Прозаические миниатюры

Александр Посохов


Криминальный поцелуй

Почти все как-то вянут, кукожатся утром после честного и желанного свидания на одну ночь. Глаза виновато отводят, смотрят куда-то мимо, спешат поскорее исчезнуть, будто грех какой совершили. Спасибо друг другу не скажут, не спросят о самочувствии, кофе не попьют вместе. Не пожелают удачи и не намекнут даже на возможное продолжение знакомства. А у этих всё наоборот.
– Я провожу тебя до остановки, – сказал он.
– Хорошо, – согласилась она.
Вышли на Пролетарскую. Раннее воскресное утро. Тихо, безлюдно. Нормальные люди спят ещё. А ненормальные, типа вот этой маленькой сгорбленной старушки с двумя сумками, стоят и ждут первого трамвая. А сумки большие, туго забитые чем-то и не застёгнуты даже от избытка содержимого.
Зная, что предстоит скорое расставание и, не зная, что будет с ними дальше, он нежно поцеловал девушку в губы.
– Безобразие! – прервала сладостное мгновение старушка. – Ни стыда, ни совести! При всём честном народе! Ай-я-яй!
– А честной народ это вы? – поинтересовался парень у старушки. – Никого же нет.
– А я что, не человек, что ли!
– А не на барахолку ли намылился этот честной человек?
– А ты почём знаешь?
– А чего тут знать-то. Вон он утюг ржавый из сумки торчит. Ни стыда, ни совести!
– Сам ты ржавый! – отмахнулась старушка. – С такой пенсией и трусы рваные продавать понесёшь.
– Неужели купят?
– Купят, – заверила старушка. – Мигранты всё купят. Я вон сорок лет в школе учительницей отработала, а денег и мне ни на что не хватает. Соседи избавятся от чего-нибудь, я и везу на рынок. Всё лишняя копеечка.
– А самой вам сколько лет?
– Восемьдесят пять.
– Ого! – воскликнули в голос молодые люди. – Как же вы там одна, бабуля?
– Почему одна! – с достоинством возразила старушка. – У нас там коллектив.
– Коммунистического труда?
– Ну, посмейся, посмейся, коли шибко охота, – беззлобно заметила старушка. – Мы там праздники отмечаем, дни рождения, Зимой выпьем, бывает. Для сугреву, как говорится.
– Песни про Ленина поёте, наверно? – и парень запел, вытянув правую руку вперёд, как на памятниках вождю. – Ленин всегда живой. Ленин всегда с тобой. В горе, надежде и радости.
– Дурачок ты! – обозвала парня старушка и обратилась к его спутнице. – Как ты с ним живёшь только?
– Вот так и живу, – отшутилась девушка. – Люблю потому что.
В этот миг за дальним поворотом послышался стук трамвая, на рассвете далеко его слышно.
– Можно? – попросил разрешения у старушки парень, прижимая к себе девушку.
– Да целуй уже. Только сумки помоги поднять.
Поцеловав подружку и шепнув, что позвонит, парень галантно помог ей войти в вагон, затем легко поднял увесистые сумки и вместе со старушкой поставил их на пол, подальше от двери, отступил немного назад, и трамвай поехал. Но девушка успела всё же грустно улыбнуться на прощание. Парень-то оказался добрым и с юмором. Чего так не хватает многим мужчинам.
Я думаю, они встретятся ещё и обязательно вспомнят, сколько бы лет не прошло, свой криминальный поцелуй на остановке, за который их отчитала старенькая учительница со ржавым утюгом.

* * *

(Микроскопические рассказики)

06. Глазки голубые.

... Глазки голубые... глазки голубые... Всем в округе нравятся!..

... А что, если, кроме голубых глазок, имеется маленький пунцовый ротик и белая шейка, и носик-плутяга, и тугой жгут тяжёлой русой косы, и стройная ножка, и крошка-ручка!..

... А что, если голубые глазки смотрят, смотрят на вас так заманчиво и загадочно, и вдруг...

... И вдруг две крошки ручки взъерошат вашу прическу, и вспыхнет горячий румянец на милом лице, и явится на щёчке кокетливая ямка...

... Это жилище шалунишки-Эрота, по грациозному мифу греков, и блеснуть голубые глазки не то детскою шалостью, не то глубокою нежностью женщины?..

... Бог с ними, с глазками остальных разных цветов, сказали бы вы, читатель, тогда, а мне надо изучить повнимательнее голубые глаза...

... Поэтому я и заканчиваю этими голубыми глазками свои, так называемые микроскопические рассказики о разнообразных глазах.

Чёрствость – это не просто отсутствие сочувствия, это окаменение души, превращение сердца в безжизненную пустыню. Человек, поражённый этим недугом, подобен скале, о которую разбиваются волны чужой боли и отчаяния, не оставляя на ней ни единого следа.
Он словно слеп, бредущий в потёмках, не видящий ни слёз, ни страданий вокруг.

Это духовная гангрена, медленно разъедающая всё человеческое, превращающая личность в
бездушный механизм, способный лишь к самосохранению и удовлетворению собственных потребностей.
"Заблуждается тот, кто думает, что чёрствость – это сила", – писал Достоевский, – "ибо она есть слабость,
трусость перед лицом жизни и её неизбежных испытаний".

Чёрствость – это глухой заслон, возведённый между человеком и миром, тюрьма, в которой
он сам себя заточает. Он боится открыть своё сердце, опасаясь боли и разочарований,
но тем самым лишает себя возможности испытать настоящую радость и любовь. Как сказал Экзюпери:
"Единственная настоящая трагедия – это когда человек не становится тем, кем он мог бы стать".

Искоренить чёрствость – значит, разбить оковы равнодушия, вдохнуть жизнь в застывшее сердце,
научиться видеть и чувствовать мир во всей его полноте и многообразии. Это долгий и трудный путь,
но только он ведёт к настоящей человечности.

Канарейки

Клеточки в которых мы живём, у нас все разные. У кого клеточка меньше, у кого побольше.
От пола до потолка летит наше воображение и больше нет сил ему лететь дальше. Хлоп и вот он, ваш предел. Остановится душа, осмотрится, потом замрёт и летит вниз, к полу, чтобы там снова оттолкнуться и опять взлететь. Не слишком высоко взлететь, до потолка только и все.
У каждого своя клеточка, разные они, маленькие, большие, совсем огромные, но есть они у всех.
Можно долго учится, отодвигать свои, тебе положенные пределы и отодвинуть их в сторону, иногда совсем немного. А бросишь все, махнешь на себя рукой и пределы приблизятся, сожмут тебя и уж не продохнуть тогда будет.
Вот, ударится человек в своем полете о пределы и вниз летит, к нижнему пределу. Потом вверх, так и живёт, не может человек лететь без пределов.
Только полный абсолют, или бог не имеет пределов, бесконечен бог. Не имеет своей клеточки. Не поставлены ему пределы, некому ставить пределы богу. Сам он есть предел, абсолют. Иначе, зачем придуман он, абсолют, как не показать нам, к чему стремится.
Я сижу в своей канарейской клеточке и распеваю канарейские песни. В переносном смысле, конечно. Но все же.
Совсем давно у меня был сосед, в квартире которого стоял невообразимый гвалт, от целой сотни канареек. Наверно он думал, что любовь к сотне канареек, равна любви к одной, умноженной на сто, но так не получается. Любовь не делится и не умножается.
Сосед жил в подвале нашего дома, там было как -то неуютно, немного сыро и душно. Не помню уж, зачем я пришел к нему. Но так уж вышло.
После, очень скоро он съехал, подвал отдали нам под хранение картофеля. Хорошо помню этот сладковатый запах проросшего картофеля, исходивший из большого деревянного ящика, который весной открыла мать.
Но канарейки жили с тем соседом, им некуда было деться, либо им жить в своей клетке, либо совсем не жить.
Они жили и пели. Мне неприятно было в гостях у того соседа. Я сразу хотел уйти, но чувство приличия, удерживало меня.Что то я чувствовал. Какая то духота была подвальная, или что- то в нем самом, в общении с ним. Это теперь хорошо знаю, что не нужно ходить в гости к незнакомым, или почти незнакомым людям. А тогда я не знал.
Я поторопился уйти и ушел. На прощанье, сосед подарил мне отличную клетку для канарейки. Сделана она была из кусочков полированного дерева и стальной проволоки, чьи отрезки продеты были через деревянные бруски. Канарейку мне он не подарил, может быть думал, что я приду в гости ещё раз, но я больше не ходил в гости к любителю канареек. Это были маленькие жёлтые и шумные птички, нужно сказать, мне они совсем не понравились.
Однажды я шел по улице рядом с домом, где живу теперь и услышал такой же канареечный гвалт из квартиры на втором или третьем этаже. Этот шум и напомнил мне того, давнего любителя канареек.

03.2025г.

Александр Посохов


Береги себя, сынок!

Не слышен был этот разговор ни воронам, что кружили тревожными стаями над чернеющими деревьями, ни листьям пожухлым, что мягко шуршали под ногами.
– Застегнись, а то простынешь, – сказал отец. – И не пей много.
– Я и не пью, – возразил сын. – Тебе вот стопочку и себе такую же. И всё.
– Ладно, за встречу можно, – согласился отец. – Ну, как ты?
– Нормально. Всё, как у всех. Ничего хорошего.
– Ну, так не бывает, чтобы совсем ничего. Жить всегда можно. При любом раскладе.
– Не начинай! – перебил сын.
– А что плохого-то! – удивился отец. – Ты в Москве, квартира у тебя. Да, однокомнатная, зато своя.
– Всё равно не надо было дом в Константинове продавать. Сейчас бы приезжали туда на выходные.
– А на что бы мы с мамой тогда жильё тебе в столице приобрели. Всех наших сбережений на половину только хватало. Сто раз ведь об этом говорили. В Рязани мы бы и так купили. Но ты же наотрез отказался оставаться здесь после института.
– Обошёлся бы как-нибудь без квартиры. Снимал бы.
– А кто бы платил за неё. Ты ведь нигде не работал. А сейчас работаешь, кстати?
– Уволился недавно.
– Опять! Неужели ничего достойного найти не можешь?
– Предлагают разное. Но ты же знаешь, что я за гроши на дядю работать не буду.
– Жалко. Сколько мы с мамой тянули тебя, учили, и всё зря. Ну, как же так, сынок! Тебе ведь уже давно за сорок, борода седая.
– Всё по блату, отец. Был бы ты у меня олигархом, а не учителем в школе.
– И что?
– А то. Умные люди в девяностые деньги делали, а ты стаж свой педагогический высиживал. Крутиться надо было.
– Я и крутился, как мог. Думаешь, легко было в советское время квартиру получить.
– Да какая это квартира, хрущёвка драная! – усмехнулся сын.
– Однако ты вырос в ней, – вздохнул отец. – Потом на дом с мамой копили. Как отпуск, так подрабатывали.
– Да он копейки тогда стоил!
– Да хоть сколько! Главное, что мы с мамой любили тебя. Ты дневник-то мой о себе читаешь иногда?
– Какой дневник?
– Который я тебе в восемнадцать лет передал. Я ведь его со дня твоего рождения вёл. Где он?
– Валяется где-то, – отмахнулся сын.
– Оградку бы покрасить, – помолчав немного, заметил отец. – А то мама переживает. Траву она ещё может повыдергать, а на другие дела у неё уже сил нет. А ты чего приехал-то? Десять лет не появлялся, и живой я не нужен был, а тут на тебе.
– Я к маме приезжал. Семьдесят лет всё-таки. Вот она и попросила проведать тебя перед отъездом.
– А, если бы я олигархом был, проведал бы без маминой подсказки?
– Да не обижайся ты, я же пошутил просто, – улыбнулся сын. – Пойду я, а то на электричку опоздаю.
Сказав это, он встал со скамейки, застегнул куртку, вышел за оградку и направился к центральной аллее.
– Береги себя, сынок! – услышал он вдогонку голос отца. Вороны не слышали, листья не слышали, а он услышал.
Недопитая бутылка водки досталась пожилому рабочему с тележкой, заваленной отслужившими своё венками и прочим кладбищенским мусором.
Ветер усилился, похолодало. Осень есть осень.

* * *

(Микроскопические рассказики)

03. Глазки карие.

... Не знаю отчего, но карие глазки всегда напоминают мне... шоколадный кофе и коричневые шелковые панталончики, которыми я имел гордость щеголять, будучи семилетним мальчишкой...

... Да, воспоминания детства всесильны!..

(Микроскопические рассказики)

... Стояла тёмная мартовская ночь. На улицах везде лужи и грязи.

— Эй, Никитка! Стой! Подожди чуток!..
... — Чиво тебе?
... — Тута-кось у дороги шуба валяется!
... — Давай, бери её и тащи сюда!..
... — Сейчас! Погоди!..
... Мужик кряхтел, кряхтел, пытаясь поднять шубу, и наконец, хрипло закричал:
... — Экая животина... Никитка! В шубе-то человек лежит сопит, в неё плотно завёрнутый...
... — Ну, и вытряхивай побыстрей яво! Кстати, а он там пьяный, али трезвый-то? Живой, аль нет?
... — Кой чёрт там трезвый, но живой!.. Только как стелька в сапоге, лежит не шевельнётся, да причмокивает... Видать от удовольствия!..
... И мужик усердно принялся за работу, по изыманию понадобившейся ему вещи.
... Наконец-то он вытряхнул человека из шубы, подошёл шатаясь к напарнику, и они отправились с добычей в только им известное место... а вернее туда, пока ещё неизвестно куда ноги их приведут и приют найдут...
... А пострадавший долго хлюпался в ранней весенней грязи, долго что-то мычал, а через некоторое время, наконец и убаюкался.

Двуликий Янус

Нам нужны два лица.
Одно, смотрящее вперёд, в будущее, в бурные, набегающие волны. Это лицо торопит нас и оно с вечно голодным взглядом.
Ноги наши ещё здесь, а взгляд торопит, не ждёт. Как бы нам не споткнуться, не полететь на земь, не разбиться в кровь. Но нет, не остановишь ту жадность будущего, ещё не увиденного, может и никем еще.
Именно это в нас создаёт все новое.
Но создав, оглядываемся мы вспять, осматриваем прошлое, пройденное уже.
Все ли так сделано нами, как должно, как следует из чувства, не понятной нам меры.
Как бы внутренний критик, читатель наш собственный сидит в нас, смотрит на уж пройденный путь и говорит нам, где совершены ошибки. Что не так, не правильно. Это второе лицо видит наши ошибки и диссонанс. Поспешность и размеренность. Полет и черепаший ход.
Такой странный Янус, существующий в будущем и прошлом, жадный и осторожный, щедрый и скупой.
Смешение совсем противоположного.
А можно ли одновременно быть и тем и другим. Быть и в будущем и прошлом? Это точно две мелодии, два такта, существующие в нас одновременно, разрывающие нас на части.
Хочется отдаться лишь одному, посвятить себя ему полностью, погрузить разум в него и уж потом, вынырнуть и набраться воздуха. Отдышаться и осмотреться и уж потом достичь завершения и, может совершенства, если оно для нас только, или вообще, возможно.

03.2025г.

(Микроскопические рассказики)

... 02. Глазки синие:

Люблю я в полдень жаркого летнего дня залечь среди высокой ржи и синих васильков и залюбоваться глубокой синевой небес, как бы насквозь мерцающей золотистыми искрами...

... Вот-вот набежит лёгкое, пушистое облачко... и растает...

... И снова вокруг таже бездонная, горячая глубь золотистой синевы.

... Синие глазки!

... Вы смотрите всегда так же доверчиво и светло на белый свет, как смотрели раньше, так смотрите теперь!..

... Верьте в добро, восхищайтесь прекрасным, любите искренно!..

... Мир с вами, синие глазки!..

(Школьникам на заметку)

Часть вторая:

... Говорят, что название «Март», нашим предкам досталось от Византийцев, а те, в свою очередь, взяли его у древних Римлян, которые посвящали этот месяц своему богу войны Марсу.

... И теперь у сельских жителей Март является как бы началом Нового года, или, вернее, началом нового круга сельскохозяйственных работ.

... В начале Марта сельские труженики завершают все свои зимние работы и начинают весенние. От этого кое-где на Руси зовут Март — «Новиком».

...По старинным календарям весна начинается в марте — 9-е марта считается первым весенним днём.

... По народным приметам, с этого дня и начинается прилёт птиц из тёплых краёв, а самыми первыми прилетают грачи:

С 9-го же Марта начинаются «утренники» — это особые утренние морозы, которые объясняются тем, что земля начинает оттаивать и давать влагу, быстро замерзающую ночью, но от действия солнечных лучей размораживающийся в течение дня.

... Эта оттаивающая на солнце влага сбегает ручейками, которые так и известны всем под названием «Мартовских ручьёв», оставляющих после себя на тающем снегу очень заметные следы.

... Вот вам, мои юные читатели, кое-что о Марте месяце, а вы что думаете об этом?.. Пишите в отзывах, не стесняйтесь!

С уважением к вам, дедушка Власт!

... Конец...

(Школьникам на заметку)

Часть первая:

... Вот и до Марта дожили мы с вами, мои милые читатели, а потому и потолкуем мы сегодня немного об этом месяце.

... Это право, он честно заслуживает!..

... Ведь, Март — это уже начало Весны-красны, т.е. новой жизни в природе; уходит далеко-далеко старуха Зима с её стужами, метелями, морозами.… И на смену ей является радостная красавица Весна.

... Солнышко светит уже не по-зимнему; оно не только светит, но и греет; уже и свет его такой веселый, радостный, что на душе становится тоже как будто светлее...

... Теперь Март у нас не в почёте, но, у наших предков он был первым месяцем Новолетия. Год-то в древности у русских людей начинался именно весною, а не в средине зимы, как это теперь, и не осенью, как это было до Петра Великого.

... И звали этот месяц наши предки не Мартом, а «Зимобором» — потому, что он открывал дорогу Весне, «Сухим» — так как он своей весенней теплотой осушал землю от влаги или же «Березосолом», т.е. дающий берёзе живительный сок, кстати, так его и поныне зовут кое-где в Малороссии.

... Окончание во второй части:

(Ни то, ни се)

Глазки чёрные

... Когда я гляжу на чёрные глазки, мне мнится красавица июльская ночь,
дышащая знойною страстью и негой, и сладкой истомой;

... Ночь, опьяняющая благоуханием, дразнящая фантазию, кипятящая кровь;

... Ночь — говоря поэтически — горячих поцелуев и убийств, любви и страданий, нежного шёпота и стонов, крови и роз;

... Ночь — говоря не столь поэтически — мелких воришек лесного заповедника из деревни «Ковали» …

... Ой-же вы, чёрные глазки! Полными кубками пьёте вы влагу жизни!..

... И горькое, и сладкое, и наслаждение, и страдание — всё сразу, всё вместе...

.. Что же?

... Ловите мгновенья, чёрные глазки! Ловите! Ловите!

(Микроскопические рассказики)
... Дедушка, купив в магазине на ужин пять пирожных в магазине, принёс их домой и оставив на кухонном столе, ушел по неотложному делу к соседу...

... Дома оставался внучок Жоржик, который был в своей комнате и выполнял школьные домашние задания.

... Когда дедушка вернулся, два пирожных, на оставленном им месте, не оказалось. Они исчезли в неизвестном направлении…

... Дедушка с улыбкой подошёл к внуку, обнял его и негромко спросил внука:

... — Жоржик, это не ты ли, случайно, съел два приготовленных мною на ужин десерта?

... — Нет, дедуля, не я!..

... — А еще хочешь?

... — Хочу, деда!..

(Микроскопические рассказики)


... — Вот что, бабушка, должен я вам честно сказать…

... — Что кормилец?

... — Рак у тебя в груди.

... — Ра-аак? Да как же он попал-то в меня, когды я от роду такой мерзости не брала даже в руки, а не то, что в рот!

... — Да, бабуля, рак.

... — А какой тогда, батюшка, просвяти, рак-то: ма-артской, али наш — речной?..

(Микроскопические рассказики)

… — Что это вы, Ивановна, читая брошюру, щуритесь так?

... — Да я плохо вижу.

… — Жаль мне вас, очень жаль… Я хоша и ровесница вам, а у меня всё ещё хорошие глаза!

… — Что, Петровна, вы и, действительно, без очков можете читать?

… — А уж эфтого я давно не пробовала, потому шо не интэресно.

… — А шьёте или штопаете без очков?

… — Не приходится, милая: двух пальцев на руке нету.

… — А узнаёте кого издалека?

… — А уж эфтово я тебе сказать не могу, потому — издалека-то не ходит никто ко мне, все в эфтом же месте, где я, живут.

(Микроскопические рассказики)

… — Счастливо живёте, милая, али как? Пачти месяц-та серебристый кувыркнулся, как не свиделись мы с тобой!..

… — Да что же, Бога нечего гневить. Вот и хожу-брожу по окрестностям… Думки думаю: что и как лучше сделать и, как дальше жить?..

… — А куда сяйчас-то идёшь?

… — Да за покупками. Экономия в хозяйстве-то у меня теперь, так вот и хочу себя побаловать, кофейку да сухариков подкупить, чтоб по утрам не спеша попить и душу не томить!

… — Економия? А с чаго же это-то, кума, такие тратишки, коли пенсия мала, и нет уже, за помыв подиезда, доплатишки?..

… — Да, Василию-то моему, авось уже слыхала, тепловозом ногу отрезало. Ну, так вот я и хочу эту экономизацию-то навести. И пока мой муженёк в железнодорожной больничке отлёживается, походить, побродить и местности, с отходными баками в округе освоить!

… Не поняла? Ты эта-то, кума, о чём так непонятно мене глаголишь?.. Какие таки баки-смаки и зачем те их надоть, али хочешь в них найти большую плитку шоколада?

… Да понимаешь, кумушка, теперь за место-то двух, всего-навсего только один, кроссовок или ботинок придётся покупать. Если не продадут, то в мусорных баках придётся искать и время своё драгоценное терять… А так уже буду знать, а наверное, лучше сразу начну их собирать. А чуть чего выбросить-то я всегда потом успею!

… ?!..

Японское кимоно с "Мона Лизой"-
Продолжение красоты, франшиза.
На нём, опустошенные пожаром,
Летят по небу журавли.
Полоска белая мелькает.
Концы, как мачты далеки...
В полотнах яркого эскиза.
Внутри картины есть звезда.
С полотен смотрит Мона Лиза.
Из-под ресниц видны глаза.
Там чудо, жаждет совершенства.
Никто не смог произнести словца.
Блаженство, её улыбка и глаза.
Не напрасно летят; жгут пожары.
Опустошая землю, обожгли.
Ведь кто-то тихим, ярким светом,
Раздувает свет свечи...
Так, словно смотрит Василиса.
В рекламе новой, и франшиза...
1996 год.

(Микроскопические рассказики)

…— Петровна, вот я прожила много лет, а так и не знаю, что такое вечная любовь? А ты, случайно не знаешь, что это такое?..

… — Ивановна, да это, это такая любовь… ну, как бы тебе сказать попроще, попонятливее… В общем такая любовь… ну, горячая, страстная, которая… которая очень скоро, вдруг, ни с того ни с сего, берёт и кончается.

… И всё?..

… — Да-а! А ты что хотела?..

… ?!..

Сегодня новый , абсолютно новый день. Первый в моей жизни. Я есть. Я здесь. Я сейчас.
Как же это непросто описать! Нет. Это стоит прочувствовать. Прожить! Продышать.
Ты вышла из определенных ограничений. Ты не видела воочию солнце. Ты не могла неделю выйти из дома. И вот ты вырываешься и идешь в новый день. Ты снова улыбаешься солнышку! Его лучики проникают вглубь тебя! Ты говоришь ему: «Благодарю!»
Благодарю, что даешь мне шанс снова Это видеть. Снова быть моментом. Ощущать
единство с тобой! И оно отвечает тебе спектром необыкновенно ранее невиданных цветов. Цветовая гамма просто обволакивает каждую клеточку твоего тела. Она проникает внутрь тебя Согревает! И вот это тепло вырывается наружу потоком слез.
И ты знаешь, что это новое состояние. Очищения! Освобождения от всего , что тебе мешало понять, кто ты! Зачем ты. И тебе плевать на то, что под ногами грязь. Что под ногами лужи. Ты не видишь этого. Вернее, ты специально наступаешь, не обходишь . Нет! Белые кроссовки врезаются в эту грязь, и ты смеёшься! Да наплевать. Ноги промокли. Да просто супер. Это твои ноги. Они у тебя есть. И это невозможно ни с чем сравнить!
Ты уверенно идешь по дороге. Тебе захотелось протанцевать. «Это ж дорога. Кто-то может увидеть! Так нельзя»,- нашептывает тебе ум. Ты нагло смеешься и просто начинаешь двигаться в ритме танца.
Как хорошо! Как все же хорошо! Тебя не тревожит больше то, что выбивало раньше из тебя самой! Тебе параллельно, что подумает о тебе кто-то! Главное - ты Есть! Ты обретаешь крылья!
Ты пробиваешься, как этот цветок, через асфальт. И уже ничего не имеет смысла, кроме того, что ты и Есть этот момент!

(Микроскопические рассказики)

… — Ну, что, подружка, как ваша новая дача?

… — Всем бы хороша, родимая, всем бы хороша, — да очень скверно житьё там началось: клопов, тараканов и блох — ужас сколько!..

… — Да?.. Ай-ай-ай!.. А вы бы их того… новым порошком… иранским, что ли он так, по-моему, и прозывается.

… — Пробовала им, пробовала, да не помогает!

… — Неужто-то не помогает?

… Да, не помогает нисколько! Я уже третью ночь, за час перед сном, по столовой ложке внутрь принимаю, водой запиваю, а они всё кусают проклятые и кусают…