Мчится всадник полем чистым,
Снег летит из-под копыт.
Солнце светом серебристым
Все деревья золотит.

Ветви в инее хрустальном,
Речка скована стеклом.
В этом царстве идеальном
Дышит стужей всё кругом.

Но в душе горит отрада,
Щёки рдеют от огня.
Зимней свежести прохлада —
Лучший дар для нового дня.

В лесной глуши, где вьюга пела,
Где спал под снегом старый бор,
Мороз со Стужей то и дело
Вели свой зимний разговор.

И вот, от скуки ли, от шутки,
Слепили дочку изо льда.
Глаза — как будто незабудки,
А в волосах — зимы звезда.

Её Снегурочкой назвали,
Вручили инея венец.
Она не ведала печали
В тиши холодных тех сердец.

Росла она в лесной прохладе,
Средь белых, девственных снегов.
И в ледяном её наряде
Не знала пламенных оков.

Но как-то раз весной звенящей
Услышала пастуший рог.
И деве, в чаще ледяной спящей,
Проснуться тёплый свет помог.

Увидела она веселье,
Людские песни, хоровод.
И в сердце — первое похмелье
От незнакомых ей забот.

Зачем душа её томится?
Зачем так хочется огня?
«Хочу, как все, и я влюбиться!» —
Шептала, голову склоня.

И мать-Зима ей отвечала:
«Дитя, тебе нельзя любить!
Ведь от сердечного причала
Огонь лишь сможет погубить».

Но юность просьбам не внимала,
И вот однажды, в летний день,
Она из леса убежала
В простую русскую деревню.

Там встретил пастушок Лель юный
Её небесной красоты.
И пел ей под луной сребрунной
Про все заветные мечты.

Её руки он взял несмело —
Она была как талый снег.
Но сердце девичье запело,
Прервав свой ледяной разбег.

И вот костёр зажгли высокий,
Чтоб прыгнуть, руку взяв в ладонь.
Снегурка, сделав шаг широкий,
Шагнула смело на огонь.

Но чудо! Не растаял холод,
А лишь огонь поцеловал.
Был жар любви настолько молод,
Что лёд и пламень повенчал.

Не пар, а свет от неё взвился,
И стала дева не из льда,
А просто в деву превратилась,
Чтоб с милым быть уж навсегда.

Мороз и Вьюга поворчали,
Но дочку отпустили с ним.
Ведь даже зимние печали
Бессильны пред теплом живым.

Алмазной крошкою блестит
Река, уснувшая давно.
Морозный воздух, как магнит,
Меня на лёд влечёт в окно.
Надела белые коньки,
Как два серебряных крыла.
И все печали и тоски
Метель-колдунья замела!

И сердце бьётся всё быстрей,
Скольжу по глади ледяной.
Средь сонных, тихих фонарей
Весь мир танцует вальс со мной!

Кружусь, как белая снежинка,
Под небом цвета бирюзы!
И каждая лесная тропинка
Зовёт из царства белой мглы!
Лечу, и ветер за спиною
Поёт мне песню о мечте!
Я стала самою зимою
На этой чистой высоте!

Рубином вспыхнула заря
На ветках в инее седом.
Искрится роспись января
Над задремавшим старым прудом.
Рисую лезвием узор,
Пируэт, вираж и поворот.
И мой восторженный задор
Реки растопит твёрдый лёд!

И сердце бьётся всё быстрей,
Скольжу по глади ледяной.
Средь сонных, тихих фонарей
Весь мир танцует вальс со мной!

Кружусь, как белая снежинка,
Под небом цвета бирюзы!
И каждая лесная тропинка
Зоёт из царства белой мглы!
Лечу, и ветер за спиною
Поёт мне песню о мечте!
Я стала самою зимою
На этой чистой высоте!

Замрёт на миг природа вся,
Услышав лезвий тонкий звон.
И, в танце радостном несясь,
Я забываю явь и сон...

Кружусь, как белая снежинка,
Под небом цвета бирюзы!
И каждая лесная тропинка
Зоёт из царства белой мглы!
Лечу, и ветер за спиною
Поёт мне песню о мечте!
Я стала самою зимою
На этой чистой высоте!

На этой высоте...
Хрустальный вальс...
Зима и я...

Его слепили во дворе,
На радость шумной детворе.
Морковка-нос, в руке метла,
Но вот беда — душа пуста.
Стоял он, белый и немой,
Холодной, мёртвою глыбой.
Но вдруг услышал шёпот вьюг:
«Иди, дружок, на сонный луг,
Через метель и бурелом,
Найдёшь ты там Мороза дом!»

Сорвался с места, вот чудак!
И сделал свой рисковый шаг!
Сквозь ветер, что ревёт в ушах,
Один лишь крик в его мыслях:

«Я — Снеговик, я не боюсь!
К Морозу-деду я пробьюсь!
Пусть волки воют за спиной,
Я за пылающей душой!
Сквозь чащу, бурю и пургу
Я за мечтой своей бегу!
Хочу гореть, хочу любить!
Хочу я настоящим быть!»

Вот лес дремучий встал стеной,
Качая сонной головой.
Лиса плутовка — хвост трубой:
«Куда, снежок? Пойдём со мной!
Я покажу короткий путь,
Где сможешь сладко отдохнуть».
Но он качает головой:
«Нет, рыжая, твой путь не мой!
Меня не сбить с моей тропы,
Мои уверенны стопы!»

И снова вьюга, снова мгла,
Дорогу снегом замела!
Но он упрямо, как атлант,
Идёт вперёд, таков талант!

«Я — Снеговик, я не боюсь!
К Морозу-деду я пробьюсь!
Пусть волки воют за спиной,
Я за пылающей душой!
Сквозь чащу, бурю и пургу
Я за мечтой своей бегу!
Хочу гореть, хочу любить!
Хочу я настоящим быть!»

И вот, уставший, чуть живой,
Он видит терем расписной.
Резное светится крыльцо,
Мороза доброе лицо.
«Ну, здравствуй, смелый мой чудак!
Зачем пришёл, скажи-ка, так?»
«Мне, Дед, не нужно серебра,
Мне искра твоего добра!
Вложи мне сердце изо льда,
Чтоб не растаяло никогда!»

«Я — Снеговик, теперь я жив!
Во мне горит души порыв!
Спасибо, Дед, за твой огонь,
Кладу его в свою ладонь!
Сквозь чащу, бурю и пургу
Теперь я счастье берегу!
Я научился так любить,
Чтоб никогда не позабыть!»

Я настоящим смог прослыть!
Теперь я буду... вечно... жить!

Шёл по лесу витязь смелый,
Сердцем горек, мыслью бел.
Не за славой шёл умелой —
Он забвенья лишь хотел.
Слышит — шёпот, слышит — пенье,
Словно струны теребят.
Позабыл свои мученья,
Заколдован дивный взгляд.

На дубу, в листве зелёной,
Средь ветвей, как бы на троне,
Кот сидит, большой, учёный,
В сладкой нежит полудрёме...

«Спи, мой витязь, спи, усталый,
Брось свой меч, булатный щит.
Мир — лишь сон, пустой, бывалый,
Что в тумане вечном спит.
Я спою про царства павших,
Про любовь, что стала прах.
Всех, меня когда-то знавших,
Ныне держит в лапах страх... Баю-бай...»

Витязь вынул меч из ножен:
«Твой обман, колдун, я зрю!
Путь мой труден, путь мой сложен,
Но я в нём не догорю!»
Кот прищурил глаз янтарный,
Усмехнулся в седый ус:
«Голос мой — нектар коварный,
Ты попробуй лишь на вкус».

И полился сказ тягучий
Про забытые края,
Где под тёмной, грозной тучей
Спит навек любовь твоя...

«Спи, мой витязь, спи, усталый,
Брось свой меч, булатный щит.
Мир — лишь сон, пустой, бывалый,
Что в тумане вечном спит.
Я спою про царства павших,
Про любовь, что стала прах.
Всех, меня когда-то знавших,
Ныне держит в лапах страх... Баю-бай...»

Меч упал, звенит о камни,
Тяжелеют веки, стон...
«Ты теперь навеки с нами,
Погружён в мой вечный сон.
Не ищи пути обратно,
В этом сне — покой и тишь...»
Голос льётся так приятно...
«Спи, мой мальчик... Спи... Ты спишь...»

Баю-бай... баю-бай...
Спи... засыпай...

Я не ищу сюжетов для сатиры,
Не строю козни, не плету интриг.
Но лишь коснусь пером дрожащей лиры —
Сосед насупил свой сердитый лик.

Твердят вокруг: «В стихах — намёк и жало!
Вчерашний спор, сегодняшний конфуз!»
Но я, клянусь, тут ни при чём, пожалуй,
Во всём виновен хоровод из муз!

Они слетаются под вечер к дому,
Неся с собой то слух, а то и весть.
И шепчут рифмы сонному другому,
Мол, «запиши, какая прелесть есть!»

Так что, друзья, не хмурьте ваши брови,
Не прячьте взгляд от метких моих строк.
То не моя вина, а просто, кроме
Всего, у музы выдался денёк.

Ему шептали: «Ты один на свете,
Твой путь – туман, и никому не нужен».
И он бродил, как одинокий ветер,
Холодным ядом этих слов простужен.

И ей твердили шёпотом обидным:
«Кому нужна? Быть суждено одной».
И мир казался серым, пустовидным,
Наполненный звенящей тишиной.

Две тени шли по разным тротуарам,
Не веря в свет и не ища тепла.
Судьба казалась им сплошным кошмаром,
Что жизнь дотла безжалостно сожгла.

Но вот однажды, в суматохе буден,
Случайный взгляд, как робкая свеча.
Их встречал рок, что так порою чуден,
Две нити жизни спутав сгоряча.

Они не ждали счастья впереди,
Оно само нашло в толпе двоих.
И два «ненужных» сердца вдруг в груди
Забыли боль скитаний прежних их.

Морозный воздух режет щёки,
Но мне, поверьте, всё равно.
Оставив за спиной упрёки,
Я выхожу на ледяное полотно.
Здесь только я и скорость света,
И горизонт — моя черта.
Душа для серости раздета,
Сегодня правит чистота!

Пульс отбивает ритм по венам,
Мир замер в шаге от меня.
Я неподвластна скучным стенам,
Я — дочь и ветра, и огня!

И я лечу, ломая грани!
Под сталью лезвий треск и звон!
На этом солнечном экране
Рисую новый свой закон!
Вокруг лишь иней серебрится,
А в сердце плавится металл!
Сегодня я — шальная птица,
Чтоб мир от счастья закричал!

Деревья в белых сарафанах
Глядят смущённо на мой бег.
В моих отчаянных романах
Герой — не принц, а белый снег.
Он сыплет колкие алмазы,
Бросает вызов мне в лицо.
Но все его шальные фразы
Беру в стальное я кольцо!

Пульс отбивает ритм по венам,
Мир замер в шаге от меня.
Я неподвластна скучным стенам,
Я — дочь и ветра, и огня!

И я лечу, ломая грани!
Под сталью лезвий треск и звон!
На этом солнечном экране
Рисую новый свой закон!
Вокруг лишь иней серебрится,
А в сердце плавится металл!
Сегодня я — шальная птица,
Чтоб мир от счастья закричал!

Пусть говорят, зима — для грусти,
Для тех, кто спрятался и ждёт.
Но стоит волю вдаль отпустить —
Душа сама тебя найдёт...
Найдёт на озере зеркальном...

И я лечу, ломая грани!
Под сталью лезвий треск и звон!
На этом солнечном экране
Рисую новый свой закон!
Вокруг лишь иней серебрится,
А в сердце плавится металл!
Сегодня я — шальная птица,
Чтоб мир от счастья закричал!

Чтоб мир закричал!
Я лечу!
Я лечу!

Мороз трещит, румянит щёки,
Искрится снег, слепя глаза.
Зима диктует свои строки,
И с ней не спорить нам нельзя.
Лежат поля под белой шалью,
Деревья в инее стоят,
И дым отечества с печалью
Нам шлёт свой тихий аромат.

Эх, ёлки-палки, что за скука,
Сидеть без дела у окна?
Когда такая вот наука —
Гулять, покуда есть зима!
Хватай салазки, мчись с пригорка,
Пусть ветер в уши засвистит!
И смех друзей весёлый, звонкий
Все беды вмиг угомонит.

Эх, ёлки-палки, что за мука,
Когда метель метёт пути?
Но есть в избе тепло и вьюга
Не сможет в душу к нам войти.
Затопим печь, достанем мёду,
Заварим чай из трав лесных,
И поведём под непогоду
Рассказ о подвигах былых.

Так и живём: то с горки мчимся,
То греем душу у огня.
Мы с белой вьюгой не миримся,
Но любим зиму — ты и я!
Она и лечит, и морозит,
И учит нас сильнее быть.
Она в себе такое носит,
Что невозможно не любить!

Какой красивый город наш
Зажёгся яркими огнями,
Как будто опытный мираж
Возник на улице пред нами.

Снежинки в воздухе кружат,
Ложатся тихо на ресницы,
И ёлки стройные стоят,
Как заколдованные птицы.

Они в гирляндах, в мишуре,
В стеклянных шариках лучистых,
И рады взрослой детворе
На площадях и в скверах чистых.

Витрины манят волшебством,
Где сказка замерла на полке.
И пахнет в воздухе кругом
Морозом, счастьем, свежей ёлкой.

И в этой дивной суете,
Под светом праздничных созвездий,
Мы все стремимся к доброте
И ждём таинственных известий.

Последний лист, дрожа, летит к земле,
Прозрачен воздух, холоден и чист.
Природа замерла в ноябрьской мгле,
И ветерка пронзителен стал свист.

Уж не горит костёр рябины алой,
И золота не сыплет клён с ветвей.
Душа, прощаясь с роскошью бывалой,
Внимает тишине пустых полей.

Прощай, пора туманов и дождей,
Пора последних, горьковатых ягод.
Ты унесла с собой тепло огней,
Оставив сердцу лишь тоску и память.

Но в этой грусти есть своя отрада:
Чем глубже сон, тем слаще пробужденье.
Идёт зима. И ждать весну нам надо,
Как светлого небес благословенья.

Не в пышности столиц, не в блеске тронной залы,
Не в звоне орденов и бряцаньи наград
Душа твоя живёт, где ветры завывали
И где кресты стоят у сломанных оград.

В просёлочной пыли, в безмолвии погоста,
Где спит былая Русь под сенью тополей,
В улыбке матушки, простой и безыскусной,
В бездонной синеве твоих родных полей.

В берёзовой тоске, что светится печально,
В разливах вешних рек, крушащих жадный лёд,
В молитве шёпотом, что в храме полумрачном
За всех заблудшихся к иконе вознесёт.

Тебя пытали злом, топтали чужаками,
Кроили на куски, пророчили конец,
Но ты вставала вновь с суровыми глазами,
Надев свой мученический, но царственный венец.

И как тебя не петь? И как тобой не бредить?
Как пред твоей судьбой колени не склонить?
Когда сквозь всю печаль, что довелось изведать,
Ты учишь мир прощать и преданно любить.

Пыль дорог, дневная битва,
Голод злой стучит в висок.
Мысль одна, словно молитва:
«Эх, домой бы на часок!»
Ноги ватные, как тесто,
В голове туман и гул,
Но я знаю это место,
Где найду свой караул!

Вот знакомый поворот,
Вот родимое крыльцо!
Кто меня так верно ждёт?
Кто целует так в лицо?

А дома пахнет щами, пирогами,
И пёс хвостом виляет у сапог!
Жена встречает с тёплыми руками,
Переступил я милый свой порог!
И кот-мурлыка трётся о колени,
И тапки ждут, как верные друзья!
А на столе дымятся уж пельмени!
Вот это, братцы, жизнь! Вот это я!

Скинул куртку, смыл заботы,
День рабочий позади.
Нет милее той работы —
Счастье полное в груди!
Ложку в руки, перца, соли,
И сметаны не жалей!
Нет прекрасней в мире доли,
Чем с семьёю, у дверей!

Вот знакомый поворот,
Вот родимое крыльцо!
Кто меня так верно ждёт?
Кто целует так в лицо?

А дома пахнет щами, пирогами,
И пёс хвостом виляет у сапог!
Жена встречает с тёплыми руками,
Переступил я милый свой порог!
И кот-мурлыка трётся о колени,
И тапки ждут, как верные друзья!
А на столе дымятся уж пельмени!
Вот это, братцы, жизнь! Вот это я!

Пусть там бури за порогом,
Пусть дела, и суета.
Счастье видится во многом,
Но моё — здесь, простота!

Эх, пельмени! Хороши!
Пой, гуляй, моя душа!

Я не ищу нарочно острых тем,
Не подмечаю промахи и беды.
Но почему-то мой простой эдем
Тревожит чьи-то важные беседы.

Мне говорят: «Твои стихи — укор!
В них каждый видит личную обиду».
Но я веду не с вами разговор,
А просто музам подаю я виду.

Они кружат невидимой толпой,
Приносят слухи, смех и чьи-то слёзы.
И шепчут мне на ухо день-деньской
Сюжеты для моей невинной прозы.

Я лишь записываю то, что есть,
Что носится незримо в синем небе.
И если в строчках вы узнали лесть
Иль горькую нужду в насущном хлебе —

То не моя вина, не мой расчёт,
Что жизнь сама рифмуется так странно.
Поэзия — лишь зеркала полёт,
И отражает мир наш беспрестанно.

Ты вновь пришла, царица снов и вьюги,
В наряде из сверкающего льда.
Твои холодные и нежные мне руки
Милей, чем лепестки цветка в садах.

Твой строгий лик под шалью белоснежной
Пленяет чистотой и белизной.
Твой поцелуй, колючий, но безгрешный,
Дарует сердцу сладостный покой.

Ты дышишь инеем на стёклах спящих,
Рисуя хрупкий, сказочный узор.
И в шёпоте метелей, вдаль летящих,
Я слышу твой неспешный разговор.

Пусть говорят, что ты — пора забвенья,
Что в сердце у тебя лишь только стынь.
Но я в тебе читаю с упоеньем
Святую правду северных святынь.

И пусть твой плен суров и неизбежен,
Я жду тебя, как благости гонца.
Я влюблёна в твой образ безмятежный
И в гордый холод твоего лица.

Под лунным светом сиротливо,
Согнув свой стан неторопливо,
Стоит, как призрак из былого,
Не молвив слова ни одного.

Её наряд — не шёлк узорный,
А иней, хрупкий и покорный.
Она одета в лёд и стужу,
И смотрит в ледяную лужу.

В ветвях не шепчутся листочки —
Лишь льдинки, острые крючочки.
И каждый вздох седого ветра
Рождает звон кристалла светлый.

Невеста севера, царица,
Что в белом саване родится,
Она хранит под коркой льдистой
Тепло души, живой и чистой.

И ждёт весну, свой час урочный,
Когда ручей пробьётся сочный,
Чтоб сбросить зимние оковы
И стать зелёной, юной снова.

Морозный день! Какое чудо!
Прозрачный воздух, колкий, чистый.
Лежит повсюду, изумрудом,
Снег поднебесный, серебристый.

Резьбой искусной на оконце
Узор оставила метель.
И в каждой льдинке искра солнца
Поёт хрустальную капель.

Идёшь — а снег под сапогами
Скрипит, как будто бы смеётся.
И лёгкость с быстрыми шагами
В груди восторгом отзовётся.

Душа, стряхнув свои печали,
Как ветка иней свой стряхнула,
Спешит в безоблачные дали,
Где всё так ново, так светло!

Румянец пышет на щеках,
И пар клубится при дыханье.
И нет ни грусти, ни тоски в глазах —
Одно лишь жизни ликованье!

Закружила, замела
Вьюга белым пухом,
И на землю спать легла
Зимушка-старуха.

Разбросала серебро
На поля и крыши,
Стало чисто и светло,
Стало в мире тише.

На окошках ледяных
Дивные узоры,
В шапках белых, снеговых
Спят леса и горы.

А под вечер, посмотри,
Небо стало алым —
Это пламя от зари
Снег разрисовало.

Ночью выйдет в синеву
Месяц над тропинкой,
И засветится в лесу
Каждая снежинка.

— Скажи, берёза, в час сырой,
Когда туман плывёт рекою,
Не жаль тебе наряд свой золотой,
Что сорван ледяной рукою?

Она в ответ, качнув главой,
Роняет лист, как слёзы, наземь:
— «Мне не впервой терять покой
И спорить с ветреным ненастьем».

— Но холод лютый впереди,
И вьюги злые завыванья...
Не страшно ль ждать одной в пути
Зимы суровой испытанья?

Она молчит. Лишь ветви-сны
Дрожат, нагие и простые:
— «Я буду спать и ждать весны,
Чтоб вновь надеть листы живые».

— Куда, свинцовые громады,
Вы держите свой скорбный путь?
Несёте холод и прохладу,
Спешите на землю дохнуть.

Зачем вы солнце заслонили,
Покрыли небо серой мглой?
И краски лета погубили
Своей холодной пеленой?

Они в ответ плывут безмолвно,
Лишь ветер в их рядах поёт:
— «Мы слёзы льём, чтоб стало ровно
Земле, что отдыха так ждёт».

— «Мы усыпляем долы, нивы,
Чтоб им под снегом сладко спать.
И наши слёзы — не порывы,
А лишь благая тишина и гладь».

— Но в вашем плаче нет отрады,
Лишь серость, холод, пустота...
И нет для сердца той услады,
Что дарит лета красота!

Они плывут, темнея ниже,
И шепчет дождь в сухой листве:
— «Чтоб день весенний стал нам ближе,
Мир должен сгинуть в синеве».

Коварные, ревнивые, пустые,
Порою вздорные, порою ледяные.
Неверные, забывчивые, праздные,
И в помыслах своих однообразные.

Холодные, расчётливые, властные,
Над слабостью мужскою сладострастные.
Болтливые, обидчивые, лживые,
До ужаса порою прихотливые.

Мятежные, лукавые, греховные,
И в речах своих всегда условные.
Завистливые, мстительные, жадные,
И в гневе — беспощадные.

Но всё ж... без них — тоскливые, постылые,
И дни, и ночи — серые, унылые.

Раскинулась над миром пелена,
Безликая, из серой паволоки.
И ночь стоит, безмолвна и темна,
И помыслы печальны и жестоки.

Ни лунный серп, ни звёздный хоровод
Не шлют земле привычного привета.
Но вдруг, пронзив туманный небосвод,
Одна звезда дрожит осколком света.

Как верный страж на дальнем рубеже,
Как огонёк в покинутой обители,
Она горит в израненной душе,
Единственный мой друг и мой спаситель.

И с ней одной, забыв про сон и явь,
Веду я свой безмолвный разговор.
Она — ответ на тысячи «оставь»,
Она — немой, но сладостный укор.

И пусть весь мир окутан пеленой,
Мне дела нет до этой серой скуки.
Пока горит тот лучик надо мной,
Я к небу простираю сердца руки.

Однажды, в час, когда метель жемчуг приносила
И сыпала на голые места.

Леса, поля, уснувшие деревни
Она покрыла сказочным ковром,
И мир, что был так сер и так плачевен,
Зажёгся вдруг волшебным серебром.

Потом она дохнула на речушку,
И та застыла, зеркало храня,
И инеем украсила опушку,
Алмазной пылью звёзды заменя.

И ты, моя прекрасная царица,
Похожа так на эту чистоту.
В твоих глазах сияние искрится,
И я в них вижу ту же красоту.

Так пусть зима, что правит белой вьюгой,
Твоё лишь сердце стужей не коснётся,
А станет верной, сказочной подругой,
Что в душу светом и покоем льётся.

Я выхожу на улицу, где вьюга
Мне в волосы вплетает серебро.
Зима — моя давнишняя подруга,
Её дыханье мне несёт добро.

Она мне дарит тишину и сказку,
Где каждый шаг — как первый, чистый лист.
Я надеваю ледяную маску,
Но взгляд мой светел, радостен и чист.

Снежинки, как небесные посланья,
Ложатся на ресницы и уста.
Исполнятся заветные желанья,
Когда вокруг такая красота.

Пусть говорят, что в мире холод правит,
Что сердце замерзает в тишине.
Но он меня нисколько не печалит,
Ведь солнце разгорается во мне.

И в этом царстве белого безмолвья,
Где дремлют реки под хрустальным льдом,
Душа моя находит вдруг условья,
Чтоб строить свой волшебный, светлый дом.

Есть в снежном кружеве зимы
Один особый, тайный день,
Когда из вековой тюрьмы
Выходит сказочный олень.

Когда Мороз, седой старик,
Свой посох достаёт из льда
И примеряет новый лик,
Чтоб вспыхнуть, словно та звезда,

Что поведёт его в пути
Сквозь бури, вьюги и метель.
Ему подарки разнести —
Его единственная цель.

В тот день он слушает ветра,
Что шепчут детские мечты,
И с ночи до самого утра
Рисует на стекле цветы.

Он проверяет саней бег,
Чтоб полозья легко скользили,
И укрывает мягкий снег
Всё то, о чём давно забыли.

Он будит сонных снегирей,
Чтоб песней славили рассвет,
И открывает сотни дверей
В хранилище грядущих лет.

Там дремлют радость и успех,
Игрушки, сладости, добро.
Он собирает звонкий смех
В своё большое серебро.

И лишь когда зайдёт заря,
И мир окутается сном,
Он скажет: «Значит, всё не зря»,
И выйдет тихо напролом…

Навстречу вьюге и пурге,
Сквозь сон лесов и тишь полей.
И звёзды в ледяной дуге
Сияют с каждым днём светлей.

Его помощница-Зима
Ткёт белоснежные ковры,
Чтоб не скучали те дома,
Что ждут таинственной поры.

Медведь в берлоге видит сон
Про мёд и летние луга,
И чудится ему сквозь стон,
Что отступает вьюга.

А Дед Мороз летит стрелой,
Мешок с дарами теребя.
Он помнит адрес твой и мой,
Он не забудет про тебя.

Он знает все твои мечты,
Что прячешь в сердце глубоко,
И те наивные листы,
Что ты писал ему легко.

Он постучится в каждый дом,
Где верят в чудо до сих пор,
И под украшенным окном
Оставит сказочный узор.

И вот когда придёт пора,
И вспыхнет ёлка вся в огнях,
Ты крикнешь радостно: «Ура!»,
Забыв о горестях и днях,

Что были пасмурны, пусты.
Ведь в этом главный его дар —
Дарить тепло средь мерзлоты
И разжигать в душе пожар

Надежды, веры, волшебства,
Чтоб даже самый хмурый лик
Поверил в силу торжества
Хотя бы на единый миг.

Если мир вокруг стал серым,
Потерялся в днях твой след,
Есть простое средство, верь нам,
Чтоб зажечь в окошке свет.
Если хочется историй,
Просто добрых, без прикрас,
В нашем творческом просторе
Ты найдёшь их здесь, у нас!

Здравствуйте! Мы — «Пером и сердцем»!
Открываем в душу дверцу!
В каждой строчке — солнца лучик,
Подберём к печали ключик!
Здравствуйте! Мы — «Пером и сердцем»!
Приглашаем вас согреться!
Здесь живут стихи и проза,
Где зима — не ждёт мороза!

Мы не ищем громкой славы,
Не стремимся поучать.
Мы хотим, чтоб были правы
Те, кто любит помечтать.
Кто-то пишет, кто читает —
Здесь неважно, кто есть кто.
Всех нас дружба согревает,
Словно тёплое пальто!

Здравствуйте! Мы — «Пером и сердцем»!
Открываем в душу дверцу!
В каждой строчке — солнца лучик,
Подберём к печали ключик!
Здравствуйте! Мы — «Пером и сердцем»!
Приглашаем вас согреться!
Здесь живут стихи и проза,
Где зима — не ждёт мороза!

Так что смело заходите,
Оставайтесь, не спеша.
Ведь у каждого в граните
Спрятана своя душа!

«Пером и сердцем»! Запомни, друг!
«Пером и сердцем»! Наш тёплый круг!
Пером и сердцем... сквозь года...
Пером и сердцем... навсегда...

«Пером и сердцем»! Запомни, друг...

Сквозь сугробы иду по колено,
В бороде серебристая вязь.
Пусть метель завывает сиреной,
Мне её нерушимая власть
Лишь на пользу, лишь в сердце отрада,
Подгоняет, чтоб я не притих.
За спиной — для детей всех награда,
Впереди — ожидание их.

Ветер посохом вьюжный играет,
Сыплет снегом в мой красный тулуп.
Но меня этот путь согревает
Теплотой сотен сомкнутых губ.

Эй, кружи, королева-метелица!
Заметай все дороги назад!
Пусть лишь в лучшее людям поверится,
Пусть глаза их огнями горят!
Я несу им не просто подарки —
Я несу им надежду и свет!
Чтобы праздник их сделался ярким
На грядущие тысячи лет!

Мне мороз — друг и старый товарищ,
А сугробы — пуховый ковёр.
Среди этих снегов и пожарищ
Закаляется русский простор.
Пусть пурга завывает всё злее,
Пусть трещат от мороза стволы.
Я иду, ничего не жалея,
Чтоб накрыть для людей всех столы!

Эй, кружи, королева-метелица!
Заметай все дороги назад!
Пусть лишь в лучшее людям поверится,
Пусть глаза их огнями горят!
Я несу им не просто подарки —
Я несу им надежду и свет!
Чтобы праздник их сделался ярким
На грядущие тысячи лет!

Мне метелица косы плела,
Вышивала узором подол.
Вместо зеркала речка была,
Что сковал ледяной произвол.
Мне снежинки — серёжки в ушах,
Инеем вышит мой сарафан.
И румянец горит на щеках,
Что морозом-художником дан.

Ветер-братец зовёт за собой,
В хоровод приглашает лесной.
Слышу я этот клич голубой —
Время праздник встречать нам с тобой!

Закружи меня, вьюга-подруга,
В белом вальсе под песню ветров!
Разлетится пусть весть по округе,
Что мой терем для пляски готов!
Эй, синицы, звените на ветках!
Зайцы, в лапы беритесь скорей!
Нынче в сказочных этих беседках
Будет праздник для всех, для людей!

Я на тройке из льда полечу,
Кони-ветры быстрее летят!
Каждой ёлке зажгу по свечу
Из гирлянд, что на небе горят.
Трону посохом сонную ель —
И она заблестит серебром.
Начинается здесь карусель,
Что наполнит все души добром!

Закружи меня, вьюга-подруга,
В белом вальсе под песню ветров!
Разлетится пусть весть по округе,
Что мой терем для пляски готов!
Эй, синицы, звените на ветках!
Зайцы, в лапы беритесь скорей!
Нынче в сказочных этих беседках
Будет праздник для всех, для людей!

Я не умею подгонять слова
Под строгий ямб иль правильный хорей.
Моя душа по-своему права,
И рифма ей подруги всех верней.

Я не хочу считать по пальцам слоги,
Искать цезуру, строить строфы в ряд.
Мои стихи — неровные дороги,
Где чувства просто с ветром говорят.

Пишу, как плачу, как дышу, как верю,
Как сердце бьётся — то быстрей, то тише.
Я не стучусь в учёных мужей двери,
Пусть судят строго те, кто «сверху слышит».

Им с высоты видней, где слог мой крив,
Где размер сбился, где хромает рифма.
А я пою, свой маленький мотив,
И в этой песне — вся моя молитва.

Скажи мне, ветер, брат степей,
Зачем ты так неукротим?
Кого торопишься скорей
Обнять дыханием своим?

О чём ты шепчешься с травой,
Когда приходишь на луга?
И почему твоей молвой
Полны речные берега?

Где дом твой, ветер-пилигрим?
Где ночью ты находишь кров?
И с кем, свободный и незрим,
Ты делишь тайны вещих снов?

Ты гладишь волны, рвёшь листы,
Поёшь в печной трубе зимой...
Ответь, о чём тоскуешь ты,
Когда теряешь свой покой?

Когда душа от радости поёт,
И счастье наполняет вашу грудь,
Не говорите всем, как вам везёт,
Про свой удачный и безоблачный путь.

Завистливый и любопытный взор
Не терпит блеска в радостных глазах.
Он вынесет вам смертный приговор
За свет, что вы несёте впотьмах.

Когда любовь, как утренняя рань,
Коснётся вас своим святым крылом,
Храните в сердце трепетную дань,
Держите чувства под своим замком.

А если боль сжимает вас в тиски,
И клевета терзает вашу честь,
Не покажите горестной тоски,
Примите всё, как есть, и кто вы есть.

Наденьте маску праздного веселья,
Пусть думают — вам беды нипочём.
Не дайте им вкусить хмельного зелья,
Над вашим скорбным плача палачом.

Душа открытая — подарок для врага.
Я эту истину изведал до конца.
Молчите... В этом мудрость и подмога.
И в этом — сила вашего лица.

Что наша жизнь? Короткий акт в театре,
Где мы играем, не читая роль.
Сегодня — царь на золотом квадрате,
А завтра — нищий, чувствующий боль.

Мы ищем смысл в сплетении событий,
Пытаясь видеть тайный знак судьбы,
Средь горьких и пленительных открытий,
Средь вечной и бессмысленной борьбы.

То вскачь летим, удачею согреты,
То падаем, разбившись о гранит.
И выдаём беззвучные ответы
Тому, кто в небесах за нас молчит.

Но в череде и радостей, и муки,
Пока горит свеча и длится век,
Цените всё: и встречи, и разлуки,
Ведь в этом и есть целый человек.

Пускай учёный судит по уму,
Где в строчках сбой и где не та строка.
Я подчиняюсь сердцу одному,
Его ведёт незримая рука.

Мне не нужны размеры и каноны,
Когда в душе то радость, то гроза.
Мои стихи — не строгие законы,
А то, что не уместятся в словах.

Я их пишу неровно, как придётся,
Как мысль летит, как чувство говорит.
И пусть знаток над рифмой посмеётся —
Моя душа в тех строчках не молчит.

Ему видней, как надо по науке,
Слагать стихи, чтоб гладко было всё.
А я пишу от счастья и от муки,
И это, право, ремесло моё.

Я не из тех, кто прячет в шёлке лесть,
Кто улыбнётся, затаивши камень.
Примите шторм — я та, какая есть,
Со всей своей душой, как будто пламень.

Мой нрав — не сахар, речи — не елей.
Скажу всё в лоб, без тени сожаленья.
Мне кривда мира этого больней,
Чем оттолкнуть притворства наважденье.

Я не умею лгать, хитрить, юлить,
Искать окольный путь, где есть прямая.
И если враг мой прав, то так и быть —
Я, стиснув зубы, правоту признаю.

Пусть говорят: «Горда, неудержима».
Пусть судят за отсутствие прикрас.
Зато моя душа не носит грима,
И смотрит прямо, не отводит глаз.

Вместо кожи — атлас ледяной,
Вместо взгляда — северный ожог.
Я лечу над спящею землёй,
Заметая тысячи дорог.
Мой парфюм — морозная пыльца,
Мой наряд — из инея и звёзд.
Нет у этой сказки нет конца,
Только блеск моих хрустальных слёз.

Под моими ногами — метель,
В моих пальцах — узоры из льда!

Я лечу, кружу, сыплю снег!
Ледяная колдунья-зима!
Замедляет планета свой бег,
От меня все вокруг без ума!
Я — твой сон, я — твой иней на веках,
Королева из царства снегов.
В моих синих, холодных зрачках
Застывает любая любовь!

Не ищи в моём сердце тепла,
Там лишь вечность и белый покой.
Я сегодня все тропы смела
Своей лёгкой алмазной рукой.
Я танцую под шёпот ветров,
В этом вальсе снежинок и тьмы.
Мир уснувший под мой ледяной покров
Будет видеть цветные лишь сны.

Под моими ногами — метель,
В моих пальцах — узоры из льда!

Я лечу, кружу, сыплю снег!
Ледяная колдунья-зима!
Замедляет планета свой бег,
От меня все вокруг без ума!
Я — твой сон, я — твой иней на веках,
Королева из царства снегов.
В моих синих, холодных зрачках
Застывает любая любовь!

Тише... слышишь, как бьётся пульс зимы?
Это я... это мой каприз...
В этом царстве хрустальной кутерьмы
Я лечу то вверх, то вниз...

Я лечу, кружу, сыплю снег!
Ледяная колдунья-зима!
Замедляет планета свой бег,
От меня все вокруг без ума!
Я — твой сон, я — твой иней на веках,
Королева из царства снегов.
В моих синих, холодных зрачках
Застывает любая любовь!

Кружу... сыплю... лечу...
Застывает любовь...

Бархат ночи лёг на город сонный,
Спят дома под шапкой снеговой.
Но в груди стучит мотив неоновый,
Нарушая ледяной покой.
Выхожу на улицу бесшумно,
Воздух пахнет тайной и зимой.
В эту ночь вести себя безумно
Мне позволил звёздный свет немой.

С неба падает звёздная крошка,
Мир меняется прямо сейчас!

Это зимняя ночь, ночь, ночь!
Волшебной кистью рисует Зима!
Все тревоги уносятся прочь,
Я от этого света схожу с ума!
Это зимняя ночь, ночь, ночь!
И снежинки летят, как неон!
Мне никто не сумеет помочь —
Я попала в её сладкий плен, в дивный сон!

На ресницах тают блёстки света,
На губах — дыхание луны.
Я — героиня главного сюжета
Этой нереальной стороны.
Королева вьюг взмахнула кистью —
И деревья в стразах изо льда.
Подчиняюсь я её капризам,
Отвечая танцем только «да»!

С неба падает звёздная крошка,
Мир меняется прямо сейчас!

Это зимняя ночь, ночь, ночь!
Волшебной кистью рисует Зима!
Все тревоги уносятся прочь,
Я от этого света схожу с ума!
Это зимняя ночь, ночь, ночь!
И снежинки летят, как неон!
Мне никто не сумеет помочь —
Я попала в её сладкий плен, в дивный сон!

Пульс всё чаще, сердце бьётся в ритме,
Снежный вихрь меня зовёт, манит.
В ледяной, волшебной этой битве
Моя радость — главный фаворит!

Это зимняя ночь, ночь, ночь!
Волшебной кистью рисует Зима!
Все тревоги уносятся прочь,
Я от этого света схожу с ума!
Это зимняя ночь, ночь, ночь!
И снежинки летят, как неон!
Мне никто не сумеет помочь —
Я попала в её сладкий плен, в дивный сон!

Ночь, ночь, ночь...
Как неон...
В её сладкий плен...

Замер город в белом плену,
Ночь рассыпала звёзды-конфетти.
Я ловлю на лету тишину,
Что хрустит под ногой на пути.
Мир укутан в пуховый платок,
И деревья стоят в серебре.
Каждый выдох — как дымный цветок,
Что растаял в седом январе.

Смотри, на каждом окне
Волшебник кистью провёл!

А снег летит, летит, летит,
КружИт хрустальный хоровод!
И сердце радостно стучит,
Встречая снежный Новый год!
Мороз рисует кружева,
Искрится инея алмаз.
Зима-волшебница жива,
И эта сказка — лишь для нас!

Миллиарды снежинок-огней
Вьются в танце под светом луны.
Стал привычный пейзаж вдруг родней,
Словно вихри хрустальной волны.
Воздух чистый и колкий, как лёд,
Щиплет щёки румяным огнём.
Этот миг нас с тобою зовёт,
Мы поём, мы танцуем, живём!

Смотри, на каждом окне
Волшебник кистью провёл!

А снег летит, летит, летит,
КружИт хрустальный хоровод!
И сердце радостно стучит,
Встречая снежный Новый год!
Мороз рисует кружева,
Искрится инея алмаз.
Зима-волшебница жива,
И эта сказка — лишь для нас!

Слышишь звон? Это льдинки звенят!
Видишь блеск? Это звёздный парад!
В этом ритме и стуже ночной
Закружись в этом танце со мной!

А снег летит, летит, летит,
КружИт хрустальный хоровод!
И сердце радостно стучит,
Встречая снежный Новый год!
Мороз рисует кружева,
Искрится инея алмаз.
Зима-волшебница жива,
И эта сказка — лишь для нас!

Лишь для нас... этот танец...
Этот блеск... этот час...

Он был бродяга, вечный пилигрим,
Свободный Ветер, сын седых равнин.
Он прилетел на север, чуть дыша,
Где спал весь мир, и где жила душа
Холодной девы, строгой Госпожи,
Что чертит льдом на окнах виражи.

Она спала в хрустальной тишине,
Укрыта снежным шёлком в полусне.
Но он ворвался, дерзкий и шальной,
И закружил её одной волной!

И Ветер танцевал с седой Зимой!
Под быстрый бит, под рокот снеговой!
Кружилась вьюга, поднимая пыль,
Сплетая в танце небыль или быль!
Срывая шапки с ледяных вершин,
Он был слуга, она — его аршин!
В объятьях страсти, в вихре белизны
Рождались их безумные сыны — метели и бураны!

Она смеялась звонко, как капель,
Когда он ей насвистывал апрель.
Она дарила холод синих глаз,
А он в ответ — свой самый дикий пляс.
Он рвал подолы снежных покрывал,
Её в объятьях смело целовал,
И таял лёд от дерзости такой,
Теряла дева ледяной покой.

Она хотела вечно с ним кружить,
О правилах и сроках позабыть.
Но танец их был ярок и недолг,
В нём был восторг и был суровый долг...

И Ветер танцевал с седой Зимой!
Под быстрый бит, под рокот снеговой!
Кружилась вьюга, поднимая пыль,
Сплетая в танце небыль или быль!
Срывая шапки с ледяных вершин,
Он был слуга, она — его аршин!
В объятьях страсти, в вихре белизны
Рождались их безумные сыны — метели и бураны!

Но близок час, и солнце бьёт в зенит,
Их танец страстный скоро догорит.
Он улетит встречать сестру-Весну,
Оставив Зиму в ледяном плену...
Одну...

Он улетит... Он улетит...
Она простит... Она простит...

Над миром сонным, в царстве тишины,
Где реки спят, закованные в льдины,
Жила царица, дева-госпожа,
Дыханьем стужу в воздухе множа.
Её покой был строг и молчалив,
Лишь иней ткал причудливый мотив.

Но он пришёл, бродяга без дорог,
Степной бунтарь, что одинок и строг.
Свободный Ветер, он не знал оков,
Смеялся в гривы белых облаков.
Ворвался он в её хрустальный зал,
На танец дерзко так её позвал.

Она взглянула холодом в ответ,
Но он шепнул: «Забудь про свой запрет!»
Он закружил её в руках своих,
И мир застывший ожил в тот же миг!

И закружилась белая метель,
Как будто сорванная с петель!
Зима и Ветер, лёд и благодать,
Им было суждено вдвоём летать!
Он ей дарил размах орлиных крыл,
Она ему — всю нежность белых крил.
Их танец — вихрь, их песня — волчий вой,
Над скованной, заснеженной землёй!

Он целовал её седые пряди,
Скользил по снежной, шелестящей глади.
Она в ответ, забыв про вечный сон,
Смеялась в такт, попав в его полон.
И падал снег, не колкий, а хмельной,
Укутывая землю пеленой.

И закружилась белая метель,
Как будто сорванная с петель!
Зима и Ветер, лёд и благодать,
Им было суждено вдвоём летать!
Он ей дарил размах орлиных крыл,
Она ему — всю нежность белых крил.
Их танец — вихрь, их песня — волчий вой,
Над скованной, заснеженной землёй!

Но тает ночь, и близится рассвет,
Их танцу отмерен краткий век.
Ему лететь, встречать тепло весны,
Ей — дожидаться следующей зимы.
Он улетит, оставив только звук...
Предвестник их неминуемых разлук.

Расплавился воздух, и тени длинней,
И солью пропитан закатный песок.
Он прибыл сюда из далёких полей,
Горячий и пряный, степной ветерок.
Принёс ароматы согретой травы,
И запахи хвои, и диких цветов.
И стало легко посреди синевы,
Вдали от тяжёлых оков городов.

Он ей что-то шепчет, знакомый мотив,
Касаясь волос, золотых из-за зноя.
И Лето, глаза от лучей приоткрыв,
Готово кружиться всю ночь за ним следом...

И Ветер танцует с ленивым Летом,
На раскалённой кромке синих вод.
Он пьян его теплом, его ответом,
И замедляет свой шальной полёт.
Она смеётся, рассыпая звёзды
На бархат неба, тёмный, как вино.
Их танец был и прост, и очень сложен,
Как лучшее немое кино.

Он с ней заиграл, как с прозрачною шалью,
Что сброшена с бронзовых, солнечных плеч.
Он звал её вдаль, за туманную дальность,
Чтоб танец их вечный от всех уберечь.
Он путал ей пряди волос непослушных,
И нежно сушил на щеках соль слезы.
И мир стал для них совершенно бездушным,
Лишь блики, песок и движенья просты.

Он ей что-то шепчет, знакомый мотив,
Касаясь волос, золотых из-за зноя.
И Лето, глаза от лучей приоткрыв,
Готово кружиться всю ночь за ним следом...

И Ветер танцует с ленивым Летом,
На раскалённой кромке синих вод.
Он пьян его теплом, его ответом,
И замедляет свой шальной полёт.
Она смеётся, рассыпая звёзды
На бархат неба, тёмный, как вино.
Их танец был и прост, и очень сложен,
Как лучшее немое кино.

Как кино... немое кино...
Их танец... лето...

Я прилетел из выжженных степей,
Где Лето свой окончило сонет.
Я видел сотни троп, и сотни дней,
Но лишь в тебе нашёл багряный свет.
Ты жгла костры из золотой листвы,
И воздух пах туманом и дождём.
Меня ждала ты, не подняв главы,
И мы останемся с тобой вдвоём.

Я не ворвался, не нарушил сна,
Я лишь коснулся рукава легко.
Ты так прекрасна, хоть и не Весна,
И до зимы так близко, далеко...

«Танцую я с тобой, моя Осень,
Под тихий плач озябших журавлей.
Хочу укрыть небесной просинью
От будущих, неласковых дождей.
Ты кружишься так молча и устало,
Роняя золото из рыжих кос.
Наш вальс — про всё, что миновало,
И про печаль, что я с собой принёс».

Я помню, как ты юною была,
В зелёном платье, с россыпью веснушек.
Как ты цвела, как ты меня ждала
Под шёпот сосен и болтовню кукушек.
Теперь твой взгляд глубок и полон слёз,
Прозрачных, как октябрьская вода.
Я целовал следы увядших роз
И понимал, что это — навсегда.

«Танцую я с тобой, моя Осень,
Под тихий плач озябших журавлей.
Хочу укрыть небесной просинью
От будущих, неласковых дождей.
Ты кружишься так молча и устало,
Роняя золото из рыжих кос.
Наш вальс — про всё, что миновало,
И про печаль, что я с собой принёс».

Последний лист сорвётся с ветки... тихо...
Последний круг... и я тебя покину.
Я улечу, чтоб встретить белых вихрей...
А ты уснёшь... до следующей поры...

Уснёшь...

Забудь про тишину и про покой,
Сегодня ночь не создана для сна.
Смотри, как город под моей рукой
Окрашен в цвет хмельного вина.

Промокла мостовая от дождя,
В ней тонут отраженья фонарей.
Я жду тебя, ничуть не уходя,
Так пригласи на танец поскорей!

Пусть ветер рвёт мой шёлковый наряд,
И кружит листья в бешеном огне.
Твой восхищённый и горящий взгляд —
Вот лучшая награда сейчас мне!

И мы танцуем танго под луной,
Последнее, отчаянное танго!
Где каждый шаг — прощание с весной,
Где каждый взгляд — высокого ранга.
Кружится мир в багрянце и в огне,
И скрипка плачет о потерянном рае.
Но в этом вальсе, на его волне,
Я не грущу, я заново сгораю!

Не говори, что скоро холода
Укроют землю белым полотном.
Вся эта грусть — пустая ерунда,
Когда мы здесь, с тобою, лишь вдвоём.
Пусть этот танец длится до утра,
Пусть он заменит солнце и тепло.
Вчерашний день — сгоревшая пора,
А завтра — снегом всё заволокло.

И мы танцуем танго под луной,
Последнее, отчаянное танго!
Где каждый шаг — прощание с весной,
Где каждый взгляд — высокого ранга.
Кружится мир в багрянце и в огне,
И скрипка плачет о потерянном рае.
Но в этом вальсе, на его волне,
Я не грущу, я заново сгораю!

Я не грущу... я просто сгораю...
Сгораю... дотла...

Как странно наш устроен мир,
Как два врага за шатким троном,
То делим мы совместный пир,
То дышим холодом и стоном.

Когда ты рядом — воздух сжат,
И каждый взгляд — упрёк случайный.
Слова, как лезвия, кружат,
И в каждом жесте — отзвук тайный.
Мне тесно в клетке этих рук,
Бежать, спастись — одно желанье,
Разорван наш порочный круг
Минутой горького прощанья.

Но стоит двери затворить,
И дом наполнит пустотою,
И не с кем мне поговорить,
И ночь становится чужою.
И скука, как болотный ил,
Затянет душу без остатка.
И мир без этих стычек мил,
Но жизнь становится несладкой.

И снова ты к моим дверям
Идёшь, забыв про все обиды.
Мы созданы назло богам,
Чтоб быть то врозь, то рядом, квиты.
Вдвоём — пожар, а врозь — тоска.
Таков удел, таков наш жребий.
И крутит пуля у виска,
И тянет вновь душа на гребень.

В душе моей, где сумрак и покой,
Живёт котёнок с шёрсткою златой.
То он мурлычет, дарит мне уют,
И мысли светлые приют в душе найдут.

То вдруг играет, весел и ретив,
За мыслью быстрой мчится, всё забыв.
И разгоняет радостью своей
Толпу угрюмых и печальных дней.

Но иногда, в полночной тишине,
Он когти выпускает в глубине.
И ноет рана, будто от когтей,
Средь самых горьких и безмолвных дней.

Так и живём мы — кот и я, вдвоём.
То лечим раны, то опять поём.
Он — часть меня, мой тайный, тихий свет,
И без него души, пожалуй, нет.

Лишь только дверь открою я домой,
Меня встречает полосатый рой.
Две пары глаз, как два больших огня,
С любовью и надеждою глядят.

И в сердце тает от забот ледок,
Я знаю — ждал меня мой островок.
Но ждут сюрпризы... Что за кавардак?
Цветок на пол упал, какой пустяк!

А там, на шторе, словно акробат,
Висит мой самый главный плут и брат.
И вещи все разбросаны кругом,
Перевернули хулиганы дом!

Вскипит на миг досада, но потом
Я встречусь с их раскаявшимся лбом.
Взгляну на мордочки, в глаза-огни,
И понимаю — не враги они.

И злость уходит, уступая смех,
Ведь в их проказах никаких помех.
Лишь только радость, свет и доброта,
И в доме — жизнь, и в сердце — теплота.

Ты был не просто пёс, ты — член семьи,
Надёжный страж и друг наш, без сомненья.
Ушёл ты в край, где нет уже земли,
Оставив нам одни воспоминанья.

Но память эта — не печали тень,
А ясный свет, что в сердце не угаснет.
Ты каждый наш с собою красил день,
И делал жизнь теплей, светлей, прекрасней.

Ты нам служил, и нас ты защищал,
И преданней любви на свете нет.
Ты у порога радостно встречал,
Даря свою любовь нам много лет.

Прошли года, но, верный друг Кузьма,
Мы любим так же, как любили прежде.
Пусть за окном метель или зима,
Твой свет в душе живёт, даря надежду.

Внутри меня, где тени и огни,
Живёт не кошка — а кошачий дух.
Она решает все мои пути,
Мой каждый вздох и каждый сердца стук.

Когда она мурлычет и добра,
Свернувшись в тёплый бархатный клубок,
Тогда и я спокойна до утра,
И мир вокруг не страшен, не жесток.

Но если вдруг, невидима никем,
Она внутри царапает и злится,
То я сама не нахожу систем,
И боль моя сочится сквозь ресницы.

Когда она от радости бежит,
Ловя в душе невидимую мышь,
Тогда и я способна снова жить,
И нарушать унынья злую тишь.

Мы с ней одно — и в этом нет секрета,
Две части... тьмы и света.

Где степь ковыльная легла ковром,
И вольный ветер вдаль несёт былины,
Стоит мой город, мой родимый дом,
Казачьей славы край орлиный.

Здесь Пушкин слушал старины рассказ,
Искал сюжет в народной, буйной силе.
И каждый житель помнит тот наказ —
Хранить историю, что нам вручили.

Как нить паучья, тонок и воздушен,
Летит платок, что связан был с душой.
Он лаской материнскою окутан,
Согреет в самый лютый зимний зной.

А летом дышит зноем полынок,
И воздух плавится от жара солнца.
Но вечерами свежий ветерок
Стучится ласково в моё оконце.

Течёт Урал, границу разделяя,
Меж двух культур раскинулся простор.
Мой Оренбург, земля моя родная,
Ты вечно юн и мудростью силён.

Город спит, и фонари
Как стражи до зари.
Люди видят сладкий сон,
А я смотрю в своё окно.

Как бархат чёрный над землёй,
Ночь укрывает мир покоем.
И в этой звонкой тишине
Дыханье времени слышней.

Вдох-выдох темноты,
Мерцание звезды.
Весь город стал другим,
Когда приходит ночь, приходит ночь...

Ночь, ночь, волшебная пора,
Все тайны прячутся в тебе.
Ночь, ночь, когда душа легка,
И мысли бродят в темноте.
Ночь, ночь, ты дышишь глубиной,
Ты растворяешь суету.
Ночь, ночь, останься ты со мной,
Храня покой и тишину.

В ночи все кошки серые,
Все страхи безразмерные.
Но если я закрою дверь,
То некого бояться мне.

В ночном бездонном океане
Я вижу звёздные созданья.
И лунный свет как белый шёлк
Ложится тихо на порог.

Вдох-выдох темноты,
Мерцание звезды.
Весь город стал другим,
Когда приходит ночь, приходит ночь...

Ночь, ночь, волшебная пора,
Все тайны прячутся в тебе.
Ночь, ночь, когда душа легка,
И мысли бродят в темноте.
Ночь, ночь, ты дышишь глубиной,
Ты растворяешь суету.
Ночь, ночь, останься ты со мной,
Храня покой и тишину.

Ты знаешь все мои секреты,
Все тайные слова.
В ночи рождаются поэты,
И правда смотрит в зеркала.
Твоё чернильное молчанье
Мне помогает жить и быть.
Ты — время для воспоминаний,
И шанс себя восстановить.

Ночь, ночь, волшебная пора,
Все тайны прячутся в тебе.
Ночь, ночь, когда душа легка,
И мысли бродят в темноте.
Ночь, ночь, ты дышишь глубиной,
Ты растворяешь суету.
Ночь, ночь, останься ты со мной,
Храня покой и тишину.

В объятьях ночи я дышу,
И растворяюсь в темноте.
Со мной одна лишь тишина,
Да звёзды в вышине.

Был день холодный, зимний, ледяной,
Метель кружила снежной пеленой.
И вдруг у дома, съёжившись в комок,
Лежал продрогший, маленький щенок.

Его швырнули, не взглянув назад,
В его глазах застыл немой набат.
Огромные, как две ночных звезды,
В них были слёзы горя и беды.

И сердце дрогнуло, и мой покой
Был смыт его отчаянной тоской.
И по моим щекам, не тая боль,
Слеза скатилась, горькая, как соль.

Пусть в доме у меня уж псы живут,
Но здесь душа нашла себе приют.
«Ну что ж, малыш, пойдёшь со мною жить,
Тебя я буду холить и любить».

И вот теперь, когда прошли года,
Я вижу — не случилась с ним беда.
Он смотрит с лаской, преданность храня,
И я уверенна — он не предаст меня.

Четвёртый год метель седая
Стучится в мёрзлое стекло.
А бабка, с печки не слезая,
Хранит сыновнее тепло.

Не в сердце — сердце стало камнем,
Не в памяти — она как дым.
А в старой, выцветшей, заштопанной,
В той гимнастёрке, что под ним

Была, когда ушёл на запад,
Сказав: «Не плачь, вернусь, ей-ей!»
Остался только едкий запах
Махорки, пота и полей.

Она её ночами гладит
Сухой, морщинистой рукой,
И, словно малое дитя, те
Заплатки трогает щекой.

И шепчет в темноте беззубо,
Качая свёрток на груди:
«Поспи, родной... поспи, голубчик...
Не бойся, мама не уйдёт...»

И в этом шёпоте безумном,
В качаньи мёртвой тишины
Куда страшнее грохот пушек
И весь немыслимый кошмар войны.

Их не в граните высекали,
Не отливали в бронзе их —
Тех матерей, что провожали
На фронт сынов своих седых.

Седых не возрастом, а горем,
Что в одночасье, в страшный час,
Сожгло глаза солёным морем,
Собрав в морщины скорбный сказ.

Она дала ему не имя —
А жизнь, и свет, и синь небес.
А он под пулями чужими
Упал в чужой, безвестный лес.

И похоронка белым ядом
Сожгла протянутые руки.
И встала мать с солдатом рядом
На вечный караул разлуки.

И сколько их по всей России,
Безмолвных, каменных от слёз,
Чьи души сыновей носили
Сквозь грохот битв и холод гроз.

Вы помните их первый крик и лепет,
Их робкий шаг по скрипнувшим полам,
И сердца материнский чуткий трепет
По всем младенческим, бесхитростным делам.

Вы помните, как, лоб горячий тронув,
Шептали сказки в полуночной мгле,
И как молились пред лицом иконы
О лучшей доле сыну на земле.

Он рос, мужал. И вот уж взор орлиный,
И стать крепка, и голос не по-детски твёрд.
Казалось, век ваш будет тихий, длинный,
И сын — опора вам средь жизненных невзгод.

Но грянул гром. И барабанов рокот
Разрезал неба мирную лазурь.
И материнский безнадёжный шёпот
Был заглушён в огне грядущих бурь.

Прощальный взгляд. Объятья на перроне.
И вот уж он — солдат в чужом строю.
А вы остались, словно на иконе,
Тая тоску безмолвную свою.

И дни пошли — от сводки до конверта,
Где криво выведен сыновнею рукой
Короткий сказ, что жив, здоров, и где-то
Он бьётся за отчизну и покой.

И сколько слёз, невидимых и тайных,
Упало на письмо, размыв его чернил...
О, сколько душ в молитвах поминальных
Просили Бога, чтоб он сына сохранил!

Ты ждёшь меня, я знаю, мать-старушка,
В платочке выцветшем у низкого окна.
Твоя бревенчатая, тихая избушка
Глядит на запад, где полышет война.

Там рожь колосится под небом,
И ветер гладит золотистый её шёлк.
Ты пахнешь, знаю, молоком и хлебом,
А в сердце — серый, притаился волк.

Он гложет думы в тишине предутренней,
Когда туман, как молоко, парной.
Не я ль тебе писал с дороги путанной,
Что скоро возвращусь с победою домой?

Берёзка белая, сестрица сиротливая,
Роняет слёзы-серьги на траву.
Ах, сколько вёрст легло, моя родимая,
Меж тем, как я дышу, и тем, как я живу.

Кричат тревожно журавли над крышею,
Их клин растаял в сизой вышине.
Ты верь, родная, я твой голос слышу
В свинцовой, грозной, фронтовой тишине.

И если не вернусь под сень черемухи,
И затеряется в полях мой робкий след —
Ты выйди в поле, где гудят соломины,
И передаст тебе мой ветер свой привет.

Есть в мире свет, что ярче звёзд горит,
И есть тепло, что пламени нежнее.
То сердце материнское хранит
Всё то, что нам на свете всех милее.

Оно — наш щит от горестей и зла,
Надёжный кров в житейской непогоде.
И сколько б вьюга тропок ни мела,
Мы путь к нему всегда душой находим.

Пусть будет день ваш светел и лучист,
Без тени грусти и пустой тревоги.
И каждый новый, сорванный с древа лист
Вам стелет лишь счастливые дороги.

Спасибо вам за каждый вздох и час,
За нежность рук и мудрый блеск во взоре.
Примите, матушка, в подарок от меня
Любви моей бескрайнее, как море!

За окном бушует непогода,
Ветер гнёт упрямые стволы.
Люди не выносят это время года,
Прячась от холодной синевы.

Плачут стёкла от дождя косого,
Лист промокший к ним прилип, дрожа.
Мир продрог до самого простого,
Лишь тоской и серостью дыша.

Но в такие дни, моя отрада,
Я люблю смотреть в своё окно.
Мне другой погоды и не надо,
Если в доме тихо и тепло.

Вижу я не сырость и не слякоть,
А природы лишь аквамарин.
Пусть другим захочется заплакать,
Я любуюсь росчерком картин.

В каждой капле — крошечное чудо,
В ветре — песня сумрачных полей.
Эту красоту я не забуду,
Что душе становится милей.

В прокуренном зале грохочет музон,
ДК сотрясается в ритме гулянки.
Здесь каждый второй — молодой чемпион
По части весёлой и доблестной пьянки.
Смеются, танцуют, сверкает неон,
И льётся рекой алкогольное пойло.
А в тёмном углу, как постыдный урон,
Глядит на них стенд, что стоит непристойно.

Глядят со стены молодые глаза,
Те парни, что пали за эти же стены.
Но кто-то сказал: «Это всё ерунда!
Не портите нам настроенье, гиены!»

Пропили! Пропели! Протанцевали!
И совесть свою потеряли в углу!
Вы память о предках ногами топтали
На грязном, заплеванном, пьяном балу!
ДК — не для славы, ДК — для угара,
Где подвиг забыт под дешёвый мотив.
И смотрит со стенда гвардейская кара
На этот позорный, бесстыдный разлив!

«Культурное место» — какая насмешка!
Здесь похоть и дурь выставляют на торг.
Идёт молодёжь, без стыда и без спешки,
Входя в этот пьяный, безумный восторг.
А рядом молчат, опустив свои веки,
Те, кто должен был бы всё это пресечь.
И смотрят герои, теперь уж калеки,
Как топчут их память, их славу, их речь.

Их лица на фото желтеют от пыли,
Их губы беззвучно кричат: «Для чего?
За что вы нас так... неужели забыли,
Что нет без вчерашнего дня ничего?»

Пропили...
Пропели...
Протанцевали...
И совесть свою... потеряли...

Как я люблю осенний час,
Когда, укрывшись в тёплом доме,
Весь мир как будто стих, угас
В ленивой, сладостной истоме.

На мне носки из шерсти, да,
И ноги в ласковом тепле.
Пусть за окном бегут года
И дождь рисует на стекле.

В руках дымится крепкий чай
С душистым запахом малины.
Природа шепчет: «Отдыхай»,
Срывая листья с паутины.

Пускай там ветер, холод, плач,
И непогода за порогом —
Мне в доме, средь моих удач,
Тепло, уютно, слава Богу.

Бог видит каждого из нас,
И знает всё, что в сердце есть.
Он слышит шёпот тихих фраз
И видит ложь, и видит честь.

Не нам решать, кто грешен, свят,
Кто добр душой, а кто-то зол.
У всех поступков есть свой взгляд,
Что ляжет правдой на престол.

И если кто-то вас обидел,
И незаслуженно винил,
Поверьте, Бог всё это видел
И ни о ком не позабыл.

Придёт тот день, придёт тот час,
Когда всё встанет по местам.
И он вознаградит всех вас
За слёзы и душевный шрам.

Пришла бесшумно, поступью царицы,
В уборе златотканом, кружевном.
В её власах рябиновые спицы,
И воздух пахнет мёдом и вином.

Её глаза — озерная прохлада,
А на устах — улыбки тихий свет.
Она идёт тропинками прохладными,
Роняя листьев золотой букет.

В её ладонях — хрупкий луч заката
И паутинок лёгких серебро.
Она теплом последним так богата,
И дарит нам душевное добро.

Не плачет в ней о лете уходящем
Ни капли грусти, ни одной слезы,
Лишь мудрость в её взгляде, настоящем,
И тихий шёпот утренней росы.

Она не Осень — русская душа,
Что дарит нежность, позабыв про стужу.
Идёт по миру, тихо, не спеша,
И греет всех, кто ей сердечно нужен.