Сатирическая Поэзия

Катал батька люльку в парке,
А в коляске грудничок.
Доносилось лишь сосанье
Откровенное – Чмок-Чмок.
Радость была у Ивана,
Родила ему жена
Не хазарского соплёныша,
А российского богатыря.
И назвали его Илюшей,
Да напокупали ему игрушек.

Вот таскал Иван коляску,
Слышит – лялька говорит:
«Дай ка, батя, закурить».
Что за диво – вот те раз,
Отец юмора не понял
И полез в коляскин лаз.
Наклонился низко к чаду,
Глядь – а там лежит детина,
Словно 30 лет от роду.
И вот эта вот мордина
Снова басом прогундела:
«Что ты вылупил глазёнки,
Или может повторить?»

Не было курёхи у отца,
И это было начало конца.
Илья Муромец поднялся
Да над папкой издевался.
Старый с сыном соглашался,
А потом дух испустил.
Тут Илюша испугался,
Так сказать, перестарался,
Отомстить за батьку клялся
И пошёл войной кровавой,
Чтоб хазаров перебить.

Ну и понеслась лихая.
Первым был свистун-разбойник,
Тот, что по соседству жил.
Вторым – в доме рукомойник.
Третьим – дядька-старожил,
Правда, юркий, но слепой.
Всем подпортил жизнь Илья,
Видя в себе богатыря,
И почувствовал победу.
А потом привёл он девку,
Ту, что краше в селе нету,
Попивали они крепко,
Куролесили нагишом.
Бабка бегала за водкой
И, конечно, за вином.
А потом Илюша с Настей
Родили ещё троих.
Были то Попович Лёша
И Добрыня НикитИч,
Да и грех не посмеяться –
Агафоновский Лукич.

Вот и времечко настало,
Всё войско собрал Батыр.
Настеньку поцеловал,
Возвратиться обещал.
Ехать на войну собрался.
Улюлюкая, скакали.
Как индейцы, вот ей-богу,
Пацаны безмозглые.
Дурь одна в задницах,
Но послали бабка с Настей
Памперсы им в подмогу.
Месяц воевал Илюша,
Рядом три богатыря.
Разбомбили всех хазаров,
Видно, съездили не зря.
Здоровенные парнищи,
Щёки румяные,
Глотки лужёные,
Руки – мослищи,
Да ещё и с палицами.

Из них курил один Муромец,
А те попробовали и не стали,
Да и драться уж устали,
Дыхалки не хватает,
Животики мешают.
Вот и возвращаться надо,
Груди у парней в наградах,
Шлемы на головах,
Мечи, палицы в руках.
Кони богатырские.
Жрут и испражняются,
Так что ни в сказке не вымолвить,
Ни пером накарябать.
Везут ребята добычу домой,
Дивчин зарубежных взяли,
С ними в поле миловались,
Правда, сперва наваляли,
Чтоб слушались и повиновались.

Мимо леса – из-за гор,
Вдоль лесной опушки
Змей-Горыныч пролетал
С трёхметровой пушкой.
Увидал змеище тот
Курочью избушку,
Сразу газу он поддал,
Бабку мять лапушку.
А когда в избу влетел,
То от гнева побледнел –
Там Кащей бессмертный
Тянул Ягу за ногу
И бренчал костями,
Ирод кучерявый.
Завязалась битва жёстко,
Дал Горыныч паразиту,
Отвалилась челюсть гада,
Но в ответ был тоже срыв –
Отвечал Кащей бессмертный
И сломал змеюке пушку,
Сел мослами на макушку
И от смеха гоготал.
Всю неделю твари бились,
Со счетов, однако, сбились,
Но зато повеселились,
И старуха убегла.
А она, карга, вприпрыжку,
На одной ноге, пока бой был,
Отдалася страстно Мишке,
Что под деревом дремал.
Поточил Мишаня шишку
И довольный в чаще скрылся,
А распутная Ягуся
Возвернулась к драчунам.
Кто из них стал победитель -
До сих пор и не известно,
Потому что те вспотели
И в обнимочку сидели,
Им на бабку наплевать.

Крот волосы на бёдрах рвал
И трясся весь со страху,
Ногами дёргал и визжал
Жалея, что дал маху:

Ведь ты была Дюймовочка
И что произошло?
Теперь как Стопудовочка,
Иссякло всё зерно.
И если подвести итог,
То кругом голова -
Лишь за один последний год
Сожрать амбар зерна.

За что же девка ты вот так
Вдруг обманула нас?
Ведь крыса привела тебя,
Пригрела и сейчас
Была бы ты моей женой,
Детишек родила...
Но как так, ни с того сего
Сожрать амбар зерна?
Теперь подохнут все кроты.
Весь годовой запас
В живот себе набила ты.
Вот это тебе раз!?

Зачем всех жаб переловила
В болотце жили что?
Как жаба матушка просила
Не жарить их с вином.
И только с ласточкой вдвоём
Жируете на славу -
Бухаете, весь водоём
Поставили на брагу.
А нас за что связали вы?
Ведь мы не виноваты???
И кто бы думал что кроты
Дожёвывают вату?

Ну, сжалься девица, прости
Виновен пред тобою…
Прости и всех нас отпусти,
Уйдём отсюда к морю.
И всё оставим лишь тебе -
Живи и наслаждайся!
Про нас забудешь ты к зиме -
Ведь здорово признайся!

Толстушка медленно к нему
Чуть развернула тело,
И вдруг влепила по хайлу,
В ушах аж зазвенело:

Ты вспомни старый педофил
Как гладил лапками меня.
Или забыл уже дебил
Просила как тогда тебя?
Не жать животик больше мне,
Ни зёрнышка не съела я.
Но ты жаднющий импотент
Не понимал совсем меня…
Жал мне животик и считал.
Теперь же очередь моя.
Сам виноват, всё ты начал.
Теперь я больше не твоя.

Дюймовочка привстала тут
И шмяк ножищею своей:

Заткнитесь, а не то капут
Придёт кротиной всей норе.
Замолкни слепошарый пень,
К тому ж ещё глухой…
С тобою связываться лень,
Поесть бы мне и на покой.
А вы считайте всю еду,
Чтобы покушать всласть
Хватило в будущем году
И чтоб вам не пропасть…

Учти буржуй жадюка-крот
И помни завсегда,
Если ещё разявешь рот -
Носок заткну туда.
Зерно моё считайте вслух!
Теперь вы как солдаты!
Иначе вас сваляю в пух,
А то и аты-баты!

Она была застенчиво-туманной,
А он как дрозд балакал без конца,
Не дав и высказать ей сути главной –
Ну что ещё взять можно от юнца?

И в пятьдесят он вёл себя мальчишкой.
Она ж боялась слово проронить,
Но тем не менее за путаной мыслишкой
Его в столовую сумела пригласить.

Ах, деликатно как, изнеженно по-женски
Меню листала дама, делая запас,
А кавалер уже вовсю галдел по-детски –
Откуда было столько в нём боеприпас.

Нет, не ухаживал, а просто тараторил –
Партнёрше уши насквозную прочесал
И доказал, что самый лучший в споре,
И даже то, как посещал базар-вокзал.

И, мол, агент высоких супер-рОлей,
И втёрся якобы в доверье к Колчаку,
И как увёл, стреляв из трёх пистолей,
У адмирала золотишко на скаку.

Библиотеку грозного Ивана
Он тоже стырил из архива англичан.
И ему сыпалась за это с неба манна
Прямо в карманы – целый почти чан.

Но вот сейчас куда-то делись деньги,
И леди пусть расплатится сама.
И с видом важным хмыкнул – Мы ж не дети,
Придёт зарплата – сразу всё отдам.

Она была застенчиво-туманной,
А он как дрозд балакал без конца –
Перед лицом такой прекрасной дамы
Смог лишь сваять варёных два яйца.

Мини-версия по мотивам к/ф «Убить дрозда»

Тельце пышное билось в руках у меня...
Оказалось, не вышло – я мучился зря –
Оно было уж слишком заплывшим жирком –
Мне пришлось шкурить шишку
В тех складках силком,
И притом от давлений под массой хрипя
И скрипя, ночь не спя на топчане худом.
Но потом разошёлся, как мартовский чёрт –
Соскользнувши в помёт, расщеперил свой рот,
А она, сжав мой жбан между пушечных ног,
Нацедила в разяву сильнокислый компот.
Вот, наверное, вы сейчас скажете – фу...
Что несёт он такое – не стыдно ему?
Нет, конечно, отвечу вам – это сосна,
И её я ножовкой пилил дотемна...
Повалив же, на тросе тащил к себе в дом –
До утра из ствола где мастрячил слона.

Во поле – ну точно не берёзка,
И тем более – не плеть осин...
Во поле голдыбина примёрзла,
Да сидел, нахмурясь, армянин.

Что ж ты в думу впал, насупив брови,
С трубкою дымящею в усах?
Отчего же шнобель твой весь в крови
И кусочки мяса на губах?

Видно, съел чего-то резвый горец –
Может быть, снедуха не пошла?
Сморщилося личико, как перец,
Повело волокою глаза.

Вот и примостился прямо с краю,
Где урчаньем бурным живота
Разогнал крикливых пташек стаю,
Но в кишочках варится одна.

Голод – он ведь муками коварен,
И не важно, что сырой птенец –
Каждый с хачем* будет солидарен,
Чтобы не словить худой конец.

Хач* - человек любой расы, вкушающий сырое мясо..

Клюёт секвенцией чур припоздалый дрозд,
Плюёт под хвост на бруцеллёз через крыло –
Ему не в радость так уже шхерить прогноз,
Где нет ни звёзд, и на сучке полно заноз,
А вот очко – оно и в Африке одно.

Недогоняя в отморозах суть тоски,
Шпуняя яйками, скукожившись на ветвях,
Пытаясь шкворить охрипевши голоски,
Но лишь давил цистита жёлтые мазки –
Таким путём, пометки ставя на деревьях.

Ах, дрозд, тебе бы в оперенье купорос –
И ты понёс бы глашатаем песнь в округе,
Да и полешком бы гудящим не примёрз,
И в мягком месте не наёрзал бы заноз,
И был в тепле бы без цистита при супруге.

Восвоясь поехал Вась,
И в автобусе Икарус
По колдобинам трясясь,
У него напрягся фаллос.

Вот те нате, вот те нась –
Чуял Вася ещё малость,
Hе испытывая жалость,
Чвыркнет в брюки не сдержась.

Что поделаешь – напасть.
Для кого-то – это гадость,
Но ему уже накласть –
На лице сплошная радость.

Мы держимся из последних...
Под гнётом субтильной встряски
Периодов зимних и летних –
Нас мамы пакуют в коляски,
И в пролежнях лоботряски
Повязочек нижних и верхних
Намокнут труды суверенных
Проходцев промозглой Аляски.

Эх, ляльки, мы пуки такие –
По нам отрываловка плачет –
Ну, уж до чего заводные,
А это ведь что-то да значит.
И ножкой, и ручкой шпигачит
Малюлька – глаза голубые,
А рядом бубуки шальные
Фурычит Натулька и скачет.

А памперсы скроют гачи
Взопрелостей мешанины,
И будет сполна удачи,
И с верхом ещё половины
Набухаем мы в штанины –
И так только, не иначе
Готовиться нужно к раздаче
В дворцах из песка и глины.

К тому же для вас любимцы,
И знаем, что всех дороже –
Проходцы, не проходимцы –
Умеем мы корчить рожи
И лезем вовсю из кожи,
Как лучшие олимпийцы,
И чтобы успеха добиться,
Нужны нам еда и ложе.

Эх, ляльки, мы буки такие,
И пусть отрываловка плачет –
Ну, уж до чего заводные,
А это ведь что-то да значит.
И радость всегда маячит –
И в будни, и в выходные,
И в самые дни приводные,
По полной когда портачим.

Мы держимся из последних –
Под гнётом субтильных встрясок,
И щёлканье зУбков передних
Слыхать за версту из колясок.
А множество сосок и рясок,
Да и погремух привередних,
Как будто из танков столетних,
И в чепчиках вместо касок –

Вот так по дорогам дербаним,
За камушком снова камень –
Сказать бы словцо, но баним –
Мычанье в пути нам знамень,
И щёчки краснеют в пламень,
И спинки невольно горбатим,
Когда в передрягах катим,
И шмякает кочками вставень.

Эх, бяки мы, пуки-ляльки –
Вы гляньте, как нас тарачит –
Не скоро придут в себя няньки
От шалости нашей подлянки,
А счастие так и хомячит
И скачет, как будто мячик,
Весь день допоздна с утрянки –
А это ведь что-то да значит.

Дорогой Иван Петрович,
Ну какая же ты сволочь –
Мы с тобою, между прочим,
Согласились вместе жить.
Я, Алёнушка Попович,
Что ли зря таскалась в полночь
И оказывала помощь,
Да старалась нежной быть?

Для тебя – калека старый,
Если б знала, то не стала
Ту любовь крутить сначала
И вообще бы не пошла
На твой сговор, хрыч беспалый –
Поимел красу и ладно?
Ну ничё, где чёрт, там ладан –
В чум тебе колокола.

Обещал жениться вскоре,
Звёзд на небе, жемчуг в море...
И к тому ж с Кузьмою в споре
Мои бусы проиграл.
Говорил, что, мол, доволен
Телом пышным, жаром крови,
А каких признаний молвил –
Ах, как блеял и страдал.

Будь же, друг Иван Петрович,
Как ты дорог стал мне очень,
Посмотреть в твои бы очи,
Но исчез – ни дать ни взять.
Как ни странно, был сговорчив,
Помирая прошлой ночью,
А как дух спустил воочию –
Я решилась всё сказать.

Ах, где ты, аленький цветочек? –
Принц, не дождавшись, вопрошал...
Ведь обещала же разочек,
Сама сбежала... и финал
Погибнуть скоро предвещал –
Все слёзы выплакав на кочку,
Зверь не стерпел, устроив дрочку.

Лохматой лапою трудясь,
Воззрел монстр в небо громовое –
Ещё не видел отродясь,
Как бьются рядом стрелы молний,
Но мысль о ней влекла иное...
И убыстряясь, торопясь,
Он тело представлял нагое.

И что же это здесь такое? –
Услышал звонкий голосок
Прям за спиной... но дрочь в погоне
Уже низверг свой первый сок,
За ним второй и третий чпок
Стрельнули в радостной агонии,
Затем чуток на посошок.

Да как ты мог? – Она стонала...
Пока стояла. Тут упала.

Очнись, крестьянин, видишь руку?
И ты, колхозница, проснись...
Держу я серп и молот, ну-ка –
Ах, щучий сын, с судьбой простись.
Ах, щучий потрох, это ж надо –
Работать больше не хотят.
Да вам теперь и серп – награда,
Коль не топить вас, как котят
В корыте... щучие, вы, дети,
А то и молотом по темю –
Уже, ребят, я вам не верю.

Вызвал терапевта на дом,
Чтоб сто лет его не видеть.
Он дышал как гусь наладом –
Не хочу врачей обидеть.
Нет, он сам был жив-здоров,
Но немного не в себе.
Просто доктор был «Готов»
На житейском языке.
Сам я ползал по квартире –
Жаром пламенным пылал.
Уже бредил от ангины,
Когда стук в дверь услыхал.

- Доктор срочно помогите.
У меня температура.

- Что вы сразу так кричите?
Я же врач, а не халтура.
Посмотрю уж так и быть,
И не надо сударь выть.
Где у вас здесь умывальник?
А в уборную сходить?
Нужно вымыть мне сусальник,
Прежде чем больных лечить.
Я лишь врач, а не начальник.
Посмотрю уж так и быть.
Дайте мне надеть халатик
И не стоит сударь ныть.

- Так давайте же скорее.

- Чемоданчик я не взял.

- Доктор можно пободрее?

- Я же врач, а не нахал.
Посмотрю уж так и быть.
Вы б мне водочки налить.

- Какой водочки, о чём вы?

- Дезинфекция нужна.
Вы плесните мне стаканчик,
Можно кислого вина.
А потом я посмотрю,
И дай бог, ещё налью.
Вот и славно. Есть огурчик?

- Чтоб тебя, конечно есть.

- Ну, тогда тащите стульчик,
Нужно рядышком присесть.
Как то помню в Астане…

- Доктор помогите мне.

- Помогу уж так и быть,
Некрасиво сударь выть.

- Что со мною посмотрите?

- Помню, тоже я летал…

- Да о чём вы говорите?

- Я же врач, ещё не спал.
Посмотрю уж так и быть,
Будем жить и не тужить.
Ну, давай с тобою выпьем,
Знаешь, сам я приболел,
Слышал, скоро все мы вымрем?
Что же ты чудак вспотел?

- Я же говорю ангина,
У меня уж третий день…

- Может это скарлатина,
Ну а может просто лень?
Посмотрю уж так и быть,
Ты не мог бы мне долить?

Целый день мы с ним гуляли.
Доктор вовсе захмелел
И, разлегшись на диване,
Как вельможа захрапел.
Я пить водочку продолжил
На весёленьких парах
И ангину уничтожил,
Раздолбивши в пух и прах.

Не психолог – психиатр
Будет лет он через двадцать...
Словно кукольный театр
Или целый полк повстанцев,
Нужно прямо здесь сознаться –
Как знаток игральных карт
Всё тасует и сдаёт...
И ему уже не статься
Быть героем иль засланцем,
Иль... что бешеный енот.