На белом полотне полей безбрежных
Зима выводит свой узорный слог.
И вьётся вязь из линий самых нежных
По бархату заснеженных дорог.

Она — наш главный автор, без сомненья,
Чья рукопись чиста и холодна.
Она диктует нам стихотворенья
Под тихий шёпот сонного окна.

И мы, её прилежные питомцы,
Склонились над тетрадью бытия.
И ловим отблеск ледяного солнца,
И тайны стужи жадно пьём, тая.

Перо в руке послушно замирает,
Чтоб записать метели каждый звук.
А сердце бьётся, пишет, сочиняет
Под дивный сказ её волшебных вьюг.

Зима раскинула повсюду
Свои безмолвные листы.
И пишет белым перламутром
Снегами сказки и мечты.

Она — седая сказочница,
В её словах — мороз и свет.
И нам ночами часто снится
Её таинственный сюжет.

Она диктует, замирая,
Про тайны леса, холод рек.
А мы, ей трепетно внимая,
За строчкой выводим свой век.

И пусть метель кружит над нами,
Мы водим медленно пером.
И пишем искренне, сердцами,
О том, что создано добром.

Когда декабрь, художник седовласый,
Раскрасит стёкла кружевной каймой,
Мы открываем старые запасы
Волшебных сказок, пахнущих зимой.

Здесь каждый слог, как лёгкая снежинка,
Что рождена под творческой звездой.
И каждая придуманная льдинка
Сверкает неподдельной чистотой.\n
Мы пишем сердцем, а ведёт перо
По белым тропкам чистого листа.
Мы верим в чудо, в сказку и в добро,
И в то, что в мире правит красота.

Пусть за окном метель плетёт узоры,
И ветер в трубах жалобно поёт,
Мы разожжём душевные костры,
И наша сказка в мире оживёт!

Под шапкой снега, как во сне,
Дремучий лес стоит в молчанье.
Лишь иней в лунной тишине
Сплетает звёздное сиянье.

Кругом ни звука, ни души,
Сугробы — белые подушки.
Но вот, в предутренней тиши,
Мелькнули беленькие ушки.

Из-под коряги, весь как пух,
Явился заяц косоглазый.
Навострил свой чуткий слух,
Окинул бор своим алмазом.

И прыг, и скок — петляет след,
Как вышивка на белой ткани.
Спешит на завтрак и обед
К осинке, что растёт на грани.

Он — робкий житель тех лесов,
Где вьюга царствует седая.
И под еловый под покров
Спешит, от страха замирая.

В алмазной россыпи, в парче,
Застыл заснеженный лесок.
И на еловом на плече
Лежит сверкающий платок.

Безмолвье... Кажется, весь мир
Уснул под кружевом седым.
И воздух, чистый, как эфир,
Прозрачен, хрупок и недвижим.

Но вдруг, нарушив этот сон,
Как будто бросила заря
На ветви, с четырёх сторон,
Живые капли янтаря.

То снегири, лесной народ,
На грудках — пламенный атлас,
Ведут свой шумный хоровод,
Чтоб радовать замёрзший глаз.

И сразу лес как будто сник,
Смутившись алой красотой.
Ведь каждый яркий их цветник —
Как сердца стук в тиши пустой.

Лес утонул в сугробах по колено,
И вьюга заметает неба синь.
Зима-хозяйка правит здесь надменно,
Развесив кружева седых седин.

Стучит мороз по стволам, будто молот,
И стынет в жилах ледяная кровь.
И душу наполняет дикий холод,
И не согреет здесь уже любовь.

И в этой белой, бесконечной скуке,
Где ветер пишет саваном рассказ,
Вдруг рвутся к небу горестные звуки,
Что леденят сердца в полночный час.

То волчья стая, вечная царица
Заснеженных полей, глухих чащоб,
Поёт о том, что ей ночами снится,
Впечатав лапы в ледяной сугроб.

Их вой — тоска по солнцу и по лету,
Протяжный стон голодной тишины.
Они поют, и вторит песне этой
Лишь бледный лик испуганной луны.

Белый конь декабрь, не зная узды,
Влетает в мир на стылом ветре.
Подков его серебряных следы —
Морозный иней на рассветном пепле.

Он дышит стужей, грива — снегопад,
А искорки из-под копыт — метели.
Его холодный, величавый взгляд
Деревья погружает в колыбели.

Он мчится вдаль, несётся по полям,
Меняя красок осени убранство.
И подчиняясь строгим поводьям,
Природа застывает в зимнем царстве.

И в цокоте его хрустальных ног
Звучит мелодия грядущих вьюжных песен.
Он — года завершающий пролог,
Суров, прекрасен и величествен.

Под шалью снежной, белой, пуховою,
Река застыла, сном объята вся.
Алмазной пылью, тонкой бахромою
Блестит на солнце, инеем звеня.

Её теченье скрыто под бронёю,
Прозрачной, крепкой, словно из стекла.
И лишь метель поёт над головою,
Как будто вечность здесь приют нашла.

Деревья в серебре стоят у края,
Склонившись долу в ледяном плену.
И тишина вокруг царит такая,
Что страшно словом спугнуть белизну.

Но подо льдом, невидима для глаза,
Душа реки по-прежнему живёт.
Она лишь ждёт весеннего приказа,
Чтоб сбросить гнёт и устремиться влёт.

Под шапкой снеговой, тяжёлой,
Река уснула до весны.
Её напев, вчера весёлый,
Теперь хранят седые сны.

Она лежит, как в колыбели,
Под одеялом ледяным.
И только сонные метели
Кружатся тихо над седым

Её покровом. Берега
В объятьях инея застыли,
И белые лежат снега,
Как будто мир вокруг умыли.

Но жизнь не смолкла. Подо льдом,
В глубинах тёмных и незримых,
Она течёт своим путём
В чертогах, сном седым хранимых.

И в каждом отблеске луны
На зеркале её холодном
Уже предчувствие весны
Трепещет в сумраке подводном.

Как будто в старой детской сказке,
Лежит земля под серебром.
Мороз надел на ели маски,
Украсив ветви жемчугом.

Река под ледяным покровом
Свои замедлила мечты,
И в этом царстве зачарованном
Не слышно праздной суеты.

Лишь хрустнет снег под шагом сонным,
Да в небе звёздный хоровод
Напомнит светом отдалённым,
Что жизнь под этим льдом живёт.

За окном поёт и злится
Белоснежная царица.
Вьюга, крыльями стуча,
Пляшет, жалобно крича.
Заметает все дороги,
И дома, и их пороги,
Мир окутав в белый дым,
Стал и глух он, и немым.

Но страшней метели белой,
Что с небес летит несмело, —
Вьюга та, что бьёт в груди,
И не видно, что там ждёт впереди.
Мысли — словно снежный рой,
Заметают мой покой.
Сердце — льдинка в стылой мгле,
Ищет луч тепла в золе.

Две метели в мире этом —
И зима не даст ответа,
Где найти душе приют,
Когда ветры в ней поют?
Я смотрю в окно с тоской,
Жду, когда придёт покой.
Стихнет буря за стеклом —
И утихнет в сердце шторм.

Однажды, в час, когда метель кружила,
С небес спустилась Дева-Красота.
Она в ладонях жемчуг приносила
И сыпала на голые места.

Леса, поля, уснувшие деревни
Она покрыла сказочным ковром,
И мир, что был так сер и так плачевен,
Зажёгся вдруг волшебным серебром.

Потом она дохнула на речушку,
И та застыла, зеркало храня,
И инеем украсила опушку,
Алмазной пылью звёзды заменя.

И ты, моя прекрасная царица,
Похожа так на эту чистоту.
В твоих глазах сияние искрится,
И я в них вижу ту же красоту.

Так пусть зима, что правит белой вьюгой,
Твоё лишь сердце стужей не коснётся,
А станет верной, сказочной подругой,
Что в душу светом и покоем льётся.

Здравствуй, Зима дорогая,
Здравствуй, подруга моя!
Я по тебе так скучала,
В дрёме осеннего дня.

Ты принесла мне наряды —
Кружево белых снегов,
Звёзд ледяных мириады
Из зачарованных снов.

Ветром своим полуночным
Ты мне нашёпчешь секрет,
Как позабыть мне о прошлом,
Смыв его призрачный след.

Сядем с тобой у камина,
Спрятав тепло в хрустале.
Ты — моя тайна, богиня,
Лучшая на всей земле.

Здравствуй, Зима дорогая,
Здравствуй, подруга моя!
Слышу, метелью играя,
Ты призываешь меня.

Прочь от уюта и света,
Прочь от каминных огней,
В царство, где кончилось лето,
В стужу серебряных дней.

Ты меня сделаешь смелой,
Дикой, как северный зверь.
Кожу окрасишь мне в белый,
В сердце закроешь мне дверь.

Будем кружиться мы в поле,
В вихре хрустальной пыли.
Дай мне глоток этой воли,
Снежной, холодной земли!

Не ради славы, орденов и званий,
Не ради почестей и громких фраз
Шёл в бой солдат сквозь тысячи терзаний,
Исполнив материнский свой наказ.

Он шёл за поле, за речную гладь,
За первый крик родившегося сына,
За старенькую, сгорбленную мать,
За всё, что сердцу дорого и мило.

Он падал в грязь, в промёрзшую траву,
Шепча губами высохшими: «Боже…»
И видел он не смерть, а синеву,
Что Родины любимой всех дороже.

И в том огне, где плавилась броня,
Где, казалось, надежде нет и места,
Он защищал тебя, мой друг, и защищал меня,
Из мужества и доблести замешан.

История листает свои даты,
Где кровь и пламя, сталь и ураган.
Пришли на нашу землю супостаты,
Неся разруху, горе и обман.

Они не знали русского народа,
Не ведали, какой в нём скрыт гранит.
Вставала вся страна в те злые годы,
И каждый был как воин, как пиит.

Поднялся дед, и юноша безусый,
И женщина с ребёнком на руках.
Забыв про страх, про беды и укусы,
Сражались на заснеженных полях.

Хотели нас согнуть, поставить на колени,
Сломить наш дух, развеять словно дым.
Но мы из непокорных поколений,
И мы врагу себя не отдадим!

Мы победили чёрную заразу,
Прогнали прочь фашистскую орду.
И помним мы, и не забыть ни разу
Ту страшную, великую войну.

Пусть знает враг, кто к нам с мечом суётся,
Кто точит зуб на наши рубежи:
Душа России вечно не сдаётся.
Мы были. Есть. И будем вечно жить!

Когда за окнами метель
Сплетает белую кудель,
И вьюга воет у ворот,
Нас согревает рыжий кот.

Наш Рыжик — солнышка комок,
Он в доме — главный островок
Уюта, неги, тишины,
Где грёзы ласковы, нежны.

Мурлычет песню под рукой,
Храня наш сон и наш покой.
Он в каждый угол, в каждый час
Приносит счастье в дом для нас.

Свернулся на коленях в шар,
Как будто маленький пожар,
Что светит, греет, но не жжёт,
И в сердце радостью живёт.

Когда молва, глупа и суеверна,
Вручает кошке чёрной жребий зла,
И шепчет вслед старуха лицемерно,
Что ведьме та прислужницей была,

Не верьте ей! Взгляните в очи-блюдца,
Где звёздный свет таится в глубине.
В них искорки весёлые смеются,
Как блики на полночной тишине.

Он не гонец печали и несчастья,
А ночи бархат, уголёк живой.
Он — талисман домашнего согласья,
Что дарит дому ласку и покой.

Пусть говорят, что путь его неверен,
Что встреча с ним — дурная суета.
Но тот, кто сердцем чист и в дружбу верит,
Найдёт лишь грацию в чертах кота.

Пусть люди говорят порой,
Что чёрный кот приносит беды,
Что он всегда бывает злой —
Забудьте эти злые бредни.

Он просто тёмный, как ночное
Беззвёздное в окне стекло.
Он дарит дому лишь простое,
Уютное своё тепло.

Когда он трётся о колени,
И тихо песенку поёт,
Прогонит он плохие тени,
И в дом ваш радость принесёт.

Так отгоните предрассудки,
Не верьте в глупые слова.
В его глазах не злые шутки,
А только море волшебства.

Спустился вечер, стужу вея,
Морозный пар над крышей лёг.
И звёзды в небе, холодея,
Блестят, как ледяной клинок.

Затихло всё. Лишь ветер стылый
Скребётся в запертую дверь.
Пёс в конуру свою уныло
Забрался — там ему теплей.

А кот, свернувшись на лежанке
В пушистый полосатый шар,
Уснул, укрывши нос свой лапкой,
Забыв про холод и пожар

Печи, что теплится в светлице.
Ему покой и дрёма — друг.
И только стужа за окошком
Царит над всем, что есть вокруг.

Деревья вытянулись в струны,
Нагие ветви — в небеса.
Под ледяным дыханьем лунным
Застыли рощи и леса.

Пробрался север в каждый дворик,
Стучит в оконное стекло.
И первый снег, несмел и робок,
Ложится пухом на село.

Земля промёрзла, стала колом,
И в воздухе — хрустальный звон.
А дома, за большим столом,
Тепло и клонит в сладкий сон.

Дымится чай в любимой чашке,
И кот мурлычет у огня.
Но отчего-то сердцу тяжко,
И давит душу толкотня

Какой-то грусти неизбежной,
Что с этим холодом пришла.
И даже в неге безмятежной
Душа покоя не нашла.

Мчится всадник полем чистым,
Снег летит из-под копыт.
Солнце светом серебристым
Все деревья золотит.

Ветви в инее хрустальном,
Речка скована стеклом.
В этом царстве идеальном
Дышит стужей всё кругом.

Но в душе горит отрада,
Щёки рдеют от огня.
Зимней свежести прохлада —
Лучший дар для нового дня.

В лесной глуши, где вьюга пела,
Где спал под снегом старый бор,
Мороз со Стужей то и дело
Вели свой зимний разговор.

И вот, от скуки ли, от шутки,
Слепили дочку изо льда.
Глаза — как будто незабудки,
А в волосах — зимы звезда.

Её Снегурочкой назвали,
Вручили инея венец.
Она не ведала печали
В тиши холодных тех сердец.

Росла она в лесной прохладе,
Средь белых, девственных снегов.
И в ледяном её наряде
Не знала пламенных оков.

Но как-то раз весной звенящей
Услышала пастуший рог.
И деве, в чаще ледяной спящей,
Проснуться тёплый свет помог.

Увидела она веселье,
Людские песни, хоровод.
И в сердце — первое похмелье
От незнакомых ей забот.

Зачем душа её томится?
Зачем так хочется огня?
«Хочу, как все, и я влюбиться!» —
Шептала, голову склоня.

И мать-Зима ей отвечала:
«Дитя, тебе нельзя любить!
Ведь от сердечного причала
Огонь лишь сможет погубить».

Но юность просьбам не внимала,
И вот однажды, в летний день,
Она из леса убежала
В простую русскую деревню.

Там встретил пастушок Лель юный
Её небесной красоты.
И пел ей под луной сребрунной
Про все заветные мечты.

Её руки он взял несмело —
Она была как талый снег.
Но сердце девичье запело,
Прервав свой ледяной разбег.

И вот костёр зажгли высокий,
Чтоб прыгнуть, руку взяв в ладонь.
Снегурка, сделав шаг широкий,
Шагнула смело на огонь.

Но чудо! Не растаял холод,
А лишь огонь поцеловал.
Был жар любви настолько молод,
Что лёд и пламень повенчал.

Не пар, а свет от неё взвился,
И стала дева не из льда,
А просто в деву превратилась,
Чтоб с милым быть уж навсегда.

Мороз и Вьюга поворчали,
Но дочку отпустили с ним.
Ведь даже зимние печали
Бессильны пред теплом живым.

Алмазной крошкою блестит
Река, уснувшая давно.
Морозный воздух, как магнит,
Меня на лёд влечёт в окно.
Надела белые коньки,
Как два серебряных крыла.
И все печали и тоски
Метель-колдунья замела!

И сердце бьётся всё быстрей,
Скольжу по глади ледяной.
Средь сонных, тихих фонарей
Весь мир танцует вальс со мной!

Кружусь, как белая снежинка,
Под небом цвета бирюзы!
И каждая лесная тропинка
Зовёт из царства белой мглы!
Лечу, и ветер за спиною
Поёт мне песню о мечте!
Я стала самою зимою
На этой чистой высоте!

Рубином вспыхнула заря
На ветках в инее седом.
Искрится роспись января
Над задремавшим старым прудом.
Рисую лезвием узор,
Пируэт, вираж и поворот.
И мой восторженный задор
Реки растопит твёрдый лёд!

И сердце бьётся всё быстрей,
Скольжу по глади ледяной.
Средь сонных, тихих фонарей
Весь мир танцует вальс со мной!

Кружусь, как белая снежинка,
Под небом цвета бирюзы!
И каждая лесная тропинка
Зоёт из царства белой мглы!
Лечу, и ветер за спиною
Поёт мне песню о мечте!
Я стала самою зимою
На этой чистой высоте!

Замрёт на миг природа вся,
Услышав лезвий тонкий звон.
И, в танце радостном несясь,
Я забываю явь и сон...

Кружусь, как белая снежинка,
Под небом цвета бирюзы!
И каждая лесная тропинка
Зоёт из царства белой мглы!
Лечу, и ветер за спиною
Поёт мне песню о мечте!
Я стала самою зимою
На этой чистой высоте!

На этой высоте...
Хрустальный вальс...
Зима и я...

Его слепили во дворе,
На радость шумной детворе.
Морковка-нос, в руке метла,
Но вот беда — душа пуста.
Стоял он, белый и немой,
Холодной, мёртвою глыбой.
Но вдруг услышал шёпот вьюг:
«Иди, дружок, на сонный луг,
Через метель и бурелом,
Найдёшь ты там Мороза дом!»

Сорвался с места, вот чудак!
И сделал свой рисковый шаг!
Сквозь ветер, что ревёт в ушах,
Один лишь крик в его мыслях:

«Я — Снеговик, я не боюсь!
К Морозу-деду я пробьюсь!
Пусть волки воют за спиной,
Я за пылающей душой!
Сквозь чащу, бурю и пургу
Я за мечтой своей бегу!
Хочу гореть, хочу любить!
Хочу я настоящим быть!»

Вот лес дремучий встал стеной,
Качая сонной головой.
Лиса плутовка — хвост трубой:
«Куда, снежок? Пойдём со мной!
Я покажу короткий путь,
Где сможешь сладко отдохнуть».
Но он качает головой:
«Нет, рыжая, твой путь не мой!
Меня не сбить с моей тропы,
Мои уверенны стопы!»

И снова вьюга, снова мгла,
Дорогу снегом замела!
Но он упрямо, как атлант,
Идёт вперёд, таков талант!

«Я — Снеговик, я не боюсь!
К Морозу-деду я пробьюсь!
Пусть волки воют за спиной,
Я за пылающей душой!
Сквозь чащу, бурю и пургу
Я за мечтой своей бегу!
Хочу гореть, хочу любить!
Хочу я настоящим быть!»

И вот, уставший, чуть живой,
Он видит терем расписной.
Резное светится крыльцо,
Мороза доброе лицо.
«Ну, здравствуй, смелый мой чудак!
Зачем пришёл, скажи-ка, так?»
«Мне, Дед, не нужно серебра,
Мне искра твоего добра!
Вложи мне сердце изо льда,
Чтоб не растаяло никогда!»

«Я — Снеговик, теперь я жив!
Во мне горит души порыв!
Спасибо, Дед, за твой огонь,
Кладу его в свою ладонь!
Сквозь чащу, бурю и пургу
Теперь я счастье берегу!
Я научился так любить,
Чтоб никогда не позабыть!»

Я настоящим смог прослыть!
Теперь я буду... вечно... жить!

Шёл по лесу витязь смелый,
Сердцем горек, мыслью бел.
Не за славой шёл умелой —
Он забвенья лишь хотел.
Слышит — шёпот, слышит — пенье,
Словно струны теребят.
Позабыл свои мученья,
Заколдован дивный взгляд.

На дубу, в листве зелёной,
Средь ветвей, как бы на троне,
Кот сидит, большой, учёный,
В сладкой нежит полудрёме...

«Спи, мой витязь, спи, усталый,
Брось свой меч, булатный щит.
Мир — лишь сон, пустой, бывалый,
Что в тумане вечном спит.
Я спою про царства павших,
Про любовь, что стала прах.
Всех, меня когда-то знавших,
Ныне держит в лапах страх... Баю-бай...»

Витязь вынул меч из ножен:
«Твой обман, колдун, я зрю!
Путь мой труден, путь мой сложен,
Но я в нём не догорю!»
Кот прищурил глаз янтарный,
Усмехнулся в седый ус:
«Голос мой — нектар коварный,
Ты попробуй лишь на вкус».

И полился сказ тягучий
Про забытые края,
Где под тёмной, грозной тучей
Спит навек любовь твоя...

«Спи, мой витязь, спи, усталый,
Брось свой меч, булатный щит.
Мир — лишь сон, пустой, бывалый,
Что в тумане вечном спит.
Я спою про царства павших,
Про любовь, что стала прах.
Всех, меня когда-то знавших,
Ныне держит в лапах страх... Баю-бай...»

Меч упал, звенит о камни,
Тяжелеют веки, стон...
«Ты теперь навеки с нами,
Погружён в мой вечный сон.
Не ищи пути обратно,
В этом сне — покой и тишь...»
Голос льётся так приятно...
«Спи, мой мальчик... Спи... Ты спишь...»

Баю-бай... баю-бай...
Спи... засыпай...

Я не ищу сюжетов для сатиры,
Не строю козни, не плету интриг.
Но лишь коснусь пером дрожащей лиры —
Сосед насупил свой сердитый лик.

Твердят вокруг: «В стихах — намёк и жало!
Вчерашний спор, сегодняшний конфуз!»
Но я, клянусь, тут ни при чём, пожалуй,
Во всём виновен хоровод из муз!

Они слетаются под вечер к дому,
Неся с собой то слух, а то и весть.
И шепчут рифмы сонному другому,
Мол, «запиши, какая прелесть есть!»

Так что, друзья, не хмурьте ваши брови,
Не прячьте взгляд от метких моих строк.
То не моя вина, а просто, кроме
Всего, у музы выдался денёк.

Ему шептали: «Ты один на свете,
Твой путь – туман, и никому не нужен».
И он бродил, как одинокий ветер,
Холодным ядом этих слов простужен.

И ей твердили шёпотом обидным:
«Кому нужна? Быть суждено одной».
И мир казался серым, пустовидным,
Наполненный звенящей тишиной.

Две тени шли по разным тротуарам,
Не веря в свет и не ища тепла.
Судьба казалась им сплошным кошмаром,
Что жизнь дотла безжалостно сожгла.

Но вот однажды, в суматохе буден,
Случайный взгляд, как робкая свеча.
Их встречал рок, что так порою чуден,
Две нити жизни спутав сгоряча.

Они не ждали счастья впереди,
Оно само нашло в толпе двоих.
И два «ненужных» сердца вдруг в груди
Забыли боль скитаний прежних их.

Морозный воздух режет щёки,
Но мне, поверьте, всё равно.
Оставив за спиной упрёки,
Я выхожу на ледяное полотно.
Здесь только я и скорость света,
И горизонт — моя черта.
Душа для серости раздета,
Сегодня правит чистота!

Пульс отбивает ритм по венам,
Мир замер в шаге от меня.
Я неподвластна скучным стенам,
Я — дочь и ветра, и огня!

И я лечу, ломая грани!
Под сталью лезвий треск и звон!
На этом солнечном экране
Рисую новый свой закон!
Вокруг лишь иней серебрится,
А в сердце плавится металл!
Сегодня я — шальная птица,
Чтоб мир от счастья закричал!

Деревья в белых сарафанах
Глядят смущённо на мой бег.
В моих отчаянных романах
Герой — не принц, а белый снег.
Он сыплет колкие алмазы,
Бросает вызов мне в лицо.
Но все его шальные фразы
Беру в стальное я кольцо!

Пульс отбивает ритм по венам,
Мир замер в шаге от меня.
Я неподвластна скучным стенам,
Я — дочь и ветра, и огня!

И я лечу, ломая грани!
Под сталью лезвий треск и звон!
На этом солнечном экране
Рисую новый свой закон!
Вокруг лишь иней серебрится,
А в сердце плавится металл!
Сегодня я — шальная птица,
Чтоб мир от счастья закричал!

Пусть говорят, зима — для грусти,
Для тех, кто спрятался и ждёт.
Но стоит волю вдаль отпустить —
Душа сама тебя найдёт...
Найдёт на озере зеркальном...

И я лечу, ломая грани!
Под сталью лезвий треск и звон!
На этом солнечном экране
Рисую новый свой закон!
Вокруг лишь иней серебрится,
А в сердце плавится металл!
Сегодня я — шальная птица,
Чтоб мир от счастья закричал!

Чтоб мир закричал!
Я лечу!
Я лечу!

Мороз трещит, румянит щёки,
Искрится снег, слепя глаза.
Зима диктует свои строки,
И с ней не спорить нам нельзя.
Лежат поля под белой шалью,
Деревья в инее стоят,
И дым отечества с печалью
Нам шлёт свой тихий аромат.

Эх, ёлки-палки, что за скука,
Сидеть без дела у окна?
Когда такая вот наука —
Гулять, покуда есть зима!
Хватай салазки, мчись с пригорка,
Пусть ветер в уши засвистит!
И смех друзей весёлый, звонкий
Все беды вмиг угомонит.

Эх, ёлки-палки, что за мука,
Когда метель метёт пути?
Но есть в избе тепло и вьюга
Не сможет в душу к нам войти.
Затопим печь, достанем мёду,
Заварим чай из трав лесных,
И поведём под непогоду
Рассказ о подвигах былых.

Так и живём: то с горки мчимся,
То греем душу у огня.
Мы с белой вьюгой не миримся,
Но любим зиму — ты и я!
Она и лечит, и морозит,
И учит нас сильнее быть.
Она в себе такое носит,
Что невозможно не любить!

Какой красивый город наш
Зажёгся яркими огнями,
Как будто опытный мираж
Возник на улице пред нами.

Снежинки в воздухе кружат,
Ложатся тихо на ресницы,
И ёлки стройные стоят,
Как заколдованные птицы.

Они в гирляндах, в мишуре,
В стеклянных шариках лучистых,
И рады взрослой детворе
На площадях и в скверах чистых.

Витрины манят волшебством,
Где сказка замерла на полке.
И пахнет в воздухе кругом
Морозом, счастьем, свежей ёлкой.

И в этой дивной суете,
Под светом праздничных созвездий,
Мы все стремимся к доброте
И ждём таинственных известий.

Последний лист, дрожа, летит к земле,
Прозрачен воздух, холоден и чист.
Природа замерла в ноябрьской мгле,
И ветерка пронзителен стал свист.

Уж не горит костёр рябины алой,
И золота не сыплет клён с ветвей.
Душа, прощаясь с роскошью бывалой,
Внимает тишине пустых полей.

Прощай, пора туманов и дождей,
Пора последних, горьковатых ягод.
Ты унесла с собой тепло огней,
Оставив сердцу лишь тоску и память.

Но в этой грусти есть своя отрада:
Чем глубже сон, тем слаще пробужденье.
Идёт зима. И ждать весну нам надо,
Как светлого небес благословенья.

Не в пышности столиц, не в блеске тронной залы,
Не в звоне орденов и бряцаньи наград
Душа твоя живёт, где ветры завывали
И где кресты стоят у сломанных оград.

В просёлочной пыли, в безмолвии погоста,
Где спит былая Русь под сенью тополей,
В улыбке матушки, простой и безыскусной,
В бездонной синеве твоих родных полей.

В берёзовой тоске, что светится печально,
В разливах вешних рек, крушащих жадный лёд,
В молитве шёпотом, что в храме полумрачном
За всех заблудшихся к иконе вознесёт.

Тебя пытали злом, топтали чужаками,
Кроили на куски, пророчили конец,
Но ты вставала вновь с суровыми глазами,
Надев свой мученический, но царственный венец.

И как тебя не петь? И как тобой не бредить?
Как пред твоей судьбой колени не склонить?
Когда сквозь всю печаль, что довелось изведать,
Ты учишь мир прощать и преданно любить.

Пыль дорог, дневная битва,
Голод злой стучит в висок.
Мысль одна, словно молитва:
«Эх, домой бы на часок!»
Ноги ватные, как тесто,
В голове туман и гул,
Но я знаю это место,
Где найду свой караул!

Вот знакомый поворот,
Вот родимое крыльцо!
Кто меня так верно ждёт?
Кто целует так в лицо?

А дома пахнет щами, пирогами,
И пёс хвостом виляет у сапог!
Жена встречает с тёплыми руками,
Переступил я милый свой порог!
И кот-мурлыка трётся о колени,
И тапки ждут, как верные друзья!
А на столе дымятся уж пельмени!
Вот это, братцы, жизнь! Вот это я!

Скинул куртку, смыл заботы,
День рабочий позади.
Нет милее той работы —
Счастье полное в груди!
Ложку в руки, перца, соли,
И сметаны не жалей!
Нет прекрасней в мире доли,
Чем с семьёю, у дверей!

Вот знакомый поворот,
Вот родимое крыльцо!
Кто меня так верно ждёт?
Кто целует так в лицо?

А дома пахнет щами, пирогами,
И пёс хвостом виляет у сапог!
Жена встречает с тёплыми руками,
Переступил я милый свой порог!
И кот-мурлыка трётся о колени,
И тапки ждут, как верные друзья!
А на столе дымятся уж пельмени!
Вот это, братцы, жизнь! Вот это я!

Пусть там бури за порогом,
Пусть дела, и суета.
Счастье видится во многом,
Но моё — здесь, простота!

Эх, пельмени! Хороши!
Пой, гуляй, моя душа!

Я не ищу нарочно острых тем,
Не подмечаю промахи и беды.
Но почему-то мой простой эдем
Тревожит чьи-то важные беседы.

Мне говорят: «Твои стихи — укор!
В них каждый видит личную обиду».
Но я веду не с вами разговор,
А просто музам подаю я виду.

Они кружат невидимой толпой,
Приносят слухи, смех и чьи-то слёзы.
И шепчут мне на ухо день-деньской
Сюжеты для моей невинной прозы.

Я лишь записываю то, что есть,
Что носится незримо в синем небе.
И если в строчках вы узнали лесть
Иль горькую нужду в насущном хлебе —

То не моя вина, не мой расчёт,
Что жизнь сама рифмуется так странно.
Поэзия — лишь зеркала полёт,
И отражает мир наш беспрестанно.

Ты вновь пришла, царица снов и вьюги,
В наряде из сверкающего льда.
Твои холодные и нежные мне руки
Милей, чем лепестки цветка в садах.

Твой строгий лик под шалью белоснежной
Пленяет чистотой и белизной.
Твой поцелуй, колючий, но безгрешный,
Дарует сердцу сладостный покой.

Ты дышишь инеем на стёклах спящих,
Рисуя хрупкий, сказочный узор.
И в шёпоте метелей, вдаль летящих,
Я слышу твой неспешный разговор.

Пусть говорят, что ты — пора забвенья,
Что в сердце у тебя лишь только стынь.
Но я в тебе читаю с упоеньем
Святую правду северных святынь.

И пусть твой плен суров и неизбежен,
Я жду тебя, как благости гонца.
Я влюблёна в твой образ безмятежный
И в гордый холод твоего лица.

Под лунным светом сиротливо,
Согнув свой стан неторопливо,
Стоит, как призрак из былого,
Не молвив слова ни одного.

Её наряд — не шёлк узорный,
А иней, хрупкий и покорный.
Она одета в лёд и стужу,
И смотрит в ледяную лужу.

В ветвях не шепчутся листочки —
Лишь льдинки, острые крючочки.
И каждый вздох седого ветра
Рождает звон кристалла светлый.

Невеста севера, царица,
Что в белом саване родится,
Она хранит под коркой льдистой
Тепло души, живой и чистой.

И ждёт весну, свой час урочный,
Когда ручей пробьётся сочный,
Чтоб сбросить зимние оковы
И стать зелёной, юной снова.

Морозный день! Какое чудо!
Прозрачный воздух, колкий, чистый.
Лежит повсюду, изумрудом,
Снег поднебесный, серебристый.

Резьбой искусной на оконце
Узор оставила метель.
И в каждой льдинке искра солнца
Поёт хрустальную капель.

Идёшь — а снег под сапогами
Скрипит, как будто бы смеётся.
И лёгкость с быстрыми шагами
В груди восторгом отзовётся.

Душа, стряхнув свои печали,
Как ветка иней свой стряхнула,
Спешит в безоблачные дали,
Где всё так ново, так светло!

Румянец пышет на щеках,
И пар клубится при дыханье.
И нет ни грусти, ни тоски в глазах —
Одно лишь жизни ликованье!

Закружила, замела
Вьюга белым пухом,
И на землю спать легла
Зимушка-старуха.

Разбросала серебро
На поля и крыши,
Стало чисто и светло,
Стало в мире тише.

На окошках ледяных
Дивные узоры,
В шапках белых, снеговых
Спят леса и горы.

А под вечер, посмотри,
Небо стало алым —
Это пламя от зари
Снег разрисовало.

Ночью выйдет в синеву
Месяц над тропинкой,
И засветится в лесу
Каждая снежинка.

— Скажи, берёза, в час сырой,
Когда туман плывёт рекою,
Не жаль тебе наряд свой золотой,
Что сорван ледяной рукою?

Она в ответ, качнув главой,
Роняет лист, как слёзы, наземь:
— «Мне не впервой терять покой
И спорить с ветреным ненастьем».

— Но холод лютый впереди,
И вьюги злые завыванья...
Не страшно ль ждать одной в пути
Зимы суровой испытанья?

Она молчит. Лишь ветви-сны
Дрожат, нагие и простые:
— «Я буду спать и ждать весны,
Чтоб вновь надеть листы живые».

— Куда, свинцовые громады,
Вы держите свой скорбный путь?
Несёте холод и прохладу,
Спешите на землю дохнуть.

Зачем вы солнце заслонили,
Покрыли небо серой мглой?
И краски лета погубили
Своей холодной пеленой?

Они в ответ плывут безмолвно,
Лишь ветер в их рядах поёт:
— «Мы слёзы льём, чтоб стало ровно
Земле, что отдыха так ждёт».

— «Мы усыпляем долы, нивы,
Чтоб им под снегом сладко спать.
И наши слёзы — не порывы,
А лишь благая тишина и гладь».

— Но в вашем плаче нет отрады,
Лишь серость, холод, пустота...
И нет для сердца той услады,
Что дарит лета красота!

Они плывут, темнея ниже,
И шепчет дождь в сухой листве:
— «Чтоб день весенний стал нам ближе,
Мир должен сгинуть в синеве».

Коварные, ревнивые, пустые,
Порою вздорные, порою ледяные.
Неверные, забывчивые, праздные,
И в помыслах своих однообразные.

Холодные, расчётливые, властные,
Над слабостью мужскою сладострастные.
Болтливые, обидчивые, лживые,
До ужаса порою прихотливые.

Мятежные, лукавые, греховные,
И в речах своих всегда условные.
Завистливые, мстительные, жадные,
И в гневе — беспощадные.

Но всё ж... без них — тоскливые, постылые,
И дни, и ночи — серые, унылые.

Раскинулась над миром пелена,
Безликая, из серой паволоки.
И ночь стоит, безмолвна и темна,
И помыслы печальны и жестоки.

Ни лунный серп, ни звёздный хоровод
Не шлют земле привычного привета.
Но вдруг, пронзив туманный небосвод,
Одна звезда дрожит осколком света.

Как верный страж на дальнем рубеже,
Как огонёк в покинутой обители,
Она горит в израненной душе,
Единственный мой друг и мой спаситель.

И с ней одной, забыв про сон и явь,
Веду я свой безмолвный разговор.
Она — ответ на тысячи «оставь»,
Она — немой, но сладостный укор.

И пусть весь мир окутан пеленой,
Мне дела нет до этой серой скуки.
Пока горит тот лучик надо мной,
Я к небу простираю сердца руки.

Я выхожу на улицу, где вьюга
Мне в волосы вплетает серебро.
Зима — моя давнишняя подруга,
Её дыханье мне несёт добро.

Она мне дарит тишину и сказку,
Где каждый шаг — как первый, чистый лист.
Я надеваю ледяную маску,
Но взгляд мой светел, радостен и чист.

Снежинки, как небесные посланья,
Ложатся на ресницы и уста.
Исполнятся заветные желанья,
Когда вокруг такая красота.

Пусть говорят, что в мире холод правит,
Что сердце замерзает в тишине.
Но он меня нисколько не печалит,
Ведь солнце разгорается во мне.

И в этом царстве белого безмолвья,
Где дремлют реки под хрустальным льдом,
Душа моя находит вдруг условья,
Чтоб строить свой волшебный, светлый дом.

Есть в снежном кружеве зимы
Один особый, тайный день,
Когда из вековой тюрьмы
Выходит сказочный олень.

Когда Мороз, седой старик,
Свой посох достаёт из льда
И примеряет новый лик,
Чтоб вспыхнуть, словно та звезда,

Что поведёт его в пути
Сквозь бури, вьюги и метель.
Ему подарки разнести —
Его единственная цель.

В тот день он слушает ветра,
Что шепчут детские мечты,
И с ночи до самого утра
Рисует на стекле цветы.

Он проверяет саней бег,
Чтоб полозья легко скользили,
И укрывает мягкий снег
Всё то, о чём давно забыли.

Он будит сонных снегирей,
Чтоб песней славили рассвет,
И открывает сотни дверей
В хранилище грядущих лет.

Там дремлют радость и успех,
Игрушки, сладости, добро.
Он собирает звонкий смех
В своё большое серебро.

И лишь когда зайдёт заря,
И мир окутается сном,
Он скажет: «Значит, всё не зря»,
И выйдет тихо напролом…

Навстречу вьюге и пурге,
Сквозь сон лесов и тишь полей.
И звёзды в ледяной дуге
Сияют с каждым днём светлей.

Его помощница-Зима
Ткёт белоснежные ковры,
Чтоб не скучали те дома,
Что ждут таинственной поры.

Медведь в берлоге видит сон
Про мёд и летние луга,
И чудится ему сквозь стон,
Что отступает вьюга.

А Дед Мороз летит стрелой,
Мешок с дарами теребя.
Он помнит адрес твой и мой,
Он не забудет про тебя.

Он знает все твои мечты,
Что прячешь в сердце глубоко,
И те наивные листы,
Что ты писал ему легко.

Он постучится в каждый дом,
Где верят в чудо до сих пор,
И под украшенным окном
Оставит сказочный узор.

И вот когда придёт пора,
И вспыхнет ёлка вся в огнях,
Ты крикнешь радостно: «Ура!»,
Забыв о горестях и днях,

Что были пасмурны, пусты.
Ведь в этом главный его дар —
Дарить тепло средь мерзлоты
И разжигать в душе пожар

Надежды, веры, волшебства,
Чтоб даже самый хмурый лик
Поверил в силу торжества
Хотя бы на единый миг.

Если мир вокруг стал серым,
Потерялся в днях твой след,
Есть простое средство, верь нам,
Чтоб зажечь в окошке свет.
Если хочется историй,
Просто добрых, без прикрас,
В нашем творческом просторе
Ты найдёшь их здесь, у нас!

Здравствуйте! Мы — «Пером и сердцем»!
Открываем в душу дверцу!
В каждой строчке — солнца лучик,
Подберём к печали ключик!
Здравствуйте! Мы — «Пером и сердцем»!
Приглашаем вас согреться!
Здесь живут стихи и проза,
Где зима — не ждёт мороза!

Мы не ищем громкой славы,
Не стремимся поучать.
Мы хотим, чтоб были правы
Те, кто любит помечтать.
Кто-то пишет, кто читает —
Здесь неважно, кто есть кто.
Всех нас дружба согревает,
Словно тёплое пальто!

Здравствуйте! Мы — «Пером и сердцем»!
Открываем в душу дверцу!
В каждой строчке — солнца лучик,
Подберём к печали ключик!
Здравствуйте! Мы — «Пером и сердцем»!
Приглашаем вас согреться!
Здесь живут стихи и проза,
Где зима — не ждёт мороза!

Так что смело заходите,
Оставайтесь, не спеша.
Ведь у каждого в граните
Спрятана своя душа!

«Пером и сердцем»! Запомни, друг!
«Пером и сердцем»! Наш тёплый круг!
Пером и сердцем... сквозь года...
Пером и сердцем... навсегда...

«Пером и сердцем»! Запомни, друг...

Сквозь сугробы иду по колено,
В бороде серебристая вязь.
Пусть метель завывает сиреной,
Мне её нерушимая власть
Лишь на пользу, лишь в сердце отрада,
Подгоняет, чтоб я не притих.
За спиной — для детей всех награда,
Впереди — ожидание их.

Ветер посохом вьюжный играет,
Сыплет снегом в мой красный тулуп.
Но меня этот путь согревает
Теплотой сотен сомкнутых губ.

Эй, кружи, королева-метелица!
Заметай все дороги назад!
Пусть лишь в лучшее людям поверится,
Пусть глаза их огнями горят!
Я несу им не просто подарки —
Я несу им надежду и свет!
Чтобы праздник их сделался ярким
На грядущие тысячи лет!

Мне мороз — друг и старый товарищ,
А сугробы — пуховый ковёр.
Среди этих снегов и пожарищ
Закаляется русский простор.
Пусть пурга завывает всё злее,
Пусть трещат от мороза стволы.
Я иду, ничего не жалея,
Чтоб накрыть для людей всех столы!

Эй, кружи, королева-метелица!
Заметай все дороги назад!
Пусть лишь в лучшее людям поверится,
Пусть глаза их огнями горят!
Я несу им не просто подарки —
Я несу им надежду и свет!
Чтобы праздник их сделался ярким
На грядущие тысячи лет!

Мне метелица косы плела,
Вышивала узором подол.
Вместо зеркала речка была,
Что сковал ледяной произвол.
Мне снежинки — серёжки в ушах,
Инеем вышит мой сарафан.
И румянец горит на щеках,
Что морозом-художником дан.

Ветер-братец зовёт за собой,
В хоровод приглашает лесной.
Слышу я этот клич голубой —
Время праздник встречать нам с тобой!

Закружи меня, вьюга-подруга,
В белом вальсе под песню ветров!
Разлетится пусть весть по округе,
Что мой терем для пляски готов!
Эй, синицы, звените на ветках!
Зайцы, в лапы беритесь скорей!
Нынче в сказочных этих беседках
Будет праздник для всех, для людей!

Я на тройке из льда полечу,
Кони-ветры быстрее летят!
Каждой ёлке зажгу по свечу
Из гирлянд, что на небе горят.
Трону посохом сонную ель —
И она заблестит серебром.
Начинается здесь карусель,
Что наполнит все души добром!

Закружи меня, вьюга-подруга,
В белом вальсе под песню ветров!
Разлетится пусть весть по округе,
Что мой терем для пляски готов!
Эй, синицы, звените на ветках!
Зайцы, в лапы беритесь скорей!
Нынче в сказочных этих беседках
Будет праздник для всех, для людей!

Я не умею подгонять слова
Под строгий ямб иль правильный хорей.
Моя душа по-своему права,
И рифма ей подруги всех верней.

Я не хочу считать по пальцам слоги,
Искать цезуру, строить строфы в ряд.
Мои стихи — неровные дороги,
Где чувства просто с ветром говорят.

Пишу, как плачу, как дышу, как верю,
Как сердце бьётся — то быстрей, то тише.
Я не стучусь в учёных мужей двери,
Пусть судят строго те, кто «сверху слышит».

Им с высоты видней, где слог мой крив,
Где размер сбился, где хромает рифма.
А я пою, свой маленький мотив,
И в этой песне — вся моя молитва.

Скажи мне, ветер, брат степей,
Зачем ты так неукротим?
Кого торопишься скорей
Обнять дыханием своим?

О чём ты шепчешься с травой,
Когда приходишь на луга?
И почему твоей молвой
Полны речные берега?

Где дом твой, ветер-пилигрим?
Где ночью ты находишь кров?
И с кем, свободный и незрим,
Ты делишь тайны вещих снов?

Ты гладишь волны, рвёшь листы,
Поёшь в печной трубе зимой...
Ответь, о чём тоскуешь ты,
Когда теряешь свой покой?

Когда душа от радости поёт,
И счастье наполняет вашу грудь,
Не говорите всем, как вам везёт,
Про свой удачный и безоблачный путь.

Завистливый и любопытный взор
Не терпит блеска в радостных глазах.
Он вынесет вам смертный приговор
За свет, что вы несёте впотьмах.

Когда любовь, как утренняя рань,
Коснётся вас своим святым крылом,
Храните в сердце трепетную дань,
Держите чувства под своим замком.

А если боль сжимает вас в тиски,
И клевета терзает вашу честь,
Не покажите горестной тоски,
Примите всё, как есть, и кто вы есть.

Наденьте маску праздного веселья,
Пусть думают — вам беды нипочём.
Не дайте им вкусить хмельного зелья,
Над вашим скорбным плача палачом.

Душа открытая — подарок для врага.
Я эту истину изведал до конца.
Молчите... В этом мудрость и подмога.
И в этом — сила вашего лица.

Что наша жизнь? Короткий акт в театре,
Где мы играем, не читая роль.
Сегодня — царь на золотом квадрате,
А завтра — нищий, чувствующий боль.

Мы ищем смысл в сплетении событий,
Пытаясь видеть тайный знак судьбы,
Средь горьких и пленительных открытий,
Средь вечной и бессмысленной борьбы.

То вскачь летим, удачею согреты,
То падаем, разбившись о гранит.
И выдаём беззвучные ответы
Тому, кто в небесах за нас молчит.

Но в череде и радостей, и муки,
Пока горит свеча и длится век,
Цените всё: и встречи, и разлуки,
Ведь в этом и есть целый человек.

Пускай учёный судит по уму,
Где в строчках сбой и где не та строка.
Я подчиняюсь сердцу одному,
Его ведёт незримая рука.

Мне не нужны размеры и каноны,
Когда в душе то радость, то гроза.
Мои стихи — не строгие законы,
А то, что не уместятся в словах.

Я их пишу неровно, как придётся,
Как мысль летит, как чувство говорит.
И пусть знаток над рифмой посмеётся —
Моя душа в тех строчках не молчит.

Ему видней, как надо по науке,
Слагать стихи, чтоб гладко было всё.
А я пишу от счастья и от муки,
И это, право, ремесло моё.

Я не из тех, кто прячет в шёлке лесть,
Кто улыбнётся, затаивши камень.
Примите шторм — я та, какая есть,
Со всей своей душой, как будто пламень.

Мой нрав — не сахар, речи — не елей.
Скажу всё в лоб, без тени сожаленья.
Мне кривда мира этого больней,
Чем оттолкнуть притворства наважденье.

Я не умею лгать, хитрить, юлить,
Искать окольный путь, где есть прямая.
И если враг мой прав, то так и быть —
Я, стиснув зубы, правоту признаю.

Пусть говорят: «Горда, неудержима».
Пусть судят за отсутствие прикрас.
Зато моя душа не носит грима,
И смотрит прямо, не отводит глаз.

Вместо кожи — атлас ледяной,
Вместо взгляда — северный ожог.
Я лечу над спящею землёй,
Заметая тысячи дорог.
Мой парфюм — морозная пыльца,
Мой наряд — из инея и звёзд.
Нет у этой сказки нет конца,
Только блеск моих хрустальных слёз.

Под моими ногами — метель,
В моих пальцах — узоры из льда!

Я лечу, кружу, сыплю снег!
Ледяная колдунья-зима!
Замедляет планета свой бег,
От меня все вокруг без ума!
Я — твой сон, я — твой иней на веках,
Королева из царства снегов.
В моих синих, холодных зрачках
Застывает любая любовь!

Не ищи в моём сердце тепла,
Там лишь вечность и белый покой.
Я сегодня все тропы смела
Своей лёгкой алмазной рукой.
Я танцую под шёпот ветров,
В этом вальсе снежинок и тьмы.
Мир уснувший под мой ледяной покров
Будет видеть цветные лишь сны.

Под моими ногами — метель,
В моих пальцах — узоры из льда!

Я лечу, кружу, сыплю снег!
Ледяная колдунья-зима!
Замедляет планета свой бег,
От меня все вокруг без ума!
Я — твой сон, я — твой иней на веках,
Королева из царства снегов.
В моих синих, холодных зрачках
Застывает любая любовь!

Тише... слышишь, как бьётся пульс зимы?
Это я... это мой каприз...
В этом царстве хрустальной кутерьмы
Я лечу то вверх, то вниз...

Я лечу, кружу, сыплю снег!
Ледяная колдунья-зима!
Замедляет планета свой бег,
От меня все вокруг без ума!
Я — твой сон, я — твой иней на веках,
Королева из царства снегов.
В моих синих, холодных зрачках
Застывает любая любовь!

Кружу... сыплю... лечу...
Застывает любовь...

Бархат ночи лёг на город сонный,
Спят дома под шапкой снеговой.
Но в груди стучит мотив неоновый,
Нарушая ледяной покой.
Выхожу на улицу бесшумно,
Воздух пахнет тайной и зимой.
В эту ночь вести себя безумно
Мне позволил звёздный свет немой.

С неба падает звёздная крошка,
Мир меняется прямо сейчас!

Это зимняя ночь, ночь, ночь!
Волшебной кистью рисует Зима!
Все тревоги уносятся прочь,
Я от этого света схожу с ума!
Это зимняя ночь, ночь, ночь!
И снежинки летят, как неон!
Мне никто не сумеет помочь —
Я попала в её сладкий плен, в дивный сон!

На ресницах тают блёстки света,
На губах — дыхание луны.
Я — героиня главного сюжета
Этой нереальной стороны.
Королева вьюг взмахнула кистью —
И деревья в стразах изо льда.
Подчиняюсь я её капризам,
Отвечая танцем только «да»!

С неба падает звёздная крошка,
Мир меняется прямо сейчас!

Это зимняя ночь, ночь, ночь!
Волшебной кистью рисует Зима!
Все тревоги уносятся прочь,
Я от этого света схожу с ума!
Это зимняя ночь, ночь, ночь!
И снежинки летят, как неон!
Мне никто не сумеет помочь —
Я попала в её сладкий плен, в дивный сон!

Пульс всё чаще, сердце бьётся в ритме,
Снежный вихрь меня зовёт, манит.
В ледяной, волшебной этой битве
Моя радость — главный фаворит!

Это зимняя ночь, ночь, ночь!
Волшебной кистью рисует Зима!
Все тревоги уносятся прочь,
Я от этого света схожу с ума!
Это зимняя ночь, ночь, ночь!
И снежинки летят, как неон!
Мне никто не сумеет помочь —
Я попала в её сладкий плен, в дивный сон!

Ночь, ночь, ночь...
Как неон...
В её сладкий плен...

Замер город в белом плену,
Ночь рассыпала звёзды-конфетти.
Я ловлю на лету тишину,
Что хрустит под ногой на пути.
Мир укутан в пуховый платок,
И деревья стоят в серебре.
Каждый выдох — как дымный цветок,
Что растаял в седом январе.

Смотри, на каждом окне
Волшебник кистью провёл!

А снег летит, летит, летит,
КружИт хрустальный хоровод!
И сердце радостно стучит,
Встречая снежный Новый год!
Мороз рисует кружева,
Искрится инея алмаз.
Зима-волшебница жива,
И эта сказка — лишь для нас!

Миллиарды снежинок-огней
Вьются в танце под светом луны.
Стал привычный пейзаж вдруг родней,
Словно вихри хрустальной волны.
Воздух чистый и колкий, как лёд,
Щиплет щёки румяным огнём.
Этот миг нас с тобою зовёт,
Мы поём, мы танцуем, живём!

Смотри, на каждом окне
Волшебник кистью провёл!

А снег летит, летит, летит,
КружИт хрустальный хоровод!
И сердце радостно стучит,
Встречая снежный Новый год!
Мороз рисует кружева,
Искрится инея алмаз.
Зима-волшебница жива,
И эта сказка — лишь для нас!

Слышишь звон? Это льдинки звенят!
Видишь блеск? Это звёздный парад!
В этом ритме и стуже ночной
Закружись в этом танце со мной!

А снег летит, летит, летит,
КружИт хрустальный хоровод!
И сердце радостно стучит,
Встречая снежный Новый год!
Мороз рисует кружева,
Искрится инея алмаз.
Зима-волшебница жива,
И эта сказка — лишь для нас!

Лишь для нас... этот танец...
Этот блеск... этот час...

Он был бродяга, вечный пилигрим,
Свободный Ветер, сын седых равнин.
Он прилетел на север, чуть дыша,
Где спал весь мир, и где жила душа
Холодной девы, строгой Госпожи,
Что чертит льдом на окнах виражи.

Она спала в хрустальной тишине,
Укрыта снежным шёлком в полусне.
Но он ворвался, дерзкий и шальной,
И закружил её одной волной!

И Ветер танцевал с седой Зимой!
Под быстрый бит, под рокот снеговой!
Кружилась вьюга, поднимая пыль,
Сплетая в танце небыль или быль!
Срывая шапки с ледяных вершин,
Он был слуга, она — его аршин!
В объятьях страсти, в вихре белизны
Рождались их безумные сыны — метели и бураны!

Она смеялась звонко, как капель,
Когда он ей насвистывал апрель.
Она дарила холод синих глаз,
А он в ответ — свой самый дикий пляс.
Он рвал подолы снежных покрывал,
Её в объятьях смело целовал,
И таял лёд от дерзости такой,
Теряла дева ледяной покой.

Она хотела вечно с ним кружить,
О правилах и сроках позабыть.
Но танец их был ярок и недолг,
В нём был восторг и был суровый долг...

И Ветер танцевал с седой Зимой!
Под быстрый бит, под рокот снеговой!
Кружилась вьюга, поднимая пыль,
Сплетая в танце небыль или быль!
Срывая шапки с ледяных вершин,
Он был слуга, она — его аршин!
В объятьях страсти, в вихре белизны
Рождались их безумные сыны — метели и бураны!

Но близок час, и солнце бьёт в зенит,
Их танец страстный скоро догорит.
Он улетит встречать сестру-Весну,
Оставив Зиму в ледяном плену...
Одну...

Он улетит... Он улетит...
Она простит... Она простит...

Над миром сонным, в царстве тишины,
Где реки спят, закованные в льдины,
Жила царица, дева-госпожа,
Дыханьем стужу в воздухе множа.
Её покой был строг и молчалив,
Лишь иней ткал причудливый мотив.

Но он пришёл, бродяга без дорог,
Степной бунтарь, что одинок и строг.
Свободный Ветер, он не знал оков,
Смеялся в гривы белых облаков.
Ворвался он в её хрустальный зал,
На танец дерзко так её позвал.

Она взглянула холодом в ответ,
Но он шепнул: «Забудь про свой запрет!»
Он закружил её в руках своих,
И мир застывший ожил в тот же миг!

И закружилась белая метель,
Как будто сорванная с петель!
Зима и Ветер, лёд и благодать,
Им было суждено вдвоём летать!
Он ей дарил размах орлиных крыл,
Она ему — всю нежность белых крил.
Их танец — вихрь, их песня — волчий вой,
Над скованной, заснеженной землёй!

Он целовал её седые пряди,
Скользил по снежной, шелестящей глади.
Она в ответ, забыв про вечный сон,
Смеялась в такт, попав в его полон.
И падал снег, не колкий, а хмельной,
Укутывая землю пеленой.

И закружилась белая метель,
Как будто сорванная с петель!
Зима и Ветер, лёд и благодать,
Им было суждено вдвоём летать!
Он ей дарил размах орлиных крыл,
Она ему — всю нежность белых крил.
Их танец — вихрь, их песня — волчий вой,
Над скованной, заснеженной землёй!

Но тает ночь, и близится рассвет,
Их танцу отмерен краткий век.
Ему лететь, встречать тепло весны,
Ей — дожидаться следующей зимы.
Он улетит, оставив только звук...
Предвестник их неминуемых разлук.

Расплавился воздух, и тени длинней,
И солью пропитан закатный песок.
Он прибыл сюда из далёких полей,
Горячий и пряный, степной ветерок.
Принёс ароматы согретой травы,
И запахи хвои, и диких цветов.
И стало легко посреди синевы,
Вдали от тяжёлых оков городов.

Он ей что-то шепчет, знакомый мотив,
Касаясь волос, золотых из-за зноя.
И Лето, глаза от лучей приоткрыв,
Готово кружиться всю ночь за ним следом...

И Ветер танцует с ленивым Летом,
На раскалённой кромке синих вод.
Он пьян его теплом, его ответом,
И замедляет свой шальной полёт.
Она смеётся, рассыпая звёзды
На бархат неба, тёмный, как вино.
Их танец был и прост, и очень сложен,
Как лучшее немое кино.

Он с ней заиграл, как с прозрачною шалью,
Что сброшена с бронзовых, солнечных плеч.
Он звал её вдаль, за туманную дальность,
Чтоб танец их вечный от всех уберечь.
Он путал ей пряди волос непослушных,
И нежно сушил на щеках соль слезы.
И мир стал для них совершенно бездушным,
Лишь блики, песок и движенья просты.

Он ей что-то шепчет, знакомый мотив,
Касаясь волос, золотых из-за зноя.
И Лето, глаза от лучей приоткрыв,
Готово кружиться всю ночь за ним следом...

И Ветер танцует с ленивым Летом,
На раскалённой кромке синих вод.
Он пьян его теплом, его ответом,
И замедляет свой шальной полёт.
Она смеётся, рассыпая звёзды
На бархат неба, тёмный, как вино.
Их танец был и прост, и очень сложен,
Как лучшее немое кино.

Как кино... немое кино...
Их танец... лето...

Я прилетел из выжженных степей,
Где Лето свой окончило сонет.
Я видел сотни троп, и сотни дней,
Но лишь в тебе нашёл багряный свет.
Ты жгла костры из золотой листвы,
И воздух пах туманом и дождём.
Меня ждала ты, не подняв главы,
И мы останемся с тобой вдвоём.

Я не ворвался, не нарушил сна,
Я лишь коснулся рукава легко.
Ты так прекрасна, хоть и не Весна,
И до зимы так близко, далеко...

«Танцую я с тобой, моя Осень,
Под тихий плач озябших журавлей.
Хочу укрыть небесной просинью
От будущих, неласковых дождей.
Ты кружишься так молча и устало,
Роняя золото из рыжих кос.
Наш вальс — про всё, что миновало,
И про печаль, что я с собой принёс».

Я помню, как ты юною была,
В зелёном платье, с россыпью веснушек.
Как ты цвела, как ты меня ждала
Под шёпот сосен и болтовню кукушек.
Теперь твой взгляд глубок и полон слёз,
Прозрачных, как октябрьская вода.
Я целовал следы увядших роз
И понимал, что это — навсегда.

«Танцую я с тобой, моя Осень,
Под тихий плач озябших журавлей.
Хочу укрыть небесной просинью
От будущих, неласковых дождей.
Ты кружишься так молча и устало,
Роняя золото из рыжих кос.
Наш вальс — про всё, что миновало,
И про печаль, что я с собой принёс».

Последний лист сорвётся с ветки... тихо...
Последний круг... и я тебя покину.
Я улечу, чтоб встретить белых вихрей...
А ты уснёшь... до следующей поры...

Уснёшь...