В тихой дрёме многоточий

(Сказки весны долгожданной)

Мы сидели вдвоём
У акаций душистых,
А над нами сияла луна,
Тихий отблеск роняя
Лучей серебристых,
Грусти томной полна...

Где-то пела рояль,
И чуть слышно дрожали
Струны нежные скрипки вдали...
Мы друг-другу тогда
Ничего не сказали
И простились небрежно... ушли...

Но, в ту ночь,
Я повсюду бродил до рассвета,
Опьянённый, как хмелем, тобой,
Жаждал ласки безумной,
Женской неги, привета
И луны, и аллеи густой!..

(На горизонте Гименея)

Радость свиданья с тобой
Строки письма заслонила.
Резвою птичкой к тебе
Сердце стремиться моё.

Всё, что я нежно любил,
Всё, что мне дорого было,
Снова воскресло с весной,
Сладость неся в бытиё.

Жду с нетерпением дня
Встречи желанной и милой.
Сколько в нём счастье душе,
Сколько восторгов живых!

Так, упоённый теплом,
Ждёт мотылёк легкокрылый
Ласки душистой тепла
В блеске лучей золотых.

(Мысли-мыслишки)

Я люблю вас, о волны, —
Люблю оттого-ль,
Что в душе у меня
Вы смиряете боль,
И рапсодией чудной,
И дивной своей
Мой врачуете дух
От тревог и скорбей?
Иль, зато вас люблю я,
Что катитесь вы,
Гордый ропот подняв,
Как тревогу молвы,
И уносите дух
Мой вослед за собой
От неволи земли
И неправды людской?

(Житейские метаморфозы)

Догорают искорки камина,
Всё полно уютом и теплом,
Дребезжащий рокот клавесина
Тихо шепчет сказку о былом.

Унеслись мечты за этой сказкой
В дальний край, в прошедшие века,
И в тиши, с задумчивою лаской,
Чуть скользит по клавишам рука.

Оживают радости и муки,
Точно сон давно минувших лет,
Замирают трепетные звуки,
Шлют благому струнный свой привет.

Смолк певучий говор клавесина,
Отзвучали сказки о былом,
Догорели искорки камина,
Дышит всё уютом и теплом.

(Поэзия жизни)

Ты помнишь ночь — всё в мире спало,
Не спали только ты и я;
Нам песнь покоя не давала,
Родная песня соловья.

Она лилась струёй жемчужной
Над далью степи и дорог...
И шум лесной глухой, ненужный
Ту песню заглушить не мог.

Той песне только мы внимали,
В ту ночь грешно нам было-б спать;
В ту ночь мы песнь любви слыхали,
Какой теперь не услыхать.

(Листки воспоминаний)

Скажи, скажи,
Ты помнишь сад,
Весенние цветы?
Нет, то умчалось
Вдаль времен,
И всё забыла ты.

Любовь прошла,
Любви уж нет;
Поблек душистый сад.
Исчезли сны —
И с ними твой
Лазурно-чистый взгляд.

Так всё проходит...
Время — царь.
Любовь — как метеор.
Она на миг
Лишь оживит
Усталый, тусклый взор.

Любить, любить.
Потом забыть...
Забыть совсем, совсем.
Разлука даст
Тебе букет
Из желтых хризантем.

(Из житейских параллелей)

Хотел-бы я, навек прощаясь
С тёмной жизнью и с тобой,
В последний раз вздохнуть поглубже
О суете пережитой!

Чтоб там, в ином безвестном мире,
Мне не пришлось опять вздыхать,
Когда я буду жизнь земную
И ласки милой вспоминать!

(Мысли-мыслишки)

В глубь тенистого сада
С далёкого неба
Две звёздочки разом упали...
И, сверкнув по лазури,
Как меж алтарями,
Цветными огнями... —
Бесследно
В тени затерялись.

Друг далёкий в то время
Тебя я невольно
Вспомнил истерзанным сердцем.
Мы ведь тоже, как звёзды,
В геопотенциале*,
Миг один лишь сияли
И навек,
В темноте, затерялись...

Примечание:
геопотенциал* — это механическая работа, которую необходимо совершить, чтобы поднять единицу массы в поле силы тяжести от исходного уровня (за который принимается, как правило, уровень моря) до этой точки.

(Крупицы глубокомыслия)

Он явился мрачной тенью,
Тенью мрачной, словно ночь,
Склонен к пенью-вдохновенью
И до музыки охоч.
И во фраке, сев во мраке,
На рояле заиграл,
Выли жалобно собаки,
Ветер плакал и свистал.
Кошки бились в лихорадке,
Был конец их недалёк,
Ну, а дамы-психопатки
Поднесли ему венок!..

(Крупицы глубокомыслия)

Бродя беспомощно во мгле
И жизнь отдав во власть Титану,
Дворцы и храмы на земле,
Летая с ведьмой на метле,
Мы воздвигали Ариману*...

Но, с первым солнечным лучом
Нам власть Титанов стала чужда,
И вот мы жизнь свою несём,
Теряя кровь к лучам, идём, —
На пышный жертвенник Ормузда**!

Примечание:
Ариман* или Сатана – Бог мрака и зла.
Ормузд** — Бог света и святости.

(Всякая всячина)

О, солнце милое! Всё сотворило ты
Своим ликующим животворящим светом.
Тобою созданы и люди, и скоты,
Бурьян, и кущи роз, осыпанные цветом,
Табак, и виноград, и хлебное зерно,
И чай, и кофе, — всё тобой сотворено,
И бык, и соловей, и муха, и кобыла,
И дева, и овес... Ты всех не позабыло, —
Все возрастило ты из грязи мировой,
И ловим жадно мы луч животворный твой.
И я на севере весеннею порою
Тебе, о, солнышко, хвалебно лиру строю.
Лишь одного тебе простить не в силах я,
Что между тварей всех, в их мировом букете
Родилась при твоём животворящем свете
В образе людском двуногая свинья...
Всё от твоих лучей... Но, укоризна эта
Напрасна, может быть, и невиновно ты:
Свинья двуногая, пожалуй, не от света
Родилась на земле, а чадо темноты...

(Всякая всячина)

Нам дороги легенды старины,
Былых веков и сказки, и преданья.
Они родной поэзией полны,
Из них горят лучи очарованья.

Героями у них богатыри,
Волшебники и духи с чудесами,
Прекрасные принцессы и цари,
Пустынники и даже боги сами.

Когда наш век промчится в свой черёд, —
Какие даст потомкам он преданья,
И мир каких героев в нём найдёт,
Стрясая прах с былого мирозданья?

Героями его легенд блеснут
Великие сияющие воры,
Роль колдуна возьмёт великий плут,
Роль добрых фей, быть может, — прокуроры.

Покажется порой сквозь эту тьму
Жар-птицею простой судебный пристав,
А спящею царевной в терему,
Не пресса ль наших журналистов?..

(Фигняцинальная зуботычишка)

Ура! Ура! Цилиндры, кубы,
Плюс метр, диаметр, кружки! —
Пускай для всех нас будут любы:
Аксиомы, радиус, вершки.
Пусть изучают теоремы,
Диагонали, ромб, хорду,
Чтоб не были в ответах немы
Все изучившие дугу.

Пусть улучшают транспортиры,
Масштабы, циркуль, параллель,
Квадраты, перпендикуляры,
Поверхность тел, и что на ней.
Виват! Трапеции и призмы,
Параллелепипед, конусы,
Сегмент, сектор и апофемы,
Шар, точки, линии углы...

Центр, сфера, градус, октаэдр,
Вас помнить буду завсегда,
А также точно додекаэдр,
Параллелограмм, пирамида.
Сажени, башни, икосаэдр,
Прямоугольник, ширина;
Прости навеки, тетраэдр,
То надоест стихов длина.

Периметр, многоугольник,
Гипотенузы, катеты,
Простите, площадь, треугольник.
Всей чепухе скажу: — прости!

(Всякая всячина)

Всё, что идеалом светит мирозданью. —
Скрыто во вселенной за безвестной гранью:
Край обетованный, лучший — где от века
Не было покуда следа человека.

Отыскать квартиру лучшую едва ли
Той, где жить не будем, где и не живали.
Лакомее пищи нет и не бывало
Той, что к нам ни разу в рот не попадала.

Идеал сладчайший, спора нет и речи, —
Девушка, с которой не имели встречи...
Лучший тот хозяин, лучший без сомненья, —
У кого на свете вовсе нет именья...

Первые счастливцы... Кто счастливцы эти?
Те, что не родились вовсе в этом свете.
Лучшие творенья те, что к нам покуда
Не могли явиться в мире из-под спуда...

Лучший тот писатель, — и не по заказу, —
Кто пера в чернила не макал ни разу...
Краше всех весною мёртвые цветочки,
А в стихах те строчки, где одни лишь точки...

(Всякая всячина)

На балконе сидел злой, угрюмый старик,
Всюду видящий только растленье.
Сам к почету земному давно он привык.
Опустив на ладони морщинистый лик,
Он небрежно глядел в отдаленье.
А вокруг тихо слышался шепот ветвей,
Солнце радостно нивы ласкало,
Веял запах цветов все нежней и нежней,
И пред старцем картина умчавшихся дней
Как-то чудно, нежданно предстала.
Вспомнил он — как он маленьким был шалуном.
Как был юношей страстно-мятежным...
Словно всё это было промчавшимся сном...
Не гостил ли он в сказочном царстве ином?
Неужель был он юношей нежным,
Страстным, пылким и полным свободной мечтой, —
Он, угрюмый старик с сединами,
Что прогрессу кричит с озлоблением: — Стой!
Нет, всё это был сказочный сон золотой...
Ну, а сны забываются нами...
Для чего же, цветы и дыханье полей,
Вы навеяли старцу былое?
И с балкона от мысли невольной своей,
Как от ветра сквозного, старик поскорей
Убежал и укрылся в покое...

(Из песен о любви и печали)

С тобой сошлись вдруг мы
В дни осени унылой,
И поздно ты, с улыбкою,
Явилась мне:
Уж я был немощен,
И пепел чувств остылый
Уже покрыл в моей
Душевной глубине.

Зачем же мне теперь,
На что твоё участье?
Теперь, пока на мне
Блестит взор тёплый твой,
Как солнца луч блестит
В осеннее ненастье,
Угрюмо и темно,
Над скошенной травой.

(Фигняцинальная зуботычишка)

В день, когда задёрнув просинь
И гася последний луч,
Мокрой пылью брызжет осень
Из-за дряблых, жёлтых туч,
Хорошо — облезлым утром —
Сладко спать и видеть сон:
Что пред вами Брамапутра,
Вы-же сами — вольный слон;

Что хвостатым беззаконцем,
Ноль внимания на всех...
Вы гуляете под солнцем
В шумных поисках утех.
Что, склоняясь к светлым водам,
Солнце видите и в них —
Соблазняя мимоходом
Темпераментных слоних.

Ах! Мечта настолько ярка
И пленительна притом —
Так и хочешь, благо, жарко,
Обмахнуть себя хвостом.
И ужасно станет больно,
Если яркая мечта
Осечётся вдруг невольно
Об отсутствие хвоста.

И напрасно ищешь просинь
В затуманенном стекле,
И опять сочится осень
Мокрой пылью по земле.

(Из песен о любви и печали)

Прости ты мне, красавица моя,
Что нет во мне уж прежних увлечений:
Былой любви, поэзии огня,
И сердца трепетных, обманчивых волнений!

Слабеет мысль: под нею грунта нет,
И для ума нет почвы плодородной:
Суди сама, что чувствует поэт,
Когда его стремленья не свободны!

Я видел сам, как зрела мысли рожь,
Воочью зрел «озимое» святое!
Я весь горел... меня бросало в дрожь...
Я сознавал, что создал «неземное» !..

Но, лишь души заветный идеал
Облекся в плот, любовью весь согретый, —
Я, как орёл подстреленный, упал,
И песнь моя осталась недопетой!

(Поэзия жизни)

Когда проходит ночь бессонная,
Рассветным холодом дыша,
Тогда болит опустошенная,
Неутолённая душа.

Уста, блаженно обжигавшие,
Солоноваты и бледны,
И руки, трепетно ласкавшие,
Смыкаться больше не вольны.

Зачем тенями бледнолицыми
Теперь дано очнуться нам?
Ведь, где-то были у границы мы,
Внимали райским голосам.

Мы на пустынный берег брошены,
Как два случайных мертвеца.
Гримасой боли перекошены
Черты желанного лица...

(Из житейских параллелей)

Старик попал случайно в те места,
Где молодость его благоухала.
Он побродил по улицам квартала
И постоял у ветхого моста.
Он всё познал, всё развенчал устало,
Была душа бесплодна и пуста.
Но в этот час влюблённая чета
Пришла мечтать у выгиба канала.
И, возвратясь к былому своему,
Старик затих. Он слышал запах мая
И повторял: — Прости меня, святая...
А юноша приникшую к нему
Красавицу ласкал, не замечая,
Что лунный свет прозрачной сделал тьму.

(Из песен о любви и печали)

Опять колдуют туберозы*,
И вьются кудри хризантем...
Зачем же, осень, сеять слёзы,
Зачем?

Закат горит в зеркальных гранях
И красит золото берёз.
Меня томят воспоминанья —
И запах белых тубероз.

Я придвигаю кресло ближе
К камину, где трещат дрова,
И языки, танцуя, лижут
Письма горящего слова.

И в память призрачного счастья,
Которое мне май принёс,
Я пью сверкающее "Asti**" —
И запах белых тубероз.

В больном сентябрьском тумане
Так пышны кудри хризантем!
И плакать, осень, мы не станем, —
Зачем?

Примечание:
тубероза* — это многолетние декоративное травянистое растение с белыми очень душистыми цветками, собранными в кисти, использующееся в парфюмерии для получения эфирного масла.
"Asti**" — это сладкое игристое итальянское вино из города Пьемонт.

(Чем хата богата)

... Жила-была на белом свете хитрая Лисица, которая столько на своём веку напроказила, что потеряла всякое доверие среди животных.
… Как-то довелось ей встретиться с местным красавцем — стриженым Пуделем и повела она с ним такую речь:
… — Позволь мне высказать тебе мое глубокое уважение! Мне еще дедушка рассказывал о том, что ты принадлежишь к знаменитой львиной породе.
… Пудель не мало удивился такому обращению со стороны Лисицы, но был очень польщен выпавшей ему такой неожиданной честью и, в конце концов, сам поверил в своё величие.
… Он очень быстро признал Лисицу своим ближайшим другом и предложил ей вместе жить, на что хитрая Лисица с радостью согласилась.
… А у Пуделя было большое-пребольшое поместье.
… Прошло немного времени, и наша Лиса снюхалась с какой-то злой и большой Собакой, которая, хотя и мало лаяла, но имела обыкновение каждого кусать.
… Подружившись, Лисица предложила злой Собаке познакомить её с одним местом, где было много вкусных объедков.
Собака сразу согласилась и пошла за Лисицей.
… Уговорив Собаку перепрыгнуть через какой-то забор. Там Лиса посадила Собаку на железную цепь и добродушно затем посоветовала терпеливо ждать обещанного лакомства.
… Не зная привычек злой Собаки, многие по ошибке подходили к ней и неожиданно испытывали на себе её острые зубы.
… Пошли разные толки о большом поместье Пуделя и теперь о нём стали говорить с особенным уважением.
… Слава Пуделя дошла до того, что животные, нуждаясь в защите от своих врагов, направились с почестями к Пуделю и попросили его стать в их главе и охотно отдавали ему своих детенышей, не жалея иногда даже своей крови.
… Разжиревший Пудель делился подношениями с Лисицей, а объедки да кости отсылал злой Собаке, которая, отъевшись, называла Пуделя своим кормильцем и благодетелем.
… Лисица и Собака, услужливо помахивали хвостами перед Пуделем, а все остальные животные думали и верили, что так и надо жить...

(В круговерти бесхитростных дней)

Тучи гуляют толпою,
Светится месяца плешь,
Ветер ворчит под сосною:
— Холодно, волк те заешь!
Леший проснулся в берлоге,
Чешет спросонок живот.
Хмурятся тучи в тревоге,
Снег над полями идёт...
Жалко весенних мне ночек,
Старую спину знобит;
Дунул я нынче разочек, —
Чувствую, в горле хрипит!
Видно, со мной инфлюэнца,
Вишь, посинели бока...
Выкинуть разве коленце,
Да отхватить трепака!
Пляской согреешься живо,
Что же я, правда, заснул...
Ветер поднялся лениво,
Бровью седою моргнул.
Стал он на старые ноги,
Да и давай козырять...
Братцы, держитесь дороги:
В поле ни зги не видать!..

(Поэзия жизни)

Настал уж час.
Настало время,
Когда мы Штатов скинем бремя
И обновлённою тропой,
Державой новой, мировой,
Пойдём к свободе вековой.

Настал уж час!..
Но, ада силы
Из недр зияющей могилы
Ещё родной стране грозят,
Сквозь тьму бесформенных громад,
И рабство вечное сулят!..

Так сгинь же,
Сумрак долгой ночи!
И пусть прозрев, увидят очи,
Взамен Российских зол и бед —
Ура! — ликующих побед...
И зорьки утренней рассвет!

(Из книги безумия)
Первая ночь:

… Светлым ангелом мира и утешения спустилась она на истомлённую землю, осенив её своим мягким крылом. Улеглись страсти людей, уменьшилась боль ощущений, пережитых за день, и целебный сон сковал усталые, исстрадавшиеся очи.
… Грозный призрак будущего стушевался, уменьшился в размерах и слился с окружающим пространством... В богатых чертогах, где живут люди для удовольствия и неги, где жизнь протекает без теней и оттенков, эта ночь, может быть, была ночью блаженства!..
… Тихая, ровная — она веяла своим мягким крылом, и людям она казалась мимолетной и краткой!..

Вторая ночь:

… Чёрным покровом, злым демоном разрушенья и смерти низринулась она в земные края, принося с собой слёзы и ужас, смятение и слёзы.
… Тысячи людин уже проклинали её вместе со своим рождением на свет, не видя ей желанного конца.
… И грозный призрак ближайших дней разрастался, принимал исполинские очертанья и тяжелым кошмаром давил исстрадавшуюся грудь.
… Люди в отчаянии ломали руки, призывали силы ада и рая — и кровавыми каплями теряли драгоценный дар жизни!..
… Гнетущая, мрачная, бездонная — она демонически властвовала, и конца не было, казалось, её произволу!..

Третья ночь:

… Её ждали с большим нетерпением. Тёмные страсти людей, под её господством, становились еще темнее. На тайных собраниях обсуждались
меры и планы, не выносившие дневного сияния. И ночью-же приводились они в исполненье. Лилась кровь, извращалось человеческое чувство, — и глухое насилие издевалось над бессильным и поруганным правом.
… Силы ада высылали своих исполнителей, которые методически и со смаком свершали насилье и ужас. Они были безнаказанны и безответственны, ибо ими руководил произвол!
… И чёрная, свинцовая, необъятная — она была бесконечной!..

(Мысли-мыслишки)

Тучи гуляют толпою,
Светится месяца плешь,
Леший ворчит под сосною:
— Холодно, волк те заешь!..

Ветер проснулся в отроге,
Чешет спросонок живот.
Хмурятся тучи в тревоге,
Снег над полями идёт...

Жалко морозненьких ночек,
Старую спину знобит;
Дунул я нынче разочек, —
Чувствую, в горле хрипит!

Видно, со мной инфлуенца*,
Вишь, посинели бока...
Выкинуть разве коленце,
Да отхватить трепака!

Пляской согреешься живо,
Что же я, правда, заснул?..
Ветер поднялся лениво,
Бровью седою моргнул.

Стал он на старые ноги,
Да и давай козырять...
Братцы, держитесь дороги:
В поле ни зги не видать!..

Примечание:
инфлуэнца* — это грипп или, как его сейчас называют — Ковид-19.

(Осенние заморочки)

Часть вторая:

Панаму, светлое пальто,
Теперь не их стезя,
Пиджак, жилет и.… даже то,
Чего сказать нельзя...
Эй, вы! У коих про запас
Припрятан миллион!
Легко вам встретить хлада час
В пальто demmi-сезон.

Не нужно вам в ломбард спешить,
«Обмен веществ» свершать:
Свою панаму заложить,
Чтоб шапку выкупать.
А вольный бард, строча сонет,
Мрачнее сатаны:
— Ах, «Струн души» и «Грёз Лилет»
Не хватит на штаны!..

Брр!.. Сыро. Дождик моросит.
О, насморк облаков!
Ты отбиваешь аппетит,
Как лица пруссаков.
Душе безмерно надоел
Луж прозаичный хлюп...
Всю прелесть женских ножек съел
Презренный мокроступ!

Бежать бы в даль, за горизонт
От луж и от галош,
Проклясть бы боты, шарфы, зонт,
Фуражку, макинтош...
И, бросив вызов, клич войны,
Осенним кислым дням,
Влюбиться бы, как в дни весны,
Зараз в пятнадцать дам!..

(Осенние заморочки)

Часть первая:

Удрало лето... Рати туч —
Беспаспортных бродяг...
Ползут на бледный солнца луч,
Как осторожный враг.
Пятно... яичница... и ров, —
Унылый «вернисаж»!
Как-будто в небе сам Серов
Нарисовал пейзаж...

Эх, сесть-бы лихо на «мотор»,
Машину завести,
Помчаться б в облачный простор
И... небо подмести!
Иль просто дворника с метлой
Послать бы в вышину:
— Егор, живей смети долой
Все тучи на луну!

Но, дворник дрыхнет, как чурбан:
Он духом не пилот,
И дать ему «аэроплан», —
Немедленно пропьёт!..
При свете дня и в тьме ночей
Идёт на всех порах
Эвакуация грачей
И прочих малых птах.

А ветер, злобен и суров,
Броском незримых лап
Эвакуирует с голов
В болото массу шляп...
Бухгалтер, клерк, чиновник, бард,
Актёр и педагог,
Развив галоп, несут в ломбард
Не узел, — целый стог:

(Житейские метаморфозы)

Прекрасна, как пальма,
Стройней кипариса,
Стыдливей мимозы
Мой ангел Раиса.

Как кедр Гималаев
Былинку лесную,
Раису я нежу,
Ласкаю, целую...

Вдруг теща явилась
С одним баобабом
Сравнить её можно
В подобии слабом.

За нею сестрицы
Слетались, как осы;
Сам Линней назвал-бы
Их всех — «стоеросы*».

И что-же! Не знаю я,
В чём тут причина,
Но всех мне деревьев
Милее осина.

Примечание:
стоеросы* — тоже самое, что дураки, болваны, но с оттенком усиления.

(Авангардистский романс)

Второй вариант:

Первый путь:
Читать или петь сверху вниз.

Второй путь:
Читать или петь снизу вверх.

Часто, в сущности, бессмыслица,
Что стихами с виду кажется!
Плоское уж не возвысится,
Коль не клеится, не вяжется!..

Неудержно жизнь струится...
Вновь к родимому порогу
Речка вспять не возвратится:
Все идёт в свою дорогу!

Утренней росой обмытая,
Травка дикая и сорная,
Желтеньким песком покрытая,
Где дорожка наша торная?

Всё луна сребристо-бледная
Чародеем освещает!
Где ты, наша хатка бедная?
Путь идёт и исчезает...

Речек наших воды чистые,
Скал, поросших мхами груду,
Нивы наши золотистые
Никогда я не забуду!

(Авангардистский романс)

Первый вариант:

Первый путь:
Читать или петь сверху вниз.

Второй путь:
Читать или петь снизу вверх.

Никогда я не забуду
Нивы наши золотистые;
Скал, поросших мхами, груду;
Речек наших воды чистые!

Путь идёт и исчезает...
Где ты, наша хатка бедная?
Чародеем освещает
Всё луна сребристо-бледная!

Где дорожка наша торная,
Жёлтеньким песком покрытая?
Травка дикая и сорная,
Утренней росой обмытая?

Все идёт в свою дорогу;
Речка вспять не возвратится
Вновь к родимому порогу...
Неудержно жизнь струится!

Коль не клеится, не вяжется,
Плоское уж не возвысится!
Что стихами с виду кажется,
Часто, в сущности, бессмыслица!

(Астрономо-метеорологические наблюдения)

Притягательная сила звёзд.
Безоблачно!..
Юпитер приближается
К своим спутникам...
Всё Небо покрывается облаками...
Марс на опасном расстоянии,
От ближайшей планеты.
Прохождение Венеры
И Марса мимо дома Юпитера.
Марс продолжает
Естественный свой путь по Вселенной...
Гром и молния...
Земля вздрагивает от неожиданности.
Люди просыпаются и...
Начинают новое наблюдение!..

(Из книги безумия)

В звериной клетке премьер-министром
Лису избрали. Она хитра,
Вся — в мягкой шубке, с хвостом пушистым,
Не зла, как будто и не добра.
Она плешива, со лбом высоким,
Но, правду молвить, едва умна;
Её вся сила — в хвосте широком,
Но им без смысла вертит она.

Махнёт налево, махнёт направо,
Опять налево и вправо вновь…
Чуть либералы заплещут: браво! —
А уж меж ними струится кровь.
И снова вправо, и снова влево —
Недоуменье кругом растёт,
То ликованье, то крики гнева —
И взывал в сомненье звериный род.

Грозят ей слева, ругают справа, —
Лиса трепещет, лиса скорбит,
Унять не может свой хвост вертлявый,
И всё вертит им, и всё вертит.
Смекнули звери, остановили
И защемили ей хвост в тиски…
Свернули вправо и пригрозили:
Смотри направо, не то — в клочки!..

С тех пор в смиренье и умиленье
Лиса направо хвостом глядит,
И лишь от страха порой в смятенье
Концом пушистым чуть шевелит…

(Размышления в солнечный день)

На душе моей туманно,
В голове — темно;
Солнце смотрит как-то странно
В дачное окно,
Поразительно мне это;
Нет нигде угла,
Где-б от солнечного света
Не бежала мгла.

Солнце всюду луч наводит
В продолженье дня,
Точно обыск производит
В доме у меня.
Пестрый зайчик ловко рыщет,
Скроюсь от него,
Точно он в бумагах ищет,
Нет-ли в них «чего» ...

Что-ж, однако, солнцу надо?
Что оно глядит?
Шпионада! Шпионада
Сердце мне твердит.
И завесил я оконце:
— Все-же меньше риск; —
Вот так дни, коль даже солнце
Учиняет сыск!..

Вот ровно год мы ждём успокоенья...
Мерещатся нам сладкие и мирные виденья...
Но, всякий чистый, радостный порыв
Вмиг разрушает адский бомбы взрыв.
Давно-ль еще под тенью клюквы серебристой
Пел песни соловей наш русский, голосистый
И головой своей нечёсаной всё ник
Веками дрессированный, покладистый мужик?
Давно-ль еще не выступал на митингах оратор,
По деревням не рыскал юркий агитатор
И обездоленных «товарищей» бунтующая рать
Не шевелила дерзко «тишь и благодать»?
Всё это было... Но, теперь другое
Волнует наше сердце ретивое:
Какая-то незримая, неведомая мгла
Нам зрение и ум заволокла
И нет средь этой мглы пока еще просвета,
Хоть жаждем мы вдвойне и тишины, и света...

(Сонет)

Над минаретами Бахчисарая
Плывёт сереброликая луна.
Здесь, за стеной высокой, тень сырая,
Не та, что в городе — глухая тишина.
Мне кажется: звенит фонтан, играя...
Шербет и яблоки... а ночь душна,
В гареме шёпот, смех ночного рая,
Лишь евнух дремлет. Хану не до сна.
Как зверь весёлый... он встаёт с дивана.
Знакомую заслышав поступь хана,
Томятся, ждут Умия, Софр, Наалы...
Увы, то стало сном; плющом повиты,
Среди густой травы, как сёстры мглы,
Угрюмо-серые теснятся плиты.

(В круговерти бесхитростных дней)

Говори «я люблю» — говори…
Что поникла головкой в тоске?
Нас закрыло собой драпери*,
Нас неслышно с тобой в уголке.

И, лови те минуты, лови,
Знает Бог, что для нас суждено…
Может быть, для блаженства любви,
Это будет мгновенье одно?

Прошепчи же «люблю» как-нибудь,
Стисни руку мне ручкой своей;
Пусть вздохнёт утомленная грудь,
Сердце пусть заколотится в ней.

Не услышат, как бьётся оно,
Не узнают и тайну твою;
Может быть, нам для счастья дано
Лишь мгновенье на жизнь нашу всю?

Примечание:
драпери* или драпли (устар.) — это то же, что портьера, занавеска.

(В круговерти бесхитростных дней)

Люблю я тебя, непроглядная, тёмная ночь!..
На тройке ли русской лечу я по лесу глухому,
Иль в поле блуждаю, не зная, чем грусти помочь,
И как угодить одинокому сердцу больному...
Ты манишь меня, о, волшебница, из дому прочь,
Влечёшь красотою, таинственной, жизненно-милой
И я повинуюсь — не в силах тех чар превозмочь,
Которыми дышит твой облик тоскливо-унылый.

Зовёшь ты... и вот я иду, как любовник порой,
Идёт на назначенный милою праздник свиданья...
Иду я послушно к тебе, а к груди молодой,
Крадясь будто, тать, подступают невольно рыданья...
И ты принимаешь меня под защитный покров,
Который весь вышит роскошнейшим звёздным узором...
И в сердце моём воскресает, как призрак любовь,
И образ вдруг милой невольно так грезится взорам!..

И чудится мне: необъятною негой полна, —
Такая же дивная ночь в моей юности шумной...
С любимой сидел в челноке... Нам светила луна,
Как-будто любуюсь влюблённостью нашей безумной...
И ночь воспевая, клялись мы друг друга любить;
Она на плечо мне головку тихонько склонила...
Душа моя жаждала чары блаженства испить
И вот из той чаши она меня в ночь ту поила.

Но время умчало все чары счастливейших лет!
Тот чёлн уж подгнил, на котором небесный напиток
Впервые испил одинокий и бедный поэт,
Познавши, в каком тайнике скрыт блаженства избыток...
А милая где, что волшебною, чудной звездой
В ту ночь, незабвенную, тихую ночь промелькнула
И сердце поэта согрела любовью святой? —
С жидом, ведь, каналья, представь, за границу махнула!

(Житейские метаморфозы)

Он дрожал,
Он был, как в бреду,
Как в угаре,
Он крикнул:
— Молчи,
Не то я ударю...
Женщина
Ничего не сказала,
Не шевельнулась даже, —
Улыбкой
Ответила на угрозу.
А приколотая
К корсажу
Чайная роза —
Увяла.

(В круговерти бесхитростных дней)

Давно я, помню, обещал
Всем рассказать, как рисовал
Головку эту наш артист.
Он взял бумаги писчей лист,
Крандашик рядом положил,
Затем, зевнув, проговорил:

— Когда наследство получил,
Я в дальних разных странах был,
И долго в Индии пожил,
Где я гипноз и изучил...
Взор обращая тусклый к нам:
Душа уже витает... там!..

Едва рукой неверной мог
Он указать на потолок,
Как засвистал тотчас же нос,
И он ушёл в самогипноз.
Но, вот... о чудо из чудес!
Крандашик в руку как-то влез...

И появилась в свет головка
Штрихами бойкими, и ловко
Смотрели глазки, губки, нос.
Орнамент греческих волос,
Головку чопорно обвил, —
И всё на свете позабыл!..

Но, тут возник у один вопрос:
— Что это, подлинный гипноз?
Или артист так «пошутил»?
А может просто разводил...

(Житейские метаморфозы)

В эту ночь золотисто-пурпурную... —
Абсолютно абсурдно-безумную,
Снова скука пришла несусветная
И шныряет, как баба буфетная.
Бродит по свету вечно жеманная
Непомерно надутая, чванная,
Худощавая, скверная, длинная —
Словно кукла ступает пружинная.
Всюду нос свой суёт без стеснения,
Целый мир хочет взять во владение,
Преисполнена вечно заботою
Заразить всех и сном, и зевотою.
Вся, упрямство она, вся бесстрастие,
Никогда ни любви, ни участия
Не прочтешь на лице её каменном,
И зовут эту тварь старцы — Каином.

(Житейские метаморфозы)

Не громка моя лира, поверьте — в ней нет
Величавых торжественных песен,
Не желаем мы с нею дивит собой свет,
Не желаем снимать с мира плесень.
Не желаем мы с нею парить к облакам
И описывать скорби мирские,
Не желаем писать громких од дуракам,
Подтирать также слюни людские.
Понимает прекрасно она, что «пером»
Дураков не убавишь в России,
Что на умных мы с ней лишь тоску наведём,
Что погромче нас были витии...
Потому не желает она обличать
Заблужденья людские, пороки, —
Далека от того, чтоб стихами давать
К жизни умной всем глупым уроки.
Моя лира игрива, всегда весела
И не плачет она, а хохочет,
Добродушна, безвредна и вовсе не зла,
Только нервы немножко щекочет.
По заказу мы с ней никогда не поём,
Мы невольники с ней вдохновенья...
Гонорар за стихи всё ж мы с нею берём
Ловко так, что моё вам почтенье!

(Житейские метаморфозы)

Нынче можно без опаски
Отравить... себе покой.
Зашибить... себе мильончик,
Обмануть... себя мечтой.
Можно резать... лист бумаги,
Бить... валета королём,
Бросить... взгляд куда угодно
И ударить... в грязь лицом...
Поджигать... свои страстишки,
Колотить... ногой клавир...
Захватить... себе простуду
И разбить... души кумир...

(Житейские метаморфозы)

Вот, злополучная
Жертва безбрачия.
Тридцатилетняя фея,
В счастье земное
В ней вера горячая
Всё угасает, слабея.

Вечно исполнена
Скорби лирической.
Сердцем свежа, как фиалка,
Как не воскликнуть: —
В наш век прозаический
Это — Весталка!

В грязном трактире —
затея каскадная,
Вина глотая стаканом,
Страсти людские
камелия жадная
Дразнит задорным канканом...

В этом разгуле —
Её обаяние,
Этот разврат в ней — приманка.
Что же, какое
Дадим ей название?
Это — Вакханка!

(Житейские метаморфозы)

Когда нам суждено
Судьбою непреложной
Расстаться навсегда
И врозь уже идти,
Когда замолкло всё
Давно в твоей груди
И слиться уже вновь
Душе моей тревожной
С твоею чистою
Душою невозможно, —
Ну что ж, — прости!..

Но, в расставанья час,
Не говори упрека!
Не обвиняй за дни
Минувшие — молю!
Не я их блеск затмил,
Не я их цвет, сгублю.
Да, знает Бог один, —
Его лишь видит око,
Как я любил тебя
И свято, и глубоко,
И, как люблю...

(В круговерти бесхитростных дней)

Вот и опять я в больнице лежу,
Снова без меры скучаю,
Смерти в лицо беспрестанно гляжу,
Нравы больных изучаю...

Сколько здесь жизнью непризнанных сил
Тьма беспощадно сломила!
Сколько ненужных и ранних могил
Людям она пооткрыла!..

Все здесь сравнялись: казах и цыган,
Сын бесшабашной Украйны…
Мира закладчик — еврей шарлатан —
Чадо испуга и тайны;

Русский мужик, не могущий понять,
Нужно-ль в болезни лечиться,
Крепко привыкший здоровым страдать
И перед смертью... напиться!..

Стонет здесь всё, как бы стоном одним,
С жизнью расчеты кончая,
Мрёт всё, дорогу давая живым,
К небу о жизни взывая...

(Крупицы глубокомыслия)

Не злись, Брат, хмурясь и ворча,
Что ты дошел вновь до печали…
Что вкруг соседи сгоряча
Вдруг что-то жалкое влача,
Тебя бараном обозвали.

Не ругань — это, не ропщи
При справедливом этом мненье…
А смысла здравого ищи
Средь мозговых своих морщин,
В таком разумном примененье.

На милость ты перемени
Свой гнев, подёрнутый туманом,
И убедись, что в наши дни,
Средь интернетной болтовни,
Совсем не стыдно быть... бараном!

(Философские заморочки)

Туман над домами сгустился.
Звезды не видать ни одной,
Ночи сумрак на землю спустился...
Видно, будет гроза над рекой!
Повисшие тучи сомкнулись,
Рассыпались крупным дождём.
При встречах с собою столкнулись,
Блеснули фосфорным огнём.

Вот ветер, крепчая, бушует,
Срывает покрышки с жилья.
Вода в берегах негодует...
Опрокинулась мигом ладья.
В догоню спешит вал за валом,
Умножить количество вод,
Наполняет собою каналы...
Наводненья ожидает народ.

Каждый житель убогой лачужки
Перебраться наверх норовит,
Затихли голоса на пирушке...
Будто буря молчать всем велит!
Вдруг яркое пламя сверкнуло,
Пожар озарил весь Восток,
Огонь сильно ветром раздуло —
Лавы огненной пышет поток.

Там сильно вода разоряет:
Уносить заборы, пожитки метёт;
Водою дома подмывает;
Селенья в ней тонут, растительность мрёт.
Здесь же огонь пожирает
Имущество, строенье, зверей;
Смрадный дым прежде их умерщвляет...
Вот так счастье пошло на людей!

(Стихи из карманов времени)

Часть третья:

Потух вулкан моих страстей!
Уж в жилах кровь не так клокочет,
И над безумьем прошлых дней
Рассудок с злобою хохочет!

Смирён бессильем гордый ум:
Он тайн природы не постигнул
И мощной силой мощных дум
Вперед искусства не подвигнул!

Он неуспехом заклеймил
Высокий мир моих мечтаний
И ядом горьких испытаний
В призванье веру отравил!..

С тех пор, отверженный, унылый,
В тоске, с разбитою душой,
Тащусь я до своей могилы
Своей избитою тропой!..

(Стихи из карманов времени)

Часть вторая:

Зимою, как летом, небес стройный свод
Мне служит надёжным покровом;
Никто ведь не призрит меня от невзгод,
Ни встретит приветливым словом.

И с нежными ласками я незнаком:
Всё ныне убогих не любят;
Меня все бегут лишь при виде одном,
Без жалости гонят и судят.

Ни разу красотки увлаженный взор
Не пал на меня со страданьем:
В нём вечно пылает презренье — укор,
Не льстит он меня упованьем.

В борьбе, посеянной с людьми и собой,
Не зная конца всем мученьям,
Я жду, когда смерть моя с лютой судьбой
Мне будет служить примиреньем.

Тогда наконец я навеки прощусь
Со всеми земными трудами
И с искренней дружбой, как брат обнимусь,
С незримыми гроба жильцами.

К могиле моей хоть никто не придёт
С тоской я печалью на сердце,
Но, путник усталый на ней отдохнёт
И вспомнить о бедном скитальце!..

(Житейские метаморфозы)

Крылатый гость, желанный друг,
Мечта, посланница небес,
С тобой не так темно вокруг,
С тобою жизнь — не мрачный лес.
О, пусть ты призрак, пусть туман,
Но для того, кто верой полн,
Не страшен жизни океан
И весел плеск житейских волн.

Чего-б мечтатель ни искал, —
Он всё найдёт в порывах грёз
И на граните голом скал
Увидит кущи алых роз.
Где света нет, — прозреет свет,
Где нет пути, — отыщет путь
И сможет, веря в твой привет,
Вперёд без страха заглянуть.

Побеждена в его уме
Невзгод бесчисленная рать...
Мечтатель может и во тьме
Зари и света ожидать.
Как утро вешнее ясна,
Мечта-подруга, ты всегда
Для мира нашего нужна,
Как воздух, пища и вода!

(Подражательные набросочки)

Птичка глупая не знает
Про магнитную волну,
На планеты не летает,
Не порхает на луну.
В долгу ночь на месте дремлет,
Солнце красное взойдёт —
Птичка интернет не внемлет,
И в нём песен не поёт.

2007 г

(Подражательные набросочки)

Зима. Сельчанин торжествуя,
На снегоходе держит путь...
Его мотор, бензин почуяв,
Гудит во всю, не как-нибудь.
Бразды эфирные вздымая, летит
В Ижору из Шанхая...
Селькор сидит на «облучке»,
С пером, не сохнувшим в руке.
Вот трактор бегает без шубы,
Колёса в землю засадив,
В коня себя преобразив.
Шалун уж заморозил трубы.
Ему не больно, не смешно,
Но, сельсовет грозит в окно.

2007 г

(Сказка)

Две души витали в мире
Между звёзд в безбрежных далях, —
Потеряв одна другую.
Две души витали в мире.

И бесцельно, и напрасно
Хороводы звёзд немые
Вопрошали с тихим стоном —
И бесцельно, и напрасно;

Грустно рея над землею,
Зерна чистых бриллиантов —
Слезы светлые роняли,
Грустно рея над землею.

И сливались эти слезы
В ручейки. И вдаль бежали
По земле звуча печально,
Бриллиантовые слёзы.

Этих слёз любимец неба
Зачерпнул поэт и выпил,
И узнал он, как витали
Две души в безбрежном мире...

(Дружеские советы)

Сила и ловкость нужны нам всегда,
В этом должны мы сознаться...
Чтобы сгибаться и гнут без труда,
Надобно в том упражняться.
Должен вполне изучить человек,
Делая в жизни карьеру:
Лазанье, прыганье, взапуски бег
И фехтования сферу.
Надо гигантские делать шаги,
Змейкой по лестнице виться, —
Пусть-ка тогда конкуренты враги
Завистью будут томиться...

(Философские заморочки)

Он парил, распластав свои крылья шатром,
Царь-Орел, благородный, могучий, —
Безпредельную ширь озирая кругом,
Рассекая зловещие тучи...

Он парит здесь один высоко-высоко,
Только с силой стихийною споря...
Шумный мир там, внизу — глубоко-глубоко, —
Он далёк и от злобы, и горя...

Не достигнуть сюда никогда, никому,
Чтоб покой гордой птицы нарушить...
В этом царстве подоблачном вольно ему
Песни ветра свободного слушать...

(Сцена с натуры)

Она была дельца созданье,
Его отец был генерал.
Она в нём чин искала, званье,
А он в ней — только капитал.

Когда отцы про то узнали —
Согласья не дали на брак:
Ей взбучку заднице задали,
Ему отец сказал: дур-р-рак!..

Полны любви и вожделений,
Смягчить надеялись потом
Отцов… без всяких позволений
Герои женятся тайком...

Пошли к отцам... Надежды мало!
И нет рассвета впереди...
Делец кричит: — Вон! К генералу!
А тот: к мошеннику — иди!

Она, ведь так, beau monde* любила,
А он ведь так «пожить» желал...
Она в артистки поступила,
А он в бандитский клан попал!

Примечание:
beau monde* (бомо́нд) — это высший свет в переводе с французского.

Автоматны твои очи
И шрапнельна твоя грудь...
В плен сдаюсь: нет больше мочи
Мне позиции вернуть.

Из орудий дальнобойных
Ты попала в сердце мне...
Перебила всех конвойных
И горю я, как в огне.

Все траншеи предоставлю —
На мою ответь лишь страсть...
Контрибуцию доставлю,
Весь отдамся в твою власть.

Все окопы перерою,
Все трофеи соберу... —
При луне ночной порою
Моей милой подарю.

(Обывательские настроения)

К чему мне смелость, сила льва, —
Что сделаю я с силой?..
Зачем слона мне голова, —
Что ум — в наш век постылый?..

Не полечу я, как орлы, —
В полёте толку мало!
К чему искусство мне пчелы? —
Я сам — пчела без жала!

К чему мне знанья муравья
И всё его уменье? —
Когда обязан прятать я
В карман мои все мненья!

Пускай надолго в крепком сне
Застыну я, как муха, —
Чтоб не тревожило извне
Ничто — больного уха!

Как рыба, погрузясь на дно,
Лежу я без движенья…
Так подари, судьба, — одно
Воловье мне терпенье!

(Песенный текст)

Позабыв обо всём на свете
Были мы влюблены, как дети...
И безумный горячий ветер
Нас согрел с тобой.
И от этого наслажденья,
Сердце замерло на мгновенье
Окружает меня забвенье —
Нежный голос твой.

Припев:

Птицами белыми,
Когда-то сделались
Мы с тобой...
С крыльями смелыми,
Быстро летали мы
Над землёй.

Поднимаясь в седые дали
Мы с тобою любовь искали.
Улетали и точно знали
Не вернёмся вновь.
Те мечты, что казались тенью
Засияли, нам беспределью
И достойная поклоненья
Ожила любовь.

Припев: тот-же