Трепещущий сгусток бессонных дорог,
Пылающий дымный след,
Металла и камня недвижный поток,
Реклам лихорадочный свет.
Над смрадом казарм
И гангреной лачуг
Тюрьма – его торжество,
И золотом жирным сочились вокруг
Дворцы и храмы его.
Он салом витрин оплывал,
И рос
До апофеоза торг;
Он символом злым над тобой вознес
Последним убежищем
Морг.
Ты занумерован и замкнут в круг,
От конвейера неотделим;
Как будто не кровь в мускулах рук,
А масло машин по венам сухим.
В лабораториях, в мастерских,
У стратегических карт страны,
Над аппаратами желчью ник
Огнепоклонник Войны.
Как желтые головы, колбы в ряд;
Здесь хлор змеился в трубе...
(Сынишка беспечный, ведь этот яд
Готовят враги
Тебе.)
А в свете реклам,
Среди калек,
Под накипью дымящихся крыш,
Метался, обезумев, человек,
Как в пламенной мышеловке мышь.
Недолог выбор, когда – ни гроша:
Отрава, петля, колесо.
Над самоубийцей, тиной дрожа,
Канал замыкал кольцо.
Как самоубийца, задыхался закат
Под лязг алюминьевых птиц,
И гнойный вздымался над городом чад
От боен и от больниц...
– Товарищ! – тут я услышал зов,
Над Красной площадью бой часов,
И чужедальной жизни иной
Призрак исчез предо мной.
Мы шли весенней веселой толпой,
Мы улицей шли родной.
Созвездье Кремля сияло нам,
И сверстники наши вокруг
Трудились, склонясь к станкам,
к чертежам,
Не покладая рук.
И звезды, как птицы,
В стропилах, в листве,
И прадедом властвовал дуб,
И месяц прорезался в синеве,
Как первый и крепкий зуб.
Отчизна! Мы молоды и сильны.
На страже на всех рубежах страны
Стоим с открытым лицом...
Сынишка затих на коленях жены,
Под жарким, тугим материнским соском
Захлебываясь молоком...
Еще бездорожье: проселки да гать.
Преград и невзгод нам не миновать,–
Но труд наш в почете,
И солнце в чести,
И дружной поступи нашей под стать
Песня в дороге
О молодости...
1926