Сквозь сугробы иду по колено,
В бороде серебристая вязь.
Пусть метель завывает сиреной,
Мне её нерушимая власть
Лишь на пользу, лишь в сердце отрада,
Подгоняет, чтоб я не притих.
За спиной — для детей всех награда,
Впереди — ожидание их.

Ветер посохом вьюжный играет,
Сыплет снегом в мой красный тулуп.
Но меня этот путь согревает
Теплотой сотен сомкнутых губ.

Эй, кружи, королева-метелица!
Заметай все дороги назад!
Пусть лишь в лучшее людям поверится,
Пусть глаза их огнями горят!
Я несу им не просто подарки —
Я несу им надежду и свет!
Чтобы праздник их сделался ярким
На грядущие тысячи лет!

Мне мороз — друг и старый товарищ,
А сугробы — пуховый ковёр.
Среди этих снегов и пожарищ
Закаляется русский простор.
Пусть пурга завывает всё злее,
Пусть трещат от мороза стволы.
Я иду, ничего не жалея,
Чтоб накрыть для людей всех столы!

Эй, кружи, королева-метелица!
Заметай все дороги назад!
Пусть лишь в лучшее людям поверится,
Пусть глаза их огнями горят!
Я несу им не просто подарки —
Я несу им надежду и свет!
Чтобы праздник их сделался ярким
На грядущие тысячи лет!

Мне метелица косы плела,
Вышивала узором подол.
Вместо зеркала речка была,
Что сковал ледяной произвол.
Мне снежинки — серёжки в ушах,
Инеем вышит мой сарафан.
И румянец горит на щеках,
Что морозом-художником дан.

Ветер-братец зовёт за собой,
В хоровод приглашает лесной.
Слышу я этот клич голубой —
Время праздник встречать нам с тобой!

Закружи меня, вьюга-подруга,
В белом вальсе под песню ветров!
Разлетится пусть весть по округе,
Что мой терем для пляски готов!
Эй, синицы, звените на ветках!
Зайцы, в лапы беритесь скорей!
Нынче в сказочных этих беседках
Будет праздник для всех, для людей!

Я на тройке из льда полечу,
Кони-ветры быстрее летят!
Каждой ёлке зажгу по свечу
Из гирлянд, что на небе горят.
Трону посохом сонную ель —
И она заблестит серебром.
Начинается здесь карусель,
Что наполнит все души добром!

Закружи меня, вьюга-подруга,
В белом вальсе под песню ветров!
Разлетится пусть весть по округе,
Что мой терем для пляски готов!
Эй, синицы, звените на ветках!
Зайцы, в лапы беритесь скорей!
Нынче в сказочных этих беседках
Будет праздник для всех, для людей!

Я не умею подгонять слова
Под строгий ямб иль правильный хорей.
Моя душа по-своему права,
И рифма ей подруги всех верней.

Я не хочу считать по пальцам слоги,
Искать цезуру, строить строфы в ряд.
Мои стихи — неровные дороги,
Где чувства просто с ветром говорят.

Пишу, как плачу, как дышу, как верю,
Как сердце бьётся — то быстрей, то тише.
Я не стучусь в учёных мужей двери,
Пусть судят строго те, кто «сверху слышит».

Им с высоты видней, где слог мой крив,
Где размер сбился, где хромает рифма.
А я пою, свой маленький мотив,
И в этой песне — вся моя молитва.

Скажи мне, ветер, брат степей,
Зачем ты так неукротим?
Кого торопишься скорей
Обнять дыханием своим?

О чём ты шепчешься с травой,
Когда приходишь на луга?
И почему твоей молвой
Полны речные берега?

Где дом твой, ветер-пилигрим?
Где ночью ты находишь кров?
И с кем, свободный и незрим,
Ты делишь тайны вещих снов?

Ты гладишь волны, рвёшь листы,
Поёшь в печной трубе зимой...
Ответь, о чём тоскуешь ты,
Когда теряешь свой покой?

Когда душа от радости поёт,
И счастье наполняет вашу грудь,
Не говорите всем, как вам везёт,
Про свой удачный и безоблачный путь.

Завистливый и любопытный взор
Не терпит блеска в радостных глазах.
Он вынесет вам смертный приговор
За свет, что вы несёте впотьмах.

Когда любовь, как утренняя рань,
Коснётся вас своим святым крылом,
Храните в сердце трепетную дань,
Держите чувства под своим замком.

А если боль сжимает вас в тиски,
И клевета терзает вашу честь,
Не покажите горестной тоски,
Примите всё, как есть, и кто вы есть.

Наденьте маску праздного веселья,
Пусть думают — вам беды нипочём.
Не дайте им вкусить хмельного зелья,
Над вашим скорбным плача палачом.

Душа открытая — подарок для врага.
Я эту истину изведал до конца.
Молчите... В этом мудрость и подмога.
И в этом — сила вашего лица.

Что наша жизнь? Короткий акт в театре,
Где мы играем, не читая роль.
Сегодня — царь на золотом квадрате,
А завтра — нищий, чувствующий боль.

Мы ищем смысл в сплетении событий,
Пытаясь видеть тайный знак судьбы,
Средь горьких и пленительных открытий,
Средь вечной и бессмысленной борьбы.

То вскачь летим, удачею согреты,
То падаем, разбившись о гранит.
И выдаём беззвучные ответы
Тому, кто в небесах за нас молчит.

Но в череде и радостей, и муки,
Пока горит свеча и длится век,
Цените всё: и встречи, и разлуки,
Ведь в этом и есть целый человек.

Пускай учёный судит по уму,
Где в строчках сбой и где не та строка.
Я подчиняюсь сердцу одному,
Его ведёт незримая рука.

Мне не нужны размеры и каноны,
Когда в душе то радость, то гроза.
Мои стихи — не строгие законы,
А то, что не уместятся в словах.

Я их пишу неровно, как придётся,
Как мысль летит, как чувство говорит.
И пусть знаток над рифмой посмеётся —
Моя душа в тех строчках не молчит.

Ему видней, как надо по науке,
Слагать стихи, чтоб гладко было всё.
А я пишу от счастья и от муки,
И это, право, ремесло моё.

Я не из тех, кто прячет в шёлке лесть,
Кто улыбнётся, затаивши камень.
Примите шторм — я та, какая есть,
Со всей своей душой, как будто пламень.

Мой нрав — не сахар, речи — не елей.
Скажу всё в лоб, без тени сожаленья.
Мне кривда мира этого больней,
Чем оттолкнуть притворства наважденье.

Я не умею лгать, хитрить, юлить,
Искать окольный путь, где есть прямая.
И если враг мой прав, то так и быть —
Я, стиснув зубы, правоту признаю.

Пусть говорят: «Горда, неудержима».
Пусть судят за отсутствие прикрас.
Зато моя душа не носит грима,
И смотрит прямо, не отводит глаз.

Вместо кожи — атлас ледяной,
Вместо взгляда — северный ожог.
Я лечу над спящею землёй,
Заметая тысячи дорог.
Мой парфюм — морозная пыльца,
Мой наряд — из инея и звёзд.
Нет у этой сказки нет конца,
Только блеск моих хрустальных слёз.

Под моими ногами — метель,
В моих пальцах — узоры из льда!

Я лечу, кружу, сыплю снег!
Ледяная колдунья-зима!
Замедляет планета свой бег,
От меня все вокруг без ума!
Я — твой сон, я — твой иней на веках,
Королева из царства снегов.
В моих синих, холодных зрачках
Застывает любая любовь!

Не ищи в моём сердце тепла,
Там лишь вечность и белый покой.
Я сегодня все тропы смела
Своей лёгкой алмазной рукой.
Я танцую под шёпот ветров,
В этом вальсе снежинок и тьмы.
Мир уснувший под мой ледяной покров
Будет видеть цветные лишь сны.

Под моими ногами — метель,
В моих пальцах — узоры из льда!

Я лечу, кружу, сыплю снег!
Ледяная колдунья-зима!
Замедляет планета свой бег,
От меня все вокруг без ума!
Я — твой сон, я — твой иней на веках,
Королева из царства снегов.
В моих синих, холодных зрачках
Застывает любая любовь!

Тише... слышишь, как бьётся пульс зимы?
Это я... это мой каприз...
В этом царстве хрустальной кутерьмы
Я лечу то вверх, то вниз...

Я лечу, кружу, сыплю снег!
Ледяная колдунья-зима!
Замедляет планета свой бег,
От меня все вокруг без ума!
Я — твой сон, я — твой иней на веках,
Королева из царства снегов.
В моих синих, холодных зрачках
Застывает любая любовь!

Кружу... сыплю... лечу...
Застывает любовь...

Бархат ночи лёг на город сонный,
Спят дома под шапкой снеговой.
Но в груди стучит мотив неоновый,
Нарушая ледяной покой.
Выхожу на улицу бесшумно,
Воздух пахнет тайной и зимой.
В эту ночь вести себя безумно
Мне позволил звёздный свет немой.

С неба падает звёздная крошка,
Мир меняется прямо сейчас!

Это зимняя ночь, ночь, ночь!
Волшебной кистью рисует Зима!
Все тревоги уносятся прочь,
Я от этого света схожу с ума!
Это зимняя ночь, ночь, ночь!
И снежинки летят, как неон!
Мне никто не сумеет помочь —
Я попала в её сладкий плен, в дивный сон!

На ресницах тают блёстки света,
На губах — дыхание луны.
Я — героиня главного сюжета
Этой нереальной стороны.
Королева вьюг взмахнула кистью —
И деревья в стразах изо льда.
Подчиняюсь я её капризам,
Отвечая танцем только «да»!

С неба падает звёздная крошка,
Мир меняется прямо сейчас!

Это зимняя ночь, ночь, ночь!
Волшебной кистью рисует Зима!
Все тревоги уносятся прочь,
Я от этого света схожу с ума!
Это зимняя ночь, ночь, ночь!
И снежинки летят, как неон!
Мне никто не сумеет помочь —
Я попала в её сладкий плен, в дивный сон!

Пульс всё чаще, сердце бьётся в ритме,
Снежный вихрь меня зовёт, манит.
В ледяной, волшебной этой битве
Моя радость — главный фаворит!

Это зимняя ночь, ночь, ночь!
Волшебной кистью рисует Зима!
Все тревоги уносятся прочь,
Я от этого света схожу с ума!
Это зимняя ночь, ночь, ночь!
И снежинки летят, как неон!
Мне никто не сумеет помочь —
Я попала в её сладкий плен, в дивный сон!

Ночь, ночь, ночь...
Как неон...
В её сладкий плен...

Замер город в белом плену,
Ночь рассыпала звёзды-конфетти.
Я ловлю на лету тишину,
Что хрустит под ногой на пути.
Мир укутан в пуховый платок,
И деревья стоят в серебре.
Каждый выдох — как дымный цветок,
Что растаял в седом январе.

Смотри, на каждом окне
Волшебник кистью провёл!

А снег летит, летит, летит,
КружИт хрустальный хоровод!
И сердце радостно стучит,
Встречая снежный Новый год!
Мороз рисует кружева,
Искрится инея алмаз.
Зима-волшебница жива,
И эта сказка — лишь для нас!

Миллиарды снежинок-огней
Вьются в танце под светом луны.
Стал привычный пейзаж вдруг родней,
Словно вихри хрустальной волны.
Воздух чистый и колкий, как лёд,
Щиплет щёки румяным огнём.
Этот миг нас с тобою зовёт,
Мы поём, мы танцуем, живём!

Смотри, на каждом окне
Волшебник кистью провёл!

А снег летит, летит, летит,
КружИт хрустальный хоровод!
И сердце радостно стучит,
Встречая снежный Новый год!
Мороз рисует кружева,
Искрится инея алмаз.
Зима-волшебница жива,
И эта сказка — лишь для нас!

Слышишь звон? Это льдинки звенят!
Видишь блеск? Это звёздный парад!
В этом ритме и стуже ночной
Закружись в этом танце со мной!

А снег летит, летит, летит,
КружИт хрустальный хоровод!
И сердце радостно стучит,
Встречая снежный Новый год!
Мороз рисует кружева,
Искрится инея алмаз.
Зима-волшебница жива,
И эта сказка — лишь для нас!

Лишь для нас... этот танец...
Этот блеск... этот час...

Он был бродяга, вечный пилигрим,
Свободный Ветер, сын седых равнин.
Он прилетел на север, чуть дыша,
Где спал весь мир, и где жила душа
Холодной девы, строгой Госпожи,
Что чертит льдом на окнах виражи.

Она спала в хрустальной тишине,
Укрыта снежным шёлком в полусне.
Но он ворвался, дерзкий и шальной,
И закружил её одной волной!

И Ветер танцевал с седой Зимой!
Под быстрый бит, под рокот снеговой!
Кружилась вьюга, поднимая пыль,
Сплетая в танце небыль или быль!
Срывая шапки с ледяных вершин,
Он был слуга, она — его аршин!
В объятьях страсти, в вихре белизны
Рождались их безумные сыны — метели и бураны!

Она смеялась звонко, как капель,
Когда он ей насвистывал апрель.
Она дарила холод синих глаз,
А он в ответ — свой самый дикий пляс.
Он рвал подолы снежных покрывал,
Её в объятьях смело целовал,
И таял лёд от дерзости такой,
Теряла дева ледяной покой.

Она хотела вечно с ним кружить,
О правилах и сроках позабыть.
Но танец их был ярок и недолг,
В нём был восторг и был суровый долг...

И Ветер танцевал с седой Зимой!
Под быстрый бит, под рокот снеговой!
Кружилась вьюга, поднимая пыль,
Сплетая в танце небыль или быль!
Срывая шапки с ледяных вершин,
Он был слуга, она — его аршин!
В объятьях страсти, в вихре белизны
Рождались их безумные сыны — метели и бураны!

Но близок час, и солнце бьёт в зенит,
Их танец страстный скоро догорит.
Он улетит встречать сестру-Весну,
Оставив Зиму в ледяном плену...
Одну...

Он улетит... Он улетит...
Она простит... Она простит...

Над миром сонным, в царстве тишины,
Где реки спят, закованные в льдины,
Жила царица, дева-госпожа,
Дыханьем стужу в воздухе множа.
Её покой был строг и молчалив,
Лишь иней ткал причудливый мотив.

Но он пришёл, бродяга без дорог,
Степной бунтарь, что одинок и строг.
Свободный Ветер, он не знал оков,
Смеялся в гривы белых облаков.
Ворвался он в её хрустальный зал,
На танец дерзко так её позвал.

Она взглянула холодом в ответ,
Но он шепнул: «Забудь про свой запрет!»
Он закружил её в руках своих,
И мир застывший ожил в тот же миг!

И закружилась белая метель,
Как будто сорванная с петель!
Зима и Ветер, лёд и благодать,
Им было суждено вдвоём летать!
Он ей дарил размах орлиных крыл,
Она ему — всю нежность белых крил.
Их танец — вихрь, их песня — волчий вой,
Над скованной, заснеженной землёй!

Он целовал её седые пряди,
Скользил по снежной, шелестящей глади.
Она в ответ, забыв про вечный сон,
Смеялась в такт, попав в его полон.
И падал снег, не колкий, а хмельной,
Укутывая землю пеленой.

И закружилась белая метель,
Как будто сорванная с петель!
Зима и Ветер, лёд и благодать,
Им было суждено вдвоём летать!
Он ей дарил размах орлиных крыл,
Она ему — всю нежность белых крил.
Их танец — вихрь, их песня — волчий вой,
Над скованной, заснеженной землёй!

Но тает ночь, и близится рассвет,
Их танцу отмерен краткий век.
Ему лететь, встречать тепло весны,
Ей — дожидаться следующей зимы.
Он улетит, оставив только звук...
Предвестник их неминуемых разлук.

Расплавился воздух, и тени длинней,
И солью пропитан закатный песок.
Он прибыл сюда из далёких полей,
Горячий и пряный, степной ветерок.
Принёс ароматы согретой травы,
И запахи хвои, и диких цветов.
И стало легко посреди синевы,
Вдали от тяжёлых оков городов.

Он ей что-то шепчет, знакомый мотив,
Касаясь волос, золотых из-за зноя.
И Лето, глаза от лучей приоткрыв,
Готово кружиться всю ночь за ним следом...

И Ветер танцует с ленивым Летом,
На раскалённой кромке синих вод.
Он пьян его теплом, его ответом,
И замедляет свой шальной полёт.
Она смеётся, рассыпая звёзды
На бархат неба, тёмный, как вино.
Их танец был и прост, и очень сложен,
Как лучшее немое кино.

Он с ней заиграл, как с прозрачною шалью,
Что сброшена с бронзовых, солнечных плеч.
Он звал её вдаль, за туманную дальность,
Чтоб танец их вечный от всех уберечь.
Он путал ей пряди волос непослушных,
И нежно сушил на щеках соль слезы.
И мир стал для них совершенно бездушным,
Лишь блики, песок и движенья просты.

Он ей что-то шепчет, знакомый мотив,
Касаясь волос, золотых из-за зноя.
И Лето, глаза от лучей приоткрыв,
Готово кружиться всю ночь за ним следом...

И Ветер танцует с ленивым Летом,
На раскалённой кромке синих вод.
Он пьян его теплом, его ответом,
И замедляет свой шальной полёт.
Она смеётся, рассыпая звёзды
На бархат неба, тёмный, как вино.
Их танец был и прост, и очень сложен,
Как лучшее немое кино.

Как кино... немое кино...
Их танец... лето...

Я прилетел из выжженных степей,
Где Лето свой окончило сонет.
Я видел сотни троп, и сотни дней,
Но лишь в тебе нашёл багряный свет.
Ты жгла костры из золотой листвы,
И воздух пах туманом и дождём.
Меня ждала ты, не подняв главы,
И мы останемся с тобой вдвоём.

Я не ворвался, не нарушил сна,
Я лишь коснулся рукава легко.
Ты так прекрасна, хоть и не Весна,
И до зимы так близко, далеко...

«Танцую я с тобой, моя Осень,
Под тихий плач озябших журавлей.
Хочу укрыть небесной просинью
От будущих, неласковых дождей.
Ты кружишься так молча и устало,
Роняя золото из рыжих кос.
Наш вальс — про всё, что миновало,
И про печаль, что я с собой принёс».

Я помню, как ты юною была,
В зелёном платье, с россыпью веснушек.
Как ты цвела, как ты меня ждала
Под шёпот сосен и болтовню кукушек.
Теперь твой взгляд глубок и полон слёз,
Прозрачных, как октябрьская вода.
Я целовал следы увядших роз
И понимал, что это — навсегда.

«Танцую я с тобой, моя Осень,
Под тихий плач озябших журавлей.
Хочу укрыть небесной просинью
От будущих, неласковых дождей.
Ты кружишься так молча и устало,
Роняя золото из рыжих кос.
Наш вальс — про всё, что миновало,
И про печаль, что я с собой принёс».

Последний лист сорвётся с ветки... тихо...
Последний круг... и я тебя покину.
Я улечу, чтоб встретить белых вихрей...
А ты уснёшь... до следующей поры...

Уснёшь...

Забудь про тишину и про покой,
Сегодня ночь не создана для сна.
Смотри, как город под моей рукой
Окрашен в цвет хмельного вина.

Промокла мостовая от дождя,
В ней тонут отраженья фонарей.
Я жду тебя, ничуть не уходя,
Так пригласи на танец поскорей!

Пусть ветер рвёт мой шёлковый наряд,
И кружит листья в бешеном огне.
Твой восхищённый и горящий взгляд —
Вот лучшая награда сейчас мне!

И мы танцуем танго под луной,
Последнее, отчаянное танго!
Где каждый шаг — прощание с весной,
Где каждый взгляд — высокого ранга.
Кружится мир в багрянце и в огне,
И скрипка плачет о потерянном рае.
Но в этом вальсе, на его волне,
Я не грущу, я заново сгораю!

Не говори, что скоро холода
Укроют землю белым полотном.
Вся эта грусть — пустая ерунда,
Когда мы здесь, с тобою, лишь вдвоём.
Пусть этот танец длится до утра,
Пусть он заменит солнце и тепло.
Вчерашний день — сгоревшая пора,
А завтра — снегом всё заволокло.

И мы танцуем танго под луной,
Последнее, отчаянное танго!
Где каждый шаг — прощание с весной,
Где каждый взгляд — высокого ранга.
Кружится мир в багрянце и в огне,
И скрипка плачет о потерянном рае.
Но в этом вальсе, на его волне,
Я не грущу, я заново сгораю!

Я не грущу... я просто сгораю...
Сгораю... дотла...

Как странно наш устроен мир,
Как два врага за шатким троном,
То делим мы совместный пир,
То дышим холодом и стоном.

Когда ты рядом — воздух сжат,
И каждый взгляд — упрёк случайный.
Слова, как лезвия, кружат,
И в каждом жесте — отзвук тайный.
Мне тесно в клетке этих рук,
Бежать, спастись — одно желанье,
Разорван наш порочный круг
Минутой горького прощанья.

Но стоит двери затворить,
И дом наполнит пустотою,
И не с кем мне поговорить,
И ночь становится чужою.
И скука, как болотный ил,
Затянет душу без остатка.
И мир без этих стычек мил,
Но жизнь становится несладкой.

И снова ты к моим дверям
Идёшь, забыв про все обиды.
Мы созданы назло богам,
Чтоб быть то врозь, то рядом, квиты.
Вдвоём — пожар, а врозь — тоска.
Таков удел, таков наш жребий.
И крутит пуля у виска,
И тянет вновь душа на гребень.

В душе моей, где сумрак и покой,
Живёт котёнок с шёрсткою златой.
То он мурлычет, дарит мне уют,
И мысли светлые приют в душе найдут.

То вдруг играет, весел и ретив,
За мыслью быстрой мчится, всё забыв.
И разгоняет радостью своей
Толпу угрюмых и печальных дней.

Но иногда, в полночной тишине,
Он когти выпускает в глубине.
И ноет рана, будто от когтей,
Средь самых горьких и безмолвных дней.

Так и живём мы — кот и я, вдвоём.
То лечим раны, то опять поём.
Он — часть меня, мой тайный, тихий свет,
И без него души, пожалуй, нет.

Лишь только дверь открою я домой,
Меня встречает полосатый рой.
Две пары глаз, как два больших огня,
С любовью и надеждою глядят.

И в сердце тает от забот ледок,
Я знаю — ждал меня мой островок.
Но ждут сюрпризы... Что за кавардак?
Цветок на пол упал, какой пустяк!

А там, на шторе, словно акробат,
Висит мой самый главный плут и брат.
И вещи все разбросаны кругом,
Перевернули хулиганы дом!

Вскипит на миг досада, но потом
Я встречусь с их раскаявшимся лбом.
Взгляну на мордочки, в глаза-огни,
И понимаю — не враги они.

И злость уходит, уступая смех,
Ведь в их проказах никаких помех.
Лишь только радость, свет и доброта,
И в доме — жизнь, и в сердце — теплота.

Ты был не просто пёс, ты — член семьи,
Надёжный страж и друг наш, без сомненья.
Ушёл ты в край, где нет уже земли,
Оставив нам одни воспоминанья.

Но память эта — не печали тень,
А ясный свет, что в сердце не угаснет.
Ты каждый наш с собою красил день,
И делал жизнь теплей, светлей, прекрасней.

Ты нам служил, и нас ты защищал,
И преданней любви на свете нет.
Ты у порога радостно встречал,
Даря свою любовь нам много лет.

Прошли года, но, верный друг Кузьма,
Мы любим так же, как любили прежде.
Пусть за окном метель или зима,
Твой свет в душе живёт, даря надежду.

Внутри меня, где тени и огни,
Живёт не кошка — а кошачий дух.
Она решает все мои пути,
Мой каждый вздох и каждый сердца стук.

Когда она мурлычет и добра,
Свернувшись в тёплый бархатный клубок,
Тогда и я спокойна до утра,
И мир вокруг не страшен, не жесток.

Но если вдруг, невидима никем,
Она внутри царапает и злится,
То я сама не нахожу систем,
И боль моя сочится сквозь ресницы.

Когда она от радости бежит,
Ловя в душе невидимую мышь,
Тогда и я способна снова жить,
И нарушать унынья злую тишь.

Мы с ней одно — и в этом нет секрета,
Две части... тьмы и света.

Где степь ковыльная легла ковром,
И вольный ветер вдаль несёт былины,
Стоит мой город, мой родимый дом,
Казачьей славы край орлиный.

Здесь Пушкин слушал старины рассказ,
Искал сюжет в народной, буйной силе.
И каждый житель помнит тот наказ —
Хранить историю, что нам вручили.

Как нить паучья, тонок и воздушен,
Летит платок, что связан был с душой.
Он лаской материнскою окутан,
Согреет в самый лютый зимний зной.

А летом дышит зноем полынок,
И воздух плавится от жара солнца.
Но вечерами свежий ветерок
Стучится ласково в моё оконце.

Течёт Урал, границу разделяя,
Меж двух культур раскинулся простор.
Мой Оренбург, земля моя родная,
Ты вечно юн и мудростью силён.

Город спит, и фонари
Как стражи до зари.
Люди видят сладкий сон,
А я смотрю в своё окно.

Как бархат чёрный над землёй,
Ночь укрывает мир покоем.
И в этой звонкой тишине
Дыханье времени слышней.

Вдох-выдох темноты,
Мерцание звезды.
Весь город стал другим,
Когда приходит ночь, приходит ночь...

Ночь, ночь, волшебная пора,
Все тайны прячутся в тебе.
Ночь, ночь, когда душа легка,
И мысли бродят в темноте.
Ночь, ночь, ты дышишь глубиной,
Ты растворяешь суету.
Ночь, ночь, останься ты со мной,
Храня покой и тишину.

В ночи все кошки серые,
Все страхи безразмерные.
Но если я закрою дверь,
То некого бояться мне.

В ночном бездонном океане
Я вижу звёздные созданья.
И лунный свет как белый шёлк
Ложится тихо на порог.

Вдох-выдох темноты,
Мерцание звезды.
Весь город стал другим,
Когда приходит ночь, приходит ночь...

Ночь, ночь, волшебная пора,
Все тайны прячутся в тебе.
Ночь, ночь, когда душа легка,
И мысли бродят в темноте.
Ночь, ночь, ты дышишь глубиной,
Ты растворяешь суету.
Ночь, ночь, останься ты со мной,
Храня покой и тишину.

Ты знаешь все мои секреты,
Все тайные слова.
В ночи рождаются поэты,
И правда смотрит в зеркала.
Твоё чернильное молчанье
Мне помогает жить и быть.
Ты — время для воспоминаний,
И шанс себя восстановить.

Ночь, ночь, волшебная пора,
Все тайны прячутся в тебе.
Ночь, ночь, когда душа легка,
И мысли бродят в темноте.
Ночь, ночь, ты дышишь глубиной,
Ты растворяешь суету.
Ночь, ночь, останься ты со мной,
Храня покой и тишину.

В объятьях ночи я дышу,
И растворяюсь в темноте.
Со мной одна лишь тишина,
Да звёзды в вышине.

Был день холодный, зимний, ледяной,
Метель кружила снежной пеленой.
И вдруг у дома, съёжившись в комок,
Лежал продрогший, маленький щенок.

Его швырнули, не взглянув назад,
В его глазах застыл немой набат.
Огромные, как две ночных звезды,
В них были слёзы горя и беды.

И сердце дрогнуло, и мой покой
Был смыт его отчаянной тоской.
И по моим щекам, не тая боль,
Слеза скатилась, горькая, как соль.

Пусть в доме у меня уж псы живут,
Но здесь душа нашла себе приют.
«Ну что ж, малыш, пойдёшь со мною жить,
Тебя я буду холить и любить».

И вот теперь, когда прошли года,
Я вижу — не случилась с ним беда.
Он смотрит с лаской, преданность храня,
И я уверенна — он не предаст меня.

Четвёртый год метель седая
Стучится в мёрзлое стекло.
А бабка, с печки не слезая,
Хранит сыновнее тепло.

Не в сердце — сердце стало камнем,
Не в памяти — она как дым.
А в старой, выцветшей, заштопанной,
В той гимнастёрке, что под ним

Была, когда ушёл на запад,
Сказав: «Не плачь, вернусь, ей-ей!»
Остался только едкий запах
Махорки, пота и полей.

Она её ночами гладит
Сухой, морщинистой рукой,
И, словно малое дитя, те
Заплатки трогает щекой.

И шепчет в темноте беззубо,
Качая свёрток на груди:
«Поспи, родной... поспи, голубчик...
Не бойся, мама не уйдёт...»

И в этом шёпоте безумном,
В качаньи мёртвой тишины
Куда страшнее грохот пушек
И весь немыслимый кошмар войны.

Их не в граните высекали,
Не отливали в бронзе их —
Тех матерей, что провожали
На фронт сынов своих седых.

Седых не возрастом, а горем,
Что в одночасье, в страшный час,
Сожгло глаза солёным морем,
Собрав в морщины скорбный сказ.

Она дала ему не имя —
А жизнь, и свет, и синь небес.
А он под пулями чужими
Упал в чужой, безвестный лес.

И похоронка белым ядом
Сожгла протянутые руки.
И встала мать с солдатом рядом
На вечный караул разлуки.

И сколько их по всей России,
Безмолвных, каменных от слёз,
Чьи души сыновей носили
Сквозь грохот битв и холод гроз.

Вы помните их первый крик и лепет,
Их робкий шаг по скрипнувшим полам,
И сердца материнский чуткий трепет
По всем младенческим, бесхитростным делам.

Вы помните, как, лоб горячий тронув,
Шептали сказки в полуночной мгле,
И как молились пред лицом иконы
О лучшей доле сыну на земле.

Он рос, мужал. И вот уж взор орлиный,
И стать крепка, и голос не по-детски твёрд.
Казалось, век ваш будет тихий, длинный,
И сын — опора вам средь жизненных невзгод.

Но грянул гром. И барабанов рокот
Разрезал неба мирную лазурь.
И материнский безнадёжный шёпот
Был заглушён в огне грядущих бурь.

Прощальный взгляд. Объятья на перроне.
И вот уж он — солдат в чужом строю.
А вы остались, словно на иконе,
Тая тоску безмолвную свою.

И дни пошли — от сводки до конверта,
Где криво выведен сыновнею рукой
Короткий сказ, что жив, здоров, и где-то
Он бьётся за отчизну и покой.

И сколько слёз, невидимых и тайных,
Упало на письмо, размыв его чернил...
О, сколько душ в молитвах поминальных
Просили Бога, чтоб он сына сохранил!

Ты ждёшь меня, я знаю, мать-старушка,
В платочке выцветшем у низкого окна.
Твоя бревенчатая, тихая избушка
Глядит на запад, где полышет война.

Там рожь колосится под небом,
И ветер гладит золотистый её шёлк.
Ты пахнешь, знаю, молоком и хлебом,
А в сердце — серый, притаился волк.

Он гложет думы в тишине предутренней,
Когда туман, как молоко, парной.
Не я ль тебе писал с дороги путанной,
Что скоро возвращусь с победою домой?

Берёзка белая, сестрица сиротливая,
Роняет слёзы-серьги на траву.
Ах, сколько вёрст легло, моя родимая,
Меж тем, как я дышу, и тем, как я живу.

Кричат тревожно журавли над крышею,
Их клин растаял в сизой вышине.
Ты верь, родная, я твой голос слышу
В свинцовой, грозной, фронтовой тишине.

И если не вернусь под сень черемухи,
И затеряется в полях мой робкий след —
Ты выйди в поле, где гудят соломины,
И передаст тебе мой ветер свой привет.

Есть в мире свет, что ярче звёзд горит,
И есть тепло, что пламени нежнее.
То сердце материнское хранит
Всё то, что нам на свете всех милее.

Оно — наш щит от горестей и зла,
Надёжный кров в житейской непогоде.
И сколько б вьюга тропок ни мела,
Мы путь к нему всегда душой находим.

Пусть будет день ваш светел и лучист,
Без тени грусти и пустой тревоги.
И каждый новый, сорванный с древа лист
Вам стелет лишь счастливые дороги.

Спасибо вам за каждый вздох и час,
За нежность рук и мудрый блеск во взоре.
Примите, матушка, в подарок от меня
Любви моей бескрайнее, как море!

За окном бушует непогода,
Ветер гнёт упрямые стволы.
Люди не выносят это время года,
Прячась от холодной синевы.

Плачут стёкла от дождя косого,
Лист промокший к ним прилип, дрожа.
Мир продрог до самого простого,
Лишь тоской и серостью дыша.

Но в такие дни, моя отрада,
Я люблю смотреть в своё окно.
Мне другой погоды и не надо,
Если в доме тихо и тепло.

Вижу я не сырость и не слякоть,
А природы лишь аквамарин.
Пусть другим захочется заплакать,
Я любуюсь росчерком картин.

В каждой капле — крошечное чудо,
В ветре — песня сумрачных полей.
Эту красоту я не забуду,
Что душе становится милей.

В прокуренном зале грохочет музон,
ДК сотрясается в ритме гулянки.
Здесь каждый второй — молодой чемпион
По части весёлой и доблестной пьянки.
Смеются, танцуют, сверкает неон,
И льётся рекой алкогольное пойло.
А в тёмном углу, как постыдный урон,
Глядит на них стенд, что стоит непристойно.

Глядят со стены молодые глаза,
Те парни, что пали за эти же стены.
Но кто-то сказал: «Это всё ерунда!
Не портите нам настроенье, гиены!»

Пропили! Пропели! Протанцевали!
И совесть свою потеряли в углу!
Вы память о предках ногами топтали
На грязном, заплеванном, пьяном балу!
ДК — не для славы, ДК — для угара,
Где подвиг забыт под дешёвый мотив.
И смотрит со стенда гвардейская кара
На этот позорный, бесстыдный разлив!

«Культурное место» — какая насмешка!
Здесь похоть и дурь выставляют на торг.
Идёт молодёжь, без стыда и без спешки,
Входя в этот пьяный, безумный восторг.
А рядом молчат, опустив свои веки,
Те, кто должен был бы всё это пресечь.
И смотрят герои, теперь уж калеки,
Как топчут их память, их славу, их речь.

Их лица на фото желтеют от пыли,
Их губы беззвучно кричат: «Для чего?
За что вы нас так... неужели забыли,
Что нет без вчерашнего дня ничего?»

Пропили...
Пропели...
Протанцевали...
И совесть свою... потеряли...

Как я люблю осенний час,
Когда, укрывшись в тёплом доме,
Весь мир как будто стих, угас
В ленивой, сладостной истоме.

На мне носки из шерсти, да,
И ноги в ласковом тепле.
Пусть за окном бегут года
И дождь рисует на стекле.

В руках дымится крепкий чай
С душистым запахом малины.
Природа шепчет: «Отдыхай»,
Срывая листья с паутины.

Пускай там ветер, холод, плач,
И непогода за порогом —
Мне в доме, средь моих удач,
Тепло, уютно, слава Богу.

Бог видит каждого из нас,
И знает всё, что в сердце есть.
Он слышит шёпот тихих фраз
И видит ложь, и видит честь.

Не нам решать, кто грешен, свят,
Кто добр душой, а кто-то зол.
У всех поступков есть свой взгляд,
Что ляжет правдой на престол.

И если кто-то вас обидел,
И незаслуженно винил,
Поверьте, Бог всё это видел
И ни о ком не позабыл.

Придёт тот день, придёт тот час,
Когда всё встанет по местам.
И он вознаградит всех вас
За слёзы и душевный шрам.

Пришла бесшумно, поступью царицы,
В уборе златотканом, кружевном.
В её власах рябиновые спицы,
И воздух пахнет мёдом и вином.

Её глаза — озерная прохлада,
А на устах — улыбки тихий свет.
Она идёт тропинками прохладными,
Роняя листьев золотой букет.

В её ладонях — хрупкий луч заката
И паутинок лёгких серебро.
Она теплом последним так богата,
И дарит нам душевное добро.

Не плачет в ней о лете уходящем
Ни капли грусти, ни одной слезы,
Лишь мудрость в её взгляде, настоящем,
И тихий шёпот утренней росы.

Она не Осень — русская душа,
Что дарит нежность, позабыв про стужу.
Идёт по миру, тихо, не спеша,
И греет всех, кто ей сердечно нужен.

Она вошла, и воздух стал медовым,
Как будто шлейф духов принёс сквозняк.
Вся в платье лёгком, солнечно-лиловом,
Наброшенном на плечи просто так.

Её власа — расплавленное злато,
Что ветер разметал по всем плечам.
И в них горит, как искра от заката,
Рябиновый, пылающий бальзам.

Румянец щёк — как яблоко лесное,
Что соком налилось в саду густом.
И на устах — дыханье неземное,
Согретое последним летним днём.

На тонких пальцах — кольца-паутинки,
Браслет из ягод, бусы из листвы.
В руках лукошки, полные корзинки,
Где прячутся лесов грибных дары.

И потому-то «Бабьим» лето стало,
Что в нём — вся щедрость женской красоты:
Когда душа от тяжести устала,
Но дарит свет последней теплоты.

Ну, здравствуй, рыжая, с листвою в волосах,
В убранстве ягодном и с пряным ароматом!
Твой смех звенит в пустеющих лесах,
И воздух полнится медовым сладким златом.

Косою длинною, что огненней огня,
Метёшь листву, гоняешь по полям,
И, паутинкой серебристою звеня,
Разносишь тишину по рощам и долам.

Твои шаги легки, твой взгляд лукав и чист,
Ты даришь нам тепло прощального привета.
И каждый сорванный с ветвей багряный лист —
Последний поцелуй ушедшего нам лета.

Паутинки в небе вьются,
Воздух чист и невесом.
Дни последние смеются
Тихим, ласковым теплом.

Словно женщина простая,
Что с полей несёт снопы,
Осень, щедростью блистая,
Сыплет золото в стопы.

Взгляд её — озёр сиянье,
А в косе — багряный лист.
И в спокойном обаянье
Каждый миг и светел, чист.

Улыбнётся — солнце брызнет,
Руки вскинет — птицы вдаль.
В этой зрелой, ясной жизни
Скрыта светлая печаль.

Привет, подруга! Как тебе я рада!
Ворвалась в город, солнцем всех дразня.
Твоя улыбка — лучшая награда
И самый главный праздник сентября!

Какое платье! Золотом расшито,
Искрится шёлком лёгкой паутинки.
И небосвод лазурью так залитый,
Стряхнул с себя дождливые слезинки.

Давай кружиться в этом вальсе листьев,
Ловить губами тёплый ветерок!
Ты, как художница с волшебной кистью,
Раскрасила унылый городок.

Спасибо, милая, за эту встречу,
За «бабье лето», за тепло и смех!
Я этот день с восторгом в сердце встречу,
Ведь твой приход — подарок нам для всех!

И пусть зима ещё не строит планы,
Мы будем вместе солнцем наслаждаться!
Твои деньки божественны и пряны,
И так не хочется с тобой прощаться!

Как просто ранить словом едким,
Обидеть, даже не моргнув,
И сделать дни другого блеклым,
Свою неправоту замкнув.

Как просто слух пустить недобрый,
Поверить в собственную ложь,
И с виду быть таким вот бодрым,
Хотя в душе — и стыд, и дрожь.

Но почему сказать «прости» так сложно?
Признать, что был неправ, ослаб, оглох?
Гордыня шепчет: «Это невозможно!
Не падай ниц! Ты — царь, ты — бог!»

Она — наш враг, наш стражник у темницы,
Где совесть бьётся, выхода прося.
Мешает нам склонить свои ресницы
И посмотреть в обиженные глаза.

Легко обидеть. Это может каждый.
А попросить прощения — удел
Лишь тех, кто силой духа не однажды
Свою гордыню побороть сумел.

А что вам расскажу я о себе?
Я из семьи простой, где всё знакомо.
Мои прадеды жили на земле,
И были казаками у родного дома.

Они бесстрашны были и лихи,
Рубили правду с одного размаха.
И, видно, капля удали стихий
Досталась мне, не ведающей страха.

Хоть родилась и выросла я тут,
Но городские стены душу душат.
Меня поля и перелески ждут,
Они мой беспокойный голос слышат.

Тянусь к земле, как к матери дитя,
Люблю сажать сады весенним утром,
И видеть, как цветы, листвой шутя,
Росою покрываются, перламутром.

Люблю зарю и солнечный закат,
И в лес ходить, где сосны-великаны.
Стоять в тиши, не требуя наград,
Вдыхая запах трав лесных и пряных.

Люблю смотреть на звёзды и луну,
И пить горячий чай под небом вечным.
Люблю поймать душою тишину,
В простом, красивом, в чём-то бессердечном.

Быть может, вам меня и не понять,
Средь шума дней и суетливой роли.
Но вот такая я. И не отнять
Моей любви к земле, простору, воле.

Почти до сорока я дожила,
И матом не ругалась никогда.
Спокойной и приветливой была,
И речь моя текла, как та вода.

Я людям говорила лишь добро,
Пыталась вежливо до них донесть.
Но есть такие, им хоть серебро
Дари — они не понимают честь.

И вот однажды, чаша через край,
Когда меня никто не слышал вновь,
Во мне взорвался некультурный лай,
Откуда что взялось — кипела кровь.

Сказала так, что стены затряслись,
Использовав простое злое слово.
И люди сразу как-то напряглись,
И поняли меня вдруг с полуслова.

Тут я Есенина припомнила стихи,
Что хулиганом он не зря прослыл.
Порой слова бывают так лихи,
Чтоб достучаться, нужно больше сил.

Да, крепкий мат бывает как бальзам,
Когда иначе не доходит суть.
Но я хочу, чтоб к добрым голосам
Все повернулись, выбрав светлый путь.

Пусть зло уйдёт, не требуя огня,
И пусть без брани, в мире и в тиши,
Все люди понимают и меня,
И слышат голос любящей души.

Ночь накрыла город покрывалом звёзд,
Я смотрю в окно, там ты, мой лунный мост.
Только ты поймёшь, о чём молчит душа,
Тихо прошепчу, едва дыша.

Сердце бьётся в такт музыке ночной,
Знаю, что хранишь мой секрет земной.

Луна, луна, моя подруга неземная,
Тебе одной секреты доверяю.
Луна, луна, ты светишь так загадочно,
С тобой легко, с тобой не одиноко мне.

Знаешь все мечты и страхи все мои,
Как порой боюсь я утренней зари.
Ты видела слёзы, радость, тихий смех,
Ты надёжней всех, ты лучше всех.

Снова бьётся в такт музыке ночной,
Знаю, ты хранишь мой секрет земной.

Луна, луна, моя подруга неземная,
Тебе одной секреты доверяю.
Луна, луна, ты светишь так загадочно,
С тобой легко, с тобой не одиноко мне.

Пусть летят слова, как лёгкий ветерок,
Ты их соберёшь в серебряный клубок.
И когда рассвет прогонит темноту,
Я с улыбкой новый день начну.

Луна, луна, моя подруга неземная,
Тебе одной секреты доверяю.
Луна, луна, ты светишь так загадочно,
С тобой легко, с тобой не одиноко мне.

С тобой, луна... Танцую до утра...
Моя луна...

Каплями горькими, словно роса на заре,
Слёзы стекают по бледной, усталой щеке.
В каждой слезинке – обида, и боль, и печаль,
Сердце сжимается, прошлого очень так жаль.
Мир потускнел, будто серою дымкой укрыт,
И только душа безутешно и горько болит.

Сколько их было, солёных потоков без сна?
Кажется, будто им нету ни края, ни дна.
Тихий упрёк застывает на влажных губах,
В хрупких плечах отражается внутренний страх.

Женские слёзы – солёное море тоски,
Бьются о берег разбитой надежды они.
Женские слёзы – безмолвный отчаянный крик,
Что застывает на сердце на горестный миг.

Ночь напролёт, подушка промокла дотла,
Каждая мысль, как иголка, остра и смела.
Кажется, силы иссякли, и выхода нет,
Только мерцает вдали чуть заметный рассвет.
Тяжесть на сердце лежит, будто каменный гнёт,
Кто эту боль успокоит, кто тихо поймёт?

Сколько их было, солёных потоков без сна?
Кажется, будто им нету ни края, ни дна.
Тихий упрёк застывает на влажных губах,
В хрупких плечах отражается внутренний страх.

Женские слёзы – солёное море тоски,
Бьются о берег разбитой надежды они.
Женские слёзы – безмолвный отчаянный крик,
Что застывает на сердце на горестный миг.

Но вот утихает гроза, унимается дрожь,
Первый луч солнца пробился, стирая всю ложь.
Слёзы последние тихо смахнёт рукавом,
И новый день постучится в уснувший твой дом.
Что-то меняется в сердце, рождается свет,
После дождя всегда будет солнечный след.

Женские слёзы – как летний целительный дождь,
Смоют печали, и ты облегчение найдёшь.
Женские слёзы – очистили душу твою,
Новую песню теперь я для сердца пою.

Солнце сияет, и небо так чисто, светло.
В сердце покой, и на душе так легко и тепло.
Слёзы ушли, оставив лишь тихую гладь...
Солнечно... Мирно... И хочется снова дышать...

Огромный бант и новенький пиджак,
Букет пышнее головы ребёнка.
И сделать первый, самый важный шаг
Так страшно и волнительно, и звонко.

Вчерашний кроха, ты уже большой,
Стоишь нарядный, чуточку несмелый.
И мама с папой за твоей спиной
Следят с тревогой, ставшей застарелой.

В их сердце — гордость, в их глазах — туман
Из слёз непролитых и тёплой грусти.
Как быстро вырос их родной титан?
И в школьный мир его рука отпустит.

А он глядит на тысячи огней —
На астры, георгины и улыбки.
И этот день из всех грядущих дней
Останется в душе, где нет ошибки.

Один звонок — и две судьбы сплелись:
Ребёнка, что взрослеет понемногу,
И мамы с папой, что его всю жизнь
Благословлять готовы на дорогу.

Первый день сентября
Портфель набит тетрадками,
Букет в руках горит,
И осень шоколадками
И листьями манит.

Сегодня день особенный,
Он солнышком согрет.
Идёшь ты, друг мой, в школьный мир
За чередой побед!

Звенит звонок заливисто,
Зовёт тебя за парту,
Чтоб положить начало
Блестящему азарту!

Учись, дружок, с охотою,
Читай, решай, пиши!
Пусть будут все открытия
Для сердца хороши!

Как это было, кажется, давно...
Сентябрьский день, и я — у школьных врат.
И впереди — огромное окно
В те десять лет, что вечностью грозят.

Хотелось нам скорей тогда взрослеть,
Чтоб сбросить ранец с маленьких плечей.
А жизнь сумела быстро пролететь
Чредою сентябрей и декабрей.

И вот уж много лет с тех пор прошло,
Листва кружила, заметал снежок...
Но память сердца в прошлое влекло,
И вот он — новый, трепетный виток.

Теперь уж внук, с букетом наравне,
Стоит, волнуясь, в этот светлый час.
И кажется растерянной мне,
Что с ним иду я снова в первый класс.

И тот же страх, и тот же детский смех,
И та же синь небес над головой.
И этот день один, но он — для всех,
Сквозь поколенья связанный судьбой.

Пусть утро сентября вас нежно встретит,
Прохладой лёгкой бережно обняв,
И самый яркий лучик солнца светит,
Узоры паутинок рисовав.

Пусть небосвод лазурью разливаясь,
Подарит вам и лёгкость, и покой,
А ветерок, листвы едва касаясь,
Уносит прочь тревоги все долой.

И пусть душа, как птица, встрепенётся,
Вдыхая свежесть нового листа,
И в сердце вашем радостью зажжётся
Надежда, вера, мир и красота.

Давно опал тот лист календаря,
Где, доброты и строгости не пряча,
Встречала нас учительница наша
У школьных врат в начале сентября.

Мне вечность обещали десять лет,
Я торопила жизненный рассвет.
Но пронеслись года, как сны, крылато,
И юность упорхнула без возврата.

Сегодня осень в свой пришла черёд,
И за руку меня мой внук берёт.
Его глаза горят огнём отваги,
И в ранце — новые листы бумаги.

И в нём себя я снова узнаю,
И с ним у той же пропасти стою —
У входа в мир открытий и познаний,
Надежд, ошибок, встреч и расставаний.

И пусть звенит над ним его звонок,
Даруя самый первый свой урок.
А я в душе храню тот давний звон,
Что до сих пор во мне , как сладкий сон.

Мне говорят: «Зачем труды?
К чему бесплодные заботы?»
А я в объятиях весны
Вершу священную работу.
Не для корысти, не для славы,
А чтоб развеять жизни тень,
Я создаю свои дубравы,
Встречая с радостью свой день.

Вот я беру росток дрожащий,
Как будто малое дитя,
И в мир огромный и пьянящий
Его сажаю я, любя.
И каждый стебель, каждый лист
Мне отвечает на заботу,
И воздух светел, ясен, чист,
И сердце просится к полёту.

Смотрю на небо голубое —
И синий ирис под окном
Мне вторит той же синевою,
Напоминая мне о нём.
А солнце льёт потоки света,
И золотой подсолнух мой
Хранит тепло и душу лета,
Кивая рыжей головой.

Пусть говорят, что жизнь — пустыня,
Что в ней лишь горечь да печаль.
А у меня цветёт богиня —
Моя прекрасная герань!
И в этом тихом разговоре
С землёй, с цветами, с синевой
Я забываю всяко горе,
Найдя и веру, и покой.

Промчатся годы вереницей,
И мой окончится черёд.
Но сад мой будет зелениться,
Мой сад по-прежнему цветёт.
И пусть случайный, добрый путник,
Увидев алых роз парад,
Подумает: «Какой тут трутник
Оставил дивный этот сад?»

И может, в этот миг короткий,
Коснувшись взглядом лепестка,
Его душа отыщет кротко
Частицу моего тепла.
Ведь если в мире есть спасенье
От зла, унынья, суеты —
Оно в простом прикосновенье
К бессмертной, вечной красоте.

Я помню день, тот самый первый крик,
Когда весь мир застыл в твоих глазах.
Ты был так мал, так хрупок в этот миг,
Дремал спокойно на моих руках.
Летело время быстрой чередой,
Шаги, слова, разбитые коленки.
Я заслоняла от беды собой,
И красила зелёнкой ранки.

А сердце материнское болело
За каждый синячок и каждый вздох.
Оно всегда лишь одного хотело,
Чтоб от невзгод тебя уберегал бы Бог.

А ты мой взрослый сын, моя отрада,
Мужчина сильный, смелый человек.
И лучшей мне не нужно и награды,
Чем знать, что светел твой грядущий век.
Я так горжусь, что воспитала сына,
Что Человеком с буквы стал большой.
Ты — главная по жизни причина,
Чтоб я жила и телом, и душой.

Теперь своя дорога и заботы,
И взрослых планов кружит карусель.
Но знаю я, что после всей работы
Ты помнишь про свою родную колыбель.
И я молюсь ночами в тишине,
Чтоб путь твой был и светел, и высок.
И лишь одна есть просьба в сердце мне,
Что я шепчу тебе, родной сынок.

И сердце материнское всё так же
Переживает за твою судьбу.
И нет на свете ничего приятней,
Чем видеть радость мне твою.

А ты мой взрослый сын, моя отрада,
Мужчина сильный, смелый человек.
И лучшей мне не нужно и награды,
Чем знать, что светел твой грядущий век.
Я так горжусь, что воспитала сына,
Что Человеком с буквы стал большой.
Ты — главная по жизни причина,
Чтоб я жила и телом, и душой.

Береги себя, сынок, я умоляю...
Ведь без тебя и мне здесь места нет...
Я просто... очень по тебе скучаю...
И шлю тебе свой материнский свет...

Мне нравится в земле копаться,
Сажать цветы, кусты, траву.
Чтоб было чем полюбоваться,
Не на картинке — наяву.

Чтоб пахло яблоневым цветом,
И хвоя отдавала дух,
И чтобы роза алым светом
Ласкала и глаза, и слух.

Сажаю хосты у дорожки —
Их листья радуют меня.
И так, по зёрнышку, по крошке
Проходят будни , день ото дня.

Я это делаю с любовью,
Не для себя одной, поверь.
Пусть чьё-то хмурое надбровье
Разгладится, открывши дверь

В мой тихий сад, где всё красиво,
Где отдыхает человек.
И в этом есть простая сила,
Что продлевает жизни век.

И я надеюсь, что когда-то,
Когда меня не станет тут,
Мои цветы и ароматы
Ещё для многих расцветут.

И кто-то, глядя на растенья,
Быть может, вспомнит в тишине:
«Как хорошо…» — и в то мгновенье
Подумает и обо мне.

Там, где травы в пояс, где туман, как молоко,
Дышит память рода глубоко, глубоко.
Нет ни стен, ни башен, только неба синева,
Да поёт мне ветер прадедов слова.
Каждый вздох мой — эхо тех, кто канул в сизый дым,
Кто оставил эту землю детям молодым.

Я босыми ступнями чувствую тепло,
Сколько зим минуло, сколько лет прошло...
Но они незримо за моим плечом стоят,
Их глаза с любовью сквозь столетья на меня глядят.

Голоса моих предков — в шёпоте листвы,
В каждой капле чистой утренней росы.
Их тепло хранится в сердце у меня,
Словно искра вечного, святого огня.
А глазами предков смотрят в этот мир
Наши дети — главный жизни ориентир.
Их устами шепчут древние слова,
Пока память сердца нашего жива.

Научили видеть в малом чудеса,
Слышать, как рождается на заре роса.
Научили верить, что не кончится наш путь,
Лишь на звёздном небе сможем мы вздохнуть.
И когда мой сын смеётся звонко, как ручей,
Я в нём вижу отблеск тысячи очей.

Я босыми ступнями чувствую тепло,
Сколько зим минуло, сколько лет прошло...
Но они незримо за моим плечом стоят,
Их глаза с любовью сквозь столетья на меня глядят.

Голоса моих предков — в шёпоте листвы,
В каждой капле чистой утренней росы.
Их тепло хранится в сердце у меня,
Словно искра вечного, святого огня.
А глазами предков смотрят в этот мир
Наши дети — главный жизни ориентир.
Их устами шепчут древние слова,
Пока память сердца нашего жива.

Ритм почти исчезает... Ветер в волосах...
Эта вечность дышит в наших голосах.
Нить не оборвётся... Просто верь и знай...
Ты для них — начало, а не край...

В шелесте трав... в шёпоте листвы...
Их голосами... дети говорят...
Говорят...
Смотрят в этот мир...
Их глазами... память... жива...

В шуме города, в блеске огней,
Среди тысячи прожитых дней,
Я ловлю этот шёпот из тьмы,
Это голос далёкой зимы.
Он вплетается в мой разговор,
Он рисует на сердце узор,
Словно древний забытый мотив,
Что доныне отчаянно жив.

Память бьётся, как пульс, в глубине,
Их заветы пылают во мне.
Каждый шаг, каждый вздох, каждый взгляд –
Это то, что они говорят.

Голоса моих предков звучат!
Сквозь года и преграды летят!
В каждом слове, что я говорю,
В каждой песне, что миру дарю!
Голоса моих предков во мне!
Словно искры в священном огне!
Их глазами глядят в небеса
Наших дочек и сына глаза!

Эта сила течёт по рукам,
Вопреки всем ветрам и векам.
Научили, как верить и ждать,
Как любить и как всё отдавать.
Их тепло я храню под ребром,
Ограждая свой маленький дом.
Их уроки просты и мудры –
Как бесценные в жизни дары.

Память бьётся, как пульс, в глубине,
Их заветы пылают во мне.
Каждый шаг, каждый вздох, каждый взгляд –
Это то, что они говорят.

Голоса моих предков звучат!
Сквозь года и преграды летят!
В каждом слове, что я говорю,
В каждой песне, что миру дарю!
Голоса моих предков во мне!
Словно искры в священном огне!
Их глазами глядят в небеса
Наших дочек и сына глаза!

Ритм стихает... и в этой тиши
Слышен голос бессмертной души.
Нить времён не порвётся вовек,
Пока жив на земле человек.
И когда мой закончится путь,
Эту нить подхватит кто-нибудь...

Голосами предков... говорят...
Наши дети... говорят...
Говорят...

За окном метель кружится...
Или это просто сон?
Мне всё та же ночка снится,
Где звучит твой детский стон...
Я качаю колыбельку,
Тихо песенку пою...
Жизнь промчалась, как неделька,
Я тебя не узнаю...

Ты теперь мужчина взрослый,
У тебя своя семья.
Но под небом этим звёздным
Для меня ты — всё дитя.
Береги себя, сыночек,
Свет души моей, молю.
Каждый вздох твой, каждый вздошек
Больше собственной люблю.

Помню ручки, ножки, слёзки,
Первый шаг и первый слог.
На висках блестят полоски,
А в душе всё тот же слог...
Я смотрю с немой гордыней,
Как идёшь своим путём.
Не покрыл ты душу инеем,
Не сгорел пустым огнём.

Ты теперь мужчина взрослый,
У тебя своя семья.
Но под небом этим звёздным
Для меня ты — всё дитя.
Береги себя, сыночек,
Свет души моей, молю.
Каждый вздох твой, каждый вздошек
Больше собственной люблю.

Мне не стыдно... Слышишь, нет.
Пред людьми и перед Богом.
Я дала тебе свой свет,
Проводила за порогом
Не мальчишку, не юнца —

Человека, Мужа, Сына.
Справедливого... Творца
Собственной судьбы-картины.

Только ты береги себя...
Слышишь, милый...
Дороже нет никого...
У меня...

Засыпай...
Засыпай под шёпот листвы...
Где-то там, на границе молвы и мечты,
Проступает незримо, сквозь тонкую ткань,
Яблоневая, светлая, тихая рань...

Воздух соткан из мёда и солнечных спиц,
И из песен полуденных, ласковых птиц.
Он густой и тягучий, как сок янтаря,
И в нём тонет вечерняя, плавясь, заря...

И ты летишь над садом, где яблоки спят,
Источая свой пряный, медовый аромат.
Красный бок, жёлтый бок, наливной, золотой,
И туман над землёю молочной рекой.
Ты летишь, и душа твоя стала легка,
Словно белое, летнее облако.
И на влажных губах, слаще сна и вина,
Вкуса яблок хрустальная спит тишина...

Видишь, блики играют на сочной коре,
И роса, как алмазы, дрожит на траве.
Тёплый ветер доносит дыхание дня,
Этим садом одним обнимая тебя.
Ты не здесь и не там, ты сейчас — в полусне,
В этой яблочной, ласковой, вечной весне.

Воздух соткан из мёда и солнечных спиц,
И из песен полуденных, ласковых птиц.
Он густой и тягучий, как сок янтаря,
И в нём тонет вечерняя, плавясь, заря...

И ты летишь над садом, где яблоки спят,
Источая свой пряный, медовый аромат.
Красный бок, жёлтый бок, наливной, золотой,
И туман над землёю молочной рекой.
Ты летишь, и душа твоя стала легка,
Словно белое, летнее облако.
И на влажных губах, слаще сна и вина,
Вкуса яблок хрустальная спит тишина...

Просто вдох... и покой.
Просто выдох... и свет.
Ни тревог, ни печалей здесь нет...
Только вкус на губах... только лета тепло...
Только яблочным сном твою душу свело...

Лети...
Душа поёт...
Лети...
В яблоневый сон...
Спи...

Мир укутан в покой, в золотистую лень,
Провожает земля свой угаснувший день.
Солнце клонится долу, роняя лучи
На безмолвные рощи смотри и молчи.
Время стало тягучим, как липовый мёд,
И душа замирает, и чуда так ждёт.

И срывается лист, и кружит, невесом,
Словно он околдован оранжевым сном.
Он танцует свой танец прощальный, один,
Средь таких же, как он,средь осенних картин.

И летят эти листья, как письма без слов,
Из страны самых светлых и сказочных снов.

Закружил, заманил этот тихий парад,
Этот нежный, беззвучный, цветной листопад.
И душа замирает, и просится ввысь,
Чтоб с последним листком в эту вечность нестись...

Ты идёшь, и под ноги ложится ковёр,
Вышивает на нём осень дивный узор.
Медь и бронза, и охра, и капля вина —
В каждом листике жизнь догорела дотла.
Но в сгорании этом нет скорби, нет слёз,
Только шёпот уснувших под небом берёз.

И срывается лист, и кружит, невесом,
Словно он околдован оранжевым сном.
Он танцует свой танец прощальный, один,
Средь таких же, как он, средь осенних картин.

И летят эти листья, как письма без слов,
Из страны самых светлых и сказочных снов.

Закружил, заманил этот тихий парад,
Этот нежный, беззвучный, цветной листопад.

Этот воздух прозрачный и чистый до слёз...
Этот танец летящих изломанных звёзд...
Просто быть... просто видеть... и чувствовать свет...
Ничего в целом мире прекраснее нет...

Листья кружат...
Листопад...
Листопад...

Асфальт промокший, зеркала из луж,
И город скрылся в серой пелене.
Но я срываю с плеч тяжёлый груз,
И отдаю себя шальной волне.
Босые ноги чувствуют прохладу,
Промокла до последней нитки я.
Мне ничего сегодня и не надо,
Лишь эта дикая симфония дождя!

И музыка моя стучит в висках,
И капли бьют с безумном в унисон.
Я отпускаю свой извечный страх,
Всё это явь, а не тревожный сон!

Дождь, танцуй со мной! Ты мой партнёр!
Пусть молния мигает светом нам!
Пусть грома оглушительный напор
Стучит, как будто в божий барабан!
Я не боюсь! Я вся в твоей руке!
Я кружусь, парю, лечу!
И музыка в такт бьётся вдалеке,
Я танцевать с тобою лишь хочу!

Смывает грим холодная вода,
И волосы промокли, потемнев.
Сегодня я свободна, как никогда,
В душе моей звучит шальной напев.
Пусть смотрят из окон своих домов,
Не понимая радости моей.
Я вырвалась из тягостных оков,
Под музыку сверкающих огней.

И музыка моя стучит в висках,
И капли бьют с безумном в унисон.
Я отпускаю свой извечный страх,
Всё это явь, а не тревожный сон!

Дождь, танцуй со мной! Ты мой партнёр!
Пусть молния мигает светом нам!
Пусть грома оглушительный напор
Стучит, как будто в божий барабан!
Я не боюсь! Я вся в твоей руке!
Я кружусь, парю, лечу!
И музыка в такт бьётся вдалеке,
Я танцевать с тобою лишь хочу!

Я парю...
С тобой...
Дождь...

Ночь опустила тёмную вуаль,
И город стих, укутан в полумрак.
Стирает дождь знакомую деталь,
Даёт движенью свой неспешный такт.
Он барабанит пальцами в стекло,
Сбивая ритм привычной суеты,
И всё вокруг как будто замерло,
В объятьях этой влажной красоты.

Смотри, как небо линует вода,
Стирает грани, плавит фонари...
И в этом танце нет ни зла, ни дна,
Лишь отраженья призрачной зари.

Это музыка дождя, дождя, дождя...
Капли по стеклу, с ума сводя.
Гроза рисует светом на холсте,
Оставляя блики в темноте.
Это музыка дождя, дождя, дождя...
В такт ей бьётся сердце у меня.
Слушай этот ритм, лови волну,
Я с дождём сегодня утону.

Стекают струи, тонкие, как нить,
По ним скользит неоновый мираж.
И так легко сейчас всё отпустить,
Войти в гипноз, поймать ночной кураж.
Пусть этот звук заполнит пустоту,
И смоет пыль несбывшихся надежд.
Я в каждой капле вижу чистоту,
Без масок, без придуманных одежд.

Смотри, как небо линует вода,
Стирает грани, плавит фонари...
И в этом танце нет ни зла, ни дна,
Лишь отраженья призрачной зари.

Это музыка дождя, дождя, дождя...
Капли по стеклу, с ума сводя.
Гроза рисует светом на холсте,
Оставляя блики в темноте.
Это музыка дождя, дождя, дождя...
В такт ей бьётся сердце у меня.
Слушай этот ритм, лови волну,
Я с дождём сегодня утону.

Дождь..
дождь...Дождь...
Я с тобой утону...

Прозрачный воздух августа так сладок,
Пронизан солнцем, словно янтарём.
И новый день, божественно так краток,
Наполнил душу светом и теплом.
В садах созрели яблоки румяно,
Их аромат плывёт над всей землёй,
Смешавшись с ноткой ладана и мёда пряной,
Даруя сердцу сладостный покой.

И небо стало выше и бездонней,
И каждый вздох — как будто первый раз.
Душа летит свободно и спокойно,
Вступая в этот светлый, дивный час.

Яблочный Спас! Золотые купола!
В небо летят колоколов голоса!
Свет разлился, и душа моя легка,
Словно плывёт в небесах, как облака!
Аромат восторга, чистоты и благодати,
Сердце замирает в трепетном объятье!

Нет суеты, нет голосов и мнений,
Лишь тихий шёпот ветра в вышине.
И мир застыл в одном из тех мгновений,
Что дарят крылья и тебе, и мне.
Смотрю наверх, где синева без края,
Где солнце льётся, как святой елей,
И понимаю, сердцем ощущая,
Что стала чище, лучше и светлей.

И небо стало выше и бездонней,
И каждый вздох — как будто в первый раз.
Душа летит свободно и спокойно,
Вступая в этот светлый, дивный час.

Яблочный Спас! Золотые купола!
В небо летят колоколов голоса!
Свет разлился, и душа моя легка,
Словно плывёт в небесах, как облака!
Аромат восторга, чистоты и благодати,
Сердце замирает в трепетном объятье!

Свет...
Душа...

Над полем брани утро тихо встало,
Свинцовый дождь ещё вчера здесь лил.
Укрой нас, туман, своим покрывалом,
Дай передышку, подари нам сил.

Белёсой дымкой землю укрывая,
Ты прячешь нас от вражеских глаз.
Природа-мать, как будто понимая,
Плетёт завесу из своих даров.

Туман, туман, спаситель наш безмолвный,
Ты нас укрой от смерти хоть на час.
Пока земля от боли стонет, словно
Нет места здесь для жизни среди нас.

Туман, спустись на поле боя,
Скрой нас от вражеских очей.
Сестра-природа, мы с тобою
Стоим за Родину сильней.

Не выдай нас, седая пелена,
Пусть враг в тебе заблудится, как в море.
Укрой следы, спаси среди огня,
Хоть ненадолго облегчи то горе.

Партизанский лагерь в чаще леса
Дышит тихо, затаившись до поры.
Туман, как верный друг, нам дарит завесу,
Чтоб выжить нам до утренней зари.

Разведчик по-пластунски в серой дымке
Ползёт к своим с бесценной вестью вновь.
Спасительны туманные тропинки,
Когда в опасности свобода и любовь.

Туман, туман, окутай тропы наши,
Пусть не найдёт фашист дорог к селу.
Ты стань щитом для всех землянок наших,
Отвадь беду, рассей смертельный гул.

Туман, спустись на поле боя,
Скрой нас от вражеских очей.
Сестра-природа, мы с тобою
Стоим за Родину сильней.

Не выдай нас, седая пелена,
Пусть враг в тебе заблудится, как в море.
Укрой следы, спаси среди огня,
Хоть ненадолго облегчи то горе.

Помню, как в сорок третьем, под Курском,
Туман опустился в предутренний час.
Мы смогли подойти незаметно к позициям прусским,
Природа сама воевала за нас.

И под Брянском, в лесах партизанских,
Сквозь белую мглу уводили детей.
И туман укрывал нас от взоров тиранских,
Как мать, что спасает своих сыновей.

Туман, туман — как божья благодать,
Непроходимый для чужих гостей.
Позволь нам день ещё один прождать,
Мы победим, лишь дай дожить до ней.

Туман, спустись на поле боя,
Скрой нас от вражеских очей.
Сестра-природа, мы с тобою
Стоим за Родину сильней.

Не выдай нас, седая пелена,
Пусть враг в тебе заблудится, как в море.
Укрой следы, спаси среди огня,
Хоть ненадолго облегчи то горе.

Туман, спаси детей от взрывов,
Дай матерям укрыть свой плач.
Ты — дар небес в годину горя,
Природный щит в смертельный матч.

И чтобы выжить в этой буре,
Мы шепчем, как молитву, вновь:
Укрой, туман, от злобы вражьей,
Спаси надежду и любовь.

Прошли года. Затихли взрывы.
Но до сих пор, когда рассвет
Окутан дымкой над полями,
Я вижу тех, кого уж нет.

И в той туманной поволоке
Мне чудятся их голоса:
«Живи, солдат, за нас на свете»,
И слёзы застят мне глаза.

Спасибо, верный друг-спаситель,
Примерил нас с самой судьбой.
На всех войны тяжёлых тропах
Ты шёл незримо с нами в бой.

Туман над Родиной... Как память...
Как вечный страж её полей...