Грустным клином журавлиным,
Сладким зреющим вином,
Мокрой веткою рябины
Осень ломится в окно.
Заходи, подружка осень,
Я давно тебя люблю.
Мы к себе, всем миром просим,
И сложились по рублю.
По рублю на угощенье,
А закусок принесём.
С твоего благословенья
Пусть счастливым будет дом.
Пусть в нём будет хлеб и песни,
И поменьше перемен.
Тех, дурацких, что хоть тресни,
Пострашнее всех измен.
Будем жить, назло буржуям,
Хватит горе горевать
Время парус наш надует,
Надо только подождать.
А пока, встречаем осень,
Весь собрали урожай.
Под окно столы выносим,
Режем хлеба каравай.

Разошлась в полнеба зоренька,
Знать сошёл сентябрь с ума.
Распахну окошко горенки,
Выпить осени дурман.
И упьюсь зарёю алою,
Сумасшедшим сентябрём.
Душу грешную побалую
Рос багряным серебром.
Так бывает только осенью
Что с зарёй горит душа,
И в глазах любимой с просинью,
Жизнь полна и хороша.
Ты гуляй в полнеба зоренька.
Не сошёл сентябрь с ума.
Это нам в окошко горенки
Осень бросила дурман...

Моя отрава.

Сытой лапчатой гусыней,
Не натруживая глаз,
Шевеля, мобилой синей,
Проплывает мимо нас.
Курдюком нале, направо...
Право, есть, что посмотреть.
Распрекрасная отрава...
Лишь одна такая есть.
Если хочешь с жизнью счёты,
Друг мой, быстренько свести,
Полюби. И без заботы
Можешь к кладбищу идти.
Я ручаюсь. Было дело.
До сих пор туда бреду...
Но пока не надоело
Мне любить свою беду.
С нею я, уже давненько.
Как-никак моя жена...
Всё. Узнала.… И серденько
Заиграло, как струна.

Ночь. Луна. И с ней одна,
Тайно, звёздочка соседка,
Светит, наглости полна,
В нашу тихую беседку.
И луна, за нею в след,
Рвётся к нам в апартаменты,
То ли хочет дать совет,
То ль проверить документы.
Постыдитесь. Что же вы?
Неужели вам не стыдно?
Не хотим людской молвы,
Не хотим, чтоб было видно.
Для любви не нужен свет.
Занавесьте тучкой небо.
Мне не нужен ваш совет,
Я давно с любимой не был.

Не чёрная, но зависть.

Муравьишка маленький,
Под сосною жил.
С юною козявочкой
Весело дружил.
Дружно клали яйца,
Продолжали род.
Нравится, не нравится,
Но живёт народ.
Хоть зимой от холода
Зубики стучат,
А ночами лешие
Страшненько кричат.
Нету отопления,
Газа и воды.
Но нету и давления
Рекламной лабуды.
И жена не выскажет,
Что оставил свет,
Муравьишке рыжему.
Там и света нет.
И посуда вымыта,
И супруг хорош...
Лучше микроклимата
В мире не найдёшь.
Жить бы там в затейниках,
На дуде играть...
Ещё бы, в муравейниках,
Винишко подавать.

В небе звёздочка горит
На штанах заплатою…
Мне тебя не удивить
Слесаря зарплатою.

Я искал по всему Интернету,
Хоть намёк, хоть словечко о Вас...
Ничего там похожего нету,
Улетела любовь, унеслась.
Всё найдёшь в виртуальном пространстве,
Только это, простите, эрзац,
Но мечтаю, хоть так, повстречаться,
И продолжить наш сказочный вальс.
Чтобы снова летели снежинки,
Чтобы таяли где-то в ночи.
Никакой чтоб на сердце горчинки,
Только музыка тихо звучит.

Вот и я, совсем чужой,
Для своей России.
Моют пол моей душой,
Даже не спросили.
Много, алчущих монет,
Вышли на дорогу.
Ничего святого нет,
А взывают к богу.
Человек для них лишь вошь,
Тля, без всякой чести.
Изуродуют за грош,
Хоть на пузе крестик.
Всё, что свято, как с куста,
Выставляют в лотах.
Любовь, Родина, мечта...
Это - идиотам.
Плохо... Бог у них такой,
Что зовут «зелёным»...
На Руси живу с тоской,
С сердцем опалённым.

И снова Фарумде.

Пусть сегодня бьётся в изумленьи
Сердце покорённое моё,
Я хочу Вам, Аня, восхищенье,
И признанье выразить своё.
Женщина, рождённая для счастья,
Ласточка пугливая моя...
Потерял я голову от страсти,
Где-то там, похоже, у ручья.
И лежит она под старой ивой,
Там, где целовались мы с тобой...
Ты была отчаянно красивой
В тот рассвет, безумный, голубой.

Как-то вдруг, засохли ветки,
У черёмухи-соседки,
Видимо, решилась помирать.
Только были очень сладки,
Эти ягодки-помадки,
Что хозяйка разрешала рвать.
Как чернели наши зубы,
Нецелованные губы,
Как уже мечталось целовать...
Жаль, не жить четыре срока
И черёмухе высокой,
Если даже очень пожелать.

Паутинки.

Паутинка на носу – к любви. Примета.

По тропинке паутинки
Протянули пауки.
Серебристые картинки
Мокры, липки и легки.
Паутинные арканы
Мухоловов, наглецов,
Выплывают из тумана
И цепляют за лицо.
И спросонья, что ли, утро
Тихо прячется в туман
Приготовило, как будто,
Летний ласковый обман.
Все прощу обманы лету,
Солнце, дождь, туман, росу...
За весёлую примету,
Паутинку на носу.

Друг вчера зашёл ко мне.
И глазёнки - в кучу.
Что-то плакался жене,
Говорил про тучу.
Говорил, что плохо жить,
Что страны не стало,
Стало не кого любить.
Стало мало сала.
Сала, в общем, до хрена,
Хоть и меньше стало.
Стало больше в нём говна,
А говно – не сало.
И вообще свою страну
Мы тогда просрали,
Когда Мишку-сатану
Главарём избрали.
Даже раньше, может быть…
И Хрущёв подгадил…
Всем бы морды им набить,
Кто хреново правил.

Этой ночью…

Этой ночью, не поспешной,
Ничего в природе нет,
Кроме бури злой и грешной,
В ёлки спрятавшей рассвет.
И грохочут в небе громы,
Васияют, без ума,
Нервным пламенем соломы,
Ветром, брошенной в туман,
Будто, правда, конец свету,
На потеху лешему…
Только вот конца-то нету,
Как начала нет ему.

Внук вопрос подкинул, раза два подряд,
Зачем у птичек ноги коленками назад?
Женечка, не знаю. Не орнитолог я.
Чтоб легче было прыгать, а может счастья для.

Васькина любовь.

Он жене «фонарь» повесил
И теперь сидит невесел…
Грустно, если страсти зов
Вообще без тормозов.

Юмор от Кризиса.

Ну, а лучшую из шуток
Наша Ксюша родила:
- В профсоюзе проституток
Безработным есть дела.
По созданью мест рабочих
Никаких там нет проблем.
Каждый трудится, чем хочет,
Да не каждый местом тем.

Мой звенящий родничок.

Мой звенящий родничок
С чистою водицей.
Не могу я из тебя
Досыта напиться.
Песня тихая моя,
Писаная жизнью,
Что списал у соловья
Я весной капризной.
Губ тревожных поцелуй…
Слаще не бывает.
Так живи и не горюй
Пока сердце тает.

Мокрый утренний пейзаж.

Взял побольше черепеньку
И пошёл на родничок
Но на первой же ступеньке
Подвернулся каблучок.
Два ползучих алконавта,
Матеряся и грозя,
Вроде дрались, вяло как-то,
В луже, мордами скользя.
Хоть промахивают сильно,
Но зато замах, каков…
Им рассвет не нужен синий,
Что рассвет для дураков?
Да легли бы в луже парой,
К небу подняли б глаза.
Спели б тихо, как с гитарой,
Вся бы кончилась гроза.
И чего не поделили,
Коль живём один лишь раз?
Встали б, рожицы помыли,
И испили б… Лучше квас.

Я б хотел повторить этот день.

Я б хотел повторить этот день,
Где мы с тестем на станции Оричи
Пили в скверике сладкую хрень
И от перечной морщились горечи.
Ничего кроме нас, никого.
Только солнце, да ветви зелёные.
Ждали поезда мы своего
И сухарики грызли солёные.
Было много потом и часов,
И мгновений, печальных и сладостных,
Но вернуться хотелось бы вновь
Только в эти мгновения радости.
Мы б опять повторили свой тост,
Он за внука, а я бы за сына…
Сын отца уж давно перерос,
Но мне помнится эта картина.
Вспоминаю тот солнечный день,
Как мы с тестем на станции Оричи
Пили в скверике сладкую хрень
И балдели от перечной горечи.

Утро оптимистическое.

Я уж думал, передохли птицы,
Судя по количеству клещей.
Тоже улетели за границу,
Позабыв о родине своей.
Но сегодня, как взорвалось утро,
Перезвоном пташек всех мастей.
Я и рад, и счастлив, потому что
Нет на свете лучших новостей.
Мы живём, пока нам солнце светит,
Пока есть на свете соловьи…
Пусть поют нам птицы на рассвете
Песни сумасшедшие свои.

Проверка.

Губ тревожных поцелуй,
Слабенькая дверка,
Суп какой-то, рататуй,
И подруга, Верка.
Отдавашка на все 100.
Почему подруга?
Где оставил я пальто,
И где съехал с круга?
Как в глаза теперь смотреть
И тебе, и Верке?
Это надо же, сдуреть
От твоей проверки.
А ты тоже, хороша,
Водки подливала…
И подружка, ещё та,
Ох, и целовала…

А может, поможет?

Если вдруг, среди недели,
Все смертельно надоели,
А душа чего-то ждёт…
Пукни, и всё пройдёт!

Им, поганым.

Я не буду в красном пиджаке,
Цепь на шее жёлтую носить,
Только им, жирующим в тоске,
Так как я Россию не любить.
В кабаках столов мне не ломать,
Не снимать дешёвок дорогих
И с Пизанской башни не плевать,
Потому-что я плюю на них.
Никогда не грабить мне страну,
Не орать, что счастлив мой народ,
И солдат на странную войну
Не пошлю… Совсем наоборот.
Для меня Россия, не Дом-2,
А бездомной женщины глаза.
Не пустые, к выборам, слова,
А от жизни горькая слеза.
Не противно олигархом быть,
Если дети плачут на Руси?
Как, скажите, дальше будем жить?
И чего у жуликов просить?

Бывает.

Я, бывает, даже пью,
Или выпиваю.
Но головушку свою
Я не пропиваю.
Потерять чуток ума
Водка помогает,
А головушка моя
Горе понимает.
Если б можно было жить
Умненьким и пьяным,
Я не стал бы заходить
В наши рестораны.

Наше дело правое.

Ни каких высоких слов,
Только тел касание.
Танец, музыка, и вновь,
Через них признание.
И глазёнки – в потолок,
Подняла лукавые.
Затащить бы в уголок,
Наше дело правое.
Только что-то ты строга,
Милая подруга,
Пожалела пирога
Не танцуешь в угол.

Случай в автобусе.

В автобусе, в толкучке бесполезной,
К моей руке прижалась женщина спиной…
Вот так, дружок. Я вовсе не железный.
И разум в миг ушёл на выходной.
А женское, весьма живое тело,
К руке прижалось, словно не шутя,
И руку убирать не захотелось,
Хоть я, увы, давненько не дитя.
Я не маньяк и не ищу признаний
Случайных, самых классных дам.
За чистоту автобусных касаний
Я даже грошик ломаный не дам.
Но обнесло, немного, бестолковку,
И я ловил тепло её спины,
И оттянуть хотелось остановку,
Чтобы продлить автобусные сны.
Но вышла женщина. На солнце туча,
По-глупому зачем-то набрела…
И почему я помню этот случай?
Она всего попутчицей была.

Я стою над Быстрицей рекой.


Там где мост, на правом берегу,
Где в траве грустит седой булыжник.
Бабушка лежала на снегу,
И стреляла, обронив свой «пыжик».
Хлопала зенитка за спиной
И свирепо жалили винтовки.
Здесь когда-то встретились с войной
Девочки, почти без подготовки.
Бабушка, в свои семнадцать лет,
Дедушку ещё не повстречала,
Но за нас, за весь наш белый свет,
Плакала, и всё-таки стреляла.
Не прошёл фашистский самолёт,
Испугался маленькой девчушки.
От ворот фашистам поворот
И от нашей дан был деревушки.
Я стою над Быстрицей рекой
И булыжник трогаю рукою…
Я хочу, чтоб внук мой был такой,
Как тогда девчушки над рекою.

Отцовские медали.

Мой брат, отцовские медали
Цеплял на тощенькую грудь.
Они на солнышке играли,
На всю страну, ни как нибудь.
Отцу последний орден Славы
Вручал печальный военком,
Когда ещё Чечни не знали,
Когда еще был полон дом.
Когда ещё в стране Советов
Мы жили, родину любя,
Не за рубли, не за конфеты...
За то, что руссквя земля.
И жили для своей отчизны…
Их всех люблю поныне я.
Глядят с надгробий с укоризной
Отцов забытых имена.

Ледоход.


Вода на берег вылезла с досады,
И копит мощь тяжёлого рывка.
Готова речка отправлять армады,
И льдины ждут последнего толчка.
И поползут, оторваны от дома,
От мест, где их сковал мороз,
Тихонько тая в солнечной истоме,
Любуясь тихой нежностью берёз.
Стоят берёзки в наготе весенней,
Исходят соком сладостных страстей.
И я сегодня у твоих коленей,
И мы не ждём нечаянных гостей.
Пускай они приходят лучше завтра,
Сегодня мы посмотрим ледоход.
И пусть нам подыграет тихо арфа,
И пусть душа ей тихо подпоёт.

Слово слабее пули.

Слово слабее пули.
Оно не поранит гада.
Оно ему вроде дули,
Не на виду, у зада.
Слово опасней пули
Только для Человека.
Скольких слова согнули,
От сотворения века.
Скольких слова сломали,
Словно солому ветер.
Сильных людей, из стали.
Кануло столько в Лету…
Кануло много в Лету,
Словом убиты, снова…
Для подлецов, пистолетом,
Хотел бы я сделать слово.
Чтобы хлестало в харю.
Чтобы крушило рёбра.
Как кулака удары…
С гадом нельзя быть добрым.

Лавочка.

Копеечка – не ставочка,
Граммулечка – не литр!
Сижу с тобой на лавочке,
Как будто к ней прилип.
Прилип я к этой лавочке,
Зачем и для чего?
Ведь не любовь, удавочка
И больше ничего.
Тебе сидеть со мною ли,
С другим ли, всё равно.
Мне ж очи душу тронули
И сердце не бревно.
А ты качаешь туфелькой
И смотришь на луну.
Ну, как с такою фуфелкой
Узнать, что на кону?
Но мизерная ставочка,
И капелька винца…
Соединила лавочка,
Случайные сердца.

Внук по дедушке гуляет.

Внук по дедушке гуляет,
Как солдатик по плацу.
Только часто попадает,
Гад… по левому яйцу.

Солнце, лес, в снегу деревья,
Русский яростный мороз,
Воробей взъерошил перья,
Я иду домой. Матрос.
Не какая-то пехота,
Танки, пушки, ВДВ,
Мичман северного флота,
С сединой на голове.
И ботиночки со скрипом,
И легко скрипит снежок.
И под скрип весёлых скрипок
Ускоряется шажок.
Доскриплю до дома скоро…
То-то будет рад отец,
Мать с братишкой. В кою пору
В дом вернулся молодец.
Ну и я везу заветный,
Удивить, ямайский ром…
Показался, мой приметный.
Мой родимый, отчий дом.

Встреча на переезде.

Состав прошёл, и мне навстречу,
Твоя улыбка, и привет…
И сердца радостные речи,
И ничего милее нет.
И покачнулось пьяно небо.
Расколыхалось от любви.
Я так давно с тобою не был,
Не целовал глаза твои.
Но проходили рядом люди,
Толкая нас со всех сторон…
И мы с тобой стоять не будем,
Нам рисоваться не резон.
Ну почему, когда седины,
Коснутся ветреных голов.
Без всякой видимой причины
Приходит в нашу жизнь любовь?
За страстью тронутые нервы
Всё ж благодарен я судьбе…
Но почему не самой первой
Была моя любовь к тебе?

Мне на судьбу не пристало роптать,..
И горя, и счастья умеренно.
И не устал я планету топтать,
И улыбаюсь уверенно.
Пузо растёт от обилия чувств…
Нервы, плохая наследственность.
Сам над собою порою смеюсь,
Экая злая посредственность.
К звёздам куда-то стремится душа,
Хочет чего-то прекрасного,
Словно на родине нет, не шиша
Кроме похмелья ужасного.
Но ведь и звёзды, как лёд холодны,
Только моргают заманчиво.
Им мои чувства совсем не нужны,
И притяженье обманчиво.
И всё же витает душа в облаках,
В травах боится запутаться…
Хочет рубаху носить в петухах,
И от любви хочет мучаться.

Тебе, мой милый.

Ты помнишь, милый,
Как мы бродили
С тобою полем у ручья,
И как нам звёздочки светили,
И как вздыхали ты и я.
Как пахла мятой
Трава у хаты,
Где целовались мы с тобой…
Я не мечтала быть богатой,
Тебя любила, милый мой.
Трава качалась,
К ногам склонялась,
Луна завидовала нам.
Со мною вместе улыбалась
Твоим прощальным простым словам.
Служи, мой милый.
Служи красивый,
И береги себя, родной.
Пусть солнце светит
Для всех на свете,
Не забывая про нас с тобой.
И помни, милый,
Как мы бродили
С тобою полем у ручья,
И как нам звёздочки светили,
И как вздыхали ты и я.

Недотрога.

Веришь в бога? Ради бога.
Только бога просто нет.
Потому что жизнь - убога,
Даже смысла в жизни нет.
Ради бога, ради бога,
Верь, родная во что хошь,
Но запомни, недотрога,
От меня ты не уйдёшь.
Всё дорога, да дорога,
Перелески, города…
Сколько встретилось народа,
Поседела борода.
Ты живёшь в своём посёлке,
Детям книжки выдаёшь
И снегурочкой на ёлке
Развлекаешь молодёжь.
Я к тебе тихонько еду,
Тут никак нельзя спешить.
Еду праздновать победу,
Недотрогу удивить.
Недотрога, недотрога,
Песня тихая моя.
Верю я в тебя, как в бога,
Веришь ты, любовь моя.

Сосед танцует танго.

Ещё совсем капели нет,
Но всё короче ночи.
И дарит пламенный привет
Весна, и счастья хочет.
И солнце, с дури, за окном,
Старается в лепёшку.
И воробьишкой, хвастуном,
Сосед дерёт гармошку.
И выдаёт с ней кренделя.
Как настоящий Дранга.
Весну почуяла земля,
Сосед танцует танго.

Довольно рушить.

Как будто людей не осталось уже,
Одни лишь сплошные уродины.
И главный удар по уставшей душе
Смена названья и Родины.
Страну, где родился, убили они...
Соседи – не братья, а вороги.
Живём в состоянии тихой войны…
Одни лишь патроны не дпроги.
Завтра мой город переназовут.
Гордясь, наследят в истории…
А в городе этом и люди живут,
Не нужно им этой «виктории».
С фашистом война не косила людей,
Как в годы убийства Империи.
Жаль, не один не ответит злодей…
И наплевать на потери им.
Сволочи были во все времена,
Но демократы особенно.
И город – прощай, и родная страна,
И тихая, малая родина.

Белые туфельки, белые брюки…
Всем рубашонка открыта ветрам.
Возле старинного храма науки
Мне повстречалась девчонка - шарман.
Я по-французски подумал - шерше ля,
Губы шепнули тихонечко - фам.
И на ногах устоял еле-еле
И улыбнулся нечаянно вам.
Белые туфельки словно споткнулись
И покачнулась тихонько земля…
Глазки зелёные мне улыбнулись
Здравствуй! Бонжур, дорогая моя.
Я так мечтал говорить по-французски,
Жаль, что когда-то учил я другой…
Ты мне ответила тихо, по-русски
Здравствуй, но мы незнакомы c тобой.
Мне посочувствуйте, добрые люди.
Я от волнения русский забыл…
Только другого момента не будет.
С солнышком рядышком заговорил.
Так и пошли мы по улице вместе
Я говорил, и внимала она…
Был удостоен высокой я чести,
Ночь напролёт целовались без сна.

Весь мир театр.

У меня простая роль.
Мне играть её свой век.
Я не шут, и не король,
Я всего лишь человек.
Мне не нужно королей,
И тем более, шутов.
Но с любимою своей
Их спектакль смотреть готов.
Вон как ломятся они,
Так актёрам не сыграть.
В проститутки, в холуи…
Лишь бы денег больше взять.
Вон нахапал, буржуин,
Ножки подгибаются…
Нынче жулик – господин,
Сытый… улыбается…
Передохнут всё равно.
От жратвы расколются.
Молят господа давно,
Только не отмолятся.
Больше нечего украсть,
Почти всё украдено…
Тучей ломятся во власть
Короли, да гадины.
У меня ж простая роль,
Мне играть её весь век…
Что мне шут или король,
Я - нормальный человек.

Весь мир театр.

У меня простая роль.
Мне играть её свой век.
Я не шут, и не король,
Я всего лишь человек.
Мне не нужно королей,
И тем более, шутов.
Но с любимою своей
Их спектакль смотреть готов.
Вон как ломятся они,
Так актёрам не сыграть.
В проститутки, в холуи…
Лишь бы денег больше взять.
Вон нахапал, буржуин,
Ножки подгибаются…
Нынче жулик – господин,
Сытый… улыбается…
Передохнут всё равно.
От жратвы расколются.
Молят господа давно,
Только не отмолятся.
Больше нечего украсть,
Почти всё украдено…
Тучей ломятся во власть
Короли, да гадины.
У меня ж простая роль,
Мне играть её весь век…
Что мне шут или король,
Я - нормальный человек.

Тупеет всё...
И жизни смысл тупеет тоже...
Но надо жить...
И пусть мороз,
Ножом,
По белой коже...
Ах, мать моя,
Как жить с тобой в разлуке?
Кому молиться,
Если всюду - суки.

«Да, Витёк, такая нынче скука,
Даже не с кем банку раздавить…
Знал бы кто, какая мука,
Одному шестые сутки пить.
А эти вот, смешливые макаки,
Не помогут нам с тобой, Витёк.
Приходи в столярку, будут «Маки».
Скоротаем с «Маками» денёк».

Наметнул в печурку дров, Чайник на комфорочку.
Слава богу, жив, здоров,
Светит месяц в форточку.
До чего же хорошо
Вечерами длинными
Успокоиться душой,
Как во дни былинные.
Никаких тебе вестей,
Гнусных и паршивых.
Потому что нет властей,
Слишком говорливых.
Шоуменов не видать,
Разной порнографии…
Буду долго отдыхать,
Глядя фотографии.
Васька-кот залез в кровать,
Ничего, подвинется…
И Бальзака почитать...
Пушкин не обидится.

Ну вот, а говоришь, зимы не будет…
Под сорок градусов не шуточный мороз.
Зима про нас так просто не забудет,
И многих схватит за сопливый нос.
Поэтому закутай милый носик,
Люблю порою целовать его.
Мороз для нас копеечный вопросик.
Ты не замёрзни. Только и всего.

Жизнь хороша, да не для всех,
И твёрдо знает публика:
Украсть у жулика не грех,
Грех – не украсть у жулика!

Игра в меланхолию.

Хандрю. Проходит жизнь.
Любови снова нет.
Рукой опёрся на карниз…
Найти бы где-то пистолет…
В окошко, может махануть?
Невысоко, восьмой этаж.
Опять сегодня не уснуть…
Скрипит текучий такелаж.
А на панельных этажах
Не ставят парусов…
На животе след не ножа,
Тугой резинки от трусов.
А может шпагу прикупить
И на фиг, словно самурай,
Живот тихонечко пронзить…
И, к лешим, сразу в рай?
Красиво. Кровь свою пролить…
А за одним фекалии…
Друзей, подружек удивить…
А может и Наталию?
Но очень боли я боюсь
И жить чего-то хочется…
С хандрою завтра разберусь
Пусть долго жизнь не кончится.

Как Ганса оловянные солдаты.

Стихи люблю простые, как дыханье…
Как дуновенье летом ветерка…
Души, в которых трепетанье,
Что написало сердце, не рука.
Люблю стихи, не чёрные квадраты,
А чтобы был, хоть маленький, но смысл.
И чтоб они, как оловянные солдаты,
Несли любовь и сказочную мысль!

За столом одиноко, с одиноким стаканом.
Отодвинься душа, я тебя оболью…
Было прошлое сном и далёким туманом,
Но тебя, как и прежде, почему-то люблю.
Что-то сердце моё, не шутя, приболело,
Надоело ему о прошедшем грустить…
Это наша любовь отцвела, отгорела,
И любви той зола не успела остыть.
Тихо плачет душа, ей не нужно стакана,
Я и так уж её русской водкой облил…
Лишь одной только ей говорю без обмана,
Что люблю я сильнее, чем когда-то любил.
Было прошлое сном и далёким туманом,
Я тебя, как и прежде, почему-то люблю…
И сижу за столом, с одиноким стаканом,
Отодвинься душа, я тебя оболью.

Помнит, помнит дед Василий…

То ли старость наступает,
То ли праздник на носу…
Дед Василий вспоминает
По руб двадцать колбасу.
Ей цена сегодня триста,
Не дешевеньких рублей.
И бутылка пригодится,
Так себе, за сто рублей.
Говорят, подорожает…
Ну, добавим полтешок.
Что ещё? Старуха знает,
Ей «Мерло» на посошок.
Прибегут, понятно, внуки,
Тоже надобен презент.
От дверей протянут руки…
Потрясающий момент!
Огурцов и всякой дряни,
Посмекаем в погребах.
На заначку прикарманить…
Без заначки дело швах.
За квартиру оставляем…
А что бабке отдавать?
Ладно, нынче погуляем.
Завтра будем горевать.

К Новому Году.

Праздников много придумали люди
Больше всего я люблю Новый Год.
И День Победы. Пускай вечно будут.
Это святое, и лишь высший сорт.
Ну а за ними стоят день рожденья,
Самый простой, человеческий день,
Первое Мая, всего пробужденье,
Марта восьмого весенняя звень.
Всё остальное не трогает душу.
Дней Конституции было не счесть,
День Примиренья Седьмого не лучше,
И не пропил я пока свою честь.
Освобожденье Руси от чего-то,
Перенесенье чего-то в вигвам,
День шоферОв, докторОв и пехоты,
Дни поднесения водки к мордАм.
Не примирите Вы белых и красных,
Каких бы ещё не придумали дней…
Давайте же выпьем за то, чтоб несчастных
Не было граждан в России моей.
Не бередите Вы старые раны,
Хватит помоями Русь поливать.
Чтоб не грустили друзья ветераны,
Будем Союз хорошо вспоминать.

Ясный пень.

Всегда есть выход запасной,
И лишь на транспорте – запасный.
Но будешь в ситуации ужасной,
Живи как пень, который ясный.
Глаз потерял, будь счастлив, что не оба,
А если оба, радуйся, что жив.
А коль заколотили крышку гроба
Спокойно дрыхни, службу отслужив.

Проснулись, как бы.

Вчера было депутатам наплевать
Кто детей России будет покупать.
Потому что депутатам, что ещё,
Деньги платят, и живётся хорошо.
Все они, как два балбеса, из ларца,
По доходам, одинаковы с лица.
На народ российский им наплевать,
Лишь бы волюшка была им воровать.
Нынче мальчика сварили в США,
У пеньков, как бы прорезалась душа.
За Рассеюшку решили постоять,
После драки кулаками помахать.

Мне сопит тихонько в ухо жена.

Мне сопит тихонько в ухо жена,
За окошком кто-то тихо шуршит.
Среди ночи подняла тишина,
Это снег опять со мной говорит.
Говорит снежок, что скоро зима,
Говорит, что на носу Новый год.
Говорит, чтоб не сходил я с ума,
Не косился б на чужой огород.
А в окошке и снежок, и луна,
И снежиночки шуршат по стеклу.
Не даёт покоя снова вина,
Что к чужому потянуло теплу.
И снежок твердит, что скоро зима,
И ещё, что на носу Новый год.
И опять, чтоб не сходил я с ума,
Не косился б на чужой огород.
Только сердце снова рвётся туда,
Куда может быть не надо идти.
Белой мухой пролетят холода,
И хорошее ещё впереди.
Только снег шуршит, что скоро зима,
И что снова на носу Новый год,
И боится, что сойду я с ума,
И уйду на тот чужой огород.

Мечтайте.

Время метит всяку шельму,
Хромотою, иль горбом,
Иль зубов болящим нервом,
Или слабым животом.
Не спасёшься от награды,
Виноват, не виноват…
Награждает без пощады,
И достаточно наград.
Только я – любимчик бога,
Убегаю от наград…
Виновата в этом йога.
Приобщайтесь, буду рад.
Я пока лишь собираюсь,
Эту йогу полюбить,
Но ни капельки не каюсь,
Что мечтаю йогом быть.
Ведь пока мечту я строю
Время милует меня…
Видно дело не простое,
Жить, мечту свою храня.

Мне по душе, как ты листаешь книгу…
За верхний уголок, красиво, не спеша…
И пусть в той книге видишь только фигу,
За книгой ты и с фигой хороша!

Не грусти о том, что невозможно,
Не жалей о том, чему не быть…
Нужно жить, дружище, осторожно,
Чтобы ничего не полюбить.
Нужно быть к печальному готовым,
Ни к чему душой не прикипать.
Заболеешь, если был здоровым,
Если жил – придётся помирать.
Всё пройдёт…, пошлее нет закона.
И страшнее нету ничего…
Как сегодня каркала ворона
В сосняке у дома моего.
И трактат печальный, философский,
Как нарочно под руку попал…
И грущу с моралью идиотской,
Словно жить, да и любить устал.
Чёрта с два! Хоть миг, да погуляю.
Чем печальной серой мышью жить,
Я себе наотмашь пожелаю,
По-российски значит, полюбить.

Тайная, виртуальная.


Я зайду к ней на сайт, ничего не скажу,
Полюбуюсь красивою женщиной…
А потом в одиночестве дома сижу,
Со своею женой, деревенщиной.
Тесто вон замесила, блины мне печёт,
Я и так опасаюсь поправиться…
А из кухни блинами так вкусно несёт.
Виртуальной не снилось красавице.
Ну, за что мне досталась такая жена?
Тех блинов я досыта налопался…
И упал на диван, и заныла спина,
А потом были дрёмы, как водится...
Поздно ночью меня подняла тишина
И я снова метнулся к компьютеру.
Постирушки затеяла видно жена
В ванной что-то Эл Джи тихо булькнула.
Вот ведь всё у жены, ну не как у людей,
Лишь бы мне показать, что работает.
Я устало терплю, не ругаться же с ней,
И живу виртуальной заботою.
Заскочу я на сайт, втихаря погляжу,
Полюбуюсь красивою женщиной…
А потом потихонечку дома сижу
Со своею женой, деревенщиной.

Тебе…

Тебе, которую любил,
И объясниться не решался,
Тебя я вовсе не забыл,
А разочаровался.

Смотри, какой сегодня снег.
Как нежно хлопьями планету укрывает.
И как отчаянно, почти, как человек,
Он за любовь свою переживает.
Ложится снег на тёмные поля,
Дороги рваные позёмкою бинтует,
Ведь раны под бинтом не так болят,
Да и под снежной шубой не продует.
Рябины нынче не было в лесу.
Уже декабрь, а только снег ложится.
Любуемся на снежную красу…
Как хорошо, когда снежок кружится.