Прозаические миниатюры

Нервы

Просыпаюсь ночью. Темно, не смотрю вокруг, мне трудно хоть глаз открыть, но знаю - темно. Радио оставленное мной включенным играет что то.
Ужасно хочется спать дальше, я вовсе не выспался. Думаю с тоской-"Сейчас и будильник зазвонит". Рядом телефон и он готов проснуться, растормошить меня.
"Боже, как хочется спать!" Думаю еще-"Боже, если ты есть, сделай чудо, сделай так, чтоб можно ещё поспать! Я стану тогда верить в твое существование... Проснусь и стану верить!"
Думаю, а сам знаю, сейчас зазвонит. Вот прямо сейчас. Это все нервы, а он не звонит. Время идёт, идёт и я снова засыпаю. Потом просыпаюсь опять. Радио бормочет нечленораздельное. То есть ничего не возможно понять.
Беру телефон и погружаюсь в браузер. Радио бормочет и играет, оно совсем не помеха, маскирует посторонний шум, этот шум мог бы разбудить.
Я читаю и времени у меня ещё полтора часа. Вполне достаточно, чтобы почитать что угодно, хоть книгу, хоть стихи...
Спать теперь не хочется. Нужно одеваться, а я лежу и лежу.
Выключаю будильник, передвигаю виртуальный тумблер в телефоне. Теперь не зазвонит. Включу после, ведь завтра ещё пятница. День вовсе не плохой...
Снова мысли обращаются к богу. Вроде я дал обещание верить в него, но вот, если его нет, значит и обещание не действительно. Обещание кому? Пустоте? Выдумке древних чудаков, провидцев и фарисеев?
И еще-"Если есть он, сколько же его обманывают. Но может же и он обманывать, что то вроде:
-Ах, оставьте, надоели вы все!-"
Если бы он существовал, все было бы куда сложнее и ему было ох как трудно..
Все время ему отступать, в леса непроходимые, в пещеры и на горы. Вечно прятаться от нас и уж там, где побывали мы, не показываться.
Забрался человек на самые высокие горы, нет там бога, ну значит на небе он... Помнится так нас учили по научному атеизму, а после того, как Гагарин побывал в космосе, так для всех выяснилось, и там бога нет.
Или есть, но прячется. Стыдлив бог, не хочет являть себя нам, оттого отступает постоянно. Например, в другое измерение, другую галактику.
В другую галактику азбукой Морзе достучаться миллион лет надо и такой он, вовсе умозрительный выходит, как и с другим измерением.
Как слетал Юрий Алексеевич в космос, так старушки иконки поснимали со стен и спускаясь вниз по лестнице, сложили их внизу, у почтовых ящиков! Такой фильм был, документальный.
Удивительно, как человек устроен, верит во все, что ему не говорят. Сказали, повесить, повесит. Скажут снять, снимет.
Не все, но все же, большинство.
Я одеваюсь, мне давно пора. Опаздывать неприлично. Так все говорят. Ну, или почти все.

11.2024г.

Пью чай с родителями и слушаем папин старый транзистор. Песня «Я спросил у ясеня».
После слов: «Была тебе любимая, а стала мне жена»:
Я: Вот так друг.
Папа: Это любимая такая «хорошая»...
Мама: Сам виноват, если он так долго ждал и не женился.

Занавес.

Воскресенья Сашка не любил. Он не любил его за то, что этот день был как бы предтечей суетливого, рабочего понедельника, когда вынужденный ранний подъём и езда в переполненном автобусе, до заводской проходной, определяли настроение почти на всю оставшуюся неделю. Ещё больше его раздражало то, что на работу его обычно будил тесть, который по возрасту и укоренившейся с годами привычке, вставал как говорят с петухами. Сашкиным любимым днём и по зодиакальному гороскопу, и по обычной симпатии к бытовому позитиву, всегда была пятница. Оттого что последующие два дня, суббота и воскресенье, манили и возможностью подольше поваляться в постели, и вызывали неподдельную радость от самой мысли о том, что впереди будет двое суток полноценного, узаконенного отдыха. Однако это воскресенье, о котором собственно и пойдёт речь, оказалось для Сашки особенно беспокойным и неприятно запоминающимся.
Почти все домашние, жена и тесть с тёщей, разбудив его ни свет ни заря отправились за покупками на рынок оставив на его попечении четырёхлетнего сынишку Борьку, мальчишку предельно любознательного и не в меру деятельного. Спать разомлевшему от тёплой постели Сашке хотелось просто безумно. Но энергия неутомимого Борюсика то и дело выплёскивалась через край раздражая отцовский мозг то стрельбой из детского пистолетика, выдававшего в свет противные, булькающие звуки, то беготнёй за резиновым, хлёстким мячиком.
- Борька перестань! Давай потише, пожалуйста...
Но через несколько минут скучающий мальчик напрочь забывал о дремавшем папе и стук мяча и "стрельба" продолжались с удвоенной силой. Терпеть эту громоподобную катавасию становилось попросту невозможным. Гениальное решение как минимизировать Борькину утреннюю активность снизошло на сонную Сашкину голову совершенно неожиданно, а его воплощение в жизнь заняло буквально несколько минут.
Напялив на сына футболку с шортами соответствующими летнему, погожему дню и вручив пластмасовый самосвал с совочком, папа открыл дверь и буркнув -
— Борька, дуй в песочницу!..., - приготовился подремать ещё хоть полчасика, до того самого момента, когда с рынка вернутся бабка с дедом, готовые в любую минуту заменить родителей в воспитании внука.
Квартира тестя в которой и проживал в примах Сашка с семьёй, находилась на четвёртом этаже, поэтому что бы время от времени наблюдать за игрой сына на улице, ему пришлось настежь открыть ближнее к выходу из подъезда окно, под которым собственно и находилась детская, дворовая песочница. Оперевшись на подоконник папа с нетерпением стал ждать сыновнего появления на крыльце, что бы проследить его обычный маршрут к месту для игры. Однако прошло пять минут, десять..., а малыш всё не появлялся. Вскоре послышался громкий, знакомый стук ногой в дверь квартиры. Так мог стучать только не достающий до кнопки звонка Борька.
- Что ж там такое! - чертыхнулся Сашка и поспешил ко входной двери. Открыв её он просто обомлел. Перед ним стоял сияющий от счастья Борюсик, одежда которого, как впрочем и голова, колени и даже руки, были густо вымазаны синей, масляной краской.
- Ё-моё!... Сыночек, нам труба! - запричитал ошалевший от увиденного Сашка, мгновенно вспомнивший о недельном объявлении у подъезда, в котором огромными буквами местный ЖЭК уведомлял жителей всего дома о покраске межэтажных, лестничных панелей. Глядя на борькины слипшиеся на голове волосы, его перепачканную со всех сторон густой краской одежду и синюю, щекастую мордаху, удручённый папаша быстро осознал, что с таким армагедоном справиться в одиночку ему будет попросту не под силу.
- Так, сына..., гони в песочницу и подожди там маму с бабушкой. Тогда и отмоемся. Понял?!... - перенаправил липкого отпрыска сметливый Сашка и собрался было закрыть дверь, но увидев как синий от колера Борька, спускаясь вниз опять елозит всеми частями тела по окрашенным панелям и радуется производимому от этого звуку «чпок», с невыразимой тоской выдавил:
- Всё, теперь они меня точно расстреляют, к чертям собачьим!..., - имея очевидно ввиду всё строгое семейство супруги.
Через десять минут из подъезда показался уже полностью окрашенный, синий Борька и сев в песочницу со знанием дела сначала наполнил песком пластмасовый самосвал, а затем тем же совочком стал посыпать себя с головы до ног с интересом наблюдая как высыхающая под струёй песка краска превращается в грубую, шершавую корку.
- О, Господи!..., - простонал Сашка еле справляясь с нахлынувшей истерикой. Включив телевизор он измождённо упал на диван в гостинной и попытался теленовостями перебить тяжёлые мысли об ожидаемой реакции жены и тёщи на всё случившееся в этот распроклятый, воскресный день. Через полчаса монотонный, въедливый голос телеведущего сморил уставшего от перенесённого стресса Сашку, которого как военным горном, подбросил с дивана хорошо слышный с улицы, через открытое окно, голос разгневанной тёщи:
- Ой, людечки рятуйте!... Да где ж этот великовозрастный идиот-папаша?! Да что б его самого черти вымазали в г... В чём его должны были вымазать черти Сашка не дослушал и быстро захлопнул выходившее на улицу окно.
Мыли хныкающего и остриженного почти налысо Борюсика всеми найденными в доме растворителями, смесями различного мыла и пенистыми шампунями, весь оставшийся и даже следующий день. Головы от резкой вони сольвента и дихлорэтана наполнившей депрессивную квартиру разболелись абсолютно у всех её обитателей, а с поникшим от панельного казуса Сашкой, три последующих дня, разговаривал только не до конца оттёртый и не обращающий никакого внимания на общесемейный бойкот, непоседливый четырёхлеток Борька.


© Copyright: Александр Мирза, 2023
Свидетельство о публикации №123021204793

«Не может быть, этого не может быть», – повторяла и повторяла она. Эта фраза гонялась по кругу, словно иголка проигрывателя попала на дефект звуковой дорожки и не могла перескочить. Лиза смотрела на жирные комья земли на могильном холме и молчала. А внутри всё скрипело и скрипело: не может быть. Жгло в глазах. Но слез не было. Не может. Она не хотела ставить точку. Потому что не верила. Не поверила, когда увидела. А ведь это она нашла Кирилла. Не верила, когда врач сказал: «здесь уже ничего нельзя сделать». Не верила, когда сказали: «можете подойти и попрощаться». И вот она стоит одна у свежей могилы и не верит. Этого не может быть. Если поверит, то отпустит. А отпускать она не хотела.
Они познакомились случайно. Вроде бы такое время – не для улыбок. Холодно. Ещё и этот дождь. Обычный день на исходе осени. Она открыла зонт и ускорила шаг. Решила сбегать в магазин и назад, домой, до вечера надо успеть доделать отчет.
- Это не ваш? - услышала она.
- Что, простите? - подняла глаза и обожглась о его взгляд. Ярких карих глаз под мокрой челкой.
- Я Кирилл, - сказал он. Так просто. Минимум информации, но так много, чтобы понять, что это знакомство перерастёт во что-то большее.
- Лиза.
- Ну так что, Лизавета, что будем делать с ним?
Только сейчас она увидела, что парень протягивал ей мокрого, дрожащего котёнка.
- Ну, для начала купим молока, - и она улыбнулась.
Так в её жизни появились Кирилл и Муха. Муха росла быстро, набирала вес и формировала характер. Лизе пришлось взяла котёнка к себе, Кирилл тогда жил в общаге, куда кошкам не было ходу. И всё же Муха своим хозяином считала именно Кирилла и всем своим видом давала это понять. Даже гладить себя не разрешала, если он был рядом. Такая своеобразная кошачья благодарность, за то что не прошел мимо, не бросил. В это трудно было поверить, но кошка его любила. Любила, словно женщина, ревностно и отчаянно. Вскоре Кирилл перебрался жить к Лизе. Вещей у него было немного. Из заслуживающего внимания разве что часы. Такие большие, домиком, с кукушкой и длинными цепями, с еловыми шишками на конце. Каждое воскресенье Кирилл тянул за одну из шишек, опуская до самого пола, и ждал, когда дверка на домике откроется и голосистая кукушка произнесёт своё фальшивое ку-ку. За этими манипуляциями наблюдала и Муха. Что в этот момент происходило в кошачьей голове — никто не знал. Но когда за кукушкой закрывалась дверца, Кирилл и Муха многозначительно переглядывались, словно хранили какую-то тайну, доступную только им двоим.
- Не надоело вам возиться с часами?
- Ты что, Лизок, это же ритуал. Эти часы достались мне от отца, а тому от деда, а тому — от его отца. В семье даже легенда есть. Их передают по-мужской линии. Я расскажу как-нибудь. Весьма занятно. - И он посмотрел на Муху.
Кошка в этот момент внимательно следила за стрелкой часов, которая уверенно ползла к цифре двенадцать.
- Глупость, конечно, это всё, - засмеялся Кирилл, но вышло как-то неубедительно.
- Что глупость, Кирюш? - Лиза протянула руку к непослушной
челке Кирилла и смахнула ее на бок. Засмеялась и взлохматила её двумя руками. Кирилл нежно схватил Лизу за руки, нагнулся и поцеловал в нос.
- Всё глупость, кроме тебя.
Часы издали потрескивающий звук, внутри зашумело, и со щелчком открылась дверца, из которой выехала кукушка. Маленькая, серая птица приоткрыла клюв и произнесла пятикратное «ку-ку».
- Всё-таки странно, почему люди спрашивают у кукушки, сколько им осталось жить? - сказал Кирилл, крепче притянув к себе Лизу.
За её спиной со стула на пол спрыгнула Муха. Её зелёные глаза поймали взгляд Кирилла, кошачья шкура пару раз дернулась, и кошка вышла из комнаты.
Август набирал обороты. Лиза медленно шла по улице и улыбалась.
- Поздравляю, у вас седьмая неделя.
Она беременна. Да, она сделала тест и уже знала, но всё же хотела убедиться, получить подтверждение от специалиста и даже встать на учёт, прежде чем сказать Кириллу. Она так хотела, чтобы сын был его копией. Лиза даже не сомневалась, она точно знала, что у них будет мальчик.
А после была радость. Кирилл крепко прижимал Лизу к себе и гладил её по голове, по спине.
- Как же я тебя люблю. Как же я люблю вас.
Ку-ку, ку-ку, скрежет захлопывающейся дверцы, резкий, громкий звук и взгляд зелёных кошачьих глаз. Пора.
Лиза в тот вечер задержалась на работе. Всё теперь требовало больших сил и времени, чем прежде. Она провозилась с отчётом, после зашла в магазин. Хотелось сладкого. Кирилл работал дома, на удалёнке.
- Кирюш, я дома! - крикнула она, входя в квартиру, но ответа не получила, тишина. Свет горел, Кирилл дома, тогда почему нет ответа?
Сумки упали на пол. Тело дрожало, а страх стучал в затылок. Мяу… Лиза медленно прошла в комнату и увидела Кирилла, лежащего на полу. Телефон! Она побежала назад в прихожую, нашла его и набрала службу спасения. Вернулась и принялась ждать. Хотя уже знала ответ. Но так принято, горе вбивается в сердце, словами тех, кто сталкивается с этим каждый день. Из-за её спины в темноту коридора внимательно смотрели кошачьи зелёные глаза. Долго смотрели, шкура Мухи пару раз дёрнулась, и кошка вышла из комнаты.
Дни до похорон тянулись медленно. У Кирилла не было родни. Некому было сообщать, не с кем было разделить её потерю. Только Муха. Но та пропала. Скорее всего, выбежала, когда в квартире была суета: врачи, полиция, ритуальная служба. И сейчас, в этой тишине, Лиза осталась одна. С уходом Кирилла замолчали часы.
Вот так она и оказалась на кладбище совершенно одна. Она так думала, что одна. Снова шел дождь. Как в тот день. День их встречи. И Муха.
- Муха.
Лиза только сейчас заметила, что поодаль от неё сидит кошка.
- Муха, кисонька, - позвала она.
Кошка повернула голову, и Лиза увидела, что в зубах та что-то сжимает. Кошка положила это на землю, ещё раз посмотрела на могильный холм, пару раз дернула шкурой и ушла. Лиза подошла и подняла кошачью добычу. Это было серое тельце кукушки.

Запиши это у себя на сердце.
И вырежи это у себя на груди.
И глаз твои говорить будут
И преклонится пред тобой весь мир!

Весьма и весьма тяжёлая ноша, разрывает шаблоны судьбы. Но я стану её носителем, и вырву её из рук других со смирением. Достигну истины своего пути, и стану доволен, и лягу, и буду почивать, до первого взгляда своего. Буду говорить мне данное, и не сойду, и не предам. Предам себя, но не слова мне сказанные. И смерть моя — мой знак и величайший урок. Я говорю истину, и истина становится моей.

(Зубоврачебная история)

… Жила-была дантистка. У неё был муж, да семилетняя дочка, да собачка Жучка. У мужа, по обыкновению, то есть по-семейному была ещё и теща.
… Однажды, пришел к дантистке добрый толстый господин, у которого от боли была подвязана распухшая щека.
… — Что, зубки болят? — ласково спросила дантистка.
… — Анафемски! — промычал пациент и уселся в инквизиторское кресло, подставленное ему дантисткой.
… «Зубная эскулапиха» взяла страшные щипцы, запихала их больному в рот, захватила ими первый попавшийся зуб и потянула…
… Тянет, потянет его, как в той известной детской сказке, — а вытянуть-то никак и не может.
… Стонет больной... глаза на лоб лезут и слёзы накапливаются…
… Позвала дантистка мужа. Муж за жену, жена за щипцы, щипцы за зуб: тянут, потянут, — вытянуть не могут.
… Рычит больной, внутренне извергая проклятия и чертыхаясь...
… Позвала тогда эскулапка мамашу. Теща за зятя, зять за жену, жена за щипцы, щипцы за зуб: тянут, потянут — вытянуть не могут.
… Воет больной, как волк на луну, руками кресло скребёт, ногами дергает, а слёзы ручьями льются…
… Позвали тогда на помощь дочку. Дочка за бабку, бабка за зятя, зять за жену, жена за щипцы, щипцы за зуб: тянут, потянут, — вытянуть не могут.
… Орёт больной, как ишак во всё горло.
… Вот тогда и позвали собачку Жучку. Жучка за внучку, внучка за бабку,
бабка за зятя, зять за жену, жена за щипцы, щипцы за зуб: тянули, тянули — и на полу растянулись…
… В щипцах оказался зуб с куском челюсти...
… Рявкнул добрый толстый господин, да как пошёл, вокруг да около, руками размахивать, всем зубоврачебным труженикам зубы-то и повышибал. Одну только тёщу наказание это миновало, так как во рту у неё давно уже пусто было; да и собачка Жучка вовремя улизнуть успела.
… И решила после этого дантистка оставить свою ротовую специальность и поступить на кулинарные курсы.
… Что было дальше, мне неведомо, а поэтому и наша сказка закончилась…

Даррен проснулся от холода. Пришедшая в Бостон поздняя осень давала о себе знать. Налетевший ветер гнал красно-жёлтые листья клёнов по тротуару, тяжёлое молибденовое небо нависло над домами. В лицо Даррену пахнуло дешёвым джином.
”Надо двигать на юг, здесь мы за зиму околеем” - грузный пятидесятитрёхлетний Хью стоял на неверных ногах и дышал на Даррена. Тот нехотя вылез из спального мешка и сел на тротуар. Как и для всех бездомных время давно потеряло для него смысл, разграничиваясь на тревожный обрывистый сон, посещение социальной столовой и поиск новой дозы.
Даррен Бизли был высоким афроамериканцем, уже почти четыре года плотно сидящим на наркоте. Когда-то он работал в офисе строительной кампании в отделе продаж, был женат на красавице Кимбрелл, с которой у них было четверо детей. Даррен вспомнил дом, лужайку, бассейн во дворе, рыжего спаниеля Чарли и тот день, когда его сократили, долгие безуспешные поиски работы, развод с Кимбрелл, раздел имущества, съёмное жильё в трущобах и свою первую дозу. Сизо-розовый туман заволок сознание.
”Дай глотнуть” - он протянул руку к бутылке джина, отпил глоток и тут же выблевал содержимое на фонарный столб.
”Не можешь пить - не берись!” - Хьюго вырвал бутылку у Даррена и положил в карман вытертого пальто.
”Ладно - примирительно сказал он через минуту, закуривая сигарету - пошли в чёртову столовую, я устал и голоден”.
Даррен собрал свои немногочисленные пожитки и они неспешно побрели к столовой. Ветер всё усиливался, по дороге проехала машина коммунальной службы, клерки спешили в офисы, полицейский-азиат подозрительно посмотрел в их сторону. Пройдя два квартала Даррен и Хью стали в конце длинной очереди, ведущей в столовую.
”Эй, мальчики - за три бакса сделаю незабываемый минет” - вышедшая из-за угла старая проститутка Лиззи, противно и хрипло смеясь, направилась в их сторону. Лиззи не была наркоманкой, она, как и Хью отдавала предпочтение алкоголю.
”Я заплачу три бакса, чтобы ты мне его не делала” - осадил даму Хью и протянул ей оставшийся джин.
”Ты - сволочь!” - удовлетворённо ухмыльнулась Лиззи и сделала долгий глоток...
Даррен вышел из столовой и посеменил на окраину города. Хью и Лиззи исчезли в поисках алкоголя. Промозглый день напоминал о кратковременности и бесполезности человеческой жизни. Продав знакомому ирландскому барыге украденный вчера вечером из машины ноутбук, Даррен приобрёл новую дозу и уселся в малолюдном месте под деревом, подтянув свитер и оголив левую руку, он перетянул её жгутом, привычным движением вколов содержимое шприца в вену. Даррен растворился в сизо-розовом тумане.
Перед ним открылось зелёное, глубокое море. Даррен стоял на борту каракки с флибустьерами, он и сам был одним из их команды. По обе стороны корабля проносились и застывали на мгновение в воздухе летающие рыбы, на западе опускалось багряное солнце. ”Саргассово море” - догадался он. Внезапно по правому борту показался королевский фрегат. С грянувшим залпом вылетела стая ядер, часть из которых попала в каракку. Вышедший на палубу капитан пиратов хотел крикнуть:” К бою!”, но переломанная от ядра и упавшая ему на голову мачта, словно чёрная метка, указала на результат этой схватки. Со следующим залпом трюм дал течь и корабль захлестнула солёная, безжалостная вода. Ухватившись за остаток мачты, Даррен судорожно вцепился в мокрое дерево. Течение унесло его в сторону и вот уже над водой расстилалась южная карибская ночь. Полная Луна осветила воду. Вблизи выросли очертания небольшого тропического острова. Даррен оставил мачту и поплыл ему навстречу. Рассекающие в лунном свете воду дельфины словно указывали дорогу. Прилагая последние силы и выбравшись наконец на берег, Даррен рухнул на белый песок. Отлежавшись, он двинулся через низкие заросли к центру острова. За пальмами забрезжил свет и Даррен оказался у высокой хижины из тростника.
Войдя внутрь, он увидел сидящую на троне из эбенового дерева обнажённую девушку в головном уборе из птичьих перьев.
”Кто ты?” - прошептал он высохшими губами.
”Я Ракасса, жрица мамбо” - ответила девушка.
”Теперь ты часть коллекции” - добавила она.
”Какой коллекции?” - недоумённо уставился Даррен.
”Коллекции Барона Субботы в парке Оплёванных Душ” - безразлично отозвалась девушка.
Тело Даррена содрогнулось от конвульсий, в глазах замелькали протуберанцы и он стал превращаться в большую, чёрную и уродливую бабочку. Ракасса взмахнула небольшим бронзовым жезлом и Даррен-бабочка закружил по хижине, тут же открывшаяся фиолетовая воронка захватила его и поглотила. Казалось прошла Вечность, прежде чем Даррен пришёл в себя и открыл глаза. К его ужасу глаз оказалось много. Даррен висел чёрной многоглазой бабочкой, приколотой булавкой из блестящего металла к вертикальной зелёной подушке. Его плоть - волосатая, многоглазая , со множеством скрюченных ножек, безвольно дрожала в полутьме. Осмотревшись по сторонам, Даррен увидел мириады таких же бабочек, приколотых булавками к подушкам. Все они были разных цветов и оттенков, но такие же уродливые, как он сам. Приглядевшись, Даррен узнал в двух из них Хью и Лиззи.
”Вы как здесь очутились?” - подумал он.
”Так же, как и ты” - раздался в голове знакомый голос Хью.
”Проклятый корабль флибустьеров” - присоединилась Лиззи.
”Что с нами сделали?” - спросил Даррен-чёрная бабочка.
”Хуже, чем уже сделали быть не может!” - в голове прозвучал полный отчаяния голос Хью.
”Может это сон?” - запищала Лиззи, хлопая безобразными крылышками.
”Нам не может снится один и тот же сон” - с раздражением ответил Хью.
Даррен закрыл глаза, чувствуя, что ещё немного и он безвозвратно сойдёт с ума...
Очнулся Даррен под деревом на окраине Бостона. Холодный липкий пот стекал по его лицу, смешиваясь с каплями осеннего дождя. Его сильно мутило. С отвращением отбросив лежащий рядом шприц далеко в сторону, он поплёлся к столовой. Проходя мимо места, где обычно покупал наркотики, Даррен с изумлением увидел, что наркоторговцы - это на самом деле те же жрицы мамбо из высокой хижины, только в мужских телах. Алкоголь в магазинах продавали они же, облачённые в плоть дородных тёток, усатых мексиканцев и бледных меланхоликов.
Возле моста лежал Хью, рядом валялась пустая бутылка джина. Даррен наклонился к Хью, тот еле дышал.
”Очнись, старый пьяница!” - растормошил Даррен Хью.
Тот что-то промычал в ответ.
”Ну уж нет, теперь мы не попадём ни на какой дьявольский корабль!” - Даррен подхватил Хью под руки и они вместе поковыляли к клинике монастыря Святого Бернарда.

Есть ли в этом мире справедливость? — думал Петька Сидоркин, сидя на трубе теплотрассы и наблюдая, как рыжий драный котяра, вцепившись зубами в холку какой-то породистой кошке, на самовыгуле, получал удовольствие.
Бесплатно! То есть, прилагая минимум усилий... на халяву. Мда... Вот с лёту зашедший на посадку голубь надулся, распушился, хвост веером, метёт бычки с асфальта перед голубиной самкой. А той нравится, принимает знаки внимания. Дала. Вот ведь. Петька только хмыкнул, да сплюнул.
Залюбовался стрекозами, которые заходили в очередное воздушное пике и спаривались. В общем, Петька Сидоркин желал секса. Безудержной, дикой е..... РомантИка. Но всё как-то выходило обломом.
Весь день Петька трудился не покладая рук, ныряя от помойки к помойке, выискивая пустые картонные коробки. К обеду на тележке высилась вполне приличная стопка.
Можно было бы побегать ещё, но у Петьки уж слишком зудело. На вырученные деньги он купил бутылку водки, мысленно сокрушаясь, что самому придётся не частить. Как говорится, всё лучшее — дамам. Еще взял хлеба, сырков и упаковку пластиковых стаканчиков. Петька решился на отчаянный шаг совращения Клавки. На районе была вполне себе колоритная бабенка. Подумав о сулящих ему удовольствиях, он решил, что траты его вполне оправданны. Теперь нужно было определиться с местом и заманить туда Клавдию. На примете было одно шикарное и уединённое. Подходящее для пикника и вдали от любопытных глаз. Между гаражами был закуток, с одной стороны прикрытый кустом сирени, который сейчас обильно цвел, выдавая тягучий, дурманящий аромат, кружащий голову. Петьке показалось, что это придаст рандеву романтичности. Придирчиво окинув место будущего свидания, Петька рванул на поиски Клавки. И, о боги, звёзды ему благоволили — Клавка сидела на лавке у подъезда. Даже скорее не сидела, а полулежала, подставив солнцу ноги и лицо. У Петьки громко заскулило внутри.
— Клав, чё делаешь? — начал пикап Пётр.
Клавка приоткрыла один глаз.
— Чё надо?
Настроения у Клавки не было.
— Водку будешь? — от неожиданности выпалил Петька и для наглядности тряхнул пакетом, из которого булькнуло.
— Буду, — так же просто ответила Клавка и облизала губы. Скулёж внутри сорвался на визг.
— Только давай не здесь, — перешёл на шепот Петька. — Пойдем, я тут одно клёвое место знаю.
Клавдия сморщила нос, но всё же отлепила зад от скамейки и, взяв Петьку под руку, пошла с ним. Петька пропустил даму вперед, придержав благоухающие ветки сирени.
— А тут уютно! — засмеялась Клавка.
Она опустилась на картонку, которую предусмотрительно расстелил Петька, и вытянула ноги. Ах, эти ноги... Петька уставился на них так, будто ничего красивее никогда не видел. Он представил, как они обхватывают его и...
— Ну? — пресекла Клавка полёт Петькиной фантазии. — Мы пить будем или чё?
Петька очнулся и зашуршал пакетом, доставая продукты. Клавка сорвала ветку сирени и принялась грызть её кончик. При этом её губы, плотно сжатые и вытянутые трубочкой, совершали движения из стороны в сторону. Петька залюбовался. Опять фантазия нарисовала ему, как эти губы...
— Ты заснул, что ли? — Клавка, наигравшись с веткой, засунула её за ухо.
— Да, то есть нет, просто любуюсь.
— Кем? Мной, что ли? — Клавка захихикала. Петька понял, что пора брать быка за рога. Идти на абордаж. Плехнув с горкой, Петька протянул пластиковый стакан Клавдии. Облизнулся, но свой стакан наполнил наполовину.
Раскрасневшаяся Клавка оторвала ещё одну ветку сирени и стала посасывать её кончик. Петька снова наполнил стакан. «Рано, ещё рано», — шептал внутренний голос. Розовый рот Клавки принял содержимое стакана легко и непринуждённо. Петька аж крякнул от удовольствия.
 Он смотрел, как покраснели её щёки.
— Уф, хорошо, — изрёк пухлый Клавкин рот. Она растегнула одну пуговку на блузке и принялась обмахиваться обеими руками. Петька смотрел, как от движения воздуха подпрыгивают кудряшки Клавкиных волос. Как стекает по тонкой шее капелька пота и бежит вниз, в ложбинку Клавкиной груди. И как же дурманит запах этой проклятущей сирени. У Петьки моментально всё пересохло в горле, он машинально налил себе полный стакан и залпом опрокинул содержимое внутрь.
— У, а водка-то кончилась! — протянула Клавка, сделав рывок, чтобы встать на ноги. От отчаяния Петьку прошиб пот.
— Клавочка, не уходи, я сейчас, я сбегаю. — И, схватив пакет, Петька рванул через куст.
Петька уже у магазина понял, какую роковую ошибку совершил. Денег на водку у него не было. Пошарив по карманам, он обнаружил, что их хватит только на шоколадку. Возвращаться с пустыми руками резона не было. Купив шоколад, он рванул назад, решив, что будет импровизировать в зависимости от обстоятельств. Добежав до куста, Петька услышал томный Клавкин голос и мужское нечленораздельное мычание. За кустом занимались любовью. Бесплатно! Прилагая минимум усилий... на халяву. И как же удушливо пахло сиренью.

Это?
Это корабль «Ваза». Он стоит в музее, в Стокгольме.
Это корыто построили в 1628 году, оно проплыло 1,5 км и удачно утонуло.
Ошибка в конструкции.
То есть, в украшениях ошибки не было, а в самой сути корабля - была.
Пролежало оно 333 года на глубине 300 метров. Потом его в 1961 благополучно достали и поместили в музей.
Вот. Даже прожив такую бесславную, для корабля, жизню можно попасть в музей.

Ну! Каждый что-то, да может.

Сирокко

- И как давно он мается, там за дверью? – открыв глаза, после довольно продолжительного сна, спросила она у прислуги.
- С тех самых пор, как Вас привезли в наши апартаменты, мадам, - вежливым и учтивым тоном ответил слуга.
Она приподнялась с постели. По всему телу чувствовалась некая слабость, граничащая с болью. Осмотрев свою спальню, продолжила: «Почему зашторены окна?»
- Прикажите открыть?
- Да. Приоткройте. Окажите милость.
Подойдя к оконному проёму, слуга нарочито, но в то же время бережливо начал отодвигать в сторону одну из гардин. Молниеносно и бесцеремонно, в спальню проник дневной свет свежего мартовского утра.
- Достаточно. Не нужно боле, - остановила она слугу, - Я почему-то решила, что сейчас ночь или по крайней мере – поздний вечер.
- Как прикажите. Занавесить обратно?
-Оставьте так. – глубоко вздохнув, левой рукой прикрывая очи. С мгновенье, о чём-то подумав, выдохнула и, через силу, произнесла: «Как долга я спала?»
- Мне строго настрого запрещено распространяться на эту тему, мадам, - заведомо предвидя этот вопрос, отчеканил слуга.
- И всё же я вынуждена настаивать, - собрав остаток сил в кулак, она «ринулась на штурм».
- Прошу простить меня великодушно, но я всего-навсего обычный слуга, выполняющий то, что предписано. Позволив себе любую вольность, меня тут же уволят, мадам. – этой фразой, сказанной с неприкрытой опаской в голосе, он обезоружил её. – Желаете что-нибудь ещё?
- Впустите его. Пусть войдёт, - обронила она сквозь зубы.
- Воля Ваша, - неслышно покинув спальню, слуга, спустившись вниз по ступеням, направился в прихожую.
Оставшись наедине с собой, она постаралась восстановить хронологию событий до «наступления гегемонии безбрежной комы», но чем больше призрачных и сумбурных воспоминаний наводняли колодец памяти, тем сильнее и невыносимее становилась головная боль.
Дверь внезапно распахнулась и в дремлющую спальню ворвался - Он. Своим первобытным неистовством, ему было под силу ужаснуть кого угодно, только не её.
- Угомонись, прошу тебя! – несдержанно вырвалось изнутри, но тут же обуздав порыв гнева, смиренно прозвучало: «Я всё вспомнила», - тихим эхом разлетелось по всем углам апартаментов, и «разъярённому Отелло» ничего не осталось, как покорно оцепенеть.
– Я вспомнила, что когда-то безумно влюбилась в тебя, - трепетно продолжила она, - вспомнила, как непозволительно малодушно доверилась тебе, как никому на свете… как в первый раз, ты поднял меня над бескрайними просторами, высоко-высоко, и мы, невесомым облаком, парили в воздухе…как раздолье Ошхамахо баловало нас своим радушием…
и как в последний наш с тобой полёт… Ты! Ты не смог удержать меня…
Она начала прерывисто дышать. Горькая слеза стремительно покатилась по бледной щеке. Он, вихрем сорвавшись с места, подхватил не лету сию «прозрачную жемчужину семи морей».
- Рада была подарить тебе её. Храни и помни.
Сирокко слыл не превзойдённым мастером в своей стезе. Слезинка, вращаясь в воздухе между небом и землёй, освещаемым безмолвным свидетелем – солнечным лучом, переливалась разноцветной ярмаркой красок, завораживая взгляд, порабощая сознание.
- Не смею тебя больше задерживать, - с этими словами она опустила голову на подушку и, слово обиженное дитя, укрылась под одеялом.
Он взметнулся к потолку аки дьявол, так, что содрогнулись стены, но в тот же миг, осознав свою беспомощность, ринулся прочь, сродни гонимому чужестранцу. Громыхнула, захлопнутая, входная дверь.
С тех самых пор, Сирокко не прекращая свирепствует всюду, где ему не заблагорассудится. Крайне неистовым он становится именно в марте, когда неусыпно и неустанно, поднимая пустынную пыль столбом, укрывает от любопытных глаз переливы подаренной слезы. Слезы с отражением неведанной доселе тлетворной силы.

Создаю и живу в противодействии .
Хочу называться ,но тем не менее тесно в определениях.
Норовлю постоянно вырваться ,не соответствовать собственным ожиданиями.
А если кто-то пытается обозначить ролевым клеймом ,то моментально реагирую разрушением всех надежд в отношении себя.
Удивительное желание -стремление освободиться ,но при этом оформиться в дисциплинированную единицу.
Все время живу в крайностях ,в состоянии хаоса.
Озадаченность стремлением найти и держаться баланса .
Быть может мне станет легче если я перестану пытаться обозначиться ,назваться,соответствовать ?
Просто позволив себе быть ,а точнее течь.

Я просто скитаюсь тут от слабости приживления и липнут обязательства человеческие обрастая в сложности выражения.
Всегда после жалею о своей скорости проживания ,о выражениях -каюсь ,но не могу без ментального высвобождения.
Другие придают значения,
хватаются моментальным бетоном восприятия.
Паттерны.Привычки.Призмы.
Единственно верный путь - это путь к освобождению.
Бесконечное очищение ,сбрасывание.
Углубиться настолько чтобы потеряться-это участь мыслящего ,идущего к самому себе.
Напоминать себе об иллюзорности в каждый из дней ,но под прицелом всегда разное.
К себе надо несерьёзнее и к вам тоже .
Позволение быть любой и быть вам вами - высшее из навыков обретенных и осмыслённых здесь .

«ЗАКОН МОЛЧАНИЯ»

А вам доводилось слышать, как поёт своё заключительное соло, под виртуозный аккомпанемент одиночества, раненый синий кит? Если нет, то не торопитесь с поспешными умозаключениями.
Для полноты ощущений, следует добавить немаловажный штрих, а именно: на «манящий след скитальца» уже успела напасть стая проголодавшихся касаток.
Захватывающее действо, без дублей и монтажа, во всей своей красе. Ну а если говорить о его размахе, то оно несомненно превосходит любую широкоэкранную постановку.
Пролог
Перед началом просмотра, позвольте напомнить с чего всё началось: этот синий кит, был не просто самым огромным млекопитающим в своей стихии. С самого рождения, как оказалось, природа даровала ему способность воспроизводить голосовые сигналы не только под водой, но и над её поверхностью. Свой дебютный «горький крик» он выдавил, когда на его глазах, в течении нескольких часов, китобои мастерски истребляли всю его семью. Тогда, находясь в состояние абсолютной беспомощности и полном отчаяние, чувствуя приближение злого рока, он вплотную подплыл к одному из китобойных суден и разинув пасть издал звук, схожий по звучанию с рёвом «ХВАТИТ !». Судя по всему, это и послужило для живодёров поводом оставить «сироту» в живых.
С того злосчастного момента, как вы уже поняли и началось «восхождение к олимпу нашего обездоленного Лучано Паваротти».
Часть 1
После кровавой трагедии, он долгий срок блуждал по бескрайним просторам океана, в поисках безопасного пристанища. И наконец обрёл его среди огромных ледников, плавучих айсбергов и гегемонии низких температур.
Синий кит и не подозревал, что невосполнимая утрата, которую он пережил, не только отпечаталась в памяти, но и изуродовала, жизненно важную для него, эхолокацию.
Нередко ему приходилось задаваться одним и тем же вопросом: «Почему я нигде не вижу и не слышу моих собратьев?» И всегда данный вопрос оставался без ответа.
Тягостные размышления тут же отступали на второй план, как только одинокий скиталец вспоминал о «надводном пение». Тогда, он собирал остатки кислорода в своих лёгких и выныривая на поверхность, выдавливал их одновременно, как через дыхальце так и через пасть. Вначале это походило на отрывки сложных и невнятных звуков. Позднее, когда кит научился собирать внутри себя куда больше «смеющегося газа», обрывки звучаний превратились в полновесные слова. Спустя год непрерывного обучения, он обрёл способность синхронности «освобождения воздуха» с ловким шевелением своего огромного языка, благодаря чему, слова перерастали в целые фразы. Кульминацией обучения явилось непостижимое стечение обстоятельств: в то утро резко поменялось направление ветра, и его порывы напоминали завывание. Выброшенная в тот миг, короткая скороговорка синего кита, была подхвачена «атмосферой северного амфитеатра» и немедля трансформирована в незабываемый куплет, который пронёсся по всему «заиндевелому дворцу, обрушивая вековую штукатурку».
От переполняемого счастья, маэстро так высоко вынырнул на поклон, что при погружении задел острый край дрейфующей льдины.
Часть 2
Запах крови в океане передаётся куда быстрее остальных запахов.
-Может пощадим его? Ходят слухи, будто он научился «разговаривать с ветром», - обмолвилась самая юная из стаи касаток.
-Удильщик однажды сказал, что тот, кто нарушает «Закон глубины», является вестником зла для всех обитателей «семи морей». Эти киты в последнее время вовсе распоясались и подают плохой пример остальным,- оборвал благие намерения предводитель клана убийц.
Приговор был оглашён и ни о какой апелляции не могло быть и речи.
Видели ли вы кристальные слёзы соболезнующих родственников, прощающихся с вами, загодя оплакивая надвигающуюся неизбежность? Чувствовали ли вы, несметно источаемую соль, скорбящих обитателей морской стихии, от которой беспробудно мутит и воротит, жаждущий поговеть, Океан? Предвкушали ли вы начало «валтасарова пира», на котором нет места случайным прохожим? Догадывались ли вы о «незыблемом правиле кровожадной воды»?
Жуткий шепот касаток нарушил убаюкивающую тишь: «Замираем и еле слышно начинаем почёсывать наконечники наших острых клинков, дабы подготовить все их неровные ряды к пиршеству».
Это как артиллерийское разрывное ядро, только принцип действия наоборот: хладнокровные убийцы в идеально отглаженных фраках, связанные одной единственной целью, выпущенные наружу для жестокой расправы, в нужный момент собираются в остриё снаряда и бьют наповал без права на осечку.
Синий кит переживая за повреждённый плавник и в то же время окрылённый успехом своего «выступления», даже и подумать не мог о нависшей над ним смертельной угрозой.
И вот та, что попыталась было вступиться за приговорённого, отточенным манёвром обогнула «добычу» сбоку и замерла перед его носом. Ошарашенной жертве ничего не оставалось, как нанести предупредительный удар огромным хвостом. Но спасительные секунды были безвозвратно утрачены. Едва он изогнулся для выпада, как его горло перерезали «могучие лезвия» вожака чёрно-белых палачей. Далее любые слова теряют свою нужность.
Душа синего кита, облачённая в красные пузыри воздуха, поднималась сквозь воду и лёд на встречу с обретённой свободой. Её торжествующее звучание с неимоверной скоростью пронеслось по всему пространству подводного царства, возвещая о свершившейся смертной казни.
Эпилог
Синий кит мечтал ни о славе, ни о величии, ни о могуществе. Синий кит, желал всей своей душой, всем своим естеством, всем своим огромным сердцем донести до нас, что фатализм – это всего лишь ещё один придуманный страх. Куда ужаснее, прожить всю свою жизнь в поной «тишине и неведение», боясь произнести во всеуслышание своё собственное «Я».

«КОРИДОР»

Это - слабоосвещённый коридор. Пол и стены выложены гладкой, отполированной до блеска керамической плиткой. В полумраке приглушённых оттенков, практически невозможно понять, какого она цвета. Очевидно одно – вальсирующее по поверхности, редкое отражение света, говорит о зеркальной чистоте и безупречной работе мастера, который здесь когда-то потрудился.
В этом коридоре нет места ни случайным звукам, ни крадущимся шорохам, ни отголоскам затерявшегося эха. Этот коридор не предназначен для вездесущих взглядов зевак, заблудших прохожих или повседневного посещения. Это место, если можно так выразиться, потаённое. Укромная ниша средневекового замка, тщательно скрывающая своё «проклятие».
Об этом месте не принято распространяться, но по воли судьбы, каждый здравомыслящий человек знает или, чего там скрывать, догадывается о его существование.
Сцена, которая сейчас произойдёт, для многих не окажется чем-то из ряда вон вызывающим, потому как они сами стали невольными потворниками сего действа. Для остальных, кто предпочёл бы оставаться в неведение, данный «эпизод» должен вызвать, мягко говоря, неподдельное удивление.
Из бесконечной глубины лабиринтов коридора, раздаётся отчётливый звук чьих-то шагов.
С каждой минутой он приближается всё ближе и ближе. Бесформенное, тёмное пятно в проёме приобретает черты мужского рода. По уверенному шагу, не сложно безошибочно определить, что существо, которое окажется здесь с минуты на минуту, твёрдо и уверенно направляется к заветной цели. Звонкие удары его каблучищ о плитку, явное тому подтверждение. Он входит в комнату, где тускло горит всего одна лампа. Тень так удачно скрывает его лицо, будто бы является неотъемлемой частью его амплуа. Хотя, вполне возможно, если это не чертовщина, что сама тень воплотилась в нечто большее и осязаемое.
Мгновение и эта «эфемерная субстанция», никого не спросив, выключает тумблер. Осколки света, молниеносно сверкая многочисленными бликами по зеркальной плитке, исчезают в бездне коридора.
Секундная пауза. Барабанная дробь шагов, отбивающая безошибочный такт, властно удаляется в некуда.
Наступило время зловещей тишины и судорожной беспросветности.
В этой комнате, где воцарился, леденящий кровь страх, осталось именно то, что так дорого, точнее сказать - бесценно для каждого из нас. Осталась материя, которая настолько напугана произошедшим, что, забившись в угол, перестаёт дышать и замирает.
Истошный крик разрывает по швам господствующую тишину коридора. Этот крик о помощи рушит непреступные стены гегемонии «царства надгробий».
И вот из глубины злосчастного лабиринта раздаётся цоканье женских каблуков. Материи ничего не остаётся, как съёжившись, в своём хрупком укрытие, ждать, не шелохнувшись, приближения неминуемого.
Звук шагов нарастает. Слышно, как каблуки ускоряют темп и буквально, сломя голову, мчатся в комнату, наполненную ужасом.
Доля секунды. Щелчок тумблера и лампа ярко вспыхивает. Настолько ярко, что жжёт и слепит глаза.
-Оставить зажжённой или выключить? – раздаётся женский голос, такой звонкий и пронзительный, среди обилия спасительного зарева.

Никого нет больше.Нет меня.Нет ничего как прежде.Мир стал другим ,мой мир.
Хоть и основную часть времени я безумно радуюсь новому мироощущению ,все равно пробивает током до слез печаль расставания со всем.Ни осталось ничего ни снаружи ,ни внутри как раньше.
Тот момент когда по-старому не можешь ,а по-новому пока полностью не живешь.
Были разные этапы.
Радость от того,что все начало меняться.
Притаив дыхание наблюдаешь за шуршанием обертки новой себя.
Двигаешься уверенно в гармонии - на контрасте с прошлым.
После крик навзрыд - того всего больше нет.Как ты и хотела.
Пытаешься ухватиться за прошлое ,что раньше радовало,возвращаясь вновь и вновь к этому в попытках последнее выжать,надышаться и успокоиться привычным.Потом сдаёшься.
Приходит полное понимание безвозвратности.
Начинается вторая волна печали.Она менее интенсивнее ,но продолжительнее.
Простреливает неожиданно ,оглушает на десятки минут,но в целом ты очень даже в порядке.

Когда внутри самого человека столько противостояний ,как снаружи может быть мир?
Индивидуальная внутренняя организация обуславливает ни много ни мало - всё человечество.Бесконечная внутренняя борьба ,отсутствие гармонии,убежденное сопротивление и непринятие порождают разрозненность,ссоры и войны.
Каждый из нас несет ответственность за мир существующий и грядущий.
Интересно как мой вечерний самоанализ огранился в такую большую мысль )
Давно чувствую расслоение.
Душа и ум.
Эго и сознание.
Плохое в себе ,закоренелое и новое ,прекрасное ,лучшее.
Божественное во мне и человеческое ,рефлекторное,почти животное.
Бесконечно сражаюсь в попытках подчинить себя себе ,одно другому ,сторговаться и договориться.
Каждый раз терплю поражение и как личность стремлюсь самоликвидироваться.
Внутренний ребенок под прессом внутреннего прокурора молчал и не выдавал ни слова,ни наводки на истинные причины ,желания и возможности.
Ум отождествлял со всеми теми представлениями о самом себе ,что наработаны были годами,с предметами и воспоминаниями.
Человеческое велось ,разгонялось,верило и играло свою заученную до дыр страдальческую роль.
Но душа осознала весь этот спектакль и уже готова закончить поклоном на авансцене не дожидаясь оваций,
а сотрудника правоохранительных
(хранил право бесконечного самоабьюза)
органов разжаловать,ребенка отогреть и дать конфетку,принять серединное,сроститься крайностями и на месте шва на ковырять больше!
Для этого не слушать песни любые из того времени ,не бывать в местах прежних,выбросить всё хранящее воспоминания.
Отслеживать траекторию своих мыслей-волчков и прицелы других на твоё состояние.
Равноценно искренне благодарить зрителей ,что ушли после первого акта и что остались к финалу.

... и раздаётся плач пустынной розы, что диким ветром, на крыльях кочевых, разносится по белу свету...
Он следовал за ней чрез все земные преграды. Она вела его тропой незримой и позабытой всеми.
Что впереди?
Он всматривался, но видел лишь туманный силуэт. Нет, не взирая ни налево, ни направо, без страха, без страховок, без подсказок. И если пропасть впереди, то чтобы острые, как лезвия ножа, на дне "скучали", камней обломки иль металла.
У рандеву такого - непредсказуема развязка: пощёчина, такая звучная со смаком, после которой, так красочно пылают "нежные" ланиты, иль умопомрачительный beso, сопровождаемый мурашками и звучной "лихорадкой". Ещё возможен разговор, что до заутрени растянется вальяжно, но многоточием он будет окроплён. В противовес ему - молчание длиной в одно короткое мгновенье, которое для них обоих обернётся вечностью седой, что непомерна и безбрежна.
Роняя в "чащу снов" свою ладонь, дабы вот-вот её коснуться, он лицезрит нечто новое, иное: она слегка подпрыгнула, как озорница, от бренной так непринуждённо оторвавшись, и в миг один, из поля зрения исчезла, растворилась. Прошу принять - иллюзия любви во всей своей красе.
Он, оттолкнувшись рьяно от земли, что было силы, метнулся в след за ней, но о земь разбиваясь, успел вдохнуть разящий, тонкий шлейф.
Та утончённая и неземная красота, надеялась остаться для него секретом, что нарекли "булатом", который обладал той уникальной и необъяснимой силой, утерянной на долгие века. У красоты такой приобретённое извне проклятье - её земные "отголоски" вы можете увидеть и поныне: в музеях, выставках и частных, что под семью печатями, показах для избранных хранителей времён.
В реальной жизни, коль подмигнёт сама удача вам, повержены вы будете её эффектом "ничтожности людской". А после поминать - возможно ли ещё, хотя бы раз шедевр лицезреть, кой не подвластен осознанью? Ведь мимолётное - осталось вечным.
Но наш герой, как оказалось, был не из робкого десятка. Он вымирающий, нет, правильней сказать: "Он исчезающий из ветхой книги вид. И род свой продолжает лишь благодаря латентному, гибридному уменью. Ведь обесценивая всуе, он приклонялся перед ней наедине, едва почувствовав, за сотню миль, её неповторимый, тороватый шлейф".
И пусть та пытка, которая безжалостно рвала его на части, была ничтожной по сравнению с той верой, что вопреки всему, сподобит вслед за шлейфом кануть, раствориться.

На берегу моря сидело Счастье. Такое всё радужное, легкое, вдохновленное… Умиротворенное.
Несколько лет назад её заказала одна девушка. Которая уж очень мечтала о Счастье. Она даже себе коллаж составила, на котором были наклеены все картинки, которые должны были иметь место в ее жизни: вот дом, желательно кирпичный, с мансардой, с высоким забором. И чтобы в нем было всё. Всё ! Всё! ..
Вот крутая машина. Обязательно цвета хаки .Почему хаки , она не знала. Но так надо.
И вот, конечно, принц на белом коне. Конечно , с конем она переборщила. Куда на нем поедешь? На коне-то. А вот белый ягуар - это совсем другое. А кто ж на этом ягуаре? Конечно, богатый красивый. И конечно, её обожающий. Носящий на руках и желательно регулярно! А не раз в году! На день рождения.
И вот прошло несколько лет. Всё ждала своего счастья девушка. В соцсетях себя рекламировала. Губки подкачала. Фейс сделала. Ну, конечно, и грудки. Как же без них! Ведь мужики, они это любят!
А пока ждала да искала, много мужчин прошло мимо неё. Да не те мужики! Всё не то. Вот у этого денег маловато. Но что с милым рай в шалаше она, конечно, слышала. Но это не её случай! У другого вроде внешность ничего себе. Да карман не очень набит! Тот . Этот . А годы бегут…
И вот , наконец-то , пришел он. Тот самый, что был в коллаже обозначен!
Дождалась она своего Счастья! И счастье, довольное, что наконец-то оно случилось, теперь сидело на берегу моря , свесив ножки в водичку, наслаждалось!
Всё такое радужное, легкое, вдохновленное… Умиротворенное.
Денечек выдался на славу! Всё шло , как и было задумано…
«Даже неинтересно», - подумало Счастье . - А что теперь-то делать?»
Вот пришло я. Меня, конечно, долго и упорно ждали, звали, умоляли…
Но я теперь здесь. И что же дальше?
Вот наблюдаю за своей , ну, что меня заказала! Удивляюсь. Вроде и не рада она . Уже ей что-то другое подавай! Не успела насладиться, а уже туда же.
Теперь, говорит, хочу, чтобы я ездила по за границам. Чтобы не раз в году, а как можно чаще. И что б у меня горничная была. Чего самой –то рубашки да носки стирать .Хотя в доме была лучшая стиральная машинка, но всё же. Это ж надо поднять , отнести да уложить. Достать. Погладить!
А ей , теперь счастливой, как-то этого делать не хотелось. Да и зачем. Не зря же она столько ждала. Мечтала.
А еще, счастье задумалось … Вчера подслушала разговор. Просит суженый у крали ребеночка. Говорит, надо мне наследника, к моим –то капиталлам.
Счастье напряглось, в струнку вытянулось: вот сейчас самое счастьен и состоится. Сейчас она , ну то биш, девчушка, обрадуется Скажет: Да я для тебя, любимый, что хочешь. Хоть двойню.
Но что-то пошло не так. Девчушка надула свои накаченные губки( отчего они стали еще больше), округлила свои красивые голубые глазки, кстати, вчера были зеленые, взвизгнула:
Да ты что? Срвсем с ума спятил? Это я для чего столько лет Счастья ждала, чтобы в один миг с ни распрощаться? Да это знаешь что?
Да что же, любимая? Это и будет наше с тобой Счастье.
Да ты можешь представить, как я округлюсь, как у меня растянется живот. Как я Стану похоже на … На..
Договорить она не смогла. Из глазок брызнули слезки!

И началась, как обычно это бывает у женщин, истерика.
Через некоторое время она простонала:
-Да разве я такое Счастье себе заказывала? Да разве я думала, что ты захочешь кроме меня еще кого-то?
В голове не умещалось это « еще кого-то».
Посмотрев на это со стороны, Счастье ретировалось, не понимая, чего же надо этим людям?
Выйдя за пределы особняка, оно побрело , размышляя:
Как-то странно все получается. Вот живет человек. Живет себе. И вдруг: «Бац, что-то я несчастливый, что-то мне счастья маловато. И где оно, шатается, мимо меня всё проскакивает да пробегает?!» И начинает он придумывать себе … Начинает не в реальной жизни жить, а в иллюзии.
А я вот оно, в полный рост стою здесь. Чистенькое такое, улыбчивое, гляжу на человека. А он принял меня как должное ( хотя упирался, долго добивался, копошился)
И гляжу, через некоторое время опять огонек в глазах пропал. Опять чего-то ему, горемычному, не хватает? Вот ей –то что недостает? Да роди ты ему богатыря. Да осчастливь ты мужика, чтоб он действительно себя им почувствовал. Ан нет…
Вот и думаю? А что ж он хочет-то? Да и наблюдаю уже не раз.За этим человеком.
Скучно как –то он живет. Утром еле встает с постели. Он еще не встал, а мыслей уж рой пролетел, и все о том, что ему нужно сделать. Что он должен сделать.
И сразу как-то с утра настроение ниже градуса опускается. И вот он с этим настроем идет в день новый.
А денечек-то славный. Солнышко греет. Птички щебечут. Ветерок личико обдувает.
Но не до этого ему. Дела важные идет делать. Спешит.
Почему-то всегда спешит. Некогда ему даже на минутку голову поднять да порадоваться солнышку, что здоровается с ним. Через окошко лучики свои ему посылает ( шторочку задернули. Не хотят общаться. Недосуг. Подожди, не до тебя !)
Вот так раздумывало Счастье. И снова вернулось к вопросу:
- А что теперь-то делать?
Кто-то тихонечко проговорил:
- Ждать очередного!
Счастье встрепенулось. Вот еще! ( кто посмел нарушить мою тишину и спокойствие?)
Медленно повернувшись, оно окинуло взором сидящую рядом старушку. Так , ничего себе, старушенция. Глаза лучистые. Кофточка на ней голубенькая в мелкий горошек. Сам божий одуванчик.
- И долго ждать-то. Этого полжизни ждала, а теперь еще? Когда ж мне , горемычной жить-то в состоянии Счастья?
- Ну, это как тебе пожелается ! Все желания сбываются. Только бери листок да пиши.
- А про что писать-то ? Я ведь сама Счастье, что мне желать-то?
- Так вот и я про это ж ! Чего желать? Когда уж всё есть!..
Старушка ласково смотрела своими лучистыми глазками. Казалось, что она что-то недоговаривает.
Счастье , посмотрев на веселую старушку, решило идти ва-банк.
-Вот скажи мне, ты лучше людей знаешь. Так сказать с ними рядом живешь. Все тонкости их бытия и не только понимаешь. Вот ответь мне, бестолковой. Чего им все надо- то? Чего они все хотят?
-Ну, это как посмотреть. Это от человека зависит. Кому- то, кажется, что если он отстроил трехэтажный дом, то он уж и счастье обрел. Да только вижу я, что глаза-то у него грустные. И смотрит он на жизнь тоскливо. Теперь ему ж этот дом надо содержать. Обустроить. Обставить по лондонским меркам. Чтобы всё, как у богатых. Нисколько не хуже!
- И что ж, вот он обставил! И в этом счастье что ли?- недоуменно посмотрела на старушку Счастье.
- Может и да, а может , и нет. Потому что за этим последует новое желание. Например, жена шубу захотела . Да не просто шубу, а такую, которой ни у кого нет. Вот он, горемычный, в поисках этого мается. Нашел. Уф! Кажется, осчастливил любимую женушку. Да не тут –то было! Ей уж и машину новую , самую крутую захотелось .А то как же! Вот у той есть, а у меня…
-Стоп, что -то мне невдомек! Это что ж, меня мерят машинами, шубами и домами что ли?!
- Ну, наверное, так получается.
- Так это ж, если так, то сколько ж надо человеку –то? Он что, ненасытный?
Это что ж, Счастье определяется по количеству вещей, которые нужны человеку?
- Есть такое, - с грустью ответила старушенция.
-Да. Вот это открытие. Счастье некоторое время сидело в недоумении.
Теперь –то я понимаю, для чего живут многие люди. Они считают, что счастье- это когда у тебя много всего, это когда хочу не знает границ. Вот и ждут они меня годами, пока копят на машины, дома, шубы!
-Необязательно – тихонько вставила старушка. Кто- то, чтобы это иметь , гото в влезть в долги, в кредиты. Лишь бы не хуже, чем у других. Вот и крутятся эти горемыки, как белки в колесе, в поисках своего Счастья.
Счастье посмотрела вокруг. Направила взор в Небеса. Увидела Солнышко .Оно своими лучами нежно обнимало двух сидящих.
Вот Ветерок подул. Освежил . Вот кузнечик затрещал. Птичка пролетела .

Хорошо ей! Не нужно думать о том, когда она счастливой будет. Порхает себе . И независимо от того, нашла ли зернышко или нет, поет. Радуется жизни. А как же, два крыла есть. Летать может. Разве это не счастье!?..
Может, кто-то спросит: А что ж с этой девушкой-то, что ж родила она богатыря или все же новое счастье себе заказала?
Да не в этом суть…
А в том, что у счастья нет завтрашнего дня, у него нет даже вчерашнего. А есть только сейчас. Причем один миг.
А счастье было так возможно…

Утро. Автобус. Возле окна сидит девушка. Она явно простужена. При кашле прикрывает рот ладошкой и время от времени прикладывает носовой платочек к распухшему красненькому носику. На остановке в автобус заходит мужик лет сорока. Тяжело ступая по проходу, он направляется к свободному месту рядом с девушкой. Плюхается на сиденье, достаёт из внутреннего кармана не застёгнутой куртки бутылку с водой, делает пару больших глотков и в блаженстве откинувшись на спинку кресла закрывает глаза. Девушка недовольно коситься на него, на открытый рот, через который мужик тяжело дышит и чувствует даже через заложенность носа тяжёлое амбре перегара. Не выдержав, она толкает острым локотком его в бок:
- Не могли бы вы дышать не в мою сторону?
Мужчина приоткрыл один мутный глаз и посмотрел на гневное лицо соседки. Пока он собирался с ответом, искал в помутнённой вчерашней гулянкой голове слова, с переднего сиденья повернулся к ним дед. Сверкнув хитрыми глазами, он сказал:
- Он воздух обеззараживает, чтоб вы нас не заразили.

Мужик поднял указательный палец:
- Во! – произнёс он и уронив руку на колени, вновь закрыл глаз.
Девушка подскочила, рванула к выходу, ворча что-то себе под красненький носик.

Солнце слепит мне глаза.
Я сижу на балконе каюты и смотрю на безмятежное, ласковое море. До самого горизонта на волнах пролегла солнечная дорожка. Она многообещающе блестит на воде.
Здравствуй, шепчет мне море.
Здравствуй. Отвечаю я.
Мы с ним давно на ты. Я знаю его теплым и ледяным. Буйным и ласковым. И хотя кожа моего лица не стала суровой, как у моряков и рыбаков, у которых вместо крови по венам бежит соленая, морская вода, я давно знакома с морем, уважаю и люблю его.
Тебя долго не было, плещет море.
Долго. Улыбаюсь я. Целых три месяца.
Волны ласково обмывают борт корабля.
Меня слепит солнце. В глазах застыли слёзы. Это от солнца, лгу себя я.
Нет, перечит мне море, ты соскучилась.
Соскучилась, признаюсь я. Где-то в сердце снова защемление от новой встречи.
До самого горизонта разлилась вода.
Нет других судн. Нет чаек. Нет связи.
Есть только море. И я.