Дух моей любви исходит вздохом.
В животе совсем – не то пальто.
Бабочки мои, походу, сдохли
От огня пылающих мостов,
От недомогания погоды,
От недохотения мечты,
От капризов женственной природы
И до стихотворной хрипоты.
Будто бы гербарий – в лучшем виде,
Обрамлю их в рамку на холсте.
Кушать-пить не просят – и спасибо!
Пусть висят себе – по красоте.

Все чувства перед светом обнажив,
Душа вещает чаянья свои.
Заложен динамитом креатив,
Поэт, в ночи гоняющий – чаи,
Штурмует мозг и покоряет сеть,
Его изнанка на виду у всех.
Коль не писать стихи, то – умереть!
И Музе не отдаться – это грех.
На грани пошлых и приличных фраз
Простёрся путь – натянутый канат.
Душевное бельишко в сотый раз
Срывается изящно напоказ.
Без страха и упрёка всем стриптиз
Покажет на пляжу – поэт-нудист.
Любой пиит – эксгибиционист,
Что вечно мнёт собою - чистый лист!

На земле просторной нашей,
В глухомани у дорог,
Посреди лесных пейзажей
Есть прикольный хуторок!
Там живёт суровый батя
Во кругу семьи – трудяг,
От рассвета до заката
Души лечит – просто так,
Изгоняя бесов розгой,
Не приемля блуд и мат.
Там блюдят его законы
И царит – патриархат.
Там приют нашёл отшельник,
Будучи в расцвете лет.
Был недавно он мошенник,
А теперь – анахорет.
Бродит хищник-леший тама,
Морда, знамо, не видна.
Там русалка?
Нет, путана
По легенде есть одна,
Что с парнишкой - глав. героем
Замутить хотят побег
И у бати – миллионы
Свистнуть,
Хватит им - навек!
Но у бати два сынули
Пересвет и Боеслав,
Глав. героя вечно – буллят,
Точат зуб, задрав рукав.
Но спасает паренёчка
От всей тяжбы хуторской
Лада – батиная дочка,
Девкой будучи простой
И невинной (по сюжету),
Что на страже у честИ,
Любит молодца при этом,
Только с нею - не шути,
А не то – зарядит в бубен
Иль захочет отхлестать,
Знамо, девица – абьюзер,
Но зато, какая стать!
А ещё есть бородатый
Музыкант, что очень зря
Изнасиловал гитару,
Ведь, музон – для говнаря.
А ещё мужик там странный,
Что есть мочи, с чердаку
Хутор будит спозаранку
Громкими «ку-ка-ре-ку!»
Подбирать слова мне трудно...
Лучше, как заведено,
Отправляйтесь вы на «Хутор»
Ловить бабочек в кино!

И в груди, как будто – щёлк!
Срок любви уже немалый,
С Санта-Барбары ещё!
Ты моя – Просто Мария,
А я просто твой Хуан!
Ты – Изаура рабыня,
Я твой Клон и Талисман,
Что раскрыл, по ходу дела,
Нашей пылкости – пароль.
О, святая Мануэлла!
Я – твой дикий Леопольд,
Круз Кастильо... Сиси Кэпвелл...
Да хоть как меня зови!
Обжимала лишь бы крепко,
Глядя на экран любви.
Мы прошли всю Тропиканку,
Асуньсона ты моя!
И с богатыми поплакав,
Были, как одна семья.
Мне не надобны – футболы,
Спорт и всяческая дичь...
Мне с тобою – по приколу
Поглядеть на Сансет-Бич!
На Элен, её ребяток,
На Друзей и всех подряд.
Нафига чемпионаты?!
Биатлоны – не горят...
И рыбалки мне не надо,
И не нужен мне хоккей.
Мыльных опер мы – фанаты!
Всё в любви у нас – окей!

Пишу огромные камме́нты!
Люблю мыслишки излагать.
У комментария размеры –
Ну, сантиметров – двадцать пять...
(Если измерить сверху книзу,
Листая пальцем телефон).
Пишу про то, чего увижу,
А также плюсом - обо всём
И ни о чём одновременно.
Прочтёте вряд ли до конца...
Но уповаю непременно
Найти достойного чтеца!
Ведь я в душе – поэт-прозаик,
Что воспарив над суетой,
Большой, трёхтомный комментарий
Строчи́т, как будто Лев Толстой.
(Хотя, по жизни я – простой...)
Неделю мучал комментарий!
Случайно вышел из сети
И комментарий – не отправил...
Проклятье! Мать его ети!
Фигня... Ещё раз накатаю.
Ну, стихотворец... Погоди!

В открытом, сосновом гробу
Дремотой объятая нежной,
С ожогом крестовым на лбу
Девица лежит безмятежно.
С грехом на червонных устах,
Как цвет похоронной гвоздики,
Внушает уснувшая страх
В затишье коварной интриги.
Напившись из вены вина,
Вздыхает хмельная Гертруда.
Стою у подножия сна
Я с колом над шëлковой грудью.
На тело свалившись – плитой
Могильной, сдувающей свечи,
Я плачу над всей красотой
Волчицы под шкурой овечьей.
Час жизни бессмертной продлён
Для новой, кровавой услады.
Я тайно в девицу влюблён,
В пустое исчадие ада...
Бесшумно покинувший склеп,
Иду я по лунной дороге.
Итог моей страсти – нелеп:
Охота попробовать крови!

Денег нет – свинья и сволочь.©
***********************
Стих напишешь про ромашки – ты Поэт Иван Петрович.
Стих напишешь про какашки – ты Какашкин Гад Уродич.

Я – доброжелательный товарищ,
Но весьма – «Невыгодный Поэт».
Год спустя увидел комментарий...
Через месяц – напишу ответ.
В этом плане я принципиален!
Если не забуду, как всегда.
Мне важней мои стихи-скрижали!
А читать чужие – маета.
Слов с меня не вытянешь бечёвкой.
Я надёжен, словно партизан!
Но далёк от литерной тусовки.
Незаметен и никем не ждан.
Но однако ж в этом есть и «польза»:
Я свободен от словесных трат.
Не слеплю вам памятник из бронзы
И не ляпну что-то невпопад.

Как ответить следует на зло?
Чтоб завет премудрости познать,
Надоть звякнуть шишкой наголо.
Просто, как два пальца - об асфальт,
Отпадёт вопрос тогда ребром.
Истина Конь Фуция мудра:
«На добро – ответочка бобром.
А в ответ на зло – струя бобра!»

Не вяжет лыко утром ранним.
Мадам – вкусила выпивон!
На свете женсчины нет краше -
С фингалом под опухшим глазом!
Печаль души – пустила вон.
Живя от пьянки и «до ручки»
В рванине стёртой – дифиле,
Вбирает мир, что сразу лучше
И не такой уже – вонючий
На неописсанной земле,
Где снег пушистый, словно вата.
"Мороз и солнце, день чудес..."
А для неё весь мир – театор!
Мадам в нём – главный дегустатор
В сюжете фортепьяных пьес.
Алкоголичное пространство
Она расширила до звёзд.
Благобухает и цветёт!
Вот в чём девическое счастье...

На помойке – в ресторане
Кулинарный бомж – Ссан Ссаныч!
Приготовит ужин званый.
Ковыряясь пальцем в опе,
Слепит всё – чаво захочешь!
Борсч протухший - на обед,
Хрен под шубой, свинегрет,
Из кошатины - паштет,
И салаты с ними иже:
Бомжелье, «Бомжи Парижа»
(Есть погуще, есть пожиже).
Прошлогодние ватрушки,
«Спаниэлевские ушки»,
Голубцы, манды, галушки,
Светлый чай «Моча Верблюжья»
И коровии лепёшки.
Руки есть – не нужно ложки!
До чего же дюже смачно!
Аппетитнейшая жрачка!
И, конешно, самый смак:
Бич-пакет и бич-бармак!
И вдобавок самый цимес:
Из кошачьей миски "Вискас".
Ой, да много чо исчо!
Рядом, еси чо – толчок!
Далеко ходить не надо.
Где похавал, там – нагадил.

Между могил шёл невидимка долговязый –
От самых туч свинцовых и до серых плит,
Всех одаряя чувством свежести над грязью,
Уселся путником немым на монолит.

Он бросил взор туда, где молкнут грома звуки.
Туда, где сходятся дороги в белых далях.
Глядел... И кисточкой взмахнул, по небу – кругом,
Разбавив красками все радости-печали.

С рисунком жаждала душа скорее слиться
Так, что царапала вороной горизонт.
Едва ступив за безвозвратную границу,
Слилась навечно с вольной птицей и грозой.

И замерев дугой на горке эфемерной,
Где собрались беспечно души-миражи,
Застыла радуга над кладбищем и смертью,
Увековечив незаконченную жизнь.

Водицу, мокрую от влаги
И родниковые ключи
На ключ закрыть в горах оврага.
Спросить хотел бы я вопрос
У поэтичного поэта,
Серьëзно пишет он всерьëз?
Но нет ответного ответа.
Случился случай: заболел
Недугом вдруг мой друг болезный.
И бледный стал, как будто мел.
Не пил, не ел. И в грëзах грезил
Союз кругов соединить
И взятку взять, как дар подарка.
Но вот логическая нить
Оборвалась. И стих – насмарку
Поплыл плавучим поплавком
На глади гладкой ровно в яму.
Скомкался лист в бумажный ком
(Тут закурил бы Альбер Камю).

________________________________

Альбер Камю (1913 —1960г.) — французский континентальный философ, экзистенциалист, журналист, писатель, драматург, публицист и эссеист.

Летают Музы, Лиры и Пегасы.
Душа красиво пляшет в наготе.
Мелодия её рождает фразы,
И бабочки порхают – в животе.
Казалось бы, нет места чёрной тени
Для тех, кто это видит в первый раз.
Но кто варился долго в этой теме,
Случайно в закулисье мог попасть.
А там, порой, совсем другая сцена...
Вернее, сцены – нет, как таковой.
Там – вечные конфликты и проблемы,
В которые, как в омут с головой
Уходят мастера-творцы-поэты,
Храня в душе суровый камуфлет,
И, позабыв балетное либретто,
Берутся за словесный пистолет.
Неся поругань, вызов и угрозу,
Тая обиду, что – вперёд щитом,
Встают не с той ноги, но в ту же позу,
Чтоб закатать соперника – в бетон.
И рвутся струны, глотки и колготки.
Шушуканье за ширмой, смех и плач.
Ужимки, зависть, ревность, вечный срач.
Всё так серьёзно?
Ну вы, блин, даёте...

На Льва Толстого он похож,
Хоть, не писатель, но картинка.
Иван Иваныч – пьяный бомж!
Бредёт с бомжихою в обнимку.
Сосутся людям всем назло...
А мне как жить, узрев такое?
В любви им явно повезло!
(От зависти кусаю локти).
По телу пробежала дрожь.
Сразило смрадом перегара...
Не описать пером их рож.
Забыть нельзя такую пару.
Бухают с ночи до зари,
Потом опять. И так по кругу.
Любовь-морковь и пузыри.
Они родились – друг для друга!
Иван Иваныч парень – во!!!
Успех имеет он у женщин!
А мне в любви не повезло.
Кусаю локти... Рву и мечу!

Когда судьба бросает вызов
Перчаткой белой с давних пор,
Преподнося свои сюрпризы,
Роптать не станет – мушкетёр.
Напрасны длительные споры,
Злодейки хитрость велика.
Держу пари, что форс-мажором
Судьба кольнёт – исподтишка.
За сим без лишних вразумлений,
Расправив плечи – два крыла,
Вставай с преклоненных коленей,
Как бы коварна ни была
Твоя незавидная участь.
Храня незыблемую честь,
Не проклинай дремучий случай,
Прими достойно всё, как есть.
И пусть не ждёт тебя награда
И славы призрачной почёт.
Ты сделал – всё. И в том отрада,
Что был отважным твой полёт.

Из темноты глядят на ложе
Весьма невиданные рожи,
Одна другой страшней вдвойне.
И восклицательное «Боже»
Мольбой шевелится во сне.
Вот некто, будто Квазимодо,
Из цирка выскочив уродов,
Предстал в окружности огня
И затаращил очи сходу,
Упрямо вперившись в меня.
Но я хожу в одной пижаме
Среди сугробов, а урод
Набычив шею, словно жаба,
Уже кружит на дирижабле
И песню дивную поёт.
Гляжу, а лик его светлеет.
И вот уже Морфея фея,
Власа расправив до земли,
Кольцами выпустила змеев,
Что на меня вдруг поползли.
И я взлетел на табуретку,
И змеи вызвали мышей,
И мыши выползли из клетки.
«За мной, за мной!» - кричал им некто,
Пуская пламя из ушей.
Куда спасаться? Что же делать?
Но главное - кто виноват?
Куда моя пропала смелость?
И с кем посмела спеться спелость?
Но вот уже близка кровать.

Моя милейшая зазноба,
Для сердца моего – капкан,
Я к вам взываю вновь и снова,
Рассыпав соль на свежесть ран,
Не в силах мыслить без оглядки
На Ваш манерный, томный взор,
И, словно белую перчатку,
Ловить невидимый укор.
Мне с вами не обресть покоя.
И зимних красок нет без вас.
Вы свежесть или пекло зноя?
Вы скрипка или контрабас?
Плениться мне иль зыркать в оба?
Чем вас вписать в любви сюжет,
Моя заноза иль зазноба?
О, звёзды! Дайте мне ответ.

_______________________________
Зазноба — предмет любви; возлюбленная (устаревшее, просторечное, ироничное)

Снег выпал. Звёзды спят вдали
Кругом стареющей земли.
Ночлег оставшейся мечты.
Огнём украшены мосты.
Луна рассыпала пшено.
Цветы пробудятся весной.
Она пришла сном белым вдруг.
Листы переверни, мой друг...
///\\\
Друг мой, переверни листы.
Вдруг белым сном пришла она.
Весной пробудятся цветы.
Пшено рассыпала луна.
Мосты украшены огнём.
Мечты оставшейся ночлег.
Земли стареющей кругом
Вдали спят звёзды. Выпал снег.

Охмурённый востоком пьянящим,
Я хочу тебя всю захомячить.
Ты во рту, словно таешь сама.
Шаурма ты моя, шаурма.

Айнанэ ты моя, Айнанэ.
Я в тебя с полувзгляда влюблённый.
Я нырнул бы в бездонное лоно,
Чтоб сгореть Буратиной в огне,
Айнане ты моя, Айнане.

Шевроле ты моё, Шевроле.
Я с тобою летаю по кочкам.
Я с тобой, словно с женщиной ночью,
А наутро белесым платочком
Напишу – айлавью на стекле,
Шевроле ты моё, Шевроле.

Шимпанзе ты моя, шимпанзе.
Корчишь вечно мне милые рожи.
Неужели с людьми эта схожесть?
Может быть, вот такими же тоже
Все мы были когда-то? – хз.
Шимпанзе ты моя, шимпанзе.

Декольте ты моё, декольте.
Драгоценность косящихся взоров,
Под которой холмы или горы
Воздыхают во всей полноте.
Декольте ты мое, декольте.

Буриме ты моё, буриме.
Сочинял я тебя для потехи,
Ибо делать с утра было нефиг.
Нет серьёзных задумок в уме.
Буриме ты моё, буриме.

Сердце вырвано, вынесен мозг!
Расскажу о Любви я вам сказочку...
Про побитую морду и вазочку,
А затем – вынос тела и морг.
Вот такой вот финальный замес.
Всё как есть.... Без киношной романтики.
Что? Не вскрыли конфетку под фантиком?
(Клоун Любви издаёт – жуткий смех).
Под кроватью есть счастье иль нет?
Загляните! А вдруг – обнаружите?
Крик в ночи! И лицо – в белом ужасе!
От скандала погас резко свет...
Скушан кактус! И выпит весь яд.
Ждёт Любовь, где-то там... за окошечком...
Для спины приготовила – ножичек
И жестоко всех мочит подряд.
Есть цитата: «Любовь – это АД!» ©
Написала однажды Ахматова.
Кто-то вякнет, что это – не правда, мол...
Но подумайте, что говорят!
А ещё из народа пословицу
Про Любовь и Козла, ну-ка, вспомните?
Жертва брошена. Вот – весь обряд!
Слышно эхо разбитых сердец.
Нет спасения в новом свидании.
Там, вдали, – не кортеж едет свадебный,
А идёт похоронный процесс...

Мне не нужно славушки и почестей.
И почётной грамоты не для,
Я свои стишки леплю – в песочнице.
И за это не прошу – рубля!
Легче жить на свете без причастности
К разным предпочтениям среды.
Популярность – призрачное счастие,
За которым гнаться нет нужды.
Обрастать заслуженным признанием -
Путь весьма тернистый и лихой.
Через муки творчества – страдания,
Я подумал... Мне оно на кой?
Душенька от зависти не гложется.
Да пребудет слава – не со мной!
Мои лавры: лайк–сердечко–рожица
И любой – камментик озорной.

Я в мороз гуляю голый.
Я люблю тебя, зима!
Прыгну в ёлку на иголки.
По зиме схожу с ума!
Ох, суровая подруга!
Откусить мне хочет нос.
Ну, шальная баба-вьюга,
Поцелуемся? Взасос!
От души и прямо в дёснa!
Обнимай меня сильней,
Очень крепко и морозно,
Чтоб раздался - хруст костей!
Запрягай скорее сани!
Ждёт родной, суровый край!
Зазвеню я – бубенцами,
Чтоб душа попала в рай!
И в сугроб нырну поглубже,
Сказкой северной влеком.
А кто зимушку не любит?
Тому прямо – в лоб снежком!

Искатель завсегда духовной пищи,
Обычную он тоже вечно ищет,
К излишеству развив иммунитет.
Выходит на помойку каждый день,
Как будто бы артист на авансцену
В лохмотьях сквозь невидимую стену
Стыдливости, для критики - мишень.
Срывает он поэзии сирень,
Цветаеву вдыхая с ароматом,
Ахматову любя в душе с размахом.
Он Блока оживающую тень
Встречать готов опять под фонарём,
Когда горит вечерняя аптека
И возрождает заново поэта
С тех самых незапамятных времëн.

Старый серп луны под вечер
Покосился на луга. 
Нахлестался друг сердечный
И покорный ваш слуга. 
Без греха уныла пьянка. 
Подмигнула мне тогда
В длинном платье хуторянка -
Живописна, молода. 
И пока гремела хором
Пьянка в доме до утра, 
Между нами за забором
Промелькнула вдруг искра... 
Эх, разгульное блаженство!
В омут страсти я нырнул... 
Но затем упал на сено. 
Что за дьявол? Караул! 
У девицы той - копыта
Вместо ног я разглядел. 
Слишком был, видать, подпитый! 
В том виновник – винодел. 
В страхе я бежал оттуда
С диким ужасом долой! 
Больше пить вообще - не буду
И гулять!
Пойду домой.

__________________________________
Postsriptum:
Старый серп луны под вечер
Покосился на луга...
А она пред нашей встречей
Примеряла – хвост, рога...
(Чтоб развлечь себя и близких)
К телу скромному... О, да!
Пил по-русски я тогда,
Но отчалил – по-английски...

«В женщине должна же быть загадка?!»
Кто сказал? Не помню, хоть убей.
Говорил он, словно из рогатки
Камешками целился в людей.
И тогда серьёзней стали морды
Половины той, что без прикрас.
Женщины, как ребусы-кроссворды,
Напрягали мозг интригой фраз...
На фигуры женские сквозь лупу
Пялились мужчины тут и там,
Чтобы таинство познать – за лупой...
Пазлы собирали по местам.
Предвкушали разные награды.
Бились даже лбами об косяк,
Чтоб расшифровать одну шараду,
В сущности которая - пустяк:
В том, что нет загадки по итогу!
Я отмечу как бы, между дел.
Всё у всех везде одно и то же...
Я отгадку – в бане подглядел!

Признаться, я как будто – сам не свой...
Вот надо же – влюбиться угораздило!
А плюс ещё – богатая фантазия!
Ну как тут не поедешь головой?
Я будто бы в глубокие глаза
Любви своей взирал, читая истину:
«Быть вместе нам до гроба – не предписано!!!»
И словно по промежности – коса!
Души – мираж, спокойной жизни – крах.
Ужели мне влачить ярмо – несчастия?!
За что же эта скорбь – Екклесиастова?
Неужто браки все – на небесах???
Но вдруг печали грешной вопреки
Явилась тут как тут моя – фантазия.
Любви неизлечимой – эвтаназия:
«Ты так, мой милый, думать – не могИ...
Умрёшь со мною вместе – в один день!!!
Испив до дна все муки провидения.
Тебя раздеть или ты сам разденешься?»
И словно на меня упала тень...

Стесняюсь, если честно, написать...
Ну так, чтоб за меня вы не краснели!
Но вот когда лежишь один в постели,
В башку такие лезут – чудеса!
Мне кажется, – Любимая Моя,
Которая о том – ни сном, ни духом,
Как будто шепчет в темноте на ухо:
«Навеки я теперь ОДНА ТВОЯ!!!»
Связало нас родство единых душ!
А дальше опускает руку – ниже...
И крепко – хвать! Как будто в – пассатижи!
Постойте!
Мне понадобилось – в душ...
Бывает, что представишь вдруг ЕЁ.
Во всей красе неписано-румяной.
И думаешь, ах дьявол окаянный!
Как будто в сердце кинули – копьё!
И, словно шепчет мне ОНА: «Малыш...
Бери меня сегодня этой ночью
И делай, словно с куклой – всё, что хочешь!
Ты от любви ко мне – в АДУ СГОРИШЬ!!!»
Простите, я немножечко того...
Вообще то, я в любовь совсем не верю!
Но вот когда лежу ночью в постели,
Такие мысли лезут... Охо-хо!

Всё в этой жизни – просто фон и декорации:
Деревья, солнце, люди, куклы и дома,
Цветы живые и бумажные акации,
А роли наши все – условные весьма.
Но избирает каждый сам по личной воле
Сценарий жизни – тот, что пишет на ходу,
Попутно путаясь в словах и жанрах роли,
Извечно с голосом суфлёров не в ладу.
На сцене мира средь комедий и трагедий,
Покуда занавес не спустится навек,
Своей судьбы неповторимый светоч – гений,
Шекспиром названный актёрщик – человек!

Мадам гуляла вечером, надев на плечики халат.
Весь облик вызывал к себе непроизвольный взгляд -
Скрывал наряд еë фактуру лишь отчасти.
Как будто, разливая с каждым шагом яд,
Она к себе самой казалась непричастной.
Вкусить бесовское начало променада
Совсем несложно откровенностью наряда.
Однако, вот что было странно для мадам:
Ей вдруг подмигивать посмели – тут и там.
И джентльмен и продавец и каждый хам
Дерзали волю дать мигающим глазам.
И даже кучер, что плевался грязной бранью,
Вдруг подмигнуть успел нахально.
Что за странность?
Вином смущения залив лицо приличности,
Мадам сменила флирт немой на грим циничности,
Бросая в спешности мигающие лица,
Она решила на скамье уединиться.
В вечернем парке не с кем обменяться взглядом.
Здесь только памятник бесстрастный был с ней рядом,
Увековечив поэтическую суть.
Но как помпезно он посмел ей подмигнуть?!
Скорее, дескать, с продолжительных попоев
Внезапно ей могло привидеться такое?
Но не вкушая накануне алкоголя,
И табаком не пудрив носа (вот вам крест!),
Она бежала тотчас лошадью с тех мест.
Вернувшись в дом, закрыв все двери на засов,
И растворившись вздохом в тиканье часов,
Мадам решила провалиться в погреб сна,
Но в одночасье чуть не взвизгнула она,
Глаза роняя на обшарпанный комод,
Где так нахально подмигнул ей – чёрный кот.
А на стене висел загадочный портрет.
На нём подмигивал мадам покойный дед.
Мадам упала после – статуей со стула,
Когда ей зеркало нахально подмигнуло.

Когда пропах французскими духами,
И клялся, что сие - одеколон.
Банально не сумевший отбрехаться.
Подумай, грешный грешник, о грехах!
Придумай, как стереть следы помады
С молитвой на раскатанных губах,
Покуда не настигли муки ада.
Молился ли ты на ночь, любодей?
Когда не сжëг послания в смартфоне
И тайна интернетовских страстей
Твои колени косит пред иконой?
Молился ли ты на ночь, интриган?
Когда пришëл без соли от соседки
Под утро и был пьяный - вдрабадан,
Свою Отеллу путая со Светкой.
Молился ли ты на ночь, паразит?
Когда косился на чужие дыни.
За это можно даже и казнить,
Потом чтоб - не повадно даже было.
Молился ли ты на ночь, Дездемон?
Полëживая на предсмертном ложе.
Твоя грядёт Отелла, словно слон,
В руках со сковородкою. О Боже!

Признаюсь, я по жизни – реалистик!
Без разных муси-пуси тет-а-тет.
Но как ЕЁ увижу, сразу мысли
Такие в голове – тушите свет!
Чёрт знает что себе воображаю!
Как будто мы с ней ночью и вдвоём
В объятиях лежим – под одеялом...
Ну дальше – описать нельзя пером!
Нет... Я реально реалист реальный!
И муси-пуси не пускаю в жизнь.
Но только загляну в свой мир – астральный,
Так там такие страсти – что держись!
Мол, я в НЕЁ влюблён по уши словно.
И мы диван с ней давим в полусне...
И будто бы ОНА в любви до гроба
Призналась, как вы догадались, – мне!
И музычка звучит – из патефона,
Что украшает наш любовный фон.
И, словно марш играет – Мендельсона,
А дальше мы танцуем вальс-бостОн...
Да что же это впрямь за наважденье?
Что возомнил в несбыточной судьбе?
Ещё и написал – стиховаренье.
Чёрт знает что придумал о себе!

Жизнь кипит под облаками,
И на радость мотылькам
Женских лампочек мелькает
Много здесь и куча там.
Вседозволенность прогресса.
Глаз порой не оторвать.
Средство вечное от стресса
(Тут намëки на кровать).
В общем, дело - роковое,
Вызывая аппетит,
Чувство многовековое
Вечно манит, как магнит.
Только вот в душе крамола
Словно спорит и гундит:
Что во всëм этом такого,
Чтобы – ëкнуло в груди?
Так, чтоб в пляс пуститься резво,
Как в лихие времена.
Словно от любви нетрезвый,
Ждать кого-то у окна?
Чтоб тайком изобретая
Первый свой велосипед,
Как наивнейший мечтатель,
Грезить ночи напролет?
Чтоб накрыло, как цунами
Накрывает города.
И шарфом воспоминаний
Затянуло навсегда!
Так, чтоб выскочить из тела
И, рассыпав соль из ран,
Воспарить остервенело
Над страною обезьян!
Чтобы имя нацарапать
На заборе – навсегда!
Чтоб несло опять Остапа
Далеко и не туда...

Стакан пустой наполовину?
Иль полный на одну вторую? -
Как любят напрягать мякину
Порою люди – мозговую.
И так и эдак пучат зенки:
Да спорят сами же с собою –
Полупустой, промежду делом,
Быть может, значит полуполный?
И тупо голову лохматят,
Как дурачки. Ну в самом деле!
Возьми стакан да выбрось - нафиг!
Нет бесконечного на свете.
Хоть, бей об голову стаканы,
Увы, всё кончится однажды.
Пей воду просто – из-под крана,
Покуда чувствуется жажда.

Волшебник превратил меня в свинью!
Пишу стихи, но только... Хрю-хрю-хрю?
Непроизвольно хрю я говорю!
Боюсь, моё стихрю – вам не понять.
Хрю-хрю... Да что ж такое!
Вот опять...
Был весел, а теперь сижу – угрюм.
Всё потому, что просто... хрю-хрю-хрюм?
Вы думаете, я вовсю хандрю?
Да ни хрю-хрю... Я хрюкаю в ноздрю!
Не пью и не курю, и не хрю-хрю...
Постойте! Дайте я договорю.
Оно само... Хрю хрю... И хоть бы хрю!
Ну в самом деле я же – не дурю!
Я хрю? Нет я не хрю, а в корень – зрю.
Мозгами я мудрю, но лезет – хрю...
Эх, ладно... Может, хрю пройдёт к утрю?
Спасибо, что хрю-хрю моё стихрю.
От чистого хрю-хрю – благодахрю.

Когда внести захочется сумятицу,
Пускай ничто за душу – не дерёт.
Желания как только исполняются,
Так ангелом становится – сам чёрт.
Когда застрять охота в горле косточкой,
Язык не нужен тот, что без костей.
Достаточно под носом папиросочкой
Дымить без мыслей задних и страстей.
Когда охота выказать амбиции,
Душа кричит о месте, где болит.
Не стоит подрываться – ягодицами,
Как будто там заложен динамит.
Разнятся люди часто – интересами,
Сюжетами и жанрами кино.
Словесное варить напрасно месиво
Не стоит.
Всем на это – всё равно.
У каждого свои цвета-пристрастия.
И в этом нет повинности чужой.
И разные кругом на вкус - фломастеры.
И мир такой красивый и большой.

"... А рассужденья полные прикрас
Чем обороты ярче и лучистей наводят скуку, как в осенний час
Вой ветра, обрывающего листья..."© Гёте "Фауст"

**********

А за окном вторые сутки дождь -
Без просыха, решил споить всю землю.
И путника (что запоздалый) в дрожь
Бросает непогода непременно.
А мне каприз природы – нипочëм.
Я "Фаустом” был просвещён под вечер
В компании с лукавою свечой
И тишью, обнимающей за плечи.
В какой-то миг раздался чей-то визг:
Во тьме угла скрывался поросёнок,
Что стал моим внезапным визави
С пылающими зенками спросонок.
Меж нами закрепился уговор.
Моя душа – уценена в продаже.
И к прочему, чертёнок, словно вор,
В обмен зажал червонцев сотню даже.
Тогда я документ скормил – свече.
Никто не опечалится пропажей.
Но поросёнок – тысячу чертей
Выплёвывал отчаянно туда же!
А пламя разгоралось всё сильней,
Оставив после – пепел обещаний.
И, поросёнком сниженный в цене,
Я выгнал в дождь его.
Свежо предание…

Добрый день, поэзии поклонник!
Если станет не о чем писать,
Посвяти перо своё – погоде,
Что всегда приносит благодать.
Север накрывают хлопья снега.
Край уснул, как в саване - мертвец!
Ночь. Фонарик. Улица. Аптека
(Тут суёт рекламу - продавец).
Юг поймает солнечное пламя,
Словно в губы - жаркий поцелуй.
А на побережье – вновь цунами,
Посейдон устроил ветродуй!
Запад облачается в туманы,
Там везде настигнет вас мандраж.
Но зато причудливо местами
Выглядит готический пейзаж!
На востоке - дождь, гроза, ненастье
Потревожат внутренний чертог.
В тучах, словно в нас, бушуют страсти.
Но пришла пора вести итог...
Я поведал вам прогноз экспертный,
Стих с погодой – космос передал.
Но прогнозам и стишкам – не верьте.
Тут и там порой – белиберда!

Овечьим стадом облака
Пасутся на поляне неба.
Под гнётом ветра-пастуха
Они бредут к обрыву слепо.
И пенным пламенем волна
Взрывает воду там, где камни.
Над морем будто бы она
Восходит белым великаном.
И нежный голос вдалеке
Ласкает чуткий слух напевом.
Слезу роняя по щеке,
Лежит на ложе моря – дева!
И вторит буре в унисон
О том, как стала смерть усладой!
И навевает вечный сон
Еë трагичная рулада...
Едва услышишь, замерев,
Как будто на краю утëса.
А после – рухнешь в морской зев
От чар её – сладкоголосых!
И пухом будет вся вода,
Когда девицу станет жалко.
Запомни раз и навсегда:
Не слушай пения русалки!

__________________________
«Голос моря» – низкочастотные колебания, или инфразвуковые волны, возникающие на море и в океане, их явление с давних времён связывали с потусторонними существами, и даже ходили слухи и легенды о русалочьем пении, основанные на инфразвуковых морских волнах. Именно такие звучания могли негативно влиять на психику человека и его здоровье в целом. Отсюда, появилась и страшная легенда о том, что нельзя слушать "голос или пение русалки", этот звук будет очень плохо влиять на здоровье человека и способен подорвать его внутреннее состояние и всё такое прочее... Мистика, основанная на физике.

Средь ночи громкий слышен стук!
Крадëтся робкое «кто там?»
Но тишина стоит вокруг...
Нет ни души...
Не верьте снам!

Держите ухо начеку,
Заслышав шелесты гардин.
Во сне - совсем, как наяву.
Вы в мире призрачном – одни!

Разбилась тишь. Взревела дверь.
Окно поймало вдруг мандраж!
И негде спрятаться теперь.
Хватает страх – полночный страж!

За непроглядной темнотой
В окне глаза отражены...
Там снова прячется Никто!
Обманом душу травят сны.

И лишь под утро кое-как
Забрезжит свет, неся покой.
Но стук опять, оставив знак,
Раздавит громко сны рукой.
Вставать уже не так легко,
Как будто призрак – в кандалах!
Но вновь за дверью - Никого...
И с Ним знакомый, липкий страх!

Мультик про Роджера кролика
Вспомнил я!
Джессика Рэббит –
Дамочка сочно-прикольная,
Очень красивая бэйби.
Вся прям такая... ну, ух вообще!
Глаз оторвать невозможно...
Нет... Это ж мультик другой совсем?
И не про кролика Роджера...
Да и вообще, там не мультики,
А ролики из другой оперы...
Да и самой – Рэббит Джессики
В домашних тех видео - не было...

Ночь. Карета. Холод. Бррр.
Я. Напротив – пассажир.
Серп луны в окне - как рог
Над ухабами дорог.
Ветра удаль. Даль домов.
Шорох щебня. Стук зубов.
Но не мёрзнет пассажир,
У него под кожей – жир.
Зависть гложет, как злодей.
Я скукожен до костей.
Пассажир укутан весь.
Греет, значит, чья-то шерсть.
"Шкура тёплая, видать?
Вам погода – благодать?
А по мне, так прямо – бррр!”
Пассажир поддакнул: ”Рррр!”
"Эх, такую б шубу мне!
Дайте хоть пощупать мех…”
Но лохматый пассажир
Зарычал сильнее: ”Ррррр…”
"Помогите кто-нибудь!”
Я успел в окно нырнуть.
И долой оттуда, ведь
Пассажир ночной – медведь.

Скрыл за авкой свою личину
Поэтический маньячина.
С виду он благородно-чинный,
Но поэзией – одержимый.
Режет рифмами по живому,
Гладит кошечек против шерсти.
Взбаламутил свой тихий омут,
Жаждет сильно - душевной мести.
Мало лести пустой пииту.
Он как будто меж строчек ножик
Засадил – за свои обиды!
Он реально шальной, он может
Порешить всех – словечком смачным,
Он глаголом фигачит – в темя!
Стих на столбики - расчленяет.
Убивает жестоко – время.

Мужик в деревне как-то помер.
Собрался сельский люд на помин.
Полна изба. Гостей – аншлаг.
Встречай, хозяйка, так и сяк.
Вдова кручинится, в печали:
"Да чтоб их черти всех побрали!”
И причитает рохля-зять:
"Еды для всех откуда взять?”
Но, тем не менее, – хлопочут.
А дело было ближе к ночи...
Вдова поспешно кроет стол,
Украдкой слёзы льёт в подол.
Подали первое… Второе.
За упокой – до дна и стоя.
Винцо, кутья… Винцо, кисель.
Помалу вдарил дюжий хмель.
Гостей накрыло вдруг веселье,
Как будто было - новоселье.
Раздался чей-то пьяный смех,
И позабыли все про грех.
Склонили головы шальные,
Завыли песни затяжные.
И опрокинул поп сто грамм,
Вздыхая басом: "Стыд и срам!”
Травили громко анекдоты.
Под песню в пляс пустился кто-то.
И позабыли всякий стыд.
Вдова заплакала навзрыд.
Погрязли двое пьяных в споре.
Давай покойника позорить.
За ним был, якобы, должок -
Чуть ли не золота мешок.
И кто-то даже очень тихо
Его помянул имя лихом
Без уважительных причин,
А после чокнулся – чин-чин…
Но вдруг затих народец пьющий.
Раздался ужас вопиющий:
"Спаси, Святой Угодник, нас!”
В компоте плавал чей-то глаз…
Ну вот те раз… Кому-то в зубы
Попался длинный палец трупа!
Откуда в супе столько мух?
И почему язык опух?
Глядят: на блюде со сметаной -
Заплесневелый, белый саван,
С блинами подан был к столу,
Землёй присыпанный. "Да ну?”
Лапша с хвостами от мышей
И с червяками - вермишель.
Пирог на противне с начинкой,
Противный очень – с мертвечинкой.
Каклеты с тёртым чесноком
Разили резким запашком.
Колбаски странные остатки,
Быть может, даже и останки.
А в серой массе холодца
Лицо застыло – мертвеца!

Взирая молча на её изящный стан,
Он резко застывал, как медный истукан.
А в горле застревал любви немой комок.
Своих глубоких чувств он выразить не мог.
И так болезненной влюбленностью влеком,
Он бледной тенью следом шёл за ней тайком.
Он жадно пил свою любовь издалека,
Как пьют от жажды дождь без малого глотка.
Она всё думала:
«Да кто же он такой?
Чё ему надо? Может, дать ему... Рукой...
Разок другой, чтоб оторвал свой томный взгляд.
Он от меня невольно пятится назад.
При этом странно, что не пялится на зад.
Меня глазами продырявил... Не могу!
Моё мышление подходит к тупику.
Похоже, он следит за мной не просто так...
Ну точно парень – с прибабахом,
Он – маньяк!»

Ей нужен мой тяжёлый вздох.
Она пророчит без гаданий
Судьбы несчастье и подвох.
Она – непрошеная гостья.
Шутить не любит никогда.
С ней жить нельзя легко и просто.
Порою в этом и беда,
Что ей не нужен веский повод,
Чтоб забуриться просто так
И рассказать, как всё хреново,
Дурной везде оставив знак.
Она серьёзная до жути.
Да ей не верить – не могИ.
Как баба вздорная, по сути,
Что вечно вынесет мозги
Когда всё, в принципе, неплохо.
Ей аргументы – невдомёк.
И на улыбки – тупо пофиг.
Прогнать хотел её...
Не смог.

– Я вампирище, Вам Пир, Вампирёныш,
Вампиридзе, Вампириус, Вампирелло, Вампиршество!
Я одет в чёрный костюм с иголочки.
От моих укусов – стонут все тёлочки.
А ты кто такой, оборотень?
Да тебя пугает собственная тень.
– Я оборотень! Обортнище! Я хищник!
Я волчара! Я рву и мечу! Я право имеющий!
А вы все – твари дрожащие!
И ты, вампирище, в том числе!
Я огромный и сильный!
А ты всем приелся, ты – валет ванильный...
– Закрой пасть, волчара позорный!
Ты собака сутулая и беспородная.
А я – граф!!! Дракула! Др Акула,
Дракулидзе! Дракулище! Я аристократ!
А ты – тупое животное и дегенерат.
– Ты бледный хлюпик и дрищ.
Ты серая летучая мышь.
Какое же ты зло?
Ложись в гробик, пока солнышко не взошло.
Тебя убивает чеснок и крестик!
Я бы давно застрелился на твоём месте.
– Тебя прокляли все колдуны и боги.
Ты чудище мохнатое и урод в попе ноги.
Про меня пишут романы и снимают кино.
А про тебя снимают всякое хавно.
Тебя вообще заменяет компьютерная графика.
Я нажму кнопку, и ты исчезнешь нафиг!
– Ты мразь мерзопакостная, мракобес, паразит и скотобаза!
Красные глазки горят из-под бровей.
И губы – красные... Да ты, походу, не только голубых кровей ?
– Нет, это ты у нас восставший из зада!
А у меня по жизни всё как надо!
Я живу в роскошном замке!
А тебе суждено жить в зоопарке.
– Я брутальный! Здоровый и полный страстей!
Все женщины хотят иметь от меня детей.
Я им дарю сильную любовь.
А ты только способен – пососать кровь...
– Да ты просто языком чушь мелешь.
Я наслаждаюсь всем, что шевелится!
Я романтик, в меня влюбилась актриса из "Сумерек".
А ты кому нужен, шерстяной недоумок?
Я не возьму тебя на вечеринку весёлую.
Ты, урод, распугаешь мне всех тёлочек!
– Мне тоже с таким утырком гулять – не по приколу.
Закопайся в землю и забейся колом!

Душа моя уже не летает и не лечится
От равнодушных и воздушных стен,
Где поколение морем по колено покалечено
С избитой вечностью банальных тем.
Ко рту – молчание капроновыми нитками,
К лицу подходит похоронный макияж,
А мне ползти опять улыбками-улитками
И подписью в конце: "Искренне ваш..."
Истина в вине, а правда раскаталась ватой
Не сладкой – липнущей, как ты её ни плюнь.
И только оcень так щедра на злато,
Что сердце плёнку отмотало – на июнь.
Захлопну двери всех своих воздушных замков,
Мне душно в этом холоде дождливых стен!
Мне предавать и продавать свою больную Музу–куртизанку,
За медный грош воздвигнуть свой Эдем.
Читать не по губам, а по ушам все мысли.
И погружаться снова в забытье и сон.
Не подступаться к чужой крепости на выстрел
Сквозь дождевые крики в унисон.

Вонзился в сердце ужас, будто нож.
И паника прошла по мне иглой.
Не шкаф, а деревянный макинтош –
Обнял меня семь футов под землёй.
И зов надежды, загнанной в тупик,
Спасение грызёт в словах молитв.
Но даже не услышит ворон крик,
Усевшийся на чёрный монолит.
Осталось мыслить – где-то полчаса,
Вкушая мученическую смерть.
Есть время, чтобы верить в царство сна,
Пока ещё меня не скушал червь.

Вечор наплыл порывом страсти,
Когда с пироженым прекрасным
Решил я, как не знаю сам,
Побалагурить по душам.
- Мой торт!
- Позвольте, я не Ваша…
Оборвала меня вкусняша.
Мой разум выпал в лёгкий ступор
От взрыва ревности приступной,
Цинична шутка надо мной.
- Неужто, Пуся,
Я – больной?
Вы на десерт кусочек счастья?
– Ах, счастью свойственно кончаться.
Кусил губу.
На сердце - страх.
А что я знаю о торта́х?
Внутри скрывается загадка,
Со ртом играет вечно в прятки.
Тарелки белой на краю,
Ещë секунда и – в раю.
Лаская очи в полумраке,
Смотрю на лакомство собакой
Я без души.
И шут бы с ней.
Мне лишь бы только - повкусней.
Себя держать – удел святоши.
Тяну кота за хвост
Подольше,
Срывая вишенку на торте.
Жую и в жилах кровь застыла.
Оближешь пальчики.
Как мило!
Внутри послышалось:
- Доволен?
Ужели я и вправду болен?
И, словно слов не замечая,
Всё запиваю горьким чаем.
При этом думая всерьёз:
Насытил вдоволь я живот.
А вот насытился ли торт?
Вопрос.

Домовой:
Я - домовой, дух русский.
В квартире, в избе, я везде присутствую.
Испокон веков я хозяин дома.
Слежу за порядком, моё имя всем знакомо.
А ты кто такой, карлик Лепрекон?
Да ты тупой детский прикол.
Лепрекон:
Я - Лепрекон, гном ирландский.
Пью виски, закусываю сыром шотландским.
А ты по амбарам побираешься,
Хлебным крошкам радуешься.
Домовой:
Я - домовой, с нечистой силой дружу.
А ты, Лепрекон, в тыщу лет выбираешь себе жену.
Да зачем тебе в тыщу лет жена-то нужна,
Если уже ничего не работает ни рожна?
Лепрекон:
Да что ты в любви понимаешь?
Как батрачить в сараях грязных ты только знаешь.
И за версту навозом весь воняешь.
А я - Лепрекон, обладаю телекинезом...
Домовой:
Да ты ленивый уродец бесполезный.
Тебя убивает листочек клеверный.
А я - домовой. Без меня - дома вой.
Я всё по хозяйству делать умею.
Меня никто обидеть в доме не смеет.
Лепрекон:
Зато я золото в горшочке имею.
А твои все сокровища - коровьи лепешки всего лишь.
Я - Лепрекон, могу невидимым стать,
Ирландским леди под платья заглядывать.
А ты только можешь слышать за стенкой
Как храпят громко бабка с дедкой.
Домовой:
Я - домовой, против меня не попрёшь.
Я щелбан тебе дам, и ты умрёшь.
Да какой из тебя мастер иллюзий?
Ты только умеешь под стулья прятать казюли.
Про тебя сняли дешёвый ужастик,
А про меня пишут книжки и сказки.
Меня почитают и уважают,
А о тебе вообще ничегошеньки не знают.
Лепрекон:
Я - Лепрекон, в зелёный костюм одет элегантно,
А на тебе заплаты разноцветные висят как попало.
Я курю дорогие шоколадные сигары в пабе,
А ты окурки махорочной цигарки подбираешь за баней.
Ты на меня с кочергой нападать не спеши.
Лучше ступай свою бороду причеши.

Ведьма:
Я - ведьма, колдунья, тьмы повелительница.
Черных котов и ворон предводительница.
Я в котле варю зелье лечебное
И помешиваю метлою волшебною.
А ты кто? Русалка!
Да мне тебя жалко.
Ты давно утонула в воде мутной
И с тех пор в пруду плаваешь трупом.
Я над лесами, полями летаю
Проклятия все, заклинания знаю.
Под моим каблуком все мужчины сильные,
А тебе утопленники дарят лилии.

Русалка:
Да ты ведьма на костре чуть не сгорела.
Инквизиторы калечили твоё дряблое тело.
Я бы тебя подожгла и развеяла по ветру пепел,
Да только мы, русалки, огня в воде не держим.
Моя красота в блеске звезд изумительна.
Мой хвост под луной просто ОЧЕШУИТЕЛЬНЫЙ.
А у тебя нос кривой, словно знак вопросительный.

Ведьма:
Мой нос в порядке. Это ты вся косая.
Я очень стройная и в меру худая.
А ты - рыба тухлая, от воды совсем опухла.
Мы, ведьмы, чертовски привлекательные,
И со всех сторон мы вообще замечательные.
Кого захотим к себе приворожим.
А ты в ворожбе ни рожна не соображаешь.
Только одним местом ты всех ублажаешь.

Русалка:
Да ты старуха, беззубая, изрыгаешь плесень.
А я пою на рассвете прекрасные песни.
Собираю со дна морского кораллы.
А ты подбираешь в норе всяких тварей.
Ты пьешь противную гадость, чтобы скрыть свою старость.
А я ем форель, пью с ручьев и купаюсь.
На тебя в темноте даже дьявол не зарится,
А в меня в свете дня принцы, эльфы влюбляются.
Да ты ни за грош черту в ночь продаешься,
А я жду любовь, слёзы лью и всё прочее...

Ведьма:
Мои волосы серебром на солнце блестят.
А твои волосы как водоросли во все стороны торчат.
Я всё про всех знаю,
Людям гадаю за бешеные деньги,
А тебя даже в ванне могут вызвать дети.

Русалка:
Да тебя нужно давно к хвосту кобыле привязать.
Она по полю будет скакать, а ты за ней по земле поспевать.

Ведьма:
Да ты вообще дешевая лоскотуха,
Я тебя превращу в лягуху.
А могу вмиг одним взглядом испепелить,
Так что ты, купалка, перестанешь под водой кутить.

Русалка:
Да ты все брешешь, старая.
Слушать тебя устала я.
Над моим прудом даже не смей летать.
Я тебя утоплю, как пить дать.

Ведьма:
Да я на пруд твой плевала с высоты птичьего полёта,
И твои кудри осыпала летучих мышей помётом.
А на твоей могиле я танцевала.
Мне нечего добавить, я всё сказала.

Не знаю было мне лет сколько.
Зимой... Весной иль в ноябре...
Склероз в мозгах шалит легонько,
Они скатились набекрень!
О чудо! Вспомнилось мгновенье:
Любовниц куча... Нет, жена!
Мариной звали. Или Леной?
(Я помню чудные колени...
А имя что-то ни хрена).
С конца была по счету первой
После десятерых других!
Такая ласковая стерва,
Ну как не посвятить ей стих?
(Пока любовный пыл - не стих)
Дарил избранницам подарки,
Постойте... Я же был - альфонс!
И запивал вином виагру,
Но почему-то не срослось...
Я был такой большой мужчина,
Как на картинке Карлик-Нос,
Побритый с гладкою щетиной,
Такой весëлый и всерьëз
С пузатой стройностью атлета
(Ну вы вкурили – это ж я!)
Поплыл обутый в лыжи летом
Куда? Зачем? Что за брехня?
Вот же какашкой стал я старой!
Иль был таким в расцвете сил?
Писать надумал мемуары!
Как жаль, склероз опередил...

И за словом полез в карман.
Не нашёл на семь бед ответ.
По обложке прочёл роман.
Дважды в речку войдя - одну,
Сразу зайцев поймал двоих.
Но пошёл вопреки, ко дну
Мой не очень хороший стих.
Рыбу скользкую без труда
Сунул-вытащил из пруда.
Эх, в чужие я сани сел!
В зубы даром коню смотрел.
Видел рожи кривой овал
И на зеркало я пенял.
Не грозит мне тюремный срок –
Зарекаюсь от всей души!
На чужой каравай роток
Я разинул... В ответ – шиши.
Топором вырублю слова,
Скрою кашель, а с ним – любовь.
Чем две, лучше – одна голова.
Попаду вам не в глаз, а в бровь.

Мы с тобой навсегда в одной камере.
Будем падать в объятия замертво.
А потом с небольшими прогулками
Кандалами звучать будем гулкими.
Убежать не надейся. Проверено.
Наши души привязаны временем.
Месяц мёдом разлился пожизненно.
И ты смотришь слегка укоризненно
На засохшие, первые ландыши
Нашей грустной, тюремной романтики,
Где молчит обо всём правда голая.
И на плечи склоняются головы,
Словно в поле два тоненьких дерева
Друг за друга цепляются бережно,
Чтоб от бурь не погибнуть рессерженных.
За примерное здесь поведение
Нет условного освобождения.
За грехи нашей страсти безудержной
Мы до смерти невинно осуждены.

На дворе шумела вьюга.
Месяц лыбился в окно.
А в избушке - две подруги
Пили крепкое вино.
"Муж мой давеча – Евлампий,
Припозднился с ночивьём.
В дом зайдёт и гасит лампу.
Спит. Ко мне не пристаёт.
Глаз не кажет – знать, испужен.
Молча грезит о своём.
Прячет харю. Стынет ужин.
Так вот с мужем и живём…
Дверь закрою перед мордой,
Буду жить козлины без.
Всё. Развод. Сыта по горло.
Опостылел мракобес!”
Понимаючи подружка
Масло плюхает в котёл.
Молвит слово: ”Твой супружка -
Колобродящий козёл!”
Между тем - открылась дверка.
Близок был полночный час.
Замерла от страха девка…
"Кто тревожить вздумал нас?”
Нареканиям на милость,
Словно вычурный позёр,
На пороге появился
Ну, ни дать, ни взять – козёл.
Шерсть на нём. Прищур недобрый.
Бородища и рога.
Не лицо, а квазиморда!
Он подруг перепугал.
"Дошушукались, кукушки.
Зубы чешутся, небось?
Дело – дрянь. Глядите, клушки,
Слово бранное – сбылось.
Всё спасибо вашим вракам,
Насудачили. Итог -
Потерял я безвозвратно
Человеческий видок.
С вами жить – сплошное худо.
На балду - искать беду!
Ну вас к бабочкам на хутор!
Я козу искать пойду.”
Заскрипели половицы.
Вышел вон козёл-мужик.
Сердце женское ибиться
Перестало.
Всё.
Кирдык...

Еле тянет ношу тяжкую осёл.
Он себе жену достойную нашёл.
На него уселалась грозная свинья
И сказала: «Я теперь – твоя семья!»
Но осёл такой судьбе не очень рад.
У свиньи к тому же – семеро козлят
Все по лавкам от каких-то там козлов.
И теперь ей подавай одних ослов.
У свиньи неугомонный аппетит.
Села давеча на шею и сидит.
Попрекает всех надменная свинья.
Для неё ослиный норов - не семья,
А какая-то унылая фигня.
Ей подайте Настоящего Коня.
Предоставьте ей за всё наличный счёт.
Изнутри неё одно хрю-хрю течёт.
Вся в грязи увязла, но – ей по хренАм.
Свято держит путь свинья в Семейный Храм
По рогам козлов и дохнущих ослов,
(Подобрать нельзя совсем красивых слов).
Мир животных отношений – это мрак.
Путь к согласию порой (увы, но факт)
Пролегает узко – сквозь кишечный тракт.
И упрямо лезут издавна в котёл
Если не козёл, то конь или осёл.
Брошен жемчуг. Выпал жребий. Все дела.
Мораль басни очевидна:
Любовь зла!

Покуда можешь, не женись.
Когда нависнут - каблуки, 
Не поломай женитьбой жизнь,
Со свадьбы со своей - беги! 
Пригревшись нежно на груди,
Не заори вовсю: "ЖЫНЮСЬ”
Грудей в округе – пруд пруди,
Не прыгай в кузов, ты - не груздь.
Пусть обзывают бобылём,
Патроном, вечно холостым.
Понурив голову с рублём -
Что под венец, что в монастырь.
Удумал свататься? Окстись. 
Подался в ЗАГС? Опомнись, раб. 
Хомут наденут и рядись,
Как завербованный батрак.
Придёт всем радостям – хана!
Судьбе своей не будешь рад.
Невеста – в платье Сатана!
Женитьба – это сущий Ад!

Как друзей найти? - дрянцо вопрос!
Это плюнуть раз и дело в шляпе.
Тупо раздаëшь всем лавандос,
Кормишь, поишь щедро и бесплатно.
Приглашаешь в гости на постой,
Слушаешь их жизнь по телефону,
Гнëшь пургу, болтаешь ерундой.
Выстроятся други – легионом.
Только если вдруг придëт нужда
И от них понадобится что-то,
Легион исчезнет без следа.
До чужой заботы нет охоты.
Старики – в курсах бодяги всей,
Потому давненько без друзей.

Влюбился в деффку, нуачо?
Меня в ребро ударил чёрт.
А ведьма зелье замутила:
Селитра-водка-жмых-текила.
Вечор настал. Своей фрейлЕн
Я "эликсир" подлил в портвейн.
Теперь должно свершиться чудо.
Я – в предвкушении покуда...
Она, стакан испив за раз,
(Как будто в зной из кружки квас)
Покрылась краскою багряной,
Из уст своих издав сопрано.
Забыв банальный этикет,
Упала трупом на паркет.
Скажите кто-нибудь на милость,
Неужто по уши влюбилась?