Стеклоблокам и рыжим стенам
Посвящаю свою ирреальную молодость.
Кислотами дышащую, отдаю свою гордость.
Это будто состарить бумагу над спичкой -
Не сжечь, а преобразовать табличку "Вход" в "Выход".

Что ж, суббота, заплачем?
Сыграем в ящик?
Чтоб было нескладно,
Сюрпризом, так, никак иначе.

Идти надо: работа ждёт.
Серые зайчики-будни
прячутся, мечутся пыльные —
в агенстве ждут
кресты могильные.

У зайчика — боли́,
у собачки — боли́,
у меня — не боли́.
Не боли́, сердечко раненое,
головка светленькая...

Не разлейте, ручки,
стакан гранёный.
Медной проволокой выложил:
«Нет алюминия, меди».
— Проверь его, пойди.

Небо синее, синее и голубее полосы,
Ярче, сильнее и громче огни.
Блёстками рыжими море расплескано,
Местное море горит от любви.

Теплое лето, ленивое, томное
Дышит симфонией фар и дорог.
Всеми цветами линяет, нескромное -
Здесь перламутры берут свой исток.

Чего ж так мило и светло
Сегодня смотрят небеса?
В мой город серый принося
С собой нужнейшее тепло.

Раскрасят церкви купола,
Пустые лавочки дворов,
Чтоб жёлтой краскою легла
Всемирная любовь.

Мне снился сон. От таких снов обычно
мрачной, тягучею жижею липнет подушка к вискам,
и хочется куда-то уйти, убежать,
боясь и желая оказаться вновь там.

Вернулся я в родной и серый город,
уставший и, можно сказать, на щите,
с потухшими и слабыми глазами,
без пафоса, без денег, с крестом на мечте.
Ворочать мебель в ма́терином доме
и разгребать завалы хлама и тряпья,
заботливо и в Плюшкина синдроме
скопленные за годы без меня.

И сердце разрывается, но вид не подаю.
Казалось, что прошла всего неделя:
как же сильно она постарела, ослабла телом и умом -
моя милая, добрая мама, в бессильном одиночестве своем.

И бесконечно тянется небо вязкое,
падает на засыпающий город старости
мелким, противным дождем: кап-кап.
С ним падают минуты сердечной тяжести,
убавляя срок пребывания в нём.

Ночами не сплю в заваленной комнате;
мама бормочет через стенку о своем,
о молодости и покойном отце, и верит, что любимая кошка жива и мы здесь втроём.
За окном тихонечко выбивается ритм,
словно какой-то неразгаданный код.
"Мама, ты знаешь, кто там стучит?"
"Никто, это дождь, он идёт шестой год."

Решаю его навестить и неловко отворяю двери.
Я стою и смотрю: там стоишь ты... ты!
Замирает иллюзорное мгновение,
замирает твоя рука, я вспомнил черты.
А ты все такая же - идеальная, нежная,
стоишь на пороге и входишь в мой дом.
Я падаю подле тебя на колени, реву...
А ты тянешь руку и говоришь: "Пойдем.

Все хорошо, я ждала под дождем целых 5 лет.
А ты не вернулся, думал, меня в живых уже нет?" -
и смеётся, утешительно гладит меня.
"Не думал, я знал, я был в этом уверен." -
Я обнимаю ее колени.
"Ну хватит, ну хватит, не сиди так, идём
в новую жизнь.
Не обещаю, что будет легко, но мы же вдвоем."

Что же ты не поешь, соловей?
Неужели так плохо живётся?
Что ж тебе до бескрайних полей -
Там, на воле, труднее бороться.

Там еды не хватает, воды,
Там грохочут так яростно грозы.
Там законы природы просты -
Неужели не меркнут там грёзы?

Ну а здесь ты в тепле и в большой
Позолотой украшенной клетке.
Хоть и стал человеку слугой
На чужой металлической ветке.

Что же ты не поешь, соловей?
Неужели так плохо живётся?
Что ж тебе до дворцовых огней -
Здесь, в неволе, труднее поётся.

Какая-то дурная тишина:
В твоих глазах вижу себя
И бирюзовые прибои
Моря.
Поправляю твой
Выпавший светленький
Локон. И глажу тебя по
Щеке. Немое мгновение.
Стараюсь не плакать
От твоей красоты:
Я и не думал что ты
Способна на эту любовь,
На эту верную покорность,
На этот взгляд простой,
Такой влюбленный,
Такой доверчивый, родной.
Мне хочется тебя обнять.
Прижать к себе, не отпускать,
Закрыть своим крылом.
Не верить ни в одну примету,
Обстоятельства, закон.
И я понимаю, что все это время
Я был в тебя влюблён.

Мирная Земля, могучая, сырая,
Наполни меня как вода ключевая.
Пусть ребра мои плющом обвивает,
Пусть в черепе тесном грибы прорастают.
Пусть хвойным одеялом меня укрывает.
Пусть дождики плачут, союз омывая.
Пусть молятся сосны, скрипя и качаясь.
Земля, родная, ты понимаешь?

Не только видеть, но и слышать
Дыхание природы,
Как шепчет ветер в чаще листьев,
Как дышат небосводы.

Как речка с шумным разговором
Облизывает камни.
Как пред грозой бубнит сурово
Пролесок рваными краями.

Не только слышать — сердцем чуять
Пульс земли родимой.
Чтоб в каждом миге, в каждом звуке
Быть с ней неразделимым.

Мир взрывается водопадами ярких картинок: летят и падают письма, не в ящик,
А в пластик; маленький мальчик с затерянным взглядом тычет в экранчик.
Пестрят заголовки: об устрицах, как их приготовить, о войне и коррупции, моде, погоде.
Обрывками баннеров, флаеров, этикеток, красных трубочек от стаканов люди
Двигают, двигают новое слово, под влиянием нового информационного зова.

Ночью стелется мягкий туман -
Белое платье из воды выходит.
И переливы светлых волос,
Вторя полнолнолунней субботе,
Находят свет бледный и тихий,
Украшенный гроздьями звезд.

Изумился и тут же застыл:
Лёгкою поступью, тихо движется
И тьма не берет сияние...
Эфемерного белого платья:
Кажется! Я вспомнил молитву,
Глядя на это создание.

Движется мыслей усталых
Упрямый локомотив.
От интрижек и до скандалов
Мысли мои бередит.

Засыпать теперь не хочется,
Не хочется даже жить.
Лишь Бог поймет одиночество,
Которое меня тяготит.

Как-то больно в груди
Почти физически.
Твоего тела вид
Эстетический
В голове застрял.
Как сердце вырвали.
Я знаю что со мно́й
Ночи, бары, постель.
Любуюсь тобой,
Молюсь, что теперь?
Знаю, таблетки - яд.
Болезней - букеты.
Эта кровь - не моя.
Антидепрессант
Приводит, как всегда,
К парадоксальному
Эффекту.

Я - человек без опыта.
Без опыта и без власти.
Налью нам в стаканы поровну,
Поддержу монолог "о Насте".

И мне уже как-то без разницы
О чем ты мне говоришь.
Я лишь наркоман по пятницам,
В понедельник - я весел и чист.

Выйду летом по утру к речке -
Посмотреть как алеют луга
От восходного солнца. И где-то
Пропоет соловей как тогда.

Ведь тогда мы не знали печалей
И не знали суровых забот.
Мы в тот день для себя отмечали,
Как же славно та птица поёт.

И лежали с тобой как в постели
На бескрайне-зелёных лугах.
Как же сильно с тобой мы хмелели
От прохлады и мягкости трав.

Но теперь это все невозможно
И закрыта дорога назад.
Ты стоишь на пороге: роскошен
Твой всегда безупречный наряд.

И стекают хрустальные слезы
По твоим белоснежным щекам,
Рассыпаются юности грёзы -
Этот миг за бесценок продам

Чтоб не мучаться, да и не мучить
Тех, кто слушает этот рассказ.
Жизнь окутала серая туча
От дождя убегал я не раз.

В жизни я не поэт и не критик:
Неприступная миру стена.
Я всего лишь хмельной аналитик,
Суть моя, вам, наверно, ясна.
Пусть какой-то коварный продажник
И какой-то тщедушный клиент
Заключают контракты на стойке:
В этом бизнесе выживших нет.
И у каждого, кто понимает,
Есть единый, но верный вопрос:
Как же так, без конца и без края
На продукт понижается спрос.

Чтож вы тычете в душу мне, черти!
Разрешили играться с огнем.
Я из принципа пробую, верьте:
Осушу эту чашу с умом!

Замечаю ее роковые,
С темной властью загадки глаза.
Если честно, я вижу впервые,
Чтоб десяткою крыли туза.

Я смотрю на тебя не моргая
И мне не понять почему
Твои щеки сейчас полыхают
Не пора ли тебе к врачу?
В такси ехать приятно, не холодно,
Собирайся, я оплачу.
Если б знала, упала бы в обморок -
Уважительно я промолчу.
Нет, не надо, силы не трать мне.
Хотя все же я джентльмен.

Любовь твоя не в цене и не в счастье,
Которое я захочу.

Осень тихо и робко тлеет,
Идёт по тропе босиком.
Покрывало из меди стелет
Над серым кирпичным мостком.

Я увижу ее - и заплачу:
Попрошу её не уходить.
А она только пеплом осыпет
Дороги усталую нить.

Твои зелёные глаза всегда глядят с насмешкой,
В твоей безжалостной игре я был всего лишь пешкой.
А ведь любил я так тебя, любил я беззаветно:
Спасал и тешил я тебя, но оказалось - тщетно.

Ты словно дикий ураган, пришедший из-за моря;
Ты словно битое стекло или щелчок затвора;
Фатально, в сердце, наповал, ты четко, больно била:
Когда любил я так тебя, любовь свою хранил я.

На празднике жизни
Затерянный крейсер в морях -
Одинокий призрак.

Меня не видят, не замечают, забывают записать мое имя в список, не видят кондукторы в пустом вагоне. Люди, избегающие меня, не могут объяснить причину, двое видели "смертельную ауру". Даже системы: датчики движения не срабатывают, пульсометр не считывает пульс.

Меня нет, я не человек - я призрак за спиной, массовая галлюцинация, мираморочащее видение. Плод коллективного бессознательного, чьё-то последствие, насыщенный и мимолётный реалистичный сон. Когда я ухожу, не задаются ли они вопросом: Что это было? Не схожу ли я с ума?

---
Вы правы, кажется я ничего не чувствую:
Живу свою жизнь одинокую, грустную.
А многие скажут: "ты что, такая бурная, яркая жизнь у тебя - посмотри, открой шире глаза!".
"Да, я вижу, - отвечаю, - не слепой,
Делаю всё, чтобы она была такой".
---
Вот только я ничего не чувствую,
И мне кажется иногда, что кровь в моих венах отсутствует.
---

Нам часто кажется, что жизнь несправедлива,
Что наша жизнь - одна беда.
Но пусть печаль не гложет сердце лживо,
Ведь всё пройдёт, придёт пора.

Страданья - словно грозовые тучи,
Они пройдут, сменяясь ясным днем.
Судьба порой жестокою быть может.
Но в гроб с тобой мы точно не сойдём.

Когда в вечернем полумраке
Иду проторенной тропой,
Мне чудится в ночной прохладе
Знакомых образов покой.
Шагаю по родным дорогам,
Устойчивый ко всем невзгодам,
Вдыхая воздух тех времён
Когда мечтал и был влюблён.
Осенний ветер листья рвет
Их кружит в воздухе игриво,
Прощаясь с летом торопливо
Природа дивный вальс ведёт.
А я иду по рыжим лужам
Свободен и слегка простужен.

Воспоминания и мечтанья
Уводят в прошлое меня.
Где вольно, в мирном созерцанье,
Со мной ходила тишина.
Но вот ночная мгла взбесилась,
Мечта реальностью сменилась,
Заковала в медный плащ
И поманила в бездну чащ.
И вдруг мне стало тяжко, больно
От перемен тех славных дней,
Забыв о снах души моей,
Ушёл я от себя безвольно,
Согнутый бременем оков,
И, видно мой конец таков!

Когда в вечернем полумраке
Иду проторенной тропой,
Мне чудится в ночи проклятье
И раздраженный голос твой.
Иль слышится опасный шорох,
Как будто кто-то позади
Спешит, невидимый, за мною,
И шепчет что-то на пути.

Ночная мгла, глухая, плыла,
Окутывая все вокруг.
И лишь тропинка та вела
Меня домой, сквозь этот круг.

Мы‌ умира‌ли со‌тни ра‌з и ты‌сячи,
Ско‌лько - теперь нам не вы‌числить.
Мы умирали сотни раз и тысячи.
Что же теперь нам придется вынести?

Душа‌ отделялась от тела бренного,
Бессовестно, гнусно, людьми убиенного,
Души смещались в единое целое:
Мысли и вены и прошлого сцены.

Мы‌ умира‌ли со‌тни ра‌з и ты‌сячи,
Несколько раз были съедены крысами,
Мы истекали красною жижею,
Несколько раз были телом унижены.

Сколько ещё скитаться в безвестности,
Искать чужие смыслы и ценности?
Зачем бесплодное нам возвращение?
Личности стёрты, законы тленности.

Мы‌ умира‌ли со‌тни ра‌з и ты‌сячи,
Холодная кровь становилась силою.
И возвращались мы сотни раз и тысячи
И всегда наблюдали чужбину унылую.

Зачем вы оставили нас ненасытными?
Зачем заставили в мести дёргаться?
В вечном круге теперь беззащитные:
К земле руки тянутся, веки сходятся.

Мы устали, давно на покой нам пора,
Но держит нас здесь злоба темная
Никогда не покинет сердец она,
Обида наша не станет прощённою.

Мы приходим в телах серых людей
И стоим над могилой давнишней.
Зачем же ты умер, треклятый злодей?
И в нирване, злодей, растворился?

Вот он стоял -
Безмолвный и тихий.
Что же покоил
Человечек безликий?

Белое тело
На полке под пылью
Узоры имело -
Позолочены кистью.

Узоры имело,
Но скоро все стёрлись.
Хорошо - не болело
Белое тело.

Белое тело
Пустым уже было -
Оно не пустело,
Никогда и не жило.

Белое тело
Разбито в осколки
Летело, летело
Со своей полки

Летело, летело
И всё же разбилось
Хорошо - не болело
Белое тело.

Ты шла как будто за спиной
Имела два крыла.
И шлейф душистый за тобой
Тянулся как всегда.

Ты шла, как будто не болят
Те раны на спине.
Как будто дар твой не отнят
И выиграла в войне.

Ты шла и люди позади
Шептались о тебе:
Мол, почему она идёт,
А не горит в огне?

Птички и синички радостно поют.
Над Исетью милой облака плывут.
Встану я на мостик, посмотрю-ка вниз,
Ты теперь в кроватку без меня ложись.

Море, бушуя, камни глотает,
Брызги впивает в мертвые скалы.
Ветром холодным волны гоняет,
Скалясь суровым синим началом.

Черную душу свою обнажая,
Море вздымает свирепые волны:
Душит и рвет, звереет, ломает,
Тушит накал изломанных молний.

Бледен, но весел старый смотритель:
Здесь не достанут свинцовые волны
Здесь ведь тепло - верный целитель.
Жалобно прячется пёс беспокойный.

Слышит он страшные, грозные звуки,
Лохматое тело хвостом закрывая.
Нос приподнял, ведь добрые руки
Гладят по морде, от бездны спасая.

Рассудок теряют под звуки органа,
Под яростный бой снарядов,
Под шепот, под звоны бокалов,
Теряют под музыку ресторана.

Стоит подумать и в небо глянуть:
И ты мне расскажешь о звёздах.
Радость и боль не дают зачахнуть,
Хотя, это так несерьёзно.

Кстати, теряют и в тишине, и в толпе,
По дороге до дома, в машине.
Но ты не такой - ты крепок и смел:
И честно плывешь в рутине.

Гляди, как красиво горят города,
Как горделиво плывет луна
По горизонту немых столетий.
И будто невидима череда
Маленьких и больших трагедий.