Грифельные доски,
парты в ряд,
сидят подростки,
сидят – зубрят:
«Четырежды восемь –
тридцать два».
(Улица – осень,
жива едва...)
– Дети, молчите.
Кирсанов, цыц!..
сыплет учитель
в изгородь лиц.
Сыплются рокотом
дни подряд.
Вырасту доктором
я (говорят).
Будет нарисовано
золотом букв:
«ДОКТОР КИРСАНОВ,
прием до двух».
Плача и ноя,
придет больной,
держась за больное
место: «Ой!»
Пощупаю вену,
задам вопрос,
скажу: – Несомненно,
туберкулез.
Но будьте стойки.
Вот вам приказ:
стакан касторки
через каждый час!
Ах, вышло иначе,
мечты – пустяки.
Я вырос и начал
писать стихи.
Отец голосил:
– Судьба сама –
единственный сын
сошел с ума!..
Что мне семейка –
пускай поют.
Бульварная скамейка –
мой приют.
Хожу, мостовым
обминая бока,
вдыхаю дым
табака,
Ничего не кушаю
и не пью –
слушаю
стихи и пою.
Греми, мандолина,
под уличный гам...
Не жизнь, а малина –
дай
бог
вам!