Булавка

Булавка старая, заржавленный метал,
желаньем прошлого овеянное тело.
В пустой вещице, что и не искал,
лежащей без движения, без дела.
Хранимой просто так, из озорства,
с чем сорок лет мои и старая Москва,
родители живые, что за чудо!
И долгий ход часов, в движении оттуда.
Я укололся, не до крови так, слегка,
когда ту вещь взяла моя рука.
Вот также память подлая, уколет
и прошлое добавит каплю боли.
и ржавость старая, бог весть каких времён,
пронзает счастье тихое и осторожный сон.

8.2025.

Поезд

Ах, поезд мой и ты стеклянная картина,
пространства, пробегающего скоро мимо.
Дома, деревья, серые, что тень столбы,
похожи вы в движении, движению судьбы.
Она крутила предо мной свое веретено,
волшебница, которой многое дано.
И так же как сейчас, увиденного взгляд,
не может, если пожелает, обратить назад.
Что пройдено, в тумане память сохранит,
а через день растает законный вид.
Но помню, в детстве я писал диктант
и автор не умел насытить взгляда там.
Он видно также, как и я сейчас бывал открыт,
в пространство родины, бегущие у поезда миры.
И в мелочах, увиденного повторить не мог,
ах поезд мой и у окна, удобный уголок!

8.2025.

Движение

День обещал быть славным, так не мельтеши квадрига,
гвоздем над речкой притороченного мига.
Пусть время не спешит, а колокол зеленый, пухлая камея,
язык тяжелый остановит, говорить вотще не смея.
Тучь, белая, лохматая гряда, движение забудет навсегда,
прилипнет краской, дрожью слабою, мазком,
той кисти осторожной, что рисует вечность днём.
Рисует и не может рисовать картину ту,
движение и дрожь мешают краскам и холсту.

8.2025.

Август- доктор

Август - доктор, отворит,
водам путь, что у двери,
немы, в летний жар молчали,
не просили, не кричали,
на порог взошли у нас,
ждали и вошли тотчас.
То -то будет им раздолье,
все зальют и лес и поле.
Речка- змейка, меж полей,
будет двигаться скорей.
Пруд заплещет меж осок,
станет уровень высок.
Побежит вода к дороге:
"Боже мой, спасите ноги!"
Все четыре колеса,
гнать, куда глядят глаза...
Дамба ляжет, но для вод,
не вопрос, найти подход.
Обойдут и окружают,
труд людской, не уважают.
Пальцем дамбу не заткнуть:
"Отворите водам путь!"
В город, в город! Там дома,
там в подвалах закрома...
Добежать до кренделей
и до меда, да скорей!
Замочить весь геркулес.
Продавец на крышу влез.
Потеряют вкус и цвет,
десять ящиков конфет.
Заскучав и сбросив путы,
разбегутся сухофрукты.
Десять рыб без головы
поплывут среди травы.
Доски, ящики, пеналы,
устремятся на каналы.
Схлынут воды в пару дней,
станет дворник всем нужней.
Труд начнет обычный свой
он зашаркает метлой,
молотком, другой работник,
застучит, который плотник.
Помним- нынче и вчера,
есть у дома доктора!
Поправляют нашу дверь,
не пустить воды теперь...

8.2025.

Ты, скажи...

(...гуляя по улицам, забрели они на безлюдную окраину города в районе Тверских-Ямских, звуковым фоном запомнился Пастернаку скрип ломовых извозчичьих телег. Здесь Мандельштам прочёл ему ... Выслушав, Пастернак сказал: «То, что вы мне прочли, не имеет никакого отношения к литературе, поэзии. Это не литературный факт, но акт самоубийства, который я не одобряю и в котором не хочу принимать участия. Вы мне ничего не читали, я ничего не слышал, и прошу вас не читать это более никому другому...».)


Сколько- сколько стоит слово?
Десять лет, а может- жизнь?
Может слово, не готово,
не созрело, ты скажи.

Зреть ему под солнцем лета,
на ветвях моей души,
пить холодный сок рассвета,
не созрело, ты скажи.

Принимать дожди и ветер,
прятать бок от птиц в тиши,
жёлтых бабочек не встретить,
не созрело, ты скажи.

Быть цветком благоуханным,
что пчела растормошит,
в майском мареве туманном,
не созрело, ты скажи.

Точкой быть, в своем начале,
развиваться, стать большим
чтоб глаза его искали,
не созрело, ты скажи.

Лечь в сентябрь, в груз достойный,
в жёлтый, цвета спелой ржи.
А пока, мне не спокойно,
не созрело, ты скажи.

8.2025.

Перевозчик

Старик Акинфич взял весло,
Но раньше, слегка он курнул.
И закружило и понесло,
В недалекую эту страну.

Она же рядом, метров пятьсот,
А может и меньше, как знать!
Старик Акинфич туда плывет
И может любого взять.

Бесится в скалы зажатый Стикс,
Собакой, среди берегов.
Старик Акинфич к бортам приник,
Он бросить весло готов.

Тяжелая служба, ни ночь, ни сон,
Ругает некрепкий народ.
Возьмёт весло и закурит он,
А после на берег идет.

Затягивай лодку, проклятый Стикс,
Закручивай водоворот!
По воле богов Акинфич старик,
Туда и обратно плывет.

Вернется, получит с убогих мзду,
Опять папироску в рот.
Старик Акинфич почти в аду,
Но все же еще, живет.
19.01.2021 21-43

Что выбрать?

Перед рассветом уж, перед самым,
шаг последний остался нам.
Мы не делаем шаг, замираем.
Пусть рассвет, сам выбирает-
молча стоять на пороге дня,
или шагнуть, за черту огня.
Что бы выбрать нам, дорогая?
И тогда, начиная свой день,
мы от глаз отгоняем тень,
мы глаза свои открываем.

8.2025.

Здесь, говорят...

Здесь, говорят, помещалась тюрьма.
Кирпичи ее, помнят тени,
переходы, лестниц ступени,
осень долгая или зима...
Здесь тюремщики пили чай,
перекидывались в картишки.
Здесь, тюремная дверь излишки,
отсекала свобод.(Не мечтай!)
Здесь, по лестнице винтовой,
на допрос поднимал конвой.
Здесь, проложены провода,
по которым бежали токи,
пыль и мел потолков высоких,
взгляды узников, навсегда.
Если вниз, то встречал подвал,
мир тепла и асбестовой пряжи.
В стены пули впивались дважды,
зерен медных тусклый металл.
Здесь проходит, звучит шагами
прошлого звук или просто память,
так тяжела этих стен тишина.
Здесь, говорят, помещалась тюрьма.

8.2025.

Наполняет день...

Наполняет день мой август,
жёлтым, зноя полным светом
и зелёным, данным травам,
голубым небес, при этом.

Я сосуд несу хрустальный,
руки холод мне тревожит,
снег и лёд его печальный,
разогреть огонь не может.

Тучи снегу мне носили,
руки травы мне кололи,
мой напиток охладили,
мой напиток полон соли.

Может осенью московской,
заскучав, хрустальной льдиной,
оступлюсь дорогой скользкой
и сосуд свой опрокину?

Я пойду уже свободен,
не замёрзнуть, не согреться,
с равнодушием к погоде,
без тепла, без снега в сердце.

7.2025.

Смола

Малый город, что смола,
на руке моей,
от елового ствола,
от июльских дней.

Запах дыма соткан в нем,
мне щекочет дух,
скуден вечер здесь огнем,
на дорогах двух.

А у женщин темен взгляд,
не поймать его,
мне духи не говорят
ровно ничего.

Вечер ели обнимал,
зелень брал иглы
и рукою жаркой ал,
не стирал смолы.

Малый город прячет свет,
ночь смыкает глаз.
А смолы давно той нет,
на руках у нас.

7.2025.

Неспящие города

Не спят мегаполисы ночью,
огнями бессонно горят.
Июнь по дорогам грохочет
и август волнует мне взгляд.

Духи перемешаны с дымом,
слова исказило стекло,
в них время торопится мимо,
пол века, что месяц прошло.

Здесь звук разжимает ладони,
когда тишины просишь ты,
а музыка бьётся и стонет,
в колодцах, не знавших воды.

И здесь умирают цикады,
не выдержав такта и нот,
бессонных огней мириады
отталкивают небосвод.

Я к ним убегу из предместий,
железной дорогой и сном.
Я города сын, меня бесит,
ослепшая ночь за окном.

7.2025.

Жарко

Жарко, в солнечном июле,
два часа мои заснули.
Были заняты игрой,
сон сморил их- час, второй...
говорю: "Проснетесь, братья!"
Вижу, слов одних не хватит,
мне кивают головой,
первый- в сон, за ним- второй...
Что такое, что за притча!
Отвечают: "Не кричите,
сон полезен нам дневной!"
Первый- спит, а с ним -второй...
Я растерян, я обижен,
достаю им разных книжек.
Я читаю Моби Дик,
не поможет, спят от книг!
За журнал хватились руки,
но зеваю сам от скуки,
ужас, два часа моих
пролетают, точно Миг.
Я решил будить их громом,
походил как слон по дому,
чашку с блюдцем уронил,
все лежат они без сил.
Тут в окно влетела муха,
норовила сесть на ухо.
Погонял ее рукой,
первый час, за ним второй...
Вот явился третий час
и зовет пить чай всех нас.
Чайник старый дал свисток,
разбудить тех двух помог.
Встали сони, да за дверь,
с третьим полдничать теперь!
Достаю айвовый джем,
джем прогонит сон совсем.
Жарко, клонит день ко сну,
с чаем чашку нам одну.

7.2025.

Укладчик

Я был укладчик плиток,
вставал я, ровно в шесть.
Я брил тупою бритвой,
щеки седую шерсть.

Мой завтрак легок скромный,
как все, в дому моем.
К семи я выйду ровно,
ни раньше ни потом.

К восьми, раствор готовлю,
добравшись и пройдя,
под крышу и под кровлю
где стройка есть моя.

Обед, по расписанию,
в двенадцать, как у всех,
но через час, в строй станет,
рабочий человек!

В семнадцать стоп истома,
домой лежит мне путь,
а в восемнадцать, дома
и можно отдохнуть.

7.2025.

Черемуха

Нелюбимые дети тебя обирают,
никогда не одернешь ветвей.
Твои ягоды в срок созревают,
у заброшенных парка аллей.

Ты росла, ничего не просила,
сладость черная, ягод сухих.
Отпускаю я ветви, в них сила
и убогая точность простых.

Прохожу я, ищу у дороги,
твоих ягод простых божество.
Точно в памяти, в зарослях многих,
плод ищу, естества твоего.

7.2025.

Стылый вечер

Запад в небе собирал,
серебро да злато.
Скупо льет огня металл,
солнце небогато.

Вечер скорби, вечер стылый,
темень да туман.
Луч последний, свет унылый,
остается нам.

Тополь старый у дороги,
где огни машин.
береги прохожий ноги,
избегай трясин.

Искры света леденцами,
кружит тишина.
День уйдет, погасит пламень,
звездочка одна.

Ночь нам явится слепая,
что ей день и свет!
Обними меня, родная,
нам пощады нет.

7.2025.

Двенадцать часов

День добрел до середины,
до двенадцати часов
и на площади старинной
пал у шестерни засов.

И ударил молот другу,
в колокольный бок локтем
и на площадь, на округу
покатились брань и гром.

Две старушки лоб крестили,
сняв платочки в стороне,
а две стрелки чуть сместили,
положение во сне.

Ослик, превозмог свой груз,
скромно радуясь успеху,
а влюбленные без чувств,
повалились на телегу.

Закрывает книгу чтец,
ветер дунул в зев каминный,
день на площади старинной,
ход продолжит наконец.

Капли бросит вверх фонтан,
благосклонны рядом липы,
укрывая в зелень стан,
дрогнут кажется, стыдливы.

Рюмку пьяница допьет,
воробья поймает кошка,
вдруг закроется окошко,
на внимание мое.

7.2025.

Музыка

Кто платит, тот заказывает музыку.
О музыка, сильней звучи!
Дай растрясти жиреющее пузо
и расшатать у пола кирпичи.

Дай провернуть струну скрипучую,
теряющую строй и лад
от долгого, что сон беззвучия,
до края наполняющего склад.

Дай жизни звуку и движению,
молчание отправь в полет.
О музыка, дай жизни продолжение,
которого, та вечно ждёт.

А если выберешь молчание
и тишину застывших дней,
монету брошу на прощание
уснувшей старости твоей.

7.2025.

Перевод

Скудеет фляга без воды,
беднеет стих от перевода.
Жар сушит, выпить бы воды...
да нет, вся прочь сбежала!
Смысл расстается с пересказом,
чуждые монеты поданы взамен.
Душа отрывка прочь слетела,
не пожелала в новом быть.
А красота, старухой обернулась.
Читаю, на душе скребёт печаль.
Ах, лучше б сну предаться,
дверь души плотней закрыть!
Быть может заново прочту,
корявый стих с рассветом
и первые лучи в руинах,
забытую монету мне укажут.

7.2025.

Борт

Выходит ночь из темноты.
Тяжёлый борт воздушный,
пробует пространство
и приближается к земле,
пугая неподвижность,
домов и яблонь серых,
застигнутых врасплох.
Ближе громкий звук и я уж,
без страха жду удара.
Вмиг перейти в небытие,
вдруг растворится в тени,
что ночь нам принесла,
в большом мешке,
со звёздами, дырявом
и положила так высоко,
что кажется невольно,
он в этом мире- все.

7.2025.

Плетение

Не стоило два тома городить,
переплетать слова и дело,
вести и рвать тугую нить,
за тенью следовать несмело.

Бумагу сжечь, благословенье дня,
движением кошачьим отпуская
и год исторгнуть из себя,
тот год, что бог не возмещает.

Убить пол жизни на каприз,
судьбу вести среди безделья,
чтобы читатели нашлись,
открыть твой томик захотели.

Мир полон грязи и дерьма,
так это выльется в два слова.
Но не в пол жизни и тома
и тени мельниц и иного.

Но бог талант благословил,
он сам из той святой когорты,
что жизнь плетет, сплетает годы,
лишаясь времени и сил.

7.2025.

Бабочка

Мне снится бабочка, что машет мне крылом,
и что крыло ей, что отсутствие в ней чувства,
все равно, но я думаю, окутан странным сном,
что бабочке я снюсь, заполнив,
что в ней было пусто.
Так воды заполняют жадный до воды сосуд,
так бесконечные дожди слезу свою прольют.
И будет бабочка мне снится, жёлтым мне махать крылом
и вечность отражаться будет бесконечным сном.
Два зеркала сойдутся, в каждом будет сон.
Мне бабочка приснится, мне махнет крылом.
А вечность бесконечная, закружит жёлтым сном.
Проснусь, связь разорву, увижу, что потом.

7.2025.

Ночь темна

Ночь темна, но жива дорога,
недосказанное говорит,
а единственный глаз у бога,
освещает туман в степи.

Но устанут и эти двое,
и под утро, в четвертый час,
только псы одни беспокоят,
осторожные сны у нас.

Побелеет лицо рассвета,
закачают его ветра
и прибудут нам сны за это,
недосмотренные вчера.

7.2025.

Пространство

Мое личное пространство в городе,
обращается пленкой, вроде.
Мы в плавильне, мы перемешаны.
Кто- святые, нейтральные, грешные.
Из вагонов выходим массой,
много рукой и много глазной.
Разделяемся, не без труда,
ищем части свои тогда,
вынимаем из жара телА,
где душа их, тот раз нашла.
Ноги ищем, отростки рук,
свои головы, остатки губ.
Город, любит нас, обезличенно,
но лишает, пространства личного.
А на даче, раздув что шар,
занимает весь мир душа.
Дорастаем до белых тучь,
по слоновьи, наш шаг могуч.
Постигаем слова корней,
прозу леса, стихи аллей,
чтобы осенью, сбросив свой рост,
в улиц темень влезать пришлось.

7.2025.

Стыд

Стыд -сигарета, спрятана в кармане,
пускает дым и яркой точкой жжет.
Вопьется в руку, ждать не станет,
вот свойства, всем известные ее.
Слаб точки свет, всесильна тишина,
но сигарета тлеет, светится она,
прожжет руки неосторожной кожу.
И от души, идущей в одиночестве твоей,
к утру оставит нищим горсть углей.
Стыд сигарета, тлеть двоим похоже.

7.2025.

Иллюстрации

Над этими рисунками, таинственными в книге,
что дышат языком огня в застывшем красном миге
и зеленью лесов, ниц павших трав
и груди синих волн застывших, воздуху набрав,
была страница папиросная бумаги,
что буквам не давала очернить все яркое в пустой отваге.
Лес пышный, глаз твоих бушующий огонь
и море, отогнавшее покой рядами буйных волн.
Я оторвал листок шуршащий, белый
и буквы черные, на краске поместясь,
с тех пор немного раздражали глаз.
Когда мой взгляд бродил по райским кущам,
меж нимф танцующих, богов на все орущих,
сатиров в шкурах, потных и нагих,
венер смущенных в пене волн морских.
Я видел буквы, чье явление неуместно,
там, где стыдливость ставила листок известный.
Или на лоб Ахилла странно уместясь,
иная буква подчинит себе рассказ.

7.2025.

Люрекс

Ты говорила, леденец в зубах обкатывала,
глаза ты округляла близоруко, матово.
Слетали на витринах лепестки цветов бумажных,
от одиночества, когда ты проходила шагом важным.
Ты говорила мне, но я забыл о чем
и вот теперь, мы в вечности с тобой вдвоем.
Бывает ночь, с глазами жадно темными,
тьма набежит и прочь отступит волнами.
Свет не рождён, восток чуть теплит только,
а память предлагает мусор, мелочь, толику.
Ты говоришь, пластинкой в хлам заезженной,
ты мне рассказываешь, ныне неизбежное.
Твой люрекс светится один и призрачна та ткань
и длится разговор, его не кончить нам.
Ты глаз царапаешь мне, ночь твоя черна.
Отстань, я спать хочу, иди теперь одна!

7.2025.

Кратковременный дождь

Сегодня в Москве наступил кратковременный дождь,
и в небе сходятся тучи, которых не ждёшь.
Тяжёлые тучи, с сизым цветом крыла.
А ветра волна, по зелёным деревьям прошла.
Через августа дни, расчёской большой,
достает их сентябрь прохладной рукой.
А на пальце его безымянном, золотое кольцо
и желтеет, как будто он света не видит, лицо.
Он торопит наш день, тяжело ему ждать,
кратковременный дождь, наступает на пятки опять.
Я достану твой плащ и расправлю его не послушность с трудом,
плащ пол года назад, помогал нам бороться с дождем.
В нем далёкого дня остаётся ненужный листок
и москвы-реки отмель, оставила серый песок.
Между разных желаний и сумрачных тем,
я забыл тот дождливый, прошедшего августа день.
Мне опять расправлять непослушную ткань повезло,
снова дождь расправляет на городом нашим крыло.

7.2025.

В нашем городе...

В нашем городе маньяк,
это точно, это так.
Ходишь ночью? Осторожно,
не дойти до дому можно!

До спасительных дверей,
стен, супруга и детей.
Милой жизни продолжения,
сонных ходиков движенья.

Ночь настала, во дворе,
тени бродят в январе.
Белый снег лежит ковром,
и черны деревья в нем.

Кто идёт по снегу там?
Кто свой шаг направил к нам?
Ночь черна и белый снег,
или тень пугает всех?

Знаешь милая сама,
мужики сойдут с ума,
время, холод их гнетет,
доберется и убьет...

Скажет после, все сама,
захотела, раз зима...
год- другой, больница, тишь.
Ну иди, ты что стоишь?

7.2025.

Здесь и там

Открыта дверь моя, в тепло и неба синеву,
в зелёное и желтое дыхание июля.
Картина...точно счастье наяву,
мы спим, мы в слякоти ноябрьской заснули.

Нам только кажется- та зелень и тепло,
но холод, снегу у порога намело,
а небо выплакало синеву от горя.
стада в нем белые, в нем темень станет скоро.

Я здесь и там, слуга и сын двоим,
там непогода стаскивает мой сапог руками.
Открыта дверь в день полный счастьем моим,
дверь ноября, открыта быть не перестанет.

Нога по наледи небесного стекла
скользит моя, в мир жёлтого тепла.
Меж двух дверей, пока живой стою,
в июнь влюблен и должен, ноябрю.

7.2025.

Ускользнувшее

На север уплывает непогода,
мне слышен осторожный вздох,
снующего по улицам народа,
среди омытых каплями дорог.

Тень покидает город неохотно,
по небу стягивает северный хитон,
чья ткань из сизых перьев соткана,
а кое -где порезан даже шпилем он.

Пусть синева в прорехи бьёт простая,
но не хватает быстрого дождя,
а вот, погода понемногу набирает,
ступенек яро -жёлтого огня.

Прошедшего нам часто не хватает,
остановить его, да вечно смаковать!
Но непогоды плащ, на север уплывает
и рвет рука его о тернии преград.

А после громов, пересуды, разговоры
и августовский хохот тишины
и синих тучь надвинувшихся горы,
и это все, мы перетерпеть должны.

7.2025.

Старик

Старый кирогаз, ты древняя машина,
заключён в тебе цветной металл.
Тусклая латунная станина,
неудобных ручек карнавал.

Не дотягивает срок твой и до века,
нет истории, а все же ты старик.
Из угла забытого приехал,
неожиданно был найден и возник.

Не исчез твой запах керосинный,
ты работать хочешь, но в утиль,
уезжаешь, точно гость былинный,
выпустив от удивления фитиль.

Помню, куплен был на дачу,
но пол века с этих пор смело.
Я с тобой расстанусь, не заплачу,
прошлое готовится на слом.

7.2025.

Чем больше...

"Чем больше, узнаю людей,
тем больше нравятся собаки!"
Любитель близких нам зверей,
построил для людей бараки.

Любил он преданность зверья,
но презирал, любовь людскую:
-Чем больше, узнаю их я,
тем больше по волкам тоскую!

Он роет логово свое,
червем живет в сыром подвале
чем больше граждан узнает,
тем больше жизнь его печалит.

Он умер, пулю в рот вогнав,
в конце концов, людей узнав.
Убил любимую собаку,
жену и тем уже окончил драку.

7.2025.

Неверная душа

Душа покинула, открыла дверцу,
оставив плоти клетку ржавую,
а плоть жива, со стуком сердца
и с головой, больной державою.

Плоть ходит, шаркает ногами,
ботинки чистит в тишине прихожей
и губы мертвые словами,
обрызгивают любопытным рожу.

По телефону звонит, сообщает,
имеет счёт вполне надёжный.
Из молодой капусты щами,
в обед обедает, возможно.

А вечером, в сон отплывает
и что ей снится, той оболочке?
Но просыпается от лая
и ходит, неприкаянная ночью.

Бывает души возвращаются,
бог знает где, бывала верно,
во сне придет, в обед, за щами,
откроет дверь, женой неверной.

Тут падает в тарелку ложка,
он осерчав, вовсю краснеет:
- Где ты была, как можно!
Он жить теперь не хочет с нею.

7.2025.

Рыжие девицы

Рыжие девицы, женщины эпох веселий,
ускользнувшие от наших глаз в года.
На холстах распял вас, Ботичелли
и теперь на них вы- навсегда.

Даже если, холст не выдержит и сдастся,
если время съест тугую ткань,
вам останется всего лишь, двадцать,
вам останется рассветов рань.

Вы пришли сеанс продолжить рисований,
мастера зрачок и карандаш.
Вы застигнуты среди своих желаний
и оставлены на суд неправый наш.

Вы- живые, смотрите, как было,
обнимаетесь вы, держите холсты,
а художник, точно божество ходило,
и с моделями пришедшими на "ТЫ".

Ставшие Эолами, богами,
юноши, служанки, типажи,
божество остановилось перед вами,
контуры ведут карандаши.

7.2025.
Сандро Боттичели
Рождение Венеры 1482-1486

Ольгино

Жила здесь Ольга, не княгиня Ольга,
варила щи с капустой, пироги,
в квашне всходили томно, долго
и мужа грязные, в сенях не сохли сапоги.

А время застывало, прилипая,
к рукам осколками блестящими часов.
День проходил, как не был. "Дорогая..."-
слов не было таких, когда сдвигал засов.

Так жизнь прошла, без песни, без гармошки,
рассыпался трухой древесный спил,
у старой яблони, подался в город сын Алёшка,
писал стихи, и сильно водку пил.

А спросишь если, перевозчика седого,
махнет рукою в сторону пяти дворов,
-Ах Ольгино, тут яблок было много,
да вот теперь никто жить не готов!

Ступлю, перекестясь на челн -Харона,
он пару раз качнет и станет ровно.
Вода реки темна, что кофе,
а Ольгино на берегу, покажет темный профиль.

7.2025.

Роман с пустотой

Роман с пустотой, завязался случайно,
сидел за столом и уставился в стену, незрячий.
Тогда проступать стали трещины тайно
и пятнышко стало, как профиль изящный.

И вот она, с ним говорила свободно,
как будто минуту назад, перекинулась словом,
а мысли случайной, молчанье угодно,
но следом улыбка затеплится быстрая снова.

-Ах, милый давно же тебе, рассказать я хотела,
мне скучно, все стены меж нами да стены.
Как видишь, лицо подарила судьба мне,
но тело,
дарить не желала судьба, совершенно!

Судьбу я просила, но старую словом,
разжалобить стало теперь невозможно.
Стихия судьбы- помещать нас в готовом,
а новое сделать и выдумать -сложно.

Вот, если бы ты мне добавил хоть руку,
хоть персик груди приложил для желаний...
представь эту страшную, мерзкую муку,
век быть в задушившей желание раме...

А мы бы с тобой, вечера говорили,
пусть ветер осенний, пусть бесится стужа.
Любимый, желания женского теплая сила,
под краской засохшей с покоем не дружит...

А он изумленный, свой ужин роняя,
смахнул со стола скользким ставшее блюдце,
плеснул в говорившую чашкою черного чая
и прочь от стены, бормоча отшатнулся.

7.2025.

Без нас

Покинутый автомобиль, напоминает о себе,
качаясь на ветру июльской непогоды.
Хозяин спит, а небо копит воды
и ветер шелестит в древесной голове.
Все будет проще кажется, без нас,
пейзаж теснить не станет любопытный глаз,
деревья девками на площадь,
пройдут и сарафаны ветром заполощет,
свободный от пригляда Серафим.
Не станет кошка нервно озираться,
лишь к голубям захочет подобраться.
А площадь скоро потеряет всякий стыд
и острые углы и ста вазонов строгий вид.
Средь улицы появятся нахальные каменья
и кирпичей столетние иссохшие печенья.
Пространство отдохнёт от музыки,
прочертит небо черно- белый фильм.
Излишества- всегда одна обуза.
А мы простимся осторожно с ним
и может быть с одной всплакнувшей музой.
Хотел бы отдохнуть от нас пейзаж.
"Берёзки, станьте как- нибудь по- проще!"
Всегда вас, взгляд одергивает наш,
а также он в квадрат возводит площадь.
Хотел бы быть ручей, всего одним ручьем,
без наших взглядов, оставаться ни при чем.
Грязнуля лужа, оставаться лужей,
существовать и без лопатки малыша,
без лепестка бумаги, следа шины.
Но мы -то не хотим покинуть этот мир,
мы остаёмся неразрывно с ним,
врастаем в площади и стены,
в деревьев черные, тяжёлые стволы,
в гор, съеденные времени столы,
в пространство пенное, бушующего моря,
мы видим все, за всем, что есть, следим.
А если вдруг, закроем любопытный глаз,
что с миром станет, без следящих, нас?

7.2025.

Мы у великой сцены

Молчать и слушать голоса небесных сфер,
шуршание пыли звёздной и пространства
и черноты, забывшей свой размер
с прохладным бархатом ее убранства.

Мы у великой сцены, мы теперь должны,
уметь ее движеньем вечным наслаждаться.
Уйдем из зала, представленью продолжаться.
Есть гром, средь грома, или тишины.

Мы зрители, не первый, правда ряд,
но театральные бинокли много лучше,
рассматривать позволят нам наряд,
прыжки и пируэт забавного Петрушки.

Жаль, но не вечно наслаждаться нам,
уйдем, а представлению продолжаться
и капли вечера в огнях его двоятся,
бегут навстречу очарованным глазам.

7.2025.

Нить

Что же, после, когда не изменишь,
ни на каплю, на строчку, на менее.
Отопри сундуки, будет отдано,
по монете Харону и Одину.
Выражаясь простым языком,
обрубают концы топором.
Тонет порт, занавескою темень,
исчезают пространство и время.
Все, что ценного скоплено здесь,
потеряет стремительно вес.
Оставляйте ненужные кеды,
пухом сдуют осенние ветры,
стащат белую нить паутин.
Но прочтет же, читатель один
пару строчек, написанных летом,
что оставили вес свой, при этом.
Пара строчек, та тонкая нить,
продолжает тянуться и быть.

7.2025.

Чердак

Чердак у дома жгло небесным зноем,
замучают в нем жажды языки,
туда я заберусь и доски станут строем
и жаловаться будут, что труды их нелегки.

Что дождь недавний с крыши капал,
где ненадёжен старый, ржавый гвоздь
и хорошо, тот дождь ушел на запад,
не то бы, мокнуть потолку пришлось.

Они стоят там, год забыл который,
сработанные в прежней суете,
в них страсть к частушкам и повторам,
того, что получилось в славной простоте.

Они, те доски, пели и звучали,
давно уже не лазил я с починкой так.
По ним же, молотком вовсю стучали,
и гвозди забивали в тот чердак.

Пилили, даже может быть, строгали.
Теперь, спустя полвека, дачной тишины,
тут чистоплюя, отыскать едва-ли,
все высохли, звучат и все, черны!

7.2025.

Холмы, поросшие...

Холмы поросшие деревьями отчизны,
травой не топтанной, не знающей шагов.
Увенчанные царскою, песчаной лысиной
и каждый звать явившихся готов.

Но прежде мне ручья преодолеть преграду,
переберусь по телу наклоненных в воду ив,
я оступлюсь и комарье уважу до упаду
и всякий не раздавленный останется счастлив.

Я выйду к озеру, которое на пруд похоже,
где глина и песок и тины забытье
и буду чувствовать, день не напрасно прожит,
когда в нем тело помещу свое.

И тишина придет, что клей связуя, время
а на песке, на отмели оставит след ступня.
Достану камыша подпаленное семя,
напоминающее осень, запахом огня.

7.2025.

Начнется день

Начнется танец света и ветров,
бросая капли все бежать готово,
шевелит тени вымокших дворов
и мной не сказанное слово.

День скуки, злости, день судьбы моей,
изливших прошлое дождей,
прошедшей ночью в тьме суровой,
и мной не сказанное слово.

Деревьям тесно во дворе,
два малыша заснут в игре,
песок качнет и сдержит тени,
начнет восточный танец день.

"Не все же время для дождя!"-
так думал, выходя из дому я.
лишь сценку переждать погоды,
а там -гопак, да хороводы.

7.2025.

Я буду цензор твой

"Я буду цензор твой, Поэт.
Читатель буду твой, пристрастный.
рождает мысль в тоске несчастной,
порой ночной души полет.

Но мысль закону не подвластна,
что шар бумажный, под огнем свечи.
Читатель буду твой, пристрастный,
Поэт, читателя иного не ищи!

Остановлю души порыв мятежный,
боль усмирю рукою снежной.
Развею лихорадки скорой сон,
да не колеблет слово трон!

В основах, трещины бывают,
нам не заметны и слабы,
так сон златой царей свергают,
рукой нечистою рабы.

Пиши, тебе запрета нет.
Я буду цензор твой, Поэт!
Огнем пройду среди потемок.
Пусть благодарный нам потомок,
сочтет уместным сей дуэт!"

7.2025.

Почти

Почти- свершение, а все не то,
ему не хватит малости последней,
шагов в скрипучей, маленькой передней,
накинутого на плечах пальто.

Оно сбежало, дышит тяжело,
исполнится желая, совершенством явиться,
уже предчувствуя блаженство,
трудов оконченных, два шага не дошло.

Померк мой давний, славный день,
вхожу в остатки брошенного сада,
где были мы вдвоем и надо,
молчать и ждать, когда б, не лень.

Жизнь завершения не ждёт,
я чувствую теперь, так было прежде.
Почти- не завершение мое,
в не окончательности, прячется надежда.

7.2025.

Город мертвых

Почти идиллия, сухой травы набор,
кусты шиповника, чья линия на ост,
два белых облака изображают косогор.
И все бы хорошо, но здесь погост.

Здесь отдохнуть от праведных трудов,
живому хорошо, но вряд ли кто готов.
Сияет день, почти прозрачны небеса,
а неба жёлтый свет, слепит глаза.

Найду мне нужную ограду и скамью,
там посижу, вина в стакан налью.
И колокол на церкви поминальный,
ударит раз и замолчит печальный.

Здесь мне без устали ковать кузнец,
начнет и смолкнет наконец.
Уйду и через год вернусь обратно,
здесь точно хорошо, но как- то неприятно.

7.2025.

Новая Женевьева

Я люблю тебя, Женевьева,
я схожу по тебе с ума,
но далёкая ты, как Женева,
ты не едешь ко мне сама!

Не прикатишь на двух колесах,
не уткнешься мне в щеку носом.
Ты застывшая, ты зима,
я схожу по тебе с ума!

Я лежу, нездоров, в постели,
мои мысли к тебе улетели.
Женевьева, ты мне должна,
накорми их, насыпь зерна.

От любви нет лекарств, болею,
между простынь потею неделю.
Не приходит ни черт, ни жена.
о тебе моя мысль одна.

Без тебя, я пустой скворечник,
я покинут, я брошен вещью.
Телеграмм мой, сошел с ума
я звонил, в ответ тишина.

7.2025.

Скромное желание вечером

Нет, не дворец желал бы он, не самолет,
не яхту, меж просьб пустых к фортуне вечной,
в карман большой, пол литра он кладет
и движется по направлению к чебуречной.

Ему сам бог велел, быть проще и скромней,
витая между всех поползновений,
унылых трепета желаний и молений
ему он чебурек подаст рукой своей.

А продавщица, непонятно отчего,
положит сто рублей в карман его.
И старенький поэт, с улыбочкой беспечной,
прочтет пять строк ему, о дружбе вечной.

7.2025.

В двенадцатом часу

В двенадцатом часу, уже конец свечам
и гасят их смешным приспособлением,
ты умерла, оставив тайну нам,
зачем нам смерть, зачем при том, рожденье.

Зачем ты мучилась, с тобой бывало все
"И что к творцу отправило ее?"
Да любопытный факт отметили какой-
в постели ты была одна, при том, нагой!

Туманно поминали гос структуры
и мафию, чьи происки, как смерть верны.
Все три замужества, не верной трем жены,
любовников, беременности эксцентричной дуры.

Шизофрению матери, побег ее отца,
да разные таблетки без конца.
Так выжмут до конца, до капельки лимон,
чтобы отдал, накопленное созревая, он.

Все в ход, все- польза города большого,
дела прошедшие угасших дней,
труды дня первого и отдых дня второго
и судьбы маленькие, маленьких людей.

И монстр был доволен, в стае голубей,
склонил казалось, башенку в тумане.
Он смотрит, кто на это место станет,
освобождённое, оно принадлежало ей.

07.2025.

Прошедшая ночь

В июнь, ненастьем и пророчествами зря отягощенном,
шел дождь ночной, шумел в купели законной.
Проснулся я и вот, уснуть уже не мог,
мне было холодно, я был в постели одинок.

Я пробовал считать овец с руном мохнатым,
я слышал грома дальнего тяжелые раскаты.
Вкруг них, как видимость исполненного счастья,
худая изгородь была, унылая в ненастьи.

Овечье одиночество наполнено дождем
и сыростью ночной и неспокойным сном.
Близ лай собак звучит, не спящих от заботы,
ночь без луны беззубый закрывает рот.

Мы одиноки, овцами на вытоптанном поле,
уснуть- нет счастья, не спать- нет воли.
расстроены, бог весть куда бежавшим сном
и ясностью, не посетившей нас потом.

Уж лучше бы одно, но полное до края,
а половину счастья, я не понимаю.
Так голоден, ты встал из- за стола.
Тут я уснул и мимо ночь прошла.

6.2025.

Я буду бежать


Я буду бежать по холмам
опрокинутой в сумрак отчизны.
Я буду туманы разбрызгивать
пеной капризной.
Я стану в низины спускаться
и спящие в поле,
мне птицы кричать станут,
в страхе и боли.
А ветер замрёт,
забывая движенье
и звезды забудут,
Земли притяжение.
И диск краснорогой луны,
за холмы задевая,
покатится в след мне,
огонь по дороге теряя.

7.2025.

Без света

Ночь прибавляет черноты количество,
прочь гонит свет, тьма вытесняет электричество.
Его последние заблудшие пузырики,
среди ветвей теряют силу осторожной лирики.
Болтливый телевизор замер, стал вдруг слаб и слеп,
из проводов высасывает то, чего теперь в них нет.
Нет звука, тишину напрасно и тревожно слушаем,
наш вентилятор замер, вешает за сеткой уши.
Из проводов пропало главное, его величество,
не видимое всеми нами, наше электричество.
По ящикам, комодам и столам настойчиво ищи,
огрызок, мышью недоеденной пять лет назад свечи.
Зажги и века каменного тусклый свет,
трепещет пусть, царапает обшарпанный багет.
Без света ум наш станет глух и страшно слеп,
мне даже спать не хочется, скорей включите свет!
Пусть побежит по проводам, великое величество,
пятидесятигерцовое его количество.
Пусть двигает железные, подвластные ему тела
и прочь прогонит ночь, что в дом вошла.
Зажги хоть сто свечей, хоть двести, дело это личное,
а жизнь, не жизнь совсем, когда без электричества!

7.2025.

В саду костер

В саду костер ночной отталкивает темь,
ломает угли черные горячими руками
и языки выбрасывает перед нами,
играет может быть, или грозит меж тем.

Ночь не спешит, но зажигает фонари
средь зелени садов искрою алой
и вечер осторожно говорит
далёким лаем псов усталых.

Все будет завтра, день его и свет,
возможно, исполнение желаний.
Густеет небо тишиной над нами,
дожди прошли и далеко от нас рассвет.

Пора костру окончить танец свой,
накопленное солнце изливая,
пора уснуть ему и нам пора с тобой,
уснуть с приходом ночи, дорогая.

Все будет завтра, день его и свет,
сойдём как все во мрак наставшей ночи.
Костер не гаснет, сердце спать не хочет,
двоим покою ночью этой нет.

7.2025.

Здесь и там

Открыта дверь моя, в тепло и неба синеву,
в зелёное и желтое дыхание июля.
Картина...точно счастье наяву,
мы спим, мы в слякоти ноябрьской заснули.

Нам только кажется- та зелень и тепло,
но холод, снегу у порога намело,
а небо выплакало синеву от горя.
стада в нем белые, в нем темень станет скоро.

Я здесь и там, слуга и сын двоим,
там непогода стаскивает мой сапог руками.
Открыта дверь в день полный счастием моим,
дверь ноября, открыта быть не перестанет.

Нога по наледи небесного стекла
скользит моя, в мир жёлтого тепла.
Меж двух дверей, пока живой стою,
в июнь влюблен и должен, ноябрю.

7.2025.

Твой день

Твой день и светел и суров,
твои заботы осторожны,
не стерегут, не просят слов,
а все проходит непреложно.

Стоят столбом твои дымы
сугробы множатся, зимы.
Твои спокойные дороги,
прочь шлют печали и тревоги.

Темны обильные леса,
прельщают ягоды глаза.
Пусты пространные поляны,
сном золотым объяты страны.

И вод тревожная страна,
гнать волн ряды тебе должна.
А месяц с тучей дальних звёзд,
любовь и свет тебе принес.

К тебе в молитве масса слов,
но ты их слушать не готов.
В делах ты, в шапке облаков.
Твой день и светел и суров.

6.2025.

Доброта и долг

Меня дежурный не пускал,
в нем долг и жалость помешались,
в глазах был холод и металл,
в словах проскальзывала жалось.

Они боролись пять секунд,
пять интересных мне мгновений,
я был на все готов, но тут,
я был как повод для сомнений.

Я видел, сдаться он готов,
открыть тяжёлые ворота.
Но долг и совесть и работа,
вот куча всяких вечных слов!

Он сдался, я же тот же миг,
узнал, что я ему должник,
исчез из глаз его металл,
свой долг он мне передавал!

6.2025.

Размышление перед небольшим ужином

Жить хорошо, но мало, или плохо -долго.
Жить тяжело, нести печали груз
и черепахой старой прятаться от бога,
в ил погружаясь мутных луж.

Спать, замерзая в комнате холодной,
прочь отгоняя тень судьбы голодной.
Иль заключая цели жизни в молл,
решить- здесь божью бороду нашел?

И поместясь в кудряшек суету,
внезапно быть прихлопнутому тут.
Что ж, так и эдак тяжело,
ну, я за стол иду, не знаю, что нашло...

6.2025.

Ассоциации

Я заблудился, я в ассоциации,
мне голову вскружила тьма светил,
невольно начинает мне казаться,
причину я на следствие сменил.
Мешаю божий дар с яичницей,
ты стала по стрельбе отличницей,
я понимаю, лучше так не сочинять,
но много проще плотничать,
по доскам вечером сырым стучать.
Молчать, закатам умиляться.
Все меньше вред ассоциации,
но не могу, продолжит мне казаться,
причину я на следствие сменил,
ты стала по стрельбе отличницей,
а я- мешаю божий дар с яичницей.
И смотрит сокрушаясь, Аполлон:
-"Какого черта, сочиняет он!"
Я сочиняю, погружен в ассоциации,
я бабочкой распластан на листе,
на белой, бесконечной пустоте.
Я не могу от мысли отвязаться,
бог мой, дай отдышаться мне,
дай завершенье строчек вариации
и точку в завершение труда,
поставить не скупясь в конце, туда.
Сплести сонета маленькую вязь,
не пасть лицом при этом в грязь.
Свести с началом выпавший финал
и мысли выбрать нужный пьедестал.

6.2025.

Смерть неизвестного

Я помню в ближнем доме умер человек,
большой был дом, похож на общежитие,
а коридоры там казалось, связывали всех,
такие были в нем, связующие нити.

Он умер утром, день был выходной,
не знаю как, да от какой причины,
но вынесли лежащего, над головой,
передавая, цепью ставшие мужчины.

Мне было странно видеть это акт,
отчаянья, а может даже уважения,
когда явилась смерть и утвердилась так,
забыв приличия и умолчаний тени.

Как в древности великого вождя,
поверженного временем и боем,
отпущенного отдыхать в небесный пух.
И страхом сокрушенный двор покинул я,
но слышал разговор соседок двух,
о том, что бедный тот, страдал запоем...

6.2025.

Я тороплюсь


Ты говоришь, а я на голос обращаюсь,
я прохожу в тени твоих долин,
я километры преодолеваю,
услышать только звук потерянный один.

Бегу меж трав, заброшенных строений,
разбросанных вблизи уснувших рек.
Мешают несговорчивые тени,
спешу но прибегу уже в прошедший век.

Темнее небо, ночь длинней отныне,
день скряга отбирет у закатов медь
и ходит в тучах с ведрами стальными,
бог, перегруженный заботами медведь.

Воспоминание о будущем, о прошлом,
я тороплюсь путем, не мне положенном.
я тороплюсь, вздыхая в тишине,
но на часы укажут с укоризной мне.

Мне говорят попутчики- " Вы не забудьте,
зайдите если здесь проездом будете!"
И я киваю им согласно, я спешу,
даст бог и этот стих я на коленке допишу.

Я тороплюсь, не понимаю для чего,
такая тайна есть, желания моего!

6.2025.

Гнездо

Собрав сто веточек и мусора в гнездо,
бедняга аист думал поразить супругу.
но та, едва прибыв на место то,
в гнезде находит повод для испугу.

-Здесь укрепления нет, гнездо шатает,
а тут, мой друг, дыра в полу зияет!
Здесь лишние две веточки лежат,
на что надеялась, решив от мамы улетать!

Недаром мама говорила мне, гнездо,
собрать и укрепить, не всем дано.
Иной и трудится, а все не будь здоров,
придется выбросить отсюда лишних дров!

Но села, пышный зад свой как- то уместив,
чем аист был уже счастлив,
слетал за ветками, травой сухой,
все правил, в сумерках уже, белея головой.

6.2025.