Верлибр

Боялась ночь проспать рассвет,
Укутавшись в перину неба.
Её округлый силуэт
Скрывался тучками нелепо.

Кружились в танце сотни звёзд,
Им не хотелось в сон врываться,
Сбиваясь в плотное пятно,
Являли музыку для танцев.

Квазары дополняли звон,
Свеченье, свет, радиоволны.
Любой галактики эстет
Оценит ритм живой и вольный.

И лишь луне хотелось спать...
Она блистательно сопела,
Угрюмый, серебристый взгляд
Востоку отдавая, млела...

Ты — мужчина, а я — женщина,
В этом мы уже не похожи,
Почему же тянет бешено?
Отчего мурашки по коже?

В тебе сила, логичен, вдумчивый,
Во мне шторм из эмоций искренних.
Как же так нас несёт неистовый
Ветер страсти и свойств психических?

Смотришь ты деловито-вежливо,
В моем взоре мистичность вечная,
Между нами любовь кокетливо
Пробежала, как разность приветствия!

Ты — мужчина, а я — женщина,
Да, мы в этом с тобою разные,
Но причина этой погрешности —
Друг для друга стать самыми важными!

Роняет ноябрь слёзы
Об осени уходящей,
Печальные дарит грёзы
В снежинке с неба летящей.

И грустно, и невесомо,
Таинственной поволокой
Слезинки «текут» знакомо
По осени ясноокой.

Периной сбиваясь белой,
Укроют нагую бедность.
Ноябрь слезой леденелой
Посеребрит её бледность.

У осени обновленье
Ноябрь слезой украсил,
Продлятся её мгновенья
В заснеженной ипостаси.

Ноябрь. Уставшая осень.
Курьёзы. Нелепость видов.
Ноябрь — он амбициозен,
Жаль, мчит быстрее болидов...

Обними.
Мне так мало тепла...
Солнце скрылось, задёрнуты шторы.

Я скучала.
Мне мало тебя!
Чувств экспансия, внутренний голод...

Мир устал...
Я о том, что во мне:
Обездвижен и парализован.

Жизнь горит...
И пылает в огне...
Обжигая поверхность у кожи...

И в глазах
Моих пламенный свет,
Рассечённый на сотни фатонов.

И ты есть.
И тебя рядом нет...
Каждый звук мне тебя вторит снова...

Обними
Просто так, без причин.
Я считаю тебя моментально.

Ты — эмоций реальный мотив
И ментального ритма сигналы!...

Я всё распутаю.
Сейчас — я только пойму, что здесь к чему.

Мне кажется, я нашла конец —
а нет, это начало.
Так раньше всё звучало.

А вот мне мама говорила,
а вот мне папа так сказал.
Жизнь взяла и обрубила:
«Давай, распутывай всё сам».

А может, вовсе показалось?
И в хаосе порядок есть.
Мы все хотим найти начало.
Сказали нам, что оно — здесь.

Вся человеческая суть
обращена на поиск истины и смысла.
По ниточке всё соберёшь
и осознаешь жизнь.

И в Шамбале ты просветлишься,
Сансары постигнешь колесо...

Ах, вот бы мне веретено —
с ним я уж точно справлюсь.
Сотку жизни полотно —
каждой нити найду место своё.

Всё распутаю, разберусь.
Сейчас начну — и не остановлюсь,
одержимая манией открытий.

Ещё могу я пряжу просто взбить
и голову спокойно положить
на спутанное облако событий.

Как видится —
у каждого своя дорога
и выбор,
как жизнь свою прожить.

Мой сон прерывистый всю неделю.
Внутри жужжит, мешает спать.

Под одеялом словно змеи
обвили ледяным хвостом мои усталые от жизни ноги.

И ты, тревога, ходишь по пятам
за тенью дней недавних.
Хотела что-то мне шепнуть?
А лишь когтями дотянулась
и кое-что дала понять.

Я чувствую — грядет беда.
Какая? С кем? Когда?
Ох, как жестока и несправедлива жизнь бывает иногда.

И дни идут, и сложно встать.
Покинуть смятую кровать —
в ней лишь одно ночами греет:
тепло небесных добрых глаз.

Сквозь хрипы музыку затеет,
любови нет его преград.
А ведь глаза-то человечьи.
Повадки — как учила мать.

Как вышло так, как вышло так.
Сегодня, храбрый ты, ребенок —
настал твой самый важный день.

И вроде бы, малыш, котенок,
а сколько смелости и сил Бог с гордостью в тебя вложил.

Он создал мир, и всё, что в нём кружится.
С надеждою к нему хочу я обратиться —
сегодня и еще два дня спустя.

Уже давно я поняла,
что места нет для мыслей справедливых.
Он создал, верно, мир, о справедливости забыв.
Сейчас осталось лишь молиться.

Ты будешь жить:
со мной, иль в сердце моём теплом и большом.
Закутавшись в него, как в плед,
свою мордашку положив.

Вопрос на ночь: два цветочка — уже букет?
Или еще нет?

На пятки мысль наступает,
что в обычаях их двое дарят,
когда уже не ждут ответ.

По большому счету, это не так важно.
Важно, что друг с другом им в вазе вдвоём
будет влажно и комфортно.
Цветы не любят яркий свет.

А что если мурлыческий голос?
А что если чуть встрепанный вид?
Как понять, что со мной происходит?
Интересно, крепко он спит?

Как вселенная вширь расстилаться
начинают чувства мои.
По кусочкам хочу рассыпаться,
чтоб понятней было на вид.

А что если он с дальней планеты?
И глаза отобрал у неё?
Тогда буду я жаркой кометой —
от Земли на Нептун унесёт.

Мне так важно во всём разобраться,
как дошла я до жизни такой.
Об лед глаз не боюсь осыпаться
ярко-жёлтой осенней листвой.

Куда ты бежишь, наше вчера?
Зачем это бегство? Зачем суета?
Последний рубеж пролетели, вдохнув,
Ногтями цепляясь: «Дай отдохнуть!»

Кадр сменился — его не забыть,
А лучше всего — не засветить.
Фрагменты кружат в вихре голов,
Мерцают лишь в бесполезности снов.

Шлифуются мысли, но как повторишь,
Если бежишь и не тормозишь?
Стёрты колени, рубашка в крови,
Ускоряешь движение от первой любви.

Лишь на секунды замедляется темп
В хаосе пленном разорванных лент.
Новая жизнь — глухая стена,
Пробьём головой, и осколки стекла.

Притормози у затворов тревог,
Взглядом коснулся, пока не вышел срок.
Глаза голубые — слёзы тоски,
К матери нежной прижаться б к груди.

Как же вернуться к началу «вчера»,
Если загнаться, и ждать, и до конца?
Свободное время схватит меня —
Снова бег, стрелки курантами звенят.

Застыли стёкла
Витражного образа...
Краска поблёкла,
Бежит бирюза...

Что это? Как это?
В мире глубоком,
Внутреннем самом
Случилась гроза?...

Крупные капельки,
Тени бросая,
Ярко сверкают,
Текут по стеклу,

Слёз бирюза
Своих горьких
Не знает... Тихо
Стучит в пустоту...

Каплями чистыми,
С привкусом горечи
«Моет» витраж,
Оставляя подтёк...

Что-то в душе
Надломилось неистово...
Гром разбудил
С бирюзовым дождём...

Ночь подкралась нежной кошкой

В мягких бархатных сапожках,

Я присяду у окошка,

Обниму её ладошкой!

Легче самой лёгкой крошки

Звёздный мир, что на ладошке!

У луны висят серёжки,

Свет по ним бежит в окошки!

Растянулось, как гармошка,

Небосвода часть немножко,

И лежит гармошкой в лёжку

Тучек кучная дорожка!

То комета в босоножках,

То из звёздочек рогожка

Засияет ровной стёжкой

И пройдёт по ночи ножкой!...

Ах, люблю я на ладошке

Нежить ночь под видом кошки...

Ропот. Шорох. Тонко.
Отрок. Воет. Громко.
Комко. Кроет. Сговор.
Воля. Словно. Гонор.

Туго. Обнял. Скрежет.
Роща. Снова. Режет.
Старец. Злобно. Стонет.
Орден. Видит. Тонет.

Ветер. Молит. Бога.
Снова. Вспомнить. Блока.
Снова. Вспомнить. Песню.
Снова. Бегать. Вместе.

Давай сегодня поиграем в мастеров.
Я - мастер-муза, а ты - мастер слов.
Начнём скорее нашу игру, немного по-Булгакову.

Я включаю старое кино,
ты же - наполняй бокалы вином.

Ты будешь - мастер, до психбольницы.
Я - Маргарита, успевшая воды напиться из колдовского пруда.
Сексуальная такая ерунда.

Разденемся и накинем покрывала.
Свет погасим. Как волшебно стало...
Да, на работе так свободы телу не хватало.

Теперь с вином и в покрывале -
я точно ведьма-Марго, и таких не видали.

Почему ты ещё не разделся?
Прихватило от смеха сердце?

Вот, балбес.
Ты - не мастер, ты клетчатый-бес.
Мог бы сначала померить давление,
а потом писать о страсти стихотворение.

Теперь, если тебя не отпустит,
это будет стихотворение грустное.
Представь, на могиле - твоё "Хочу кекса",
могильщикам от смеха придётся раздеться.

Ты зачем свалился на пол, смеёшься?
Такими упражнениями - кекса не дождёшься.

Останешься с ключом от колумбария.
Отошёл? Начинай петь. Твоя коронная ария.
Пойдём на кухню - есть бутерброды.
Ролевые игры - отложим до субботы...

Только зря пришлось раздеться.
Или будем играть в "Собачье сердце"?
Тогда оно не сможет нам помешать.

Хватит, мастер, ржать.

По ступеням идём наверх.
И бывает сбивчив шаг,
Забывая про свой успех,
Бережём семейный очаг.

По извилистым держим путь,
Возвращаясь к ступени той,
От которой пришлось свернуть,
Чтоб вернуться с чистой душой.

А заботы они во всём,
Нарастают, как снежный ком,
Выполняем "работу" днём,
Чтобы вернуться «к себе» потом.

Так и жизнь пролетает вмиг,
Разделительной полосой,
Оглянувшись, услышим крик...
В голове образ в крике родной.

Кто назначил короткий век?
Как успеть жизнь прожить на сто?
По ступенькам вверх, как забег,
Жизнь — загадочное лото!...

Потерянная тоска — 
закладка в книжке без названий, 
подскакивает между строк 
и шепчет о покое. 

Ты чихаешь от смеха, 
прочитав вслух — и вдруг 
в кармане — щёлк! 
Любовь к потерянному 
прячет нос 
и замирает там.

Руки опускаются от отчаяния, очередной день в темноте и без смысла, недели тянутся или пролетают, я не замечаю их
Кажется, что больше нет возможности выбраться, хотя попытки ещё предпринимаю
В борьбе с собой, как самоубийца, балансирующий на краю моста или уже не "как"
Будто Наполеон Бонапарт, предчувствующий крах, спешит вперёд солдат по снегу, смахивая слезы и задыхаясь с бега,
Но невозможно надышаться напоследок
И лучше быть убитым в бою, чем в одиноком самокапании, лишая себя надежды, спасаешься от ее потери в одиноком изгнании
А здесь нет боя, только монотонная реальность, я и монитор по пятницам, пишу о том, что не могу писать и не могу не улыбаться
Опрометчиво, как пытаться дышать без ингалятора, зная что у тебя астма
Пробую снова и снова, оставляя себе все меньше шансов, боюсь расслабиться, позволить мыслям с рапирами попасть в мою квартиру, их потом не выгнать
В анархии рождается порядок, в страданиях стихи, но здесь ни стихов ни порядка, хотя анархии и страданий тоже нет
Только тупая боль, как от удара палкой, потерянная зарядка, крепкая заварка, как бег по вертикали следить в сети украдкой, надеяться, что все в порядке
Не имея возможности спросить на прямую, в одиночку переживать припадки, вечером на лавочке в парке с сигаретой и зажигалкой
Хотя бы совесть в порядке
И это главное, для выхода из капкана воспоминаний,
Пытаясь оглохнуть погружаться в ванную
Эта комедия уже давно переросла в драму, а из драмы в трагедию, осталось ждать смерти либо закольцованного возвращения к началу
Нужно смириться с темнотой, пережить ее как этап, смотреть на него со смехом, оборачиваясь назад, перестать считать недели, искать новые текста
Но кто я, если не поэт- бездельник
Не знаю..

Ступили в лабиринт стеклянный,
Где отраженья — это мы,
Как в западню с тобой попали,
Блуждая в глянцевой дали...

Бесшовной плиточной укладкой,
С запилом точно в сорок пять,
Нас изучали по повадкам,
Без спроса, снова и опять...

Казалось зазеркалье бредней,
Сводящей попросту с ума,
Нас окружало воздух-время,
Аморфно-вязкая стезя...

Ногами шли по застеколью,
Стеклянный потолок навис,
По стенам в отраженьях наших —
Противно-давящий эскиз...

И небывалое затишье...
Врезался в слух лишь скрип стекла...
Разящий звук... Сверлящий душу,
Коробящий наши тела...

Тревожность... Дезориентиры...
Упрёки вмиг сошли на нет...
Спасибо комнате зеркальной,
Где пережили кризис лет!

Стекает жизнь в сосуд без дна.
А жизнь у нас всего одна!

Стекает медленно, искрясь,
Воронкой маленькой вертясь.

А сверху краником судьба
Нависла, капает вода.

И придаёт воронке цвет,
По капле, будто бы совет.

В водовороте полный крах,
Он состоит из всяких бяк:

В один виток вместился день,
Что в целом мало для людей...

Зато какой замес и связь!
В цвет радуги событий вязь,

И мыслей серое пятно,
Бесцельных дел полным-полно,

Поодаль тянется печаль,
Накинув чёрную вуаль,

И с нею рядом грусть-тоска,
И слёз раздольная река...

Водовороту нипочём,
Ему не ведом шум и звон,

Едины страсти и слова,
Когда больная голова,

Хандра и стужа, беспредел,
Надрыв, нарыв и прочный нерв,

Уныние, покой, уют, любовь, мороз... Всё в равных тут...

А над сосудом и душой
Стоит их человек родной.

Стоит... И жизнь с душой живёт,
В сосуд без дна стекая тот...

В теле физически целостном
Есть нарушение духа:
Кроется жалкая мелочность,
Скупости ворох раздутый!

Ценности все перекошены,
Личностный сдвиг не в ту сторону,
Чувства безликим хищником,
Мысли чёрным вороном!

Страшное это зрелище —
Видеть коррозию в облике,
Быть человеком не с совестью,
В образе «бедного гномика»...

Пробитый неба потолок
В петле задушена свобода
На крыше водим хороводы
Мы дети умершей весны
На нас надежды возложили те, кто дороги проложили
Мы верили в их исполненье и опьянённые стремлением, сломали крылья о бардюры
Теперь мы дураки и дуры, сторонники больной культуры
Мы разобьёмся и умрем
Нам больше не найти спасенья
В дыму кадила в воскресенье
В следе ножа, в жажде забвения
Во вкусе спирта-сожаления
Мертв автор-живо вдохновение
Быть может, мы рабы стремления
Глотая с кровью вкус терпения
Может быть, есть для нас спасение
Для душ заблудших воскрешение
В надежде наше упоение
Пусть так
Мы будем верить в исцеление, вплоть до изнеможения, до смены новой поколения
Опять и снова и опять