В тихой дрёме многоточий

(Философские заморочки)

Фиолетовых снов
До рассвета плывут анфилады,
Обтекая картины
Прошедших эпох чередой.

Здесь судьба по делам
Выдавала героям награды
И единственный светоч
Горел над кромешною тьмой.

В ералаше судьбы,
Разорвав паутины печали,
Перестроив себя,
Под косыми штрихами дождя.

Как непрошеный гость,
Затерявшись, я в праздничном зале,
Там, за призрачной гранью,
Восстану из пепла, скорбя.

(Стихи из карманов времени)

Часть вторая:

В гневе сброшенные цепи —
Горы стали образуют...
Прозвучал аккорд последний
Обездоленного рабства.

И победой увенчались
К воле жадные стремленья!
Были радостные крики
И глаза огнём сверкали…

И огнём пылало сердце;
Как от труб Иерихона,
От безумных восклицаний
Пали сумрачные своды.

Стены рушились темницы!..
И с торжественной улыбкой
Встал над грудами развалин
Вдохновенный победитель.

К жизни, к творчеству зовущий,
К солнцу, к утру золотому!..
Прозвучал аккорд последний
Обездоленного рабства;

Вековые цепи сбросил
В торжестве народ могучий; —
Жизни, жизни пойте славу,
Песни творчеству слагайте!..

(Стихи из карманов времени)

Часть первая:

Утром в ярких переливах
Блещут, взоры опьяняя
Вечно-радужной игрою
Вешних, жгучих, светлых красок.

Нескончаемые горы
Кандалов, однажды снятых
С рук, томившихся в неволе —
Дерзновенною рукою!

Перед солнечным восходом
К лучезарному подножью
Гор, вонзающихся в небо,
Люди толпами приходят.

И поют, и славят хором
Долгожданный миг, в который
Вековые цепи сбросил
В торжестве народ отважный.

Эти сброшенные цепи —
Горы стали закалённой
Постепенно образуют;
Эти звонкие оковы.

Часто жилистые руки,
Часто — жизнь отягощали
И в стенах темницы душной
Тишь угрюмую бряцаньем

Ночью страшною будили;
А теперь, не издавая
Средь молчания ни звука,
Ополчившимся титаном.

(Старая песня, да на новый лад)

Наш фонарь в тумане светит
Тусклой свечкой с вышины.
Мы одни на белом свете,
Никому мы не нужны!
В полуночном полумраке
Мы сидим четвертый час,
И бродячие собаки
Смотрят с жалостью на нас.

Припев:
Мы судьбы комедианты.
Схоронились за бугром…
Мы смердящие таланты,
Гадим в свой родимый дом!..
В крови наши адаманты,
Среди всякой ерунды,
Но, Российские куранты,
Память держат за кадык!

Злобным волком воет ветер,
Дождик начал моросить…
Гложет голод, но в буфете
Им не светит закусить.
Были счастливы на свете
Музыканты и певцы,
Но в запутанном сюжете
Отрубили всем концы…

Припев:
Мы судьбы комедианты.
Схоронились за бугром…
Мы смердящие таланты,
Гадим в свой родимый дом!..
На вокзале плачут дети…
Ты-то хоть не голоси!
Ночью нас никто не встретит –
Ни автобус, ни такси!..

(Крупицы глубокомыслия)

Землякам я порою кажусь
Ратоборцем былого,
И перо оплавляет
Зарницы пылающий блик.

Значит дух мудрых предков мне
В разум внедрился толково —
Гипнотическим взглядом
С небес внутрь души напрямик.

Зоркий взор благосклонный навек —
Я пред ним безоружен!
Он упрямо и круто
Сверяет исходный глагол…

Не пойму я уже — толи дар
Мой кому-нибудь нужен,
Толь пропел я впустую
И стих пустоцветом расцвёл.

Нынче впрямь развернулся наш мир —
У Российского края.
Сердце боль охватила кольцом —
И хоть криком кричи…

Но, ловлю краткий миг и, как
Прежде, стою, замирая,
У судьбы на краю, где
Виденья скрестили мечи.

(Крупицы глубокомыслия)

В громадных пространствах миров бесконечных
Все звёзды, свершая свой путь быстротечный.
Кружатся вкруг точки одной, —
И держит их там Всемогущая Сила;
Которая жизнью миры озарила, —
Подав им порядок и строй.

И в мире ничтожном — в земной нашей жизни
Есть центр для могучей и пламенной мысли:
Народам России завет
Был дан – чтобы мысли их вечно носились
Вкруг центра того и незнанья страшились:
Тот центр есть «Познанье и Свет».

Пока тот завет исполняют народы, —
Им благо несут все грядущие годы
И люди идут по пути;
Который приводит их к мирному строю,
Который им делает жизнь не пустою,
В ней цель помогая найти!

Ведь тот, кто к познанью и свету стремится. —
Со злом, с неудачей скорей примирится.
Найдя объясненье всему:
Во мраке ж незнанья таятся страданья,
Которые могут разбить в наказанье
Всю жизнь, дорогую ему!..

(Чем хата богата)

Воет пудель огорченья
В конуре моей души,
В синий час уединенья
На свиданье поспеши.
Тихо-тихо… спят альковы,
Под кустами черемши,
Ярко-палевые совы
Откликаются в тиши.
Сердце жаждет наслажденья,
Гнёт мечту, как камыши,
Воет пудель огорченья
В конуре моей души.

(Из книги безумия)

Посвящается самому себе...

Не трудись, мой милый, —
Не пиши стихов...
И не трать зря силы,
Не тревожь мозгов.
Нам ли, друг, с тобою
Заниматься тем,
Что дано судьбою
Людям, — да не всем.

Мы и в прозе, братец,
Ух! Не далеки...
Написать докладец —
Это нам с руки.
Рапорт, отношенье
Можем начертить;
А склеишь прошенье —
Как воды испить...

Хочешь, — о разводе,
Хочешь, — о долгах;
Словом: в разном роде
И во всех тонах.
К Папе и к Султану
Можем сочинить, —
Стоит по стакану
Водочки хватить.

За стихи-ж возьмешься —
Рифм не подберешь...
Посидишь, побьёшься,
Да и спать пойдёшь...
Не трудись же, милый,
Не пиши стихов;
Сберегай—ка силы
Для иных трудов...

(Сказки, притчи, байки, легенды, сказания)

Часть третья:

Бурно реки и озёра
Вышли вон из берегов,
Всё сокрылось в бездне тёмной
Дико плещущих валов.
Лишь один, утёс средь пены
Ярых вод стоял: пред ним
Тщетно волны рокотали,
Он был тверд и невредим.
— Что за радость быть мне тучей? —
Говорит Каменотёс. —
Над моею грозной силой
Насмехается утёс.
— Хорошо, — промолвил Ангел, —
Будь утёсом ты… И вмиг
Стал утёсом он и гордо
В пене волн седых возник.
— Тщетно, — думал он, — грозят мне
Волны: я могуч, и век
Буду тут стоять… — Вдруг видит
Он: подходит человек.
Циркачом типичным лихо
Взгромоздился на бока
Каменистого утёса
И, ударом молотка,
Стал сбивать за камнем камень…
— Как! — вскричал Каменотёс. —
Может слабою рукою
Человек разбить утёс?
Пусть я стану вновь рабочим,
Производством буду жить:
Вижу я, труда могучей
Ничего не может быть!..
— Хорошо, — промолвил Ангел, —
Будь по-твоему… И он
Снова был в Каменотёса
Духом неба превращён.

(Сказки, притчи, байки, легенды, сказания)

Часть вторая:

Только всё под этим зонтом
Жарко солнце, раскалясь,
На плитах дороги блещет
И несносно режет глаз.
— Эка штука Император! —
Вскрикнул парень. Солнца свет
Все ж сильней его: быть солнцем
Выше в мире доли нет!
— Будь же солнцем, — молвил Ангел.
Солнцем стал Каменотёс,
И бросал лучи он с неба,
и тепло его лилось
На поля и на деревья…
Вдруг меж солнцем и землёй
Стала туча и закрыла
блеск светила золотой.
— Что ж за радость быть мне солнцем? —
Вскрикнул парень наш. — Светить
Мне мешает туча: тучей
Я желал бы лучше быть!..
— Хорошо, — промолвил Ангел, —
Превращайся в тучу. Он
Стал вдруг тучей и понёсся,
Омрачая небосклон.
Над землёй, спалённой зноем
Разлился он с высоты,
Оживил поля и нивы,
И деревья, и цветы.
Но сильнее и сильнее
Разливаясь вкруг дождём,
Затопила туча скоро
Всё, что виделось кругом.

Продолжение следует:

(Сказки, притчи, байки, легенды, сказания)

Часть первая:

Жил да был на Сахалине
Молодой Каменотёс;
День и ночь в поту трудился,
Но не радостно жилось.
Раз, намаявшись работой,
Стал роптать наш парень: — Эх,
Если б сделаться богатым —
Стало б в жизни тьма утех!..
Ешь и пей, что пожелаешь,
Спи на мягких тюфяках…
Услыхал те речи Ангел,
Пролетавший в небесах.
— Будь, по-твоему, — сказал он.
И работник богачом
Мигом сделался — лежит он
И не тужит ни о чём.
Вдруг вблизи его проходит
Император. Что за вид:
Скороходы, свита, зонтик,
Шитый золотом, блестит!
— Эка штука быть богатым, —
Говорит Каменотёс, —
Если б был я Император,
Вот тогда бы мне жилось!
— Хорошо, — промолвил Ангел, —
Будь по-твоему… И вдруг
Парень смотрит — точно,
Стал он Императором: вокруг
Блещет свита, скороходы
Впереди бегут толпой,
И над ним, распущен, веет
Зонтик ярко-золотой.

Продолжение следует:

Удивительно странная жизнь…
Все спешим, остановок не знаем…
Кто-то крикнет вдогонку: — Держись! —
Когда кажется — мы уж за краем…
Счастья, к коему долго рвались,
Спотыкаясь, ломаясь, и, значит, —
По просторам Вселенной неслись,
Претворяя мечты и удачу.

Словно птицу, пытаясь за хвост
Ухватить в кровожадном стремленье,
Забывая о прелести звёзд
И пускаясь во все ухищренья.
Забавляется с прошлым огонь…
Что ему, устремленному в вечность?
И звучит зазывающе гонг
Супротив воле всей в быстротечность.

В перестуке вагонных колёс —
Времена, имена и война…
И расправил бы грудь, в полный рост
Встал, да сгорбленной стала спина…
Ах, какой незадачливый крен…
Беспощадный моральный урон…
Что осталось? Страданье и тлен,
В царстве жадно клюющих ворон?

Нет сознанья, нет горестных слёз,
Нет блокнота с чернилами лет…
Лишь глумливая песня берёз
Под невинно встающий рассвет….
Эх, мурашек предательский скач
Вновь по коже… Вертляво снуют…
Смейся радостно или же плач,
Если где-то ещё тебя ждут…

Слёзы радости, горькой тоски,
От немыслимых сердцу потерь!..
Плачь! — Живёшь ты, всему вопреки,
Даже если так плохо теперь!..

(Крупицы глубокомыслия)

Часть вторая:

Это — золото! Сокровищ
Нет дороже на земле!..
Под охраною чудовищ
Этот клад лежит в земле…

Там, где скал скопились груды,
Где природа — властелин,
Есть топазы, изумруды,
Бриллиант, сапфир, рубин…

Много есть сокровищ в мире,
Сосчитать их мудрено!
Средь сокровищ всех на лире
Воспоём еще одно.

Не в земле оно таится,
И не в море, господа,
Им возможно раздобыться
Без особого труда.

Богатейший клад навстречу
Празднику выносит всяк…
Как зовётся он?..
Отвечу:
— Русский, разноцветный,
Боевой, для нас заветный —
Бело-сине-красный флаг!

(Крупицы глубокомыслия)

Часть первая:

Много есть сокровищ в мире
Сосчитать их мудрено.
И поэты их на лире
Воспевают уж давно.

На вершинах гор высоких,
В недрах матушки-земли,
В странах близких и далёких
Тьмы сокровищ залегли!

В блеске солнца золотого,
Что целует берега,
Человек со дна морского
Добывает жемчуга…

Чтоб даров добиться щедрых,
Распевая гимн труду,
Добывает в горных недрах
Драгоценную руду.

Средь глухой тайги Сибири
Добывают тот предмет,
Пред которым в целом мире
Все склонились с древних лет.

(Стихи из карманов времени)

Месяц сияет в тумане,
Иней на ветках повис.
В старом лесу, на поляне,
Серых два волка сошлись.
Худы горбатые спины,
Ребра считай хоть впотьмах,
И, к довершенью картины,
Голод в зелёных глазах.

— Здравствуй! — Здорово! — Откуда?
— Зайца вынюхивал след.
Был на деревне, — и чудо, —
Курицы лишней там нет!
Эту сторонку зимою
Жаль мне бывает до слёз!
Веришь ли, в брюхе порою
Желуди, снег да навоз!

Только вот тут, на неделе,
Шибко метель замела,
А из села еле-еле
Нищая тихонько шла.
Вижу: замёрзла бедняга!
Крепко её пожалел
И под сосной, у оврага,
Всю её… с сумкой и съел!..

(Сказки зимушки холодной)

Мы ехали молча; блестящею лентой,
Дорога терялась вдали...
Над нами чернело далёкое небо,
А в сердце надежды цвели.
Цвели они пышно, как вешние розы,
И старый суровый мороз
Не мог усыпить их, прекрасных и юных,
Как солнце пылающих грёз!..

Час хмурое небо дождём осыпало,
Снежинок холодным дождём...
Слегка ты дрожала, но глазки искрились
И щёчки пылали огнём.
Прижавшись ко мне, ты шептала, что любишь.
Я ручки твои целовал
И, нежно склонившись над розовым ушком,
Безумные речи шептал.

Смеялась ты. Смех твой серебряным звоном
В душе отдавался моей...
И злилась вкруг буря, но с каждой минуткой
Нам было уютней, теплей.
Снежинки на личико падали роем,
Стараясь твой пыл охладить...
Но, гибли. Горячим моим поцелуям
Пришлось их мильон растопить.

Мы тризну по этим пушинкам справляли
За городом в чаще лесной...
И таяли, словно снежинки, сомненья
Пред силой любви молодой.
И робость, и трепет, пред таинством страсти,
Растоплены были в тот час...
И любящих двух в целом мире огромном
Счастливее не было нас!..

(Старая сказка, да на новый лад)

Часть третья:

Тут Ура ему вскричали,
Целым городом качали:
Дескать, баста! Нет сквалыг:
Стал сознательным мужик!
И, конечно, по привычке,
Перешли сейчас же к стычке:
Ты, да я, да мы с тобой,
А потом — последний бой…

И, во время их пирушки,
Александр Сергеич Пушкин
Слыша песни и пальбу,
Думал, лежа во гробу:
— Эх и чешет мой Балда-то!
Разве мыслил я когда-то
Вековую тронув пыль,
Что из сказки выйдет быль;

Что встряхнёт когда-то, кто-то
Социальное болото
И одним ударом в лоб
Опрокинет царство в гроб!..

(Старая сказка, да на новый лад)

Часть вторая:

Стал на свет глядеть мудрее:
Эка штука — иереи…
Выждал времечко и — хлоп:
Генерала прямо в лоб!
— Это что ещё за вещи? —
Закричал ему помещик.
А Балда не дурачок
И помещику — щелчок!

Повернул направо глазом,
Глядь — купчина за лабазом.
Козырять, так до конца:
Приспособил и купца.
Повернул глаза налево,
А у самого у хлева —
Деревенский толстячок:
Дал и этому щелчок.

А потом, поправив ворот,
Он поехал прямо в город —
Из своих дремучих мест
На мужицкий первый съезд.
Выезжает на поляну
Прямо к морю-океану,
Видит — город Петроград
Возле моря в аккурат…

Ни малейшего пардону —
Ни Парижу, ни ЛондОну:
Я и ихним господам,
Выйдет время, по лбу дам!

(Старая сказка, да на новый лад)

Часть первая:

Эх, давненько это было!
Даже память позабыла,
Что в прошедшие года, —
Жил в работниках Балда.
Те, что Пушкина читали,
Помнят все, почти, детали:
Как Балда явился в лес;
Как на берег вылез бес;

Как хвостом по рёбрам хлопал;
Как Балда его обштопал;
Как в короткий очень срок
Получил с него оброк;
Как дивясь его поступку,
Поп к жене залез под юбку;
Как работник мужичок
Закатил ему щелчок;

Как Поп толстый кверху прыгал;
Как ногами крепко дрыгал;
Как на вечные века
Поп лишился языка…
Вообще, волынка эта
Хорошо в стихах воспета
У великого певца.
Но, увы, не до конца!

А конец — всего важнее,
А конец всего — нужнее,
Потому, как наш Балда
Лишь во вкус вошел тогда.

(Мысли-мыслишки)

I.

— Расскажи мне, милый деда,
Что за нужда была грекам
Представлять Гермеса бога
Окрылённым человеком?
— Оттого, внучек мой милый,
Мудрецы так объясняли,
Что у греков то ж банкиры
Очень часто улетали...

II.

— Объясни ещё, дедуля,
Справедлив ли суд Париса
Над Юноною, Церерой
И красавицей Кипридой?
— Не совсем, внучек мой милый:
Поспешил Парис не в меру:
На его лишь будь я месте,
Предпочёл бы я Цереру.
Ведь Венера только может
Доставлять блаженства розы,
А Церера доставляет
Драгоценные нам лозы!

(Крупицы глубокомыслия)

Часть вторая:

Я вижу сад, полей родных узоры,
Луга, цветы, дремучие леса.
И всё влечёт младенческие взоры —
И нивы, и цветы, и лес, и небеса...

То молодость жемчужною грядою
Мелькает предо мной, как наяву.
И вновь живу надеждой молодою,
И снова я, как юноша, живу!

И в грезах я опять переживаю
Весны моей далекой новизну.
И верю я и в чудо уповаю,
И чувствую душой минувшую весну...

Помятые, но милые страницы
Я жадно перечитываю вновь...
И в сердце зажигаются зарницы,
И теплится старинная любовь!

Откуда-то ласкающие звуки
Доносятся, умолкшие давно.
И словно друг протягивает руки...
А вьюга всё стучит в моё окно.

(Крупицы глубокомыслия)

Часть первая:

И этот год растаял безвозвратно!
Промчался он как будто миг один!
Прошедшего мне не вернуть обратно,
Мне не вернуть истраченных годин!

Мгновеньями сменяются мгновенья,
Мелькают дни, как за верстой — верста,
Проходит всё: вчерашние волненья,
Вчерашняя забота и мечта!

Пусть прошлое бессильно, безответно,
Как в воздухе рассыпавшийся звук, —
Но, в памяти храню я беззаветно
Мой путь надежд и радостей, и мук!

И если б вдруг огонь воспоминаний
В душе моей погаснул навсегда,
Мне было б жаль былых переживаний,
Как спутников, пропавших без следа!

Когда зимой бушует непогода,
И просится метелица в окно,
Мне грезятся младенческие годы
И песенки, умолкшие давно...

Я вижу вдруг себя совсем ребенком,
Шепчу молитв мудреные слова.
Поёт сверчок назойливо и звонко,
И няни старенькой слабеет голова...

(Сказки зимушки холодной)

Часть вторая:

Дымный лакомый запах
Волку просится в нос.
Боль от холода в лапах,
Щиплет уши мороз.
Ветер колкий и твердый.
В небе месяц застыл.
Поднял волк кверху морду
И протяжно завыл…
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Белый мороз
Ворохи снега нанёс,
В тёмном лесу не пройдёшь.
Снегом засыпаны елки.
Ветер, да холод, да дрожь...
Холодно серому волку,
Холодно.
Лапы дрожат,
Глаза не глядят.
Нечего есть,
Негде уснуть,
Хоть бы пожалел кто-нибудь.

(Сказки зимушки холодной)

Часть первая:

Звёзды на небе ночью,
Все небо в звёздах.
Ветер снежные клочья
Разбросал на кустах.
Покружился немного,
Посвистал и умолк.
Вышел волк на дорогу —
Серый, пасмурный волк.

Весь согнулся от стужи.
На снегу, на тени
Видны острые уши,
А глаза, как огни.
У дороги в сторонке
Чернеет село,
Белым снегом избенки
Все до крыш замело.

В избах окна, как щелки,
В них блестят огоньки.
От обиды у волка
Заскрипели клыки.
Вон, в окне человечки,
Словно тени, скользят,
У затопленной печки
Что-то вкусно едят.

(Правдивые истории)

Эксклюзивный вариант, для компании,
Проводил наш коллектив в ДК Химиков.
Там гудел корпоратив с завыванием,
С искаженной от жары лица мимикой.
Гнулись бешено столы, всюду здравицы,
Плеск вина и коньяка, пива с водкою...
Подливали тут и там раскрасавицы,
И я ихнего ерша пил с охоткою.

Зажигательный мотив группы Boney M
Взбудоражил во мне кровь брейк-дансами.
Загрустила вдруг душа филармонией,
Услыхав, как пели все диссонансами*.
Растворившись в череде праздной ноченьки
Начудил под Новый год, как богатенький...
Умудрился в ухо дать шефа доченьки,
И разгон устроить вслед её батеньки.

Начались тут козни Змия Зелёного,
Разгонял их я походкою шаткою,
Вдруг увидел старика некрещёного,
Толи с синей, толь зелёной лошадкою!..
Это ж надо ж было так насобчачиться,
Кулаками помахать, покиркорится.
А всего ж хотелось мне подурачиться
И немножко, так чуть-чуть, спугачёвится!..

Результат - остался я с эспаньолкою**,
На столе танцуют мне Дед Морозики.
Колобродит жизнь моя, рядом с ёлкою,
На затылке выдирая волосики.

Примечание:
Диссонанс* — Негармоничное сочетание звуков
Эспаньолка** — Короткая борода.

2013 г

(В круговерти бесхитростных дней)

Он в день печальных похорон
Пришёл, как все, к реке Забвенье,
И мрачный дедушка Харон
Его узнал в одно мгновенье.
— Ага, прославленный молвой,
Зловещий год беды и горя!
Сошел и ты во мрак немой,
С седою вечностью не споря.
Блестит надеждой на челе
Теперь ином твоя корона...
И Старый Год исчез во мгле,
На лодку прыгнувши Харона.

(В круговерти бесхитростных дней)

Снова стрелка часовая,
Обходя свой вечный круг,
Соблазняет, роковая,
Ждущих счастье и досуг...

Вновь лелеют люди грёзы,
Поджидая Новый Год,
Проклиная в сердце слёзы,
Дни печали и невзгод...

И с наполненным бокалом,
Не моча в вине усов,
Ждут с восторгом захудалым
Боя вещего часов...

Чтоб воскликнут завтра ж снова,
Осмеяв свои мечты:
— Под луной одно лишь ново —
«Календарные листы» !..

Новый Год! Новый Год!
Он вперёд страну ведёт!
Новый Год! Новый Год!

(Новогодняя мелодия)

До Нового Года остался лишь час;
Смотрите: одиннадцать ровно.
Сверкает вино в добрых чашах у нас
Так ярко, светло и любовно....

Как много желаний, веселых речей,
Любви, поздравлений, привета!
Мы молим, чтоб тьма исчезала скорей,
Мы жаждем отрадного света....

Одиннадцать...
Станем же счастья желать
Мы, братья, для Нового Года.
Низойдёт пусть святая небес благодать
Над тёмною сферой народа!

Одиннадцать...
Мы уж пируем давно...
Друзья! Что бы значило это?
Как будто зарёю светлеет окно...
А рано сиянью рассвета...

Одиннадцать только...
Но, Господи!.. Мы
Ошиблись... Часы, ведь, стояли...
Год Новый пришёл незаметно... из тьмы
Рассвета лучи засверкали...

Пускай, незаметно подкравшись, придут
Дни новые, лучшие тоже,
И в мир всё, чего угнетённые ждут,
Так точно пошли ты нам, Боже!

(Сказки зимушки холодной)

Из хором в лесу дремучем
С серебром идёт обоз;
Грузно тащится по кручам,
Добрый Дедушка Мороз...

С виду груб, осанкой важен,
Любит волю, любит ширь;
Ступит шаг — и путь налажен,
Реки держит богатырь!..

В бороде торчат сосульки,
Старина казной не скуп,
И снежинки, как бирюльки,
Налепил на свой тулуп...

По Руси пошёл гулять он,
Серебра с ним целый воз.
И богат, и щедр, и знатен
Северянин — Дед Мороз!

(Обрывки мыслей и настроений)

Слышен долго, вдали,
Замирающий крик электрички —
В оторочке лесов,
Собирающий собственный гул;

Эта гулкая глушь,
Где на каждую птичку - по притче,
А на голос любой –
Отголосок на том берегу;

Где никто не торопится
Потчевать тех, что попрытче,
А попритчится что –
От испуга не гнётся в дугу...

И сосняк до небес,
И в закате стволы не померкли,
Луговина в лесу,
Как равнинная ширь, хороша;

И погост - не по ГОСТу,
Дворы и дома — не по мерке,
И из глаз, как из окон,
Высокая светит душа...

(Из песен о любви и печали)

Стремительно бегут мгновенья,
Дорога жизни коротка…
И неизбежного забвенья
Черта неясная близка.

Иди, родной, и в злых печалях
Не хорони слезы своей
И зажигай в туманных далях
Гирлянды яркие огней.

Спеши, браток... И дни, и ночи
Пусть исчезают, как мечты.
И — путь твой будет ли короче
Коль вдохновенен будешь ты?

(Сказки весны долгожданной)

Мы сидели вдвоём
У акаций душистых,
А над нами сияла луна,
Тихий отблеск роняя
Лучей серебристых,
Грусти томной полна...

Где-то пела рояль,
И чуть слышно дрожали
Струны нежные скрипки вдали...
Мы друг-другу тогда
Ничего не сказали
И простились небрежно... ушли...

Но, в ту ночь,
Я повсюду бродил до рассвета,
Опьянённый, как хмелем, тобой,
Жаждал ласки безумной,
Женской неги, привета
И луны, и аллеи густой!..

(На горизонте Гименея)

Радость свиданья с тобой
Строки письма заслонила.
Резвою птичкой к тебе
Сердце стремиться моё.

Всё, что я нежно любил,
Всё, что мне дорого было,
Снова воскресло с весной,
Сладость неся в бытиё.

Жду с нетерпением дня
Встречи желанной и милой.
Сколько в нём счастье душе,
Сколько восторгов живых!

Так, упоённый теплом,
Ждёт мотылёк легкокрылый
Ласки душистой тепла
В блеске лучей золотых.

(Мысли-мыслишки)

Я люблю вас, о волны, —
Люблю оттого-ль,
Что в душе у меня
Вы смиряете боль,
И рапсодией чудной,
И дивной своей
Мой врачуете дух
От тревог и скорбей?
Иль, зато вас люблю я,
Что катитесь вы,
Гордый ропот подняв,
Как тревогу молвы,
И уносите дух
Мой вослед за собой
От неволи земли
И неправды людской?

(Житейские метаморфозы)

Догорают искорки камина,
Всё полно уютом и теплом,
Дребезжащий рокот клавесина
Тихо шепчет сказку о былом.

Унеслись мечты за этой сказкой
В дальний край, в прошедшие века,
И в тиши, с задумчивою лаской,
Чуть скользит по клавишам рука.

Оживают радости и муки,
Точно сон давно минувших лет,
Замирают трепетные звуки,
Шлют благому струнный свой привет.

Смолк певучий говор клавесина,
Отзвучали сказки о былом,
Догорели искорки камина,
Дышит всё уютом и теплом.

(Поэзия жизни)

Ты помнишь ночь — всё в мире спало,
Не спали только ты и я;
Нам песнь покоя не давала,
Родная песня соловья.

Она лилась струёй жемчужной
Над далью степи и дорог...
И шум лесной глухой, ненужный
Ту песню заглушить не мог.

Той песне только мы внимали,
В ту ночь грешно нам было-б спать;
В ту ночь мы песнь любви слыхали,
Какой теперь не услыхать.

(Листки воспоминаний)

Скажи, скажи,
Ты помнишь сад,
Весенние цветы?
Нет, то умчалось
Вдаль времен,
И всё забыла ты.

Любовь прошла,
Любви уж нет;
Поблек душистый сад.
Исчезли сны —
И с ними твой
Лазурно-чистый взгляд.

Так всё проходит...
Время — царь.
Любовь — как метеор.
Она на миг
Лишь оживит
Усталый, тусклый взор.

Любить, любить.
Потом забыть...
Забыть совсем, совсем.
Разлука даст
Тебе букет
Из желтых хризантем.

(Из житейских параллелей)

Хотел-бы я, навек прощаясь
С тёмной жизнью и с тобой,
В последний раз вздохнуть поглубже
О суете пережитой!

Чтоб там, в ином безвестном мире,
Мне не пришлось опять вздыхать,
Когда я буду жизнь земную
И ласки милой вспоминать!

(Мысли-мыслишки)

В глубь тенистого сада
С далёкого неба
Две звёздочки разом упали...
И, сверкнув по лазури,
Как меж алтарями,
Цветными огнями... —
Бесследно
В тени затерялись.

Друг далёкий в то время
Тебя я невольно
Вспомнил истерзанным сердцем.
Мы ведь тоже, как звёзды,
В геопотенциале*,
Миг один лишь сияли
И навек,
В темноте, затерялись...

Примечание:
геопотенциал* — это механическая работа, которую необходимо совершить, чтобы поднять единицу массы в поле силы тяжести от исходного уровня (за который принимается, как правило, уровень моря) до этой точки.

(Крупицы глубокомыслия)

Он явился мрачной тенью,
Тенью мрачной, словно ночь,
Склонен к пенью-вдохновенью
И до музыки охоч.
И во фраке, сев во мраке,
На рояле заиграл,
Выли жалобно собаки,
Ветер плакал и свистал.
Кошки бились в лихорадке,
Был конец их недалёк,
Ну, а дамы-психопатки
Поднесли ему венок!..

(Крупицы глубокомыслия)

Бродя беспомощно во мгле
И жизнь отдав во власть Титану,
Дворцы и храмы на земле,
Летая с ведьмой на метле,
Мы воздвигали Ариману*...

Но, с первым солнечным лучом
Нам власть Титанов стала чужда,
И вот мы жизнь свою несём,
Теряя кровь к лучам, идём, —
На пышный жертвенник Ормузда**!

Примечание:
Ариман* или Сатана – Бог мрака и зла.
Ормузд** — Бог света и святости.

(Всякая всячина)

О, солнце милое! Всё сотворило ты
Своим ликующим животворящим светом.
Тобою созданы и люди, и скоты,
Бурьян, и кущи роз, осыпанные цветом,
Табак, и виноград, и хлебное зерно,
И чай, и кофе, — всё тобой сотворено,
И бык, и соловей, и муха, и кобыла,
И дева, и овес... Ты всех не позабыло, —
Все возрастило ты из грязи мировой,
И ловим жадно мы луч животворный твой.
И я на севере весеннею порою
Тебе, о, солнышко, хвалебно лиру строю.
Лишь одного тебе простить не в силах я,
Что между тварей всех, в их мировом букете
Родилась при твоём животворящем свете
В образе людском двуногая свинья...
Всё от твоих лучей... Но, укоризна эта
Напрасна, может быть, и невиновно ты:
Свинья двуногая, пожалуй, не от света
Родилась на земле, а чадо темноты...

(Всякая всячина)

Нам дороги легенды старины,
Былых веков и сказки, и преданья.
Они родной поэзией полны,
Из них горят лучи очарованья.

Героями у них богатыри,
Волшебники и духи с чудесами,
Прекрасные принцессы и цари,
Пустынники и даже боги сами.

Когда наш век промчится в свой черёд, —
Какие даст потомкам он преданья,
И мир каких героев в нём найдёт,
Стрясая прах с былого мирозданья?

Героями его легенд блеснут
Великие сияющие воры,
Роль колдуна возьмёт великий плут,
Роль добрых фей, быть может, — прокуроры.

Покажется порой сквозь эту тьму
Жар-птицею простой судебный пристав,
А спящею царевной в терему,
Не пресса ль наших журналистов?..

(Фигняцинальная зуботычишка)

Ура! Ура! Цилиндры, кубы,
Плюс метр, диаметр, кружки! —
Пускай для всех нас будут любы:
Аксиомы, радиус, вершки.
Пусть изучают теоремы,
Диагонали, ромб, хорду,
Чтоб не были в ответах немы
Все изучившие дугу.

Пусть улучшают транспортиры,
Масштабы, циркуль, параллель,
Квадраты, перпендикуляры,
Поверхность тел, и что на ней.
Виват! Трапеции и призмы,
Параллелепипед, конусы,
Сегмент, сектор и апофемы,
Шар, точки, линии углы...

Центр, сфера, градус, октаэдр,
Вас помнить буду завсегда,
А также точно додекаэдр,
Параллелограмм, пирамида.
Сажени, башни, икосаэдр,
Прямоугольник, ширина;
Прости навеки, тетраэдр,
То надоест стихов длина.

Периметр, многоугольник,
Гипотенузы, катеты,
Простите, площадь, треугольник.
Всей чепухе скажу: — прости!

(Всякая всячина)

Всё, что идеалом светит мирозданью. —
Скрыто во вселенной за безвестной гранью:
Край обетованный, лучший — где от века
Не было покуда следа человека.

Отыскать квартиру лучшую едва ли
Той, где жить не будем, где и не живали.
Лакомее пищи нет и не бывало
Той, что к нам ни разу в рот не попадала.

Идеал сладчайший, спора нет и речи, —
Девушка, с которой не имели встречи...
Лучший тот хозяин, лучший без сомненья, —
У кого на свете вовсе нет именья...

Первые счастливцы... Кто счастливцы эти?
Те, что не родились вовсе в этом свете.
Лучшие творенья те, что к нам покуда
Не могли явиться в мире из-под спуда...

Лучший тот писатель, — и не по заказу, —
Кто пера в чернила не макал ни разу...
Краше всех весною мёртвые цветочки,
А в стихах те строчки, где одни лишь точки...

(Всякая всячина)

На балконе сидел злой, угрюмый старик,
Всюду видящий только растленье.
Сам к почету земному давно он привык.
Опустив на ладони морщинистый лик,
Он небрежно глядел в отдаленье.
А вокруг тихо слышался шепот ветвей,
Солнце радостно нивы ласкало,
Веял запах цветов все нежней и нежней,
И пред старцем картина умчавшихся дней
Как-то чудно, нежданно предстала.
Вспомнил он — как он маленьким был шалуном.
Как был юношей страстно-мятежным...
Словно всё это было промчавшимся сном...
Не гостил ли он в сказочном царстве ином?
Неужель был он юношей нежным,
Страстным, пылким и полным свободной мечтой, —
Он, угрюмый старик с сединами,
Что прогрессу кричит с озлоблением: — Стой!
Нет, всё это был сказочный сон золотой...
Ну, а сны забываются нами...
Для чего же, цветы и дыханье полей,
Вы навеяли старцу былое?
И с балкона от мысли невольной своей,
Как от ветра сквозного, старик поскорей
Убежал и укрылся в покое...

(Из песен о любви и печали)

С тобой сошлись вдруг мы
В дни осени унылой,
И поздно ты, с улыбкою,
Явилась мне:
Уж я был немощен,
И пепел чувств остылый
Уже покрыл в моей
Душевной глубине.

Зачем же мне теперь,
На что твоё участье?
Теперь, пока на мне
Блестит взор тёплый твой,
Как солнца луч блестит
В осеннее ненастье,
Угрюмо и темно,
Над скошенной травой.

(Фигняцинальная зуботычишка)

В день, когда задёрнув просинь
И гася последний луч,
Мокрой пылью брызжет осень
Из-за дряблых, жёлтых туч,
Хорошо — облезлым утром —
Сладко спать и видеть сон:
Что пред вами Брамапутра,
Вы-же сами — вольный слон;

Что хвостатым беззаконцем,
Ноль внимания на всех...
Вы гуляете под солнцем
В шумных поисках утех.
Что, склоняясь к светлым водам,
Солнце видите и в них —
Соблазняя мимоходом
Темпераментных слоних.

Ах! Мечта настолько ярка
И пленительна притом —
Так и хочешь, благо, жарко,
Обмахнуть себя хвостом.
И ужасно станет больно,
Если яркая мечта
Осечётся вдруг невольно
Об отсутствие хвоста.

И напрасно ищешь просинь
В затуманенном стекле,
И опять сочится осень
Мокрой пылью по земле.

(Из песен о любви и печали)

Прости ты мне, красавица моя,
Что нет во мне уж прежних увлечений:
Былой любви, поэзии огня,
И сердца трепетных, обманчивых волнений!

Слабеет мысль: под нею грунта нет,
И для ума нет почвы плодородной:
Суди сама, что чувствует поэт,
Когда его стремленья не свободны!

Я видел сам, как зрела мысли рожь,
Воочью зрел «озимое» святое!
Я весь горел... меня бросало в дрожь...
Я сознавал, что создал «неземное» !..

Но, лишь души заветный идеал
Облекся в плот, любовью весь согретый, —
Я, как орёл подстреленный, упал,
И песнь моя осталась недопетой!

(Поэзия жизни)

Когда проходит ночь бессонная,
Рассветным холодом дыша,
Тогда болит опустошенная,
Неутолённая душа.

Уста, блаженно обжигавшие,
Солоноваты и бледны,
И руки, трепетно ласкавшие,
Смыкаться больше не вольны.

Зачем тенями бледнолицыми
Теперь дано очнуться нам?
Ведь, где-то были у границы мы,
Внимали райским голосам.

Мы на пустынный берег брошены,
Как два случайных мертвеца.
Гримасой боли перекошены
Черты желанного лица...

(Из житейских параллелей)

Старик попал случайно в те места,
Где молодость его благоухала.
Он побродил по улицам квартала
И постоял у ветхого моста.
Он всё познал, всё развенчал устало,
Была душа бесплодна и пуста.
Но в этот час влюблённая чета
Пришла мечтать у выгиба канала.
И, возвратясь к былому своему,
Старик затих. Он слышал запах мая
И повторял: — Прости меня, святая...
А юноша приникшую к нему
Красавицу ласкал, не замечая,
Что лунный свет прозрачной сделал тьму.

(Из песен о любви и печали)

Опять колдуют туберозы*,
И вьются кудри хризантем...
Зачем же, осень, сеять слёзы,
Зачем?

Закат горит в зеркальных гранях
И красит золото берёз.
Меня томят воспоминанья —
И запах белых тубероз.

Я придвигаю кресло ближе
К камину, где трещат дрова,
И языки, танцуя, лижут
Письма горящего слова.

И в память призрачного счастья,
Которое мне май принёс,
Я пью сверкающее "Asti**" —
И запах белых тубероз.

В больном сентябрьском тумане
Так пышны кудри хризантем!
И плакать, осень, мы не станем, —
Зачем?

Примечание:
тубероза* — это многолетние декоративное травянистое растение с белыми очень душистыми цветками, собранными в кисти, использующееся в парфюмерии для получения эфирного масла.
"Asti**" — это сладкое игристое итальянское вино из города Пьемонт.

(Чем хата богата)

... Жила-была на белом свете хитрая Лисица, которая столько на своём веку напроказила, что потеряла всякое доверие среди животных.
… Как-то довелось ей встретиться с местным красавцем — стриженым Пуделем и повела она с ним такую речь:
… — Позволь мне высказать тебе мое глубокое уважение! Мне еще дедушка рассказывал о том, что ты принадлежишь к знаменитой львиной породе.
… Пудель не мало удивился такому обращению со стороны Лисицы, но был очень польщен выпавшей ему такой неожиданной честью и, в конце концов, сам поверил в своё величие.
… Он очень быстро признал Лисицу своим ближайшим другом и предложил ей вместе жить, на что хитрая Лисица с радостью согласилась.
… А у Пуделя было большое-пребольшое поместье.
… Прошло немного времени, и наша Лиса снюхалась с какой-то злой и большой Собакой, которая, хотя и мало лаяла, но имела обыкновение каждого кусать.
… Подружившись, Лисица предложила злой Собаке познакомить её с одним местом, где было много вкусных объедков.
Собака сразу согласилась и пошла за Лисицей.
… Уговорив Собаку перепрыгнуть через какой-то забор. Там Лиса посадила Собаку на железную цепь и добродушно затем посоветовала терпеливо ждать обещанного лакомства.
… Не зная привычек злой Собаки, многие по ошибке подходили к ней и неожиданно испытывали на себе её острые зубы.
… Пошли разные толки о большом поместье Пуделя и теперь о нём стали говорить с особенным уважением.
… Слава Пуделя дошла до того, что животные, нуждаясь в защите от своих врагов, направились с почестями к Пуделю и попросили его стать в их главе и охотно отдавали ему своих детенышей, не жалея иногда даже своей крови.
… Разжиревший Пудель делился подношениями с Лисицей, а объедки да кости отсылал злой Собаке, которая, отъевшись, называла Пуделя своим кормильцем и благодетелем.
… Лисица и Собака, услужливо помахивали хвостами перед Пуделем, а все остальные животные думали и верили, что так и надо жить...

(В круговерти бесхитростных дней)

Тучи гуляют толпою,
Светится месяца плешь,
Ветер ворчит под сосною:
— Холодно, волк те заешь!
Леший проснулся в берлоге,
Чешет спросонок живот.
Хмурятся тучи в тревоге,
Снег над полями идёт...
Жалко весенних мне ночек,
Старую спину знобит;
Дунул я нынче разочек, —
Чувствую, в горле хрипит!
Видно, со мной инфлюэнца,
Вишь, посинели бока...
Выкинуть разве коленце,
Да отхватить трепака!
Пляской согреешься живо,
Что же я, правда, заснул...
Ветер поднялся лениво,
Бровью седою моргнул.
Стал он на старые ноги,
Да и давай козырять...
Братцы, держитесь дороги:
В поле ни зги не видать!..

(Поэзия жизни)

Настал уж час.
Настало время,
Когда мы Штатов скинем бремя
И обновлённою тропой,
Державой новой, мировой,
Пойдём к свободе вековой.

Настал уж час!..
Но, ада силы
Из недр зияющей могилы
Ещё родной стране грозят,
Сквозь тьму бесформенных громад,
И рабство вечное сулят!..

Так сгинь же,
Сумрак долгой ночи!
И пусть прозрев, увидят очи,
Взамен Российских зол и бед —
Ура! — ликующих побед...
И зорьки утренней рассвет!

(Из книги безумия)
Первая ночь:

… Светлым ангелом мира и утешения спустилась она на истомлённую землю, осенив её своим мягким крылом. Улеглись страсти людей, уменьшилась боль ощущений, пережитых за день, и целебный сон сковал усталые, исстрадавшиеся очи.
… Грозный призрак будущего стушевался, уменьшился в размерах и слился с окружающим пространством... В богатых чертогах, где живут люди для удовольствия и неги, где жизнь протекает без теней и оттенков, эта ночь, может быть, была ночью блаженства!..
… Тихая, ровная — она веяла своим мягким крылом, и людям она казалась мимолетной и краткой!..

Вторая ночь:

… Чёрным покровом, злым демоном разрушенья и смерти низринулась она в земные края, принося с собой слёзы и ужас, смятение и слёзы.
… Тысячи людин уже проклинали её вместе со своим рождением на свет, не видя ей желанного конца.
… И грозный призрак ближайших дней разрастался, принимал исполинские очертанья и тяжелым кошмаром давил исстрадавшуюся грудь.
… Люди в отчаянии ломали руки, призывали силы ада и рая — и кровавыми каплями теряли драгоценный дар жизни!..
… Гнетущая, мрачная, бездонная — она демонически властвовала, и конца не было, казалось, её произволу!..

Третья ночь:

… Её ждали с большим нетерпением. Тёмные страсти людей, под её господством, становились еще темнее. На тайных собраниях обсуждались
меры и планы, не выносившие дневного сияния. И ночью-же приводились они в исполненье. Лилась кровь, извращалось человеческое чувство, — и глухое насилие издевалось над бессильным и поруганным правом.
… Силы ада высылали своих исполнителей, которые методически и со смаком свершали насилье и ужас. Они были безнаказанны и безответственны, ибо ими руководил произвол!
… И чёрная, свинцовая, необъятная — она была бесконечной!..

(Мысли-мыслишки)

Тучи гуляют толпою,
Светится месяца плешь,
Леший ворчит под сосною:
— Холодно, волк те заешь!..

Ветер проснулся в отроге,
Чешет спросонок живот.
Хмурятся тучи в тревоге,
Снег над полями идёт...

Жалко морозненьких ночек,
Старую спину знобит;
Дунул я нынче разочек, —
Чувствую, в горле хрипит!

Видно, со мной инфлуенца*,
Вишь, посинели бока...
Выкинуть разве коленце,
Да отхватить трепака!

Пляской согреешься живо,
Что же я, правда, заснул?..
Ветер поднялся лениво,
Бровью седою моргнул.

Стал он на старые ноги,
Да и давай козырять...
Братцы, держитесь дороги:
В поле ни зги не видать!..

Примечание:
инфлуэнца* — это грипп или, как его сейчас называют — Ковид-19.

(Осенние заморочки)

Часть вторая:

Панаму, светлое пальто,
Теперь не их стезя,
Пиджак, жилет и.… даже то,
Чего сказать нельзя...
Эй, вы! У коих про запас
Припрятан миллион!
Легко вам встретить хлада час
В пальто demmi-сезон.

Не нужно вам в ломбард спешить,
«Обмен веществ» свершать:
Свою панаму заложить,
Чтоб шапку выкупать.
А вольный бард, строча сонет,
Мрачнее сатаны:
— Ах, «Струн души» и «Грёз Лилет»
Не хватит на штаны!..

Брр!.. Сыро. Дождик моросит.
О, насморк облаков!
Ты отбиваешь аппетит,
Как лица пруссаков.
Душе безмерно надоел
Луж прозаичный хлюп...
Всю прелесть женских ножек съел
Презренный мокроступ!

Бежать бы в даль, за горизонт
От луж и от галош,
Проклясть бы боты, шарфы, зонт,
Фуражку, макинтош...
И, бросив вызов, клич войны,
Осенним кислым дням,
Влюбиться бы, как в дни весны,
Зараз в пятнадцать дам!..

(Осенние заморочки)

Часть первая:

Удрало лето... Рати туч —
Беспаспортных бродяг...
Ползут на бледный солнца луч,
Как осторожный враг.
Пятно... яичница... и ров, —
Унылый «вернисаж»!
Как-будто в небе сам Серов
Нарисовал пейзаж...

Эх, сесть-бы лихо на «мотор»,
Машину завести,
Помчаться б в облачный простор
И... небо подмести!
Иль просто дворника с метлой
Послать бы в вышину:
— Егор, живей смети долой
Все тучи на луну!

Но, дворник дрыхнет, как чурбан:
Он духом не пилот,
И дать ему «аэроплан», —
Немедленно пропьёт!..
При свете дня и в тьме ночей
Идёт на всех порах
Эвакуация грачей
И прочих малых птах.

А ветер, злобен и суров,
Броском незримых лап
Эвакуирует с голов
В болото массу шляп...
Бухгалтер, клерк, чиновник, бард,
Актёр и педагог,
Развив галоп, несут в ломбард
Не узел, — целый стог:

(Житейские метаморфозы)

Прекрасна, как пальма,
Стройней кипариса,
Стыдливей мимозы
Мой ангел Раиса.

Как кедр Гималаев
Былинку лесную,
Раису я нежу,
Ласкаю, целую...

Вдруг теща явилась
С одним баобабом
Сравнить её можно
В подобии слабом.

За нею сестрицы
Слетались, как осы;
Сам Линней назвал-бы
Их всех — «стоеросы*».

И что-же! Не знаю я,
В чём тут причина,
Но всех мне деревьев
Милее осина.

Примечание:
стоеросы* — тоже самое, что дураки, болваны, но с оттенком усиления.