Александру Назаренко
и экипажу теплохода «Шота Руставели»
Лошадей двадцать тысяч в машины зажаты –
И хрипят табуны, стервенея, внизу.
На глазах от натуги худеют канаты,
Из себя на причал выжимая слезу.
И команды короткие, злые
Быстрый ветер уносит во тьму:
«Кранцы за борт!», «Отдать носовые!»
И – «Буксир, подработать корму!»
Капитан, чуть улыбаясь,–
Молвил только «Молодцы»,–
Тем, кто с сушей расставаясь,
Не хотел рубить концы.
Переход – двадцать дней, – рассыхаются шлюпки,
Нынче утром последний отстал альбатрос...
Хоть бы – шторм! Или лучше – чтоб в радиорубке
Обалдевший радист принял чей-нибудь SOS.
Так и есть: трое – месяц в корыте,
Яхту вдребезги кит размотал...
Так за что вы нас благодарите –
Вам спасибо за этот аврал!
Только снова назад обращаются взоры –
Цепко держит земля, все и так и не так:
Почему слишком долго не сходятся створы,
Почему слишком часто мигает маяк?!
Капитан, чуть улыбаясь,
Молвил тихо: «Молодцы!»
Тем, кто с жизнью расставаясь,
Не хотел рубить концы.
И опять будут Фиджи, и порт Кюрасао,
И еще черта в ступе и бог знает что,
И красивейший в мире фиорд Мильфорсаун –
Все, куда я ногой не ступал, но зато –
Пришвартуетесь вы на Таити
И прокрутите запись мою,–
Через самый большой усилитель
Я про вас на Таити спою.
Скажет мастер, улыбаясь,
Мне и песне: «Молодцы!»
Так, на суше оставаясь,
Я везде креплю концы.
И опять продвигается, словно на ринге,
По воде осторожная тень корабля.
В напряженье матросы, ослаблены шпринги...
Руль полборта налево – и в прошлом земля!
1971