Они в листвах затаены,
Под кожурой древесных сыпей,
В корнях – яслях земной коры,
В когтистых водорослях выпей
И слёзно просят – ты нас выпей...
Мы силой древней дарены,
Той самой, глазу что не видно,
А излакав такой слюны,
Провидцем грянешь сам великим.

Никто досель не близок к ним,
Вдали не сыщешь даже стана –
Их просто нет и... есть они...
Нельзя, хотя и можно... странно...
До граней тех скользнуть нежданно,
И полным жизни отойти
В миры иные под сопрано
Счастливой музы, где найти
Всё то, что было так желанно.

Зачаткам семя кладезь дан –
Нежнейший всход в красотах звуков,
И в красках свет обетован
Им – скрытым нам в обитель духов…
Он соткан, первоздан, окутан
Из высших сфер меридиан
И из глубин... там сильф не пуган,
А тихо зреет, как вулкан,
Который ждёт своей минуты.

И прекратит хожденья мукам,
Лишь только вырвется наружу.
Одним благим сияньем круга
Согреет всех, как солнце в стужу –
Подобно пламенному мужу
Или плечу большого друга,
Что будет вовремя... и тут же
Покажет истинность недуга,
И мы увидим – он не нужен.

К тому же станут плакать души,
Когда во взорах блеск узоров
Проснётся, и услышат уши
Напев столь редких перезвонов –
Их притяженье сладких стонов,
Шептавших – выпей-ка нас лучше,
Пока не пал в плену загонов
Хромых законов, чтобы мучить
Себя... а быть всегда спасённым.

Уйду из мира только с Богом,
Оставив всё, покинув всех.
Не премину дотошным слогом,
И не прощаясь… под предлогом
Затем вернусь в прореху вех.

Здесь мой успех, здесь моя крепость,
Здесь моя кротость и талант,
Здесь мои корни, моя верность,
Любовь, проклятие, бессмертность,
И в этом весь я здесь – мутант.

Ещё внутри есть стойкий стопор –
Он тормозит мой блиц-уход,
Чтобы закончить цепь раскопок,
Где цель оправдывает стопок
Лежащих дел в извечный род.

То плод, сочивший мякоть душам
И источавший аромат –
Теперь я знаю, что здесь нужен,
А там вас жду достойным мужем,
И там всегда вам буду рад.

Там ваше древо, ваше счастье,
Там вы со мной, и с вами я,
Там вместе мы совсем без власти,
Без бед, без горестей, напастей
И, наконец, одна семья.

Что здесь пройдя, не изменили,
Что там пройдём за милей милю,
Что просто встанем на привал –
Вот в этом есть наш идеал…
Здесь, как и там – меж двух зеркал.

Торопят события встать в зауряд,
Неймётся им знать сладкой ясности...
Но те, кто спешат, едко выплеснут яд,
Свои дни продлив в несуразности.
Отказности нет, время – лучший расчёт,
Всему оно в сроках заложено.
И даже несдержанных пусть сильно прёт,
Они ждут... в разы перемножено.
Подкошен штатив, окуляр в негатив,
Не смотрится степень возможностей –
Ей вырасти в облик, черты сотворив,
Не даст разделение ложностей.
И только в терпении есть результат,
В том самом – смиренном спокойствии,
Когда стойко пост охраняет солдат,
Не мыкаясь муками совести.

Признать судьбу придётся всё же,
Но отказаться можно тоже...
И как бы ни был путь твой сложен –
Он Богом сложен в небесах.
Зачем гневить Отца? Негоже.
Любой исход в чреде возможен –
Вот то, что ближе и дороже,
Возьми и выбери ты сам.
А там уже присядут ловко
На два плеча, как на парковку –
С любовью Ангел, бес с издёвкой,
И каждый станет тебя звать.
И тут начнётся верой ковка –
Или добро, или уловка...
Где будет краше упаковка,
Кто в силах душу обаять?
Тебе решать, но не сноровкой,
А с чувством, с толком, с расстановкой...
И обратиться для страховки
К формулировкам вещих книг,
Где озарятся под диктовкой
Худые помыслы обновкой –
И коль шёл раньше с пробуксовкой,
Теперь не попадёшь в тупик.

О чём мы можем разговор вести?
Вот если помолчать ещё при этом,
То никакой бы не хватило совести
Друг перед другом сочинять такие повести,
В которых всё покрыто домыслом и ветом.

И где уж там... и нам ли быть в печали,
Когда зачали мы без всяких слов
Простую истину в единственном начале...
Её не чаяли тогда, но лишь прознали,
Так и прозвали чудным именем – Любовь.

Да и признать пришлось тот смысл непревзойдённый –
Ох, ослеплённый, будоражащий сердца,
Как с утреца, насквозь стрелой пронзённый,
Вихрь пронесётся страстью упоённый,
Взлохматив холки милым деревцам.

И ой, ца-цам – тут нужно ли браниться,
Как говорится – чтоб язык ломать?
Где в пылкой радости душа к душе стремится,
И два дыхания продолжат вместе виться –
Им насладиться дай и... будет что сказать.

И ведь не ведает толмач
О глубине с высоких мачт –
Ему б кричать футбольный матч,
А он разносит хлипкий клич.
И словно порченный скрипач,
То дребезжит, то куксит плач –
Весь на шарнирах, как циркач
Или совсем уж старый хрыч.
Не хнычь и суть свою не прячь –
Возьми-ка лучше снова мяч
Да понесись скорее вскачь...
От бреден всяких отвлекись.
Жизнь явно не для клунь и кляч –
В ней каждый должен быть горяч,
Не как пижон или фирмач,
А чтобы в них бурлила мысль.
Не можешь? Так вообще заткнись –
Сиди, корпей, потей, учись...
Но только тут поторопись,
Нет вовсе времени – в обрез.
Пойми – вдруг что-нибудь случись?
Не будут души рваться ввысь –
Они падут на самый низ
С небес... во свете или без.

Если назвать трансформацией то,
Что никогда не смог сделать никто –
В общем, такого, чего и подавно
Смысл не имело... как вроде оно.
И не решались вопросы о главном
Переселении душ вновь в исправном
Правиле правды, где передано
Сразу и всё, но со временем плавно.

В тот полутон, что не ведал Платон,
Да и Ньютон не знавал этот звон,
И никакие глупцы не совали
Свои носы в столь несбыточный сон,
И мудрецы головами кивали,
Видя за гранью лишь сумраков дали...
А остальные считали ворон –
Им ли дано пробужденье? Едва ли.

Но провидение шлёт всё равно
Признаки, призраков, знаки в окно
Там, где верста за верстой пробегает,
И пролетает мгновенье одно –
Вряд ли его замечать кто-то станет?
Даже искра пусть блеснёт и поманит –
Её не поймать, так уж заведено
Системой преданий, что веют веками.

Без трансформации транса и форм
Будет не грация, а... грубый лом.
И не вибрация духа в субстанции,
Что раздувается больше сверхнорм.
Только пустые проблеют овации,
Снова вернувшись к исходной инстанции,
Все прокламации сбросив на дно
Единым грехом и без лишней фильтрации.

Свербящий душу ком, как плод смердящей скверны –
Всё тягостней томит и каплет на гранит
Ушедших счастья дней скопившиеся слёзы
Любимых сыновей и дочерей своих.

О чём расскажет холм с крестом успокоенья –
Не в нём ли скрыта суть рожденья и конца,
Где жившие до нас и после поколенья
Пробудятся не раз под тернием венца.

Лишь почкованьем тел внимаем мы рассудку,
Моля за пух земной и царствие небес,
И повторяем вновь простую прибаутку –
Пусть будет лёгок путь потомкам в наш мир грез.

И вспомнится, как юный с женою молодою
Точились гормональной амброзией кадил,
И мил был каждый вздох под пламенною кровью,
И каждый сердца миг толкал кровь что есть сил.

Никто и не просил тогда любви велений –
Всё шло само собой прекрасной чередой.
Ничьих и никаких не требовалось мнений,
Чтоб самым милым стать и самой дорогой.

Теперь за упокой мы шепчем над гробами
И горестно молчим, кивая головой,
И сожалеем, что могли быть рядом с нами
Те, кто и так всегда останутся душой.

Откатись вперёд
И шагни назад –
Всё наоборот,
Где ни бросишь взгляд.
Или так подряд
Делай поворот,
Пока твой разряд
Вновь не развернёт.
И помчится ток
Задом наперёд,
Вызвав жгучий шок
И сковав, как лёд,
А затем согнёт
Аж в бараний рог,
Опосля стрельнёт,
Выпростав плевок –
От пружинных тряс
Побежит волна
Через весь каркас,
Даже не одна...
Или череда
Будет только раз.
Может, никогда –
Кто поймёт сейчас?

Навряд ли назван дар заветный,
Не верить тоже в то нельзя,
Но и проверить все сомненья
Бывает – без толку и зря.
Как убедить в этом себя,
Когда не знаешь, что конкретно
Приходит в мир с попутным ветром
Раньше, чем ночь или заря?
Может быть, Марса светотени
Или магнитный шторм Урана,
Или с Юпитера метели,
Или дожди с Альдебарана,
Или космическая прана –
Там, где огни планет горели,
Всё загасив, закрыла двери,
Чтобы из снов не выйти рано.

Смотри же в оба из-под лоба,
Коль торба тащит в самый низ.
Вот тут поможет только проба
Груз сбросить тягостного сноба,
Чтоб не слегла до гроба жизнь.

И ух, держись, судьба-зазноба –
Невмоготу она, кажись,
Когда рассудком правит злоба,
А за паскудством стоит пломба,
Души скрывая живопись.

Такая участь непригодна,
Где гибнет славная стезя.
Без доброты уже не модно,
Да и сродни не всем угодно,
Да и вообще нигде нельзя.

Зазря проходит время боком –
Напрасно, сроков не щадя,
В пустом пространстве ненароком
Без пользы крутят – год за годом,
И умирает век, как тля.

В наполненном же смыслом Божьим
Счастливом праведном миру
Есть красота, любовь и тот же
Во лбу глаз третий, что зрить может
Всю суть во сне и наяву.

Смотреть вперёд – не так прозрачно,
Назад оглядываться – мрачно,
Стараться вовсе всё забыть,
Тогда не стоило и жить,
А если ни о чём не думать,
То можно правду с ложью спутать.
Итог толкует однозначно –
Здесь больше некого винить,
Коль в голове бардак и смута,
Где сам впустил в сознанье спрута,
Который туго смысл закутал,
Да так, что цели не ясны...
И тупо истины не сыщешь –
Не видишь ничего, не слышишь,
А только дышишь тише мыши
В щели, где сны – и те тесны.

Сколько книг ни листай,
Не прочтёшь в них интриг,
Пока бьёт через край
Серой массы родник –
Хоть велик ли, хоть мал,
Всё равно весь истёк...
Ты б его придержал,
Чтобы он не дрожал,
А прижал между строк.
Не взирая потом
Ни на что в свои сто,
Будешь вновь молодцом
С обручальным кольцом –
Даже если с хвостом,
Но со знанием дел...
Самым лучшим отцом,
Пусть уже и скопцом,
Ведь всему есть предел.
Не того ль ты желал,
Когда книжки жевал –
Смаковал и седел...
Может, зря в руки брал
То, чего и не знал,
Да и знать не хотел.

Огонь. Огонь зажёг в сердцах,
Ему неведом Божий страх –
Не на словах, а на делах
Он дал живым то, что важней.
И распростёрся сам во прах
В цепях, закованный в горах –
Так был наказан в небесах
За вольный жар свой... Прометей.

Тепло домашних маяков –
Его присутствие шагов,
А не великий дар Богов,
Которым нет забот до всех.
Но греет в племени костров
В любое время отчий кров –
Там возгорается любовь,
И продолжается сей грех.

Да и грехом не обозвать
Поступок этот, что под стать
Святому подвигу. Как знать –
Кто мог ещё воспламенить
Весь мир когда-нибудь опять?
И вот такое счастье взять –
В руках нести, чтобы сверкать
Оно могло на всём пути.

Иди же дальше, Прометей –
Зажги повсюду лик огней.
Пусть Боги знают, что теперь
Потерь не будет, скрылся мрак.
И, приняв кару за людей,
Ты стал бессмертней королей,
А свет уютней и добрей,
Где меж теней горит очаг.

Невидим смысл деяний скрытых,
Что замышляем как двуликий –
Он плод слияний ненасытных,
И тих под стоны или крики,
Но дикий в тишине забытой
От самых сфер до первобытных.
А слитно с ним фантазий чакры
Разносят прагму-парадигму –
И вот распластывают акры
Посев совсем не в такт и рифму,
Где создают подобно рифу
Тот миф, что тянет злаком брахмы.
И ух ты, ах ты – звон неправды
Утихнет, может, только завтра.
И тут не нужно силы Ванги,
Чтобы поверить в Сальтазавра,
Затем в минувших дней Корсара,
Как и сегодня в чудо ванды*.

Ванда* – род орхидей.

Сомнений нет, что день короче ночи.
А ночь порочней дня... и лишь заря
Покажет всё же – ночь опять короче,
Как день просрочен, сочно воспаря.
И нет ни дня, и нет ни одной ночи,
В которых проком будет между прочим
Тот уголочек, где уютно очень,
В нём – в доме отчем... вотчина твоя.

И день, и ночь не так и безысходны,
Когда есть толк – куда придти уж точно.
Где спеленает и спасёт дух родный,
И отдохнуть где от души не срочно,
А даже можно гармонично модно –
Попить, поесть вкуснятины пригодной,
Поспать... и после процедуры водной
Нальётся тело силою приточной.

И днём, и ночью, и зимой, и летом
Должно быть место. И любой порою...
Пусть дом не отчий и не важно, где там,
Но уголок с лежанкой и плитою –
Свой и ничей, хоть крошечный при этом
И озарённый теплотой и светом,
Как у поэта – сказочным куплетом,
Как у флейтиста – сладостной игрою.

В чём, в чём сомнений нет, но здесь воочию
Не передать всех тех эмоций от сюжета –
Днём ярким и бездонной тёмной ночью
Всё к чёрту без тепла, уюта, света...
Или податься прямо в стаю волчью,
Чтобы отдаться завываньям злочным –
Такого не придумаешь нарочно,
Но есть оно везде и повсеместно.

Катал батька люльку в парке,
А в коляске грудничок.
Доносилось лишь сосанье
Откровенное – Чмок-Чмок.
Радость была у Ивана,
Родила ему жена
Не хазарского соплёныша,
А российского богатыря.
И назвали его Илюшей,
Да напокупали ему игрушек.

Вот таскал Иван коляску,
Слышит – лялька говорит:
«Дай ка, батя, закурить».
Что за диво – вот те раз,
Отец юмора не понял
И полез в коляскин лаз.
Наклонился низко к чаду,
Глядь – а там лежит детина,
Словно 30 лет от роду.
И вот эта вот мордина
Снова басом прогундела:
«Что ты вылупил глазёнки,
Или может повторить?»

Не было курёхи у отца,
И это было начало конца.
Илья Муромец поднялся
Да над папкой издевался.
Старый с сыном соглашался,
А потом дух испустил.
Тут Илюша испугался,
Так сказать, перестарался,
Отомстить за батьку клялся
И пошёл войной кровавой,
Чтоб хазаров перебить.

Ну и понеслась лихая.
Первым был свистун-разбойник,
Тот, что по соседству жил.
Вторым – в доме рукомойник.
Третьим – дядька-старожил,
Правда, юркий, но слепой.
Всем подпортил жизнь Илья,
Видя в себе богатыря,
И почувствовал победу.
А потом привёл он девку,
Ту, что краше в селе нету,
Попивали они крепко,
Куролесили нагишом.
Бабка бегала за водкой
И, конечно, за вином.
А потом Илюша с Настей
Родили ещё троих.
Были то Попович Лёша
И Добрыня НикитИч,
Да и грех не посмеяться –
Агафоновский Лукич.

Вот и времечко настало,
Всё войско собрал Батыр.
Настеньку поцеловал,
Возвратиться обещал.
Ехать на войну собрался.
Улюлюкая, скакали.
Как индейцы, вот ей-богу,
Пацаны безмозглые.
Дурь одна в задницах,
Но послали бабка с Настей
Памперсы им в подмогу.
Месяц воевал Илюша,
Рядом три богатыря.
Разбомбили всех хазаров,
Видно, съездили не зря.
Здоровенные парнищи,
Щёки румяные,
Глотки лужёные,
Руки – мослищи,
Да ещё и с палицами.

Из них курил один Муромец,
А те попробовали и не стали,
Да и драться уж устали,
Дыхалки не хватает,
Животики мешают.
Вот и возвращаться надо,
Груди у парней в наградах,
Шлемы на головах,
Мечи, палицы в руках.
Кони богатырские.
Жрут и испражняются,
Так что ни в сказке не вымолвить,
Ни пером накарябать.
Везут ребята добычу домой,
Дивчин зарубежных взяли,
С ними в поле миловались,
Правда, сперва наваляли,
Чтоб слушались и повиновались.

Мимо леса – из-за гор,
Вдоль лесной опушки
Змей-Горыныч пролетал
С трёхметровой пушкой.
Увидал змеище тот
Курочью избушку,
Сразу газу он поддал,
Бабку мять лапушку.
А когда в избу влетел,
То от гнева побледнел –
Там Кащей бессмертный
Тянул Ягу за ногу
И бренчал костями,
Ирод кучерявый.
Завязалась битва жёстко,
Дал Горыныч паразиту,
Отвалилась челюсть гада,
Но в ответ был тоже срыв –
Отвечал Кащей бессмертный
И сломал змеюке пушку,
Сел мослами на макушку
И от смеха гоготал.
Всю неделю твари бились,
Со счетов, однако, сбились,
Но зато повеселились,
И старуха убегла.
А она, карга, вприпрыжку,
На одной ноге, пока бой был,
Отдалася страстно Мишке,
Что под деревом дремал.
Поточил Мишаня шишку
И довольный в чаще скрылся,
А распутная Ягуся
Возвернулась к драчунам.
Кто из них стал победитель -
До сих пор и не известно,
Потому что те вспотели
И в обнимочку сидели,
Им на бабку наплевать.

Крот волосы на бёдрах рвал
И трясся весь со страху,
Ногами дёргал и визжал
Жалея, что дал маху:

Ведь ты была Дюймовочка
И что произошло?
Теперь как Стопудовочка,
Иссякло всё зерно.
И если подвести итог,
То кругом голова -
Лишь за один последний год
Сожрать амбар зерна.

За что же девка ты вот так
Вдруг обманула нас?
Ведь крыса привела тебя,
Пригрела и сейчас
Была бы ты моей женой,
Детишек родила...
Но как так, ни с того сего
Сожрать амбар зерна?
Теперь подохнут все кроты.
Весь годовой запас
В живот себе набила ты.
Вот это тебе раз!?

Зачем всех жаб переловила
В болотце жили что?
Как жаба матушка просила
Не жарить их с вином.
И только с ласточкой вдвоём
Жируете на славу -
Бухаете, весь водоём
Поставили на брагу.
А нас за что связали вы?
Ведь мы не виноваты???
И кто бы думал что кроты
Дожёвывают вату?

Ну, сжалься девица, прости
Виновен пред тобою…
Прости и всех нас отпусти,
Уйдём отсюда к морю.
И всё оставим лишь тебе -
Живи и наслаждайся!
Про нас забудешь ты к зиме -
Ведь здорово признайся!

Толстушка медленно к нему
Чуть развернула тело,
И вдруг влепила по хайлу,
В ушах аж зазвенело:

Ты вспомни старый педофил
Как гладил лапками меня.
Или забыл уже дебил
Просила как тогда тебя?
Не жать животик больше мне,
Ни зёрнышка не съела я.
Но ты жаднющий импотент
Не понимал совсем меня…
Жал мне животик и считал.
Теперь же очередь моя.
Сам виноват, всё ты начал.
Теперь я больше не твоя.

Дюймовочка привстала тут
И шмяк ножищею своей:

Заткнитесь, а не то капут
Придёт кротиной всей норе.
Замолкни слепошарый пень,
К тому ж ещё глухой…
С тобою связываться лень,
Поесть бы мне и на покой.
А вы считайте всю еду,
Чтобы покушать всласть
Хватило в будущем году
И чтоб вам не пропасть…

Учти буржуй жадюка-крот
И помни завсегда,
Если ещё разявешь рот -
Носок заткну туда.
Зерно моё считайте вслух!
Теперь вы как солдаты!
Иначе вас сваляю в пух,
А то и аты-баты!

Обычно усложняем жизнь мы лично,
А символично это не критично...
Всего лишь посмотреть на всё логично,
И зримо – что, где делаем не то.
Ведь не должно же быть такое вечно,
Нельзя и относиться так беспечно
К своей стезе прекрасной, что конечна –
Вернуть её не сможет нам никто.

Ни Бог, ни доктора, ни шарлатаны
Не будут штопать ежедневно раны,
А если мы ещё и полупьЯны –
Проводим в безрассудствах свой почин...
То никакой... и даже самый рьяный
Магистр всех наук, как и шаманы –
Нас не возьмутся вытащить из ямы,
А только чёрт начнёт кружить один.

И он поставит вин и разных яств,
Задобрит наше бремя разгильдяйств,
Одолжит ещё много всяких чванств –
Как бы аванс, дружок, ты только ешь.
Потом отдашь, пробьёт лишь нужный час,
И спросит дьявол с каждого из нас,
Но будет поздно, и последний глас
Поникнет в брешь, хоть сколько себя тешь.

Но всё же есть единственная родь,
Которую оставил нам Господь,
Сказав: спасайте души, а не плоть,
И я прощу вас – всех возьму на небо.
Для этого придите ко мне вновь,
Испейте вместо чар мою любовь,
Откройте глаз, приподнимите бровь,
Чтобы увидеть царство жизни это.

Фривольный кантр иудейских мантр
Заклал расклад в прибежище достойных –
Где на холме цвёл мудрый олеандр,
Покрылся мхом дом святочных веранд,
В чьих куполах вершился суд невольных.

Угодья стали неугодными совсем
Для высшей брани и единственного слова –
Что означало эру скверных перемен,
В которых всё решалось против и взамен,
А на ристалищах лилась кровь бестолково.

Ах, вон – нарушен склад сознания и душ,
Непревзойдённой правды верного завета –
В семейном храме нет жены и бедный муж,
И мракобесы тянут всякого за гуж,
Кто ослеплён хвалою нынешнего света.

В потёмках – линч, во синеве – проказа свыше,
Уже не брызжет гегемония в сердцах.
Спрут давит всех, когда тлетворной жижей дышит –
На шее камнем, а на теле сплошной грыжей,
Ввергая разум в беспорядочный коллапс.

И вот он, апс... и больше не критичен,
Всего лишь так... эпичен и замысловат.
И дом растёт вновь за кирпичиком кирпичик,
И благородство верх берёт среди привычек,
Там, где в саду цветёт великий олеандр.

Злосчастным быть или добронесчастным,
Душой любить или всем сердцем страстным,
Казнить кого, пропасть ли самому,
Впасть в радость или сострадать кому...
Мир чувств настолько кажется контрастным,
Что как поэт... он, преданный письму,
Расчерчивает гаммы людям разным.
И потому всё это не напрасно –
Творить и жить, и созидать прекрасно,
А, ошибившись, не смотреть во тьму –
Там нет раскрасок глазу твоему.

Фокстрот сердец вьёт судьбы из колец.
Юнец совсем, а приглашает даму...
Один лишь круг, и сразу под венец,
И пара – сын, который выбрал маму.
А следом танец золушки с царём –
Богатый дед и молодая внучка...
И вот они уходят в свет вдвоём,
Как муж с женой, счастливые, под ручку.
И дальше всё как в сказочной стране –
Чудовище с красавицей в обнимку,
Иван-дурак с лягушкой в жупане,
Тень морока, что держит невидимку...
Нет возраста, иллюзий, рас, прикрас
Там, где любовь свои раскроет крылья –
В них все и всяк друг дружке в самый раз
Подходят без сомненья очень мило.

Что творится в душе,
Не понять иной раз –
Вроде вырос уже,
А нескладен рассказ...
Только счастье нашёл,
Как грозится опять
Этот чувственный шёлк
Рок судьбы разорвать.
Можно всё сохранить
И своё не отдать,
Но приходится жить
Через новую кладь...
Так как старым вещам
И семейным делам
Говорим и прощаем –
До скорого вам.

Пишу лет эдак с десяти,
Грешу же этим ежедневно.
Ещё мне нужно подрасти,
Чтобы признал весь мир мой стиль
Стихии вольного поэта,
К тому же знойного при этом,
Но не брюнета – русый я,
За что прошу прощения.

Родился так же, как и все,
Или та часть из населения,
В мечтах которой Туапсе,
Наверное, был местом тем,
Где мы и ждали воскрешения,
И не гадали о лишениях
В том безымянном городке,
У коего нет даже мнения.

Да и имение топорщится,
И папка с мамкой не дворяне –
Скорее дворник и уборщица.
А у меня всё зубки крошатся,
Хоть я ещё совсем и маленький –
Торчу украдкой в своей спаленке,
Смотрю в окно и тут же морщуся –
Tам бродит валенок на валенке.

Вот это ставенки с подставенькой,
С такою бравенькой и жизненной,
И от неё, пожалуй, взвою я,
Когда мне стуканёт четырнадцать –
Тогда начну по улкам мыкаться,
Не стану более проситься к вам,
Ведь вырос, почти взрослый сам –
Пора уж с девочками шиньгаться.

А дальше – дядька и с усами,
И с бородой, как поп с крещения,
Сижу теперь, пишу стихами
Для вас и до... умалишения,
До рвения, где нет терпения.
Кумарю крепко образами,
Порю горячку со словами –
Пардон, прошу у всех прощения.

Где Маяковский вечем бьёт оральным,
А Лермонтов сечёт Париж свинцом,
Есенин распевает ширем дальним,
И Пушкин бреет мага кладенцом –
Там Луг, теснившийся другим концом,
Идёт, стараясь выглядеть брутальным,
И от него разит чудным словцом.

Великих чту, читаю, рдею, гложу...
Неужто, не успев родиться вновь,
Свои потуги быстро подытожу,
Но всё же – сердцем чувствую любовь –
Её вскормил у ваших изголовь,
И даже если стянут с меня кожу,
Себе скажу – покрепче юфть готовь.

Мудрейшие, во изобилье рога,
Что мы сейчас лакаем, как вино –
Спасибо вам! Поэтов хоть немного,
Талантов стало больше всё равно –
Вот здесь оно – воистину ценно,
Когда культура изъявленьем Бога,
Исчерпавшись, воскреснет, как должно.

О, Родичи – вы стёрли расстоянье
И передали внукам вечный дар,
И правнукам вещали состоянье,
Что далее продолжат сей пиар –
И тот, кто еле тренькал по слогам –
В блаженном пребывая состоянии,
Возьмётся и соткёт поэму сам.

О, знатоки зловонных Философий –
Верлен, Бодлер, Высоцкий, Мандельштам –
Изысканных рапсодий и историй,
И множественных слепков чудесам
Я впитывал, как кофе с круассан,
Как вкус пронизывающих викторий,
Как след, влекомый полным парусам.

Поэт, философ, футурист,
Комедиант, шутник, проказник,
Монах, мудрец и моралист,
Который видит в скуке праздник
И хочет кончить передрязги
Тех, кто в уныниях прокис,
И сделать судьбы их как в сказке.

Всех не пронять, а вот донять –
Как дать понять? Ну что-то вроде...
Рассказчик должен объяснять
Толпе, кривят что косо морды
И не стремятся к высшей моде,
Где будет жизнь благоухать,
А им всё – шубки по погоде.

Но стихотворца не унять...
Хочу сказать вам – Будьте проще.
Нельзя бояться и пенять
На то, что бъёт сегодня жёстче –
Оно проскочит между прочим,
Как и появится опять
Потом, но слабенькое очень.

Я рад вас видеть у себя!
Всех обнимаю и... короче...
Жду с нетерпением, любя,
И пусть союз наш станет прочен –
Лишь на доверии заточен...
А вы в гостях раз у меня,
То проведите время сочно!

Когда пришла пора, мой гений завопил –
Я тыщу лет лежал недвижимый, без сил...
Теперь, воспрянув от орфического сна,
Начну в сей час писать всем людям письмена.
Она ждала меня – любимая моя!
Как в те далёкие былые времена...
Одна-единственная Муза моих лир
Открыла вновь передо мной чудесный мир.
И окроплю его безбрежной чистотой –
Той наготой, что завещал мне Бог с душой.
Кто я такой? Узнать вы сможете потом,
Как снова спать уйду своим священным сном.
А вам скажу и даже очень попрошу,
Коль к моему явились в гости шалашу:
Не нужно почестей. Оставьте, господа –
Собратья мудрые, ваятели пера!
Ведь мне не надо славы, если я велик –
То это мой, и только... личный бзик.

Ну вот, сменил оседлой жизни образ
На романтичный творческий пейзаж,
И понесу свой историчный возглас
В хвалебницу неупокойных масс –
Без вероломства и без выкрутас,
Без выпендрёжа и без всяких россказнь,
С достоинством судьбы играя в шанс.

И пыл мой нетомим и непокорен,
Неисточим в размолве хлёстких чувств –
Шизой своею, как удав, доволен,
И тех не приструнить дикарских буйств,
Где, умножаясь вширь, на части рвусь –
В безумствах болен и наотмашь волен,
И от недуга больше не лечусь.

О, как я прусь, безудержно лучусь –
Всех враз люблю и каждого из вас!
За семьи ваши с душами молюсь,
И чтобы раж тот вовсе не угас,
Пускай меня ломает расколбас –
Поверьте, от неистовства тащусь,
И это – не в напряг, и не маразм.

Как в первый класс с цветочками иду,
С портфелем и улыбкой лучезарной –
И помню двор, забор и лебеду,
И блинную напротив кофе-чайной,
И школу, что дистанцией начальной
Привычным мимоходом обойду –
Удачей ли, нароком иль случайно.

Но я так прусь и вольностью дышу,
И не хватает лёгким в груди места…
Экскьюзми лживого не попрошу –
Не жмёт ничуть, хотя чуток и тесно –
Не из того слеплён, пожалуй, теста,
И если нужно, сам лапшу скрошу
Для варева кайфового протеста.

Любовь, разлука, ненависть, печаль –
То искушение людишек взрослых.
Не надо ставить всем на лбах печать
И выражений корчить глупо-злостных,
И мусор выметать с щелей подмостных,
Да бросьте пафосно права качать –
С себя начните. Всё предельно просто.

И отслюнявьте лакомый кусок
Тому, кто рядом в трёпанной одежде
Вам удосужил под ноги плевок –
Ведь столько вы уже, увы, не съешьте –
Будьте добры, отдайте хлеб невежде,
И он, как самый преданный щенок,
Подарит ласку в трепетной надежде.

И пусть я прусь, балдею и стремлюсь,
Но так же всем желаю вдохновенья –
Парить над миром, гнать сухую грусть
Ошибок прошлых лет без сожаленья
И побеждать узлов хитросплетенья,
В которых иногда не слышен пульс,
Что сильно бьётся после слов прощенья.

Можно не смотреть на страданья впредь,
Если разогреть души порохом –
Сразу проходить сквозь огонь и медь,
Где вода кипит чутким всполохом.
Почему ещё пламень не крещён,
А шальным клещом жалит пOддыхом?
Пухом будет пусть, битая мечом –
Смерть здесь ни при чём...
Жизнь без продыха.

Норов возмущён знаком – ...Запрещён...
Кто-то обольщён, кто-то кается –
До чего же курс иногда смещён...
Ничего. Уклад и так станется.
Путает в нужде, как бы ни был где,
Обитавших в зле... странник-праведник.
Против сил переть, да к тому ж во мгле –
При себе иметь нужно сабельник.

От вощёных гнид не спасает вид –
Укрепляет плоть Вера стойкая.
Коль она кренит, применим гибрид –
Из молитв с пречистыми мойками.
И в тернистый путь, что извилист, крут,
Кроткие пойдут прежде – тройками...
Каждому из них светит корж и кнут –
Там они поймут правду, ойкая.

Скроет всё печаль – с сургучом печать,
Да замок с ключом марки качества.
Главное мечтать... вовремя начать –
Брать и изучать чары таинства.
Непоколебим Дух внутри глубин –
Как тут ни крути, но пророчество
Говорит о том, чтобы щедрым быть –
Следует создать своё творчество.

На лугу бескрайнем встрепенулась зелень,
Пробежался ветер шелестом весенним...
Слёзы пьют ромашки солнца золотого –
Утро наступило в мире грёз бездонном.
Васильки кружатся веяньем ласкаясь,
Лютики вспорхнули маргариткам каясь,
Донник ароматный пёстро заискрился,
Возле незабудок весело обвился.
Колокольчик яркий балом управляет,
Выгнется, трепещет, шапочкой кивает.
Клевер розоватый пижму обнимает,
Зверобой с очанкой в страсти полыхают.
Морем разливает луг цветов всесильный –
Стелет, приглашает и живёт обильно.

Вот где фиолетовы
В суждениях, в мнениях
Поэты – Поэты вы...
А кто ещё? Версии?
В насущном столетии
Не ждёте, не верите,
И даже на пенсии –
Ни в Бога, ни в вОрога.
Усы вам и бородА –
Меха как для твОрога.
Какие там берега?
Ведь это – ох, мно-ого...
И сердцу – так дорого.
Нигде не помечены –
Засвечены только лишь
Поэты – Поэты вы...
Одна – благодать и тишь.
Но всё ж рассекречены –
Кем? И неважно уж...
Лиловый цвет тоже, ишь –
Им надобен для подсветки душ.

В копилке времени
богатств земных немало –
Да что тут, руку если
к сердцу приложить...
Там столько прелестей,
сокровищ небывалых,
Красот природных и
даров несметных самых –
В таком раю мечтает
каждый смертный жить.

В тех кладовых
чего уж только не найдётся –
Всего объять за
вечность вечную нельзя.
И бесконечность та –
историей зовётся...
Она всё множится, растёт
и дальше вьётся,
И неизвестно, где
закончится стезя.

Ценней, пожалуй,
закромов великолепья –
Судьбы кусочек, что
в мгновенье пролетит,
Опережая свет,
рождая междометья –
Среди, казалось бы,
короткого столетья...
Но как же дорог
будет этот миг!

Чтобы стать тавром на плече твоём,
Надо выжечь в нём буквы Господа –
Будь смирен и добр, выжми в окаём
Золотом икон – капли слёзные.
Выбей топором молнию и гром –
Камни у горы, море волнами...
Побудят идти, плыть ли в оный шторм,
Пить кагор иль ром полный стонами.

Мавром коль служить – нужно всех любить,
А затем убить без зазрения...
Выкормить и жить – это ли та нить
В пищевой цепи, где рвёт звения?
Мнений может пуд вынести на суд,
Но клеймо мертво – в тело вросшее.
В сумраке и днём светит глянцем руд
Незабытый труд костей брошенных.

Свечи по краям, в середине трон –
Мавру нелегко слово Божие.
Чтобы стать тавром на плече твоём –
С Господом должны мы быть схожие.

Бывает так, что не сказать словами,
Не передать эмоций, нежных чувств,
Всего того – большого между нами...
С чем здесь мы есть и проживаем сами,
Но важно – вот оно и будет пусть.

Ведь всё приходит и уйти не может.
Да. Cострадания у нас уже внутри –
Что проглотили позже, тем дороже,
А если старше стали, то моложе
Душою, значит, где-то раза в три.

И несмотря... пусть свыше и навечно –
Мы не оставим этот дар себе...
Cейчас его вам посвящаем лично –
Как мановенье безгранично-исторично
Родиться только раз один в своей судьбе.

И жизнь пуста, и смерть богата,
Но не пускают козни врата
В крутящем времени колёс,
Где каждый сам в мечтаньях злата
В своей клети бежит проклято
На вечно меркнущий утёс...
Ползёт как пёс, и сил уж мало –
Скулит и хнычет в перевалах,
И дальше лезет и рычит
В пути, в котором всё достало,
Где смысла нет и цель пропала,
А где-то сзади меч и щит –
Лежат и сохнут ржавым сплавом...
Да что до них – они не пахнут.
А там вдали – зовёт, блестит,
Свербит, бурлит, взрывает пламень...
Но тянет холод – понимаем,
Когда уже возврата нет.

В тщеславной обители мы – небожители.
В земной цитадели – повесы греха.
Но в двух ипостасях на равных – просители,
Защиту снискавшие в той покровители,
Где нам угождают покамест верха.

И даже слегка прикасаясь к прекрасному –
В обеих культурах со светом и тьмой
Относимся к власти со страстью, по-разному...
Иной раз, поддавшись искусу заразному –
Фемиду не молим довлеть над судьбой.

Берём всё с собой, возвышаясь над пропастью,
Да в выборе чаянном делаем шаг –
Последний, извечный, ведомый не кротостью,
А сердцем с душою, вихренными лопастью –
Великих мытарств или низменных благ.

Ну неужели сам Создатель неба
Оставить мог земных своих детей?
Да ни за что! И не было б ответа,
Если и знать хотя бы часть секрета
Об исполнении владыческих идей.
Зачем бы Он соорудил планету,
Кому-то ночь отдал и день включил?
И для чего вообще Ему всё это,
Когда вверху и так хватает света?
А может, Его кто-то попросил?
И нет уж сил додумывать, хоть сетуй –
Что, Как, к Чему затеян данный акт?
Наверняка нужно искать совета...
Есть в одной книге вещего завета –
Зовётся Библией она, и это факт.

Носится многоголосица –
КолосИтся, ветвится рощица.
Переносица... вот и рожица
Прямо к солнышку так и тянется.
И поляна в цветах, что модница,
А на ней целый полк строится.
Небо как на картине смотрится
И сливается, и качается.

Оттопыриться ох как хочется –
Плоть блаженствует, не торопится.
Первокурсница, словно школьница,
По лужайке всё скачет, бегает.
Глаз один на неё косится,
А другой в облака просится –
Там находится Божья Троица
И на нас глядит – кто что делает.

Вставать надо бы. Перемелется.
Воздух светится, травка стелется.
Нос весь красный стал, как у индейца –
Загорел от лучей ласкающих.
И Светило сильнее греется,
Как огонь Птицы-Жар или Феникса –
Угольком скоро будет тельце,
Кожа вся в бугорках стенающих.

Это так говорю – для знающих,
Для незнающих – ох, помаются.
Скоро кончится лето, кажется,
Будем зимушку кочевряжиться.
Сколько бабочек вдаль порхающих,
И девчата смешно играются.
После отдыха жизнь уляжется –
Пусть и дальше по маслу катится.

Простите, что не мил к вам был,
За то, что пил, табак курил,
Да и вообще, что так дурил –
Простите, всё я осознал.
И раньше знал – в судьбе кутил
Ничтожно дней и мало сил,
Но ничего я не купил,
И никого я не продал.

Привал. Теперь вот отдохну...
И круто жизнь переверну,
И если шёл когда ко дну,
Сейчас же выплыву, да так,
Что ваши – Ох и... Ну и Ну...
В свои объятия возьму
И под себя весь мир прогну,
А вы мне скажете – Чувак!

Как так? Ты правда что ли смог?
Кто преподал тебе урок?
Ведь это ж надо, такой рок
Взял прям и в трубочку скатал.
А я отвечу – в каждом прок,
Во мне, в тебе, хоть тот – игрок...
Во всех без исключенья толк
Был, есть и будет. Вот финал.

Не те ль палёные пожаром,
Не эти ли под лишним граммом,
Не кто-нибудь, а может – вы...
Или ещё где – не правЫ,
Или не прАвы, не левЫ,
А так себе – впрягают нравом.
Задаром что ль... иль от суммЫ...
Вруны, им грезилось недаром,
Что пол-Москвы – полоумнЫ,
А пол-Москвы под перегаром,
Как полстакана под блины,
Но огранённого сметаной,
Той самой – жирною красавой,
И голубцы, что так пьяны...
К тому ж ленивы даже в росте
И в ГОСТе не на том погосте,
Да и французы как рьяны –
Уже пожаловали в гости.
Скажи, племяш – ты ел беляш,
Когда сидел в окопе тесном,
А рядышком лежал калаш,
Что мёрзлым был с тобою вместе,
И вы с ним в параличном жесте
Лепили, чтоб согреться, фарш?
Да, дашь на дашь, вот и месило –
Хоть, дядя, стряпалось нехило,
Но всё ж фартило в рыло нам,
Французу то не по зубам...

Юмористическая авторская зарисовка на стихотворение М. Ю. Лермонтова – Бородино: "Скажи-ка, дядя, ведь недаром Москва, спаленная пожаром, французу отдана?"

Мы думаем, что жизнь – круговорот,
В котором всё приходит и уходит.
На самом деле же наоборот,
Ничто не исчезает в хороводе.
Оно преобразуется в мечтах,
Передаваясь на словах и жестах
И вписывает в вечный альманах
Истории, которым мало места.

Пытаюсь жить, но не стараюсь быть.
Хочу любить, но не могу влюбляться.
Стремлюсь забыть, но снова ворошить
Всё в памяти своей тужусь забраться.
Нет шансов, знаю, но надежда есть,
И каждый день как срок уже без срока.
Плохая новость иль благая весть –
Всех дел не перечислить и не счесть,
Как не познать и жизни всей урока.

От фигОвого листочка
Не осталось и следочка,
Только почка или кочка
Раздвоилась пополам.
А ещё один росточек –
С краю пестик-лепесточек
Словно аленький цветочек,
В общем, что-то типо там.

И вот так гуляли двое –
Адам с Евою у моря.
Ведь они не знали горя,
Пока не свернули в сад.
Съевши яблочко раздора,
Посетила их умора –
Той, которой до упора
Охмурял змеёныш-гад.

Был внедрён цветочек в кочку,
Даже несколько разочков,
И родились сын да дочка
Или что-то типо там –
Махоньки как лягушочки,
Хоть тянулись на носочках...
Молочка – кричали ночкой –
Мама, дай скорее нам.

И сосали, и сосали...
К тому ж писали и срали,
Ох, а как они орали –
Ева чокнулась впервОй.
Лишь Адам терпел едва ли –
Просто он умел кумарить,
Но и дни его настали –
Тоже чухнул сам не свой.

Вот что значит взять грешочек,
Сбросив фИговый листочек
И, дойдя до крайних точек,
Испытать вселенский срам –
Нахимичить внеурочно
Да ещё совсем не точно...
Исправляться нужно срочно
Или что-то типо там.

Пройтись по уступкам,
Не прочь оступиться –
По праву поступкам,
По смыслу и лица.
Смолит небылица
По всем прибауткам,
Поэтому шуткам
Пора порезвиться.

Противиться поздно,
Попав под раздачу,
Смеяться колхозно
Попробуй впридачу.
Потом нате сдачу
И крыть одиозно,
И прорвой на дачу
С баталией грозно.

Навозно воткнуться,
Без тормоза значит.
Приехали, прутся –
А как же иначе?
Пусть будет к удаче...
И тропки сойдутся
К вечернему матчу –
По мячику бутсой.

Пока ты в жёлоб смотришь вниз,
Там – сверху птицы пролетают...
Они ещё совсем не знают –
Жлоб изнутри тебя прогрыз.

Но твой каприз необычаен,
Как свора чаек в рыбной сети,
Где бьёт хвостами море сельди,
И их прибыток нескончаем...

Ведь я в тебе души не чаю –
Из ямы той машу навстречу,
И так же всё люблю, конечно,
И так же верю и скучаю.

Потом стоять мы рядом будем –
Не в жёлоб жлобный озираться,
А вместе небом упиваться,
Да радоваться божьим людям.

Не видно стрел, не слышно шума
Мечей и лязганья брони.
Одно томит в груди Верума –
Там, где душа всегда болит,
Прилажен ангельский магнит,
И греет божеская дума.

Нет сечи. Только давит грех.
Война с собою бесконечна.
Падёшь ли вниз, взовьёшь ли вверх –
И там, и сям стезя перечна
То злой, то благостной предтечей,
В них страж радеет за успех.

Но странный смех опять звучит –
Он удаляется, сближаясь...
Неужто дьявол вновь хитрит?
Верум, безмолвно небу кланясь,
Свой снимет крест – нательный кладезь,
Воткнёт его в сердечный стыд.

Навзрыд, навечно вместе быть
С Иисусом в чистом искупленьи –
Нет страшной боли, камень смыт
Великой Верою в стремленьи
Спасти всё больше поколений,
Не будет где никто забыт.

Как часто мудрых мыслей профит
Достойных рано с ума сводит,
А тем, кому и думать нечем –
Что тут, что там... весь профит вечен.
Но так же он не бесконечен –
Каждый дурак в потёмках бродит.

К тому же профит есть беспечный –
Это когда вор властью мечен.
Вот здесь ему чин и раздолье –
Всё что захочет, делать волен,
Однако очень быстро вскоре
Братвой быть может покалечен.

Ещё прёт профит денег, счастья,
Добра и зла, здоровья, страсти.
И гнев, и радость тоже признак
Плохой или хорошей жизни...
Но все они и есть те мысли
От чести, от ума и власти.

Ночь будет прочь,
День станет течь.
Мне снова вмочь
Твоих уст речь
И милых плеч,
И светоч глаз,
И искр картечь
В который раз.

Как сон во сне
И жизни явь –
Меж них сие
Скрывает навь.
Но ты поправь,
Что если я
Пустился вплавь
Не ведая.

Кто может знать
Величье слов,
И не понять –
В чём смысл таков?
Нет знатоков
В том мире грёз,
Где есть альков
Творенья гроз

И слёзных туч,
Бегущих вдаль
С небесных круч,
Как Божья длань.
Там видно – грань,
А здесь – предел...
Мой дух, восстань
Для добрых дел.

Проход обсыпан камнем с двух сторон.
Мы на войне, пехота, день последний.
Здесь каждый шаг смертельно-умудрён,
Здесь каждый миг живительно-влеком,
И каждый здесь мертвец или наследник.

Мы на войне, что значит – жизнь и смерть,
Что значит – дышим каждый день последний.
Как в первый раз пытаемся смотреть
На мир, в котором можем умереть,
Но мира нет, и смерть пока не светит.

Мы на войне – начало и конец.
Или вернёмся завтра на рассвете,
Или сегодня ночью тёмный жнец
Нас заберёт в стада своих овец,
Или застрянем между тем и этим.

Мы на войне, что значит – дом родной,
Что значит – там любимые и дети.
И здесь за них мы посвящаем бой,
Как в жизни этой и любой другой,
Чтоб с ними быть и в этом, и том свете.

Проход засыпан камнем с двух сторон –
Нашли мы жизнь свою под валунами.
И не боюсь я смерти, как и он,
Теперь со смертью в мире заживём,
А значит – там родные будут с нами.

Никто ничто сказать не может,
Кому тю-тю, кому дороже,
Кто прихватил, а кто профукал,
Где счастлив был, где шёл по мукам,
Смущался чем и чем гордился,
Когда ревел и веселился –
Но всё ж исход конечный вскрылся.

Не верить в это невозможно,
Пусть предвкушение и ложно,
Оно всегда несёт надежду
И с двух краёв, и даже между –
Вся жизнь в иллюзиях мелькает,
И свет сегодняшний не знает
О дне, что ночью погибает.

Вчерашний завтра же расстает,
И новый будет невменяем –
Как бы в тумане... очень тканный,
3ачем и кем так странно данный?
А в нём события, как тучи
Одним мгновением текучи,
Таким ревучим и могучим.

И призрак, впрочем, клеит очи,
Хоть он со временем отходчив,
Hо мало мочи в час морочный,
Который снова обесточен.
И зря опять, весь пыл насмарку
И смысл, и воля наизнанку –
Вот значит, как тянуть обманку.

Никто ничто сказать не может,
Кому тип-топ, кому негоже...
И всё же мир менять нескучно,
Тем более собственноручно.
А сон развеется с печалью,
Миг разъяснится под вуалью
И станет виден дальней далью.

Изыди дух непреклонЕнный –
Покорством дай напиться мне...
Так сильно надобно смиренье
Теперь, когда одно мгновенье
Осталось в этом бренном дне.

А завтра может не наступит –
Сейчас покаяться хочу
В том, что терзают меня муки
От той неправедной науки,
Которой счёт я коробчу.

Но вот случилось – бахнул Бахус,
И понял, что жизнь не мила,
И нужно срочно менять ракурс,
Пробив тоннель системой «вантуз»,
Чтобы стезя опять текла –

Не в серых буднях истукана,
Не в душном сумраке пыли,
Не в дне гранённого стакана –
В провалах прочего дурмана,
А в ясных образах любви

Всему живому – Богу, людям,
Земле и небу птичьих стай...
Давайте радоваться будем
Любому маленькому чуду
И сами свой построим рай.

Она была застенчиво-туманной,
А он как дрозд балакал без конца,
Не дав и высказать ей сути главной –
Ну что ещё взять можно от юнца?

И в пятьдесят он вёл себя мальчишкой.
Она ж боялась слово проронить,
Но тем не менее за путаной мыслишкой
Его в столовую сумела пригласить.

Ах, деликатно как, изнеженно по-женски
Меню листала дама, делая запас,
А кавалер уже вовсю галдел по-детски –
Откуда было столько в нём боеприпас.

Нет, не ухаживал, а просто тараторил –
Партнёрше уши насквозную прочесал
И доказал, что самый лучший в споре,
И даже то, как посещал базар-вокзал.

И, мол, агент высоких супер-рОлей,
И втёрся якобы в доверье к Колчаку,
И как увёл, стреляв из трёх пистолей,
У адмирала золотишко на скаку.

Библиотеку грозного Ивана
Он тоже стырил из архива англичан.
И ему сыпалась за это с неба манна
Прямо в карманы – целый почти чан.

Но вот сейчас куда-то делись деньги,
И леди пусть расплатится сама.
И с видом важным хмыкнул – Мы ж не дети,
Придёт зарплата – сразу всё отдам.

Она была застенчиво-туманной,
А он как дрозд балакал без конца –
Перед лицом такой прекрасной дамы
Смог лишь сваять варёных два яйца.

Мини-версия по мотивам к/ф «Убить дрозда»

Тельце пышное билось в руках у меня...
Оказалось, не вышло – я мучился зря –
Оно было уж слишком заплывшим жирком –
Мне пришлось шкурить шишку
В тех складках силком,
И притом от давлений под массой хрипя
И скрипя, ночь не спя на топчане худом.
Но потом разошёлся, как мартовский чёрт –
Соскользнувши в помёт, расщеперил свой рот,
А она, сжав мой жбан между пушечных ног,
Нацедила в разяву сильнокислый компот.
Вот, наверное, вы сейчас скажете – фу...
Что несёт он такое – не стыдно ему?
Нет, конечно, отвечу вам – это сосна,
И её я ножовкой пилил дотемна...
Повалив же, на тросе тащил к себе в дом –
До утра из ствола где мастрячил слона.

Прикури горчанки, леди англичанка –
Русская молчанка не тебе резон…
Ты щебечешь славно – словно птица чайка,
Оттого не чаешь той любви сезон.
Тонкая сигарка. Шляпка ля-федОра*.
В глазках «чёрный жемчуг» полушалый взгляд.
Ах, какая прелесть вся твоя натура –
Вроде и не дура... Но на кой мне ляд?
Сочная фигура – это главный трепет,
Отчего бывают казус и курьёз,
Но запомни, леди, русские – не шведы,
Если попадёшься, то уже всерьёз.

*ФедОра – женская шляпка из мягкого фетра.

Не понять, как вселенную махом объять,
Как сдавить её разом и выпустить дух?
Просто взять, будто мячик, и ласково смять,
А разжав, вместо прежней да выпустить двух
Непохожих пространств друг на друга совсем –
Но одно заселить накопившимся злом,
А второе оставить для добрых систем,
Как Эдем, что не будет испачкан потом.
И людей разделить на хороших – плохих...
Те, кто крови хотят, пусть воюют себе
И не трогают тех, кому нужен мотив
Созидать и творить в своей светлой судьбе.

Бог придуман ли, нет... Кто же скажет ответ?
Но сам смысл о нём льёт в умы высший свет.
Кто не верит в него, всё же знают о том,
Что как вроде бы Бог есть Любовь и Добро.
И не важно совсем, что там кажется всем...
Только личность несёт дар – души феномен.
И однажды, юдоль посетив нагишом,
Точно так на покой и уходят потом,
Но с каким багажом, что всю жизнь был смешон
И под скорый конец сброшен, цели лишён?
Как пустой капюшон перед ликом икон
Сознаётся, где плохо, а где хорошо.
Бог пришёл. Пусть всего лишь он – мысль в голове.
С ним сияют любовь и добро на земле.
И уже не страшны будни тех серых дней,
Где бесились когда-то своры адских зверей.
Мир людей для высоких и ярких идей –
Это рай нежных чувств в чистой правде своей.

Когда планеты сходятся в астрале,
Тогда не каждый знает, что земля
Туда детей погибших посылает –
Верней, их души в небо отпускает
На звёздный бал слезами янтаря.

И здесь они встречаются с другими,
Но не своими... из чужих миров
С энергоплазмами контрастными такими,
В чьих переливах полыхают стили,
Каких ещё не видел родной кров.

Слои клубят, съедая мощи гущами,
Впуская сущности в центрический проход.
Парад планет, в ряд выстроившись душами,
Со всех краёв отобранными, лучшими,
Сверхгалактический сигналит в космос код.

И в тот острог практически запущены,
Как бы отпущены от бренности грехов
Вселенной странники, что вовремя присущие
На всех пирах и ропотно несущие
Посылы разные в таинственный альков.

Там колыбель богов животворящая,
Не спящая, свет льющая во тьме –
Пути из млечностей в один соединяющая,
Всё наводняющая и всепоглощающая,
Как и прощающая в вечной кутерьме.

В стихах нет братьев и сестёр,
Как и в деньгах – союз остёр...
Что накопил и распростёр
Уж лучше выбросить в костёр,
Чем дать тому, кто так хитёр
И дар твой душит, как актёр.

Во всём презумпция нужна,
Пусть не получат ни рожна
Ни хам, ни льстивец, ни княжна –
Им лишь приданница важна,
А не душа, что вить должна
Благих причуд веретена.

Здесь или на... или пропал –
Всё, чем дышал и где кропал –
Или отдал или забрал,
Пусть не велик, а очень мал
Тот труд, что в сердце трепыхал...
Но важно, чтоб он не стихал.

Не прячь свою застенчивую жизнь –
Она к тебе не раз ещё вернётся.
Пройди совсем чуть-чуть и обернись –
Там жизнь уже спешит с лучами солнца.
Хоть говорят – смотреть назад нельзя,
Но если впереди – темно и сыро...
Ты подожди её – она же жизнь твоя.
И вы с ней дальше заживёте мило.