Стихотворения в прозе

Медовый месяц вот прошел.
Жена и муж рады на вид.
Но будто за время изменилось в них что,
А что, так и не скажешь без их
Соглашения, мало ли комплексы,
Вдруг пара странная очень.
А ты мошенником быть можешь,
А может быть кем-то больше.
Глаза должны сиять еще,
Но блеска нет, и где ж он?
Это не есть хорошо,
Когда несчастливы молодожены.

Я вам пишу — чего же боле? По-итальянски вам писать я не могу, но в вашей воле письмо моё и не читать... Сначала я молчать хотела, — поверьте мне, что мой позор вы не узнали бы, синьор, когда б возможность я имела хоть редко, хоть в неделю раз тайком в театре видеть вас, чтоб только слышать ваше пенье, кричать вам «браво» и потом стоять под снегом, под дождём и ваше выждать появленье... Но, говорят, вы нелюдим, и в дамском обществе вам скучно. А мы и день, и ночь сидим — вам тапки шьём собственноручно!..
Зачем вы посетили нас, зачем вам русская столица?.. Ужели деньги тянуть вас, как это всеми говорится!.. Другой! Нет, никому кисета, ей-ей, не вышила бы я. Тебя услышав в «Риголетто», уж я решила, что твоя... Сундук мой полон лишь тобою, твоих портретов там милльон, без бороды и с бородою, ты, там красив, как Аполлон... Едва на сцену ты являлся, весь дамский пол с ума сходил, ты прозван «душкой» нами был, твой тенор чудно раздавался.
Недавно, кажется, вчера, ты чуть запел, я задрожала, закашлялась, затрепетала и громко крикнула: — Ура!.. Не правда ль, я тебя слыхала, ты говорил со мной в тиши, когда чулок я свой вязала, иль мирно кофе распивала в своей Коломенской глуши?.. И в это самое мгновенье не ты ли, милое виденье, с окна в один прыжок скакнул, приникнул тихо к изголовью, не ты ль, с отрадой и любовью, тотчас мурлыкал, — вдруг заснул?..
Кто ты — мой ангел ли хранитель, иль просто старых дев гонитель?.. Но, так и быть!.. Ночной колпак тебе с письмом я посылаю; я знаю, ты в душе; простак, принять мой дар я умоляю... Вообрази, я здесь одна, лишь кот досуг мой разделяет, мне скоро «сорок» наступает, — ужель завянуть я должна?..
Молю тебя: ты слов набором моё письмо не назови, не смейся над моим позором, сожги письмо иль разорви!.. Кончаю!.. Стыдно перечесть, здесь много глупостей, я знаю, но мне порукой ваша честь и я письмо вам доверяю...
Ваша Риголетто.

Я снова сплю и вижу сон,
Мы там стоим подолом в море.
Я на повал тобой сражён,
Но вновь проснусь к несчастью вскоре.

Я снова сплю, и ты со мной
Стоишь под розовым закатом.
Мы чувствуем весенний зной,
Между тобой и мной зажатом.

Я снова сплю, и я мечтаю,
Что никогда вновь не проснусь.
Ведь то, как я вне снов страдаю,
Вернётся сразу, как очнусь.

Poems by Lei

Я вижу небо. Здесь свобода.
Впервые в жизни повидал.
И здесь туман; плоха погода,
Но за неё я жизнь отдал.

Здесь я один, и мне не грустно.
Я счастлив вновь, как никогда.
От жизни мне впервой не гнусно.
Тут то, о чем мечтал всегда.

Тропа здесь на горе, вершине,
По ней иду я в вечный рай.
Тут мне роднее, чем в рутине,
Что называл я "Родной край".

Poems by Lei

Люблю закрытую одежду,
И тёплый дождь с грозой весной.
Люблю нелепую надежду,
И летом жаркий, душный зной.

Люблю проснуться ранним утром,
И снег морозный в январе.
Люблю блуждать в тумане мутном,
И вкусный ужин в кабаре.

Люблю объятия на балконе,
Фантомный запах сигарет.
И спать в трясущимся вагоне
Под приглушённый, лунный свет.

Poems by Lei

Я встретил в больнице ребёнка.
Тот всю жизнь смертельно болел.
Он был сильно похож на котёнка,
Каждый день мне песенки пел.

О том, как болит его сердце,
Как хочет он Землю спасти.
Что таблетки ужаснее перца,
И от бед хочет всех унести.

Как он хочет найти свою маму,
Накормить всех бездомных котят.
Но ему вскоре выроли яму,
И все люди в больнице скорбят.

Я встретил в больнице ребёнка,
Это было довольно давно.
Его сердце как тонкая плёнка,
Но добром было сердце полно.

Poems by Lei

Красивый вид в моих глазах,
В них ты увидишь теплоход.
А сам я на мосту в слезах,
Прощаюсь с кораблем невзгод.

Он уплывает в мрачный день,
Во тьму, и больше не придёт.
Но в море видно его тень,
Ведь в памяти не будет стёрт.

Poems by Lei

На рассвете я рано очнулся,
И сквозь шторы подул тёплый ветер.
Я случайно чего-то коснулся,
Было чувство, словно счастье я встретил.
Я в моменте слегка улыбнулся,
И меж узорами тюли заметил,
Как ко мне рыжий кот потянулся,
Но проснувшись, яркий мир обесцветил.

Poems by Lei

Сидел полковник наш на хлебном в штабе месте,
Дубовый стол. Почётных грамот только, двести.
Диван, компьютер. И конечно, кодекс чести,
Ему подаренный ещё, покойным тестем.

Пылился кодекс, но полковник пыль сдувал.
Салфеткой влажной кропотливо обтирал.
Настольной книгой своей, с гордостью назвал,
Когда к нему зашёл однажды генерал.

«А ведь я тоже, знаю кодекс наизусть, -
Сказал полковнику, он сквозь печаль и грусть.
Ну а особенно, параграф двадцать пять,
Где офицерам всем, предписано не лгать.

Полковник лестно генералу закивал:
«Да – да, я помню. Со слезами сам читал…»
Тут генерал, вдруг улыбнувшись произнёс:
«Вот тут лишка ты дал, полковник, насчёт слёз…

Все потому, что про параграф двадцать пять,
Тебе солгал я. Мне пришлось тебе солгать.
Решил проверить, а жива ли твоя честь,
Рекомендую, кодекс всё-таки прочесть».

Тянутся грёзы, сонные грёзы, как длинные нити скользящего жемчуга... Тянутся грезы...
Душная ночь за окном притаилась, льёт мне отраву свою — в сердце мое... Это сердце разбилось, прокляло жизнь и судьбу.
Грёзы мои улетают, влетают, тихо скользя... Ночь, притаившись, мне шепчет коварно: — Жить так нельзя! Сбрось-же ты путы земного страданья, горя, любви... С ласковой негой немого лобзанья уст моих сладко умри. Словно сестра твоя, я обойму тебя... Тихо умрешь! И без страданья, без крика, без боли к смерти уйдешь.
Тянутся грезы мои прихотливые, чертят узоры в душе... Нити жемчужные, нити красивые тихо дрожат в полусне. Ночь, притаившись, бесшумно смеётся там, за окном. Грёзы летят, улетают и вьются — в горе немом.
Ночь приближается, грёзы меняет, к жизни зовёт: снова о жизни, о силе, о правде с верой поёт.
— Ты погляди на людские страданья... Сколько их льётся вокруг! И малодушие, и колебания ты отгони, милый друг! Веря в себя, укрепляйся надеждой, муки души заглуши... Светлой и твердой железной одеждой сердце от бурь защити... В детстве тебе улыбалось светлое солнце с небес. Взгляд ты от солнца потом отвратила: солнце — без сил и чудес. Люди, идущие стройно, шеренгами, грозно позвали тебя в их ряды: шла ты — не
верила, в муках неверия скоро ты их потеряла следы. И не ищи ты теперь, боязливая, этих забытых следов: сердце свое прихотливое в жизнь понеси без оков.
Тянутся грезы мои одинокие, в ночи безлунной, как жемчуг блестя... Звёзд, потухающих очи глубокие с неба ночного, глядят на меня. Ночь удаляется с шелестом ласковым тёмных одежд... Утро приблизится с цепью, сверкающей светлых надежд... Тянутся грезы мои прихотливые, тянутся, тихо звенят. Птицы ночные, из сердца, пугливые, с ночью моей улетят.
Ночь, улетая, мне гордо поёт.
Утро зовёт.

” Тяжело, Учитель?” - Мар Аммо посмотрел на тройные цепи, сковывающие руки и ноги Мани и цепь на его шее.
”Картир и маги добились своего, я уже стар и долго не протяну в этой темнице” - Сураик, сын Фатака известный под прозвищем Мани с трудом встал с земли и посмотрел на ученика.
” Скажи, чтобы принесли воды, силы покидают меня” - Мани посмотрел на висящий на стене зажжённый факел.
”Шахиншах Бахрам назвал меня никчёмным человеком, который не воюет, не охотится, не умеет врачевать и не разбирается в лекарствах” - старик саркастически улыбнулся.
Это далось ему с трудом и ещё недавно один из самых обласканных в свите покойного властителя Шапура людей бессильно опустился на пол.
”Скоро я воссоединюсь с Изначальным Светом, соблюдай ”печати”, Мар Аммо и помни главное: одни станут - кучей, другие - образом” - Мани протянул свою руку и ученик задумчиво посмотрел в глаза пророку.

Утром следующего дня тяжёлая дверь темницы со скрипом отворилась. Вошедший стражник держал в поднятой руке факел.
”Он действительно мёртв?” - вошедший следом за ним шахиншах династии Сасанидов Бахрам с сомнением покосился на лежащее тело.
”Мёртв, повелитель” - заискивающе проговорил стражник.
”Проткни его горящим факелом, тогда я точно буду в этом уверен” - Бахрам злорадно смотрел на тело своего врага.
Факел коснулся мёртвой плоти, одежда на старике загорелась. Бахрам повернулся к стражнику.
”Разрежьте его тело на куски, а голову отрубите и выставьте для обозрения над главными воротами Бетлабада” - шахиншах глубоко вздохнул и вышел из темницы.

Множество людей, собиравшихся в толпы, стекалось к воротам Бетлабада, чтобы отдать дань уважения пророку. Мар Аммо и другие ученики подкупили стражу, чтобы вернуть останки Мани и захоронить их с почестями в Ктесифоне. Пыльный ветер понуро бродил у города, отсечённая голова, висевшая на копье, ещё недавно принадлежавшая пророку, выражала исходившую от неё запредельную безмятежность, будто тело этого человека сохранило на себе отпечаток его духовной сущности.
” ...одни станут - кучей, другие - образом” - пронеслось в сознании Мар Аммо.
”Избранный” ученик Мар Аммо взял посох, повернулся спиной к городу и неспешно зашагал по торговой дороге на восток.

Примечания:
”Избранные” - носившие белые одежды и высокие белые шапки, убеждённые манихеи, профессиональные жрецы и верховные служители. ”Избранные” соблюдали безбрачие, не употребляли мяса и вина, им запрещалось работать, обладать личным имуществом и причинять вред живым существам. Эти запреты именовались «печатями». Тот, кто возложил на себя «печати», должен только молиться, проповедовать, петь гимны и переводить манихейские трактаты.

(Стихотворение в прозе)

Пятнадцать капель на рюмку воды, при сердцебиение повторить вновь…
Взволнованные девушки повторяют на все лады, возвращая в сердце и мир, и любовь. Такие тёмные, пряные капли, и — только пятнадцать на рюмку воды…
Мне кажется, что даже слабонервные цапли и те принимают их во время еды. Даже цапли… А вот Европа больна и не первый день — сердцебиение, одышка… Домашние открывают окна, а врачи, собравшись у постели, наводят тень: — Не то желчные протоки, не то нервные волокна…
Спорили, спорили, осмотрели уши больной и глаза:
— Ну, конечно, истерия хроника в результате острого малокровия!
А потом ушли, и никто не остался у её изголовья. И одиноко скатилась под утро слеза… тогда то, решив, что прийти пора, пришли профессора.
Лондон и Париж прислали по чуду света, чьи имена несла любая газета (новость взятую из интернета), и швыряла с криком в толпу больших городов… А на завтра у обоих был диагноз готов.
Но в то время, как Лондон, решив, что всё дело — в сердце с изъяном, предложил лечить валерианом, по пятнадцати капель на рюмку воды, а при сердцебиении повторить вновь…
Париж заметил, что не ждал от коллеги такой ерунды и предложил немедленно пустить кровь!..
— Помилуйте! Ведь у больной — малокровие и вот-вот начнётся истерика?
И замолчали оба — одного душила злоба, а другой…, повернувшись в ту сторону, где находилась Америка и, приподнял в тревоге правую бровь… Ощутив интуитивно профиль беды, он накапал срочно пятнадцать капель на рюмку воды и, ввиду сердцебиения, повторил вновь.
А кругом горизонты были красноваты и подозрительно ярки… За Сеной беззвучно стонали бомжи и машины без солярки…
И загадочно замерла на Востоке Россия…

В виде звука боя гитарного
Бушует шторм в голове, как в океане.
Перебор так душу затрагивает,
Вы послушайте Дидюлин "Океан",
Тогда поймете все сами.
Тун,тун... тун, тун...тун,тун
Щёлк, и птичка щебечет прекрасная.

Голубоглазая, странная,
Занятая. Упрямая?
Вечно непонятная,
Но незамкнутая.
Веселая, всегда нарядная.
Любит цветы,
Адекватная.
Верит в мечты,
Очень классная.
Друзья есть,
Это прекрасно,
Путешествует в город к подруге -
Вот еще одна радость.
Она курит,
Но это неважно,
Еще пока молода,
Но не за горами старость.
Когда выпивает -
Веселая)))
А курит - тоже прекрасная.
Мы все неидеальны, даже ужасны,
Но мы все добрые, красивые, ласковые,
Словами такими играя,
Говорю,
Что и она такая)))

Я буду с тобой до конца своих дней,
Ты будешь со мною всегда,
Я навсегда твой Орфей,
А ты всю жизнь преданная моя...

Наши жизни туго сплетены
Встречным узлом,
Мы друг в друга влюблены,
А может это все сон...

О, если б это был и он,
Я все равно бы был так счастлив,
Но мне сейчас не все равно,
Я хочу пылать в объятиях.

Дорожная пыль,
Вокруг суета,
А среди этого
Человек один шел,
Словно плыл или полз,
Не понятно.
Куда ему нужно, зачем,
Не известно,
Бродил и ходил,
Он скитался,
Бездомный, никому неизвестный.
Народ кишал и как будто не видел,
Ему все равно, живёт жизнью своей,
Чужая жизнь никому не нужна. Не интересна,
Каждый живёт сам по себе.
Глаза у народа словно пропитаны злостью,
Вот сейчас летит лошадь с телегой,
А Бездомный не слышит,
Ему кричат:"Посторонись!"
-Эй, дурак, ты что творишь?!
Но можно было ждать худого,
Ждать смерти в этот час,
Ждать смерти бездомного,
Но а что сказать, сам виноват.
Жалко его, обречен
Он скитаться,
Ходить под дождем,
От собак отбиваться.
Никто не поможет и хлеба не даст
Кусты - ночлег, а иначе никак.
И кажется несколько дней -
Он от голода может уйти,
Ходит и ходит, верно думает, чтобы смерть пришла поскорей.
И уже пробовал стучаться в дома,
Просил милостыню, но в ответ лишь слова:
"Ишь пришел, что тебе нужно, иди отсюда, пока не получил по роже".
И так ходил, ходил, ходил,
Стучал, просил, Бога молил.
Бывало он пройдет чуток,
И вдруг нежданно на собак найдёт,
Что теперь делать, ведь загрызут,
Идет стороной, а они все лают, бегут и бегут.
Вот кусает, а тот будто не чувствует,
Словно привычка повисла на нем,
Все ему кажется чуждым,
Но как ни крути скитается днем.
Ночь придет,
И он придет в лесок,
Ляжет под дерево,
Чуть-чуть поглазеет в темноту, да уснет.
Бородатый нищий,
Глаза голубые, ощущение будто не видит,
Но слышит
Звуки природы, звуки свыше.
"Иди ко мне", - вдруг откуда не понятно прилетит,
Он откроет глаза, но еще ночь,
Может быть во сне приснилось, и он бредит,
Но встанет,
Некуда деваться,
Пойдёт и в дождь и слякоть
Как будто это радость
Идти вот так,
Незнамо где ты,
И голодать,
Как собака бездомная,
Насквозь промокший,
Несчастный дед.
Куда идет, зачем,
Опять ведь скитается, серый волк,
Только тощий, и вовсе не хищник,
А никому незнакомый дедок.
Помочь бы ему,
Но кто бы был рядом, увидел бы его,
И сразу, без мешканья и бормотанья,
Дал хлеба, сунул бы еще чего.
Потеряв давно рассудок,
Мечтает он вернуться в дом,
Но возвращаться очень худо,
Ведь нету дома, нету у него никого.
Один в вселенной, без семьи,
Никем нелюбимый,
Идет сквозь дожди,
Он молится Богу,
Требует помощи,
Но все без толку
Сколько не проси...

Байтак плавает в болоте рать одну он всю возил,
Байтак очень помогает
Не сдаëтся на войне.
Шибко очень закатали,
Как бабайкой по башке,
Как письмо в бюро убрали и забыли на войне.
Много лет прошло с той брани байтак гнил так и гниëт
Мы всем городом искали, но нашли только мешок...

Нам Бог дал душу, плоть
И жизнь.
Собрал все вместе,
Все живое.
Живем мы здесь,
И все нас беспокоит.
Но вы представьте,
Как нас много!
И сколько нервов нужно Им,
Чтобы всех нас наказать и успокоить,
Помиловать, простить.
Когда приходит час, минута трудные,
Все мы обращаемся к Нему!
Все просят помощи у Бога,
Не вспоминая,
Что вспоминают, когда плохо,
Но ни разу не вспомнят,
Когда хорошо.

Они встретились зимой,
Когда морозы,
Когда один лишь снег сквозной,
Удивляются ему красные розы:
"Куда ты летишь, дорогой?
Тебя итак много!
Что не видишь порой?
Да ты же весь белый,
Хочешь внимания?
Зачем тебе оно?"
- Смешно тебе, родная!
В тепле ты, на виду.
А я, где я?
Мне здесь темно,
Когда ты в полном свете!
Я так обижен,
Мне так больно,
Я забываю мир,
Мне тяжело!
Я жалуюсь, устал.
Когда я буду счастлив?
Мне жить охото здесь, сейчас,
А не ждать до завтра!

Где бы ни был,
И что с ним.
Всегда поможет
Лишь он один.
Бываешь в ярости и зол,
Но он совсем без огорчений
Протянет руку и поймет,
Что тебе надо приключений.
"Ну, что ты злишься,
Что такое?"
Ты обернешься и взглянешь,
Что за чудо со мною?
Вот так человек -
Мой лучший друг.