Ночь. Дождь и отменённый рейс,
С обидой на плаксивую погоду
Брожу по зданию, а чувства всё острей,
И мысли в голове подобны сброду.
Поблёкший телефон висит в углу
С былых времён, я поддаваясь блажи,
Случайный номер пальцем наберу,
Вслепую, не взглянув на цифры даже.
Пусть это будет маленький каприз,
Повесить трубку я смогу всегда же,
Гудки, гудки и дождь потоком вниз,
И кто-то там звонком обескуражен.

Негромкий голос тихо произнёс
Обычную для разговора фразу,
А я молчу, как будто бы мороз
Сковал мне скулы, затуманил разум.
- Ведь это ты! Я знаю, это ты!
Звонка я ждал с последней нашей встречи,
Зачем ушла? Душа моя болит,
Любовь к тебе внутри меня калечит.
Так хочется с тобой поговорить,
Смотреть в глаза, в глазах искать ответа,
И на руках всю жизнь тебя носить,
Зачем я говорю? И так ты знаешь это.
Я так скучаю, каждый день тебя ищу,
А ты играешь, как ребёнок, со мной в прятки,
Но верю, знаю - всё равно тебя найду,
Моя любимая, капризная загадка.
Скажи, где ты? Я в миг к тебе домчусь,
Как жажду целовать твои я губы.
Он говорит, а я в ответ молчу,
Свело до боли, стона мои зубы.
Рассвет и дальний звон колоколов,
- Простите, при наборе я ошиблась,
- Нет, нет, молчи. Не надо лишних слов,
И вдруг он произносит моё имя.

Поблёкший телефон висит в углу
С былых времён, я набрала для смеха
Случайный номер в прошлую судьбу,
А там осколки счастья, его эхо.

В воздухе жжёной свечою
Ладана запах завис,
С болью, с молитвой глухою,
Взгляд устремляется ввысь.
Меркнувший купол собора,
Ветренно, площадь пуста,
Вечный, как Рим, этот город,
Святость в гранит залита.
Через иконы, картины
Взглядом прищуренных глаз,
Площадь, помёт голубиный,
Перья летят вниз светясь.
Божия матерь, послушай,
Но тишина лишь в ответ,
Призрачный, словно на лужах,
Неуловим силуэт.

Время сквозь пальцы и лица,
Вечность листает века,
Ввысь, как и прежде, стремится
Купол крестом в облака.

Серебристая веточка серой полыни,
Сухоцвет на венок и кассета твоя,
Вот и всё, что оставил ты мне и отныне,
Только песня звучит в сердце болью звеня.
Как пиранья сожрала тебя без наркоза,
Мимолётная слава, костлявой рукой,
Подавала тебе, мой кумир, свои дозы,
После бурных оваций недолгий покой.
Душно, холодно, сыро. Санитары и утки,
В одиночной палате свет неоновых звёзд,
После взлёта исчез ты на пятые сутки,
Как вас много взлетевших, упавших в откос.

Возьми моё имя губами,
Согрей его мёртвый звук,
Лечи им сердечные раны,
От горьких и долгих разлук.

Прозрачно, почти невесомо,
С любовью слетят они с губ,
Вдыхай, выдыхай их снова,
Два слога, две горстки букв.

Черпай песни созвучия,
Лотос с осенней воды,
Пой мне о милом беззвучно,
Тихо качая листы.
Зыбь еле видно на глади,
Только я видеть могу,
Лотос в неярком наряде,
Может развеять тоску.
Спрячет он трепета душу,
В свежесте и красоте,
Вод твоих гладь не нарушу,
Слёзы не видно в воде.
Черпай слова и созвучия,
Лотос с осенней воды.
Весла безмолвны в уклучинах,
Не оставляют следы.
Много любви и отчаянья,
Листья скрывают в воде -
Тех, кто окончил тут плаванье,
Пой, лотос, и обо мне.

Русокосая, чернобровая, молода ль ещё? Шали яркие, нить суровая, в сердце боль-копьё. Снегопадами лепестковыми пролегла печаль. Ветры жгучие скорби новые уносили б вдаль. То ли осень на душу грянула, иль сама зима? Иль измена наотмашь ранила и на сердце мгла? Потемнела не вспыхнув зорюшка, лес укрыл стеной. Отлюбил он тебя до донышка, да и с глаз долой.

Ночи чёрные и беззвёздные, холодна постель. Рацветала, любила вёснами, а теперь метель. Растеряла красу и молодость, годы взяв своё, на лицо наложили сколами жизни бытиё. Очи застили слёзы жгучие и не мил весь свет. Зря гадала звездою падучею на любовь без бед. И одна остаётся дороженька, в омут с головой. Только в нём обретётся быть может ей так желанный и вечный покой. Замирает сердце под рёбрами. Горький выдох, вдох. Душно стало под мрачными звёздами. Шаг, порог, засов.

Повстречалась ей у околицы бабка, ведьма ли. Зашептала:
- Воротишь ты молодость, есть ещё пути. Укажу я тропиночку узкую в дебри, в лес густой, поведёт тебя ветер, почувствуешь, как кружит петлёй. Там в чащобе густой непролазною, есть засохший сад. Подойди ты к кусту крово-красному, не гляди назад. Обними его ручками белыми, в сердце загляни, вспомни радости все, все веселия и о них всплакни. Пусть прольются слёзоньки счастия на засохший куст. Про любовь свою, сладострастия, вспомни, не забудь. И под слёзами словно дождиком зацветёт бело. Что любила ты, что тревожило в цвет тот перешло. Жди и станет цвет на глазах краснеть, в яблочко расти. Ты в руках согрей, только не срывай, слово моё жди. Слово я пришлю как тебе вернуть молодость твою, будешь вновь бела, краше чем была. Собирайся в путь.
Жаркая волна радости в глазах, верилось с трудом. До земли поклон, в путь пошла в слезах. Воротиться ль в дом?

Долго ль, коротко, время-колокол в слово медное. Под камнями прах, меж камней трава предрассветная. И ни смех наяд, и не злобный вой за её спиной, страшный шелест крыл душу не смутил, подгонял порой. Вот и чахлый сад меж густой тайги на поляночке. Куст спешит найти красный от крови и взрастить то яблочко. Пробираясь сквозь заросли кустов, сквозь ночную тьму, ей всё чудились крики диких сов, крылья по лицу. Словно из земли вырос красный куст, дребезжит мертво, ветки протянул, к ней стволом прильнул. Стало вдруг светло. Обняла она колкий ссохший куст, слёзы полились, вспомнилось в тот час всё что было с ней, что дала ей жизнь. Не смолкает плачь, сладко на душе от пролитых слёз. Расцветает куст, цвет белым-бело по ветвям пополз. Опадают вниз лепестки цветов, завязь наросла, только в яблочко лишь одна из них слёзы собрала. Золотой бочок, жизнь под кожурой, яблочка налив. Зреет плод в руках, празднует душа слёзы все пролив. Может надкусить с краешка чуть-чуть? Мёд там или яд? Но не искушать лучше уж судьбу. Слово ведьмы ждать.

Гневный дальний гром, смех речных наяд, шёпот за спиной. Песнею звучит:
- Спи глазок, другой. Глаз не открывай. Руки как кора, косы как метель, жизнь свою отдай. Не к чему тебе молодость твоя, спи же, засыпай.
Горячо рукам, кровь течёт из них алою рекой. Ноги оплели корни из земли, тянут за собой. Змеями ползут зажимая стан, кольцами обвив. Взгляд на небеса. Крик в ветвях поник. Жизнь в налив ушла.

Тонкий, тихий звон, дребезжит рассвет тусклою звездой. Первые лучи просквозили лес, отсверкнув росой. Пламя рыжее огненных кудрей в косы заплела, лицо белое, красные уста, зелены глаза.
- Укачай земля, божую рабу и в себя прими. Будет из неё, только срок ей дай, яблоня рости. Расплатилась я жизнью за себя, за свою красу. Через много лет, жди, опять к тебе деву приведу.
Шумит лес густой над полынь-травой, заговор плетет, из земли сырой куст сухой растёт, кровь с землицы пьёт.

В поезде спать не к добру,
Рельсы петлёй на шею,
Мчится вагон во тьму,
Вот, за окном темнеет.
Сумрачный проводник,
Косо с ухмылкой глянет,
Брать за проезд он привык,
Слишком безмерной данью.
Сниться - огнями мигнёт
Станция, прямо под ноги
Вечность как море прильнёт,
Может конец дороги?
Сумрачный машинист,
Рельсы делит на шпалы,
Тем кто уснул урезает жизнь,
Ровно на ночь, без малого.

В осенне промытое небо,
По нитям невидимых рельсов,
Вагоны минувшего лета,
Уносит кружась карусельно.

Сбежав от привычного быта,
От мира с его постоянством,
Навстречу чудесным событьям,
Себя утверждая в пространстве.

Из мира прощанья, прощенья,
Что рушит режимы и судьбы,
Войти в мир чудес, воплощенья,
В котором тепло и уютно.

Теряясь, из времени выпасть,
Плыть в море ушедшего лета,
По рельсам невидимых нитей,
В вагоне зелёного цвета.

Бес в ребро и я влюбился,
Виртуально по инету,
Сразу же приобразился,
И скажу вам по секрету,
Что любовь это не шутки,
Сердце кровь внутри гоняет,
Помутнение в рассудке,
Кто она и сам не знаю.
Девушка из интернета,
Красотой своею манит,
Та красивая и эта,
И другая взоры ранит.
Да любая из инета,
Все красотки фотошопа,
Сексапильно разодета,
Грудь красивая и попа.
Бес в ребро, опять влюбился,
Борода седее стала,
С интернетом разорился,
Вся любовь моя экранна.
Оказался вдруг я в рабстве,
Ведь любовь там как химера,
И остался без богатства,
Нет любви где деньги мера.
Зря искал в инете страсти,
Ложью смысл застреножив,
Так пойду искать я счастье,
Ведь реальное надёжно.
Бес в ребро, опять влюбился,
Не в инете, а в соседку,
Я б на ней даже женился,
Оказалась профурсетка.
Где любовь, там звон монеток,
Разгадал загадку страсти,
Что без денег нет ответа,
За любовь плати и властвуй.
Счастья нет где деньги мера,
Бес в ребро опять толкает,
Только знаю всё химера,
Но влюбляюсь, вновь влюбляюсь.

Подоконник, занавеска,
Старое окно,
Краска на окне облезла,
В доме никого.
Бродит ветерок по стенам,
Шторку шевелит,
И о чём-то сокровенном,
С домом говорит.
Дует с тяжким завываньем,
В раны на стекле,
И никто их не затянет,
Никого здесь нет.
Время льётся перекатом,
Разрушая дом,
А ведь счастливо когда-то,
Жили люди в нём.
Подоконник, занавеска,
Зябкий ветерок,
Память краскою облезла,
Вспомни дом, сынок.

А знаешь, в Париже осень,
Каштаны все листья сбросив,
Застыли в дождливых грёзах,
Роняя вниз капель россыпь.
А знаешь, тут нет той сини,
Что льётся с небес России,
Заполнив глаза ностальгией,
На сердце тоской лёг иней.
Спешит одинокий прохожий,
Не вверх смотрит он, под ноги,
Зеркальная плёнка на лужах,
И холодно, город простужен.
А знаешь, трамвая скрежет
И говор чужой, ухо режет,
Мне память листвою заносит,
Чужая дождливая осень.

Воздух тяжёл и ветер сошёл на шёпот,
Осень стирает все очертанья границ,
Слово любое как эхо от грома, рокот,
Лучше молчать, свой голос в дожде утопив.

Осень врастает как тополь ветвями в небо,
И силуэтом с рябью по лужам дрожит,
В душу скребётся, листвой опадая, но это,
Только вина, неуклюжая, прошлых обид.

Парк опустел, силуэты исчезли в тумане,
Память о нас ржавостью в кресла вросла,
Душу тревожит боль, добиваясь вниманья,
Но не свернуть с маршрута, осень не даст -
Нельзя.

Думы вьются и летят
Мимо,
Образами пред глазами
Зримо,
Не спугнуть бы мысли лёгким
Вздохом,
Вьётся нить из века в век,
Эпоха.
Из кудели нить, из нити
Пасмы,
Вот и мысли собрались
В пазлы.
Заплетаю в нить добро
Туго,
Чтоб в морозы дать тепло
Людям.
Кружит, вертит колесо
Прялка,
Держит ниточку легко
Пряха.

Скользнул, смелея, месяц из-за туч,
Ущербным, остроносым краем светит,
Бросая с неба длинный, яркий луч,
Бесстрашно осветил он дивный вечер.
Осыпались вниз капельки росы,
Трава шумит пред новолуньем ночи,
Налево луч, направо луч скользит,
И треск стоит, как разговор сорочий.
Монетками сверкают росы под лучом,

В тумане сумрачном вечернего простора,
Ещё багрян закат, но уходя, тайком
Чарующе приник к деревьям бора.
Елейно растеклось сияние в полях,
Рукав реки в чешуйках - бликах света,
Осенний вечер тает на дальних берегах,
Мгновенье, луч исчез, унёс секреты.

Апрельский день,
Бульвар,
Весна в разгаре,
Дарила
Еле-еле нам тепло.
Ёрш чувств -
Желаний,
Завладели нами,
И
Колдовство
Любовью расцвело.
Меня узнал ты,
Ночью сон приснился,
Обрыв,
Полёт и
Радость от прыжка.
Смеясь ты с ангелом,
Там, в вышине кружился,
Украшена
Фантазия у сна, но
Хрупка у крыльев,
Целостность на вечность,
Чуть-чуть нажал и
Шелестом стекло,
Щемящий душу сон
Эффектом быстротечен,
Юго-восток, бульвар и
Я. Тут всё произошло.

Ледяная чешуйчатость стёкол,
Грохот сотен безумных колёс,
С потолка и чернеюших окон,
Льётся свет из неонных полос.

Вездесущ, многолик и потоком,
По перрону спешащий народ,
Каждый сам по себе, одинокий,
Как и я, в той толпе, одинок.

Вечереет, а может светает,
За стеклом стекло, холод, стынь,
Время здесь замерзает, не тает,
Не согреет толпа. Я один.

Дождь — загадочный романтик.
Брызнул мне в лицо,
Он повеса и обманщик,
Рядом со мной шёл.
Завернул в парк на аллеи,
Мелко моросил.
По листве стучал сильнее,
Музыкой взбесил.
Он наверное ревнует,
К ветру и листве,
Каплями в лицо целует,
И по голове.
Грусть разлил по мелким лужам,
Гляну в них — темно,
Дождь сегодня, то что нужно,
Шепчет — Всё прошло.

Летят и падают осенние закаты,
Есть смысл ли нам осень торопить?
Тоскливо и листва уж желтовата,
Янтарно дымкой на полях туман лежит.
Торжественно птиц в стаи собирая,
Почти рыдая, дождик с неба лил,
Обильно влагой землю поливая,
Надменно в травах лето хоронил.
Едва коснулась листьев позолота,
Блуждая по полям подкрался холодок,
Угрюмая осенняя погода,
Жнивьём неубранным тянулась у дорог.
Унынье дней и ранняя прохлада,
Раскинулись под дрогнувшим крылом,
А значит журавлям пора, лететь им надо,
В страну далёкую где сухо и тепло.

Летят года как птицы, не схватить,
И стоит ли нам осень торопить?

Что-то память хранит. Ты мотив улови,
Настольгией звучит песня первой любви,
В каждой ноте глоток нашего сентября,
Где упавший листок - может ты или я.

Испарились слова, но остался мотив,
И он ранит меня, душу разбередив,
Что-то память хранит. Время делит на ноль,
И тот первый мотив и ту первую боль.

Вкривь да вкось зарядили дожди,
Обагрянились кроны деревьев,
Терпкий запах увядшей листвы,
Источают, ветрами рассеяв.
Лето жаркое быстро прошло,
Если б можно, вернуть бы обратно,
Только жаль не вернётся оно -
Опадает листва безвозвратно.
Перелетный косяк журавлей,
Рвётся ввысь тучи клином взрезая,
Обгоняя унылость дождя побыстрей,
Шлёт прощальный клич птичья стая.

Лето быстро прошло, очень жаль,
Осень грусть навевает, печаль.

Музыкой в мой остывающий мир
Врывается с грампластинок,
Юности давней забытый кумир,
С голосом исполина.
Бархатность музыки сводит с ума,
И где-то опять под сердцем,
Ритмом звучат с той песни слова,
Словно я вновь на концерте.
Майской сиренью любовь расцвела
Первая, в звуках аккорда,
Как же давно моя юность прошла,
Вместе с пластинкой истёрлась.

******
Застыла на глазах слеза,
Как будто перед страшной бурей,
Когда в прозрачности лазури,
Ты слышишь гром едва - едва.

Ещё прозрачны небеса,
Но в горизонте тучи хмуры,
Застыла на глазах слеза,
Как будто перед страшной бурей.

Ни слова ни могу сказать,
Ведь грубость не дана натуре,
Пугают молнии в прищуре
От взгляда, бурей мне грозя,
Застыла на глазах слеза.

*****
Остынь, душа, до снежной пыли,
И превратись под нею в лёд,
Ни что тебя уж не спасёт,
Тебя в оковы заключили.

О счастье сны напрасно снились,
Ах, если б знала наперёд,
Остынь, душа, до снежной пыли,
И превратись под нею в лёд.

Все звёзды яркие остыли,
Их свет ничто уж не вернёт,
Одна к земле любовь несёт,
Но Боги этот свет сокрыли,
Остынь, душа, до снежной пыли.

Звёзды сегодня скупятся на свет,
Лунный диск бледный выводят,
День обленившись и солнцем согрет,
Вслед за закатом уходит.
Ночь как лошадка ушами прядёт,
Сине-тягуче струиться,
В мареве низко туманом плывёт,
Ночь - звездная кобылица.
Ярче и ярче взгорает луна,
Над крышей избушки замшелой,
Сколько веков светит, всё же одна
Плывёт над верхушками елей.
Черпает звёзды ночь с неба ковшом,
Собрав над берёзовой рощей,
Круто сгустила туман молоком,
Бродит по травам на ощупь.

Пугливо ушами лошадка прядёт,
Ей чудиться - в звёздной купели,
Чуть стало светлее, рассвет настаёт,
Окрасив верхушки у елей.
Меднеет, впитался зарёй небосклон,
Как плетью стегнув ночь лучами,
Туман расползался за нею вдогон,
По травам росой как слезами.

Закраснело лето земляникой спелой,
Одуванчик белый парашютик сдул,
Подгоняет ветер тучек каравеллы,
Ласковой прохладой по небу скользнул.

Край родной, любимый, по степи дорога,
Травяное лето с кружевом цветов,
Солнце набирает зноя обороты,
За июлем август наступить готов.

Стрёкотом кузнечик заполняет степи,
Жаворонок в небе точкою завис,
Трель его как песня льётся с поднебесья,
Лето - это счастье, лето – это жизнь.

Бело – бело, сине – сине,
Платьице в цветочек,
Одуванчиком красивым,
Вышла на лужочек.
Бело – бело, завитушки
Локоны на чёлке,
Сине – сине, в глазки небо
Забрала девчонка.
Платье белое в цветочек,
Синие сандали,
Шаг, другой и за порожек,
Зашагает в дали.
Сине – синие глазёнки,
Ямочки на щёчках,
Вот такая есть девчонка,
Дашенька – цветочек.

Под ногами лишь веток хруст,
Прячем глубже случайность чувств,
А в глазах разлилась тоска,
Вместе быть нам с тобою нельзя.

Помнишь, как мы взлетали ввысь,
И навеки друг с другом срослись,
Только молят теперь глаза,
Не смотри на меня. Нельзя.

Под ногами лишь веток хруст,
Стал наш мир бесконечно пуст,
Сигаретный вдыхаешь дым,
Был так близок, а стал чужим.

Прядь убрав непослушных волос,
На твоих губах замер вопрос,
А в глазах разлилась тоска,
И звенит тишина - нельзя.

Сколько видела бед,
Вам бы четверть не знать,
И настал тот момент,
Свечка да образа.
Нагляделась я бездн,
Бес слезай же с плеча,
Уже пройден рубеж,
Страха нет в свете дня.
Суждено ад познать,
Наглядевшись в глаза,
Мой сегодняшний рай -
Свечка да образа.

Мгновения важнее, чем века,
Возможно, этот миг не повторится,
И летний дождь и майская гроза,
Улыбка счастья и любви на лицах.

Дороже нет секунды первых встреч,
И расставанья миг встревожит душу,
Всё это память нам старается сберечь,
И даже век мгновенье не разрушит.

Секунды миг значительней веков,
Как новый день зарёй внезапной, ранней,
Заполнит душу светом до краёв,
Замрёт душа в секундном ожиданье.

И вырвалась душа
С обносков тела,
И с лёгкостью пера,
Наверх взлетела.
Меж жизнью смертью миг,
Без перемены,
Младенец, вдруг старик,
И вновь рожденье.
Разоблачая даль,
Вверх рвутся души,
Лишь тело как хрусталь
Собой разрушив.

Жизнь c завышенной оценкой,
Для убогих сам Господь,
Хочешь, с хрустом гни коленки,
А не хочешь, в лоб щепоть.

Но лицо не лик иконный,
И в глазах не чёрт, не Бог,
То безумьем унесённый
В даль расхристанных дорог.

Сотворив слово-сиянья,
Ум больной разрушит плоть,
Сколько ж бродит этой дряни,
Там, где не бывал Господь.

Ни избушки на курьих ножках,
Ни красавицы в терему,
Брёл по лесу гномик Антошка,
Нёс монетку он колдуну.
Ему в спину попутный ветер,
Вот и лесу пришёл конец,
Удивился, что не заметил,
Как пред ним появился дворец.
Прижал крепче к груди монетку,
И ступил гном в покои дворца,
Ветер сделал порывом разведку
И улёгся как пёс у крыльца.
В голове мыслей уйма, их ворох,
Он с поникшей стоит головой,
Сам с собою он мысленно спорит,
И ругается сам с собой.
А желанье одно было свято,
Он и шёл с тем желаньем одним,
Чтобы дом был, жена, ребята,
Чтобы ими он был любим.
Но увидев богатство и роскошь,
Он забыл о желанье своём,
Только в сердце ещё отголосок,
Но звук сердца уже не знаком.
Поселилась в нём алчность и зависть,
Он на свой неоправданный риск,
Подстегнул в себе дикую ярость,
Уронил с рук монеты диск.
И тотчас в пелене тумана,
Появился старец колдун,
Встреча с гномом была долгожданна,
Пригласил его он к столу.
Восседает колдун на троне,
У него к гному свой интерес,
Та монетка ему знакома,
В ней запрятаны тайны чудес.
- Всё исполню, что ты пожелаешь,
За монету весь мир к ногам,
Все желанья твои я знаю,
Только сам мне монету подай.
Засверкал диск монеты звонкой,
Оказался гном в спальне дворца,
И глаза красавицы томной,
За стеной тихий смех хитреца.
Время быстро летит, не заметил,
Вдруг очнулся гном от чудес,
Чары сдул как туман с него ветер.
А вокруг только лес до небес.
Не красавица рядом, а клуша,
И не дом, а курятник кривой,
Ты же милый дружок, послушай,
За желание стой горой.
Не разменивай звонкой монетой,
То, что сердцу дороже всего,
Пусть в друзьях у тебя будет ветер,
Он поддержит душевный огонь.

Как аукнула я в жизнь, так откликнулось,
Может лучше б было просто помолчать?
Оглянулась. Где года я перепрыгнула?
Есть ли способ перепрыгнуть время вспять?

Дни летели, только путь в пыли неведом,
Мне бессмертье подставляло вновь плечо,
И всё грезились вдали мои победы,
Но морщины на лице прожгли тавро.

Проиграла мне судьба с огромным счётом,
До сих пор веду я с ней законный спор,
Только время набирает обороты,
И минутами стреляет мне в упор.

Год за годом день рождением отмечен,
Давит жизнь на спину, поступь не легка,
Оглянулась. Нет того, кто был бы вечен,
Значит мне за ними скоро в облака.

День такой, и с каждым днём я всё взрослее,
В зеркала я не смотрю, пустой экран,
Буду праздновать я день рожденья веселее,
В будни мне хватает горестей и драм.

Тоска степей в её глазах, тоска июнева,
По свету лунному брела, травой олуненной,
Весна промчалась, унеслась из заточения,
И страсть на сердце улеглась, страсть – увлечение.
Качалась сонная трава, звеня бубенчиком,
Огрезилась в своих мечтах, всё так изменчиво,
В безгрезье сердце поместить в порыве горести,
Любовь зажечь или сломить как ветки хвороста,
А ночь баюкала траву под звоны ландышей,
И пела песни о любви так быстро канувшей,
Была омаена она, теперь июнева,
В зеркалье озера вошла лучом олуненным.

В лицо ударит дождь скрывая слёзы,
Последний день весны уносит счастье,
И май как август будто на износе -
В душе и в небесах одно ненастье.

И скрипнет ветер форточкой открытой,
Погонит время листьями по луже,
А на душе, тобой давно забытой,
Всё так же хлещет ливень равнодушный.

Последний день весны уносит счастье,
Цветёт сирень, как жаль, но снова лето,
С души, тобой разорванной на части,
Срывает лепестками время ветер.

Звёзды – ягоды судьбы,
Нанизать бы в бусы,
Жёлтым боком от луны,
Оттереть от грусти.
Шлифануть до блеска их,
Ветром – ураганом,
И любовь, да на двоих,
Загустить туманом.
Распустить по небу нить,
Звёздных ягод бусин,
Заново всю жизнь прожить,
И любить без грусти.

Капельки света по лунному диску,
Я загадала, но путь мне не близкий,
Семя крапивного горсть на пороге,
В белой пыли плывут вдаль все дороги.
Скрипнут мне плачем вослед половицы,
Я оглянусь. Может быть помолиться?
Но усмехнутся недобрые боги,
И отмахнутся - Не стой на пороге.
Краешком зреет восток постепенно,
Солнце восходит как семя вселенной,
Жертвенной кровью ночь в небе мешая,
Тайны расскажет и ада, и рая.

Я загадала, но боги смеются,
Брызгами звёзды из лунного блюдца,
Тайна тяжёлою ношей на плечи,
Как мне убрать семь грехов человечьих?
В чёрном нельзя разглядеть душ затменье,
Семя добра светом даст возрожденье,
Нужно любовь бросить в семя вселенной,
Чтобы душа была вечной, нетленной.
В белой пыли плывут вдаль все дороги,
Семя крапивы взросло на пороге,
Боги хотят, чтоб мы сами с заплечья,
Сняли бы семь тех грехов человечьих.

Я загадала, но мне на пороге,
Не ворожить, так решили все боги.
Люди грехом горбят гордые спины,
Мелко дрожит душа – листик осины.

- У меня сегодня день рождение, - радостно улыбаясь сказала Катюшка, - Угощайтесь, пожалуйста, - и поставила на колени протянутый бабушкой пакет с конфетами, взблеснувших на солнце разноцветными обёртками.
Игравшие на детской площадке ребятишки тут же выстроились в очередь и брали кто одну, кто две конфетки. Поздравляли и отходили. Обёртки шуршали, дети негромко переговаривались, разглядывая фантики и заталкивали в рот сладости.
С качелей соскочил мальчик лет пяти и побежал к Катюшке. Следом за ним тяжело дыша заспешила грузная, на толстых ногах пожилая женщина. Мальчик подбежал, чуть подтолкнул в сторону впереди стоявшую девочку, заглянул в пакет и запустил туда обе руки. Набрав полные пригоршни конфет, он стал их запихивать по карманам. Женщина внимательно наблюдала, чтобы он не уронил конфеты на землю. Даже помогла, чуть оттянув край кармана в сторону. Затолкав конфеты в карманы, мальчик протянул руку и взял ещё одну конфету, тут же развернул и бросив фантик затолкал её в рот.
- Вадик, скажи девочке спасибо, - всё ещё тяжело дыша сказала женщина.
- Зачем? - удивился мальчик, - Бабушка, ты же сама никогда не говоришь спасибо.

Катюшка удивлённо посмотрела сначала на свою бабушку, потом вслед удаляющимся мальчику с женщиной, та что-то говорила внуку, нависая над ним, но он вырвал свою руку из её и побежал назад к качелям.

,,,,,,,,

Колокольно-медный звон. Динь-дон,
Вылился в обветренную даль,
Взмахом стрекозиным на ладонь,
Бабочкой пугливой, только тронь,
Лето зазвенело как хрусталь.

Жгучий солнца луч задел стекло,
В медной пыли спрятав зноя дрожь,
Динь и дон – тревожно, горячо,
Словно звук навеки обречён,
Плакать как слепой и тёплый дождь.

Медоносный свет разлит. Динь-дон,
Спелостью янтарных жёлтых дынь,
Одуванчиком пушистым, только тронь,
Бабочкой пугливой на ладонь,
Лето зазвенело динь-дон-динь.

А-а-а-а! Ма-а-а-туш-ка-а-а!!!
Из края в край плескалось над рекой,
И уносилось вдаль, ища спасенья,
Притянута к берёзе своею же косой.
Ночь страшная, для судного моленья.
- Как ведьма вопиёт, как благостно душе,
Глаголь-ка старцам, как ты с бесом миловалась?
Все видели с туманом он приходил к тебе,
И от него младенец шестипалый.
Блудница ты – И старец два перста
Поднял, перекрестился осеняясь.
Не скрыла наготу её ночная темнота,
Белела как берёзка молодая.
Младенца притянули верёвками к груди,
От крика стал как ночь иссиня-чёрным,
- Нечистый дух вопит, покрепче привяжи,
Ишь как визжит, бесовское отродье.

Ма-а-а-туш-ка-а-а!!! Ба-тюш-ка-а!!!
Но не пришли на вопль,
Взлетевший над Ишимом словно птица,
Молились старцы, их приговор готов -
Огонь очистит душу у блудницы.
И в третий раз взлетело над рекой,
Но вопль «Аллилуйя!!!» – заглушила,
Упали на колени молясь берёзе той,
Чтоб сгинули нечистый дух и сила.
Над тёмным лесом взвился столб огня,
И вопль затих, моление свершилось,
Перекрестились старцы, два перста,
В них вера, в них же благостная сила.

Всё так же волны катит вдаль Ишим,
Стволом обугленным берёза в небо тычет,
Как будто бы она грозит перстом одним,
Тому, кто должен быть душе защитой.

- А ты удачливый, смотрю, браток,
В который раз сухой из переделки.
- Повесила на шею образок
Мне мать, сказала защитит от смерти.
От деда он, он с ним войну прошёл,
Заговорённый выходил из боя,
Он прикрывал как будто бы плащом,
Сказала мать: - Он и тебя прикроет.
Не думал дед, что снова грянет гром,
И Родину накроет горьким дымом,
Он говорил – Кто к нам пришёл со злом,
Стереть с земли того необходимо.
Удача с нами, потому что с нами Бог,
Хранит и образок слова молитвы,
Сказала мать – Ты береги, сынок,
Свой образок, вернёшься с поля битвы.

И снова май по опалённой лёг земле,
Тягучей кровью солнце по небу стекает,
Сказал солдат, свой образок зажав в руке:
- Спасибо, мама, он меня оберегает.

- Я твой рыцарь, знаешь были такие, в средневековье, для меня ты богиня, царица. В твою честь истреблю всех чудовищ. С твоим именем в бой я отправлюсь и сверкая горящим взором, я тебя и себя прославлю.

Разговоры, всё разговоры.
- А ты сможешь держать оружие, сутки, двое, на поле боя, отбиваться вот этими ручками, не бывавшими в мордобоях? Рыцарь в древности – это кольчуга, конский пот и кровь человечья. И поход не пикник, не прогулка, а в конце ждёт смерть иль увечья. Худосочен ты и спина сутула и костюмчик
слишком уж новомоден. На дракона как пойдёшь, с этим стулом? Он даже для кухонных боёв непригоден.
А в походах жратва в трактирах и болезни и грязь на теле. Битвы, драки, на поле, в турнирах, и за всех, кто с тобой, ты в ответе.
Ты во славу прекрасной дамы пойдёшь в бой, ей даря победы? Спать же будешь с какой-то другою. Маркитанкой, простою девкой.

Кабальеро, идальго, рыцарь. Прошлых дней идеалы и ценности. Ну а ты, с щуплым телом и рыльцем пойдёшь в битву, в бой по словесности?
Сказки прошлого канули в вечность и фальшивы стали цитаты. Жизнь у рыцаря недолговечна, не помогут в кольчуге заплаты. Ты же хочешь дожить до старости, прячась как за щитом – экраном. Все вы там, рыцари храбрые, все в боях за прекрасную даму.

Как будто чёрно-белый сон
В какой-то странной дымке,
Мне ночью в сообщенье он,
Закинул фотоснимки.
Играет мускул. Голый торс,
Во взгляде вспышки страсти,
И прожигает монитор,
Моля меня о счастье.
Глаза. Дыханье. Грудь тесна
По лёгким вздоха одурь,
Он шепчет – «Вот пришла весна,
Танцуй. Скинь платье, обувь.
За хищностью твоих ресниц
Призыв. А влажный ротик
Манит любовью без границ,
Безудержной эротикой.
Танцуй, вздымая горизонт,
С зарницами и молнией,
И грянет музыка без нот,
Любовною мелодией.
А на расправу твой язык
И влажное касание,
Чтоб поцелуем я приник,
В безумие желания.
Спаси же сушь моих пустынь,
Кричи в ответ мне – Да!
Чтобы цвели в душе цветы,
Со мною будь всегда.»

Завис от страсти монитор,
В петле качнулись шторы,
Я остудила твой костёр:
- «Побрился бы ты что ли,
Зачем ты тянешь ко мне рот
Крючочком рыболовным,
Экран компьютера вот-вот,
Погаснет. Станет чёрным.»
За ставнями потухших глаз,
Больниц дрянная стыль,
Включу компьютер я сейчас,
О, Боже, снова Ты.

Совсем не труд – найти слова,
Чтобы пришлись душе по вкусу,
Но заплести их в кружева
Стиха трудней, стирая мусор.

Чтоб написать – не в бровь, а в глаз,
Язык быть должен лёгкий, чистый,
Смолчать порой бы, в самый раз,
Но лезут буквы на показ,
Как будто дал их кто-то свыше.

Ломая копья, сердце жечь,
Бродить по жизни неумело,
Стихом себя, других обжечь.
Вбивая в стих слова как стрелы,

Наверно мне дано пройти,
Из слов стихов дороги к Богу,
Искать одно и не найти,
А может только полпути
Прошла, ведя с ним диалоги.

За окном опять янврель,
Снегом душу расцарапал,
И весна надев шинель,
Смело шла вперёд - в маябрь.

До беспамятства стылых берёз,
Что стоят над рекой редколесьем,
Как русалочий шепоток,
Замотавший судьбы моток,
Засветила звезда в поднебесье.

До поры, что плетут ветра,
Диким маком дорог обочин,
Выплетает слова тишина,
Ей шушукаясь вторит трава,
Разбирая рассказы ночи.

До поры, когда тень темней,
На рассвете восток багряней,
Разглядишь потайное в ней,
Может ангелов или чертей,
И в глазах от любви сиянье.

И от стылости белых берёз,
И от тайны русалочьих песен,
От реки, там, где тинистый плёс,
Свет любви отразится до звёзд,
Но свет скроют стволы редколесьем.

Внезапная любовь, как и внезапная смерть приходит ниоткуда, неожиданно и разрушая твой мир, создаёт новый. Она является и вот она вся тут, в тебе, и ты не сможешь её продать, отдать, вырвать из себя или забрать её у кого-то. А если она безответная, ослепляющая болью и желанием, то ничего с ней тоже поделать нельзя, такая любовь больно ранит и не щадит другие сердца если твоё сердце разбито.

Первое свидание. Назначенное первое свидание и о нём знают только они, и никто больше. На таких маленьких тайнах начинают создаваться отношения. Секреты связывают между собой людей. Трудно рассказывать кому-то о своём счастье, и ты держишь его внутри, боясь спугнуть то рождающееся невесомое, воздушное чувство и очень боясь его мимолётности. Душа обретает новый орган чувств, ему ещё нет названия. Это новая боль или новый свет и это ослепляет, не давая видеть ничего вокруг. Из души протягивается невидимая раскалённая нить, жгучая, она то и связывает двоих неуловимо, тайно и навеки.

Несколько минут счастья превращаются в несколько часов воспоминаний о них. Счастье наверно сильнейший наркотик, стоит один раз его испытать, как всеми силами души снова ждёшь его волшебного прикосновения.

Пролистала мифологию и вот что нашла о себе и я думаю, что всё верно написано: -
Мой тотем Ворон, в первую очередь, олицетворяет мудрость. Может дарить человеку дар пророчества, умению видеть ближайшее будущее. Он же выступает посредником между живыми и мёртвыми. Человек с тотемом Ворона спокойный и рассудительный. Знает, когда лучше промолчать, его осторожность многие принимают за трусость – но это не так.

Ворон просчитывает ситуации и выбирает наилучшее решение – если не вступил в борьбу сейчас, то точно от нее не отказался. Все что он делает – будет правильно. Стоит научиться доверять Ворону, его решения могут быть нетривиальны и даже оригинальны, но всегда приведут к положительному результату.

Наш Василий словно беспилотник,
По колено в сугробах в овраге,
Как сбежавший школяр второгодник,
Режет лыко с берёз на бумаги.
Стихи пишет творец самоучка,
По заборам кистями с извёсткой,
А за ним бегут Лайка и Жучка,
И исписанные нюхают доски.
Удивлённые окна больницы
За ним смотрят, заложник простуды,
Простыню дали будто страницу,
Ты пиши здесь стихами причуды.
Но весна зовёт Васю по паркам,
Тополей ветки словно амуры,
Он бежит, люди спрятались в арках,
У врачей же обед, перекуры.
По колено в сугробах в овраге,
Неразборчивей речь, отголоском,
Бьёт стволы тополей клинком шпаги,
У амуров же стрелы с присоской.
Он один. Он заложник простуды,
Для него болезнь – светлый праздник,
И обходят стороной его люди,
Так для них будет безопасней.

В придорожном кафе чашка чая напомнит о доме,
Перевал замело, снегом сыпет безбожно апрель,
Сядет рядом с тобой поболтать человек незнакомый,
Соглашаясь, кивнёшь, здесь надолго мы сели на мель.

Разговоры шумят и у кассы звенит мелочь в блюдце,
Чай остыл и горчит, неприятен последний глоток,
С сигареты, сбив пепел, пробуешь затянуться,
Разливаясь в груди тёплый дым не убрал холодок.

Снег идёт и идёт, безустанно апрель сыпет снегом,
Кто-то очень рисковый до дома добраться спешит,
В придорожном кафе беспокойствие глушат беседой,
Только горечь от чая стекает по стенкам души.

Я думала, что чувства все остыли,
Но выхватив случайно взгляд в толпе,
Я поняла, любовь мы сохранили,
Она жива во мне, жива в тебе.
Ты молча руку взял. На старом пляже
Бродили долго, след наш на песке,
Смотрели как в закате солнце ляжет,
На чаек с криками, паривших вдалеке.
Волну взбивая море смаковало,
И пену выбросил на берега прибой,
Мы целовались, этого нам мало,
Страсть набегала жаркою волной.
Вдоль жёлтого песка на старом пляже,
Остался след нестёртый от любви,
Смотрели мы как ночь в рассвете ляжет,
На звёзды, что рисуют знак судьбы.

Предчувствия прозрачны как слеза
И в ожиданье чуда день тоскует,
Над крышами пустынного села,
Печной дымок узорами колдует.

Струится вверх, прозрачен как эфир,
Рисует в небе крылья холстяные,
И с ангелом летит весть в этот мир -
Иисус Воскресе. Слышим, как впервые.

Предчувствие и ожидание сладки,
Прильнуть к иконе страждущей душою,
Слезой с души смывая все грехи,
И о спасении взывать к нему с мольбою.

В твои глаза нырять опасно,
Покой ты снова мой нарушишь,
Своею неподдельной страстью,
За ниточки вновь стянешь души.
И бархат губ лаская кожу,
Вновь унесёт ночь в круговерти,
Но боль от встреч с тобою гложет,
Исчезнешь снова на рассвете.
В твои глаза нырять опасно,
Мне даже жизни с тобой мало,
Тебе всегда буду подвластной,
Хотя не раз нить обрывала.

В вечерний час туман рекой петляя,
Окутал дымом воды колдовские,
Почудилось как пенье голос нежный
И в мареве видением мелькая,
Вновь произнёс слова любви простые,
Наполнив душу радостью как прежде,
На боль сменив её потерей безутешной,
Меня как в омут в горе увлекая.

Но отзвук голоса мне не принёс смиренье,
Душа застыла в тягостном мученье,
Полынный запах горек, но вдыхая
Пытаюсь в нём я отыскать забвенье,
Мы лишь на миг с тобой душой коснулись,
И в тот же миг навеки разминулись.

Ты моя тишина. Тонко, до боли,
В сердце звучит струна,
Свет от любви вырываясь на волю
Мягко заполнил глаза.
Ты моя тишина. Сердце томится,
Но тает боль от разлук,
Счастье журавль, стало синицей,
В пальцах сплетённых рук.

Апрельский снег не радует глаза,
Но проникаясь светлым приобщеньем,
На вербу глядя, катится слеза,
Душа объята благодатью и смиреньем.
И сколько бы ни шёл апрельский снег,
И как ни заносила вьюга вёрсты,
На праздник верба в нежной красоте,
Как прежде превращает зимы в вёсны.

Черно самаркандское небо,
Лишь звёздочки блещут стыдливо,
Мерцая, сложились в созвездья,
Судьбу предсказав несчастливой.

Идёт караван по пустыне,
Погонщики дремлют на мулах,
И грозная стража за ними
В седле сидя, чутко уснула.
Под звон колокольца под брюхом,
Звучащим тоскливо и гулко,
Идёт за последним верблюдом,
В безвестность с родного аула.
По-девичьи сорок косичек,
Змеятся поверх покрывала,
Черны брови, густы реснички,
Красавиц таких не бывало.
В полон захватили, продали
На рынке как скот, как верблюда,
В подарок эмиру иль хану,
Возврата домой ей не будет.
Босая, в халате, в шальварах,
С арканом на талии тонкой,
И тянет верёвка, впиваясь,
В девичий стан грубо и жёстко.
Песок под ногами рассыпчат,
И холоден. Ноги озябли,
К ступням словно камни прилипли
Песчинки, и больно при шаге.
Сухая колючка иголкой
Впилась между пальцами в кожу,
Всё глубже и глубже заходит,
Терзая её сильной болью.
И слёзы глотая в бессилье,
На звёздное небо смотрела,
Оно свои чёрные крылья,
Раскинуло, тьмою чернея.
Сама как верблюжья колючка,
Иссохнет до срока в чужбине,
Черны брови, чёрны реснички,
Краса не нужна здесь в пустыне.

Черно самаркандское небо,
Нанизаны звёзды на нити,
Сухую траву метёт ветер,
Рассказами давних событий.

Накрахмаленный до ломкости белый день,
Белым светом немного в голубизну,
Прилегла чуть заметная в ноги мне тень,
Появляется и исчезает, как только шагну.
Белый день мотыльком залетает в окно,
Белой тенью на ощупь скользит по стене,
Сделав шаг к нему, падаю в белое дно
Простыней, закачавшись на белой волне.
Тихий стон летит мячиком к белой стене,
Возвращается скачущей болью назад,
И спасенье от белого в белой игле,
Рукой мячик схватил белый в белом медбрат.
В накрахмаленный день пригоршни синевы,
Кто-то бросил, лазурью заполнив окно,
Чей-то голос на белом красным цветом – Живи,
Это жизнь в моём теле солнце снова зажгло.

Мой город в ожидании весны,
Но дни стоят морозами тягучи,
И ветры гонят снеговые тучи,
Они набухли снегом и черны.

Мой город в предвкушении весны,
Мечту бы удержать в повиновенье,
Чтобы весна не знала пораженья,
Пришла в те дни, что ей отведены.

Мой город от предчувствия весны,
Застыл, смиренно провожая тучи,
Они плывут лениво и тягуче,
Ослабевая власть седой зимы.
Мой город в ожидании весны.

Ветер вьётся вьюном поглощая дорожную пыль,
По дорожной петле, заметая пустой перекрёсток,
У дороги забор, нет досок, покосились столбы,
На горе за селом покосились кресты на погосте.
Тишина до небес, тут не слышен вороний галдёж,
Только ветер колышет траву нарушая безмолвье,
Из конца до конца, поперёк или вдоль, как пойдёшь,
Никого не найдёшь, ни людей, ни скота на подворьях.
За развалиной дома в сухом, почерневшем саду,
Где, упёршись об землю стоят костылями деревья,
Как принцесса из сна, как невеста, храня чистоту,
Кипень белых цветов приодела как божье явленье.
Ветер вьётся вьюном возле старых разрушенных изб,
И несмело качает у яблоньки бальное платье,
Среди тлена и праха, всё равно продолжается жизнь,
Может яблоньки цвет возвратит жизнь в село обратно.

Закрыв глаза, я вижу образ твой,
Возможно, что мы оба виноваты,
Быть может, я играла не ту роль,
Но у любви нет времени и даты.

Я обожглась дыханьем пустоты,
За призраком пошла, обманом, тенью,
И приняла иллюзию любви
За страсть, но это было увлеченье.

С тобой я часто строю диалог,
Фантазии, как бесконечность ночи,
Слова оттачиваю, связность строк,
Надеюсь, что я вспомню их при встрече.

Из памяти не вычеркнуть твой взор,
И время не затмило милый образ,
Но вижу, как тогда, в глазах укор,
И как дрожит рука твоя и голос.