Памяти поэта Евг. Евтушенко

Вот и всё, – ушёл поэт,
а с ним та часть эпохи,
которой больше в мире нет,
но есть незыблемые строки.

Он остаётся, – смерти нет,
разлука есть навеки!
Когда уходит свет-поэт,
его стихи нетленно светят.

Поэт ушёл, его восход
конечно сердце процарапал!
Стихи он пел, и каждый год
в Россию мчал из Штатов.

Прими, страна, – он жил тобой,
он пел Россию неустанно!
Ушёл поэт, пусть не святой,
кому простой, – кому-то странный.

Его разгадка в небесах,
он звал к принятию вселенной,
что отражается в глазах,
и словом льётся неизменно.

Он часть эпохи! – без него
уже не так мир ощущаем!
Да будет в памяти светло,
такой поэт не забываем!

Сказать «прощай», я не скажу,
нет для поэта смерти!
Его слова я повторю, –
свою спою я песню.

Дух остаётся навсегда
его поэзии трибунной, –
такой лиричной навека,
с дыханьем музы юной.

1 апреля 2017 / 20:30

Памяти поэта Евг. Евтушенко

В минуты скорбные мне хочется молчать,
хорошее припомнить об ушедшем.
В раздумьях добрых лучшее принять,
достоинства добавить к его чести.

Человек проходит жизни путь
и нам примеры в память оставляет.
Передаёт свой вечный труд,
за который чаще вспоминают.

Судьба свои приводит исполненья,
ломает планы, – не всесилен человек.
Не изменить нам промысла движенья,
каков отпущен, таким и будет век.

Смирение дано нам, как надежда
на то, что дальше там, – восходный мир
нас поведёт на новые свершенья
в иные измерения – эфир.

Да будет как угодно! – здесь нам память,
тот лучезарный свет и доброта,
с которой мы ушедших вспоминаем
и говорим хорошие слова.

Я говорю, но прежде я в раздумьях,
ушедший жив на памятном кругу.
Нас память единит и потому мы люди,
ушедших не забудем доброту!

5 апреля 2017

Памяти поэта Евг. Евтушенко

Поэт уходит, как и все,
но клад бесценный остаётся
в его стихах на той волне,
и в новой отзовётся!

Он сделал то, что не под силу
такое сделать никогда!
Он пел судьбу, он пел Россию,
весь мир попал в масштаб стиха.

И слава Богу, что он был,
и на века стихами остаётся.
И даже если канет мир,
стихи взойдут его как солнце!

Не исчезает никогда,
всё, что от бога достаётся!
Как дар небес горит звезда,
так дар поэта – это солнце!

Оно взойдёт среди веков,
среди вселенной где-то!
Нет смерти у стихов,
и нету смерти у поэта.

Слова живут, его дыханье,
там остаётся на века.
И как пример любви восстанье,
с надеждой, верой навсегда.

5 апреля 2017

Памяти поэта Евг. Евтушенко

Поэт уходит – возвращаясь,
припомнить хочется стихи.
Поэта книги я листаю,
стихи читаю, что спасли!

В стихах спасение витает,
оно приходит в трудный час,
когда весь мир не понимает,
когда беда стирает нас!

Они просты с великой силой,
ту силу называют доброта!
И правда в ней, как мир разливов,
где в свежести парят слова.

Слова спасают в час тревоги
и вырывают даже из петли,
когда мутит в беде убогой,
не может выхода найти.

Поэт масштабами великий,
в спасенье многих доброхот,
всегда останется попыткой,
живущих повторить его восход!

И стоит пробовать, – однако,
его пример неповторим.
У каждого своей судьбы задача,
поэт поможет, – будь решим!

5 апреля 2017

Памяти поэта Евг. Евтушенко

На всё не даст никто ответы,
на всё ответит только бог!
Кто знает, что там светит,
каков этап, каков порог?

Куда идём? – или, быть может,
уже мы катимся в обвал?
Покажет время – огорошит,
об этом разве кто сказал?

Мы можем только посудачить,
на шаг, на два вперёд, –
неровно контуры означить,
мешая дёготь в мёд.

Спроси любого, что он знает,
всего не может знать никто!
Человек предполагает,
располагает бог и всё!

И не фиг гнуть умняк на роже,
болтай что хочешь на шаги, –
на два, один не зная больше,
ты лучше честно помолчи!

За деньги можно баять в уши,
нести брехню сегодня тренд.
А совесть что? – Охота кушать,
за совесть платы не было и нет!

4 апреля 2017

Памяти поэта Евг. Евтушенко

Молчите, пожалуйста, – вам,
не судить большого поэта!
Всё что мог, он людям отдал,
занимал он достойное место!

И жил он трудом нещадным
и до последнего пел.
Принёс он построчное счастье,
брал каждый, кто захотел.

Он восходил и взошёл
пусть поостынет зависть.
Иногда, может быть, он и зол,
но себя выше многих ставил.

Он достоин большой высоты
воздаю я великую славу
при согласии чтившей страны,
что поэта вовек не оставит!

Велика ты страна на просторах
человечная в мире всегда!
Поэтов рождаешь – героев,
будет слава им на века!

Вы поэта зря не судите,
отбросьте политики дрянь.
Вы добром его помяните,
а судите лишь по стихам.

5 апреля 2017

Ищу слова, они легко приходят,
из ниоткуда будто бы идут,
но знаю я, что прожитые годы
на белую бумагу их кладут.

Со школьных лет, ещё мальчишкой,
не думал я словами жить, –
хотел, как многие, с отличной
девчонкой правильно дружить.

Я шёл в спортзалы, чтобы сильным
вернуться к ней, и чтобы защитить
её я мог, как супермен из фильма,
и, как герой, хотел её любить.

И может быть, любил? – кто знает?
Прошло так много уже лет.
Расстались мы, я пробовал словами
те чувства вытащить на свет.

Хотелось видеть, что же происходит?
И что за боль и горечь, какова?
Дни напролёт стихи я строил,
искал, стараясь, точные слова.

И мне, казалось, вот оно свершилось,
вот точно найденная связь!
И мысли с чувствами кружились,
надеялся, стихи подружат нас.

Но девочка, совсем не обратила
внимания на искренность тех слов,
с другим ушла, – меня не полюбила,
ей ни к чему был бред моих стихов.

Я с той поры не расставался со стихами,
людей за годы многих потерял,
но не расстался с верными словами,
и никогда я слов не предавал!

24 апреля 2004

О чём писать сегодня знаю,
несложно строчки отыскать,
я о любви стихи слагаю,
их для тебя легко писать.

Ты – ангел мой небесный,
в приюте временном, земном.
Как хорошо, когда мы вместе
слова любви, спеша, несём!

Твоё люблю простое имя,
в котором зашифровано моё.
Мой ангел радостный, – любимый,
о, как с тобой мне хорошо!

Ты для меня судьбы награда
вся радость жизни и покой.
И пусть в молве ты не святая,
я назову тебя святой!

24 апреля 2004

Не страшусь я банального слова
из альбома любовных стихов.
Я хочу улыбаться с любовью,
говорить много добрых слов.

Так что смейся со мной до упада,
погляди, как я жизнь восклицал,
в брызгах света из водопадов
моих чувств, о которых мечтал!

Ты и есть всех восторгов причина,
появилась мечтою в ответ!
Утверждай нашу радость улыбкой,
для улыбок рождён человек!

24 апреля 2004

Говори мне разные глупости,
выдавай от души сущий бред,
я хотел бы тебя долго слушать,
моя женщина, друг, человек.

Расскажи про любую нелепость,
хочешь умное, что-то, вверни!
Все слова твои – звучная прелесть,
из таких сотворяют стихи.

Будь всегда моей милой болтушкой,
я люблю неуёмный твой пыл!
Рассказав, только ты можешь слушать,
понимать всё, что я говорил.

Слов оттенки любые постигла,
пониманье, не каждой дано!
Может, просто, меня полюбила
за стихи и за что-то ещё?

Говоришь, что не любят за что-то,
это так, но с другой стороны, –
разве можно любить тех упёртых
торжества не узнавших любви?

Я наспорился, больше не буду,
есть любовь, у кого её нет.
О любви, слов твоих не забуду,
и тебе их скажу я в ответ!

24 апреля 2004

Я живу в простой многоэтажке.
У меня звонок есть на двери.
Пудель мой всегда на страже,
не дай бог, кто позвонит!

Он залает так, что страшно
самому бывает мне! –
И звонят, бывает часто,
кто ни попадя, весь день.

Двери скоро открываю,
подрываюсь от звонка,
и милиция бывает,
проверяет паспорта.

И пойти открыть несложно,
не проблема для меня, –
но однако раздражён я
когда ходят, кто ни попадя.

Утром в девять, иеговисты.
(Кто бы мимо их послал!).
Не стесняются ломится,
от призывов их устал!

Подсылали как-то Лялю.
Я с утра был с бодуна.
Мне о боге затрещала,
я стаканчик ей вина.

Лялю сразу смыло лифтом,
убежала дама в дым.
Показал бы иеговистке
силу фаллоса нагим.

А на дню заходит паря,
испугался парня я!
У него квадратом харя,
стрижка страшного качка.

Говорит, мол, не желаешь,
ножик фирменный купить?
Двери спешно закрываю,
этот впрямь бы мог убить!

Здоровенные мальчишки,
ходят, бродят по домам.
Предлагают кипу книжек,
что запрели по складам.

Часто нищие заходят.
Сам бываю без копьи.
Подчистую всё уносят,
мол, несчастные они!

Мне не жалко хлама денег,
но никак им не понять, –
начинаю в понедельник,
чтоб неделю угощать!

Так что, часто ниже нищих,
я бываю без рубля.
Мой карман ветрами свищет,
хорошо, что не всегда!

Что же делать? – Я не знаю!
Вот, намедни, был звонок,
двое строго мне сказали,
чтоб купил у них мешок!

«А не купишь, то задушим,
в этом выбросим мешке
у ближайшей сдохнешь лужи
в лучшем случае в реке!».

Я звонок не отключаю.
Пистолет я прикупил.
Сгоряча всех постреляю,
отсижу, – но буду жив!

Я хочу пожить подольше.
В голове запасы слов.
Говорят, в тюрьме попроще,
будет время для стихов!

И послушать, там найдутся
представители братвы, –
может даже запоются
мои лёгкие стихи.

Чтоб я был всегда свободен,
попрошу мне не звонить!
Если только не за солью…
Не прервите новый стих.

24 апреля 2004

Нам хорошо и вместе нам приятно
по сотке, под грибочки «накатить»,
почувствовать хотим мужскую сказку,
с друзьями в сказке побродить.

Не только ради хмеля льём в стаканы,
имеет место дружный разговор,
пусть с нецензурными идёт словами,
зато не слышит их никто.

Как хорошо, поговорить о переделах
в не радужном сегодняшнем житье,
мы на правителей наводим стрелки,
свобода слова нынче на коне!

Мы демократы все! – особо со стаканом
налитым водкой снова и ещё!
Неплохо быть в самообмане,
особо в пьяном хорошо…

Ты был не прав, Монтень-философ,
что пьянство резко в людях крыл!
У нас в стране проносят даже в космос,
чтоб коньячок под звездами хмелил.

А на земле до преставленья даже,
в России пьют до гробовой доски.
Ну, что же делать, если гены угрожают,
«Не будешь пить, подохнешь от тоски!».

Вот и гуляет Русь, пусть не во всём, святая,
под градусом прошедшая войну.
В Афганистане, правда, поменяли
привычку пить на анашу.

И мы не слышим моралистов,
фуршет желаем продолжать!
Реформы двинем по привычке,
на коммунизмы наплевать.

Идея Ленина нам корни подрубила,
нас гнали в очередь за всяким пустяком.
С бумагою туалетной дефициты были,
за водкой очередь – дурдом!

Не меньше пили и сегодня столько ж,
устал, – здоровья нет, так завяжи!
А если есть, плюс денежки, – попойка,
идёт пускай, пока не кончатся рубли.

Люблю ходить в мужские сказки,
побыть с друзьями пьяным в дым!
Не докатиться бы до пьянства,
пить водку с отражением своим.

24 апреля 2004

«Стихи – пустое», часто говорили
большие люди, выгод знатоки.
Я понимал иначе, лучшее увидел,
и выбрал труд, – писать свои стихи.

Грешил туманами. Как юноша в поэзе,
хотел вещать, не сознавая суть!
От подражаний, изысков своё созрело,
я в пелене очерчивал свой путь.

О чём писать, – сегодня сознавая?
Жму клавиши компьютера и жду,
когда польётся строчка основная,
затем, как пишется, так и пишу.

Без напряжения потоком льются,
ведут слова чудеснейший процесс, –
всегда спешат на выдохе из чувства
занять ряды по смыслу мест…

О, творчества загадочное чудо,
упорных лет расцветшие сады!
Всему небесному хвалу скажу я,
спасибо, жизнь, что научила ты.

Ты провела меня у пропасти зазнайства,
и от обманов срочно отвела.
Спасибо, жизнь, что долго обучался
и все стихи – есть следствие тебя!

Ты помнишь, жизнь, как мне досталось,
как на своём учился я стоять?
И главное, что навсегда осталась,
закалка лет, тебя правдиво воспевать!

Ты уж прости, бывает, слишком круто
беру оценок бьющих удила!
Причина в том, что ты мне приглянулась,
я так хочу, чтоб лучше ты была!

Как я люблю тебя, пусть из стихов узнают,
пусть без туманов главное поймут, –
не только для еды жизнь расцветает,
не просто так года проходят и цветут.

24 апреля 2004

Говорим, большущее спасибо,
устроителям народных бед,
всем сплочённым коллективом
из советских, светлых лет!

Вам спасибо за закалку,
в этом деле, видим, – знатоки!
Принцип ваш страною знаем,
нас дерут, – крепчаем мы.

Ничего, конечно, нет плохого,
что на всё растёт цена, –
патриот пойдёт, хоть голым,
лишь бы славилась страна!

Лишь бы этот самый Запад,
не подумал – дружный гад,
что реформами ослаблен,
и свернёт народ назад!

Ничего такого нам не надо.
С коммунизмом мы разобрались!
И теперь, пусть с голым задом,
сзади всех войдём в капитализм.

Мы ещё там всем покажем,
тренировкам дай пройти!
И тогда, всех застращает,
бицепс нашей нищеты.

Так что, тренеры, давайте,
гнать закалочный процесс!
Вы нас чаще награждайте,
не жалейте первых мест.

В спорте всякое, бывает,
прыгнул – голову разбил!
Двадцать лет, всего-то, начинаем
вырабатывать свой стиль.

Вы, пожалуйста не сомневайтесь
и за нас особо не болейте вы, –
посмелей нас в зимы закаляйте,
не уроним честь родной страны.

И ещё хотелось бы покрепче,
брали бы налоги всюду с нас, –
повышенье с радостью мы встретим,
недовольных укротит спецназ!

А в дебатах телефонных скажем,
и предметно всей страною назовём,
на количество нечаянных промашек
в деле сложно-тренировочном́.

Недовольство есть от нашего квартала,
лично к вам, товарищ президент!
Недовольны мы, что очень мало
из кремля собрались править лет.

Нужно бы ещё, на пару сроков,
рецидив спортивный по нутрям, –
газа хватит, нефтяных потоков
говорят, нескоро перекроют кран.

Вы, нас – олухов, пожалуйста, простите,
за назойливость к вам личных просьб,
нам палаток за границей закупите,
чтобы в дождь не капало на нос,

чтобы всей страной патриотично
мы покинули проблемные дома, –
жить в палатках более практично,
террористы не достанут нас тогда!

И не нужно приставам трудиться,
к должникам не будут приставать!
В дело будет пущена милиция,
с криминалом нам пора кончать!

Но, вы знаете, пусть не спешат особо,
этих самых мафиози укрощать, –
учим мы из «мягкого пути» приёмы,
на бандитах будем проверять.

Если всех их бедных пересодят
по закону и с присяжными в судах,
как на практике нам всей страной освоить,
забиранье пистолета при ударе в пах?

Или вот хромой дружок мой Ванька,
применять желает он костыль!
Как в кендо́, своею палкой,
семерых он пьяный уложил!

Так что, не спешат пусть с этим делом,
и вообще, зачем куда-то нам спешить?
Коммунизм уже не надо делать,
на татами будем головы клонить.

26 апреля 2004

Да, пожил я, пускай не всё случилось,
о чём мечталось – не сбылось,
однако ж, лгать я не могу, не научился,
не святой, конечно, всякое пришлось.

Ходил я и доказывал и спорил,
нет толка никакого, и намёка нет.
Жизнь коллективную не могут строить,
никому нет дела, чтоб для всех!

«Ну, как там?», в сёлах спрашивают люди,
«Какая жизнь нам обещается опять?
Что происходит в городе? Как будет?
Что снова в городах там натворят?».

А всё по прежнему, по-старому и будет,
крестьян по-новой дураками разведут, –
как забывали вас прорвавшиеся в люди,
так и сегодня вряд ли всех спасут.

При коммунистах, да! – вы пожили на славу.
Они и нынче у власти на верхах!
Вчера на частников он затевал облавы,
сегодня бизнес предлагает развивать.

Ну и развей! – попробуй что-то сделать,
когда копейки нету за душой!
Иди, батрачь! – и заливайся песней смелой,
что снова нам пора пойти на бой.

Нет! – хватит проливаний русской крови!
Оставим в прошлом тысячи обид!
Пусть бывший, поглядим, что он построит,
как людям даст по-новому пожить.

Едва ли даст, скорей замучает оброком,
налогами задушит ваш крестьянский быт.
Таких история не учит, никаким урокам
у нас не поддаётся высший чин:

«Народ народом, людей их много,
а я, счастливец, своё удачно ухватил,
трудом прогнутым перед строгим
вышестоящим. Сколь потратил сил?».

Что делать, братцы, я не знаю,
верховного спросите, может, скажет он,
как назовётся власть верховная такая,
и вправду ли для всех в стране закон?

Пусть скажет. Вы же с похвальбищей!
Боитесь по-старинке вопросить!
В съестном не будет никогда Россия нищей,
душа российская слетает вниз!

Забили русских, – страхом задавили,
безропотно страдают, чуда ждут!
Веревки из таких недавно вили
и будут вить, пока до ручки доведут.

Кто на словах не обещал селу подняться?
Но и до сей поры на месте остаётся всё.
Так вскиньте головы, потребуйте от власти!
Пусть власть из грязи вытащит село!

26 апреля 2004

Не скажу, что ты прекрасна,
как селёдки Дома Мод,
но твой ум, естественная грация
выше всех в Домах красот.

Не могу смотреть без смеха
на худющее бабьё, –
то показывают сетки,
а то какое-то рваньё.

Не стыдящиеся Ляли,
по доске проходят голышом,
лошадей так ценят дяди,
зубы, ноги, – всё пучком!

И простят пусть за нахальство,
забираюсь я в интим, –
их берёт всегда начальство
в баньку с делом молодым.

Не моим соваться фейсом,
но скажу вам от души,
ни с одной бы даже сексом
не хотел бы задружить.

Если тело продаётся,
значит, в теле бес сидит!
А умишко там найдётся,
то есть, может, может быть.

Высоты в той моде нету.
И кому нужна та высота?
Склонным к рвотному балету
видеть формы-телеса!

Да простят меня мод гуру,
что художниками звать, –
этих девочек фигуры
в снах опасно созерцать.

Понимаю, деньги тешат,
можно миру подгрузить, –
по ушам легко проехать,
показать дурацкий шик.

В общем, в ваши не пойду театры,
за бесплатно, – за деньгу.
Жалко время на пустое тратить,
в драмтеатр лучше я схожу.

И тебя, подруга приглашаю,
мой прекрасный человек!
Красота не внешностью блистает,
красота внутри как свет.

26 апреля 2004

Посмотри, какой он хищник,
любит в жизни оторвать!
Начинал, косил под нищих,
песни в честь их запевал.

И ещё он пел блатягам,
про судьбу крутой братвы!
Стал сегодня жирным скрягой,
перешёл с людьми «на вы».

От халтуры открестился,
мол, случайно запевал!
На случайном объявился,
популярным сразу стал.

А, когда масть покатила
и удобней стало жить,
потянулся всею силой
что-то общее пуржить.

И не слышно больше песен,
о проблемах русских зон!
Власть куском сегодня светит,
тем куском он увлечён.

На фига ему народец
с неудавшейся судьбой?
Он сегодня полководец
под кремлёвскою рукой.

Я мурла его не вижу,
выключаю даже звук.
Его новый гадок имидж,
не мужицкий, – имидж сук!

26 апреля 2004

Алчные оторвы заполняют наше время,
говорят, что без рвачей никак нельзя.
И мешает жить им наше поколенье,
по течению плывущих в никуда.

Здесь нам отвели пустые роли,
даже пенсий накопить нам не дают.
Поколенье переломов никакое,
будто под ногами путаемся тут.

Не берут нас в фирмы на работу,
как сумеешь, так – живи!
Будешь бомж – твои заботы,
вот такие испекли нам пироги.

Мы же на руках несли божка их,
отплатил он, как положено сполна,
хапнул денег, – нанял стражу
и плюёт он свысока.

Скольки видели уже кумиров?
Этих трудно, невозможно пережить!
Террористов выбьют по сортирам,
неугодных будут нас «мочить».

Подождите, только дайте волю,
под закон засунут ловко нас!
Поколенье с выдержкой изводят
и в могилы выбросит спецназ.

Кто пристроился, – жируйте,
не промажьте в сытую губу.
Ни о ком из нас не памятуйте
ваша память мёртвым ни к чему.

Мы уйдём, а вы спокойно пойте
старых песен пошленький ремикс.
За идею нас учили биться стойко,
нужно если, за неё отдать и жизнь.

Подлецы сказать, наверно, слабо,
изуверы, видимо, точней!
Продолжайте ненасытно хапать,
для защиты ставьте палачей!

И пускай вам светит ваше солнце,
воздух, можно тоже продавать!
Мы ж идём до дней последних к гробу,
чтоб в тени сортиров погибать.

26 апреля 2004

Расскажу, как дни проходят,
самое смешное – дни идут.
И ещё смешнее то, что годы
световую скоро наберут!

И пускай берут любую скорость,
лишь бы получилось, не прошло
мимоходом то, что очень просто
отличает человека от всего.

Те пошли на четвереньках,
о достоинстве, толкуя в эти дни,
пол-России задавили на коленки,
остальная в бойне за гроши.

Ходят в церковь, раз уж разрешили,
к власти лезу наши все годки.
Коммунисты бывшие вкусили
применимость божьей правоты.

И скажу тебе, что жить не плохо,
если речь веду я о себе, –
за стихи мне даже на галоши
не дадут при солнце и луне.

Здесь один другого зажимает,
душат власти, – бандюки,
плохо тем, кто много понимает,
не меняя честность на рубли.

Им таким здесь часто плохо,
потому, как понимаешь сам,
уваженья не имеют лохи,
не нужны такие господам.

И живут здесь основною массой
по понятиям, естественно, братвы!
Стал народ единым классом,
на разборки ходят и в суды.

Там закон блюдётся строго,
мелкую зверушку садят в клеть,
а одну большую для урока,
попросили малость посидеть.

Суд наш строг ещё и в таксе,
соблюдай, уж, коль, попался ты.
Криминальным делом занимайся,
только таксу – соблюди!

А недавно, друг мой бывший, Ваня,
что скололся, дохнет от иглы, –
мне сказал, что большее вниманье
наркоманам уделять должны.

Мол, мы все, несчастные больные,
открывайте люди кошелёк!
А иначе вымрет вся Россия,
так что, денег дай, Колёк.

Я давал, уже не знаю сколько,
у других он тоже выпрошал.
От лечений нету толка, –
деньги он за ширку отдавал.

С ними борются спецслужбы
и всерьёз не могут победить,
может той борьбы вести не нужно,
и не проще ль будет разрешить?

Пусть кто хочет, помирает,
чести ль много жить в стране,
где один другого подминает
в необъявленной войне?

Стали многие, как крысы,
а иные прям волки,
захотят и что-то не подпишут,
а к другим не подойди!

И пугают внешним видом,
мол, со мной ты не шути, –
я по жизни столько перевидел,
подниму враз и на ножи!

Так что я хожу с «волыной»,
вдруг чего, хоть отобьюсь!
В нашем мраке только сильных
уважает мама-Русь.

В нашем мраке правят черти,
с кодлой маленьких чертят, –
так, что не боюсь я смерти
и нестрашно умирать.

Приезжай к нам на побывку,
всё увидишь лично сам.
Может, выкурим мастырку,
и, конечно, по сто грамм.

27 апреля 2004

Анатомия порока
будет мной преподана!
Делай вывод, с кем и сколько
можно что, – чего нельзя.

Будь во всём ты ограничен,
потребляй по мере сил,
парень внешне симпатичный
да и видно не дебил.

И особо увлекаться
женским полом не спеши,
надо б телом накачаться –
и желательны мозги.

Не тянись к плохим ребятам,
что наркотик продают,
а от них бывает всяко,
даже срок за них дают!

И потом пригнёт привычка
до могилы доведет!
И совсем не симпатично –
молодому сразу в гроб.

Жизнь прекрасна, хоть и часто
тебе кажется плохой.
Что поделать? – Поучаствуй,
улучшай её собой.

Там, где лихо, там, где горе
отыщи свою вину.
Ты же тоже часть народа,
ходишь к общему столу.

Ну да ладно, – я отвлёкся,
тему буду продолжать.
Очень плохо, если льётся,
краны надо закрывать!

Голова твоих соседей
может быть возмущена!
Не кури в своей постели,
загорается она!

Не спеши порезать вены,
если милая с другим,
стала в позу на колени,
Камасутру учит с ним.

Ничего ещё не значит,
вывод делать не спеши!
Для другой ты предназначен,
той, что будет для души.

Если друг тебя подставил,
потихонечку предал, –
удались на расстоянье,
полюби просторов даль.

В мелочах не зарывайся,
ничего не выясняй.
Сам собою оставайся,
кто есть рядом, различай.

Если будешь даже битым,
ни за что, и ни про что, –
не спеши вином залиться,
отвернуться от всего!

Поищи людей, – есть люди,
и найдя, не допусти,
чтоб для них ты стал обузой,
ценность чувств побереги.

Я и сам был как-то пьяный
и подумал, всё – ничто!
Но нашёл в своём кармане
«сотку» друга «на пивко».

Если проявляется заботу,
покажи к другим вдвойне!
И не слушай никого ты,
поступай, как хочется тебе.

На добро – добром ответствуй,
денег занял, в срок отдай!
Как другие не злодействуй,
человеком проживай.

Ну, а если всюду крысы,
подгрызают твою суть, –
к богу можно обратиться
и спокойствие вернуть.

Он во всём тебе поможет,
только помощь разгляди!
Не, по-твоему, он хочет,
а как лучше впереди!

Его промысел домысли
и, однажды, так устав,
не захочешь ты раскиснуть,
и поймёшь, что взрослым стал…

Анатомию порока
всю пока не преподал.
Развивай мои уроки,
я их тоже развивал.

28 апреля 2004

Считай часы, секундой следуй.
До встречи нам осталось, – никогда.
Не будет веры и сомнений,
как видно, мы расстались навсегда.

Банальна исповедь, банален
разлад несостоявшихся суде́б.
Любви нектар не постоянен,
былая сладость – горький след.

И по устам текло, не попадало,
рот занят был враньём!
Вино искрилось, ты играла,
я был восторгом опьянён.

Но время шло, как прежде
обратный невозможен ход,
где поцелуй любви последний,
реальность удила берёт…

И будет встреча в никогда,
в листве бесшумной Леты.
Прощай! – Я буду ждать тебя
в недожидании навеки.

22 октября 1992

1

Его не спасёшь. Ему кажется ядом
смола, проступившая сквозь корсеты дерев,
и проба пожить в повторенье нескладна.
Всё невозможно! – Никчемно сгорев,
он бросает судьбу, как пустую тетрадку,
где прошлое выжжено в угольный мел.

2

Неужели не страшно рукою уставшей
ногти вести по ночному стеклу?
Неужели плевать на восходное завтра,
где своеволье исчезнет ко дню?
Неужели нельзя закрывшись закатом
возродиться в привычке – просыпаться к утру?

12 июня 1996

В моём алиби прореха?
Доказательств горсть?
Слушать вас – одна потеха,
в деле вашем ржавый гвоздь.

При вас намёки, недосказы.
На улицах разбой!
Мне дело шьёте по заказу
надломленной иглой.

27 октября 1992

День развесился в небе синем,
золотым венцом разукрасился.
Деревенский гам всюду слышен,
май зажёг цветы, – улыбается.

Ты горда в любви, мне горюниться.
Рад тебе любой, но и всё-таки
проще лечь в луга, да одуматься,
и закат зажечь небом сотканный.

Пропадай в степи конь стреноженный,
знать, любовь пошла тайной свадебной.
Был бы я жених дивно сложенный,
а моя любовь вишней сладенькой.

И могли бы жить, миром чествуя
каждый нежный взгляд, и семействуя
завели б кота, пару тёлочек,
да и жили бы средь пелёночек.

21 октября 1992

Рвать белые простыни
на лоскуты для чёрных дней.
Быть ревнивым Отелло с острова,
чароваться походкой твоей.

Развести небеса, как шторы,
ночную лампу луной зажечь.
И просить неизменно, чтобы
ты продолжала речь.

17 октября 1992

Зима держалась за берёзы,
раскинув белые поля.
Под солнцем мчалась на повозках
и озиралась взглядом седока.

Весна, подкравшись, появилась
в разливах вышедших ручьёв.
Зима на миг остановилась,
ей жребий смертный предречён.

14 октября 1992

Я пойду по листве одиноко
вдоль по улице той,
где была мне с любовью морока,
где не будет на свете такой.

12 октября 1992

Живя на подати помойки,
где Диоген искал людей,
поэт летит на божьей тройке,
и нет в руках его вожжей.

Лишь для стихов, судьбой избитой,
поэт наследует гранит,
и душу бронзою отлитой,
под небом с птицами делит.

10 октября 1992

Стимул жизни заложен в обрывках фразы,
в познании белых пятен истории,
в твоём заклинании «не всё сразу»,
в постоянной надежде, что обсерватории
наконец-то выкажут какую-то фазу
теоретически вычисленной звезды,
и в обществе покойников
живые не дрогнут от страха,
не через годы, а завтра прозреешь ты,
стимул любви появиться раньше праха.
Мир делить на своих и отвратных –
неизбежная тема, – выхода нет!
В памяти жуткой надежда украдкой
стимулирует свет.
Бок о бок идёшь вдоль ночного канала,
расставляешь незатейливо сеть, –
ты меняешь лейтенанта на генерала,
стимулируешь равенство всех!
Это ошибка твоя изначальная.
Жизни стимул, – когда любой эгоист
к альтруизму свой плотик причалит,
и поймёт, как бы не был он чист:
причал никогда не отчалит,
не поднимется птицею ввысь!
Не схватив черты удалённой,
человек непонятно куда устремлён.
Уходящая даль развивает упорство
умнеющих душ и обратный перевёрт,
когда душевность ума восхищает
стимулом любви первозданной,
где причалы вранья отличает
влюблённый слепец, неустанно
пишущий эти стимултворенья,
заменяет вино на стаканчики чая,
и ждёт от тебя откроваренья.

10 октября 1992

Какого чёрта за нею влачусь
и осыпал её стихами.
Время вышло высоких чувств,
осыпают теперь деньгами.

9 октября 1992

Мне не измерить сколько стоит
прищур твоих весёлых глаз.
Я стал бы для тебя коровой дойной,
но что-то большее сводило нас.

Тебе легко, скажи мне откровенно,
как при покупке жеребцов
оценивать меня, а позже сокровенно
пьянеть от лирики стихов?

Как можно жить в торговом мраке?
И жизнь ли этакая дрянь?
Не лучше ль быть бездомною собакой,
которую пропьёт за шкалик пьянь?

Любимая, пройдут года, проститься
придётся всё-таки однажды нам…
Но я не мог в тебя и не влюбиться,
пусть кто-то скажет – дёшево пропасть!

5 октября 1992

Никогда не просил отпущенья
за грехи бушевавшей судьбы.
Ты – чужая, казалась, своею,
нас дороги легко развели.

Не случилось с тобою обняться
в нашем тихом семейном раю, –
не случилось к тебе возвращаться,
я к тебе никогда не приду.

Что не думай! – холодом свищет
моих лет непроглядный туман.
Шакальё меня во поле ищет,
встречу смерть в одиночестве там.

И неважно осталось мне сколько
без тебя мне бродить одному,
под финал с философией волка
мне придётся закончить судьбу.

5 октября 1992

Что-то в городе нашем случилось:
золотые лучи, небосвод
и любовь, что мне, кажется снилась
из осенних явилась золот.

Буду жить до последнего года
своей долей довольный вполне!
И в любую жару, непогоду
научусь возвращаться к тебе.

И пришедши в тоскующий вечер,
две печали забыв по углам, –
мы зажжём бесконечные свечи,
предадимся любви и мечтам.

5 октября 1992

Ещё вчера мерцанье звёзд
мне ни о чём ни говорило.
И рад бы видеть их, но чёрт!
Шатёр небесный заштормило.

Ты говоришь мне: «Глупо, зря!
Восторг уходит, – будут будни.
Ещё вчера зелёная трава,
а нынче блёкнет нудно!».

Скажу тебе, что ты права,
и возражая, буду соглашаться,
есть риск идти – куда глядят глаза,
ещё вдвойне, – вслепую натыкаться

на страх невидимый вдали,
где солнце греет подорожник…
Ах! – подожди…
Пойми меня неосторожно.

Пойми, любовь моя, как чудо
вдруг появилась, – ожила!
Исчезла одиночества простуда,
вопросы есть, – ответы от тебя.

4 октября 1992

Случилось, так случилось,
ночь в гости попросилась.
Я знал, ах! – невидаль, какая!
Твои глаза блестели в полутьме
и тени в поиске метались,
нас, подбирая в толкотне.
Любимая, – зачем
прицел с мишенью сходится?
К чему нежданная отрада,
когда, не насладившись до упада,
терять любовь приходится?
Та встреча в «Звонком хрустале»
под хмелем праздника ночного
пропела музыку тебе,
быть может, зеркала кривого?
Как чуден осени парад
в багряном паданье природы!
Я сам себе сегодня рад
от чувства песенно-святого.
И всё-таки зачем? – В который раз
придётся снова обмануться!
Меня влечёт хмельная страсть
и чувства пьяные толкутся.
Давай простимся навсегда
и слов пустого словаря
запас истратим в миг причуды,
и потеряемся любя
в предощущенье зимней стужи,
«Любимая, навеки, навсегда…»

3 октября 1992

Звонящий колокол души!
На стол его и осуши
в нём заигравшее вино,
меня припомни заодно.
Я был игрой, – ты дашь отбой,
в отлёт уходит бабий вой.
Но, если был я и всерьёз,
то красотою диких роз.
Не в ступе семечки толочь,
глазницы ступам вточь,
в громадной свалке черепков,
как звук глухих колоколов.
Ты вспомни Бабий Яр,
тогда сойдёт души загар.
Пусть в рифму просится отвар
из мыльных, сладких харь.
Познавши силу точных слов,
хмелён вином колоколов!
Повязке глаз, что всей гурьбой
вязали мне, даю отбой!
И осень вслед прольёт за мной,
не женский если, колокольный вой.

1 октября 1992

Сто километров дрянных откровений
ненужной, чуждой мне души.
Зачем? – Куда? – И почему?
Таких вопросов долгая канва
всю жизнь кочует по пятам
моих хождений босоногих
и в ладной обуви последних лет.
Я понял рифм певучих скачки,
очистил семя от плевел,
могу подняться в небо
и с ангелом «на ты»…
Всё это так, веселья ради.
Но чёрт дери! – влипаю часто
в ненужный разговор
о качестве души.
И вот мой крест:
сто километров откровений
ненужной, чуждой мне увы.
А той, которая в разлуке,
как осуждаемой на век,
пишу стихи с настроем плача,
как письма в никуда,
и жду из ниоткуда
ответа нежного
и понимающего слова.
Что говорить? – Ошибся рано!
И затянул, исправить не умея,
как будто узел у себя на шее,
и будто виселица машет мне рукой.
Возможно, так и лучше будет:
зависнув, выпорхнет душа,
и встреч в ста километрах откровений
не буду ждать с нелепой болтовнёй.
Ау! – Здесь тишина – ни звука!
Истошный крик, свисает пустота,
как облик мой самоубийцы,
и если бы себя…
Мой грех оставлен,
не искуплён за ту в разлуке
и выход ищет, пе́тлю рвёт,
и движет жизнь сверхчувственная сила
слагать слова в убранства вековые,
где щёголь-стих получит лавр
души, читающей в разлуке,
и не доехавшей на встречу
в ста километрах чуждых откровений
с каким-то ко́ханным слепцом
про жизнь толкующим впустую,
так и не понявшим, однако,
что из разлуки ехала душа –
на встречу к улетающей сестре.

20 мая 1992

Была вечеринка
и сотни их было.
Коньячного хмеля приятный уют,
в медленном танце, грудью прижавшись,
ты в губы мои поцелуем вошла.
Ничего себе радость,
оглянись в полумраке,
муж танцевал твой,
готовый на худшую дурь!
Но ты какова?
Взбесившись, как стерва
страстью толкала
в придуманный рай.
Я верил тебе
и поддался,
и было…

20 мая 1992

1

Рядить, судить… Я наслаждаюсь снова.
Легко иду по лиственным россыпям.
Веду торжественной темой
свой новый шаг, свой новый год
в редчайшем наряде свободы,
однако скоро сорок пролетят.
Чего желать себе в легчайшем ходе,
когда воспоминанья прошлых лет,
сошлись во мне, не издавая криков,
и вылились в размеренную суть.
Сегодня случай рядом,
мне стоит только пожелать
и строки льются неизменно
в проторенный канал.
И новых мыслей свод благополучен.
Свобода, снова повторю,
желать я не хочу иного,
свободы лёгкие шаги!
Зачем кривить? Душа объёмна.
Всяко было и бывает нелегко.
Познавши толк в игре картёжной,
я, слава богу, вышел из игры,
как гол-сокол. – Удачен выход?
А ты не знала, как я ждал?
Сквозь «рок виоловый» я рвался,
но годы шли, болтались волны.
Всё попусту и одиночество опять
ведёт беседы верстовые,
и чаем настроение смягчит.
Её всё нет зеркально-чистой,
иль той, растрёпанной как жизнь.
Досталась мне стезя с другими
и ужин я делю с другой.
Печаль? Забвенье? – Нет, подруга,
я не хочу заставить сожалеть.
Хочу сказать, что свыше слышу,
и лёгкие слова в такт осени бросать.
Пускай летит озноб воскресший
в портреты дней минующих тебя.
Река течёт, волна спокойна.
Небесна даль, голубка ждёт,
когда я с рук кормить изволю
её и тысячу подруг,
слетевшихся ко мне нежданно
на хлебный пир с краюхой мира,
в свободном шаге становленья
под звуки сброшенных цепей.

2

Воспоминанье – это чудо.
И надо бы понять,
осознавши, потеряться снова
в полёте без всяких пониманий.
Есть разные градации, подходы.
Я не жалею, – новые пути
дают мне думы и веселье
сменяют иногда задумчивую рань.
На окнах стелется ручьями
дождь в поминанье наших дней,
и не вернуться нам, и, знаешь,
не нужно возвращаться никогда!
Зачем искать пятак в пыли,
когда не обронён, и не был он утерян.
Со мной всегда в обнимку память,
я с нею не разлучаюсь никогда.
Ничто не стёрто, всё рядом наяву.
Я помню всё в мельчайших точках,
я помню всё и многое я осознал.
Хорош забег на два десятка лет!
Но говорят, бывает хуже!
Расстались мы случайно
и было глупости полно
в моих словах убийственно никчемных,
и было что-то чуждое в тебе.
Все эти годы только память
союзницей, подругой мне была,
я обручился с ней и стал привычен
пекущий долгий ком.
Я не сидел монахом в келье,
хотя сродни ему мой труд,
но там в моей закрытой части
надежда мучилась в застенках
в надежде вырваться на свет,
чтоб прийти к воспоминаньям светлым,
найти струну прошедшей темы
и рок оставить позади…
Осенний дождь – мой символ.
Я так привык к наитиям его.
И жду тебя, и если ты вернёшься,
возможно, дождь не станет уступать.
И время встречи оборвав,
в манящем грохоте небес
я пронесу свой символ с веком,
где прожил в одиночестве года.

3

И вот «настанет час» – настал.
Я через годы посвящён узнать,
твоей мольбы протяжной
и строгих глаз присяжный суд.
Доступно мне в душе открытой
узнать, что ты живёшь с удобным мужем.
Любим ли он? – не знаю я.
Но как прискорбно это узнаванье,
как тяжело, любимая, узнать,
что ты уже не та, а я по-прежнему…
В заботах дня до умопомраченья
долблю десяток лет
любимое созвучье наизусть,
как школьник, выучив стихи,
бегу прочесть, но некому читать,
и не с кем до утра в ночной беседе
постичь себя на краткий миг,
и выпить долю нежного участья,
как в те года сто тысяч лет,
сто тысяч лет тому назад
на ласковой планете.
Я в утреннем саду сорвал бы розы,
и тем соврал бы накатившейся волне
с убийственным желанием дарить,
увы, другой, пусть в чём-то близкой,
но всё же чуждой для меня,
поскольку бог, наверно, раз
даёт любовь единственно-возможную…
Прости меня, коль, в самом деле
моя любовь по варварски бунтует
и мимолетной ласковости нега
несёт святые сентябри
в года моих седин и тихих песнопений,
где ты – мой лучший друг,
осталась первой навсегда.

20 мая/27 июля 1992

Плещутся волны одинокого брега.
В суетной жизни наплывом живёт
светлая память о скрипе каретном,
о музыке моря – парящий полёт.

Если бы высказать полное горе,
и пламя любви зажёг бы мой рок,
виоловых слёз не понять мне николе,
старинную музыку я не сберёг.

Аристократка, – поступь взлетает,
лучики солнца, нежности лад,
будто зимой сады расцветают,
нет повода больше мечтать.

Последнее средство от давней потери, –
забвения выстрел сквозь память в упор.
Было бы легче, но в жизненном деле
есть бога надежду вселяющий хор…

Будто бы ей ты уже не клянёшься,
будто бы узел легко разорвать.
Скрипичною темой вдруг увлечёшься,
но кинешься позже к виоле опять.

Как холодны струны забытого лада,
утерян смычок ускользающих дней,
и ставши певцом печальной надсады,
собственный реквием пишешь, злодей!

«Боже! –кричишь о пощаде, –
Дай, мне, хотя бы на миг этот звук,
когда души двоих любовь умещали,
и музыка пела из таинства рук!».

Жаль, не исполнит. Опоздали печали.
Жалует небо во всём пустоту.
Каплей последней свеча освещает
виоловый облик, – память мою.

10 мая 1992

Не хочу ни похвал – ни награды,
дай, Господь, мне истину постичь
в белом цвете, шуме листопада,
всюду, – где таится жизнь.

Дай, возможность лёгким взглядом
обрести пространства глубину,
и зимой во время снегопада
закружиться с вечностью во мглу.

Дай, затем, вернувшись снова,
вырасти до хрупкости цветов,
и с улыбкой богослова
о любви рассыпать сотни слов.

Дай, мне, Господи, скорее
быть с любимой в тишине,
чтобы низменность сомнений
исчезала в песенной душе.

7 апреля 1992

Свисает долькой кислой
луны осенней мутный лик.
Клубком закрученные мысли
и к пониманью тоненькая нить.

Предел возможен в синем мраке.
Нить оборвать возможно для ума,
но песнь сложить, хотя бы о собаке
без понимания нельзя.

Вот почему есть обречение к страданьям,
завьюженность души и тоненькая нить
к восходу ясных пониманий
сквозь контур утренних молитв.

23 сентября 1992

Апрельское приходит чудо.
Во дворах исчезнул бурелом.
На ветках почки луч разбудит,
взорвутся сотни их цветком.

И поддаваясь вольному теченью
небес весенних ясным днём,
вдыхаю чудное цветенье,
чаруюсь пахнущим цветком.

3 апреля 1992

Нет ничего, что было светлым,
во мраке грязь, да мутный дождь
и впереди чернеющим полесьем
маячит жизнь – сплошная ночь.

Всё оборвалось в миг короткий,
за глупость плата высока.
Сечёт меня рассветной плёткой
судьбы коварная рука.

24 марта 1992

Босая девочка-беглянка
в полях зацветших загуляв,
впитала светлое пространство,
и сочный запах диких трав.

И озерцо дало ей свежесть
зеркальной ширью голубой,
её фигурку солнце нежит,
шаг подгоняет ветерком.

16 марта 1992

Пришпорь гнедую небылицу
о нашем расставании навек.
Туман предутренний клубиться,
а я не верю, – нет!

Степная даль пускай развеет
печали зимних вечеров.
Апрельской вишнею белеет
вновь пробуждённая любовь.

16 марта 1992

И время шло, неся свой шаг.
Цветок своей судьбы не зная,
цвёл не спеша, душисто пах,
в краю представленного рая.

Взорвался час, взметая нож
под рёбра красного заката!
Взошла луны литая брошь
и ветер северный накатом.

И вмиг ударился лицом,
герой поляны, принц душистый, –
в осенний лёд младым слепцом,
с желаньем как-то сохраниться.

Всему всегда жесток конец
в ущербной живости поляны, –
лесных цветов скелетный блеск,
под инеем нежданным.

15 марта 1992

Мне стало многое доступно
и мастерство, как горький мёд!
И что-то сладкой стрункой
мне неумелость прошлая поёт.

10 марта 1992

Слышал я, что ты скиталец ресторанов,
мой бывший друг, коньячные глаза.
Про долг забыл и принял странно,
тебе с малявой сланного гонца.

Бываешь радостным и «браво»
кричишь ниспосланной судьбе!
За дружбу тянешь полные бокалы
игривым тостом в болтовне.

Твой опекун и многие другие
поклонники охочих недр
бросают взгляды ледяные
из родословной чаевых манер.

Вот почему одумайся с рассветом:
любая крутизна шакальих свор
сильна гурьбой для сельсоветов,
и гниль, когда за нож берётся вор.

2 марта 1992

Долг красен платежом.
Увы, расплата
бывает ножевой
и траурная трата
намного меньше
платы долговой.
Детишек жаль,
да вдовий вой.

«Ты не садился бы Ермила,
игра картёжная не впрок!
И если масть не подкатила,
плати страстям
азартный долг!».

Иным расплата долгой жизнью,
как пустошь мусорная в дым
уносит письма, где просился,
остался всё-таки один.

И с козырями просто нищий,
и тянет в омут мутных ям,
жизнь проиграв не будет жизни,
и виноват ты только сам.

Узнал ты молодость раззяву,
теперь ты ползаешь в грязи,
не рассчитал ты сил для ставки,
и карты новые не помогли.

26 февраля 1992

Я оставил на полках книги,
привёз тебя в казачий дом.
Народный дух здесь сохранили,
стоят достойно на своём.

«Свобода, брат, в уставе если,
и отклонений никаких, –
иначе плётка будет к месту
разок другой, да прилетит!»

Таков здесь быт и воспитанье,
гротеск использую, но всё ж,
меня учили жёстко с основаньем,
чтоб вырос я и был хорош…

Взгляни скорей вдоль косогора,
запоминай простора вид.
Река блестит, там дядька Фёдор
рыбёшку к завтраку удит.

Смотри, как лес магнитом тянет,
гляди, ковров улёгся гриб,
воздушный призрак улетает,
над пашней струйками парит.

Болтай, коль хочется в награду
ловить прищур и мягкий взгляд.
Но помолчи за старенькой оградой,
здесь казаков заснула рать…

Спеши с улыбкою признаться,
что ландыши не видела вот так,
в лесных ладонях белой стайкой,
у двух пригорков на руках.

Броди по исполнению мечтаний,
рви ягоды, морошку собери.
С обрыва глина опадает,
будь осторожна, не спеши!

Вращение земли, сплошная живость,
рой насекомых покидает дом.
Большое в малом закружилось,
жизнь полетела кувырком.

Повсюду свет и смерти ядра
смешались в шуме толкотни.
Срывает день туманные заплатки,
являет сдержанность, рывки.

В тиши ухоженной светёлки
прохлада притаилась по углам,
мычат не доенные тёлки,
петух прорвался в общий гам.

Христос с лампадою всех выше,
в его глазах нам приговор.
Над потолком скребутся мыши,
кот настороженный как вор.

Нет выставок авангардистов.
Портреты детские мои,
Иваны, Марьи, гармонисты,
крыши камышовые, плетни…

Подобных чувств не сыщешь где-то,
душа по прошлому плывёт.
И мы проходим садиком весенним,
и мчится рядом ветерок.

26 февраля 1992

Всё, что есть у нас – это небо,
невозможное без гудящей земли!
Всё что есть, – это наши напевы,
что смешали слова, – вознесли.

Всё что есть у нас – это чувство!
Нам не страшен любой перелом.
Нас спасает большое искусство
и счастье, что вместе живём!

26 февраля 1992

Прости, я задержался долго
на празднике чужом.
Бессонной ночью ты продрогла,
связав волнения узлом.

Не понял я, – не догадался.
Я был, конечно, сильно пьян.
И бранью с чувством изгалялся,
тебя безумный обижал.

26 февраля 1992

Сущая глупость! – вот же глупец!
Ринулся выбрать, шалаву нашёл!
Но разобрался, и наконец
у Оноре о такой же прочёл.

26 февраля 1992

Этот люмпен с красным стягом
сердце вырвал за вождя!
Жизнь прожил он с голым задом,
с ним останется всегда.

Нет на свете власти чудной,
чтобы радовать народ.
К власти прут всегда иуды,
трон поддерживает чёрт!

26 февраля 1992

Я всё время буду мечен
в постоянной нелюбви,
зажигать погибшим свечи,
не вернувшимся с войны.

Я хотел бы мирным делом,
занимались чтоб полки.
А не бойней по-соседски,
не сраженьями внутри!

26 февраля 1992

Не печальтесь, не жалейте,
если вдруг – ушла жена!
Запрокиньте камень в небо
и танцуйте до утра!

Не дурите, насчёт жизни!
Есть другая, – нежный взгляд.
Веселитесь, хватит киснуть,
больше нечего сказать!

26 февраля 1992

Ты осуждая, продолжала пить
из той же лужи, те же яды,
мне не давала толком говорить,
рот беспричинно затыкала.

С тобою рядом, столь болтливой
устал носить свой недомер.
Легко с тобою распростился,
отравы пить не захотел.

26 февраля 1992

Узнав вершки каких-то сплетен,
плела узоры из вранья!
Непогрешимой, без сомнений
атаку доводов вела!

И научившись твёрдым словом,
сломить любого на пути,
ты становилась зданием бетонным.
Шаг вправо, влево! – Никаких.

26 февраля 1992

Закрой глаза, представь что было.
Сошли заутренние хмари,
идут неспешно молодые
и старики на отпеванье Ады.

Она жила в канве прислужных,
старалась, угождая всем!
Домой вползала сукой блудной,
душой отмыться чтоб затем.

И осуждения соседей в ноготь
вгоняла иглами ручными!
Её влекла ночная похоть,
дневные страсти полонили.

26 февраля 1992