В хаосе житейских мелочей

(Дачные истории)

… Кто-то повадился ходить по ночам на огород воровать свёклу.

… Грабёж происходил каждую ночь. То из земли свёклу выкопают, то разворошат свекольный бурт. На месте преступления одни огрызки. А следов нет, потому что нет снега. А без отпечатков пальцев преступника никогда просто так не опознаешь.

… — Зайцы, кому же ещё? — ругается сторож. — Заячья школа! Мало им капусты с морковкой, так за свёклу принялись. Вот я их ужо!

… И засел на ночь с ружьём, в сооружённом днём шалаше.

… Сидит тихо, ждёт зайца — это такого зверя прыгучего и короткохвостого. А в эту ночь появляется вдруг зверь ползучий и длиннохвостый! Плывёт он между рядами грядок, словно щука в волнах. И шкура на нём от луны так и переливается, так и переливается, как чешуя. Зверь разворошил край бурта и давай свёклу хрумкать!

… Сторож сразу-то зверя узнал, а глазам своим и не верит! Где ж это видано, чтоб свёклу... да лиса крала? От удивления и про ружьё позабыл.

… Видать, с голодухи-то и лиса в огород лезет. Как козёл или заяц. Свёкла, она, конечно, не курочка, да ведь и голод — не тётка…

(Обо всём понемногу)

На случай, когда устремившись,
Весенние льды зашумят —
У Невских мостов ледорезы
Из твердого камня стоят;
Холодные, мрачные льдины
Упорно на приступ идут,
Но, твердые камни не дрогнут
И лёд на реке разобьют.
И женщина часто бывает
Упорной, холодной, как лёд:
Ни нежность, ни страстные просьбы,
Ни шутки — ни что не берёт;
Все способы эти истратив,
Еще испытайте один:
Попробуйте твердые камни —
Алмаз, изумруд и рубин;
Попробуйте твёрдые камни
И верьте — они без труда
Любые преграды разрушат
И лёд разобьют навсегда.

(Чем хата богата)

Браток, ты хмур и очень бледен,
Черты лица тоски полны.
Скажи: тебе, возможно, вреден
Дым табака от сигаретин,
Иль климат стал не тот страны?..

Тебя расстроила, быть может,
Какой-нибудь печали весть;
Или больное сердце гложет
И разорвать на части сможет
Его поруганная честь?..

Чем болен ты? Плохая шутка
Уйти в мир мрака и теней;
Мы ж слышим доводы рассудка...
Все к старости становятся мудрей!
Да что с тобой, брат мой, —
Ответь скорей?..
- - - - - - - - - - - - - - - - -
— Мои слова,
Непросто шутка...
Расстройством
Болен я... — Желудка!..

... Сентябрь. Дни стали короче... Солнце заходить, бросая огненные блики в тёмные окна высоких домов... Крадутся сумерки...
... В комнате скучно, старые часы сонно тикают всё об одном и том-же, об уходе жизни, утере времени и о потерянной любви… За окном ветер гнёт до самой земли акацию... Облетают сухие листья... Сумерки заволакивают дома, улицы, одевают окна в траур...
... И сидя один в комнате, я мечтаю, а в соседней квартире кто-то одиноко, грустно напевает...
... Я одинок...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
... Она была красивая, гордая, но в её чёрных глазах пряталась тоска, и когда одевалась в тёмное бархатное платье, и в её шелковых волосах искрилась диадема из бриллиантов многоцветным сиянием, тогда она походила на богиню ночи...
... И когда пришёл он к ней, худой, бледный, мечтающий всегда о ней и тихим голосом промолвил, подавая ей красную, нежную розу:
... — Я очень давно мечтал о ваших чёрных глазах... Я грезил о вашей улыбке... Я люблю вас... Да-да, люблю… Прошу, выходи за меня замуж!..
... Она невольно усмехнулась только губами, а её лицо было неподвижно, будто застывшая прилепившаяся карнавальная маска...
... — Да-а?.. — С иронией в голосе спросила она, и небрежно взяла розу.
... Она задумалась, и её глаза полузакрылись, казалось, она не замечала его бледного, измученного, и начала срывать безжалостно нежные лепестки розы и стала бросать в приоткрытое окошко, а ветер осенний, сиротливый ветер, подхватывал их и они, кружась, словно кровавые капли, падали на землю...
... — Что-ты делаешь, родная?.. — прошептали его посиневшие губы.
... — Ах! — вскрикнула она и посмотрела на розу... и усмехнулась...
... Она продолжала срывать оставшиеся лепестки, и когда от розы, остались шипы, она оглянулась...
... — Где ты?..
... Но, его уже нигде не было...
... Она уже не смеялась, в её чёрных глазах прятался страх.
... — Где-ты, милый?.. Куда же ты исчез? Я тоже давно люблю тебя...
... Ветер уносил её последние слова вместе с оборванными лепестками в осеннюю мглу.
... Его не было... И долго стояла она вся в чёрном и тихо плакала — она же была гордая...
... Он исчез из её жизни навсегда, а она осталась на всю жизнь одинокой…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
... В сумерках я люблю мечтать...

(Поэзия жизни)

Он ей причесывал кудрявую головку,
Когда она красоткой в двадцать лет,
Одетая кокетливо и ловко,
Спешила радостно на вечер, на обед.
Он так причесывал и нежно, и не больно,
Так смело клал к волнистой пряди прядь.
Что им всегда была она довольна...
Могла-ль она ему не доверять?

Она привыкла в зеркале широком
Ловить живой, в неё влюбленный взгляд.
Глядеть вперёд, клониться как-то боком,
Когда коса откинута назад.
Прошли года, как будто бы в тумане...
Ей ведомы и слёзы, и обман...
Нет гибкости в когда-то тонком стане...
В её лице следы душевных ран...

Она пришла по-прежнему завиться...
Всё так знакомо в милой мастерской!..
Как будто бы вокруг былые лица,
И мастер тот, знакомый, не другой...
Она опять у зеркала, как прежде...
Слепит глаза такой же яркий свет,
Но места нет в душе её надежде,
Как в дальние, родные двадцать лет...

Она ему напомнила о старом,
Привычным ей, наклоном головы...
А он спросил задумчиво и с жаром:
— Красавица, неужто это вы?..

(Правдивые истории)

Пламенел он к ней первою страстью,
«Ей» последние отдал «гроши» ...
Но, у женщины этой к несчастью
Не нашлось, как ведется, души.

Поражен был он фактом измены,
Но утешил он ревности пыл...
И в объятьях продажной сирены
В тот же день своё горе забыл.

А потом, не внимая рыданью,
«Ей» машину не подал со зла...
А «она» алименты к взысканью
На него через день подала!..

(Астрономо-метеорологические наблюдения)

… После бури наступает затишье.
(Народная примета)

Над моей страною бедной —
Силой страшной, силой вредной —
Буря с гневом пронеслась
И, грозою разразясь…
Стражи леса вековые
И зелёные, младые,
В цвете ярком деревца
Повалила — без конца!..

Повалила и промчалась,
Только «слава» и осталась!..
Но, затишья нет, как нет!..
Как-же так — на счёт примет?..
Вместо солнышка сиянья—
Ночи мрак и прозябанье;
Вместо радостных лучей —
Слезы льются из очей...

И взамен успокоенья —
Стон, и горе, и смущенье...
Не грядущей-ли бедой
Вновь грозит стране родной?..
Пронесись-же, буря злая,
Ты с лица родного края, —
Будет нам уже крови —
Вместо братства и любви!..

(Крупицы глубокомыслия)

Погодка-то какова,
Легка и тепла,
Ровно и впрямь зима
Рехнулась с ума...

В деградацию ударилась,
Совсем запарилась.
Побаловала с морозами,
С былыми угрозами.

Прямо к весне обратилась,
С понталыка сбилась,
Дровосеков истиранила,
Троечников объизъянила.

Дворникам угодила,
Бедняков наградила
И, кажись, скоро
На весну повернёт,
К тому дело и гнёт...

А может всё наоборот?..

(Философские заморочки)

Как-то девка
Поэта спросила:
— С чем меня,
Стихотворец, сравните? —
Он в ответ:
— Вы на Солнце похожи! —
А деваха, жеманно:
— Не льстите!..
— Нет, не льщу я, —
Поэт отвечает, —
Вас и Солнце стихами равняя:
Ваши ласки, как Солнце —
Доступны
Всем на свете...
Да-да! — дорогая!..

(Подражание Фету)

Фонари мерцают;
Тихо полночь бьёт;
Дворник засыпает,
Сидя у ворот;
Дремлют часовые,
Всюду тишина...
Рыцари ночные
Лишь не знают сна,
И во тьме глубокой
Ищут что стянуть...
Путник одинокой,
Осторожен будь!..

(Из житейских параллелей)

Часть третья:

Недовольным сибаритом,
Он газеты разбирает,
А она, кусая губки,
С собачонкой всё играет.
Боже! Как-же изменился
Этот Ваня, что когда-то
Приводил в защиту женщин
Из журналов всех цитаты!

Враг отъявленный прогресса,
Враг науки и искусства,
Просто в грош не ставит даже
Эстетические чувства.
Говорит: — Пора оставить
Всё, что прежде вы учили,
Чем журнальные книжонки
Вашу голову забили.

Годы юных увлечений
Унеслись вдаль, пролетели...
Вы, чем бредить о прогрессе,
За хозяйством бы смотрели.
За обедом постоянно,
Черти знают, что такое,
Подают нам суп негодный,
Перепрелое жаркое.

А тряпьё, уборы ваши
Истощают мне карманы,
Так что скоро, очень скоро
Попаду я в недра ямы!..
Так, пора, пора оставить,
Романтические грёзы!..
И в ответ на эти взрывы
Полились, конечно, слёзы...

(Из житейских параллелей)

Часть вторая:

Но, увы! умчалось время
Пасторалей томных, дивных,
Пастухов, пастушек нежных
И вздыхателей наивных.
Перед нами просто Ваня,
Уз супружеских свободный,
Вечно скромный, вечно милый
И гуманно благородный.

С ним Софи, а не Наина —
В пансионе и мадамой
Образованная мило,
Если верить папе с мамой.
Вечера, балы, собранья
Вкус изящно ей развили,
А судьба и папа с мамой
Много в будущем сулили...

Ну-с, так вечер догорает,
Жан с Софи по даче бродят;
И в приятных разговорах
Время чудное проводят.
Он толкует о науках
Вскользь, конечно, о природе,
О журналах современных,
О прогрессе и о моде.

Говорит: — настанет время,
А настанет — нет сомненья,
Гордо женщина воспрянет,
Этот чудный перл творенья,
И должны склониться будут
Перед ней мужеские силы,
Как теперь другая;
Лица те-же, обстановка
Совершенно уж иная.

(Из житейских параллелей)

Часть первая:

Догорает чудный вечер,
В небе зорька потухает;
В роще тихо, веет негой;
Лёгкий ветер чуть порхает.
Вижу, парочка влюблённых
Повернула за аллею,
Пара юных и прелестных,
Так что, право, я жалею...

Для чего умчалось время,
Время чудное творений
Идиллического свойства
И любовных песнопений? —
Эту парочку влюбленных
Я б воспел на громкой лире
Пастушками над рекою,
Со страстями в вечном мире.

И его тогда-б назвал я
Несравненным Филалетом*,
И сравнил-бы непременно
С Аполлоном Мусагетом**.
А её в своём творенье
Окрестил бы я Наиной
И сравнил бы с волоокой
Целомудренной Афиной.

Вечер. В комнате за чаем,
После свадьбы чрез полгода,
Жан сидит с Софи своею;
На дворе шумит погода…

Примечание:
Филалет* — друг истины; ищущий истину; правдолюб.
Мусагет** — в переводе с греческого «Предводитель муз».

(Из житейских параллелей)

Задача иногда трудна,
Но, кто умно за дело взялся, —
Поймёт, что не хитра она,
Что ларчик просто отпирался.

Не раз неопытный делец
В сундук общественный стеснялся
Залезть, но понял, наконец,
Что ларчик просто отпирался.

Вступая в брак, дрожит старик;
Но, вот пир брачный состоялся,
И муж на утро же постиг,
Что ларчик просто отворялся.

(Из житейских параллелей)

Часть вторая:

Если пригласят на ужин —
Это неизбежный факт,
Помни, что при этом нужен
Как-никак известный такт.
Правда, встать голодным — худо;
Но здесь всё же не Китай:
Потому жаркое с блюда
Пятернею не хватай!

Для шартреза, мараскина*
Рюмка есть, а не стакан,
А конфет и апельсинов
Не клади себе в карман
Пот не вытирай салфеткой:
Помни, что ты мальчик-пай,
Потому с своей соседкой
Ругани не затевай.

Вилкой же не чисть ты зубы,
Отправляясь-же домой,
Если не имеешь шубы.
Ты не пробуй брать чужой...
Ведь далёко-ль до скандала?
Вздумает вмешаться власть
За решётку, прямо с бала,
Можешь невзначай попасть.

Примечание:
Шартреза и Мараскина* («Шантрез» и «Мараскин») — французские ликёры.

(Из житейских параллелей)

Часть первая:

Если хочешь, друг, в салонах
Светских ты иметь успех,
Помни твёрдо о законах,
Обязательных для всех.

Кто издал их, кто составил
Нет нам надобности знать,
Квинтэссенцию всех правил
Я могу тебе сказать.

Получивши приглашенье,
Чинно ты входи в салон,
Не ори: — Мое почтенье! —
Общий всем отвесь поклон;

Скверным табаком угара
Не наделай как-нибудь,
А «бумажку» у швейцара
Ты оставить не забудь.

Коль, в забвения припадки,
Ты не взял с собой платка,
То, держи свой нос в порядке
Хоть посредством кулака;

Но, с окошек драпировку
Ты для этого не рви,
Да сморкаться то-ж не ловко
В фалды ваших визави.

(Житейские метаморфозы)

Бутылок ряд
И огурец...
Я пью...
Я жду, когда конец...
Стакан, бутыль...
Бутыль, стакан...
Ну, я теперь,
Пожалуй пьян!..

Внутри меня
Запас питей,
Передо мной —
Зелёный Змей…
И на ногах
Держусь едва...
И дичь, и чушь,
И трын-трава!..

(Обо всём понемногу)

I. Начало:

Давно ль в мечтах моих она
Была поэзии полна;
О ней я думал день и ночь,
Жить было без неё не в мочь...
И был готов, чтоб не страдать,
За миг свиданья жизнь отдать...
Так проклиная злой свой рок,
Я говорил: — Как он жесток!

II. Конец:

Теперь не то... Теперь она —
Законная моя жена.
И каждый день, чуть утра свет —
Я слышу речи про обед...
А целый день вокруг меня
Идёт ужасная возня:
Малыш ревёт, визжит щенок...
— О, Боже! Как жесток мой рок!..

(Обо всём понемногу)

Я не боюсь громов небесных,
Но, я страшусь любовных гроз,
Когда из мрачных глаз прелестных,
С границ, которых неизвестны,
Сверкает молния угроз...

Тогда из уст ревнивых дева
Бросает злых упреков град,
И, будто дождик, слёзы гнева,
Из животворящего древа
На щёчки падая, блестят.

(Из книги безумия)

Полный думою мятежною
Вырвался я из-под крова,
Чтоб с метелью белоснежною
Перемолвить ночью слово.

Мне пылающую голову
Освежи метель, я злобен, —
В ней растопленному олову
Мой горячий мозг подобен.

Полный светлыми идеями
На рутину я озлился,
Со скупыми богатеями,
Я в борьбе разгорячился.

Но, из мрака глас внушительный
Мне звучит: мой милый, в мире
Есть компрессик освежительный
Для таких голов — в Сибири...

(Крупицы глубокомыслия)

Пепельно-мшистая туча
Струится лениво,
Грузное тело тумана
Плывёт над рекой.
Ветер подсёк его,
Спрыгнув с седого обрыва
И разметал его…

Перетекая лозу и седые обрывы
Он подхватил
Незримые руки метели…
Размытые дни акварели…
В пёстром котле карусели
Снежинок и сновидений…

А я, а я…
Надеялся на силу я,
И, кроткий нрав насилуя,
Как мистер Сердобой…
Устал, крича на Силу я,
И отдохнул насилу я.
За тихою рекой!..

…Накануне, едва стало смеркаться,
Ночная тьма лежала на холмах,
А где-то в этой мгле
Светит солнце и цветут цветы
Из птиц мы выбираем фазана,
А из цветов, конечно же фиалку...

(Обо всём понемногу)

Я простился и помчался,
Мыслью, сердцем был с тобой.
И звенел, и заливался
Колокольчик ветряной.

Было скучно мне и больно,
Пыль клубилась предо мной;
Грустно слушал я невольно
Колокольчик ветряной.

Сердце больше не страдает;
Но с тех пор ему, порой,
Что-то всё напоминает
Колокольчик ветряной.

Примечание:
Колокольчик ветряной* или фурин — это небольшой японский ветряной колокольчик в форме чаши, который обычно вешают летом и по мнению многих японцев, он оказывают охлаждающий эффект в жару.

(Подражательные набросочки)

Ой, полна, полна головушка;
Ох, чего, чего в ней нет!..
Есть в ней песня про соловушку,
Ветхий, новый есть завет;
Катехизис сам друг с Гоголем,
Кипр с Мексикой, Сибирь
Со снегами, белкой, соболем;
Гжатск есть, Кимры, Алатырь...

Есть не мало исторических
Анекдотов про людей;
О пира́мидах ромбических
Кое-что есть; площадей.
Измеренье, формул множество...
К нам пожалуйте, всё есть!
Все науки, — не убожества...
Всех премудростей не счесть.

Да, полна, полна головушка,
Так и ходит ходуном...
От Ньютона до «соловушка»
Всё повернуто вверх дном!

О том, что клады есть на свете
И что их ищет человек,
Об этом знают даже дети
В наш тяжкий, двадцать первый век.
В старинных сказках и былинах,
Коль вы потрудитесь прочесть,
Повествований много длинных
О том, как клад искали, есть.

Не очень лёгкое то дело
Клад отыскать, поверьте мне.
Ведь, нужно действовать тут смело
И героически вполне.
Известна эта нам картина,
Как клады ищут смельчаки…
Там, что ни шаг — то «чертовщина»,
Цветков волшебных огоньки.

То ты в овраг слетишь с размаху,
То чей-то вой вдруг кинет в дрожь,
Скорей натерпишься ты страху,
Чем драгоценный клад найдёшь.
Но, клад один на белом свете
Есть, вам поведаю о нём…
О нём не знают, правда, дети
Но взрослым он давно знаком.

Его найти не очень трудно,
Без лишних страхов и хлопот,
И не поступит безрассудно
Тот, кто искать его пойдёт.
И людям всем, без исключенья,
Доступен этот дивный клад,
Нет никаких для достиженья
Его таинственных преград.

Он всем легко даётся в руки,
Не надо, верьте, никакой
Здесь сверхъестественной науки,
Чтоб этот клад схватить рукой.
Я вижу общее вниманье,
Бежать готов за кладом всяк…
Итак, запомните названье:
Клад этот — дружная семья!

(Девичьи откровения)

Мне твердили, напевая:
— Полюби, плутовка!
У мужчин у всех такая
Гадкая сноровка.
Отвязаться невозможно,
Я на них сердилась,
А потом, неосторожно,
Как-то и влюбилась.

Днём, скучая да ревнуя,
Не берусь за дело,
И глаза всё на луну я
Ночью проглядела.
Вместе с ним, когда сойдусь я,
Стыдно мне ужасно;
На него всегда сержусь я,
И всегда напрасно.

Он мне часто — что ж такое?
Про любовь толкует;
Да и это не дурное—
Если поцелует.
На него смотрю я строго,
А сама робею;
Так и хочется — ей-Богу!
Броситься на шею!

А он медлит всё, зевая;
Мне самой не ловко:
У мужчин у всех такая
Гадкая сноровка!

(Обо всём понемногу)

На ложе грустном, одиноком,
Своей таинственною мглой,
Во сне отрадном и глубоком
Не жди рассветных лучей срока, —
Пошли душе моей покой!

До появления денницы,
Пускай я сном забудусь вновь.
Эй, ночь! Сомкни мои ресницы,
Там, где очерчены границы…
И усыпи мою любовь!

(Очумелые каламбуры)

Провожая серых птиц станицу,
Обыватель молвил не без муки:
— Был бы счастлив я, когда б синицу
Удалось-бы получить мне в руки.
Род весеннего привета
Полн у нас разнообразий:
Для одних он — в море света,
Для других — в потоках грязи.

Мгновение неуловимо
За неизвестную вину
Дождя лиловая лавина
Обрушилась на тишину.
А в комнату легко и остро
Через раскрытое окно
Игольчатый и влажный воздух
Течёт, как светлое вино.

Пряно пахнет листопадом,
Пожелтевшею травой,
Первобытным райским садом,
Со звездой над головой.
В полдень снова запылится,
Пыль в гортани пороша,
Сядет усталью на лица
Помешает нам дышать.

Освежающей прохладой
Потянуло с ближних гор
И запах фруктовым садом
Вымощенный камнем двор.
Вдруг рывком неосторожным
Ветер растворил окно,
Стало гулко и тревожно,
И расплывчато темно...

(Философские заморочки)

Ночь... а мне опять не спится...
Всюду слышу смех и вой,
Ряд уродов предо мной.
Будто днём, во тьме кружится,
Гонит прочь души покой...

Года по жизни пролетают,
И силы властно забирают,
Как лист осенний во дворе...
По дням прошедшим все скучают,
В рассветной сказке на заре!..

Вы к нам почаще заходите.
Без вас потом так хорошо...
И слов, — серебряные нити,
Своих мне после объясните,
А то сейчас я напряжён!..

— Злато развращает тело,
Ум и душу:
При богатстве трудно
Богу угодить.
Счастье — не в деньгах:
Ими невозможно
Истинную дружбу
И любовь купить.

Так один философ,
Рассудил отлично
И своё богатство
Прокутив скорей, —
Знаков несомненных
Дружбы и участья
Поджидать принялся
От своих друзей.

В пыльном городишке,
Под чужим забором,
В рубище философ
Истинный лежит...
И нахмурив брови,
В позе горделивой,
О своих богатствах
Громко говорит.

В неспокойствии чрезмерной
Бродит, знать, не без причин
Петр Степанович, примерный
Канцелярский мелкий чин;
Предвкушая наслажденье
От заманчивых блинов,
Стал чиновник, от волненья,
Даже прямо нездоров:
Каждой ночью, — вот нахальство! —
Видит он в восторге сны,
Будто выдало начальство
Из остатков «на блины».

— Доктор! Вас сегодня просят в две квартиры в этом доме:
Тут в одной нужду выносят, и болящий на соломе,
А другой богатый барин, здесь живущий в бельэтаже,
И чертог его шикарен, но болезнь одна и та же.
Как подумать — не смешно ли? Не судьбы ли — это шутка?
У обоих те же боли, и один катар желудка...
Впрочем, ныне это в моде, и катар известен всюду:
В голодающем народе и зажиточному, люду.
С ним знакомят там, где бедны, — лебеда, кора, мякина,
А другим, пожалуй, вредны соя острая да вина...
У одних от голоданья, у других — от пресыщенья...
Успокойте их страданья, приложите попеченье!
Не полезно ль будет люду, чтоб для бедного соседа
Уделял богач по блюду от роскошного обеда?
И отрыжка прекратится, и пройдут и резь, и боли,
А голодный подкрепится этим блюдом — мудрено ли?
Значит, будет всем здорово и направо, и налево...
Но нахмурился сурово эскулап, исполнен гнева...
О, врачам прости ты, Боже, — он, отринув мудрость эту,
Прописал обоим то же и одну притом диету.

Она явилась предо мной
В сиянье чудном дня,
Своею светлой красотой
Сверкая и дразня...
И был прекрасен в блеске дня
Наряд её простой...

Быть может, слишком строгий взгляд
Её б и осудил
Зато, что милый мой наряд
Весьма прозрачен был
И даже всех, как говорят,
Совсем с ума сводил...

Но, это зло, коль рассмотреть,
Не так большой руки!
Нельзя ж стрекозам повелеть:
— Наденьте лепестки!
Нельзя же бабочку одеть
В пальто и башмачки!..

На дворе мороз и вьюга,
Ветер злится и бушует,
Рой вопросов неотвязных
Ум томит мне и волнует.
Отчего порою зимней
Не цветут в полях фиалки?

Почему нам так любезны
Взбучки, встряски, драки, свалки?
Отчего так расплодились
На Руси святой кокотки?
Почему мы жить не можем
Без скандалов, карт и водки?

Почему в наш век гуманный
Часты так убийства, кражи?
Отчего кассиры любят
Заграничные вояжи?
Почему в начальных школах
Не введен язык латинский?

Отчего народ наш беден
И богат — иерусалимский?
Отчего так люты лица
Прокурорского надзора?
Почему блуждает пресса
В дебрях скуки, лжи и вздора?

Почему собранья земцев
Не мыслимы без дебатов?
Почему проходу нету
От жидов и адвокатов?
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Рой мучительных вопросов
Ум томит, гнетёт, волнует;
За окном моим немолчно
Вьюга злится и бушует.

(Футуристическая стихоболтоза)

Пыленосно, звуко стройно
Цветень-бредень, гор-коза
Появилась,
Расхандрилась непристойно
Из Нирваны
Ураганом в степь гроза.

Гибель-бурей воды в хаты
Накачала под Ахтырью
Пронеслась вдаль саранчой…
И станицам, и столицам
Показалась
Злобо-Ягой, Ведьмо-Бабой вихревой.

Но, в наш город, Яга-Ворог, —
Испугалась, —
Побоялась свои мётлы опустить…
Спиридонов сын Драконов
Скандало́м гала,
Мог у нас их откусить.

(Философские зарисовочки)

Коль любить — так без рассудку,
Коль пугнуть — так не на шутку.
А. Толстой

Коль любить — так с расстановкой,
Коль пугнуть — так со сноровкой,
Коль сказать — так слово лести,
Коль ругнуть - так лишь из мести...
Коли в драку — так уж смело,
Коли бить — так бить без дела,
Коль хвалить — так безгранично,
Коли выпить — так «прилично».

Лишь за то, что она христианкой была,
Что богов изваяний не чтила,
Никогда фимиамов пред ними не жгла
И на празднества их не ходила,
Её претор казнить приказал,
Без малейшего к ней состраданья;
Он бездушно её отдавал
На публичное львам растерзанье.
А чтоб глубже, больнее её уязвить
Чтоб несчастной позорнее было,
Приговора веленье гласило:
— Перед смертною казнью её обнажить!
И нагая, как мрамор бледна,
Дева в цирк палачом введена.
Прикрываясь стыдливо густою волной
Кос роскошных, смущалась она
Пуще смерти своей наготой...
Заскрипела на петлях, заржавевших дверь
И из клетки железной явился
Разъяренный, голодный, рыкающий зверь...
Он в четыре прыжка очутился
Перед той, на которую римский народ,
Жаждой зрелищ снедаемый страстью,
Любовался, к стыду, человечества...
Вот —
Перед ней он с раскрытою пастью
Стал, как вкопанный...
Дева трепещет,
Льву неистово цирк рукоплещет.
И свершилось, вдруг чудо: на деву взглянув,
На песок царь зверей опустился,
Крепко глаз своих царственных веки сомкнув...
Зверь людского разврата стыдился!

Марш бравурный на рояле
Муж играл. С его женой
Молча сзади мы стояли.
Тут, — Бог весть, она ли, я ли, —
Кто причиной, — но со мной,
Точно так же, как и с нею,
(Вспоминая, я краснею)
Чудо здесь произошло...
Чудо в пику Гименею:
Мы, склонив к челу чело
И сомкнув уста с устами,
Так пленились красотами
Марша чудного, что вновь
Мужа мы играть просили,
И лобзанье в полной силе
Повторила нам любовь...

(Из житейской свадебной стратегии)

Война объявлена...
Отец трубит поход,
В разведках кумушки;
Невесту шлют вперёд…

За нею следом мать,
Две тётушки в засаде,
Маневры начаты
И вот жених в блокаде.

Пошли на штурм
И в бой отряд вступил,
На флангах тетушки,
Отец ударил в тыл...

Жених сражён,
Лежит, дохнуть не смея,
И мигом в цепи
Он закован Гименея.

(Шуточная баллада)

В шумный клуб ходил прилежно
Старый холостяк;
Раз вдова сказала нежно:
— Вы вступите в брак
С милой барышней, я живо
Познакомлю вас...
И воскликнул он игриво:
— О, блаженный час!

В тишине усадьбы мрачной
Обвенчался он,
Но, его из залы брачной
Пригласили вон;
Тут его супруги братья
Повезли домой;
Затаив в душе проклятья,
Он сидел немой.

Вечно в клубе, с миной кислой
Бродить муж один;
Всё молчит, с губой отвислой,
Скучный господин:
Он не холост, без супруги,
Не вдовец к тому-ж;
Клубу он дарит досуги,
Значит — клубный муж.

(Подражание поэтам XIX века)

Я пробужден от заблужденья...
Прощай! Уж мне тебя не, жаль, —
Возьми себе все наслажденья;
А мне оставь мою печаль.

Довольно дум и чар, влюбленных!..
Для сердца горестных наук,
Довольно мне ночей бессонных,
Довольно слёз, довольно мук.

В моей печали одинокой
Не будет яда прежних дней;
И сохраню лишь вздох, глубокой
По горькой памяти твоей.

Припомнив ручку восковую,
Душистый локон, жгучий взгляд,
Быть может, я и затоскую;
Но не вернусь к тебе назад…

Нет, не вернусь, не оглянусь я.
Собой, как женщина, шутя.
Как школьник, снова не влюблюсь я
И не заплачу, как дитя.

Не правда ли, что нам клич этот слышен часто:
— В провинцию! Туда, где самобытный дух!
В глуши живали мы и, если без прикрас-то
О ней порассказать — смутишь брезгливый слух...
Где пошлость, лень и зло, где лесть и грязь разврата?
Где пьянство без конца и мысли каземат? —
Все это ты найдешь в провинции, глашатай,
Где «самобытный» дух инстинктам зверским брат!
— Спасенье наше там — в глуши родной России!
Читаем мы порой... Спасение чего? —
Стихийной глупости погрязшей в тьме стихии?
Быть может, это так: глушь — яма для всего,
Что может осветить!.. Провинция — трясина,
Заросшая в хмелю, залитая вином...
Кому же по душе прискорбная картина —
Вид изможденных стад, объятых крепким сном...
«В провинцию! Домой!» И что же: в доме хлеба
Ни крошки не найти!.. Всё пусто и темно;
И «самобытный дом» совсем забыло Небо! —
В Европу, между тем, заставлено окно.

(Из песен без музыки)

Часть вторая:

IV.
Раз вот дамочка на мужа
Мне же с жалобою: бьёт!
— Не уйдёте почему же?
Пусть себе один живёт!
С мужем дама помирилась
Да совет мой мужу — бух!..
Ну, опять мне тут случилось
Разбраниться в прах и в пух.
A ведь я, поверьте мне,
Ей сочувствовал вполне

V.
Раз меня другой приятель
Перед свадьбой вдруг спросил:
Как невеста? — Я, читатель,
Против брака вечно был:
— Не женись, мол. Ну-с, и что же?
Он женился, да жене
Всё вдруг передал... О, Боже!
Как опять досталось мне!
A ведь я, поверьте мне,
Лишь сочувствовал вполне.

VI.
От подобных приключений
Просто выбившись из сил,
— Корень где моих мучений? —
Я приятеля спросил:
— Я ведь в злобе непорочен...
Был ответ его таков:
— Милый друг мой! Добр ты очень,
Но и очень... бестолков!..
A ведь я, поверьте мне,
Всем сочувствовал вполне.

(Из песен без музыки)

Часть первая:

I.
Сердцем добрым обладая
От младенческих годов,
В людях горе замечая,
Я сочувствовать готов.
Но, к кому ни обращаюсь
Я с сочувствием своим,
Постоянно подвергаюсь
Неприятностям большим.
A ведь я, поверьте мне,
Всем сочувствую вполне.

II.
Например, когда случится
Увидать мне Лизу К***
Эта дева всё томится
В ожиданье женишка, —
Чуть сочувственно спрошу я:
— Что, мол, Лиза, — не клюёт?
Лиза вечно, негодуя,
На меня же нападёт.
A ведь я, поверьте мне,
Ей сочувствую вполне.

III.
Или вот: имел я друга;
С ним случилась вдруг беда:
Улетучилась супруга
У него невесть куда!
Я с сочувствием, сердечно,
Вмиг к нему; но он сказал:
— Что ты сплетням веришь вечно? —
Да меня же обругал.
A ведь я, поверьте мне,
Я сочувствовал вполне.

(Правдивые истории)

— Ах! Вы сени мои, сени... —
Так приятель мой поёт,
В это время бой супруге
Неустанно задаёт.

Та кричит и умоляет:
Виновата, извини...
A приятель продолжает:
— Сени новые мои!..

И покуда не закончит,
Песни всей не пропоёт,
От волос супруги милой
Рук своих не оторвёт.

Виноват ли мой знакомый,
Что уж нрав его такой:
Дать жене разгон не может
Он без песни плясовой.

А в народе, — эко диво!
Речь идёт наоборот;
Свет таких «весёлых дурней»
Самодурами зовёт.

Часть вторая:

Не любит бабушка, когда
У ней года считать кто станет;
К мужчинам ласкова всегда,
Заговорится, — не отстанет;
Но если, где поговорит
Наш брат с девицей от безделья,
То бабушка тотчас твердит,
Что скоро светопреставленье.

Не любит бабушка скупых,
Сама же нищих выгоняет,
Терпеть не может всех Франтих,
A седину свою скрывает.
Сама уж третий раз вдовой,
A мне даёт всё наставленье:
— Нет, не женись, голубчик мой,
Ведь скоро светопреставленье.

Мы раз на свадьбу с ней пошли,
Там танцы шли своим порядком;
Моей старушке поднесли, —
И вот она пошла в присядку;
Шатаясь, бабушка ворчит
И говорит мне с сокрушеньем:
— Мою головушку кружит...
Никак уж светопреставленье!

Часть первая:

Ну вот, настали времена,
Сбылись все в мире предсказанья;
Везде обман, грабёж, война,
Пора людям на покаянье.
Народ не в меру уж грешит,
И день, и ночь пиры, веселье...
Так часто бабушка твердит, —
— Знать скоро светопреставленье.

Как можно прежний век сравнить!
Не знали мы названья винам,
А нынче позволяют пить
Мужья дражайшим половинам.
Сама же бабушка вино
Тихонько пьёт для подкрепленья,
А между тем твердит одно,
Что скоро светопреставленье.

На кофе, ну и на бобах,
На картах бабушка гадает,
А за бостон на вечерах
Она корит меня, ругает:
— Не даром всем дался картеж,
Бесов лукавых наважденье;
Вся развратилась молодежь,
Знать скоро светопреставленье!

(Правдивые истории)

Как бывает бессильно «перо»
В передаче душевных движений...
День приёмный. Начальник бюро
Занялся сам приемом прошений.
Много их. Поглядел на часы, —
Удивлён, — половина второго!
И начальник наш крутит усы,
На просителей глядя сурово.

Этим просьбам конца, видно, нет;
Всякий лезет с нуждою своею.
К двум часам меня ждут на обед,
А того и гляди — не поспею...
Рассуждает начальник бюро
И читает прошения гневно...
Передаст ли какое перо,
Как страдает начальник душевно?

А в углу исхудалый старик,
В «полушубке» изодранном, старом,
Головой безнадежно поник;
Ждёт: каким ещё новым ударом
Поразит его злая судьба,
Чем-же нынешний день его встретит?
Оттягают!.. пропала изба!..
Что-же нынче начальник ответит?

Завтра, может быть, сам он и дочь
Бесприютные нищие оба...
Прочь несчастье жестокое, прочь!
Дай спокойно дойти мне до гроба!
А сердитый начальник бюро
Не его ли прошенье читает?
Передаст ли какое «перо» —
Как старик, ожидая, страдает?..

(Правдивые истории)

Вчера касса вновь пропала, —
С ней кассирша убежала!..
Выпив с горя, две бутыли,
Песни хором завопили...
А когда же рок врубили,
О побеге все забыли!
Прыгаем, орём и скачем,
Сядем, выпьем и заплачем...
Вспомнив женщину-страшилу, —
Настоящую кобылу,
Что зарплату выдавала,
А сегодня с ней сбежала...
Помолчим, промочим глотки
Бледной тенью, без селёдки...
Встанем и начнём орать,
Ту кассиршу вспоминать,
Что теперь она на юге
Отдыхает у подруги,
Что сбежала прошлым летом,
С кассой полной худсовета!..

(Правдивые истории)

Часть вторая:

— Лисин, Фридман..., Павел Дуров...
Ими быть, — я понимаю...
И от всей души Колюше
Быть я тенором желаю...

Шепчет дева лет под сорок,
Зина, с видом очень скромным
И, сложивши в бантик губки,
Обвела всех взглядом томным.

Аграфена-же, служанка,
Про себя соображает
И тайком от всех, ребенку
Полицейским стать желает.

А виновник сих дебатов,
Запихав в рот кулачонки,
На всю публику таращит
Свои чёрные глазёнки.

Ну, а мы уже понятно,
Не пойдем за нашим веком
И дадим совет малютке:
— Будь ты просто — человеком.

(Правдивые истории)

Часть первая:

— Я-б желала, чтоб мой Коля
Был известным адвокатом, —
Говорит мамаша Коли,
— Будет он тогда богатым.

— Адвокатом?.. Эко счастье!
Возражает ей подруга, —
Пожелай ему вращаться
В сферах избранного круга.

— Нет, уж это вы оставьте!
В разговор отец вступает,
— Инженер, — вот это дело...
Пусть мосты сооружает.

Лучше доктора на свете
Я профессии не знаю,
Говорит тут тетка, — Коле
Я быть доктором желаю.

— Фи!.. мужчина — и вдруг штатский,
Морщит нос сестрица Саша.
— Артиллерия и дроны,
Вот краса и гордость наша!

Мамка Колина другое
Говорит: — Зачем военным
Быть ребёнку? Что за сладость?
Будет пусть дельцом степенным.

Бессонница мысли, но холод в душе,
Томящее чувство бесстрастья;
Без трепета смотришь в туманную даль,
Кругом и назад — без участья...
Не любишь, не веришь, с толпой заодно
Идёшь бесконечной дорогой...
И злобы, и горечи много в душе,
Презренья бессильного много...
А сердце чуть бьётся, немеют уста.
Дорога бесцельная вьётся,
И тянется скорбная жизнь без конца,
Покуда с проклятьем порвётся...
Так ссыльные шли вдаль по мёртвой тайге,
И снежные вихри буранов
Скрывали и горькую правду от них,
И сладкую прелесть обманов...
А сердце чуть бьётся, немеют уста,
Дорога проклятая вьётся...
И тянется скорбная жизнь без конца,
Покуда с проклятьем порвётся!..

(По поводу неудачных прививок от Ковида)

Пускай среди печальной тьмы
И тягостных сомнений
Осветит бедные умы,
Как искра, вдруг твой гений. —
Одна ошибка — и толпа.
Как в прежни годы, снова,
Забывши все, — дика, тупа,
— Распни! — кричать готова;
А хам иль низкий идиот
У глупости на страже
Тебя с охотою лягнет
И сам при этом даже...

Лишь в интернете развернёшь страницу
И пробежишь столбец один, другой, —
Наш мир похож, как будто на больницу,
Где все больны недугов целой тьмой.

Предмет речей — общественные боли.
В Европе всей здоровой нет земли,
Народы все больны, и мудрено ли,
Что в их числе больны и «короли»?

Звучит, как бред политика больная
Под разговор непризнанных врачей,
И, желтый дом порой напоминая,
Кипит хаос житейских мелочей.

Взгляну ль в отдел событий и известий, —
Душа болит невольно у меня:
Как много там воров, плутов и бестий...
Микробами кишит вся злоба дня...

Расстроены и нервы, и финансы...
Так мудрено ль, что средь больницы той
И у певца в гитаре диссонансы,
Да он и сам страдает немотой...

К моему ре-бемольному ложу
Вороная подкралась тоска:
— Погоди, — говорит, — растревожу
Я лиловые сны дурака.

В хроматических жилах поэта
Разведу вулканический жар,
Распаяется он до рассвета,
Как лишенный воды самовар.

Из его головы медно-бледной
Выбью я философскую дурь,
Не споёт желтой песни победной
И забудет души он лазурь.

Не захочет стихов разноцветных
Вновь нелепые строить ряды,
Проклянёт символистов заветных
И не станет писать ерунды!

Серым в яблоках смехом я встретил
Те угрозы тоски вороной,
И с зелёным презреньем ответил:
— Перестань ты ворчать надо мной.

И чего ты тут лезешь без спросу
И в душе подымаешь трезвон?
За твою контрапунктную косу
Как схвачусь, так и выгоню вон!

Ничего не останется в ухе.
Позабуду мораль я твою,
И опять в флёрдоранжевом духе
Заунывную песнь запою.

Аллопат с гомеопатом
Разбранились в пух и прах.
Брань лилась ручьём проклятым,
Точно вина на пирах.

Шарлатан ты! Отравитель! —
Раздавалось с двух сторон.
А земли печальный житель
Заглушал невольный стон.

Ах, не все ль равно больному
Кто его отправить рад —
В мир, где места нет земному,
Аллопат, гомеопат!..

Болел я, блудный сын небес,
Любостяжанья лихорадкой,
И вдруг ко мне явился бес,
Из ада вынырнув украдкой.
Он ногтем траурным своим
Помазал по глазам моим;
Зажглось вдруг блеском алчным око
И мзду узрело издалека.
Меня тут по лбу стукнул он.
И я услышал злата звон.
Узнал я, где зимуют раки,
Где много лакомых кусков.
Толпа оправданных воров,
Высоко-денежные знаки...
Он губы тонкие раскрыл.
Язык мой вырвал без усилья
II в пасть широкую вложил
Большие мельничные крылья.
И в грудь мою, махнув хвостом,
Он лапу грязную засунул
И вынул сердце, и потом
Бесовским ртом в то место плюнул.
Тогда из Тартара Ваал
Ко мне, готовому, воззвал:
— Ну, адвокат! В надежде платы,
Вставай, все силы собери
И, обходя суды, палаты, —
Ври!..

Я стою близ «сундука».
Так и чешется рука,
Но... законы слишком строги!
К воровству питаю страсть, —
Жаль, что нечего украсть:
В «сундуке» — одни «итоги».

«Сундуку» не повезло!
В нём лежат страданье, зло, —
Давят хижину чертоги, —
В нём господствует разврат...
Я считаю — и не рад:
Вышли мрачные «итоги».

Горьких слёз не сосчитать!
Честность прячется, как тать;
Ум с трудом уносит ноги, —
И затем, в конце концов,
У детей и у отцов —
Безобразные «итоги».

Да-с, баланс мой нехорош!
...Миллионы — медный грош —
Дети—плети—педагоги—
Жар—пожар—застой и тьма
Для свободного ума:
Вот вседневные «итоги»!

Горько плачется тайком
Над банкротом-«сундуком»:
Все похищены залоги!
Совесть, правда, честный труд
Скоро ль силу соберут
И со злом сведут «итоги»?

В сиянии луны, весь предан тайным чарам,
Вдруг надпись на столбе прочёл я в парке старом;
Весьма внушительно она гласила так:
Здесь просят не водить без привязи собак...

Но, вкруг столба, увы, на свете всё непрочно, —
Собралась стая псов, как будто бы нарочно;
Они с насмешкою ехидною вполне
И громко лаяли, и выли при луне:

— Эх, люди дураки! На привязи вы сами
Привыкли жизнь влачить... А также и со псами
Хотите разделить вы нрав лакейский свой,
Хотя вы и жрецы идеи мировой...

Мы ж, псы бродячие, над вами мы глумимся
И вашим надписям вовек не подчинимся...
К писанью вашему в нас уваженья нет...
Плевать и на столбы, и на столбцы газет!..

У вас же на дворе мы стащим корку хлеба
И будем вас кусать, — мы тоже дети неба...
Тут все залаяли, и митинг у собак
Решил, что пёс умён, а человек дурак...

(Научная беседа двух эскулапов)

— Коллега!
Вы больного осмотрели?..
Успели ли
Исследовать вполне?

— Я, кажется,
Успел добиться цели...

— Так сообщить
Не можете ль вы мне
О состоянии больного...
Не опасно?..

— Нет, вовсе нет!
Из обстановки ясно,
Что состоянье
У больного есть…,

Хоть умереть
Он может ежечасно,
Но, за консилиум
Успеет нас расчесть.