Стихи на день заповедников и национальных парков

Задрожала дева-ива,
гнётся тоненьким стволом –
ветер, ветреник болтливый
сжёг листву горячим ртом.

Он явился ночью звёздной
очень юн и очень свеж
беззаботный несерьёзный,
полный радостных надежд.

Ароматом трав последних
обдаёт из озорства,
у нагих твоих коленей
шепчет нежные слова.

Ты признаний тех не слушай
зря листвою не шуми
и, встревоженная, лучше
к клёну голову склони.

Потянись к нему ветвями,
приголубь его чуть-чуть,
вы сплетаетесь корнями,
вы - едины, в этом суть.

И цветы, и травы отягчают росы,
а лучи восхода их так жадно пьют.
У пруда белеют юные берёзы,
отражая в водах красоту свою.

Небеса для света снова распахнулись,
поглощает звуки тающий туман,
пропадая, звёзды сонно улыбнулись
миру рек лучистых и лесных полян.

Пламенем холодным, несказанно синим
за деревней старой полыхает лён,
говорит о чём-то с утренней Россией
в васильки зашедший тонконогий клён.

Вот озеро, как зеркало большое
в узорной раме трав и ивняка
вздыхает потаенно и слегка
колышет лоно водного настоя.

Вокруг царит такая тишина,
что слышу я шуршанье тонких веток,
бессонницу рождая у поэтов,
сияет в небе белая луна.

И много звезд (то полночи каприз)
тяжелых, словно маленькие слитки,
висящих на незримых тонких нитках,
и изредка срывающихся вниз.

Но очень скоро птицы запоют,
и убегут таинственные тени.
Я чувствую, как тысячи растений
зарю всем существом своим зовут.

Загляни в весенний лес
в месяце апреле.
Там живут среди чудес
липы, клены, ели.

Там прозрачные ручьи,
словно на картинке.
Солнца яркие лучи
топят в лужах льдинки.

Еще птицы не поют,
и не вспухли почки,
но подснежники цветут
на высокой кочке.

Пробуждается от сна
юная природа,
улыбается весна
прямо с небосвода.

Древний лес, где живут великаны,
где дубы в три обхвата растут,
где на травах дымятся туманы
и росу серебренную льют.

Где предскажут судьбу ворожеи,
если сможете их отыскать,
где по небу трехглавые змеи
между звезд научились летать.

Где лесной с бородою зеленой
с лешим брагу из ландышей пьет
и с лисавкой в фальшивой короне
песни тонким фальцетом поет.

Где болотницы горько рыдают
в самых топких опасных местах
и лягушачьи ноги скрывают,
сидя в белых купавках-цветах.

В этот сумрачный лес заповедный
просто так ни за что не дойти,
ни одной нет тропинки заметной,
и известного нету пути.

Вновь на буграх, насытившихся влагой
букетами – подснежников цветы,
пропахшие весенней терпкой брагой,
растущие средь леса наготы.

Они на стебельках, качаясь, гнутся
в седую прошлогоднюю траву,
и солнца блики радостно смеются,
растапливая снежную канву.

Ты бери побольше из дому корзину,
в лес пойдем сегодня утром по малину.
В узелке пусть будут пирожки с капустой,
два яйца вареных, да огурчик хрусткий.

Знаю я опушку с дивным малинняком,
там стоит береза с вырубленным знаком,
а с кустов зеленых каплями свисают
гроздья алых ягод, соком истекают.

Перезрели, видно, падают на землю.
Так пойдем сегодня утром за деревню?

Головки зонтами одеты,
они так изящны, легки,
из них составляю букеты,
их часто вплетаю в венки.

Поверьте, цветы не невзрачны,
напротив, нежны и милы,
их май породил, не иначе,
владелец волшебной иглы.

Он белый узор на зеленом
на пяльцах старательно шил,
шедевр, красотой озаренный,
расщедрившись, нам подарил.

Я иду по тропинке лесной,
белки прячутся в чаще, трусихи,
терпко пахнет душистой смолой,
а еще – перезревшей черникой.

Паутины свисают с ветвей,
в редких лучиках солнца сверкая,
у древесных могучих корней
полыхают цветы иван-чая.

По бокам великанами в ряд
возвышаются статные ели.
Комары кровожадно звенят,
до чего же они надоели.

Нынче много грибов собрала
крепких белых и очень красивых.
Пусть корзинка моя тяжела,
я домой возвращаюсь счастливой.

Вечер, вечер, какой ты красивый,
дня вершится привычный распад,
обжигает край неба закат,
угасающий неторопливо.

Красный, розовый и золотой.
Как палитра природы богата!
В ней – преддверие будущих радуг,
изгибающихся дугой.

Сумрак ткет свою зыбкую сеть,
превратившись на час в шелкопряда,
чтоб алмазами древнего клада
стали звезды на небе гореть.

Всюду массой темнеет листва,
тяжело на ветру шевелится,
обрамляя простор композиций
в восхитительные кружева.

О. как много сейчас соловьев
в тишину свои трели вплетают,
и природа вокруг обретает
облик райских забытых садов.

И отсюда я, нет, не уйду.
Пусть прохлада на плечи мне ляжет.
Скоро ночь свою сказку расскажет,
Красота породит красоту.

Васильки по колено,
тонет в просини взгляд.
Я из вашего плена
не уйду в снегопад.

Пусть летит он, белея,
с голубой высоты,
я любить не умею
ледяные цветы.

Вы дрожите, живые,
аромат на ветру.
Небеса подарили
вам свою синеву.

Вас в букет не сорву я,
и в венок не вплету,
лишь в душе зарисую,
сохраню красоту.

Вы так хрупки и тленны,
но вы вместе со мной,
васильки по колено.
Даже снежной зимой.

Пятилепестковое чудо,
сиренево-розовый цвет.
Конечно же, я не забуду
забрать вас в свой летний букет.

Вы лучшие краски восхода
впитали. Расти и гори.
На фоне пастельной природы
нам дарите краски зари.

Вас нужно срывать осторожно,
чтоб не поломались в руках.
И пусть вы совсем не роскошны,
вам место найдется в стихах.

В час прощанья с ночью длинной,
видные едва,
вновь раскинут паутины
сети-кружева.

Посмотри, они повсюду,
зыбкие весы.
В них сверкают изумруды -
капельки росы.

Но, как только солнце сонно
оглядит простор,
вспыхнет золотом червонным
тонкий их узор.

И тогда уж чудо-нити
для неспящих нас
будут лучшим из событий
в этот ранний час.

Я люблю отягченные вишни.
опустившие ветки в траву.
Хорошо бы под вечер неслышно
соловья наблюдать сквозь листву.

Я люблю голубую прохладу
наших северных грустных озер,
отражающих выгибы радуг
и закатов летящий узор.

Я люблю журавлей длинноногих
на болотинах, выстланных мхом,
зов их жалобный в небе высоком,
треугольник с седым вожаком.

Я люблю скирды толстые сена
в опустевших за лето лугах,
сладкий запах цветочного плена,
и ромашек охапки в руках.

Я люблю лошадей утомленных,
гривы в серой дорожной пыли,
пьющих теплую воду затонов
или ржущих протяжно в дали.

Я люблю деревенские храмы,
где все стены пестры от икон,
облик старых погостов с крестами,
с колокольни несущийся звон.

Красота этой периферии
отпечаталась в душу мою.
О своей ненаглядной России,
лишь с восторгом в стихах говорю

Расплескало небо просинь,
подожгло лучей потоки,
смотрит, как ведьмачка Осень
кружит листья на дороге.
Ярко-рыжая красотка
в жёлтом платье с красной шалью
со стремительной походкой
и усмешкой под вуалью.
Слов старинных чернокнижных
она выучила много -
то ближайший лес распишет,
словно царские чертоги,
то туманы напускает,
чтобы было всё чудесней,
то дожди плясать заставит,
под ветов летучих песни.
Колдовские заклинанья
всю округу изменили,
к ледяной зиме хрустальной
сто тропинок проторили.

Слышишь, травы звенят на лугу
невидимок-цикад голосами,
мы их нежно погладим руками,
мы сомнём их с тобой на бегу.

Ночью землю закат обагрит,
мы придём в шелковистые чащи
и, вдыхая их запах пьянящий,
будем песни слагать до зари.

Пусть опять подожжёт окоём
на светлеющем небе рубины,
и тогда для подростка-рябины
мы сонеты свои пропоём.

Вокруг меня – бескрайние просторы,
темна вода проснувшейся реки.
Я слышу лип и кленов разговоры,
зашедших по колено в васильки.

С востока излучается сиянье
и ширится в потоке золотом.
Октябрьскою предутреннею ранью
играет осень с огненным конем.

Он бьет копытом, голову склоняя,
и искры рассыпаются вокруг,
листву пунцовой краской зажигая,
пятная рыжей охрой ближний луг.

Нынче разноцветье на земле –
золото, опалы и агаты,
и прекрасней стали в октябре
яркие восходы и закаты.

Хрупкую калину притянув,
ягоды губами обрываю,
чувствую, что в сердце не потух
изумрудный отголосок мая.

И снова осень все дороги
ковром из листьев замела
и с гордым взглядом недотроги
в аллею старую вошла.

Роскошной женщиной явилась,
несущей поздние цветы,
чтоб сердце каждого забилось
от этой яркой красоты.

В плаще, подбитом горностаем,
с копной каштановых кудрей,
она дождём повелевает,
бродяга-ветер служит ей.

Она явилась к нам царицей,
власть излучает тёмный взгляд.
Вспорхнёт, взовьётся, закружится,
приказ услышав, листопад.

Вот озеро, как зеркало большое
в узорной раме трав и ивняка
вздыхает потаенно и слегка
колышет лоно водного настоя.

Вокруг царит такая тишина,
что слышу я шуршанье тонких веток,
бессонницу рождая у поэтов,
сияет в небе белая луна.

И много звезд (то полночи каприз)
тяжелых, словно маленькие слитки,
висящих на незримых тонких нитках,
и изредка срывающихся вниз.

Но очень скоро птицы запоют,
и убегут таинственные тени.
Я чувствую, как тысячи растений
зарю всем существом своим зовут.