилеммы.
И лёгкость вся под этим грузом села,
Окаменела и отяжелела.

Теперь во мне не лёгкость, а основа,
Гранитный стержень, что к борьбе готовый.
«Будь полегче»? Боюсь, что невозможно.
С чужим багажом это очень сложно.

Папа, я знаю, ты слышишь меня
В шелесте ветра и в каплях дождя.
Ты не ушёл, ты сменил позывной,
Твой позывной теперь — «Вечный покой».
Я не поздравлю, цветов не вручу,
Просто смотрю в небеса и молчу,
Как ты учил — стиснув зубы, терпеть,
И даже в горе — достойно смотреть.

Эта песня — всем братьям твоим по крылу,
Тем, кто верность присяге пронёс сквозь войну.
И мальчишкам, что примут небесный завет,
Повторяя ваш главный и гордый ответ.
Память будет жива, не покроется мглой,
Пока в небе летит самолёт строевой.
Память будет жива о тебе, мой герой,
И о каждом, кто небо считает судьбой.

Пыль Еревана, Афгана огни —
Всё это в прошлом, далёкие дни.
Ты все дороги с достоинством нёс,
Сквозь грохот боя и горечи слёз.
Но и в походах, в далёком краю
Ты защищал свою веру, семью.

Пусть эти строки летят в вышину,
Словно десант в чужедальнем краю.
Чтобы укрыть там тебя, защитить,
Чтобы любовь мою в вечность продлить.

Всем, кто служил… И кто будет служить…
Память о вас будет вечно жить…

Воспоминания — как плёнка на кассете,
Что карандашом подматываешь вновь.
Там наша песня — лучшая на свете,
Но с каждым разом тише в ней любовь.

Мне скажут: «Выбрось, есть давно другое,
Цифровой звук, кристальная печаль».
Но я боюсь нарушить то святое,
Чего мне так невыносимо жаль.

И крутится зажёванная лента,
Скрипит, хрипит знакомый мотив.
Любовь — из прошлого момента,
Который до сих пор ещё жив.

Она могла уйти, захлопнув дверь,
Сказав: «Проблемы эти не со мною».
Она могла не верить в «здесь», «теперь»,
И стать для всех невидимой стеною.

Ей предлагали лёгкие пути,
Где нет чужой беды, и слёз, и боли.
Где можно просто мимо проползти,
Не принимая на себя все роли.

Но видя страх в заплаканных глазах
Ребёнка, что остался без приюта,
Она свой собственный развеяла прах,
И в ней проснулась чести амплитуда.

Она осталась. Не из-за наград,
Не ради громких слов и пьедестала.
А потому, что чей-то детский взгляд
Её душе покоя не давал, а.

И в этом мужество — не отступить,
Когда весь мир кричит: «Спасайся первой!».
И хрупкой нитью заново скрепить
Доверие, что рвалось с каждым нервом.

В той чаще музыка сама растёт,
Мелодией звенят её цветы.
Ручей симфонию свою несёт,
Свободную от бренной суеты.

Вся прелесть в том, что звуки можно зреть:
Вот пролетела трель, как мотылёк.
И можно песню в руки взять, согреть,
И унести с собой за свой порог.

Есть дивный бор, где сосны до небес
Одеты в шёлк зелёного атласа.
Там бродят тени сказочных принцесс,
И время не имеет больше власти.

Вся магия его — в реке забвенья,
Что протекает в самой чаще бора.
Один глоток дарует сновиденья,
Стирает беды, горести и споры.

Один усталый странник как-то раз
Вошёл в тот бор, где пахнет тишиною.
Там на ветвях, чаруя сонный глаз,
Цветы цвели волшебной пеленою.

Он шёл к реке, чья гладь была темна,
И видел, как единорог склонился,
Чтоб выпить сна из вечного руна,
И в тот же миг туманом растворился.

Не стал он пить из той реки воды,
Лишь посидел на шёлковой поляне.
И все его тревоги и труды
Растаяли в таинственном тумане.

Наша жизнь — затёртая кассета,
Где заело кнопку "перемотка".
Мы играем сцены одного сюжета,
Каждый кадр знаком до дрожи, чётко.

Я читаю по губам все реплики,
Знаю, где сейчас сорвёшься на крик.
Мы с тобой — отравленные лепестки
На цветке, что так красиво, но поник.

И вроде нужно нажимать на стоп,
Стереть всё, выкинуть и позабыть.
Но палец замирает... снова... чтоб...

Пересмотреть наш фильм ещё на раз!
Где мы теряем и находим нас.
Где каждый шрам — это всего лишь спецэффект.
Мы — главный провал и главный проект.
Наша любовь — это старая плёнка,
Рвётся, но крутится громко и тонко.
И финал известен, но мы до конца
Смотрим в пустые глаза из свинца.

А помнишь, как всё начиналось в цвете?
Как будто солнце било через край.
Теперь на плёнке только силуэты,
И титры с надписью просто "Прощай".

Ты говоришь, что я — плохой сценарий,
Я говорю, что твой актёр — не тот.
Мы оба в этих выдуманных ариях
Теряем счёт который уже год.

И вроде нужно нажимать на стоп,
Сломать кассету, разорвать, согреть...
Но палец замирает... снова... чтоб...

Пересмотреть наш фильм ещё на раз!
Где мы теряем и находим нас.
Где каждый шрам — это всего лишь спецэффект.
Мы — главный провал и главный проект.
Наша любовь — это старая плёнка,
Рвётся, но крутится громко и тонко.
И финал известен, но мы до конца
Смотрим в пустые глаза из свинца.

Может, вырезать все неудачные дубли?
Склеить только те, где мы смеёмся.
Но тогда от фильма останутся угли...
И мы опять на том же месте рвёмся.

Старая плёнка... крутится...
Старая плёнка... рвётся...
Наш фильм... никогда не закончится...
Никогда не закончится...

Порою нужно выплеснуть тревогу,
Чтоб легче стало сердцу и уму.
Не каждый день мы сильные, ей-богу,
И слабость иногда нужна тому,

Кто держит спину прямо против ветра,
Кто улыбается наперекор судьбе.
Я отпускаю боль свою в рассветы,
Чтоб снова лучшей стать самой себе .

А после слёз приходит облегченье,
И мир опять становится светлей.
Кто смог пройти сквозь бурю огорченья,
Тот знает цену солнечных лучей.

Ведь радость ценят те, кто знает горе,
Как ценит сушу тот, кто тонет в море.

Нам говорят: любовь – нелёгкий путь,
Порой греховна, страстью сожжена.
И если так, то пусть осудит суд,
И в ад отправит – чашу пей до дна!

Коль за любовь, что ярче ста огней,
Нам уготован дьявольский приют,
То ад покажется намного нам милей,
Чем рай, где чувств высоких не поют.

Пусть в пекле мы, но за руку держась,
Разделим вечность, пламенем объяты.
Чем в скучном рае, холодом давясь,
Считать минуты, звёздами распяты.
Влюблённым ад – не кара, а судьба,
Где страсть жива, а не её мольба

Ты знаешь, мой друг, молодым так непросто,
Хоть кажется, жизнь – это вечный рассвет.
От них ждут свершений гигантского роста,
И чтоб в двадцать пять был на всё свой ответ.

«Успешным ты должен…», а дальше стандарты:
Диплом престижа, карьерный рывок.
И фото в сетях, будто с глянцевой карты,
А в сердце – сомнений и страхов клубок.

Им нужно быть в тренде, всегда улыбаться,
Скрывать неудачи, усталость и боль.
Бояться отстать, не туда вдруг податься,
Играть безупречно назначенну роль.

Ты знаешь, мой друг, молодым так тревожно,
Ведь планка задрана до самых небес.
Им кажется, право на ошибку ничтожно,
И каждый их шаг под общественный пресс.

Они ищут смысла средь шума и гонки,
Мечтают о ком-то, кто примет «как есть».
Где искренность ценится, а не обгонки,
Где можно душою немного присесть.


Так прежде чем ставить клеймо «поколенье
Поверхностных, лёгких, не знающих бед»,
Пойми, что у каждого есть своё бремя,
И каждый по-своему ищет свой свет.

Нам с детства сказки ставили в пример:
Добро сильнее, зло обречено.
Но в жизни нет простых и лёгких мер,
И всё не так, как в сказанном кино.
На чашах двух — и яркий свет, и мгла,
Их вечный спор — основа мирозданья.
Идёт извечной мудрости игра,
Где зло с добром — одно повествованье.

Нас всех учили верить в светлый путь,
Но правда глубже сказок для детей.
На двух весах покоится вся суть,
Баланс храня для всех грядущих дней.
И ненависть, и нежная любовь,
И смех, и плач — две грани бытия.
И каждый раз ты выбираешь вновь,
На чью же чашу ляжет тень твоя.

Внутри у нас есть солнце и луна,
И ангел с демоном ведут свой спор.
И каждый день решается судьба,
Весы качнув, меняя свой узор.
Нет в мире абсолютного добра,
Как нет и зла, что правит безраздельно.
Есть только выбор — вечная игра,
И чья возьмёт — зависит не отдельно.

Гармония — вот главный из основ,
Ведь свет рождает собственную тень.
И каждый к выбору всегда готов,
Встречая новый, наступивший день.


Не жди победы ослепляющих лучей,
Не бойся власти беспросветной тьмы.
Баланс — основа всех земных вещей,
Но выбор свой всегда свершаем мы.
В душе у каждого идёт своя война,
Но это не сражение добра со злом.
А просто мира вечная струна,
Где каждый сам решает о своём.

На двух весах — незыблемый баланс,
Добро и зло в космической игре.
И каждый наш поступок — это шанс
Склонить весы к рассвету иль к заре.
Весь выбор — в нас, вот истина пути,
Какую тропку сердцем избирать.
И пусть баланса нам не обойти,
Но можно свой огонь в душе зажечь опять.

Нет победивших в этой вечной мгле,
Есть только выбор собственного света.
И каждый сам решает на земле,
Зачем он жил и ждал ли он ответа...

Я кричала о войне,
Собирала все войска.
А теперь стою в огне,
И дрожит моя рука.

Я сдаюсь, бросаю флаг,
Опускаю все мечи.
Каждый сделанный мной шаг
Был ошибкой - хоть кричи!

Думала, что хватит сил
Биться насмерть до конца.
Но туман заполонил
Все просторы и сердца.

Может, это не позор -
Признавать свои ошибки?
Завершить ненужный спор,
Все обиды, все улыбки...

Поднимаю белый флаг,
Прекращаю эту битву.
Лучше мир, чем просто так
Рвать души своей молитву.

Годами длится эта битва,
В молчании сгорает страсть.
Мы держимся на тонкой нити,
Боясь друг другу волю дать.

Магнитом тянет нас навстречу,
Но честь важнее, чем любовь.
Чужую боль нести на плечи
Я не позволю вновь и вновь.

Я ставлю точку в этой драме,
Где раньше силы не нашла.
Пусть лучше будет между нами
Непройденная та черта.

Ты станешь сном неразделённым,
Мечтой, летящей в никуда...
В созвездье чувств неразрешённых
Останешься... навсегда.

Ветер-странник, бездомный и серый,
Завывает под окнами псом.
Он срывает с деревьев остатки веры
В то, что лето вернётся потом.
Следом дождь, монотонный и частый,
Барабанит свой траурный марш.
Он смывает со стёкол вчерашнее счастье,
Превращая реальность в мираж.
А потом, в этом мокром смятеньи,
Первый снег, как растерянный гость,
Начинает своё круженье,
Бросив в воздух холодную горсть.

Я сижу, обнимая колени,
И смотрю в ледяное стекло.
В танце этих безмолвных видений
Прошлое на душе залегло.
Эта буря — не враг, а рассказчик,
Что принёс мне забытую грусть.
И уют мой — лишь маленький ящик,
Где я спрятаться от неё тщусь.
Но сквозь стены доносится холод,
И в камине огонь чуть дрожит…
Каждый звук мне мучительно дорог,
Словно он с моей памятью сшит.

Мой компас был настроен так умело,
Чтоб стрелка точно указывала «Север».
Я шла вперёд уверенно и смело,
Вплетая в косы ароматный клевер.
Мне казалось, я знала все дороги,
Все тайные приметы и следы.
Но вдруг сломались все мои подмоги,
И рухнул мир привычной правоты.

Стекло разбилось, трещиной пронзая
Надёжный, выверенный циферблат.
И стрелка, путь отныне презирая,
Устроила безумный маскарад.

Идёт не так, как нам того хотелось,
И стрелка компаса вращается волчком.
И то, во что так искренне верилось,
Внезапно стало призрачным мирком.
Но может, в этом и таится сила —
Когда разбит привычный механизм,
Взглянуть на звёзды в небе молчаливом
И выбрать новый, собственный путь в жизнь.

Ведь «Север» был всего лишь чьей-то верой,
Навязанной условностью пути.
И ты, брела, послушной и примерной,
Не зная, что хотела обрести.
Теперь, когда нет глупого прибора,
Ты можешь слушать сердце, а не сталь.
И без чужого, ложного укора
Увидеть собственную, нужную печаль и даль.

И пусть теперь твой путь лежит по мхам,
По солнцу, что встаёт из-за горы.
Поверь не картам, а своим шагам —
Они мудрее всякой мишуры.

Я строила наш замок, веря в чудеса,
Надежда — мой упрямый капитан.
Мой тихий шёпот — её голоса,
Что убеждали: «Нам не страшен океан».
Я ею латала дыры в парусах,
Скроённых из несбывшихся мечтаний,
И видела твой берег в небесах,
Назло всем картам и предначертаньям.

Но смоет всё холодная волна,
И рухнет в пену призрачная мачта.
Надежда до последнего верна,
Но смерть её — простая незадача.
Она умрёт, как умирает день,
Когда волна слизнёт песочный борт.
И бросит на песок густую тень,
Сказав, что это был последний порт.

Мы не кричали, не бросали вазы,
Не хлопали дверями в полутьме.
Мы просто подбирали молча фразы,
Которые оставили в уме.
И эти фразы, острые, как бритвы,
Царапали изнанку наших душ.
Мы проиграли главные все битвы,
Сорвав молчанием свой самый ценный куш.

Мы убили друг друга молчанием,
Холодным, как февральская метель.
И стало горьким наше расставание —
Пустая комната, холодная постель.
Ни слова ненависти, ни слова сожаления,
Лишь тишина, звенящая в ушах.
Мы стали жертвами немого преступления,
И обратили нашу нежность в прах.

Я вижу всё: кто друг, а кто лишь зритель,
Кто прячет фальшь за маской на лице.
Я не судья им, не разоблачитель,
А просто гостья на этом маскараде.

Мне нравится их выверенный шёпот,
Их отрепетированный жест.
Я знаю их финал, я слышу ропот
За кулисами выдуманных мест.

Они играют преданность и верность,
Меняют роли, мимику и грим.
А я ценю их сценическую смелость,
Их тихий, кукольный театр-пантомим.

Пусть думают, что я обманута сценой,
Что верю в каждый выверенный взгляд.
Но в этом зале, тихом и бесценном,
Я — режиссёр. Они — мой маскарад.

мой мир для тебя — это крепость без стен и замков,
где можно не прятать
усталость
и старые шрамы,
я буду лечить твои раны без лишних слов,
но если ты впустишь в эту крепость
холод
и драмы,
она рассыплется в пыль, и меня в ней уже не найдешь.

мой мир для тебя — это поле, где всходит рассвет,
я буду твоим солнцем,
твоим теплом,
твоим светом,
но если ты скажешь, что солнца
в этом мире
нет,
я стану закатом и просто исчезну с этим.

Мой личный мир пришвартован у дока,
Поставлен на долгий, суровый ремонт.
Он выдержал слишком жестокие штормы,
И волны разбили его горизонт.

Пробоины в трюме от каждого слова,
Что било наотмашь, не целясь, а влёт.
Душа умоляла: «Я верить готова!»,
А ей отвечали: «Сама заживёт».

Хотела быть гаванью, тихим причалом,
Дарить своё солнце, тепло и покой.
Но стала мишенью, и этого мало —
Её обвиняли, что стала такой.

Теперь я меняю прогнившие доски,
Счищаю всю ржавчину прожитых лет.
И пусть силуэт мой неясный и плоский,
Но я зажигаю свой собственный свет.
И скоро мой парус наполнится ветром,
Я выйду в свой новый, бескрайний поход.
Оставив в порту, за последним рассветом,
Всю тяжесть обид и пустых всех невзгод.

В моей душе такой бардак, ну честно,
Что для чего-то нового нет места.
Вот тут обида пыльная лежит,
Под креслом злость уже неделю спит.
На полках раздражение в три слоя,
Лишает равновесия, покоя.
А в самом тёмном и глухом углу —
Коробка с надписью «я не могу».

Я хожу на цыпочках, боюсь всё задеть,
Чтобы снова в этом хламе не реветь.
Но знаешь что? Мне это надоело!
Берусь за дело я решительно и смело.

Сегодня объявляю воскресенье
Для генерального души моей спасенья!
Хватит тащить этот мусор в душе,
Я всё в мешки сложу, пора уже!
Открою окна, запущу сквозняк,
Пусть выдувает этот полумрак.
Это лучший навык — убрать за собой,
Чтоб в доме сердца был уют, покой.

Протру все зеркала, чтоб видеть ясно,
Что жизнь на самом деле так прекрасна.
Полью цветы, что сохли на окне,
И улыбнусь своей же тишине.

Теперь тут чисто, солнечно и звонко.
Порядок навела. Я — молодец, девчонка!

Представь себе хрустальный сад, застывший в тишине,
Где каждая травинка — звук, звенящий в глубине.
Где вместо листьев на ветвях — несказанные сны,
И капли рос на лепестках прозрачны и честны.
Там нет тропинок для сапог, там дышится легко,
Там время движется не так, там небо высоко.
Туда приходят босиком, боясь не навредить,
Чтоб тонкий стебель не сломать, чтоб нить не повредить.

А ты врываешься, как шторм, в шипованной броне,
Считая этот хрупкий мир покорным лишь тебе.
Твой грубый шаг рождает треск, твой голос — диссонанс,
Ты рушишь мой хрустальный мир, не дав ему и шанс.

Зачем ты ломишься ногами в душу,
Где каждый звук — мелодия и стих?
Я говорила, только ты не слушал,
Что этот сад не терпит сил чужих.
Ты ручку теребишь, ломаешь ветви,
И под подошвой — крошево из снов.
А в душу дверь, запомни и отметь ты,
Лишь на себя впускает ту любовь.

Я соберу остатки дней в коробку из-под сигарет,
Фотографии, где мы смеёмся, и твой выцветший билет.
Записки на полях тетради, засушенный в стихах цветок —
Всё то, чему назначен был такой короткий срок.
Я разожгу в ночи костёр на берегу пустой реки,
И брошу в пламя всё, что было, всем правилам вопреки.

Пусть огонь танцует жадно, превращая в пепел дни,
Но есть то, чего не тронут беспощадные огни.

Есть истории, что не сгорают, даже если мир в огне.
Они просто тихо замирают в самой сердца глубине.
Словно выжженный на коже символ, высеченный в камне знак,
Этот несгораемый архив останется со мной. Вот так.

Костёр погаснет на рассвете, и ветер унесёт золу.
Я буду молча вглядываться в предутреннюю мглу.
Не нужно писем, чтобы помнить тепло твоей руки,
Не нужно фото, чтоб увидеть родные мне черты.
Всё самое живое — в клетках, оно впиталось в мою кровь,
Та первая и настоящая, последняя любовь.

И до последнего удара, до вздоха в полной тишине,
Та самая история будет жить и вечно сниться мне.
Она мой воздух, моя правда, мой самый главный секрет...
Её в архивах мира просто нет.

Бросай в огонь всю жизнь свою,
Пусть пламя лижет переплёты.
Я нашу повесть узнаю
По тихой ноте до икоты.

Она не вписана в тетрадь,
Она не сложена из строчек.
Её у сердца не отнять —
Она мой личный серый росчерк.

Ты можешь убежать на край земли,
Сменить пароли, имя и привычки.
Но от себя попробуй, унеси
Ту память, что горит, подобно спичке.

Она не жжёт, она лишь дарит свет,
Которым освещаешь путь обратно
Туда, где твой единственный ответ
Звучал так просто, ясно и понятно.

И все другие — просто города,
В которых ты транзитом, на мгновенье.
Ты ищешь дом, но рельсы в никуда
Ведут тебя, даря лишь сожаленье.

Ведь страшно не остаться одному,
А страшно, что в любом другом объятье
Ты будешь слать отчаянно тому
Все чувства, что обречены на сжатье.

Есть в телефоне сотни номеров,
И в соцсетях забиты сообщения.
Но ты внутри всех замкнутых миров
Ищешь одно лишь прикосновение.

Не рук, не губ, а именно души,
Чтоб совпаденье было абсолютным.
И ты себе отчаянно кричишь:
«Не думай о былом, живи минутным!»

Но память — самый преданный палач,
Она хранит тот самый точный адрес,
Где кончился твой беззаботный плач,
И где теперь живёт щемящий минус.

И пусть вокруг кипит водоворот
Событий, лиц, случайных увлечений,
Душа всегда вернётся до ворот,
Где ждёт её хранитель всех мучений.

Я строю стены из чужих зеркал,
Чтоб отражать не то, что есть во мне.
Мой старый мир отчаянно устал,
И новый тонет в ледяной волне.

Я говорю, но голос мой — не мой,
Он эхом бродит в пустоте груди.
Ищу ответ за призрачной чертой,
Не зная, что же будет впереди.

Мой новый страх — увидеть наконец,
Что за фасадом не было лица.
Лишь тишина, как ледяной венец,
И ожиданье скорого конца.

Я стану царапиной на оконном стекле,
Которую видно лишь в солнечном свете.
Напомню о хрупком, ранимом тепле,
Когда ты один на холодной планете.
Ты будешь скользить по ней пальцем невольно,
Пытаясь понять, как она появилась.
И станет на миг нестерпимо и больно,
Как будто внутри что-то снова разбилось.


Не болью, не криком, не горечью слёз —
Лишь тихим уколом, почти незаметным.
Оставлю себя в памяти, как вопрос,
Что так и остался твоим безответным.
Оставлю себя, чтобы ты не забыл,
Как можно касаться и ранить так просто,
Как ты меня видел, как ты говорил,
Как рушился мир наш у тихого погоста.

Я стану песчинкой в твоём башмаке,
Что будет колоть и мешать при ходьбе.
Забытым рисунком на чьей-то руке,
Чтоб ты вспоминал иногда о себе.
Тем самым, каким ты был рядом со мной —
Немного наивным и чуточку смелым.
Но этот маршрут оборвался виной,
И сердце твоё стало каменным, белым.

Не болью, не криком, не горечью слёз —
Лишь тихим уколом, почти незаметным.
Оставлю себя в памяти, как вопрос,
Что так и остался твоим безответным.

Над городом вывеска светит неона,
Надпись на ней — «Сделано в Китае».
Ты мне говоришь о любви непреклонной,
А я в твоих фразах гарантий не знаю.

Как вещь с распродажи, что сломана будет,
Едва принесёшь её в тихий свой дом,
Так сердце моё о тебе не забудет,
Но верить боится, что будет потом.

И вроде всё ярко, и вроде всё честно,
И скидка на чувства почти в половину.
Но этой любви в моём мире так тесно,
Как будто купила её с витрины.

Под куполом серого аэродрома,
Где ветер гуляет и пахнет грозой,
Он снова готовится вылететь к дому,
Но дом его — в небе, над этой землёй.

Он ищет в приборах знакомые знаки,
Прокладывая в тишине свой маршрут.
А где-то внизу зажигаются маки
Огней городских, где его вовсе не ждут.

Но есть там окно, где не гасят лампаду,
И девушка смотрит на звёздную пыль.
Она провожает его канонаду
Турбин, что уносят за тысячи миль.

И он пролетая, крылом ей мигает,
Секундная вспышка в бездонной ночи.
Она ему молча в ответ посылает
Тепло своей верной и тихой свечи.

Он связан с полётом, со сталью и риском,
Где каждый подъём — как последний билет.
Она его ангел, так далеко-близко,
Хранящий его от падений и бед.

Слепые глаза ищут в небе ответы,
Кричат, что вокруг только тёмные ветры.
Они разучились в других видеть свет,
Им просто светили фальшивкой в ответ.
Слепые глаза ищут в небе ответы,
Кричат, что вокруг только тёмные ветры.
Они разучились в других видеть свет,
Им просто светили фальшивкой в ответ.

Да, я знаю, что зрячих слепцами не сделать,
Есть те, кто от вспышек боится быть смелым.
В моей галерее полно тёмных пятен,
Кто сказал, что мой взгляд на любовь неприятен?
После каждой иллюзии, каждого блика
Я учусь различать полутона в многоликом.
Продолжаю смотреть, потому что я знаю,
Какие рассветы я в сердце встречаю.

Слепые глаза ищут в небе ответы,
Кричат, что вокруг только тёмные ветры.
Они разучились в других видеть свет,
Им просто светили фальшивкой в ответ.
Слепые глаза ищут в небе ответы,
Кричат, что вокруг только тёмные ветры.
Они разучились в других видеть свет,
Им просто светили фальшивкой в ответ.

Я бы стала маяком среди скал и тумана
Для того, кто увидит меня без обмана.
Чтоб опять, как звезда, что прорвалась сквозь тучи,
Я сияла назло всем, кто зол и колючий.
Ведь сильные души, прозрев, идут дальше,
Как бы ни слепило от всей этой фальши.
Пусть их не видели, но всё ещё будет.

Припев:
Разбитые люди боятся объятий,
Кричат, что любовь — это сумма проклятий.
Они не позволят себя починить,
Им просто рвали душевную нить.
Разбитые люди боятся объятий,
Кричат, что любовь — это сумма проклятий.
Они не позволят себя починить,
Им просто рвали душевную нить.

1куплет
Да, я знаю, что целых людей не бывает,
Есть те, кто осколки свои собирает.
Моё сердце похоже на витраж из стекла,
Кто сказал, что я хрупкой и слабой была?
После каждой потери, что била наотмашь,
Я учусь в своих трещинах видеть не полночь,
А узор, сквозь который пробивается свет.
Я жива, и другого ответа здесь нет.

Припев :
Разбитые люди боятся объятий,
Кричат, что любовь — это сумма проклятий.
Они не позволят себя починить,
Им просто рвали душевную нить.
Разбитые люди боятся объятий,
Кричат, что любовь — это сумма проклятий.
Они не позволят себя починить,
Им просто рвали душевную нить.

Завершение:
Я бы склеила мир золотыми руками
Для того, кто поймёт, что мы целые с вами.
Чтоб опять, как искусство кинцуги в Японии,
Стать дороже и краше в своей дисгармонии.
Ведь сильные души, собрав себя, идут дальше,
Как бы ни было больно от всей этой фальши.
Пусть их ломали, но всё ещё будет.

Разбитые люди...
Разбитые люди...
Разбитые...
Люди...

Нам радость продают в обёртке золотой,
И мы спешим купить, не глядя на состав.
Забыв, что настоящий смех – он не такой,
Что он рождён внутри, не из рекламных глав.

И лайки собираем, как трофеи дня,
Меняя фильтры, маски, образы в сети.
Боимся показать себя, как есть, храня
Тот страх, что нас осудят на своём пути.

И кажется, что жизнь – весёлый карнавал,
Где каждый ищет блеск, но натыкается на пыль.
И кто-то громко пел, а кто-то просто врал,
Что счастье – это вещь, что можно взять «за шпиль».

Но гаснут фейерверки, наступает тишь,
И в этой тишине ты слышишь сердца стук.
Пока не разглядишь, чем ты на самом деле жив,
Весь мир – лишь мишура, замкнувшая свой круг.

Из толпы ни вперёд, из толпы ни назад.
И привычен маршрут, и навязчив гудок.
И вина не звучит под давлением аркад.
И на ум сам собою приходит рывок.

А рывок из толпы, как рывок из толпы.
Этот импульс заметен по сжатым губам.
И сомнение тоже диктуют столпы:
Разве кто-нибудь место уступит мечтам?

И когда я сверну на безлюдный проспект,
И когда обрету я свободу шагов,
Вдруг окажется так, что потерян аспект,
Станет эта толпа мне нужней всех врагов.

Вдруг окажется так, что я всюду не здесь,
Вдруг окажется так, что мне тишина – враг.
Что она из толпы мне казалась как песнь,
А в безмолвии вовсе теряется всяк.

И идущему вечно искать свой маяк,
То в витринах, то в лицах, то в шуме машин,
Убеждая себя, что ты вовсе не всяк,
Кто теряется в городе тысяч причин.

И толпа будет всюду, повсюду толпа.
Но однажды придёт понимание вдруг,
Что свобода – всего-то своя лишь тропа.
Без неё целый город – начертанный круг.

Я иду, я живу мне отмерянный путь.
Хорошо, что маршрут, поворот и толпа –
Это не наказание, не в этом вся суть.
Это – выбор, где сердце найдёт свой устав.

– Какие люди, расскажи?!
– Они как маски на картинке.
Меняют контуры, виражи,
Играя с собственной начинкой.

Вот этот сделал всё светлей,
Убрал морщинки, стёр усталость.
Другой добавил потеплей,
Чтоб скрыть душевную прохладность.

Есть маска «мудрость прошлых лет»,
Как будто опыт там сокрытый.
А кто-то выбрал «чёрный цвет»,
Где драма вся наружу влита.

И каждый ищет свой эффект,
Чтоб лучше выглядеть, казаться.
Но где же подлинный субъект,
Когда так хочется меняться?

А может, маска – лишь игра,
Чтоб настоящим быть смелее?
Ведь жизнь – большая кутерьма,
И с маской чуточку теплее.

Мы строим профиль, как хрустальный дом,
Где каждый снимок – выверенный кадр.
И за улыбкой, спрятанной с трудом,
Пульсирует души израненный театр.

Лайки – валюта, что питает взгляд,
Зависимость от цифр на дисплее.
И этот глянцевый, пустой наряд
Скрывает то, что делает больнее.

Мы все немного здесь – самообман,
Продавцы иллюзий, мастера ретуши.
И в этом мире, где царит туман,
Теряем связь с собой, слабеют души.

Слова застыли, не коснувшись губ,
Как будто в горле ледяная пробка.
И этот мой невысказанный клуб
Чувств заперт на стальную скобку.

Лежит письмо в черновиках души,
Где каждая строка горит и плачет.
Но я боюсь его отправить. Тише.
Пусть лучше так, пусть будет всё иначе.

Молчание – мой щит, моя броня,
От слишком острых взглядов и вопросов.
И только ночь услышит у меня
Всю правду слёз, без лишних философств.

Когда-нибудь, возможно, я решусь
Открыть замок, сломать свои запреты.
А до тех пор я просто сохранюсь,
Храня в себе все главные ответы.

Мой старый профиль, как забытый дом,
Где аватарка смотрит из былого.
И каждый лайк под выцветшим постом –
Лишь эхо слова, сказанного снова.

Онлайн-статус больше не горит,
Но память кэшем бережно хранится.
И виртуальный мир во мне не спит,
Рисуя те же лица, те же лица.

Я удаляю чаты, чищу диск,
Пытаясь прошлое стереть беззвучно.
Но этот цифровой немой обелиск
Стоит внутри, и это так не скучно.

И в рекомендациях мелькнёт опять
Знакомый ник, как будто привиденье.
Себя от этих уз не отвязать,
Застыло в пикселях прикосновенье.

В наушниках сегодня только джаз,
Хотя вчера гоняла жёсткий рок.
Мой плейлист меняется сто раз,
Как настроение – прыг-скок, прыг-скок.

То грустный инди, то весёлый поп,
То вдруг захочется чего-то из ретро.
Я не пытаюсь втиснуться в сироп
Чужих стандартов, мне важнее это –

Чтоб музыка созвучна была мне,
Той, что сейчас, не той, что ждут другие.
И пусть мой вкус кому-то не по цене,
Зато эмоции всегда живые.

Мне говорили: "Стой, туда нельзя!"
Советовали тихую пристань.
А у меня внутри своя стезя,
И компас свой, такой до боли личный.

Я не боюсь свернуть с протоптанных дорог,
Где каждая коряга так знакома.
Пусть будет трудно, пусть не хватит ног,
Но я иду, ведомая изломом

Привычных схем, навязанных идей.
Мой GPS настроен на свободу.
И среди сотен правильных людей
Я выбираю собственную моду.

Пусть говорят, что я иду не так,
Что выбрала не ту совсем дорогу.
Но в сердце бьётся мой особый знак,
Ведущий прочь от общего порога.

Мне шепчут вслед: "Одумайся, вернись!",
Рисуют страхи, путают следы.
Но я иду вперёд, стремглав и ввысь,
Туда, где нет навязанной беды.

Мой тихий бунт – не крик и не борьба,
А просто выбор быть самой собою.
Пусть сложная порой моя судьба,
Но я её пишу своей рукою.

И если мир вокруг твердит "нельзя",
Я улыбнусь и сделаю свой шаг.
Ведь только мне моя видна стезя,
И только мне горит родной маяк.

Мой тайный гость, что шепчет мне стихи,
Порой такие выдаёт грехи
В рифмованных строках, что просто жуть,
Но без него мне строчки не тянуть.
Он ночью будит, требует писать,
Идеи сыплет – не успеть собрать.
А днём он прячется, как будто нет,
И я сама несу за всё ответ.
Мол, это я такая вот поэт,
А он смеётся, выключая свет.
Так и живём: он – тёмный вдохновитель,
А я – его прилежный исполнитель.

2022год

Мой альтер эго, мой второй пилот,
Он за штурвалом, когда жизнь трясёт.
Когда проблемы сыплются, как град,
Он говорит: "Спокойно, я не рад,
Но разберёмся, ты пока вздремни,
А я тут с этим делом, чёрт возьми!"
И я ему, конечно, доверяю,
Ведь он – это почти что тоже я, но
С запасом нервов, будто из титана,
А я пока побуду у дивана.
Он всё решит, а я потом проснусь,
И снова в лёгком платьице явлюсь.

Средь клумб, где всё по линеечке растёт,
Где каждый лепесток – почти канон,
Ты – дикий мак, что ветром занесёт,
Нарушив строгий, выверенный сон.

Твой алый цвет для них – чрезмерно яркий,
Изгиб стебля – немыслимый изъян.
«Сорняк!» – шипят садовники-помарки,
«Не вписываешься в наш ухоженный план!»

И тянут руки, чтоб тебя сорвать,
Иль подогнать под общий трафарет.
Забыть, как вольно можешь ты дышать,
Какой в тебе горит нездешний свет.

А ты цветёшь, назло всем их указам,
В тебе и солнце, и шальная прыть.
Пусть лучше быть непонятым проказом,
Чем в вазе душной свой огонь сокрыть.

Ведь красота не в правильности линий,
А в смелости быть просто лишь собой.
И пусть ты – вызов их тепличной сини,
Ты – настоящий, трепетный, живой.

Кто ответит мне? Кто скажет прямо,
Не скрывая правды за туман?
Почему лишь брошенного драма
Вызывает слёз солёный океан?
А тот, кто произнёс: "Прости, прощай",
Собрав всю волю слабую в кулак,
Невидимую перейдя черту и край,
Не мученик ли он, попавший в мрак?

Ему не плачут вслед подруги хором,
Его не утешают в поздний час.
Он остаётся с внутренним раздором,
С решением, что ранило и вас, и нас.
Возможно, он ушёл, чтоб не калечить
Надежды хрупкой тоненькую нить.
Возможно, знал, что время не излечит
Того, что суждено похоронить.

И эта боль – она совсем другая,
Не криком рвётся, а молчит внутри.
Она, как яд, по капле отравляя,
Сжигает душу от зари и до зари.
Он видит сны, где всё ещё как прежде,
Где смех звучит и нежность есть в глазах.
И просыпается в глухой одежде
Из одиночества, вины и словах "нельзя".
Так прежде чем клеймить и осуждать,
Попробуйте на миг представить это:
Каково любовь свою предать,
Чтоб дать другому шанс на лучик света?
Иль просто потому, что нет пути,
Где двое счастливы, а не один страдает.
Кто бросил – тоже учится нести
Свой крест, о чём никто порой не знает.

Меня к тебе безумно тянет, знаешь?
Как будто в омут, в сладкую волну.
Ты улыбнёшься – и во мне всё тает,
Но я боюсь пойти ко дну, ко дну.

Есть та черта, невидимая глазу,
Но ощутимая, как тонкий лёд.
И если мы её нарушим сразу,
То счастье хрупкое на миг умрёт.

Так и живём – на грани притяженья,
В молчаньи взглядов, в недосказанности фраз.
Безумный зов, но здравое решенье –
Не разрушать того, что держит нас.

Я разрешаю смех и нежность с нею,
Касанья рук, что мне уже не греть.
Хоть сердце от тоски почти немеет,
Тебе даю возможность улететь.

Пусть ревность жжёт, как уголёк под кожей,
И каждый вздох твой с ней – мне острый нож.
Но душу я твою не потревожу,
Хоть знаю, без тебя – всё это ложь.

Наши пути легли по разным картам,
Тебе – вперёд, мне – в стороне стоять.
Я отпускаю, хоть и больно адски,
Чтоб ты сумел другую повстречать.

У каждого свой океан безбрежный,
И шторм девятый, и кромешный мрак.
Не нужно ждать погоды безмятежной,
А нужно строить свой надёжный фрак.
И если мачта треснет под напором,
И волны захлестнут со всех сторон,
Поверь, что где-то там, за тёмным бором,
Маяк надежды для тебя зажжён.
И доплывя до тихого причала,
Оставив бури все за кормой своей,
Ты знай, что чья-то вера помогала,
И ты не был один средь бурных дней.

Куда уходят наши дни? На споры без конца и края,
На ожиданье у окна, когда весна придёт другая,
На страх ошибки совершить, на зависть к тем, кто чуть смелее.
Куда уходят наши дни?
А надо б их прожить теплее.

Сжигаем дни в пустой борьбе, за место под холодным солнцем,
За право громче заявить, что мир под нас сейчас прогнётся.
В погоне за чужой мечтой, теряем собственные краски.
Куда уходят наши дни!
А надо бы на миг без маски.

Мы прячем дни от доброты, боясь, что слабостью сочтётся,
От искренних и тёплых слов, что эхом в сердце отзовётся.
Копим обиды, как багаж, тяжёлый, пыльный и ненужный.
Куда уходят наши дни?
А нужно бы на свет радушный.

Были бури и грозы, был холод и мрак,
Но в душе моей тихой горел мой маяк.
Не сломили удары, не сбилась с пути,
Знала, нужно подняться и дальше идти.

Сквозь сомненья и страх, через боль и туман,
Я несу свою правду, свой личный роман.

Эта искра внутри, не погаснет она,
Даже если вокруг только боль и стена.
Я иду за звездой, что мне светит во мгле,
Моя вера – мой щит на этой земле.

Мир бывает жесток, ставит рамки, запреты,
Хочет сделать послушной, отнять все ответы.
Но мой дух не сломить, он свободен, как птица,
И мечта моя будет лететь и стремиться.

Не нужны мне короны и громкая слава,
Лишь бы сердце стучало и пело по праву.
Просто жить, просто быть, просто верить и знать,
Что любовь и надежда помогут опять.

Эта искра внутри, не погаснет она,
Даже если вокруг только боль и стена.
Я иду за звездой, что мне светит во мгле,
Моя вера – мой щит на этой земле.

Эта жизнь – как дорога, петляет, бежит,
То под солнцем, то в грозах, то вверх, то лежит.
Спотыкаешься часто, теряешь свой след,
И не знаешь, кто рядом, а кто просто бред.

Но когда твоя рука крепко держит мою,
Я любую гору возьму, любую бурю пройду.
Вместе по этой дороге, не страшен крутой поворот,
Когда рядом ты, сердце знает: всё пройдёт.

Были дни, когда силы совсем на нуле,
Хотелось просто сдаться, лежать на земле.
Шёпот страха и боли звучал в голове,
Что одна в этом поле, одна в синеве.

Но когда твоя рука крепко держит мою,
Я любую гору возьму, любую бурю пройду.
Вместе по этой дороге, не страшен крутой поворот,
Когда рядом ты, сердце знает: всё пройдёт.

Может, путь наш не гладкий, может, много преград,
Но с тобой даже камни – как ступени в закат.
Эта сила внутри – это наша с тобой,
Наш невидимый щит, наш незримый герой.

Сквозь все сомнения и страхи,
Ты шёл со мной, не дрогнув, нет.
И даже если мир был в прахе,
В твоих глазах был свет.
Ты верил, когда надежды
Во мне почти иссякли все.
Ты мне открыл на счастье двери,
Мой милый, мой родной, мой свет.

И каждый шаг наш был нелёгок,
Но мы держались, ты и я.
Ты мой единственный, мой воздух,
Чтоб становиться лучше день ото дня.

Мы строили наш мир по крохам,
Из нежных слов и тёплых встреч.
И пусть завистники вздыхали охом,
Нам удалось любовь сберечь.
Ты научил быть сильнее,
Не опускать в бессилье рук.
С тобой мне дышится вольнее,
Мой самый верный, лучший друг.

И если спросят, в чём же сила,
Что нас ведёт сквозь бури все,
Скажу – любовь нас сохранила,
И вера в нас, на всей земле.

С тобой я знаю, всё возможно,
С тобой не страшно ничего.
Ты рядом – это так надёжно,
Ты – смысл сердца моего.