Будни бездельника

Я так же, как все, очень зиму люблю.
Во здравие в церкви поставлю ей свечку.
Вот лыжи свои поскорей навострю
и ... с лавочки вспрыгну на печку.

Из всех полюбившихся зимних забав
по мне - на печной поваляться лежанке,
вдыхать ароматы засушенных трав,
парное вкушаЯ из банки.

Ещё по душе мне в окошко смотреть,
с печной не слезая овчинной постели,
на снежную бешенную круговерть,
буранные игры метели.

Нет, Ванька-дурак не настолько уж глуп.
Не плохо на печке устроился парень.
И я подоткну свой овчинный тулуп -
февраль предвесенне-коварен.

Натяну резиновые чёботы
Грязь осеннюю месить.
Для тебя тружусь, родная, чтобы ты
Не могла безделием корить.

Тучка разжижает хляби дождичком,
Лужи надувают пузыри.
Будто я хлебаю чайной ложечкой
Из лохани жизни. Не жури!

Торопиться незачем и некуда.
Сам себе работу не ищу.
Так и прожил век свой долгий рекрутом,
А теперь сподобился бичу.

Загребаю лужи сапожищами,
И не очень-то спасает плащ.
С алкашами схож я стал и с нищими.
Глаз своих, прохожий, не таращь.

Проходили в школе раньше, помнится,
Вроде как про лишних что ль людей.
Как назло, замучила бессонница
Шумом нескончаемых дождей.

Октябрь занудно плачет
Без видимых причин,
А я живу на даче –
Совсем один.

Свободен от дебатов,
В консенсусе с собой.
В кругу ежей и дятлов
Сплошной покой.

Свободой упиваюсь
От всех сует вдали.
В грехах стихами каюсь:
О, Боже, возлюби!

Бездельничает тело,
Благодаря дождю.
В фужере «Изабелла».
Сижу, цедю..

Исходят вон нуклиды,
Очистив организм.
Преломлены обиды
Сквозь грани призм.

И ссылка уж не в тягость,
И отступило зло.
Глотну нектара малость –
враз рассвело.

И мир совсем не мрачен,
И дождь не так уж сыр,
Да и октябрь не плачет.
Вино – факир!

Жизнь беспредельно хороша!
Настало время скулежа.

Сижу один, скулю, как пёс бездомный,
Свою судьбу и эту жизнь кляня.
Вокруг меня бурлящий мир огромный
С враждебностью взирает на меня.

Да нет, меня сей мир в упор не видит.
Сиди, скули, другим жить не мешай.
Никто не шуганёт и не обидит,
Ты только приглуши свой хриплый лай.

По горло сыт бездомностью собачьей.
Ворчу утробно на злосчастный рок.
Сижу, скулю и временами плачу.
Готов стянуть на горле поводок.

Печаль разлита по осеннему лесу,
По тропкам, усыпанным жёлтой листвой.
Природа от знойного летнего стресса
Вполне заслужила покой.

До мая во сне и в покое побудет,
Не радуя летними красками глаз.
Она не уходит в отставку, как люди,
А только уходит в запас.

И нам бы вот так, подражая Природе,
Подобно медведям поспать до весны!
Я лично согласен и, вроде, способен
Подолгу просматривать сны.

А к маю глаза продеру с голодухи,
В сердцах изреку непечатное: «Блин!».
Природа, надеюсь, возьмёт на поруки,
Раз я с ней отныне един.

Для меня нет суббот, воскресений -
каждый день - выходной.
Тщетно я убегаю от лени -
успевает за мной.

Отмахнусь от неё новой виршей -
снова слепнем зудит.
Написал про неё выше крыши -
ей всё мало - твердит.

Ублажить не могу эту стерву,
измотала вконец.
Истрепались от "творчества" нервы.
Пару строк ... и пипец.

Небесный свод накрыл попоной звёздной,
Как покрывалом, клетку с попугаем.
От ночи скрыться бы, но поздно.
А будет ли рассвет? Не знаю.

И снова прозябаю в полудрёме.
Часам, минутам счёт давно потерян.
Жду завтра, лёжа будто в коме.
А будет завтра? Не уверен.

Маразм крепчает под дырявом небом.
Мертвенный свет луны мне душу гложет
Навязчиво-тягучим бредом.
А я проснусь? Проснусь, быть может.

Проснусь и вновь опохмелюсь инетом.
В нём виртуал реальности реальней.
И снова стану я поэтом,
Забыв про полусон печальный.

Жизнь беспредельно хороша!
Настало время скулежа.

Сижу один, скулю, как пёс бездомный,
Свою судьбу и эту жизнь кляня.
Вокруг меня бурлящий мир огромный
С враждебностью взирает на меня.

Да нет, меня сей мир в упор не видит.
Сиди, скули, другим жить не мешай.
Никто не шуганёт и не обидит,
Ты только приглуши свой хриплый лай.

По горло сыт бездомностью собачьей.
Ворчу утробно на злосчастный рок.
Сижу, скулю и временами плачу.
Готов стянуть на горле поводок.

Я верил в годы ранние,
под Новый Год ложась в постель:
подарком разродится ель,
лишь загадай желание.

Давно у нас в обычае
всегда чего-нибудь хотеть.
А мне до лампочки, я ведь
имею всё в наличии.

В снегу увязла рощица.
Морозит. Рождество. С утра
на лыжи встала детвора,
а мне опять не хочется.

Душа стенает жалобно,
не зная что бы пожелать,
а телу хочется в кровать
и прочее не надобно.

По утрам таблетки - по две, по три.
Расчешу под носом жёсткий ус,
посажу на нос пяток диоптрий
(и, заметьте: все со знаком плюс).
И пошла по графику работа:
ровно час - обзорный интернет,
до обеда, если даст погода, -
в лес, поправить свой иммунитет.
А к обеду можно и рюмашку
в качестве снотворного принять.
После сна на полдник чаю чашку
и бегом к компьютеру опять.
Ну а там раздолье для безделья!
Мой литсайт скучать мне не даёт.
Можно, например, заняться чтеньем,
можно и творить, коль рифмоплёт.
Всё бы хорошо, но есть загвоздка.
Я бы так всегда пахал, как вол,
но за белой есть и чёрная полоска,
в ней же зуд жены и наш футбол.

Сколько здесь колясок, тачек!
Зеленеет рощица -
для детишек и собачек
общая песочница.

Я - хронический бездельник,
завсегдатай лавочек.
Я любезный собеседник
всех собак и мамочек.

Самоед ко мне хозяйку
тащит познакомиться.
Отвлекла другая лайка -
самоедка-модница.

Из коляски пострелёнок
тянет ручки к дедушке.
Замечательный ребёнок
у моей соседушки!

По утрам таблетки - по две, по три.
Расчешу под носом жёсткий ус,
посажу на нос пяток диоптрий
(и, заметьте: все со знаком плюс).
И пошла по графику работа:
ровно час - обзорный интернет,
до обеда, если даст погода, -
в лес, поправить свой иммунитет.
А к обеду можно и рюмашку
в качестве снотворного принять.
После сна на полдник чаю чашку
и бегом к компьютеру опять.
Ну а там раздолье для безделья!
Мой литсайт скучать мне не даёт.
Можно, например, заняться чтеньем,
можно и творить, коль рифмоплёт.
Всё бы хорошо, но есть загвоздка.
Я бы так всегда пахал, как вол,
но за белой есть и чёрная полоска,
в ней же зуд жены и наш футбол.

Я время, свободное от интернета,
домашним делам посвящаю всецело.
Да только вот времени этого нету -
на сайте оно моментально сгорело.

Да, времени мне, как всегда, не хватает
ни гвоздь вколотить, ни расправиться с пылью.
Особенно в дни майских творческих маят,
когда время тратишь на рифму постылью.

Внутренний голос невнятно бурчит,
С кем-то затеял беседу.
Или его возбудил аппетит,
Или не тем пообедал.

Как же достала его болтовня!
Здесь переводчик не нужен.
Слышу вопросик в ворчании я:
- Что бы умять мне на ужин?

И по ночам тоже отдыха нет,
Хоть не женат я, а холост.
Кто-то ворчит: долго завтрака нет.
Бодрствует внутренний голос.

Лежишь часами в сладкой полудрёме
И думаешь неведомо о чём.
Скорее, обо всём. Ну, скажем, кроме
Что роща мокнет под дождём..

По сливам окон капли барабанят,
Как будто приглашают погулять.
Они не знают, что я очень занят
И мною занята кровать..

Ты, дождь, не я гулять свободен, вроде,
И где пролиться знаешь наперёд.
Но оба мы привязаны к погоде –
Не предсказать, что ей взбредёт..

А я к тому ж наказан карантином,
А то бы с удовольствием промок.
И вот смотрю знакомую картину,
Уставясь взглядом в потолок..

А ты стучи, мой быт разнообразя.
Смывай у рощи вируса следы.
И струйки на стекле картину красят:
Я не один, со мною ты.

Утром помахав японцу,
Солнце светит нам с небес.
Ну, а каждый вечер Солнце
эмигрирует в ЕС.

Ветер мартовский колючий
пробирает до костей.
На душе при Солнце лучше
и на сердце веселей.

И не тянет нас в Европу -
схватишь вирус невзначай.
Раз залез в поэта робу,
так сиди и сочиняй.

Сочиняй про Солнца лучик,
про бессменный выходной.
Только ветер дует злючий,
гонит с улицы домой.

Внутренний голос невнятно бурчит,
С кем-то затеял беседу.
Или его возбудил аппетит,
Или не тем пообедал.

Как же достала его болтовня!
Здесь переводчик не нужен.
Слышу вопросик в ворчании я:
- Что бы умять мне на ужин?

И по ночам тоже отдыха нет,
Хоть не женат я, а холост.
Кто-то ворчит: долго завтрака нет.
Бодрствует внутренний голос.

Лежишь часами в сладкой полудрёме
И думаешь неведомо о чём.
Скорее, обо всём. Ну, скажем, кроме
Что роща мокнет под дождём.

По сливам окон капли барабанят,
Как будто приглашают погулять.
Они не знают, что я очень занят
И мною занята кровать.

Ты, дождь, не я гулять свободен, вроде,
И где пролиться знаешь наперёд.
Но оба мы привязаны к погоде –
Не предсказать, что ей взбредёт.

А я к тому ж наказан карантином,
А то бы с удовольствием промок.
И вот смотрю знакомую картину,
Уставясь взглядом в потолок.

А ты стучи, мой быт разнообразя.
Смывай у рощи вируса следы.
И струйки на стекле картину красят:
Я не один, со мною ты.

Я верил в годы ранние,
под Новый Год ложась в постель:
подарком разродится ель,
лишь загадай желание.

Давно у нас в обычае
всегда чего-нибудь хотеть.
А мне до лампочки, я ведь
имею всё в наличии.

В снегу увязла рощица.
Морозит. Рождество. С утра
на лыжи встала детвора,
а мне опять не хочется.

Душа стенает жалобно,
не зная что бы пожелать,
а телу хочется в кровать
и прочее не надобно.

Я время, свободное от интернета,
домашним делам посвящаю всецело.
Да только вот времени этого нету -
на сайте оно моментально сгорело.

Да, времени мне, как всегда, не хватает
ни гвоздь вколотить, ни расправиться с пылью.
Особенно в дни майских творческих маят,
когда время тратишь на рифму постылью.

Я время, свободное от интернета,
домашним делам посвящаю всецело.
Да только вот времени этого нету -
на сайте оно моментально сгорело.

Да, времени мне, как всегда, не хватает
ни гвоздь вколотить, ни расправиться с пылью.
Особенно в дни майских творческих маят,
когда время тратишь на рифму постылью.

По утрам таблетки - по две, по три.
Расчешу под носом жёсткий ус,
посажу на нос пяток диоптрий
(и, заметьте: все со знаком плюс).

И пошла по графику работа:
ровно час - обзорный интернет,
до обеда, если даст погода, -
в лес, поправить свой иммунитет.

А к обеду можно и рюмашку
в качестве снотворного принять.
После сна на полдник чаю чашку
и бегом к компьютеру опять.

Ну а там раздолье для безделья!
Мой литсайт скучать мне не даёт.
Можно, например, заняться чтеньем,
можно и творить, коль рифмоплёт.

Всё бы хорошо, но есть загвоздка.
Я бы так всегда пахал, как вол,
но за белой есть и чёрная полоска,
в ней же зуд жены и наш футбол.

Для меня нет суббот, воскресений -
каждый день - выходной.
Тщетно я убегаю от лени -
успевает за мной.

Отмахнусь от неё новой виршей -
снова слепнем зудит.
Написал про неё выше крыши -
ей всё мало - твердит.

Ублажить не могу эту стерву,
измотала вконец.
Истрепались от "творчества" нервы.
Пару строк ... и пипец.

Пенсион назначен нам ведь,
я б сказал, избыточный,
чтоб в "Магните" отоварить
минимум прожиточный.

Ничего, что денег мало -
не кладу значения.
Лишь бы на инет хватало
мне для расслабления.

Для меня поблажек много.
Всё беру - не мелочен.
Вот бесплатная дорога,
только ездить незачем.

Целый день за монитором.
Кликну лишь по кнопочке
и предстанет перед взором
рай земной и ... опочки!

Мне компьютер - свет в окошке,
лучше нет изделия!
День за днём смотрю киношки,
пухну от безделия.

Брожу от безделья по телеканалам.
На каждом ток-шоу из фирменных блюд.
Соловушек тут расплодилось немало,
Но всё порционное нам подают.

Годами кормились одной Украиной.
На сцене ор Ковтуна и Соловья.
Теперь же проблему жуют карантина,
А мы всё глотаем подряд, не жуя.

Эх, злая судьба ждёт меня в удалёнке.
На волю не выйдешь – грозит протокол.
Надзор постоянный достал до печёнки.
И, ведь, не соврёшь, что за хлебом пошёл.

Прощают, однако – за возраст поблажка
И довод последний сразил наповал
(Когда указал им перстом на дворняжку),
Что вместе с собакой себя прогулял.

Пенсион назначен нам ведь,
я б сказал, избыточный,
чтоб в "Магните" отоварить
минимум прожиточный.

Ничего, что денег мало -
не кладу значения.
Лишь бы на инет хватало
мне для расслабления.

Для меня поблажек много.
Всё беру - не мелочен.
Вот бесплатная дорога,
только ездить незачем.

Целый день за монитором.
Кликну лишь по кнопочке
и предстанет перед взором
рай земной и ... опочки!

Мне компьютер - свет в окошке,
лучше нет изделия!
День за днём смотрю киношки,
пухну от безделия.

На бреющем
солнце скребёт горизонт
с утра и до вечера куцего дня.
Всё меньше его с каждым днём перегон,
и свет охладевший не греет меня.

А мысли зациклены все на одном:
залечь по-медвежьи бы в длительный сон,
тенденции мне переспать перелом,
чтоб ночь неуклонно пошла на уклон.

Проснуться, а в мире бушует весна,
и солнце по башенным крышам скользит.
А ночь стала дню до минутки равна ...
Мечты!
За окном же ноябрьский вид.

Я так же, как все, очень зиму люблю.
Во здравие в церкви поставлю ей свечку.
Вот лыжи свои поскорей навострю
и ... с лавочки вспрыгну на печку.

Из всех полюбившихся зимних забав
по мне - на печной поваляться лежанке,
вдыхать ароматы засушенных трав,
парное вкушаЯ из банки.

Ещё по душе мне в окошко смотреть,
с печной не слезая овчинной постели,
на снежную бешенную круговерть,
буранные игры метели.

Нет, Ванька-дурак не настолько уж глуп.
Не плохо на печке устроился парень.
И я подоткну свой овчинный тулуп -
декабрь суров и коварен.

Я доволен всем на свете,
в жизнь бездельника влюблён.
Мне бы чтоб попутный ветер
и дорожка под уклон.

Лишь была бы рядом печка,
прислониться чтобы к ней,
и Пахра — родная речка.
Там мне вколят — я бодрей.

Не мешало бы лесочек
рядом с домом — благодать!
В нём без всяких заморочек
можно вирши сочинять.

И компьютер бы вдобавок,
день деньской торчать в инете.
Не настолько уж и жалок
Я, довольный всем на свете.

Устаю я от безделья,
отдыхаю от усталости.
Отдышусь под птичьи трели
и опять займусь бездельем,
весь до пят светясь от радости.

Этот мне режим по вкусу
и подходит по характеру.
Не поддамся я искусу,
чтобы сам себе в обузу
пехом вверх по эскалатору.

Всяко ведь бывает в жизни.
Если что-то вдруг приспичило,
ты на всё по ветру брызни,
силы все отдай отчизне -
и замолкни обезличено.

Всё дела, дела, дела.
Нет конца им в этой жизни.
Лень вот только подвела –
говорю без укоризны.

Как-то я сроднился с ней,
и от дел любых тоскливо.
Пыль гонять мне всё скучней
и давно не тянет чтиво.

Трудовой энтузиазм
проявляется ночами.
Понимаю, что маразм –
кликать пальцами по «клаве».

Полдня телевизор, полдня интернет.
Истёк день в трудах непосильных.
Не сломишь безделием нас семижильных,
а то, что лентяи мы, это навет.

Ток-шоу по телеку или ток-шоп,
и токаем так по каналам.
В инете же пользуюсь малым:
полайкать - ну, рейтинг повысился чтоб.

Как видите, наша работа кипит,
а стимулом стал нам всё тот же ковид.

Небесный свод накрыл попоной звёздной,
Как покрывалом, клетку с попугаем.
От ночи скрыться бы, но поздно.
А будет ли рассвет? Не знаю.

И снова прозябаю в полудрёме.
Часам, минутам счёт давно потерян.
Жду завтра, лёжа будто в коме.
А будет завтра? Не уверен.

Маразм крепчает под дырявом небом.
Мертвенный свет луны мне душу гложет
Навязчиво-тягучим бредом.
А я проснусь? Проснусь, быть может.

Проснусь и вновь опохмелюсь инетом.
В нём виртуал реальности реальней.
И снова стану я поэтом,
Забыв про полусон печальный.

Забыты долгой службы сети
и будней трудовых веселье.
Сижу, как писарь, в интернете -
обрёк себя я на безделье.

Слова слагаю, как и прежде.
Пусть графоманом кличут, знаю.
Живу, пишу, спешу в надежде,
что жизнь я этим продлеваю.

И это хобби стало роком.
На монитор устал молиться.
Рехнуться можно ненароком,
шедевр вдруг если сочинится.

Жизнь беспредельно хороша!
Настало время скулежа.

Сижу один, скулю, как пёс бездомный,
Свою судьбу и эту жизнь кляня.
Вокруг меня бурлящий мир огромный
С враждебностью взирает на меня.

Да нет, меня сей мир в упор не видит.
Сиди, скули, другим жить не мешай.
Никто не шуганёт и не обидит,
Ты только приглуши свой хриплый лай.

По горло сыт бездомностью собачьей.
Ворчу утробно на злосчастный рок.
Сижу, скулю и временами плачу.
Готов стянуть на горле поводок.

Я доволен всем на свете,
в жизнь бездельника влюблён.
Мне бы чтоб попутный ветер
и дорожка под уклон.

Лишь была бы рядом печка,
прислониться чтобы к ней,
и Пахра — родная речка.
Там мне вколят — я бодрей.

Не мешало бы лесочек
рядом с домом — благодать!
В нём без всяких заморочек
можно вирши сочинять.

И компьютер бы вдобавок,
день деньской торчать в инете.
Не настолько уж и жалок
Я, довольный всем на свете.

Что о жизни этой молвить?!
Встал, умылся, завтрак принял,
благо есть кому готовить.
Променаж по магазинам.
День за днем, часы заело
беспросветной мглой и сплином.
До чего ж осточертело!

Как Онегин иль Печорин,
стал вдруг лишним человеком.
Может, кто-то и доволен
вот таким финалом века.
Всем бездельникам подобен -
вот сижу, пишу стихи я.
Не работа это - хобби.
Мир - враждебная стихия.
Толчея и лиц угрюмость,
окружение в коросте.
Всюду старость, а не юность,
"праздник жизни", где ты гостем.
Ну, кому же интересно
это, посудите сами.

Не о том поется песня,
а она о культпрограмме.

Нервов звон. Готов завыть я
в суматошной круговерти.
Успокаиваюсь, видя,
как играют в сквере дети.
Успокаиваюсь сразу,
негативов нет промозглых,
видя детские проказы,
их игру "по-правде" в взрослых.
Только случаи не редки:
из-за куклы иль машинки
избалованные детки
громко воют без запинки.
И в истерике колотят,
лежа, по земле ногами.
Всех визжанием изводят.
С ними мамы воят сами.
Оглушающ нервов звон,
хоть к чертям отсюда вон!

Не хотел, ей-богу, втуне
поминать нечистого.

Лучше, сидя на трибуне,
не болея истово,
любоваться лошадями
вороных, гнедых мастей,
грациозными рысями,
блеском золота кистей.
Их движенья горделивы,
ноги делают кресты,
антрацитный отблеск гривы,
водопадных струй - хвосты.
Вороная, как кокетка,
припустить готова в пляс.
Даже мерин на трехлетку
положил цыганский глаз.
Вид наездниц символичен,
как портретных королев.
Величава эротичность
в строевой посадке дев.

Эх! И мы бывали рысаками,
только пусть останется меж нами.

День склоняется к закату.
Солнце в облачной вуали.
Время двигаться "на хату".
Завтра новый шаг спирали.
Околачиваю груши.
Сплин, хандра - все это мелочь.
А могло ведь быть и хуже -
обязаловка и немощь.

Меня покусала змея,
в ответ укусил её я.
Лежим в грязной луже обид
и держим обиженный вид.

Змея постоянно шипит
и снова куснуть норовит.
Шипуч мой ответ ей и прост:
- Кусни лучше собственный хвост.

А я подожду до поры,
когда уползёшь из норы.
Пока отложу свою месть -
ведь скоро захочется есть.

Настанет у нас тишь и лад.
Она приготовит мышат.
Змею потому и люблю,
что сам их давно не ловлю.

Мой полуденный вояж,
ежедневный моцион,
по аллеям променаж
под защитой пышных крон.
Нет ни планов, ни запарки,
ни отчётов, ни долгов.
Мне дороже всех миров
микромир мой в лесопарке.

Отработал всё сполна,
микромир свой заслужил.
Не в претензии страна,
и Господь был добр и мил.
Не пугаются синицы,
найден с белками язык,
и ко мне давно привык
пёс бездомный, не бранится.

По аллеям променаж
под защитой пышных крон.
Не оставил меня раж,
в жизнь по прежнему влюблён.
Место планов и отчётов
занял лес мой и инет.
Не сошёлся клином свет -
и о прошлом память - к чёрту!

Не помню прошлого,
не вижу перспективы.
В одном сегодняшнем
я прозябаю дне.
Осточертело всё,
но нет альтернативы
и жизни нет
в сегодня и во вне.

Как горная река,
бурлящая в порогах,
несла меня судьбы
кипучая река.
И выбросила вдруг
по повеленью рока
на затхлый бережок,
слегка намяв бока.

Как водяной, живу,
зарывшись в ил, весь в тине.
Река, как прежде, мчит
стремительный поток.
А я привык. Мне ил –
подобие перины,
а тина мне от прошлых
всех безумств зарок.

Я живу, как у Бога за пазухой.
Есть ночлег, не плачу за постой.
Стол отменный, к тому же трёхразовый.
Только прок от меня нулевой.

А виною всему увлечение,
оправдания коему нет.
Допоздна монитора свечение -
мне наркотиком стал интернет.

А потом до рассвета поэзия
гонит ритмом и рифмою сон.
Утром еле встаю и не весел я.
И опять мой компьютер включён.

У супруги прошу я прощения
(не воочию - этой строкой).
Ей даровано долготерпение,
чтоб годами не ведать покой.

Я погряз и нет сил, чтобы вырваться,
разломать эту чёртову клеть.
А инет чёрным ангелом лыбится,
разбросав сатанинскую сеть.

Скорбный возраст, болезни – печальные факты.
И режим бытия всё становится строже.
На глазах усыхает шагреневой кожей
ареал связей с миром и личных контактов.

Телевизор вещает про новости мира,
а теперь интернет и экран монитора.
Словно жизнь закипает в безудержных спорах,
на клочки раздирая лохмотья эфира.

Так куда же деваться от гвалта ток шоу,
приковавших к экрану цепей сериалов?
Потому и скулишь о ярме ареала
на приевшемся сайте в стишочках дешёвых.

Отброшен на обочину
Сверхвыслуженных лет,
Взираю озабоченно
На суету сует.
Струит поток ошпаренный
Огнем мирских забот,
А я сижу отставленный
На милость госщедрот.
Накормлен обещанием
Защиты от мытарств,
Представлен к вымиранию
Отсутствием лекарств.
Полечат и в «историю»
Ногами наперед,
Согреют в крематории,
И все за мой же счет…
Довольствуюсь подачками
Зурабовских доброт,
Любуюсь инотачками
Сегодняшних господ.
Зализываю ссадины.
Сирены режут слух –
Летят «Геландевагены»,
Везя «народных слуг».
На «Брабусе» банкир спешит,
Ценя уют-покой.
И тут же «Бумер» мельтешит,
В нем шлюхи со шпаной.
С эскортом «Хамер» - броневик
«Законного» вора,
«Четверка»-ВАЗ везет барыг
С «Каширского двора»…

Сижу я на обочине,
Рукой подать – кювет.
В поток вернуться мочи нет,
Да и желанья нет.