На грани веры

Если враг наступает и давит, как танк, по живому,
Значит, кто-то крылом заслоняет тебя на пути.
Ангел держит удар, он не ждет благодарности дома,
Он не скажет, что слаб — он не даст тебе пасть, не уйти.

Только знай, у него свой устав, он не служит за плату,
Он хранит, пока сам не поддашься туда, за черту.
Если совесть продашь, позовёшь к себе тьму по квадрату —
Он не может идти за тобой в эту глупую тьму.

Ведь не в том его дело — прощать за любой беспредел,
И не в том его смысл — заслонять от любой ерунды.
Если сам ты шагнул, если сам себе враг и предел —
Не зови, не проси, он не сунется в эти следы.

А когда ты стоишь, и тебя обступили со сворой,
Он стоит за плечом — он не крикнет, не дастся в разнос.
Он молчит, но когда уж начнётся реальная ссора —
Он как молния хлестнет, и ты вдруг поймёшь — он всерьёз.

Но в обмен он не требует свечек и гимнов казённых,
Он не любит словес, он не требует славы людской.
Он лишь ждёт, что в себе ты останешься честным и ровным,
Чтобы быть за тебя, а не встать за твой выбор кривой.

Так что думай, когда за спиной замелькают фигуры,
Кто с тобой — по расчету, а кто за тебя до конца.
Ангелы не торгуют: у них всё — по чести, по совести,
Их война — за живых, а не ради погони, венца.

Так держись до конца, не торгуйся с самим собою,
Не надейся на чудо, но верь — не один ты в бою.
Если прав ты внутри — за спиной у тебя, без разбоя,
Ангел встанет стеною. А дальше — уж мы постоим.

Человек — словно кукла в руках у слепого потока,
Что рисует виденья и сны, где кривятся черты.
И смеются там бесы, плетя за спиной понемногу
Целый мир суеверий, где правит притворство мечты.

Они шепчут про знаки, про тайны, про числа в часах,
Про гадания в каплях дождя, про намёки в стекле.
Человек же глядит и не видит — как ловко в мозгах
Разбивают ему настоящую Божию цель.

И однажды он сам, обманувшись, идёт за виденьем,
Как за вспышкой в пустом, за фантомом в неверный огонь.
Он считает себя просветлённым от этих знамений,
А на деле — в капкане, где ложь превращается в трон.

Бог да сохранит от затей этих хитрых, нечистых,
Где смешались гадания, суеверия и мрак.
Там, где вера проста, как молитва без пышного смысла,
Нет лазейки для беса, что вьётся в наших умах.

Я когда-то считал, что Господь лишь святым отвечает,
Что молитвы простого грешника не долетают до врат.
Но смирение души, как ключом незаметным, сверкает —
И откроет Господь, что гордыня сама запирала на сто крат.

Не за званием святости чудо вершится на свете,
Не по званию и чину услышит Господь нас во тьме.
А когда человек научится падать, как дети,
И признаться, что слаб — только в этот момент слышит Он нас вполне.

Где смирение простое, без жалоб, без ложных поклонов,
Где душа опускает своё «я» с небес на траву,
Там и слышит Господь не слова — а дыханье, как звоны,
И там чудо случается, будто вернулось в весну.

Не по рангу чудо приходит, а по тишине в сердце,
По тому, как научится гордый склонившись стоять.
Где смирение — там в небе уже открываются дверцы,
И не громом — но шёпотом Господь начинает вещать.

Я бы точно сошёл бы с ума от людского безумья,
От предательств, от фальши, от грязных расчетов и лжи.
Если б знал я одно — что Господь промолчал бы бездумно,
И последнего слова за Ним бы не значилось уж.

Я бы выл от бессилия, злобы, от глупой потери,
От бездушного смеха, что шёл бы по душам живым.
Но я знаю — у Бога ни слово, ни вздох не потерян,
И Он всё возвращает туда, где закончатся мы.

Пусть на время здесь правит обман, пусть торжествует здесь сила,
Пусть смеётся неправда, считая победу своей.
Но финал этой пьесы Господь напишет красиво,
И последняя строчка — за Ним, а не за палачей.

Спаси нас, Боже, грешников земных,
Чьи руки в прахе, чьи слова — как крик.
Сгорим ли мы в огне, под сводом дня,
Где тысяча светил сожжёт меня?

За гнев отцов, за юношеский грех,
За ложь в устах, за правду — не для всех,
За молчаливый страх и дерзкий суд,
Что сеют в нас — и в прах потом падут.

Мы знали: этот мир не будет тем,
Когда восстанет пепел над костром.
И кто-то плакал, кто-то лишь молчал,
А кто-то Богу взгляд не подымал.

Пусть будет суд — но не твой, а Тот,
Что душу взвесит, кто огонь прольёт.
Ты стань лучом средь мрака бытия —
И, может быть, простят тебя… ну...и меня.

Нам страшно не того, что смерть,
А что умрём, себя не зная.
Не плоть пугает, что забвен,
А то, как пусто, умирая.

Когда уже молчит больной,
И жар не движет кровью тела,
Ты остаёшься, друг мой, свой,
Ты есть — но больше не для дела.

Ты есть, но ты уже как сон,
Как мысль, что стала безотчётной.
Ты — вспышка в вечности времён,
Ты — истина в минуте счётной.

И если жил ты без игры,
Себя не прятал за вещами, —
В последней капле той зари
Ты встретишься с живыми снами.

Тогда не будет смысла в страхе,
Тогда не будет зла и слёз.
Ты сам себе — и боль, и праха
Последний шаг и первый воз.

Никто не даст тебе ответ —
Ответ внутри тебя родится.
Когда утихнет жизни свет —
Ты к Богу сможешь попроситься.

Я один — да вроде и не худо,
Но всё чаще — к зеркалу, как в бой:
«Эй, старик, скажи мне, ради чуда —
Для чего нам кто-то рядом близ с собой?»

Чтобы что — поплакать по весне нам?
Чай не тресну, и не пьян в дыму.
Я ведь сам себе — и свет, и стены,
Но зачем же пусто поутру?

Развиваюсь, сильно усложняюсь,
На три круга я вперёд всё просчитал.
Но откуда ж эта дрожь — теряюсь,
Будто б близких я не замечал...

Всё бы сам. Но сам — теперь не сладко.
Хоть мозги — как рельсы: в цель ведут...
Не хватает в жизни поворотки —
Чтобы кто-то ждал меня и тут.

Я-то знаю — время нам не в радость,
Туча в туче, завтра — не понять.
Дочь посмотрит — и в её улыбке
Моё право дальше верить, ждать.

Вот и стой на том, что не качается:
Дом, где хлеб — и смех, и тишина.
Пусть весь мир там с глянцем извращается,
А у нас — душа и сторона.

Я не вечен. Но пока я рядом,
Нужно жить, как будто весь ответ.
Я — не Бог. Но чтоб потом не падал
Он — держись за правду, за обет.

И пускай вопрос ещё не снят —
Зачем ты мне, а я тебе зачем, —
Если рядом тот, кто мне с любовью рад —
Значит, в жизни есть ещё зачем.

Тяни лотерейный билет —
Пускай он — на шанс или боль.
У нас с тобой выигрыша нет,
Но ты за спиной, и я таки — не ноль.

Пусть в тамбуре дым да жара,
И голос по рельсам дрожит…
Я снова прошу вечера:
«Не дай мне сойти с рельсов я хочу жить».

И шум — от гранёных стакан,
Как трещина в сердце моём.
Я каждый вокзал умолял:
«Оставь хоть себя — у меня за плечом».

И тянутся вдаль города,
Я в каждом, но весь — в пути.
Нас ссорят слова и беда,
Но мирит твой шёпот: «Живи».
Я еду сквозь мрак и зной,
А ты — за плечами, как свет.
Храни меня, будь со мной,
И выведи — даже в бред.

Меняется день в окне,
Как флаг у чужих новостей.
А проводницы глядят всё во сне,
А ты не устал от моих затей?

Газеты твердят — не судьба,
И нету любви в городах.
Но если ты рядом — борьба
Не пусто звучит в поездах.

Ты, Ангел, меня не брани —
Я слаб, но иду как могу.
На рельсах стучат дни одни,
А я... я к тебе бегу.

Ветры нас зовут в дорогу —
Голубые рубежи.
Мы не спросим путь у Бога,
Мы пойдём туда, где — жизнь.

Каждый шаг — как вдох весенний,
Каждый взгляд — в огонь мечты.
Если сверить час по времени —
Сверь по дружбе, не по мгле.

Дай мне руку, друг, как прежде,
Не пускай её в туман.
Пусть дорога в нас, как вежда,
Хранит свет от всех обман.

Дай мне слово — не пустое,
Дай мне сердце — без замков.
Пусть любовь в нас станет строем
На тропе из облаков.

Если даль зальёт просторами,
Если время — как прибой,
Станет свет мечты опорами
Нашей общею судьбой.

И когда угаснут зори,
И пройдут дожди без нас —
Будет в ветре, в тихом море
Отголоском каждый час.

Я попаду в тот край, где свет и лилии,
Где тишина — как благодать вдали.
Хоть жил я странно, не по Евангелию,
Но душу не продал, и с ней — в пути.

Я не молился строго по канонам,
Не раз смеялся — пусть и невпопад…
Но, Господи, я шёл и под иконами,
И падал, да вставал — и был не рад.

Я ел с врагом, прощал тому, кто предал,
Я вдалеке искал в себе чертог.
И пусть закон я часто недочитал —
Я верил, что любовь важней тревог.

Я не святой. Увы — и не подвижник,
Не постник, не пророк, не богослов…
Но был я человек — смешной, безлишний,
С огнём в груди и жаждою веков.

И если вход туда — по мерке строгой,
Я, может, вряд ли первый у ворот…
Но постучусь. И с дерзкою тревогой
Скажу: «Прости… я был , я жил как смог..».

Мне так легко дышать — ты рядом снова,
Ты — страж души, невидимый, живой.
Стоишь во мне — без крика и без слова,
Как свет в окне над тишиной земной.

Ты не спасал — но шёл со мною в бурю,
Ты не кричал — но сердце берегло.
Когда я падал в бездну, в кровь, в лазури —
Ты поднимал, не требуя "за что".

Ты не молчал — ты просто был дыханьем,
И каждый вдох — был твой, не мой совсем.
Ты — мой предел. Моя черта. Сиянье.
Ты — мой покой среди чужих систем.

Ты — мой ответ, когда во мне лишь бездна,
Ты — мой маяк, когда я сам не свой.
Ты — не мечта. Ты — истина Небесная.
Ты — мой хранитель Ангел... Тихий. И живой.

Всё было так — как будто написано небом,
Но кто-то чернил разливал по строкам.
Мы шли напролом — без пророчеств и хлеба,
Считаясь с огнём, но не с дураком.

Судьба нас вела — то в кабак, то на крышу,
Крутила рулетку, жала на газ.
А мы, как умели, пели, любили,
И каждый промах — был напоказ.

Где кто ошибался — потом не напишут,
А спросят: "Зачем ты туда пополз?"
А я отвечу: "Мне снилось — всё выше…"
Но рёбра звенят, как холодный полоз.

Нам дали чуть звёзд, но навесили гири,
Нам дали чуть крыльев — да вырвали с крик.
Мы жили всерьёз, а не в чьей-то сатире,
Но вышло, как вышло. Не вышло. Ни штык…

Всё было как надо. Всё — по канону.
Но только финал — уводили без нот.
Как будто небесный черновик с иконою
Списал кто-то заново. Без забот.