Стихи на Всемирный День театра

Люблю тебя, театр волшебный,
Твоих актёров чудный дар.
Ты для души моей целебный,
Священный, негасимый жар.

Люблю твой занавес багряный,
Что открывает новый мир,
Где страсти, чувства, все изъяны
Нам представляет как факир.

Люблю тебя за то мгновенье,
Когда стихает зала гул,
И, затаив своё дыханье,
Я в мир иной уже шагнул.

Театр! Ты - жизни отраженье,
Ты - правды искренний маяк.
Даруешь сердцу наслажденье
И мудрости вручаешь знак.

Так и хочется сказать -
"Гамлет, Гамлет... бедный Гамлет!"
Кто такую выбрал масть,
Этот груз по жизни тянет...

Так и хочется спросить -
Где Офелия... ну где ты?
Без тебя проходит жизнь.
Есть вопросы... нет ответов...

прошел листвы аншлагов век
наступит он теперь не скоро
в театре одного актера
сегодня в главной роли снег

он свой читает монолог
в холодной леденой манере
пока лопатой из фанеры
"Джамшут" не поумерит слог...

Ромео звался он... она Джульетой.
Их семьи в дружбе были много лет.
Их сторонились склоки и наветы.
И дети... Их красивей пары нет.

Пришла пора они сыграли свадьбу.
И жили счастливо, друг-другу дав обет.
Шекспиру заново сюжет придумать надо.
Кусает локти он...

КОНЕЦ

тушите свет

Если клоун играет в войну,
Находясь от неё далеко,
Хочет он доказать и кому,
Что величье его велико?

На экране он – Наполеон,

Да сражается на̀ поле он
И полки за собою ведёт,
О нём слава повсюду идёт,
Его эго огромно как слон.

Но ведь в жизни иначе совсем.
Не создать чтоб ненужных проблем
И вести за собою людей,

Защищая державу свою
В ежедневном с собою бою,
Чтоб избегнуть напрасных смертей

За величье безумных идей,
Нужно опыт иметь и талант.
А иначе такой дилетант

На усладу приватных страстей
Сдаст державу, все недра, людей,
Всё продаст без особых затей;

И к нацизму страну приведёт,
Договор с сатаной заключив,
Весь народ наркотой опоив,
Да с лопатой отправив на фронт,

Чтобы доллар послать в нужный фонд;

Повергнув державу всю в прах,
На убой отправляя людей,
Ощутит вдруг панический страх
За усладу безумных страстей.

20.02.25

Клоун, тебе хорошо в своей маске?
Сам себе выбрал личину глупца
и на одежде нелепые краски.
Как ты живешь, человек без лица?

Да, и к чему тебе эти вопросы,
проще об истине скрытно молчать.
Ты проливаешь фальшивые слезы,
зрители в зале должны хохотать.

Знаю, под панцирем грубого грима
ты исказил свою сущность, циркач,
слишком улыбка твоя недвижима,
слишком смешон твой искусственный плач.

Ты научил меня жить по-другому,
мир, принимая легко, не всерьёз.
Это так здорово, так незнакомо –
рыжий парик и раскрашенный нос.

Твоя кукла изломалась,
с ней не поиграть.
Ее платье изорвалось,
нужно ли менять?

На щеках облез румянец,
облупился нос,
и пропал куда-то глянец
стриженых волос.

Нет, чинить ее не стоит,
годы не вернуть.
Наигрался? Бог с тобою.
Изломал? Забудь!

Шелестело платье Коломбины,
бабочки садились на цветы,
замирал от женской красоты,
под каштаном сидя, Арлекино.

Ярким соком ягоды малины
пачкали, пятнали кружева,
и Эрота пела тетива,
когда шмель гудел напев старинный.

Солнце припекало, стало душно,
кавалер подсел к своей подружке
как паук, плетущий паутину

что-то зашептал ей нежно в ушко,
смял наряд изящный и воздушный.
И…не устояла Коломбина.

Пусть плащ из порфира
укроет мне плечи,
в нем светятся дыры,
но я не замечу.

Фальшивы брильянты
в облезлой короне.
Хохочет дискантом
мой вечный поклонник.

Он – молод, влюблен
и не смотрит налево,
игрок и барон,
но ведь я – корол

Было холодно пустынно,
ветер дул в свою трубу.
Хоронили Арлекина
в длинном узеньком гробу.

У актеров зябли руки,
было всем не по себе.
Ни друзья и ни подруги
не рыдали о тебе.

Постояли безучастно,
повздыхали у креста
и с гримасами несчастья
прочь скорее – кто куда.

В наряде ярком Коломбины
из дома в полночь выхожу,
взгляд уперев в чужие спины,
по темным улицам брожу.

Увы, никто и не заметит
ни розу пышную в руках,
ни пояс, вышитый в корсете,
ни кружева на рукавах.

Я отражаюсь в сотнях стекол
то лишь лицо, то в полный рост.
О, Боже! Как мне одиноко,
как неуютно мне, до слез.

Сквозь облетевшие румяна
вновь проступает бледность щек.
Вот кто-то жуткий, кто-то странный
скабрезный шепчет мне стишок.

И я отшатываюсь к стенам.
Повсюду только мрак один.
Быть может, под ногами сцена,
а это – новый Арлекин?

Актер подмостки не бросает,
когда последний дан звонок.
Рука сжимает и сжимает
уже увянувший цветок.

Трагикомическое действо
играю, плача и шутя.
Я выбираю лицедейство
и отрекаюсь от себя.

Здесь из бумаги все короны,
и вместо слез течет вода.
Здесь шут сидит на царском троне,
читая реплики с листа.

Здесь каждый день меняют маски,
безумцы завтра так мудры,
здесь все кинжалы безопасны,
и из картона топоры.

Здесь умирают в луже крови
с казенным запахом чернил,
здесь бьется Ненависть с Любовью,
покуда им хватает сил.

Здесь Куртизанка и Бродяга
танцуют в паре болеро.
Спаси, спаси меня из мрака
Так и не встреченный Пьеро.

В твоих руках марионеткой
пляшу который год подряд,
кокотки или же кокетки
ношу истрепанный наряд.

Незримым ниточкам послушна,
всегда неискренна. Так что ж,
я холодна и равнодушна,
но это ложь, сплошная ложь.

Когда ты хочешь откровенья,
то пропадает простота,
я выхожу из подчиненья,
но вновь бесстрастна и пуста.

Зачем же знать игрушки чувства,
чтобы сказать однажды: «Нет»?
жизнь – очень сложное искусство,
всегда неискренен ответ.

Мне нравится театр марионеток –
комедия смешная для людей,
их песенок забавные куплеты,
исполненные кукольных страстей.

Я узнаю злодея Арлекина,
закутанного бархатным плащом,
кудрявую красавицу Мальвину
с фарфоровым напудренным лицом.

А вот в нелепом белом одеянье,
зажав в руке гусиное перо,
стихи свои читает с завываньем
унылый, вечно плачущий Пьеро.

Солдаты, королевы и пастушки,
паяцы в разноцветных колпаках.
Мне кажется, что есть живые души
в набитых ватой маленьких телах.

Ваш дом – подмостки, жизнь – чужая пьеса,
а кукловод – и маг ваш, и кумир,
для публики в потёртых жёстких креслах
вы ирреальный создаёте мир.

Вас связывают тоненькие нити
с руками вдохновенного творца.
Мы так похожи – и актёр, и зритель,
но нашей драме долго до конца.

Мои наряды истрепались,
увяло медленно лицо,
мои браслеты изломались,
давно утеряно кольцо.

И ты исчез, и я исчезну.
Увы, для всех конец один.
Прощай, познавший свою бездну,
мой недотепа-арлекин.

Клоун, тебе хорошо в своей маске?
Сам себе выбрал личину глупца
и на одежде нелепые краски.
Как ты живешь, человек без лица?

Да, и к чему тебе эти вопросы,
проще об истине скрытно молчать.
Ты проливаешь фальшивые слезы,
зрители в зале должны хохотать.

Знаю, под панцирем грубого грима
ты исказил свою сущность, циркач,
слишком улыбка твоя недвижима,
слишком смешон твой искусственный плач.

Ты научил меня жить по-другому,
мир, принимая легко, не всерьёз.
Это так здорово, так незнакомо –
рыжий парик и раскрашенный нос.

Коломбина постарела -
узок кринолин,
и обрюзг душой и телом
рыжий арлекин.

Надоели представленья,
шум и суета,
чей-то смех, и чье-то пенье,
яркие цвета.

Меж облезших декораций
уж который год
без восторгов и оваций
действие идет.

По привычке тут играют,
и паяц седой
свои реплики кидает
в зал полупустой.

Смотрят зрители на этот
бесполезный труд,
тянут соки из пакетов
и поп корн жуют.

Ну, что ж, опять моё лицо
врастает в маску,
и въелась в плоть, в конце концов,
для грима краска.

Я снова роль свою учу.
Никто не знает,
что сущность вечную мою
текст искажает.

В актёрстве истинности нет,
но есть идея,
мне надоел софитов свет
и лицедеи.

Скрывают все своё нутро,
рядясь в приличья,
как мир, привычно и старо
греха обличье.

Здесь каждый сущий – Гулливер,
и в смысле роста
увидеть людям свой размер
совсем непросто.

Здесь каждый для себя – кумир
высокопарный,
вот и обманываем мир
игрой бездарной.

О, мой тряпичный Арлекин,
Судьба, как девочка, играла
с тобой, смеясь, разрисовала
и превратила в пластилин.

Ты куклой стал в её руках
почти безжизненной, безвольной,
собой и миром недовольной,
печаль запрятавшей в глазах.

Ты был увенчан колпаком,
все нарекли тебя шутом
совсем ненужным, недалёким

давно картонным стал твой дом,
и ты, существовавший в нём,
бесславно умер одиноким.

В зале – холодно и пусто,
лишь на сцене – свет.
Мы играем, но искусства
не было, и нет.

В платье розовой пастушки
с юбкой до колен
я рыдаю равнодушно
от твоих измен.

Кот лениво лижет спину,
сидя на полу,
и смеется Арлекино,
спрятавшись в углу.

За кулисами шарманка
старая хрипит.
Коломбина-куртизанка
о любви бубнит.

И припав к ее коленям,
(Боже, как старо!)
Смотрит с явным восхищеньем
ей в глаза Пьеро.

Это жизнь играет в чувства
много, много лет
мы – актеры, но искусства
не было, и нет.

Я над судьбой задумываюсь редко,
мне это причиняет только боль.
Все кажется, что я – марионетка,
чужую исполняющая роль.

Кто дергает меня за чувства-нити
и заставляет двигаться вперед?
Вы, мудрые, прошу вас, объясните,
где этот вездесущий кукловод?

Что ж, мне стоять не хочется на месте.
Держись, паяц, на ниточках, держись.
Мы с вами все в одной играем пьесе
с названием таким коротким – жизнь.