Черный Саша - Пустырь

Где газовый завод вздымал крутые трубы,
Столбами пламени тревожа вечера,–
Там нынче – пепелище.
Вдали амфитеатром –
Изгибы стен, балконы, ниши, окна,
Парижский пестрый мир,
А здесь – пустыня.
Сухой бурьян бормочет на ветру,
Последние ромашки доцветают,
В углу – каштан пожухлый, кроткий, тихий,
Костром холодным в воздухе сквозит.
Плиты в мокрых ямах
Отсвечивают окисью цветистой;
Над скатом поздний клевер
Беспечно зеленеет,
А в вышине – тоскующие сны –
Клубятся облака.

Как бешеные, носятся собаки,
Играют в чехарду,
Друг друга за уши, как дети, теребят
И добродушно скалят зубы.
«Чего стоишь, прохожий?
Побегал бы ты с нами вперегонки...
Через бугры и рвы галопом вольным... Гоп!»
Так глухо за стеной звенят трамваи,
Так плавно куст качается у ног,
Как будто ты в подводном царстве.
А у стены старик –
Небритый нищий, плотный, красный, грязный –
Среди обрезков ржавой жести
В роскошной позе на мешках возлег
И, ногу подогнув, читает –
Я по обложке яркой вижу –
Роман бульварный...
Господь с тобой, бездомный сибарит!

Худая женщина застыла на бревне,
У ног – клубок лимонно-желтой шерсти,
В руках – дорожка шарфа...
Глаза на сложенный булыжник смотрят, смотрят,
Как будто пирамидой перед ней
За годы долгие весь груз ее забот
У ног сложили.
Опущенная кисть недвижна и суха,
И зябко ежатся приподнятые плечи,–
Но все же горькая отрада тешит тело:
Короткий роздых, запах вялых трав,
Распахнутые дали над домами
И тишина...
А рядом дочка, пасмурный зверек,
Жестянки тусклые расставив колоннадой,
Дворец осенний строит.
Насупилась... Художники не любят,
Когда прохожие на их работу смотрят.
Дичок мой маленький! Не хмурься – ухожу...
Стекло разбитое блеснуло в кирпичах.
За все глаза сегодня благодарны.
Пустырь молчит. Смотрю с бугра кругом.
Какой магнит нас всех сюда привлек:
Собак бродячих, нищего седого,
Худую женщину с ребенком и меня?
Бог весть. Но это пепелище в этот час
Всего на свете нам милее...

А вот и дар: средь рваных лопухов
Цветет чертополох... Как это слово гулко
Раскрыло дверь в забытые края...
Чей жезл среди Парижа
Взлелеял эти дикие цветы?
Такою совершенной красотой
Над мусором они тянулись к небу,
Что дальний рев сирен с буксирных пароходов
Валторнами сквозь сердце пролетел.
Три цветка,
Лиловых три пушка
В оправе стрельчатых ажурных игол листьев,
Сорвал я осторожно,
Зажал в платок,
И вот – несу домой.
Пусть в уголке на письменном столе
В бокале погостят.
О многом я забыл – как все мы позабыли,–
Они помогут вспомнить.

1930