Философская Поэзия

Уйду из мира только с Богом,
Оставив всё, покинув всех.
Не премину дотошным слогом,
И не прощаясь… под предлогом
Затем вернусь в прореху вех.

Здесь мой успех, здесь моя крепость,
Здесь моя кротость и талант,
Здесь мои корни, моя верность,
Любовь, проклятие, бессмертность,
И в этом весь я здесь – мутант.

Ещё внутри есть стойкий стопор –
Он тормозит мой блиц-уход,
Чтобы закончить цепь раскопок,
Где цель оправдывает стопок
Лежащих дел в извечный род.

То плод, сочивший мякоть душам
И источавший аромат –
Теперь я знаю, что здесь нужен,
А там вас жду достойным мужем,
И там всегда вам буду рад.

Там ваше древо, ваше счастье,
Там вы со мной, и с вами я,
Там вместе мы совсем без власти,
Без бед, без горестей, напастей
И, наконец, одна семья.

Что здесь пройдя, не изменили,
Что там пройдём за милей милю,
Что просто встанем на привал –
Вот в этом есть наш идеал…
Здесь, как и там – меж двух зеркал.

Торопят события встать в зауряд,
Неймётся им знать сладкой ясности...
Но те, кто спешат, едко выплеснут яд,
Свои дни продлив в несуразности.
Отказности нет, время – лучший расчёт,
Всему оно в сроках заложено.
И даже несдержанных пусть сильно прёт,
Они ждут... в разы перемножено.
Подкошен штатив, окуляр в негатив,
Не смотрится степень возможностей –
Ей вырасти в облик, черты сотворив,
Не даст разделение ложностей.
И только в терпении есть результат,
В том самом – смиренном спокойствии,
Когда стойко пост охраняет солдат,
Не мыкаясь муками совести.

Признать судьбу придётся всё же,
Но отказаться можно тоже...
И как бы ни был путь твой сложен –
Он Богом сложен в небесах.
Зачем гневить Отца? Негоже.
Любой исход в чреде возможен –
Вот то, что ближе и дороже,
Возьми и выбери ты сам.
А там уже присядут ловко
На два плеча, как на парковку –
С любовью Ангел, бес с издёвкой,
И каждый станет тебя звать.
И тут начнётся верой ковка –
Или добро, или уловка...
Где будет краше упаковка,
Кто в силах душу обаять?
Тебе решать, но не сноровкой,
А с чувством, с толком, с расстановкой...
И обратиться для страховки
К формулировкам вещих книг,
Где озарятся под диктовкой
Худые помыслы обновкой –
И коль шёл раньше с пробуксовкой,
Теперь не попадёшь в тупик.

И ведь не ведает толмач
О глубине с высоких мачт –
Ему б кричать футбольный матч,
А он разносит хлипкий клич.
И словно порченный скрипач,
То дребезжит, то куксит плач –
Весь на шарнирах, как циркач
Или совсем уж старый хрыч.
Не хнычь и суть свою не прячь –
Возьми-ка лучше снова мяч
Да понесись скорее вскачь...
От бреден всяких отвлекись.
Жизнь явно не для клунь и кляч –
В ней каждый должен быть горяч,
Не как пижон или фирмач,
А чтобы в них бурлила мысль.
Не можешь? Так вообще заткнись –
Сиди, корпей, потей, учись...
Но только тут поторопись,
Нет вовсе времени – в обрез.
Пойми – вдруг что-нибудь случись?
Не будут души рваться ввысь –
Они падут на самый низ
С небес... во свете или без.

Если назвать трансформацией то,
Что никогда не смог сделать никто –
В общем, такого, чего и подавно
Смысл не имело... как вроде оно.
И не решались вопросы о главном
Переселении душ вновь в исправном
Правиле правды, где передано
Сразу и всё, но со временем плавно.

В тот полутон, что не ведал Платон,
Да и Ньютон не знавал этот звон,
И никакие глупцы не совали
Свои носы в столь несбыточный сон,
И мудрецы головами кивали,
Видя за гранью лишь сумраков дали...
А остальные считали ворон –
Им ли дано пробужденье? Едва ли.

Но провидение шлёт всё равно
Признаки, призраков, знаки в окно
Там, где верста за верстой пробегает,
И пролетает мгновенье одно –
Вряд ли его замечать кто-то станет?
Даже искра пусть блеснёт и поманит –
Её не поймать, так уж заведено
Системой преданий, что веют веками.

Без трансформации транса и форм
Будет не грация, а... грубый лом.
И не вибрация духа в субстанции,
Что раздувается больше сверхнорм.
Только пустые проблеют овации,
Снова вернувшись к исходной инстанции,
Все прокламации сбросив на дно
Единым грехом и без лишней фильтрации.

Свербящий душу ком, как плод смердящей скверны –
Всё тягостней томит и каплет на гранит
Ушедших счастья дней скопившиеся слёзы
Любимых сыновей и дочерей своих.

О чём расскажет холм с крестом успокоенья –
Не в нём ли скрыта суть рожденья и конца,
Где жившие до нас и после поколенья
Пробудятся не раз под тернием венца.

Лишь почкованьем тел внимаем мы рассудку,
Моля за пух земной и царствие небес,
И повторяем вновь простую прибаутку –
Пусть будет лёгок путь потомкам в наш мир грез.

И вспомнится, как юный с женою молодою
Точились гормональной амброзией кадил,
И мил был каждый вздох под пламенною кровью,
И каждый сердца миг толкал кровь что есть сил.

Никто и не просил тогда любви велений –
Всё шло само собой прекрасной чередой.
Ничьих и никаких не требовалось мнений,
Чтоб самым милым стать и самой дорогой.

Теперь за упокой мы шепчем над гробами
И горестно молчим, кивая головой,
И сожалеем, что могли быть рядом с нами
Те, кто и так всегда останутся душой.

Навряд ли назван дар заветный,
Не верить тоже в то нельзя,
Но и проверить все сомненья
Бывает – без толку и зря.
Как убедить в этом себя,
Когда не знаешь, что конкретно
Приходит в мир с попутным ветром
Раньше, чем ночь или заря?
Может быть, Марса светотени
Или магнитный шторм Урана,
Или с Юпитера метели,
Или дожди с Альдебарана,
Или космическая прана –
Там, где огни планет горели,
Всё загасив, закрыла двери,
Чтобы из снов не выйти рано.

Смотри же в оба из-под лоба,
Коль торба тащит в самый низ.
Вот тут поможет только проба
Груз сбросить тягостного сноба,
Чтоб не слегла до гроба жизнь.

И ух, держись, судьба-зазноба –
Невмоготу она, кажись,
Когда рассудком правит злоба,
А за паскудством стоит пломба,
Души скрывая живопись.

Такая участь непригодна,
Где гибнет славная стезя.
Без доброты уже не модно,
Да и сродни не всем угодно,
Да и вообще нигде нельзя.

Зазря проходит время боком –
Напрасно, сроков не щадя,
В пустом пространстве ненароком
Без пользы крутят – год за годом,
И умирает век, как тля.

В наполненном же смыслом Божьим
Счастливом праведном миру
Есть красота, любовь и тот же
Во лбу глаз третий, что зрить может
Всю суть во сне и наяву.

Смотреть вперёд – не так прозрачно,
Назад оглядываться – мрачно,
Стараться вовсе всё забыть,
Тогда не стоило и жить,
А если ни о чём не думать,
То можно правду с ложью спутать.
Итог толкует однозначно –
Здесь больше некого винить,
Коль в голове бардак и смута,
Где сам впустил в сознанье спрута,
Который туго смысл закутал,
Да так, что цели не ясны...
И тупо истины не сыщешь –
Не видишь ничего, не слышишь,
А только дышишь тише мыши
В щели, где сны – и те тесны.

Сколько книг ни листай,
Не прочтёшь в них интриг,
Пока бьёт через край
Серой массы родник –
Хоть велик ли, хоть мал,
Всё равно весь истёк...
Ты б его придержал,
Чтобы он не дрожал,
А прижал между строк.
Не взирая потом
Ни на что в свои сто,
Будешь вновь молодцом
С обручальным кольцом –
Даже если с хвостом,
Но со знанием дел...
Самым лучшим отцом,
Пусть уже и скопцом,
Ведь всему есть предел.
Не того ль ты желал,
Когда книжки жевал –
Смаковал и седел...
Может, зря в руки брал
То, чего и не знал,
Да и знать не хотел.

Огонь. Огонь зажёг в сердцах,
Ему неведом Божий страх –
Не на словах, а на делах
Он дал живым то, что важней.
И распростёрся сам во прах
В цепях, закованный в горах –
Так был наказан в небесах
За вольный жар свой... Прометей.

Тепло домашних маяков –
Его присутствие шагов,
А не великий дар Богов,
Которым нет забот до всех.
Но греет в племени костров
В любое время отчий кров –
Там возгорается любовь,
И продолжается сей грех.

Да и грехом не обозвать
Поступок этот, что под стать
Святому подвигу. Как знать –
Кто мог ещё воспламенить
Весь мир когда-нибудь опять?
И вот такое счастье взять –
В руках нести, чтобы сверкать
Оно могло на всём пути.

Иди же дальше, Прометей –
Зажги повсюду лик огней.
Пусть Боги знают, что теперь
Потерь не будет, скрылся мрак.
И, приняв кару за людей,
Ты стал бессмертней королей,
А свет уютней и добрей,
Где меж теней горит очаг.

Невидим смысл деяний скрытых,
Что замышляем как двуликий –
Он плод слияний ненасытных,
И тих под стоны или крики,
Но дикий в тишине забытой
От самых сфер до первобытных.
А слитно с ним фантазий чакры
Разносят прагму-парадигму –
И вот распластывают акры
Посев совсем не в такт и рифму,
Где создают подобно рифу
Тот миф, что тянет злаком брахмы.
И ух ты, ах ты – звон неправды
Утихнет, может, только завтра.
И тут не нужно силы Ванги,
Чтобы поверить в Сальтазавра,
Затем в минувших дней Корсара,
Как и сегодня в чудо ванды*.

Ванда* – род орхидей.

Обычно усложняем жизнь мы лично,
А символично это не критично...
Всего лишь посмотреть на всё логично,
И зримо – что, где делаем не то.
Ведь не должно же быть такое вечно,
Нельзя и относиться так беспечно
К своей стезе прекрасной, что конечна –
Вернуть её не сможет нам никто.

Ни Бог, ни доктора, ни шарлатаны
Не будут штопать ежедневно раны,
А если мы ещё и полупьЯны –
Проводим в безрассудствах свой почин...
То никакой... и даже самый рьяный
Магистр всех наук, как и шаманы –
Нас не возьмутся вытащить из ямы,
А только чёрт начнёт кружить один.

И он поставит вин и разных яств,
Задобрит наше бремя разгильдяйств,
Одолжит ещё много всяких чванств –
Как бы аванс, дружок, ты только ешь.
Потом отдашь, пробьёт лишь нужный час,
И спросит дьявол с каждого из нас,
Но будет поздно, и последний глас
Поникнет в брешь, хоть сколько себя тешь.

Но всё же есть единственная родь,
Которую оставил нам Господь,
Сказав: спасайте души, а не плоть,
И я прощу вас – всех возьму на небо.
Для этого придите ко мне вновь,
Испейте вместо чар мою любовь,
Откройте глаз, приподнимите бровь,
Чтобы увидеть царство жизни это.

Фривольный кантр иудейских мантр
Заклал расклад в прибежище достойных –
Где на холме цвёл мудрый олеандр,
Покрылся мхом дом святочных веранд,
В чьих куполах вершился суд невольных.

Угодья стали неугодными совсем
Для высшей брани и единственного слова –
Что означало эру скверных перемен,
В которых всё решалось против и взамен,
А на ристалищах лилась кровь бестолково.

Ах, вон – нарушен склад сознания и душ,
Непревзойдённой правды верного завета –
В семейном храме нет жены и бедный муж,
И мракобесы тянут всякого за гуж,
Кто ослеплён хвалою нынешнего света.

В потёмках – линч, во синеве – проказа свыше,
Уже не брызжет гегемония в сердцах.
Спрут давит всех, когда тлетворной жижей дышит –
На шее камнем, а на теле сплошной грыжей,
Ввергая разум в беспорядочный коллапс.

И вот он, апс... и больше не критичен,
Всего лишь так... эпичен и замысловат.
И дом растёт вновь за кирпичиком кирпичик,
И благородство верх берёт среди привычек,
Там, где в саду цветёт великий олеандр.

Злосчастным быть или добронесчастным,
Душой любить или всем сердцем страстным,
Казнить кого, пропасть ли самому,
Впасть в радость или сострадать кому...
Мир чувств настолько кажется контрастным,
Что как поэт... он, преданный письму,
Расчерчивает гаммы людям разным.
И потому всё это не напрасно –
Творить и жить, и созидать прекрасно,
А, ошибившись, не смотреть во тьму –
Там нет раскрасок глазу твоему.

Где Маяковский вечем бьёт оральным,
А Лермонтов сечёт Париж свинцом,
Есенин распевает ширем дальним,
И Пушкин бреет мага кладенцом –
Там Луг, теснившийся другим концом,
Идёт, стараясь выглядеть брутальным,
И от него разит чудным словцом.

Великих чту, читаю, рдею, гложу...
Неужто, не успев родиться вновь,
Свои потуги быстро подытожу,
Но всё же – сердцем чувствую любовь –
Её вскормил у ваших изголовь,
И даже если стянут с меня кожу,
Себе скажу – покрепче юфть готовь.

Мудрейшие, во изобилье рога,
Что мы сейчас лакаем, как вино –
Спасибо вам! Поэтов хоть немного,
Талантов стало больше всё равно –
Вот здесь оно – воистину ценно,
Когда культура изъявленьем Бога,
Исчерпавшись, воскреснет, как должно.

О, Родичи – вы стёрли расстоянье
И передали внукам вечный дар,
И правнукам вещали состоянье,
Что далее продолжат сей пиар –
И тот, кто еле тренькал по слогам –
В блаженном пребывая состоянии,
Возьмётся и соткёт поэму сам.

О, знатоки зловонных Философий –
Верлен, Бодлер, Высоцкий, Мандельштам –
Изысканных рапсодий и историй,
И множественных слепков чудесам
Я впитывал, как кофе с круассан,
Как вкус пронизывающих викторий,
Как след, влекомый полным парусам.

Ну вот, сменил оседлой жизни образ
На романтичный творческий пейзаж,
И понесу свой историчный возглас
В хвалебницу неупокойных масс –
Без вероломства и без выкрутас,
Без выпендрёжа и без всяких россказнь,
С достоинством судьбы играя в шанс.

И пыл мой нетомим и непокорен,
Неисточим в размолве хлёстких чувств –
Шизой своею, как удав, доволен,
И тех не приструнить дикарских буйств,
Где, умножаясь вширь, на части рвусь –
В безумствах болен и наотмашь волен,
И от недуга больше не лечусь.

О, как я прусь, безудержно лучусь –
Всех враз люблю и каждого из вас!
За семьи ваши с душами молюсь,
И чтобы раж тот вовсе не угас,
Пускай меня ломает расколбас –
Поверьте, от неистовства тащусь,
И это – не в напряг, и не маразм.

Как в первый класс с цветочками иду,
С портфелем и улыбкой лучезарной –
И помню двор, забор и лебеду,
И блинную напротив кофе-чайной,
И школу, что дистанцией начальной
Привычным мимоходом обойду –
Удачей ли, нароком иль случайно.

Но я так прусь и вольностью дышу,
И не хватает лёгким в груди места…
Экскьюзми лживого не попрошу –
Не жмёт ничуть, хотя чуток и тесно –
Не из того слеплён, пожалуй, теста,
И если нужно, сам лапшу скрошу
Для варева кайфового протеста.

Любовь, разлука, ненависть, печаль –
То искушение людишек взрослых.
Не надо ставить всем на лбах печать
И выражений корчить глупо-злостных,
И мусор выметать с щелей подмостных,
Да бросьте пафосно права качать –
С себя начните. Всё предельно просто.

И отслюнявьте лакомый кусок
Тому, кто рядом в трёпанной одежде
Вам удосужил под ноги плевок –
Ведь столько вы уже, увы, не съешьте –
Будьте добры, отдайте хлеб невежде,
И он, как самый преданный щенок,
Подарит ласку в трепетной надежде.

И пусть я прусь, балдею и стремлюсь,
Но так же всем желаю вдохновенья –
Парить над миром, гнать сухую грусть
Ошибок прошлых лет без сожаленья
И побеждать узлов хитросплетенья,
В которых иногда не слышен пульс,
Что сильно бьётся после слов прощенья.

Можно не смотреть на страданья впредь,
Если разогреть души порохом –
Сразу проходить сквозь огонь и медь,
Где вода кипит чутким всполохом.
Почему ещё пламень не крещён,
А шальным клещом жалит пOддыхом?
Пухом будет пусть, битая мечом –
Смерть здесь ни при чём...
Жизнь без продыха.

Норов возмущён знаком – ...Запрещён...
Кто-то обольщён, кто-то кается –
До чего же курс иногда смещён...
Ничего. Уклад и так станется.
Путает в нужде, как бы ни был где,
Обитавших в зле... странник-праведник.
Против сил переть, да к тому ж во мгле –
При себе иметь нужно сабельник.

От вощёных гнид не спасает вид –
Укрепляет плоть Вера стойкая.
Коль она кренит, применим гибрид –
Из молитв с пречистыми мойками.
И в тернистый путь, что извилист, крут,
Кроткие пойдут прежде – тройками...
Каждому из них светит корж и кнут –
Там они поймут правду, ойкая.

Скроет всё печаль – с сургучом печать,
Да замок с ключом марки качества.
Главное мечтать... вовремя начать –
Брать и изучать чары таинства.
Непоколебим Дух внутри глубин –
Как тут ни крути, но пророчество
Говорит о том, чтобы щедрым быть –
Следует создать своё творчество.

В копилке времени
богатств земных немало –
Да что тут, руку если
к сердцу приложить...
Там столько прелестей,
сокровищ небывалых,
Красот природных и
даров несметных самых –
В таком раю мечтает
каждый смертный жить.

В тех кладовых
чего уж только не найдётся –
Всего объять за
вечность вечную нельзя.
И бесконечность та –
историей зовётся...
Она всё множится, растёт
и дальше вьётся,
И неизвестно, где
закончится стезя.

Ценней, пожалуй,
закромов великолепья –
Судьбы кусочек, что
в мгновенье пролетит,
Опережая свет,
рождая междометья –
Среди, казалось бы,
короткого столетья...
Но как же дорог
будет этот миг!

Чтобы стать тавром на плече твоём,
Надо выжечь в нём буквы Господа –
Будь смирен и добр, выжми в окаём
Золотом икон – капли слёзные.
Выбей топором молнию и гром –
Камни у горы, море волнами...
Побудят идти, плыть ли в оный шторм,
Пить кагор иль ром полный стонами.

Мавром коль служить – нужно всех любить,
А затем убить без зазрения...
Выкормить и жить – это ли та нить
В пищевой цепи, где рвёт звения?
Мнений может пуд вынести на суд,
Но клеймо мертво – в тело вросшее.
В сумраке и днём светит глянцем руд
Незабытый труд костей брошенных.

Свечи по краям, в середине трон –
Мавру нелегко слово Божие.
Чтобы стать тавром на плече твоём –
С Господом должны мы быть схожие.

Бывает так, что не сказать словами,
Не передать эмоций, нежных чувств,
Всего того – большого между нами...
С чем здесь мы есть и проживаем сами,
Но важно – вот оно и будет пусть.

Ведь всё приходит и уйти не может.
Да. Cострадания у нас уже внутри –
Что проглотили позже, тем дороже,
А если старше стали, то моложе
Душою, значит, где-то раза в три.

И несмотря... пусть свыше и навечно –
Мы не оставим этот дар себе...
Cейчас его вам посвящаем лично –
Как мановенье безгранично-исторично
Родиться только раз один в своей судьбе.

И жизнь пуста, и смерть богата,
Но не пускают козни врата
В крутящем времени колёс,
Где каждый сам в мечтаньях злата
В своей клети бежит проклято
На вечно меркнущий утёс...
Ползёт как пёс, и сил уж мало –
Скулит и хнычет в перевалах,
И дальше лезет и рычит
В пути, в котором всё достало,
Где смысла нет и цель пропала,
А где-то сзади меч и щит –
Лежат и сохнут ржавым сплавом...
Да что до них – они не пахнут.
А там вдали – зовёт, блестит,
Свербит, бурлит, взрывает пламень...
Но тянет холод – понимаем,
Когда уже возврата нет.

В тщеславной обители мы – небожители.
В земной цитадели – повесы греха.
Но в двух ипостасях на равных – просители,
Защиту снискавшие в той покровители,
Где нам угождают покамест верха.

И даже слегка прикасаясь к прекрасному –
В обеих культурах со светом и тьмой
Относимся к власти со страстью, по-разному...
Иной раз, поддавшись искусу заразному –
Фемиду не молим довлеть над судьбой.

Берём всё с собой, возвышаясь над пропастью,
Да в выборе чаянном делаем шаг –
Последний, извечный, ведомый не кротостью,
А сердцем с душою, вихренными лопастью –
Великих мытарств или низменных благ.

Ну неужели сам Создатель неба
Оставить мог земных своих детей?
Да ни за что! И не было б ответа,
Если и знать хотя бы часть секрета
Об исполнении владыческих идей.
Зачем бы Он соорудил планету,
Кому-то ночь отдал и день включил?
И для чего вообще Ему всё это,
Когда вверху и так хватает света?
А может, Его кто-то попросил?
И нет уж сил додумывать, хоть сетуй –
Что, Как, к Чему затеян данный акт?
Наверняка нужно искать совета...
Есть в одной книге вещего завета –
Зовётся Библией она, и это факт.

Мы думаем, что жизнь – круговорот,
В котором всё приходит и уходит.
На самом деле же наоборот,
Ничто не исчезает в хороводе.
Оно преобразуется в мечтах,
Передаваясь на словах и жестах
И вписывает в вечный альманах
Истории, которым мало места.

Пытаюсь жить, но не стараюсь быть.
Хочу любить, но не могу влюбляться.
Стремлюсь забыть, но снова ворошить
Всё в памяти своей тужусь забраться.
Нет шансов, знаю, но надежда есть,
И каждый день как срок уже без срока.
Плохая новость иль благая весть –
Всех дел не перечислить и не счесть,
Как не познать и жизни всей урока.

Пока ты в жёлоб смотришь вниз,
Там – сверху птицы пролетают...
Они ещё совсем не знают –
Жлоб изнутри тебя прогрыз.

Но твой каприз необычаен,
Как свора чаек в рыбной сети,
Где бьёт хвостами море сельди,
И их прибыток нескончаем...

Ведь я в тебе души не чаю –
Из ямы той машу навстречу,
И так же всё люблю, конечно,
И так же верю и скучаю.

Потом стоять мы рядом будем –
Не в жёлоб жлобный озираться,
А вместе небом упиваться,
Да радоваться божьим людям.

Не видно стрел, не слышно шума
Мечей и лязганья брони.
Одно томит в груди Верума –
Там, где душа всегда болит,
Прилажен ангельский магнит,
И греет божеская дума.

Нет сечи. Только давит грех.
Война с собою бесконечна.
Падёшь ли вниз, взовьёшь ли вверх –
И там, и сям стезя перечна
То злой, то благостной предтечей,
В них страж радеет за успех.

Но странный смех опять звучит –
Он удаляется, сближаясь...
Неужто дьявол вновь хитрит?
Верум, безмолвно небу кланясь,
Свой снимет крест – нательный кладезь,
Воткнёт его в сердечный стыд.

Навзрыд, навечно вместе быть
С Иисусом в чистом искупленьи –
Нет страшной боли, камень смыт
Великой Верою в стремленьи
Спасти всё больше поколений,
Не будет где никто забыт.

Как часто мудрых мыслей профит
Достойных рано с ума сводит,
А тем, кому и думать нечем –
Что тут, что там... весь профит вечен.
Но так же он не бесконечен –
Каждый дурак в потёмках бродит.

К тому же профит есть беспечный –
Это когда вор властью мечен.
Вот здесь ему чин и раздолье –
Всё что захочет, делать волен,
Однако очень быстро вскоре
Братвой быть может покалечен.

Ещё прёт профит денег, счастья,
Добра и зла, здоровья, страсти.
И гнев, и радость тоже признак
Плохой или хорошей жизни...
Но все они и есть те мысли
От чести, от ума и власти.

Ночь будет прочь,
День станет течь.
Мне снова вмочь
Твоих уст речь
И милых плеч,
И светоч глаз,
И искр картечь
В который раз.

Как сон во сне
И жизни явь –
Меж них сие
Скрывает навь.
Но ты поправь,
Что если я
Пустился вплавь
Не ведая.

Кто может знать
Величье слов,
И не понять –
В чём смысл таков?
Нет знатоков
В том мире грёз,
Где есть альков
Творенья гроз

И слёзных туч,
Бегущих вдаль
С небесных круч,
Как Божья длань.
Там видно – грань,
А здесь – предел...
Мой дух, восстань
Для добрых дел.

Никто ничто сказать не может,
Кому тю-тю, кому дороже,
Кто прихватил, а кто профукал,
Где счастлив был, где шёл по мукам,
Смущался чем и чем гордился,
Когда ревел и веселился –
Но всё ж исход конечный вскрылся.

Не верить в это невозможно,
Пусть предвкушение и ложно,
Оно всегда несёт надежду
И с двух краёв, и даже между –
Вся жизнь в иллюзиях мелькает,
И свет сегодняшний не знает
О дне, что ночью погибает.

Вчерашний завтра же расстает,
И новый будет невменяем –
Как бы в тумане... очень тканный,
3ачем и кем так странно данный?
А в нём события, как тучи
Одним мгновением текучи,
Таким ревучим и могучим.

И призрак, впрочем, клеит очи,
Хоть он со временем отходчив,
Hо мало мочи в час морочный,
Который снова обесточен.
И зря опять, весь пыл насмарку
И смысл, и воля наизнанку –
Вот значит, как тянуть обманку.

Никто ничто сказать не может,
Кому тип-топ, кому негоже...
И всё же мир менять нескучно,
Тем более собственноручно.
А сон развеется с печалью,
Миг разъяснится под вуалью
И станет виден дальней далью.

Изыди дух непреклонЕнный –
Покорством дай напиться мне...
Так сильно надобно смиренье
Теперь, когда одно мгновенье
Осталось в этом бренном дне.

А завтра может не наступит –
Сейчас покаяться хочу
В том, что терзают меня муки
От той неправедной науки,
Которой счёт я коробчу.

Но вот случилось – бахнул Бахус,
И понял, что жизнь не мила,
И нужно срочно менять ракурс,
Пробив тоннель системой «вантуз»,
Чтобы стезя опять текла –

Не в серых буднях истукана,
Не в душном сумраке пыли,
Не в дне гранённого стакана –
В провалах прочего дурмана,
А в ясных образах любви

Всему живому – Богу, людям,
Земле и небу птичьих стай...
Давайте радоваться будем
Любому маленькому чуду
И сами свой построим рай.

Не понять, как вселенную махом объять,
Как сдавить её разом и выпустить дух?
Просто взять, будто мячик, и ласково смять,
А разжав, вместо прежней да выпустить двух
Непохожих пространств друг на друга совсем –
Но одно заселить накопившимся злом,
А второе оставить для добрых систем,
Как Эдем, что не будет испачкан потом.
И людей разделить на хороших – плохих...
Те, кто крови хотят, пусть воюют себе
И не трогают тех, кому нужен мотив
Созидать и творить в своей светлой судьбе.

Бог придуман ли, нет... Кто же скажет ответ?
Но сам смысл о нём льёт в умы высший свет.
Кто не верит в него, всё же знают о том,
Что как вроде бы Бог есть Любовь и Добро.
И не важно совсем, что там кажется всем...
Только личность несёт дар – души феномен.
И однажды, юдоль посетив нагишом,
Точно так на покой и уходят потом,
Но с каким багажом, что всю жизнь был смешон
И под скорый конец сброшен, цели лишён?
Как пустой капюшон перед ликом икон
Сознаётся, где плохо, а где хорошо.
Бог пришёл. Пусть всего лишь он – мысль в голове.
С ним сияют любовь и добро на земле.
И уже не страшны будни тех серых дней,
Где бесились когда-то своры адских зверей.
Мир людей для высоких и ярких идей –
Это рай нежных чувств в чистой правде своей.

В стихах нет братьев и сестёр,
Как и в деньгах – союз остёр...
Что накопил и распростёр
Уж лучше выбросить в костёр,
Чем дать тому, кто так хитёр
И дар твой душит, как актёр.

Во всём презумпция нужна,
Пусть не получат ни рожна
Ни хам, ни льстивец, ни княжна –
Им лишь приданница важна,
А не душа, что вить должна
Благих причуд веретена.

Здесь или на... или пропал –
Всё, чем дышал и где кропал –
Или отдал или забрал,
Пусть не велик, а очень мал
Тот труд, что в сердце трепыхал...
Но важно, чтоб он не стихал.

Не прячь свою застенчивую жизнь –
Она к тебе не раз ещё вернётся.
Пройди совсем чуть-чуть и обернись –
Там жизнь уже спешит с лучами солнца.
Хоть говорят – смотреть назад нельзя,
Но если впереди – темно и сыро...
Ты подожди её – она же жизнь твоя.
И вы с ней дальше заживёте мило.

Придёт пора, и будет всё известно,
Как полоса из чёрной в белый холст
Расстелится, и встанет жизнь на место
Из детства в завершающий тур квеста –
Пазл сложится, в котором ответ прост.

Не страшен путь между двумя долями –
От света ясного до мрачной тишины.
Но важен он текущими делами –
Его пройти должны мы только сами
В заветном знании – зачем здесь рождены.

В конечной точке общего отсчёта
Наследство цифр не играет роль,
Где каждая проторенная квота
Не стоит даже выеденной йоты,
А цикл земной даст сбой и сброс на ноль.

Иуда мямлил, что не всё – терпение,
И Веру с Клятвой можно опустить –
Передохнуть, как вроде в воскресение,
Немножечко совсем под настроение,
А уж потом креститься и постить.

Да и Христос – он не такой, как кажется...
Какой-то чересчур тщедушный тип,
Всё молится и кланяется – кается.
Кому? Зачем? 3а что? И в чём же разница –
Быть на земле, взнестись ли на Олимп?

На небеса ли, где Всевышний якобы
Дарует всем безоблачную жизнь –
Петру и Павлу, Марку и Иакову,
Да и ему – Иуде, малость макову,
И остальным людишкам – вечных тризн...

Что значит – сгнил... как будто и не помер,
Восстал из мёртвых – раз и навсегда.
Ещё Гомер воспел когда-то номер
Такого дЕйства... и был похоронен,
Но и прославлен также в те года.

Кому? Куда? За что? Зачем? Искариот он или нет?
И надо же случиться стольким грёзам –
Так бескорыстно потакать в завет.
То не секрет, а боль подобно слёзам –
Притворным сребреникам, льющим лживый свет.

Всего лишь тридцать звонких, круглых бляшек,
Что греют муки в мире передряг –
И Бог уже не виден и не важен,
А Сын его с гурьбой святых барашек
Пусть знают меру – нет добра без тяг.

В час тихий, в Гефсимании, в день Пасхи
Во скверне взяли мирного Христа...
И ложь лилась, боясь людской огласки,
С опаской отреклись от высшей связки
Те – совесть чья вчера была чиста.

Сегодня ж возле славного Иисуса
Стоял Варавва – низкий человек.
Средь них двоих решался суд искуса
По показаниям Иуды – гнуса,
Что должен жить бандит, а Равви – нет.

Народ неистовал, Учителя терзая –
Гнев расточался в кознях постулат.
А выше всех, в раздумьях уповая,
Как луч сомнения поблекший чуть мерцает –
В палатах царственных присутствовал Пилат.

Ох, Понтий, чувстовал же душеньку из рая,
Но на распятие безвинного отдал,
Поддавшись умыслу дурному негодяя,
Свою обитель в нечестивости пятная –
О, если бы Мессию ты признал...

То и призвал в сердца бы благодетель,
Не уповал на собственную власть.
Бог есть один! Мы перед ним в ответе,
А все князья на суетной планете –
Низки и смертны – так же, как и грязь.

Сочилась кровь Творца из Назарета...
Тому случиться было суждено –
Его послал сам Сущий с верхним вето,
Отец небес знал об исходе этом –
Tеперь Адамов грех смыт, как должно.

А в единеньи под тенётой где-то
Страдал Иуда с пагубной хулой –
Ему жгла грудь предательская нега,
Как и другим, вернулась скорбь-вендетта.
Но поздно. Свет покрылся жуткой мглой.

Зачем? К чему? – вопил безбожник в небо –
За что Иисуса мерзко я убил?
О, Адонай, прости меня за это,
Не нужно мне и всей казны бюджета,
Христоса только нам, прошу, верни.

Глух глас Всевышнего, а с ним и воля иже –
Искариота вдруг объяла пустота.
Он деньги снёс туда, где брал бесстыже,
И был отвергнут, высмеян, унижен,
И даже более – вообще не нужен стал.

Иуда удавился на рассвете.
В библейском слове есть глава о том:
В двадцать седьмом вещал Матфей сонете,
Что в пятом обозначилось куплете –
Не смог изменник вынести позор.

Залез в петлю, взяв крах непоправимый
И доказав в устоях бытия:
Голгофа – место не для пилигримов,
И не святых... А жалких подхалимов,
Вступивших в торг с собой, душой кривя.

А улицы мести совсем не хуже,
Чем вся оставшаяся жизнь...
Вот, кажется, что тот проулок уже.
Иду с инстрУментом – на глаз стрельну-ка, ну же...
Пока не вижу, но спуститься нужно вниз.

Собаки бегают, скоты, хвостами машут –
Эк, размышляю про себя, а мыслей воз.
Одну такую поймать бы взять – за лапу,
Да ведь куснёт сперва, потом признает папу...
Им всем, гулякам, я – кормилец и завхоз.

Ох, юморист, с работой этой не состарюсь –
Не парюсь вовсе здесь о смысле бытия,
Но изменить мир даже к лучшему пытаюсь…
Смотрите сами – вон, как шмель, весь день стараюсь,
Чтобы блестела территория моя.

Вокруг дворы, дома, отчаянные люди.
Ха, хоть и чуют, что в руке моей метла...
Ну, ну – не против я, с меня и не убудет.
Смеюсь – не надо ваших мне счастливых судеб,
А вот как дворнику – чтоб чистота была.

Спешу, спешу – там разгрести придётся лужу,
Собрать в контейнер мусор – ух, теперь держись…
А только улицы, скажу, мести не хуже,
В том переулке, что немного всё же уже,
Чем вся оставшаяся жизнь.

Подготовить как... жизнь на новый срок?
Говорят – пустяк и, наоборот,
Кто-то утверждал – будто второй раз,
Коли плох сейчас – не дадут и шанс...
Только какой прок, если и не смог –
Может наверху попросить аванс?

Или взять в кредит, что уже свербит –
Даже пусть опять... буду изгнан, бит.
Но желанье есть – записаться вновь
Во вторую жизнь, чтобы видеть новь –
Не паршивых дней... а прекрасный быт,
Где земля цветёт, и царит любовь.

В следующий риск для своей судьбы
Я составлю иск высшей доброты.
Из последних сил, на процентов сто –
Стану гнев гасить, подавляя зло...
Там оно никак не должно расти –
Вот за это, жизнь, здесь меня прости.

Он приблудился между прочим,
Как-то без шума, без тщеты –
Шагал легонько… непорочен,
Всегда неряшлив и всклокочен,
Но будто ангел доброты.

Не пререкался, не злословил –
Улыбчив, вежлив был и тих,
И всех любя своею волей,
Такой, казалось, непреклонной –
Брал и излечивал больных.

Вот это штрих! Ну прямо чудо!
Да кто подумать мог о том,
Что в стане столь убого-хмуром,
Где каждый занят общим гулом,
Есть островок с мечтой на нём.

И с новым днём всходило солнце,
А он всё так же смело шёл –
Святой ходок, как свет в оконце,
В путь вёл народ вокруг околиц
И лишь ему в известный дол.

Но вопрошать его о главном
Никто не смел. Хоть и хотел…
И зрели бредшие о правом
Pешеньи дел. И в этом самом
Понимании стал зарождаться передел

Всего, что помнили и правили
До сей поры, до простоты –
Перевернулось вдруг в сознании
Людей, привидевшихся странными,
Но отличимых от толпы…

Где суета пропала всякая,
И вовсе в душах нет угроз.
Один пророк и много разного,
Такого славного и радостного –
За что и Отдал жизнь Христос.

К чему вся эта жизнь без целей Божьих –
Неужто только в радости впадать
И пребывать в страстях безумно-ложных,
Где под конец, как говорится, можно...
За те веселья душеньку отдать.

Не важно разве то предназначение,
Не жалко что ли времени и сил,
Которые ниспосланы везением
С небес Всевышним благостным велением
Для каждого, как шанс всего один.

А если просто так профукать данное,
Tо навь уже и слёзы не проймут.
Награда здесь, сейчас и это главное –
Лишь надо выполнить заделье славное,
Чтобы другим оставить добрый путь.

Но результат быть должен осязаемым
И не погрязшим ни в каких грехах –
Как кустиком, ещё вчера посаженным,
Сегодня древом высившись над башнями,
Где птицы гнёзда строят на ветвях.

Тогда дары людей плодами вырастут,
И семена продолжат род земной...
А Бог любовью светлой тропки вымостит,
Благословит и сохранит да всех простит,
И будет ждать своих детей домой.

Вглядевшись вдаль, не осмотревшись рядом,
Бывает жаль... ведь упускать не надо
Того, что прямо под рукой хранилось –
Теперь оно за горизонтом скрылось.
Винить себя от этого не стоит –
Кто принял боль, тот оказался стоек.
И в раз другой, поняв проблему сердцем,
Не отпускайте близкое за дверцу.

Всё, чем дышалось в добронравные века,
Сегодня попросту критично не хватает,
И жмёт мембрана дурно спазмами слегка,
И жизнь уже не насыщает грудь, а давит.
Инакомыслием заблудшая душа
Сорви-голов в гротескном доме поощряет,
И не прочна она и вовсе не вольна
Проделать путь тот, что на самом деле чает.
И выбор вроде есть, да совесть, ум и честь…
Но всё же лесть с трусцой как будто бы сильнее
В охапке держат, заставляя горечь есть
И запивать медком – от сладкого слепее...
Пока дневной свет не поглотит темнота,
Покуда слух не перестанет ловить звуки –
Дыханье сразу прекратится навсегда,
А ад откроет двери, приглашая в муки.

Почти что научились понимать,
Но видеть зорче всё равно не стали...
Такого дара неоткуда взять,
Его и не купить, и не занять –
За ним идут в заоблачные дали.

Практически уверовав в судьбу,
Почувствовав и силы и свободу,
Забыли про заветное табу –
Произносить по вечерам мольбу
Всевышнему, Иисусу, Духу, Роду.

К природе не по чести отнеслись,
Но обмануть её и не удастся –
Все, кто имел к ней каверзную мысль,
Взамен заплатят жалкий досуг – жизнь...
И перестанут заново рождаться.

Сознаться нужно прямо здесь, сейчас...
Покаяться и впредь не заблуждаться –
Ведь высшие созданья – не из нас,
И не из рас, враждующих как раз,
А от любви небесной – это вкратце...

Хотели мира – получите доброту.
Войну задумали, так – горе и страданья.
Не будет счастья, коль хранить в душе мечту,
Когда дорогу выбираем – да не ту...
И продолжаем по ухабам слепо шляться.

Сколько судеб легло в основу
Лжеправдивости – против и за...
Пехотинцы взялись за буловы,
Разгильдяи надели оковы,
Кто-то спрятался за образа.
Я ж не верю ни одному слову –
Доверяю только своим глазам.

Как вам там – не сдавило ли шеи?
По рукам? Нет, не будем их жать.
Завтра рыть нам бок о бок траншеи –
Для чего? Боевое крещение?
Для кого нужно вновь умирать?
Это самое страшное мщение,
На которое всем плевать.

Чтобы просто уйти, хлопнув дверью –
Не вернуться назад никогда.
Да, конечно, мы – люди, не звери –
Человечину в голод не ели,
Остальное забыть можно вам...
А я так ничему и не верил –
Доверял лишь своим потрохам.

C горы ручей бежит быстрее,
А вверх он вовсе не течёт...
Ну разве только еле-еле,
И если быть всех рек смелее,
Тогда ему – честь и почёт.

Зачёт, когда потоком станет
Совсем малюсенький исток...
Вот где уж в самом деле грянет
От Кордильер и до Британии –
Как будто в цепь ворвётся ток.

Такой прогноз неожидаемый
Оправдан волей над... и под...
А главное – итог желаемый,
И глубиной и силой ваянный
В согласии великих вод.

За что родник безмерно горд –
Он продолжает дикий род.

Давно ли было то, о чём молчали –
Боялись рта раскрыть и слово проронить...
Лишь головой качали в хмуростной печали,
Стараясь не себя, а всех вокруг винить.

Но осуждать, как правило, не легче,
А даже мерзопакостней внутри...
Других размазав каверзной предтечей,
Картечью губим души, мытари.

И не признаться, хоть оно и больно –
Стерпеть придётся тоже в этот раз.
Всё ждём команды от кого-то – вольно...
Ну а сейчас, напрягшись, жмурим глаз.

Как будто одолжением прониклись
И сниклись, прося милостыню вновь...
Нет. Родились мы не для этих мыслей,
А чтобы в сердце вырастить любовь.

Открылся чтобы мир извне,
Была понятна путь-дорога –
Пари как будто в вышине,
Взгляни на всё глазами Бога.
И станет виден яркий свет
По всей округе и за гранью,
И где не мог найти ответ,
Придёт он сам, простершись дланью.
Прими, возьми его скорей...
Прижми к груди на воздыханьи,
Не отпускай и будь умней –
Второго шанса нет в познаньи.
Не сдашь экзамен, значит плох
От вроде искренних мечтаний –
Учись опять, но тот итог
Уже не первый, вряд ли крайний.
А очи дьявола везде,
И уши его слышат дальше,
Какой душе пропасть в беде –
Ему же, извергу, тем слаще.
Лишь Господь милостив и строг –
Он и простит, и пусть накажет...
Но выбрать ту из двух дорог
Придётся так, как совесть скажет.

Не где-то там, а прямо – здесь,
И не потом, а вот – сейчас,
Что б вы желали предпочесть –
Рай без прикрас
Иль адских ласк,
Дом без любви в сверканье страз,
Слуг раболепие и лесть,
А может просто взять, и раз –
Тряхнуть по жизни… взвейсь-кудесь –

Не роскошью для своих чресл,
Не утоленьем живота,
А чтобы вспыхнул интерес,
Обдав мир в яркие цвета,
Где будут полниться лета
В хожденьях мудрости, и крест
Путь осенит, куда мечта
Вас поведёт под крепкий шест.

Не где-то там, а прямо – здесь,
И не потом, а вот – сейчас
Изменим же судьбу – как есть,
Взрастив культуру биомасс,
И пустим их в свободный пляс,
Чтоб расплескалась плесень-смесь.
И возродится новый класс,
Где каждый станет, как алмаз –
Талантлив, добр, с сияньем глаз...

Не где-то там, а прямо – здесь.

Закон гласит истоком жизни,
Что человек всего превыше,
А власть казённой парадигмы,
Снующей массы серых мышей,
Пресуя всех под общей крышей –
Всё превращает в афоризмы.

Закон таков – в нём изначально
Судьёй возглавлен Бог всеславный.
Сие знаменье не случайно –
Оно влекло порядок равный,
Где только мир быть должен главный,
В котором нет путей кратчайно.

Закон суров и смысл понятен:
Престол людей – зло сатанизма.
Уклад враждебный не приятен,
Воткнувшись в недра, словно клизма,
Сосёт остатки организма –
Везде напичкав мёртвых пятен.

Закон Вселенной однозначен –
Дыханье длится ровно столько,
Пока дух в теле не захвачен –
В единстве созидает вольно,
До той поры, когда крамольно
В грехах не будет раскулачен.

Что лучше – быть Богом иль чернью ползучей,
Где шибче возносят к мирским чудесам,
Куда примоститься – под солнцем ли, тучей? –
Уж эту стезю, друг мой, выбери сам,
А там – прямо в хлябь или ввысь, к небесам
Ныряй и греби, и чем выше, тем круче,
И падай оттуда, да так, чтобы в хлам

Разбиться, как срам... и опять понемногу
Карабкаться вверх по приступкам начать
И цели достичь хоть с какого-то боку –
Занять свою нишу, права покачать
И снова лететь, и смердеть, и кричать –
Что будто тебе не добавили сроку –
К истоку, где ты собирался почать.

И времени нет... А великим охота
Побыть и наесться тщеславий и скверн…
Вкус их одинаков – грязь и позолота
Ровняют министров с бичами таверн,
И этот параграф всегда суверен,
Хоть сколько ни мни из себя царя-бога,
В крови всё такой же шипит гадкий ген.

Да где бы и кем бы ты ни был – о, смертный,
Каких бы чинов, звёзд, регалий и слав –
Везде человеком (пусть даже не первый)
Старайся остаться без главенства глав
Cредь тех же людей... С ними в ряд один встав,
И слову, и делу, и чести будь верный –
И только тогда двинет с места состав.

Где лучше – под Богом иль тленною кучей? –
Уж эту затейность, друг, выноси сам –
А там прямо в хлябь или ввысь к небесам…
Да как пожелаешь – со страстью кипучей
И волей могучей за долей везучей –
Вослед за Всевышним аль в пекло к бесам.

Уж не стоило мне нивелировать рок –
Без тебя ли, с тобой, не согласен с судьбой,
Заглотив мюсли горькой амбиции впрок,
Сладкой каверзы пью подношений гурьбой.
И не стоило так сыпать медью в отстой,
Чтобы падать нижайше в безудержный сток.

Но... я не одинок – ни в аду, ни в раю,
И не нем, и не глух, и не так близорук –
Всё тебе до последней любви отдаю,
И остаться готов и без ног, и без рук,
И висеть в сетях бана, как нано-паук,
Лишь бы в мире, который с тобой создаю.

И не стоило мне жить без всяких причин –
Нет кручин для вранья и бессмысленных дней.
Я не фраер, не поц и не праведный чин,
И невнятный такой – полон глупых речей,
А в экстазе очей столько разных идей,
Что они вымирают в разрывах пучин.

Нет, не стоило то ни затей, ни купюр,
Ни усилий, потраченных к тем чудесам,
Где запутался сам в колесе авантюр
И тебя потянул за собой к образам,
Чтобы рядышком быть – ты как босс, я твой зам –
До последних кретинов и пыщенных дур.

А с другой стороны, игра стоила свеч –
Огонёк как мелькал, так горит до сих пор,
И для нас для двоих наш, и только, позор –
Неприкаянным душам не стоит увеч.

В горах высоких он родился,
В пещере одиноко жил.
Себя величеством мессии
Верзила мрачный возомнил.
А росту был шестиметровым,
Ручищи – как маховики.
Взирал одним зрачком лиловым,
Дурною силищей разил.
И каждый день в полночный час
К себе в жилище на обед
Циклоп тащил людей запас,
Чтоб накрутить мясных котлет.

В деревне рядом с той горой
Жил пастушок. Он пас овец.
Однажды позднею порой
Уснул на поле молодец.
Проснулся от того, что кто-то
Схватил и запихал в мешок.
И понял парень, что жестоко
Пойдёт Циклопу внутрь кишок.

Когда зловонный лиходей
Принёс его в свою пещеру,
Увидел овцевод людей,
Что потеряли к жизни веру.
Здесь был гончар, каменотёс,
Цирюльник тоже тут попался,
И к ним четвёртым на утёс
Чабан в компанию втесался.

Но вот настал их смертный миг,
Циклоп закрыл скалой проход
И, умывая страшный лик,
Готовился сожрать народ.
Но вдруг кольнуло роговицу,
И глаз безбожно зачесался,
Затёр его рябой ручищей,
По всей пещере заметался.
Заплакал великан ужасный
Да перед жертвами свалился.
Катался по полу несчастный,
Чтоб вылечили глаз, взмолился.

И первым был каменотёс,
Он камень вытащил с глазницы.
Вторым цирюльник приступил,
Заштопал толстые ресницы.
Гончар соорудил сосуд,
В котором травы настояли.
Пастух укутал шкурой глаз,
И больше не было печали.

Прошла недюжинная боль,
Осталось око монстра зрячим.
Всех отпустил Циклоп домой,
А с пастушком дружить он начал.
И каждый вечер паренёк
Ходил к нему на перевязки,
Лечил громилу и берёг,
Рассказывал ночные сказки.
Признался лютый людоед,
Что в одиночестве стал – зверь.
Теперь за весь свой долгий век
Не будет есть людей он впредь.

Чабан был краток в изречении,
Но чтобы закрепить урок,
Он отложил пока лечение
И объяснил тому, как мог.
Лучистым днём и тёмной ночью
Всегда есть повод для веселья.
А чтоб увидеть всё воочию,
С живыми чЕрпай вдохновенья.
И измени судьбу злосчастную,
Да наберись ко всем терпения.
Забудь про жизнь дикообразную,
Тогда друзья дадут спасение.

Странно всё. Как-то манит, но...
Не болит душа, нет в ней палаша,
Да пробито дно и уже давно,
И теперь она мчится ввысь, дыша.
Словно наспех стерх прямо в самый верх,
А затем и вниз будто дует бриз,
И, наоборот, полетел морпех
Вместо лётчика, что поплыл в круиз.
Или надо так, или я – дурак...
Может кажется, просто выдумки –
Что таится там, где пустой дальняк,
И стоят одни пеньки-вырубки?
Мои выкрики только мне слышны,
Хоть разносятся за сто вёрст вокруг –
Сколько вёсн пройдут, как всегда красны,
Потом сменят цвет на холодный вдруг.
Кто же друг, кто враг – не понять никак...
Потолок и пол тоже неясны.
Остаётся лишь – волю сжать в кулак,
Подождать ещё до другой весны.

Когда подумаю о том, что жизнь бесценна,
То тут же мысль ловлю – о, как она бедна...
И, сомневаясь в чём-то, снова упоенно
Представлю вдруг – да нет, стезя любви полна.
А к чувству светлому подводит неизбежность,
В которой тухнет также искренно порой
Порыв сердечный, что казалось, будет вечность,
Но он опять пронзён отравленной стрелой.
К тому ж примешиваются – печаль и трепет...
А где-то там – азарт хватает за грудки,
И невозможно больше слышать робкий лепет –
Встаю истерзанный, неволе вопреки.
И у реки, несущей вдаль большое счастье –
Жду... зачерпнуть хотя б глоток своей судьбы,
И иногда то получается отчасти
Перед боязнью утонуть в волнах борьбы.
В итоге вновь осознаю последней догмой –
К чему приводит строгий жизненный вердикт
И, поднимаясь с новой силой, вскрикну – Бог мой!
Спасибо, что меня твой ясный лик хранит!

Ей быть самой Венерою пророчил Аполлон,
Но только современною, точащей феромон
Любви и вожделения, страстей и пылких чувств,
Страданий и лишения, безудержств и безумств.
Она влекла желания стараниями форм –
Искус и увлечение взрасли превыше норм...
Формально то – свечение, морально – сущий ад,
Где нежной хризантемою давился падший гад.
И яд струился соками и наземь истекал,
И змей, скрутившись кольцами, напиток сей лакал.
Шакал рвал кость берцовую, а коршун печень ел,
И больше к ней притронуться никто в саду не смел.
Предел от соблазнения достиг своих краёв,
И чаша искушения плеснулась в ров богов...
Упало тело тленное, душа взметнулась вверх –
Где быть должна Венерою, парить стал белый стерх.

В мрачащей вышине
На пике... в облаках,
Бегущих в мир извне,
Воссел царь гор – орлан.
Он взглядом провожал,
Дозор держа во тьме,
Далёкий стан скрижал
На небе и земле.
Как мудрый исполин –
Он знал свою мечту,
Как грозный страж долин –
Всё видел наяву,
И каждый всплеск низин,
И мелкую искру,
Что мчится в высоту,
Колосс зрачком пронзал.
И словно адмирал
В борьбе больших пучин,
Да пусть девятый вал –
Он смело бороздил,
Хоть звёздный карнавал
Или сам божий бал...
Всегда как властелин
Орёл великим был.

А где же ваши души?
Они ведь понимают,
Всё видят, верят, знают,
Неужто им так проще?
Их также длань земная
В мир проводила лучший –
Зачем? Чтоб вы же сами
Убили свет грядущий,
Ад возродили сущий
Своими же руками
И мерзкими делами,
Как может только пьющий –
Родную мать продали...
За злато и за кущи,
За звук графина льющий,
Да и за все удобства –
За всё, короче, просто.
А где же ваши души?

Мы изуродованы обществом потерь,
Вражды без нравов, истязаний и удуший…
Не знаем сами – где, откуда, кто теперь?
Не видим близких, и тем более людей
Вокруг, что к нам протягивают души.

Уж лучше кущи, раз застлали горизонт –
Не то, что гуще, и не так чтобы имуще…
А пуще бранного, где совести неймёт
Такой влекущий неприязнь и рознь подход –
Взять задавить ещё на стадии растущей.

И заглушить злак ксенофобии в себе,
Коль ипостась пуста в своих мировоззрениях –
Что хуже тленья от неверья при мольбе,
Когда внутри всё восторгается хвальбе,
Но не добру и не учению в лишениях.

Как генератор, воздающий свет впотьмах
В противовес чернящим тучам воскрешением
Любви искрящей, набирающей размах –
Несущей чёрствости и ненависти крах
В крылах на – Ах!... психей раскрепощением.