Произведения без рубрики

Спалëнная солнцем
Страданьем в веках,
Седая в морщинах
Брожу по пескам.

За мною с косою
Волочиться смерть
Пылится дорога и
Негде присесть.

А годы летят, не
До гонишь ты их,
И пыль под ногами
И крик твой затих.

Где шëл след твой,
По дороге столбом
Стоит пыль, пропащих
Годов. А помнишь?

Ты в детстве красоткой
Была? И матерью стала
Когда подрасла.
Пылились на полке

Фотографии твои.
Ты пылью стала
И дни те прошли.
И страшные муки

Жестокой судьбы,
Спаленной солнцем
Пустыню в несли.
Стервятники кружат

Но ты же жива, по
Пыльной дороге
Идешь босяка, седая
С годами ты стала

Совсем, с косою
Плетется за тобою
Твоя смерть, там где
Ступала твоя нога,

Там пылью дорога
Твоя по росла. Ты
Пыль, среди всех,
Ушедших и пржитых

Лет. Пылится на
Полке фотография
Стара, ты пылью
Стала, пребрала

Тебя земля....

Ох как жаль что боль сильнее
Ломит радость и уменье
Жить красиво и счастливо

Слушала я текст лениво

что с нами будет
ещё не знаю
Но жизнь люблю
храню
Детей рожаю

Всех соседей
ближних уважаю
Выжить
им З собою помогаю

Ведь ясные и зоркие глаза
Хозяина предать порою могут.
Не видишь если под ногами дна
Не означает, что оно пустое…


Вы замечали, как дети любят прыгать в бассейн с шариками? Ну, такой большой резервуар с круглыми пластмассками? Прыгают с разбега, скатываются с горки, ныряют с головой. Вы представляете? С головой! Словно прячутся в другой, какой-то свой мир под толщей разноцветных облачков. А взрослые в это время только стоят рядом или ходят вокруг. Ну максимум войдут в шариковую пучину по колено, чтобы забрать непослушное чадо домой. Поэтому никто и не знает, что нет под всей этой невесомой массой ни волшебного мира, ни чудес, ни загадок. Нет вообще ничего кроме грязи, пыли и запаха немытых ног, да нестиранных носков. Никто, кроме работников центра развлечений. Особенно этого парня, Валентина. Он был единственным взрослым за много лет, кому удавалось не раз побывать на дне.
Конечно, не все Вы с ним знакомы, но точно его видели. Он как всегда, сидит в углу игрового зала. Длинные жирные волосы почти закрывали угрястый лоб, а секущиеся кончики падали на толстущие линзы очков, прилипая к ним. Тонкие руки выдавали в нём слабака, а согнутые в коленях ноги были похожи на длинные лапки кузнечика. Весь этот суповой набор покрывала широкая не по размеру застиранная голубая футболка с логотипом «Дельфинчик», на котором весёлый мультяшный китообразный улыбается и приглашает поиграть. Это была единственная униформа и только с помощью неё становилось понятно, что Валентин сотрудник центра, а не затаившийся в тени маньяк. Если Валентин вставал и расставлял руки в стороны, он походил на огородное пугало, с накинутым на ветки старым плащом. Футболку он никогда не снимал, но все точно знали, что рёбра у него торчат как у скелета в кабинете анатомии. Так он и сидит, в одном и том же углу, вставая лишь чтобы забрасывать выпавшие шарики обратно в бассейн и помогать встать упавшим малышам. Но только самым маленьким. Дети старше трёх лет его боялись, а старше пяти уже не воспринимали всерьёз. К батутам, горкам и другим аттракционам он не подходит. Да его туда и не пускают свои же коллеги.
Сегодня, Валентин сидел в тени. Да он и сам был как тень. Некоторые дети, как и родители, всё равно побаивались его. Тело не внушало страха, но вот взгляд. Пустой и холодный, какой-то стеклянный. Если он улыбался своими жёлтыми, пеньковыми зубами, Валентин становился похож на что-то, которое обычно выскакивает из темноты в фильмах ужасов.
- Эй, Валя! – он не успел обернуться и детский мяч врезался в прыщавое лицо. Валентин упал с обёрнутого дерматином кубика, служившего ему стулом. – Тебе клоуном надо работать, а не здесь сидеть! – он поправил очки и увидел часы, красивые, на массивном ремешке, обхватывающим толстое запястье мускулистой руки, но когда он потянулся на встречу, рука резко отдёрнулась. Со всех сторон, словно гром, на Валентина обрушился издевательский смех.
- Ты чего, урод? Сам вставай! Может ты заразный! - это был Витёк. Высокий и накаченный блондин. Куча мышц и ни грамма мозгов. В такой же футболке с дельфинчиком, что и Валентин, но смотрелась на нём она гораздо лучше. А вокруг ещё четверо, его дружки. Устроились все в один день, так как предыдущие уволились также синхронно. Ну как уволились, не вышли на работу и всё. Здесь это нормальная практика. Раньше эти громилы не трогали Валентина, хотя бы при посетителях, но они входили во вкус. С этой недели издевательства были поставлены на поток.
- Замечталась, сестричка? – Витёк подобрал мяч и бросил в висящее рядом баскетбольное кольцо. – Все ушли уже, просыпайся!
Валентин заметил, что посетители ушли. Он не вставал в надежде, что уйдут и работники.
- Так, чего стоим? – в зал вошёл мужчина, в серой рубашке, широких штанах и лбом на полголовы. Сразу становилось понятно, что вошёл начальник, так как только он был в галстуке и при его появлении смех сразу прекратился. – Забыли? Чистая пятница!
- Корнечно, Александр Васильевич! – Витёк сразу выступил вперёд и незаметно сверил время на часах. – Мы как раз распределяем обязанности!
- Ага! Ну да! Конечно! Маты все поднять, на батутах сверху пыль протереть и бассейн…
- А что с ним? – Витёк попытался сделать умное лицо, но не вышло.
- Как что? – начальник сделал акцент на букве «О» и на несколько секунд его рот принял форму этой буквы. – Шарики все вынуть и протереть! Дно вымыть! С белизной! – он поднял руку с вытянутым вверх указательным пальцем – Там уже жизнь появилась! Всем ясно?
Никто не ответил, а только послушно покивали головами. Витёк вновь посмотрел на часы. – Ну пятница же! – в его голове заперся возмущённый крик.
- Ну? Приступайте! Выходные впереди! Народу будет много! Если хоть одна жалоба будет, смотрите у меня! – Александр выставил вперёд кулак. Развернулся и ушёл в свой кабинет. Но перед тем как войти, добавил: - Чего стоим? Забыли где швабры?
Застывшие на месте подчинённые резко зашевелились и руководитель окунулся в кабинет полностью.
- Ну что? Показал им босса? – бухгалтер, заместитель, а по совместительству ещё и брат, сидел за столом и перебирал бумаги. Выглядел он точно также, словно в их семье всем выдавали одинаковые лица. Только лоб был поменьше. Зато вески были белее, а морщины под глазами глубже.
- Хоть бы раз сам инструктаж провёл! Только и сидишь в кабинете как мышь! Бумажки перекладываешь! – Александр Васильевич прошёл сквозь весь просторный кабинет и упал на диван почти с разбега.
- Ну ты же босс. А я так. – Алексей Васильевич махнул рукой. – Домой едем? Пятница!
- Подожди пока! Проконтролировать надо! – с важным видом ответил начальник, после ласкающего слух «босс».
- Ой да брось ты! – Алексей усмехнулся.
- А вот и не брось! Этих мы ещё в деле не видели! Только устроились! – Александр встал и пересел за стол.
- Кто виноват, что работники на долго не задерживаются, а? – Алексей говорил спокойно, чем выводил брата из себя.
- На меня намекаешь? Я уже дышать на них боюсь! Как что, так сразу сбегают! Так ещё и не предупреждают! Работа то не бей лежачего! – Александр развёл руками. – Я им и зарплату и форму…
- И тыкаешь их мордой в пыль, как котят слепых. – Алексей улыбался и продолжал выводить Александра из себя.
- А как иначе? Без контроля всё развалят! – Александр встал из-за стола и вернулся на диван. Он не мог спокойно сидеть на месте.
- Контроль говоришь? – Алексей отложил бумаги в сторону и положил локти на стол. – Вот увидишь, контролёр, мы сейчас выйдем, а порядок наводить будет один Валя!
- Ничего подобного! Я всем сказал порядок наводить! – неугомонный начальник вновь вскочил с дивана.
- Сказал всем, а убираться только Валя будет. Подожди, он тоже свалит. – Алексей постучал пальцем по столу.
- Кто? Этот? Да он благодарен должен быть за эту работу! Кому он на хрен нужен? – Александр сгорбился и втянул щёки, изображая Валентина.
- Слушай. – перебил старший брат. – А ведь действительно. Сколько он у нас уже работает? Года три?
- Плюс-минус. – Александр покрутил ладонью в воздухе.
- А ведь остальные и трёх месяцев не держатся. Странно. – Алексей провёл пальцами по небритому подбородку.
- Я же говорю, кому он нужен? Ты его не видел что ли? – начальник на столько завёлся, что на голове зашевелились остатки волос.
- Да не ори ты! – Алексей тоже встал. – И всё равно он один убираться будет!
- Ничего подобного!
- Спорим? – Алексей вытянул руку вперёд.
- Легко! – потная ладонь обхватила руку брата. – На что?
- За ужин заплатишь!
- Кто ещё заплатит! – Александр освободил руку и схватил висящий на стуле пиджак. Алексей последовал его примеру. Когда хозяева вышли в зал, в униформе был только Валентин и протирал борта бассейна красной тряпочкой. Остальные уже переоделись и направились к выходу.
- Ну что? – Алексей толкнул брата в плечо. – Учти, я ограничиваться не буду. Эх, прощай диета! – он издевательски выдохнул.
- Лёша, ты иди! В машине подожди пока! Мне тут нужно с ребятами побеседовать! – сцедил сквозь зубы начальник.
- Ты только громко не кричи! – Алексей похлопал по плечу проигравшего спор начальника и направился к выходу. По пути он взглянул на Валентина. – Три года, я бы не выдержал. – сказал он еле слышно и вышел.
- Всем стоять! – рявкнул Александр Васильевич и вышел в центр зала. – Подошли все сюда! – крик был похож на рёв сирены.
Толпа молодых людей сразу втянула голову в плечи и засеменила в сторону начальника. Все, кроме Витька.
- Хотите сказать, что всё убрали?
- А что? – Витёк дерзко шагнул вперёд. – Мы своё убрали!
- Своё? А бассейн не своё? – Александр Васильевич показал в сторону копошащегося в пластмассовых шариках Валентина. – Я что сказал? Чтобы все вместе!
- Так Валюша сам вызвался в бассейн! Сам сказал всё уберёт! Правда, Валька!- Витёк мотнул головой в сторону Валентина. Тот утвердительно покачал своей, опустив взгляд.
- Всё так? – начальник недоверчиво посмотрел на качающего головой Валентина, потом на стоящих за Витьком парней, которые, как по команде, замотали своими. – Ясно! Зашугали слабенького! Короче! Переодеваемся и вперёд! Ему до утра не успеть!
- Но… - начал Витёк, от волнения поправив часы на запястье.
- Без вопросов, ясно?
- Мы под это не подписывались! Он реально сам подписался! Этот урод нам с батутами не помогал! – не успокаивался Витёк.
- Кого не устраивает, вон выход! – начальник указал рукой на дверь.
- И ладно! Пошли, пацаны! – Витёк махнул рукой и повёл всех за собой.
- Только и зарплату тоже билетиками на батуты получите! – крикнул вслед руководитель, широко улыбаясь.
Все сразу остановились, кроме Витька, сделавшего два лишних шага.
- Вот так то! За работу! – приказал Александр Васильевич. – Вы мне и так сегодня дорого обошлись! Самого прожорливого человека на земле теперь кормить. – последнюю фразу начальник пробубнил себе под нос, когда вышел на улицу и увидел довольного брата.
Парни стояли и ждали команды вожака.
- Витёк! – спросил один из них. – Так чего делать то?
Витёк сжал кулаки и посмотрел в сторону бассейна. Валентин стоял посередине, по колено в шариках и прижимал к груди свою красную тряпку, словно приглашал быка напасть на него.
- Выходи, падла! – крикнул Витёк Валентину. Тот испуганно мотал головой в стороны.
- Выходи говорю! Специально нас подставил? Ты же знал, что так и будет? Сейчас ты у меня и бассейн, и батуты, и унитазы языком вылежишь! – Витёк стал разминать руки. Другие послушно последовали его примеру, весело улыбаясь. – А ну вылезай!
- Нет.- еле слышно отвечал Валентин.
- Так ты умеешь говорить? Если не вылезешь, я сам к тебе приду! – Витёк перешагнул через борт, остальные направились за ним. По мере приближения Витька и команды, зрачки Валентина становились шире. Руки дрожали, ноги тряслись, но он продолжал стоять в самом центра, как солдат на посту. Казалось, он и сам сейчас упадёт.
- Ну тварь, сейчас мы теб…- нога Витька наступила на что-то мягкое. – Он остановился и от неожиданности поправил часы на запястье. – Что за хрень?
- Что-то тронуло меня за ногу! – крикнул один из парней.
- И меня! – отозвался второй.
Внизу что-то двигалось и все синхронно наклонили головы, но под толстым слоем шариков ничего разглядеть не могли. Двое стоящих позади парней ничего не говорили. Пластмассовые шарики вокруг них зашевелились, словно бассейн начинал кипеть. Ровное пластмассовое полотно, стало извиваться высокими волнами. Шарики подпрыгивали выше их голов, словно они все стояли в сковороде с готовящимся попкорном. Парни Витька в испуге развернулись и побежали прочь, но не успевали добраться до бортов. Один за другим они проваливались в пластмассовую бездну. Скрежет пустых шаров смешался с громким и сочным чавканьем. Витёк крутился на месте. Он пытался обойти волны, но стоило ему сделать шаг, как шарики поднимались перед ним. Он оказался прямо перед Валентином. Витёк хотел схватить его, но что-то обвило ногу и резко дёрнуло. В хоре трущихся друг об друга шариков послышался сочный хруст. Витёк издал леденящий кровь вопль, упал на колени и упёрся руками во что-то липкое и тёплое. Он попытался отжаться от пола и встать, однако его руки нежно, но крепко обвило скользкое и противное оно. Он с головой опустился под шарики и увидел…это. Витёк вновь хотел закричать, но новый вопль застрял между горлом и лёгкими. Треск ломающихся костей поднимался из шариковой пучины. Крепкие и упругие мышцы ломались как пучки сладкой ваты. Острые зубы легко рубили мясо и разрезали жилы. Это уже не ломает кости, оно их мелит, запивая тёплой, ещё не свернувшейся кровью. Последнее, что смог увидеть Витёк, это лицо Валентина. Как испуганные глаза наполнялись счастьем и удовлетворением, а искривлённые страхом губы, расползались по лицу в довольной улыбке, обнажая желтоватые зубы – пеньки. Голова Витька окончательно утонула в бассейне и упала на дно. Звук хрустящего на тысячах зубов, как жаренный сухарик, доставлял ему удовольствие. Валентин слышал, как это всхлипывало, всасывая в себя мозг, и от этого у него закатывались глаза. Да, на дне бассейна действительно завелась жизнь. Александр Васильевич даже не представлял, насколько он был прав.


- Блин, Саня, может я сегодня отлежусь? – Алексей еле передвигал ногами, придерживая надутый живот.
- Нееее братан! Отрабатывай теперь! – Александр Васильевич похлопал брата по плечу.
- Живот болит! Какой из меня работник? – на лице Алексея смешались чувства боли, отвращения и тошноты.
- А не надо было вчера всё подряд в рот тащить! – Александр напивался своей местью, после изрядно похудевшего кошелька.
Они вошли в зал. Запах чистоты и свежести встретил их на пороге. Всё аккуратно стояло на своих местах. Всё, кроме работников.
- Не понял! А где все? – возмущался начальник.
- Говорил же, опять всех своей пылью распугаешь! – Алексей еле сдерживал рвоту. Из-за угла вышел Валентин. – А нет, не всех пока!
- Валя, ты один? – поинтересовался начальник, хотя уже знал ответ на вопрос.
- Ну да. – еле слышно ответил Валентин, виновато опустив глаза.
- Ты хоть ложился сегодня? – Александр Васильевич протянул руку подчинённому. Валентин поздоровался не сразу, вложив в широкую ладонь начальника, скользкую и холодную культю.
- Немного. – ответил он почти шёпотом.
- Понятно! Молодец, что убрался! Премию выпишу из зарплат этих бездельников! Но сегодня надо поработать!
- Можно я у бассейна буду дежурить?
- Как скажешь! Алексей Васильевич, с тебя тогда батуты!
- Как? Я же…- лицо Алексея приняло лиловый оттенок.
- Вот и растрясёшь заодно! Пошли переодеваться! – начальство ушло готовится к тяжёлому рабочему дню. Переодеваясь в футболки с дельфинчиком, Александр Васильевич принюхался к руке. – Леша, что ты за бурду покупаешь вместо чистящего средства?
- А что?
- Я с Валей за руку поздоровался и понять не могу, чем теперь моя пахнет!
- А с чего ты решил, что это средство?
- А что же это ещё? Какой то гнилой, медно-ржавый запах. На, понюхай. – он сунул ладонь в лицо брата и Алексей, еле державшийся всю утро, не выдержал и большая часть ужина растеклась по полу в кабинете.
- Фу, вот и трать на тебя деньги! – Александр Васильевич отскочил в угол, чтобы не попасть под потоки брызг.
Пока начальники развлекались, Валентин уже был на посту. Он занял свой привычный угол. Когда Валентин садился на кубик, спортивные часы чуть не слетели с тонкого запястья. – Придётся делать дырку в ремешке. – подумал про себя он.
Гости придут только через час. Можно немного подремать. Ночь была тяжёлая. Валентин встал и ещё раз обошёл бассейн. И не зря. Он достал из заднего кармана узких джинс свою тряпочку и протёр пропущенное вчера место. Хорошо, что тряпка красная, кровь на ней почти не заметна. Он вернулся на кубик, сел и достал зубочистку. Сырое мясо очень часто застревает в щелях. Медный вкус крови не позволяет часто открывать рот. Шарики рядом зашевелились. Валентин открыл крышку кубика, достал конфету и бросил в бассейн. Через три секунды, один из шариков выпрыгнул и упал ему в руки.
- Нет! Вечером, когда все уйдут! – Валентин ответил строгим, повелительным голосом, который никто из других людей никогда не слышал. Шарик положил аккуратно, а не бросил, чтобы не поддерживать игру.
- Ничего. – подумал Валентин. – Балуешься, пока маленький. Скоро подрастёшь и будешь аккуратно кушать… - Валентин устало зевнул. - А может даже убирать за собой.

Большие руки. Голова - ребёнка.
Подвижен в танце, словно туарег.
Он выбрал место « гадкого утёнка»,
И звался он: «Анри Тулуз-Лотрек».

Ему не нравились закаты,
В нём трепетал жестокий век.
Но писал свои плакаты,
И там был важен – Человек.

Судьба свела его с Ван Гогом.
Лишь карандашная пастель,
Сохранилась ненароком,
Где, Винсент Ван Гог - модель…

Он не простил себе уродство,
Которое, живописал.
Не опускался до юродства,
И сам себя всю жизнь терзал…

Хмель бывает безобразным,
И перпачканым, в грязи…
В дымý: развратно- куртуазном,
Не видел он: кто, спит вблизи?

Он был гурман. И был порочен.
Был одинок, как доберман.
Был сексуально озабочен.
И изнывал от струпьев ран…

Но в нём , сверкал , как бриллиант,
Богом , посланный Талант…

Со спокойствием проснитесь
И спокойствие сохраните
Я люблю вас
вы меня простите

Не озлобляйтесь
не черствейте

добрыми всегда
здесь быть умейте

Помогите тем
кто живет в нужде
Вы нужны друзья везде

В переди
как гвоздь стоите
людей к свету
к радости ведите

От любви не откажитесь жить по совести детей учите
И счастливыми прожить время жизни научитесь

Качели это маятник,который движется вперёд и назад.
Дети весело катаются на них,каждый очень рад.
Твое состояние ,словно те качели.
Тебя бросает в крайности,ты качаешься еле-еле.
Нужен толчок,помогите кто-нибудь,может получится?
Не надо,забудь.
Качели железные,качели холодные,но энергетика добрая.
Качаешься быстро:подъем.
И вот истинный путь.
Ветер дует в лицо,волосы все растрепал.
Думаешь это легко? Игры закончились,это финал.
Спрыгну с качелей,нет уже сил.
Сделала то ,что всегда ты просил!

Мир совести достоинства любви
Память учит людей жить любить и наснлаждаться
Дух не сломанный веками
Вечно будет жить здесь с нами
Надежда всех спасёт любя
Веру не теряем никогда
Духом верности наполним
И с любовью мир исполним
События поменяются
Зло с любовью обнимаются
Ложь умрёт
И жизнь понравится
Деньги будут не бумажные
В коллективе
Делимся взаимно
Дух словьян не победим
Он всеми дУшами любим
Мир словьянский оживает дружба лесть в нас всё бывает
Любовь мы с вами не потеряем
Любовь спасёт

Писать красивые стихи,
Я не могу, иль как не знаю,
И просто то, что на душе,
Порой, как гейзер изливаю,

Тут где-то опыт, где-то сны,
На чьи-то жизни в них отсылки,
Порой, как зеркало они,
На чувства мои, часто ссылки,

Кого любил, люблю и буду,
Про тех, кого я не забуду,
Про жизнь, которую хотел,
И что я сделать не успел,

Мои мечты живут в них часто,
Порой, читая между строк,
Я там могу и извиняться,
За то, что был я с кем то плох,

Там слёзы радости и горя,
Улыбки там и громкий смех,
Любви, пусть горькой, просто море,
Конечно, это не для всех,

Кто не поймёт - тому не надо,
Я напишу лишь для себя,
Пусть говорят, что всё бровада,
Писать не перестану я,

И чистый лист - он мой психолог,
Он молча слушает мой плач,
Ведь каждый миг мне в них так дорог,
Я сам тут для себя палач,

Я в них создам себе планету,
Чтобы ещё хоть день прожить,
И те, кого уже тут нету,
Со мной там вместе будут жить,

Я в них сотру всю боль и горе,
В них уничтожу я свой страх,
И буду там, как в тёплом море,
Купаться я в своих мечтах....

Обида мучает до боли
Окутала нам души божья воля
НЕнависть ведь яд
что розрушает
Души в ряд

Я обидчиков прощаю
Не Обижаться обещаю
Не обижать ведь это просто
Будем радоваться росту
Совести добру

Иссякла горечь вся поэта,
Слеза не катится теперь.
Писать мне больше нету света.
Боюсь остаться без упрека,
Что вел к мечте меня тогда.

Я выбью двери сапогом,
Мне весело нахмурят люди.
Лечу я, сам к себе лечу.
Я выпил чашу горя.

Я расхлебал ее до дна.
Кричал еще, еще налей!
Ну видно выпала судьба,
Не видать бокал страстей…

Писать мне не о чем, о грустном,
Да весела жизнь, весела.
Коль в голове пропали чувства,
Значит возражуся снова я.

Я буду пить, плясать,
Играть я буду песни на гитаре.
Я буду весело ломать,
Чужую бабу в старом баре.

С чувствами игра прошла.
Я победил!
Они же мне за это:
Дали палкой по башке,
Чтоб не вспоминал,
Ублюдское, но красивое лето.

Любил я вас, любил…
Люблю!
Вернуться не хотите?!
Набравшись смелости скажу:
«*** вы идите!»

И были долгие часы,
Страшася перед вами,
Я помнил что я как слуга,
В приходском наряде.

Откройте окна, господа, откройте двери настежь,
Зима-шарманщица пришла, внося свои напасти.
Она играет на трубе, на флейте полусонной,
И снег летит - летит к тебе дорогой неуклонной.

Ах, этот первый, лёгкий снег, как музыка без фальши,
Он ускоряет жизни бег, чтоб мы бежали дальше.
Он пудрит старый тротуар и шапку на прохожем,
И каждый кажется не стар, а чуточку моложе.

Давайте слушать тишину, что в воздухе повисла,
И верить в сказку наяву, лишённую корысти.
Пока декабрьский музыкант играет вальс старинный,
Душа парит как белый снег по улице Неглинной...

Спешит в метро людской поток, у каждого заботы,
Короткий до весны денёк, дела, счета, работы.
Но в блеске праздничных витрин, где ёлки и гирлянды,
Вдруг замирает гражданин, забыв свои стандарты.

Москва сияет в серебре, огнями вся одета,
И в этом снежном декабре так много - много света.
И пусть метель поёт навзрыд, кружась над головою,
Душа от суеты летит, укрытая зимою.

И пусть на улице морозы,
Когда в душе цветёт весна.
Прекрасной и красивой розе
Совсем не страшны холода.

Она теплом своим укроет,
Вокруг себя пространство всё.
Она всегда цветёт весною,
И в ней всегда царит тепло.

И радость ту, что себе дарит
И излучает изнутри,
И, словно свет, она сияет,
И отражает это в мир.

Цветёт она всегда с любовью,
Внутри её всегда растит.
Любовь её оберегает,
Что ей морозы не страшны.

© Марьям Ахмадулина, 01.12.2025

Печальные ночи,
Грустные сны.
Закрытые очи
Не видят весны.

Забытые дали,
Безбрежный простор.
Увидишь едва ли,
Меж нами забор.

Чудесное утро,
Манящий рассвет.
Таинственно, будто,
Взаимности - нет..

Открытые двери,
Ласковый взгляд.
Хотел бы я верить,
И был бы я рад..

Откровенно и тонко ты душу мою разорвал,
Мимоходом идя кинул под ноги и вытер.
Сладкие мечты все у меня отобрал,
Со знанием дела как виртуозный мастер кондитер.
Ночь - знахарка умело залечит свежие раны,
Раннее утро умоет долгожданным рассудком.
Душные мотивы исчезнут, они в гости незваны,
Гонит ветер поспешно их прочь холодком...

Этот вечер похож на вчерашний,
Будто соткан из тех же нитей,
Только ткач у него неважный,
Равнодушный был исполнитель.

Беспокойные снежные мухи
Надоели фонарным столбам,
Этот вечер как - будто не в духе,
Разорваться хотел пополам.

Вся продрогла, когда случайно
Мы столкнулись у тех фонарей,
Получилось так глупо, нечаянно,
Убежать захотелось скорей.

Как девица капризничал ветер,
То обнимет, то гонит взашей,
Он сегодня меня не заметил,
Одинок этот вечер, ничей…

Кота ты гладишь, не меня,
Хотя я, вроде, тёплый тоже.
Он смотрит так, как будто я
Ему угроза, зверь прохожий.

Ты шепчешь: «Котик, мой герой»,
Я стал буквально неподвижным,
А кот довольный, хвост трубой,
Уже меня считает лишним.

Теперь владелец он жилья,
Меня стремится опорочить.
Ну, ладно, Бог ему судья,
Пусть спит с тобой, когда захочет.

Он ловко лезет на кровать,
Толкает лапой без стесненья,
Тебе желает доказать,
Что я лишь гость без приглашенья.

Кота люблю я? Да, вполне.
Принёс ему ведро сметаны.
Кота ты гладишь, а на мне
Его когтей сквозные раны.

Ты – мой импульс, что струится
По канве стихотворенья,
Продолжает суетиться
Разжигая вдохновенье.

Он блуждает повсеместно,
Я ему лишь повинуюсь
И признаюсь тебе честно,
Заодно я с ним беснуюсь.

Я пытаюсь оторваться
От тоски и лихорадки,
Но нельзя не спотыкаться,
Если чувства не в порядке.

Мне пора бы закругляться,
И поставить жирно точку.
От тебя бы отписаться
И жить дальше, в одиночку.

Сегодня магнитная буря
Накрыла наш шарик земной.
Не спится от этого мне
Стихи сочиняю себе…

Себе и другим тем собратьям
Товарищам, что по несчастью
Не спят этой ночью
Совместно со мной.

И даже не знаю, количество
Всех.
И как посчитать этих - тех…
Живут где собратья мои
В каком уголочке земли?

Владеют каким языком?
Что думают, кушают, носят
И нравы какие у них.
И есть ли рецепты для сна,
А может не сплю только я?

Движений откровенность не унять,
Она в изгибе кисти и плеча.
Слова умеют прятаться и лгать,
А тело говорит, почти крича.

Оно расскажет больше, чем уста,
О тайной боли, радости хмельной.
Душа, как будто с чистого листа,
Рисует танец, искренний и свой.

Полёт ресниц, чуть вскинутая бровь,
Небрежный жест, меняющий весь мир...
Так беззащитно просится любовь
В эфир молчанья, покидая пир

Словесных игр и выверенных фраз,
Где каждый слог — продуманный эскиз.
Но дрожь руки в решающий тот час —
Души внезапный, искренний каприз.

Движений откровенность не унять,
Так полумрачно сплетаются в тени.
И хочется не говорить — вдыхать,
Мелодию рождающей любви.

Ловить губами тёплый полустон,
Скользить по коже кончиками пальцев.
Пусть этот мир, как затянувший сон,
Нас примет в круг своих ночных скитальцев.

Когда скользит ладонь вдоль позвонков,
И каждый мускул — трепетная нота,
Мир замирает, сбросив груз оков,
И в теле просыпается дремота

Инстинктов древних, чистых, как родник,
Где нет притворства, фальши и уловок.
Лишь выдох, стон и сокровенный миг,
Что так пугающе и так неловок.

Движений откровенность не унять.
Она — порыв, не знающий оков.
Её нельзя в корсеты застегать,
Под тяжестью напудренных тех слов.

Она в рывке, когда порвалась нить,
В ладони, что сжимается в кулак.
Её не скрыть, её не запретить,
Она — маяк, пронзающий весь мрак.

Пусть разум строит крепости из льда,
И этикет диктует свой закон,
Но тело не обманет никогда —
В нём правда бьётся сердцу в унисон.

Смотри, как в танце падает запрет,
Как в шаге — вызов, в повороте — страсть.
Движенье — это честный твой ответ,
Живая, не подкупленная власть.

Движений откровенность не унять,
Она — язык, что древности древней.
Мы учимся искусно подавлять
Порывы первозданные в себе.

Но вздрогнут плечи, выдавая страх,
И пальцы нервно теребят платок.
Вся правда — не в заученных словах,
А в том, как кровь стучит тебе в висок.

Как тянется к теплу твоя рука,
Как ты шагаешь, позабыв про всё,
Когда тоска сжимает, как река,
И вдаль тебя течение несёт.

Движений откровенность не унять,
Она — мазок на жизненном холсте.
Её дано лишь сердцем понимать,
В её природной, дикой красоте.

Она в волне, что бьётся о гранит,
В листве, что ветер гонит по земле.
В ней код вселенной бережно хранит
Всю правду о добре, любви и зле.

Так кисть творит, не слушая ума,
Так музыкант в аккордах растворён,
Так пишет тело наши письмена,
Переступая разума заслон.

И в этом танце, яростном, слепом,
Где каждый взмах — признание и крик,
Мы говорим о самом дорогом,
Используя божественный язык.