Благодарю вас за войну,
За инфляцию и имиграцию,
За век терпящую страну,
И за свободы имитацию.

Нет больше счастья — всё оставить там.
Нет выше доли — странствовать по льдам,
И не был ты так близок к Богу,
Как вновь ступивши на дорогу,
Среди пустых равнин —
Один.

В Канаде, где простор велик и нем,
Нет слаще доли - быть никем.

I
Опять вы просите стихов
О розах алых и пунцовых,
О клевере среди лугов,
О маргаритках в росах новых.
Довольно! Сколько можно петь
Про те же старые фиалки?
Пора прогресс уже узреть,
А не мимозы, ёлки-палки!
Наш век - железа и стекла,
Бетона, стали и бензина,
А вы всё ищете тепла
В цветочках дряхлого Расина.
О да, сирень! О да, жасмин!
Как сладко пахнут эти строки!
Но разве нет других картин,
Кроме банальности глубокой?
II
Поэты! Бросьте наконец
Венки плести из роз опавших!
Не каждый рифмоплёт - певец,
Не все стихи - для дев увядших.
Взгляните: город весь гудит,
Завод дымит, трамвай грохочет,
От вас всё лилией смердит,
А сердце орхидею хочет.
Где одуванчик из руды?
Где ландыши из лития?
Где пион из нефтяной дыры?
Где сирень с Юпитера?
Покажите мне цветок,
Что вырастает из экрана телефона,
Где корень - медный проводок,
А в стебельке заряды электрона!
III
О новый век! О новый стих!
Долой нарцисс, долой тюльпан!
Пусть расцветет в садах моих
Полиэстер и Целлофан!
Я люблю асфальта цвет,
Бензиновые ароматы,
Неоновый ночной букет
И выхлопных газов раскаты!
Пускай лавандой пахнет смог,
А роза - ацетоном,
И пусть поэт, как полубог,
Горит белым ксеноном!
Довольно слёз о васильках,
О подснежниках в лесной прохладе!
Теперь мы пишем о станках,
О микросхемах и о мясокомбинате!
IV
Так что же, братья по перу,
Оставим розы старым дамам!
Я новый гимн теперь пою
Турбинам, кранам и программам!
Пусть лилия в пыли лежит,
Пусть вянет в вазе хризантема -
Мой стих вперед бежит, спешит,
Где царствует другая схема!

Возьми мою ладонь, родная,
Пойдём со мной
Туда, где роща золотая
Встречает зной.

И где ручей прохладой дышит,
Журча в тени,
Где только сердце наше слышит
Немые дни;

Где папоротник серебристый
Росой блестит,
И воздух утренний и чистый
В груди звенит.

И платье лёгкое потонет
В брызгах воды,
И смех твой радостный затронет
Лесные сны.

Забудем город пыльный, душный,
Его дома!
О, как прекрасен мир воздушный!
И ты сама!

Возьми мою ладонь покрепче,
Не отпускай,
И станет на душе мне легче,
Уйдём мы в даль.

И там, где соловьи поют нам
Свой гимн любви,
По узким тропкам незнакомым
Меня веди.

И я пойду - о, миг блаженства! -
За той мечтой,
Что в небе синем, в совершенстве
Горит звездой.

В полях запахнет спелой рожью,
И ветра звук
Нас позовёт тропою божьей
На светлый луг.

А на закате притомившись,
Средь тени,
Пойдём домой, остановившись
У церкви.

Где колокольни православной
Блестит глава,
Где ветер своенравный,
Едва-едва

Колышет занавески в хатах,
Где спит народ,
Где пахнет хлебом свежим, мятой,
И мёд течёт

По сотам в ульях придорожных,
Жужжит пчела,
И в сумерках тревожных
Трещат дрова.

Мерцает бледно золотистый
Огонь свечи;
И кот мурлычет голосисто
На печи...

Старик с гармоникой садится,
Меха сопят,
И начинает петь девица,
Глаза горят.

О милая, сколько откроем
Простых чудес
В избе, где счастье с горем
Несёт Велес.

Потом, в саду вишнёвом старом,
Найдём приют,
Где звёзды первым светом ярым
Нам подмигнут...

Пойдём со мной! Тебя молю я!
Отбрось весь страх!
Судьбы эскиз вдвоём малюя,
Утонем в снах!

Стоял я у края, где бездна зияла
Без дна и конца.
Душа моя плакала, тихо взывала,
Искала Творца.
И вот я шагнул в пропасть немую.
Упал в эту жуть.
И бездна раскрылась... Я видел иную,
Безмолвную суть.
И ничего... Только бездна со мною...
И ничего...
Да, я узнал... Но знанья не открою
Вам своего.
Пусть говорят: "Не пичкай нас моралью,
Это бесполезно!.."
Не отвечу... Лишь с печалью
Гляну в бездну.

Из звёздных, меркнущих огней,
Пока мы, люди дружно спим,
В туманный сумрак, в дым свечей,
Мой безымянный серафим

Являлся в горе и в тоске,
Колеблемый ночными снами;
И прикасался он ко мне
Своими белыми крылами.

Возникнувши над бездной лет,
Забытые будил виденья
Он зыбкою игрой планет,
Своей улыбкою прозренья.

Бывало: преданный судьбе
Незримые будил рыданья. –
Гонимые в полночной тьме
Невыразимые страданья.

Бродя, бывало, в полусне,
Витая в городском тумане,
Я видел с мукою ко мне
Его протянутые длани.

С годами в небо отошло,
Увиденное мной виденье, —
В короне бледное чело
И адское в глазах мученье.

Я наблюдал, как год за годом
Черствела совесть, стыд исчез.
Мир катится к своим исходам,
Забыв о милости небес.

Я наблюдал — давно! давно! —
Как тянется душа к бесчестью,
Как тем, кому любить дано,
Милее злоба с её местью.

Я наблюдал, как род людской
Весь озверел под гнётом власти,
Как пожирает он толпой
Беспомощных зубастой пастью.

Я наблюдал, как древний змей
Младенца душит в колыбели...
Звереют души всё сильней,
И зоопарки опустели.

Куда ж ты смотришь, о, дитя?
Очисти мир от скверных судий!
Не люди — люди, или я —
Не человек, раз люди — люди.

Влюбляться чтобы разлюбить,
Сказать привет и попрощаться.
Быть или же не быть,
Мне хочется и плакать, и смеяться.

Живут, чтобы однажды умереть…
Творят, чтоб всё разрушилось до тла…
Мне хочется от горечи сгореть,
Чтобы остались пепел да зола!

Строят храмы, чтоб забыть про Бога…
Ищут правду, чтобы лгать себе…
О, горе тем, кому ясна дорога
К собственной печальной пустоте!..

Как часто мудрость — глупости сестра,
И в простоте сокрыта глубина…
Как часто истина черна, как мгла,
А ложь светла, как лунная волна.

Так как же не расхохотаться,
Не разрыдаться, как же жить,
Когда возможно расставаться,
Когда возможно разлюбить?!

Нам в гадкую эпоху жизнь дана:
В культурную эпоху озверенья.
Какие могут быть стихотворенья,
Когда кровь льется всюду, как вода!
И старая мечта людей больна,
Святыни прошлых лет давно распяты..
Все, кто живут и дышат, виноваты.
Культуры нет, раз может быть война!?

Мы задыхаемся в дыму забвенья,
Где правда стала ложью, свет стал мглой.
Какое может быть стихотворенье,
Когда весь мир объят войной!
Растерзана любовь, и стынет вера,
Разрушены соборы и мосты.
Все, что дышало жизнью, — стало тленом.
Культуры нет, раз гибнут все мечты!

Я чувствую, как тают вечера
В сиреневой прохладе майской ночи,
Как кто-то бродит, в сумраке пророчит...
О чем? Познать то — не судьба.

Я чувствую, как стынут небеса
В предгрозовом молчании лиловом,
Как тень скользит за каждым словом...
И чей-то взгляд... И чья-то в нем слеза...

Я чувствую, как гаснет в небе свет,
Тонет луна в кромешном мраке...
И нет пути, и бесполезны знаки!
Прощай, мечта! Надежды больше нет!

И падает последний лепесток
С души моей, измученной тоскою.
Я чувствую — над призрачной рекою
Плывет ко мне забвения челнок...

У каждого правда своя,
И каждый по-своему прав.
Винить ли седые моря
За их ветренный нрав?

Винить ли безмолвную тень,
Что следом крадётся за мной?
Винить ли потерянный день
За встречу с жёлтой луной?

Винить ли младую зарю,
Что медлит над краем земли?
Винить ли судьбу мне свою,
Что вместе мы быть не смогли?

Винить ли озёрную гладь,
Где тонут осенние сны?
Винить ли умение ждать,
Когда все надежды мертвы?

Винить ли тебе соловья
За песню греховных отрав?
У каждого правда своя,
И каждый по-своему прав.

Есть доказательство (верней
Его, пожалуй, не сыскать!)
Что вы, культурники, быстрей
Рабов, готовы все отдать.

Вы все, — почти без исключенья,
С самых юных лет, —
Познали прелесть просвещенья
И вольных истин свет.

И что же? Цензура на вопросы —
Лишенье вас правды святой —
Вы, — молчаливы, безголосы,
Снесли, поджав язык немой!

Вы без единого протеста
Позволили себя связать, —
И ваше призовое место
Успел другой кто-то занять!

Также со слухом и со зреньем
Могли б расстаться без борьбы?!
Примите ж хлесткое презренье
Мои культурные рабы!

…А знаешь край,
Где города сейчас руины,
Где нищета толкает души на обман,
Где лица холодны, как льдины,
Где высох родников живительный фонтан,
И где ни правды, ни любви, ни песен,
Но где — разврат, предательство и… плесень?

Должна быть кончена война,
Притом — во что бы то ни стало:
Измучилась моя страна,
Нечеловечески устала.
Довольно власть всех истерзала,
Что даже демоны в слезах.
Да свергнут ужас с пьедестала
Поэт, военный и монах!

Должна быть всем троим видна
(Иль вам убитых людей мало?)
Смерть, что жестока и черна,
Траншея, где надежда пала.
Из бездны вырвав смерти жало,
Живи, живой, в живых сердцах!
Не я — вам небо нашептало,
Поэт, военный и монах!

Всё, всё в огне: поля и тополя,
Роса, мундиры генерала.
В огне и башенки Кремля,
В огне вся жизнь, что процветала.
Пламя всё, всё растерзало.
Лежать остался только прах.
У вас глаза горят устало,
Поэт, военный и монах!

Взгляните на себя сначала:
Не вами ль создан этот ад?
Долой войну! Долой Баала,
Поэт, военный и монах!

Мне тяжело. Душа вся опустела.
Всегда мне в жизни не везло.
Весь мир застыл, и счастье онемело.
Мне тяжело.

Мне тяжело. И не ищите объясненья. —
Пускай жизнь тиной занесло,
Пусть я живу в цепях забвенья. —
Мне тяжело.

Мне тяжело. Что с головою — не пойму,
Теченьем дней все краски унесло,
Я медленно теряю веру в жизнь свою —
Мне тяжело.

Улыбка у тебя всё та же,
Серый неподвижный рот.
Такие, как ты, - на страже
Стоят в раю у ворот.

Но если вздрогнут эти губы,
Проснется каменная плоть,
Почудится: звенят трубы,
И с неба взирает Господь.

Все в жизни мило и просто,
Как полевых цветов букет,
Как в этой рубашке пестрой,
Мечтающий поэт.

Он папиросу нервно курит,
Качая левою ногой.
Лицо профессионально хмурит,
Слова бормочет вразнобой.

Уж вечер. Тучи проплыли,
Давно уснули петухи.
Что ж, поужинать или
Еще сочинить стихи?..

Он начал: "На бумажке..."
И строчки не дописал.
На пестрой его рубашке
Узорный луч погасал...

Лампа мерцает. Ночь настала.
Поэт с камина книгу взял.
Перо на стол легло устало,
А стих... стихом так и не стал...

Ночь светла, и небо в ярких звездах.
Я совсем один в пустынном зале;
В нем пропитан и отравлен воздух
Ароматом вянущих азалий.

Лунный свет струится сквозь окошко,
Освещает мертвенную тишь.
На рояле — спит седая кошка,
А в углу малютка мышь.

Я брожу среди теней и пыли,
Средь забытых книг и увяданья.
Мы с тобою счастливы так были...
Но ушло в туман воспоминанье.

Аромат азалий — словно яд,
Душит сердце горечью потерь.
Звезды в небе холодно горят,
И захлопнулась навеки дверь

Пахнет временем, воском и забвеньем,
Стрелки на часах остановились.
Я стою, объятый наважденьем,
В зале, где когда-то мы влюбились.

И былого нежная поэма
Молчаливей египетского мифа.
Все бесстрастно, сумрачно и немо.
О, мечты -- бесплодный труд Сизифа.

"Останься", -- шепчет он Изоре,
Она склонилась на плечо.
Луна сияет в синем море,
"Останься", -- шепчет он Изоре,
И сердце тает в сладкой боли,
Целует он её чело.
"Останься", -- шепчет он Изоре,
Она склонилась на плечо.

"Навеки", -- был ответ Изоры,
Слова, как музыка, нежны.
Безмолвны звездные просторы,
"Навеки", -- был ответ Изоры,
И тают в сердце все укоры,
Два сердца счастьем сожжены.
"Навеки", -- был ответ Изоры,
Слова, как музыка, нежны.

Целует он уста Изоры,
В объятьях нежных тает ночь.
Забыты горести и ссоры,
Целует он уста Изоры,
Молчат безмолвные просторы,
Любовь уводит страсти прочь.
Целует он уста Изоры,
В объятьях нежных тает ночь.

Но ночь уходит, гаснут свечи,
Заря румянится вдали.
Прощальные нежны их речи...
Но ночь уходит, гаснут свечи,
И в памяти навеки вечно
Останутся часы любви.
Но ночь уходит, гаснут свечи,
Заря румянится вдали.

1. ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА

Увидел Лилию в саду,
И сердце дрогнуло тотчас.
Я без неё с ума сойду!
Увидел Лилию в саду,
Теперь живу в сладком бреду,
Пленён я взором чёрных глаз.
Увидел Лилию в саду,
И сердце дрогнуло тотчас.

2. ПРИЗНАНИЕ

В аллее лунной, чуть дыша,
Признался я в любви прекрасной.
Трепещет робкая душа!
В аллее лунной, чуть дыша,
Надежда сердце разожгла,
При звёздах, ночкою потрясной.
В аллее лунной, чуть дыша,
Признался я в любви прекрасной.

3. МУЧЕНИЕ

Томлюсь, не зная, где она,
Мне день без Лилии не мил.
В груди тоска и тишина...
Томлюсь, не зная, где она,
Душа печалью сражена,
Надежду в сердце погубил.
Томлюсь, не зная, где она,
Мне день без Лилии не мил.

4. УГАСАНИЕ

Погас огонь, что нас пленял,
Остыли страстные объятья.
И час прекрасный миновал,
Погас огонь, что нас пленял,
Безумный час... Теперь печаль
Сменила сладостное счастье.
Погас огонь, что нас пленял,
Остыли страстные объятья.

5. ПРОЩАНИЕ

Прощай, прекрасная Лилия,
Нам не вернуть былого дня.
Давно я сдался от бессилия...
Прощай, прекрасная Лилия,
Только полная идиллия
Могла б порадовать меня.
Прощай, прекрасная Лилия,
Нам не вернуть былого дня.

6. ПОПЫТКА ЗАБВЕНЬЯ

Ищу забвенья среди книг,
В вине, в беседах праздных, шумных.
Но образ твой в меня проник!
Ищу забвенья среди книг,
Напрасен каждый светлый миг,
Я полон грёз своих безумных.
Ищу забвенья среди книг,
В вине, в беседах праздных, шумных.


7.СМИРЕНИЕ

Что ж, всё проходит на земле,
Страсть пролетела колесницей.
Забыл о горестной судьбе...
Что ж, всё проходит на земле,
Любовь растворяется во мгле,
Пора мне с прошлым примириться.
Что ж, всё проходит на земле,
Страсть пролетела колесницей.

8. ПОНИМАНИЕ

Зачем грустить о прошлой боли,
Когда весна стучит в окно!
Мне сердце шепчет: ты на воле...
Зачем грустить о прошлой боли,
Когда в зеленом чистом поле
Пасут овечек. Как в кино!
Зачем грустить о прошлой боли,
Когда весна стучит в окно!

9. ВЕРА

Весна зовет меня на встречу,
Я жду у старого пруда.
Там соловей выводит речи...
Весна зовет меня на встречу,
Я верю клятвам, так беспечно,
И жду, и буду ждать всегда.
Весна зовет меня на встречу,
Я жду у старого пруда.

10. НАДЕЖДА

Танцуют нимфы в лунном свете
Под арфы нежный перезвон.
Опять мечтаю я о лете...
Танцуют нимфы в лунном свете
И верю я, что где-то, где-то
Любовью буду окрылен.
Танцуют нимфы в лунном свете
Под арфы нежный перезвон.

11. ЛЮБОВЬ

Я полюбил пастушку Лизу
В тени раскидистых берез.
Она прекрасна, словно Пиза...
Я полюбил пастушку Лизу,
И знаю что она не ждет
Большой букет из красных роз.
Я полюбил пастушку Лизу
В тени раскидистых берез.


12. ВЗАИМНОСТЬ

Она ответила: "Люблю!"
И мир наполнился сияньем.
Я счастьем сладостным горю!
Она ответила: "Люблю!"
Теперь я в облаках парю
Над всем земным очарованьем.
Она ответила: "Люблю!"
И мир наполнился сияньем.

Молился. Но слова пусты.
Искал. Но сожжены мосты.
Спустился в комнату. "Ну что ж!
Как жаль, что не нашёлся нож."

И думал одинокий он,
Платок на гвоздь накинув ловко,
Шагая в свой последний сон,
Не то что кончится издёвка,
Не о любви и не о звездах,
А про вокзал и про перрон,
Грязный снег и стук колёс,
Керосинный тусклый свет,
Про финансовый прогноз,
Про засаленный паркет,
В углу засохших роз букет,
На стенке — чёрный силуэт.

Так тихо гаснул этот день. Едва
Блеснула медью чешуя канала,
Сухая, пожелтевшая листва
Предсмертным шорохом затрепетала.

А город замирал, как после бала —
Огни в окошках гасли, как мечты.
И только тьма все ближе подступала,
Раскинув бархат сумрачной красы.

Так тихо умирал ещё один
Осколок времени в потоке вечном —
День растворился, словно дым кадил,
Оставив в сердце отзвук быстротечный.

Душа моя, как лист осенний, билась,
Срываясь с ветки прошлого во мглу.
И память болью сладкою томилась,
Шептала имена мне на ветру.

Так тихо гаснул этот день. И я,
Стою один на сером перекрестке,
Где осень разметала бытия
Последние малиновые блестки.

Как грустно и все же как хочется жить,
А в воздухе пахнет весной.
И вновь мы готовы за счастье платить
Какою угодно ценой.

Как сладко и горько душе тосковать,
Когда распускаются почки.
И хочется снова безумно мечтать,
И верить в счастливые строчки.

И город гудит, и трамваи звенят,
И небо чуть чуть голубеет --
А сердце стремится туда, где закат
Над крышами ярко алеет.

Душа моя пуста.
Пустота эта злей
мертвого творца.
Я не ищу друзей.

Голоса их чуждЫ.
В каждом слове — ложь,
фальшь непонятной нужды.
Правды в них не найдешь.

Взгляды — как стекло.
В них отражений нет.
Что-то в них умерло,
погасили свет.

Лица их — маски все.
Под масками — тьма.
В этой пустой красе
я схожу с ума.

Иду сквозь толпу,
как сквозь дым.
Одиночество пью,
став я всем чужим.

Только пространство. Только
белая пелена
снега. И сколько
ни жди — тишина.

И это всё. Предел.
Граница. Край. Черта.
Это все, что хотел
сказать. Пустота

растет, как лед
в венах застывших.
Никто не придет.
Я давно здесь лишний.

Это покой,
и нет ни боли, ни страха.
Только я и надо мной
холодная плаха.

Вот это раз, вот это раз!
Сквозь дым и пепел городов,
Из тьмы забытых, древних фраз
Восстал поэт без лишних слов.

Трубите в рог!
Быть может, он –
Забытый бог
Иных времен,
Ночных огней
Слепой певец,
Пустых теней
Живой гонец.

Вот это раз, вот это раз!
Пришел он к нам – откуда, как? –
Словно молния меж глаз,
Разбив привычный полумрак!

Но кто же он?
Пророк? Безумец?
Или – лишен
Всех прежних судеб?
Каких миров
Он пилигрим,
Каких дворов
Он господин?

Вот это раз, вот это раз!
И я спросил, как мог посметь,–
Из тишины в кипящий час
Шагнуть, взойти, взлететь?

Он мне: «Постой!»
И я застыл,
Сказал, с тоской
Всю жизнь дружил.
Решил: Сбегу
От пустоты!
Но к брегу
Не ведут мосты!
Сказал он, улечу
Как дым, как тень,
Уж не хочу
Я в новый день!

Вот это раз, вот это раз!
Он видел край, где нет границ,–
А рай – обман для наших глаз,–
И вот он пал, вот он пал ниц.

Из ада или рая
Он сбежал,
Но и судьбу играя,
Проиграл –
В «орел и решку»,
В карты,
В домино.
Но вот усмешку
Он хранит давно.
Хоть видел свет,
Но выбрал он
Наш земной бред –
И был прощён.

Вот это раз, вот это раз!
Встречайте гостя, бейте в медь!
Поэт-изгой, в последний час,
Решил он жить, а не гореть!

Владыка снов
Его простил,
И он без слов
К нам поспешил!
Стихов не жег
Не лил он кровь,
Уйти не смог –
Вернулся вновь.
Хоть это странно
И не в такт –
Но обманул
Он свой контракт!

Вот это раз, вот это раз!
Пропел рассвет, и день настал.
И вот вернулся фантомас –
И не предал, и не предал!

Он путь избрал,
Где боль и благодать,
Не испугался
Снова падать и вставать.
Он понял вдруг:
Не рай – награда,
А жизни круг,
Земная правда!
И в этот миг
Настигла весть
И он постиг:
Быть с нами — честь.
Любить, дышать
Гореть и таять —
Рождаться, умирать,
На месяц лаять.

Запоминайте:
Поэт опасней, чем стрела,–
Познайте черные дела,
Но от его пера
Не убежите!

И не дрожите!
Молясь, вы можете порой
Уйти от правды роковой,–
А вот от строчки злой, друзья мои,
Не убежите!

Кто там скрывается в тени,
Считая рифмы, слоги, часы, дни?
Его стихов – как западни –
Остерегитесь!
Он врал, что истина в словах.
Он верил в эти чудеса –
Западня в его стихах,–
Поберегитесь!

За словом не узнать лица,
В глазах – по девять грамм свинца,
Расчет его точен и ясен.
Он не полезет на рожон,
Он ядом слов вооружен
И очень, очень опасен!

Не доверяйте
Ему ни тайн своих, ни своих снов,
Не говорите лишних слов –
Он сделает из ваших слов
Силки – и знайте!

Чернила и свеча
Его питают день и ночь;
Неважно – можешь ли помочь –
Он пустит строчку точно в мозг
И будет капать, капать воск.

Он жаден, зол, хитер, труслив,
Когда он пьет – особо лжив,
Циничен он и не стыдлив:
«О чем и сколько?»
Сегодня – я, а завтра – ты,–
Нас уберут без суеты.
Зрачки его черны, пусты –
Как дуло кольта.

За словом не узнать лица,
В глазах – по девять грамм свинца,
Расчет его точен и ясен.
Он не полезет на рожон,
Он ядом слов вооружен
И очень, очень опасен!

В палате для зависимых людей
Былые тени бродят по углам,
Здесь каждый помнит сотни серых дней,
Что растворились по чужим дворам.

Кто-то жизнь свою на дозу ставил,
Кто-то друга потерял в бреду...
Эх вы, братцы, кто себя оставил
В том проклятом призрачном саду!

Медсестра обходит койки тихо,
В глазах усталость – видела не раз,
Как молодость уходит, быстро, лихо,
Как гаснет в венах огненный экстаз.

Кто-то мать свою забыл в тумане,
Кто-то дочку бросил на ветру...
Держитесь, парни, в этой странной драме –
Я верю, что увижу вас в миру!

Сосед мой шепчет про драконов в стенах,
Дрожат его натянутые нервы –
Он говорит: «В моих холодных венах
Остались только призраки и черви».

Кто-то честь свою на ложку слил,
Кто-то юность растворил в игле...
Эх вы, братцы, кто себя забыл –
Найдите путь обратно на земле.

Погодка нынче тучная,
А жизнь – прескучная.
И мне сегодня в голову идейка пришла докучная,–
Не про планету синюю
И не про вас с кислой миною –

От всех новостей давно тошнит меня до рвоты.
Как обнаглели обормоты.

Песню, притчу, наблюдение
Спою вам без смущения,–
Слушайте занятное повествование
О нашем брате – служащем – Потапове И.Е.,–

Не олигархе, не министре, не поэте,
А просто крысе в глобальной эстафете.

Кто он такой – герой, дурачок ли –
Наш персонаж далеко не Дали,–
Решайте сами, делайте заметки
В конце рассказа – дедушки и детки.

Вначале, сбрось Эго –
Ну что ж, условились?
Привет! Хеллоу! Коллега!

Встаешь с постели
В начале недели
И кофе пьешь, хотя еще полчасика поспать хотели.
Метро трясётся
И сердце бьётся –
Успеть бы, Господи, пока начальник не проснётся!

И мчишься ты по лестницам,
Бежишь, не попадаясь сплетницам–
Сколько вас на этажах стесненных
С портфелями, ничем не обременённых!
Как зомби – тихие, и как больные,
Вступают в офисы пустые.

Но ты смиренен – от терпенья не толстеют,
Зато с годами звания имеют.
Сквозь унижения он пробирается,
Но терпит, не толкается.

Пока до кабинета доползешь:
«Хай! Бонжур! Шалом!» – стой раз помрёшь.

В делах служебных,
В зарплате бедных,
В отчетах, сводках, графиках и планах неизбежных
Ты утопаешь с головою,
Мечтая просто о покое,–
Но заползаешь вновь в свое ярмо
Рабочей злости.
И трутся, трутся об него
Сухие кости.

Люди, звания имущие!
Вы все лишь свора
Нужные, но как бы не вполне живущие,–
Обозваны презрительно «контора».

В офисе ли, в цеху, в министерстве, в школе,–
Но вас причислили к какой-то серой роли.

И в перерыв – на миг короткой воли –
Ты наскоро глотаешь суп из соли.
Да что ж, такая незавидная доля!
Спасёт лишь стопка алкоголя!

Нелегкий путь лежит перед тобой,
И все же – гуд морнинг, "винтик" мой!

В делах семейных,
Кредитах змейных,
И ценах ползучих,
в займах и идеях жгучих,–
Процент кусается,
Жена качается,
Махнуть б на всё – но сердце, как назло,
Не разрывается.

Ставку вежливо и хищно
И.Е. прокапает менеджер банка,–
Потапов с невозмутимостью обычной
Кивает и подписывает бланки.

Все ваши будни, да и праздники – в ипотеках
И вы живете, словно в дырах и прорехах.

С экранов ярких – с каждого канала
На вас глядят успешные нахалы,
И улыбаются везде и всюду
Счастливцы в замках и в своих прелюдах.

Разбогатевшие друзья в сетях
Приветствуют тебя: «доброе утро! Гутен таг»

Откуда денежка?
Куда ты денешься?
Тебе за сорок, друг, а ты еще надеешься?
Работай смирненько –
До хри-поты,
А мир тебе пришлет очередные хлопоты!

Налоги, пошлины и взносы...
Ты, конечно, любишь документы!
Бюрократии прекрасные доносы,
Инструкции, справки и проспекты.

Не верь, дружок, что ты в ответе за державу,
Что кто-то гибнет где-то – не трогает ораву:
Начнешь ты думать – можно дров наделать,–
А жить-то надо, надо деньги делать!

Передохни,
На телефон смотреть, не забывай!
Имэйл прочти Эйнштейн!
Товарищ мой, Гуд бай!
Ауфидерзейн!

Ах, люди славные,
Неглавные, бесправные,
Вы, постоянные плательщики исправные,–
Карманы властные,
Ненасытные, страстные –
Вы толпы покорные, вы толпы согласные!

И ничто без вас не держится –
Системы, банки, корпорации и судьи,
Вы у богатых, словно мелочь денежная,
Вы просто проданы, простые люди!

И так о маленьком заботятся работнике,
Что за углом заботливыми кажутся и гопники.

А слово «винтик» – гнусное словцо,–
Кто скажет так – ты плюнь ему в лицо,–
Пусть это слово канет в Лету!
Чао, Потапов! Адью! Здесь советов нету!

Так оно и есть —
Как всегда, как всегда:
Если ты молчал —
То беда, то беда.
Если ты терпел —
Значит, враг, значит, враг,
Если под прицел —
Значит, так, значит, так!

Думал — наконец-то увижу что-то
Впереди, впереди, —
Но попал в этот грязный город
По пути, по пути.

Ходят толпы людей с одинаковым взглядом,
Пустота в их глазах, —
Я искал хоть кого-то живого рядом —
Только страх, только страх.

Так зачем же я верил в иные дороги?
Видно, зря, видно, зря!
Так зачем же мечтал о свободе
Не судьба, не судьба!

И опять повторяется всё, что когда-то
Было здесь, было здесь:
Кто не с нами — того ждет расплата
Та же месть, та же месть.

Так оно и есть —
Как всегда, как всегда:
Если ты молчал —
То беда, то беда.
Если ты терпел —
Значит, враг, значит, враг,
Если под прицел —
Значит, так, значит, так!

Это лишь стих.
Он так убог.
Хоть и не псих,
Шанс есть, я полубог.

Слова летят.
Искра с пера.
Не виноват.
Что жизнь — игра.

Вот мой огонь.
Мой тихий бред.
Не тронь ладонь —
В ней меркнет свет.

Мой странный дар.
Мой верный крест.
В душе пожар,
В сердце — асбест.

Не нужен трон.
Мне нужен миг.
Со всех сторон
"Он еретик".

Один стою.
Среди теней.
Но вновь пою
О силе дней.

Пусть путь не прост.
Пусть ночь темна.
Я строю мост
Туда, где тьма.

­­Я вспомнил о тебе, мой край забытый,
Пристанище усталости моей,
Где шелест трав, где клен листвой укрытый,
Бросает тень на россыпь из камней.

Рассвет над лесом. Птицы пробуждают
Безмолвие серебряных лугов...
Мой давний друг! Здесь сердце отдыхает
От городских тревог и громких слов.

Прекрасный друг! Ты ищешь, ты страдаешь,
А я стою у тихого пруда,
И вижу, как искрится, угасает
Закатным светом прежняя мечта.

Останься рядом в этот тихий час,
Когда закат струится из кустов.
Пусть говорит о вечном взгляд без фраз,
Пусть будет всё понятно и без слов.

Ты так легка, как первый снег в ночи,
Как отголосок давнего напева.
Ты можешь всё понять и всё простить,
Так как весна прощает лето.

Поговори со мной о тишине,
О том, что невозможно передать.
Как звёзды говорят в ночной стране,
Лишь зная, как им правильно сиять.

В твоих глазах живёт такая даль,
Где нет ни слов, ни времени, ни дня.
То можешь быть и радость, и печаль,
И это так волшебно для меня.

Ты так скромна и так грустна.
Как музыка, ты можешь все простить.
Ты так же беззаботна, как весна,
И, как весна, не можешь не грустить.

Как страшен царь в одежде арлекина,
Как слеп народ, что это терпит.
И правит бал шутовская личина,
Народ хохочет, задыхаясь в пепле.

Каждое утро птицы
Голосят в саду.
За забором спицы
Скрипят на ходу.
Точно мир забыл всё,
Что случилось в нем,
Точно снова вышло
Солнце над селом.

Стынет хлеб медовый,
Рядом горсть конфет.
Никогда так ново
Не глядел рассвет
И такою чистой
Не была роса...
...Стук колес неслышный,
Людские голоса.

Вслушиваясь в слабый,
Нежный шум ветвей,
Поджидают бабы
Мертвых сыновей:
В старости опора
Каждому нужна,
А теперь уж скоро
Кончится война.

Смысл? А если нет и смысла?
Ни дороги, ни таксиста,
В этой странной кутерьме.
Что же делать то тебе?

Только не ищи ответы,
Не гадай и не тоскуй,
Не читай чужих советов
И судьбу не атакуй -

Правды нет, мой странный друг.

Правда вырвалась из рук,
Дымом в небо растворилась,
Эхом в пропасти разбилась,
Тенью скрылась среди вьюг.

Правды нет, но мы живые.
И приходится решать -
Быть слепыми, как другие,
Или зрячими страдать.

Выбор прост и выбор страшен:
Видеть боль и весь абсурд.
Мир не нами разукрашен,
Но нас ждут на божий суд-

Счастья нет, и мы не дети.
Вот и надо выбирать --
Или жить, как все на свете,
Или тихо умирать.

Тринадцать лет в снегах Монреаля,
И вернуться пока не дано.
Клены красные на горе Мон Рояль
Стали домом моим все равно.

И покой франкофонного града,
Гул метро, и кленовый сироп...

Но поет петербургская правда
Сквозь февральский озноб,
Что забытая юности клятва
Все равно исполнится вновь.

И бульвар Сен-Лоран не заменит
Невский в одеяньи из белых ковров,
И Старый Порт никогда не изменит
Память питерских старых дворов.
Монреальская вьюга не сменит
Петербургских метелей покров.

И когда-нибудь в час предрассветный,
Когда снег над Невой полетит,
Я вернусь в этот город заветный,
Где душа моя вечно горит.

Две зимы во мне спорят упрямо,
Два мороза сжимают виски,
Ну а монреальская драма,
Научила печатать стихи.

Как печально -- тайным знаньем,
Редким знаньем обладать,
Понимая, что с молчаньем
Унесешь его в кровать.

И не просто промолчишь ты,
Истину в себе храня,
Но еще за то заплатишь
Всеми днями бытия.

В отблеске света вечернего
Тихо мерцает покой.
Нет ничего совершенного
В бледном сиянье его.
В омуте неба безбрежного
Нет ничего безмятежного,
Прочного нет ничего.

Душу околдовали
Сумерки, дождь и трава.
Белые снежинки упали,
Белая встала луна.
Белые тени отплыли
В серую мглу навсегда.

Только осталась усталость
В зеркале пасмурных дней.
Тихая, светлая жалость
К памяти прожитых лет.
В холоде утра немого
Нет ничего от былого,
Вечного больше нет.

Снова плачет ночь без звука,
Свет погас на склоне дня.
Это мука, это мука,
Это мука жжёт меня...

Где рассвет? Его не видно,
Только тьма да пустота.
Так безмолвно и обидно
Умирает красота.

Звёзды смотрят равнодушно,
Месяц прячется в тени.
Стало холодно и душно,
Не приходят больше сны.

Дни сливаются в туманы,
Ночи тянутся рекой.
Эти раны, эти раны
Не дают найти покой.

А над миром — вьюга, вьюга,
Пепел кружится, как снег...
И уносит вдаль разлука
Всё, чем жили целый век.

И метёт в слепую вьюга
Жизнь, как белый, белый прах.
Всё, что грело нас, подруга,
Растворяется в снегах.

Опять ночь, всё таже скука,
Та же боль и тот же я.
Это мука, это мука,
Это мука жжёт меня...

­­Дремлют под сводом шатким и мглистым
Звонко-холодные яркие мысли.
Страшными, зыбкими снами опутаны,
Призрачным пламенем нежно окутаны.

Шепчют беззвучно, укрыты полуночью,
Ветром плывут, безцветными шхунами.
Сжаты, связаны, смяты, сложены,
Хохотом призрачным заворожены.

Мчится, струится причудливой пляскою,
Рожденное древнею тайною сказкою,
Липкими мифами, жуткими красками.
Четкое смазано, а смутное ясно нам.

Порезано шрамами, иглами льдистыми,
Слито-размыто очами-волнистыми.
То закружится, а то замирающе
Эхом колодезным тень отражается.

Вплавлена, вытканна звездными искрами,
Стянута мглистыми горами скалистыми,
Смочена росами, травами спящими,
Духами бледными, в сумрак летящими.

Медными гулами, светом изломанным,
Шепчет дыханием зимне-истомленным.
Небо растеряно прячется облаком.
Сплетено, спрятано, стиснуто, сломлено.

Расплескано, разлито лунным маревом,
Окутано туманным едким варевом,
Просрочено жидким, текучим видением,
Дрожащей рукой и навождением.

Сковано льдинами, струнами тонкими,
Встречено-скомкано взглядами ломкими.
То растворяется, то возрождается,
Знойной пустыней душа отражается.

Вьётся, кружится узорами дикими,
Создано древними, странными ликами,
Томными песнями, снами размытыми,
Зримое спутано, тайной великою.

­­­Мне кажется, что я не покидал России,
И что не может быть в России перемен.
В ней также все в кромешной литаргии,
В ней множество бомжей, и цепь тюремных стен.

Всё та же грязь дорог. Весь гоголевский морок.
И жив унылый взор у чеховских селян.
По-прежнему в уме Толстого каждый шорох,
И вновь к земле приник печальный стан.

Мне кажется, что я не покидал России,
И что не может быть в России перемен.
В ней тот же снег летит на купола златые,
Всё тот-же самый метрополитен.

И властвуют, как встарь, бояре над народом,
Всё так же свысока взирая на людей.
Меняются лишь лица, не природа,
И новый царь кует замок из старых же идей.

На сотни вёрст кругом идут обман и тяжбы,
На тысячи – пошла извечная беда.
Шуршат пустые, как листва, слова и кляксы
И льётся кровь рекой. И слёзы – как вода.

Мне кажется, что я не покидал России,
И что не может быть в России перемен.
В ней те же миражи убитого мессии,
В ней тот же скрежет душ и скрип тугих колен.

Друг друга отражают зеркала,
Взаимно искажая отраженья.
Я верю не в величие огня,
А в пепел на моменте разрушения.

Я верю не в господство темноты,
А в слабый свет единственной свечи.
Не в правду громогласных откровений,
А в шёпот, что рождается в ночи.

Я верю не в завещанную власть,
А в хрупкость добровольного смиренья.
Не в множество несбывшихся надежд,
А в искренность минутного забвенья.

Не в радость бесконечного пути,
А в горечь неизбежного предела.
Друг друга отражают дни и сны,
Дробясь в осколках памяти несмелой.

Я верю не в торжественность прощаний,
А в тихую печаль разлуки кроткой.
Не в горизонт далёких ожиданий,
А в берег, что находится под лодкой.

Я верю не в значение венца,
А в тяжесть неоконченного круга.
Не в вечность улетающих часов,
А в миг, когда мы узнаём друг друга.

Я верю не в таинственность судьбы,
А в простоту случайного стеченья.
Не в замыслы всевышней высоты,
А в случай, что не требует значенья.

Друг друга отражают зеркала,
В плену своих бессмертных заблуждений.
Как будто ищут выход из себя,
В круговороте вечных искажений.

Город, значится, наш — Питер,
Кварталов, считай, не счесть.
И тот, кто сапоги об него вытер,
Навек влюблён в его честь.
Богаты мы глыбой гранитной,
И студеная течет в нас Нева,
И крыши над нами с плиткой,
И в дымке — мосты, купола.

Не лезем мы в кресла да в звания,
Но в каждом — своя боль и свой звон.
У нас со дворов наши знания,
Ведь двор — это вечный притон.
У каждого — чайник скрипучий,
Да «Ява» в кармане на раз.
Но что-то, родное и жгучее,
Сжимает в кулак порой нас.

...И вот — на Крестовском, в скверике,
У Петроградки — весна.
Звенит чья-то юность на велике,
Вдруг что-то шепчет: «Она...»
— Привет. Не узнала тебя в этом свитере.
— И ты, я вижу, жива.
— Давно не была я в Питере.
— Давно тут не был и я...

Она — в очках, и модном мундире,
С глазами почти как в кино.
Когда-то — смеясь на квартире,
Мы с нею делили вино.
— Ты знаешь, тогда, в нулевых,
Когда всё летело в кювет...
Ты говорил о годах золотых,
А я получила — декрет.

А что ты?
— Писал. Бездомный.
Ходил по ночам как волк.
Теперь вот, как ты, — лишь знакомый,
Да постепенно умолк.
— А я — по учебе в Праге.
Потом был муж, и разрыв...
— А в сердце?
— Не знаю даже.
 Тогда ты был так красив...

— Ты знаешь, я слышал
В чужих городах — свой Питер.
Я видел в кирпичной вышке
Твой профиль, а в небе Юпитер ...
— Прости, что тогда не вышло.
Я просто жила как могла.
— И я. Я не знал, что бы вышло.
Вся жизнь — будто тень от крыла.

Молчали. А день остывал.
На улице — фонарь и аптека.
Город дрожал, как вокзал,
А в голове фонотека.
— Ну что же, прощай...
— Постой-ка,
Ты знаешь... всё это смешно.
Наша молодость — просто прослойка
На фоне чужого кино.
— Давай же, нужно быть стойким.
— Конечно, уже решено.

Прошёл я обратно по Мойке,
Сквозь мрак и витрины аптек.
Всё — то же. Всё те же помойки —
Потухший, и умерший век.
Прошли и пустые прилавки,
И рэкет ушёл под сукно.
На месте ларьков — заправки,
А вместо кафешки — бухло.

Хотя всё цивильно вроде,
Убрали ненужные доски.
Но свет этой новой «свободы»
Холоден, как и подростки.
Встречаются всё реже лица,
С которыми пил ты и жил.
И каждый, казалось, стремится
Забыть, кто и кем тогда был.

Стареет и город, и память.
Но что же не сходит с лица?
Во сне продолжает мне Таня
Громко кричать с крыльца.
Я в Питере — в эту весну,
Сквозь пыль двухтысячных лет.
Все тайны ушли в тишину,
И мрак затмил былой свет.

Смотрю на Неву, и строки Блока,
Вспоминаются, как встарь.
И голос звучит — без упрёка:
«Аптека, улица, фонарь».

Бродят уныло
Тени былого
В мгле городской.
Солнце остыло,
Нет больше слова
Песни живой.

Медные звоны
Листьев опавших
Стелют ковёр.
Осени стоны
Из красок угасших
Ткут свой узор.

Где-то далёко
Музыка снится
Юных времён.
Грустно и одиноко
Память кружится,
Как листьев звон...

Призраки лета
В парке забытом
Тают, как дым.
Песня рассвета
Эхом разбитым
Плачет над ним.

Серые птицы
Кружат тревожно
В небе пустом.
Память томится,
Сердцу так сложно
Жить под дождём.

Призраки лета
В сумраке тают,
Гаснут, как свет.
Нету ответа,
Листья вздыхают —
Лета уж нет...

На остывшие ограды,
На пустые променады,
На асфальт и на гранит
Дождь осенний моросит.

Столько раз я это видел,
А потом возненавидел,
Но сегодня тот же звук
Вдруг избавил от разлук.

Это сам я в час минувший,
В бездну мрака заглянувший,
Переплавил навсегда
Мир, державшийся года.

И вот в этом мире строгом,
Непривычном и убогом,
Наконец-то выпал дождь.
С вашим он совсем не схож.

Темно. И впереди дорога,
По ней бездумно я иду.
От завтрашнего дня немного,
Вернее -- ничего не жду.
Давным давно не верю в Бога,
Не верю в райскую мечту.

Так пилигримы по пустыне
Бредут из ниоткуда в никуда...
...Мне ёж показывает спину,
А я киваю: "Да, беда."

- Как поживаете, собрат мой?
Вы тоже бродите впотьмах?
Что в мире холоднее злата,
Светлее истины в словах?

Вы убежали из капкана?
Вы -- вольный зверь. А я -- червяк
В нелепом положенье пана
Без панских грамот и бумаг.

Без привилегий. Без надежды.
С любою нечистью "на ты".
Плюются в душу мне невежды,
Кусают руки мне коты.

Пускай кусают и плюются,
Мне это безразлично, но --
Мне счастье поднеси на блюдце --
Я выкину его в окно.
Стихи и звезды остаются,
А остальное -- все равно.

Стоит ли петь о всемирных глупцах,
Что судьбу поколений сжимают в тисках?
Говорить о подонках, в могиле лежащих,
Но в истории мира как будто парящих?
К чему? Тишина над рекою царит
И какое мне дело, что завтра хранит.

Стоит ли кричать о безумстве системы,
Что мелет людей, превращая их в тени?
Обличать лицемеров в сияющих тогах,
Что о мире вещают с кровавых порогов?
Зачем? Москва не верит слезам,
И какое мне дело до завтрашних драм.

Перечислить всех тех, кто на троны взошёл
По ступеням из крови, предательств и зол?
Осудить палачей, что в шелках и мехах
Утопают в награбленных миром дарах?
Для чего? Лишь туман над уснувшей водой.
И какое мне дело, кто будет герой.

Вспоминать имена всех забытых творцов,
Не вписавшихся в хроники наших отцов?
Восставать против лжи, что в века пролегла,
Словно мрамор надгробий, тверда и бела?
Для чего? Слой листвы на вечернем песке.
И какое мне дело о завтрашнем дне.

Пусть история катится в бездну веков,
Пусть сильные правят игрой дураков.
Я один у реки, где закат догорает,
Где вечность с мгновением тихо играет.
В этом мире иллюзий и призрачных схем
Моё дело — быть ветром. И больше ничем.

В карманах ветер да труха,
Но не иссякла чепуха -
Пишу стихи, спасаю мир,
Хоть сам живу на хлеб и сыр.

Гниёт эпоха, как капуста,
В душе темно, в кармане пусто,
Но рифмой склеиваю швы
Больной и грешной головы.

Пускай богатые смеются,
Пока их денежки куются,
А я латаю словом тьму,
Хоть сам не знаю почему.

В дырявом старом пиджаке
С огрызком ручки в кулаке
Строчу спасение земли -
Лорд, только веру сохрани.

Во время гнили и распада,
Где правда прячется от взгляда,
Поэт, как древний чародей,
Находит свет в душе своей.

Пусть говорят, что он смешон,
Что мир уже приговорён,
Но рифмой острой, как клинок,
Он режет времени поток.

И пусть смеются над поэтом,
Считая блажью все при этом,
Но он-то знает: каждый стих
Спасает души у живых.

И может быть, один куплет
Оставит в будущем свой след,
И кто-то, строчки прочитав,
Поймёт, что был я в чём-то прав.

­­­­Коснулась тьма лица золою —
Мне светлым утром не дышать.
Одна надежда злой волною
Велит последний стих писать:

Твори, твори свои проклятья
Отравленным пером судьбы,
Чтоб жгучей горечью распятья
Сжигать людские лбы.

Я знаю — смерть стоит за мною,
Но прежде чем уйти во мрак,
Хочу обжечь весь мир виною,
Оставив свой кровавый знак.

Лей, лей свои стихотворенья
Отравой горькой в души городов,
Чтоб яростью и отвращеньем
Будить уснувших мертвецов.

Пусть каждый стих, как выстрел в спину
Самодовольной пустоты,
Пусть каждый звук взрывает мину
Под башнями слепой мечты.

Пускай узнают, как мы тлеем,
Как догораем на ветру,
Как ненавидеть не умеем,
Но и не любим поутру.

И если сердце ещё бьётся
В груди хотя б одной души —
Мой яд до цели доберётся,
Чтоб мир очнулся от глуши.

Поэт забытый и усталый,
Мечтатель, сломленный судьбой,
Напрасно жизни путь опалый
Стремишься озарить мечтой!

Напрасно ты стихотвореньем
Жаждешь страданья усмирить.
И, полный светлым вдохновеньем,
Желаешь верить и творить!

Судьба еще не раз погубит
Минуты светлых дум твоих,
И веру сердце не разбудит,
И смолкнет голос струн живых.

Но все же будешь ты в бессильи
Искать забвенья в вещих снах,
И расправлять больные крылья,
И петь о звездах в небесах.

И до последнего мгновенья,
Пока не смолкнет сердца стук,
Ты будешь верить, что творенье
Разрушит замкнутый твой круг.

Когда ж, изношенный годами,
Прокляв напрасный, долгий путь,
Уйдешь ты вместе со стихами,
Тебя забудут помянуть.

Ты, в лучах рассветных
Голубого клёна
Пела тихо песню
У ручья влюблённо.

Мать смотрела долго
На тебя сквозь зори,
Говорила: — В песне
Спит душа истории.

Ты, в лучах рассветных
Голубого клёна,
Шла тропинкой звонкой,
С книгой, отрешенно.

В платьице цветочном,
Босиком по росам,
Мир тебе казался
Сказочным вопросом.

Первый раз познала
Взгляды, раны, горе —
Так в тетради детства
Входит слово «воля».

Ты, в лучах рассветных
Голубого клёна,
Плакала над книгой
На пороге дома.

Ты, в лучах рассветных
Голубого клёна,
Ступая аккуратно,
Шла к нему в короне.

Он шептал: «навеки»,
Ты — «не отпускай же»,
А в листве мелькали
Свет и нотки фальши.

Ты, в лучах рассветных
Голубого клёна,
Матерью качала
Сон младенца Йона.

Пела: «Засыпай же,
Мир пусть будет светел…»
Ястреб пролетавший
Был тому свидетель.

Муж ушёл, как листья
С клёна в час прощанья…
И оставил в сердце
Боль и расстоянье.

Ты, в лучах рассветных
Голубого клёна,
Всё ждала, что вспомнит
Он слова былого.

Он забыл. А клён твой
Шелестел, как прежде —
О разлуке, лете
И былой надежде.

Всё уходит, знаешь,
Всё уходит, слышишь,
А ты всё мечтаешь,
Но ему не пишешь.

Ты, в лучах рассветных
Голубого клёна,
В старости глядела
В стену из бетона.

Мир ушёл, как парус
За закатным краем,
Как ушёл Икарус
Солнцем согреваем.

Ты, в лучах рассветных
Голубого клёна,
Тихо спишь под небом
Без обид, и стона.

И, в лучах рассветных
Голубого клёна,
Плавно исчезает
Тень твоя — Алёна.

Ты же под землею,
Без тревог и спора,
Со своей семьёю
Спишь под сенью бора.

Клён стоит как ране—
Страж и утешенье,
На твоём кургане,
Жизнь ведь лишь мгновенье.

Мы вышли из залы туманной
На воздух дрожащий и пряный;
Смотрели толпой безымянной
С террасы ирисы багряные.

Звенели вечерние дали,
Рассыпался звук по воде.
Вдвоем мы долго блуждали
По мокрой пустынной земле.

О, шёлк Вашей шали воздушной —
Так призрачно, бледно-жемчужный,
Как дым над белой свечою,
Как вздох над забытой мечтою.

В лучах угасающих бликов
Мерцала вечерняя медь,
И в танце теней многоликих
Хотелось растаять, сгореть.

Качались игривые ивы,
Туман поднимался с аллей,
И были мы так молчаливы,
Как статуи древних царей.

Заката лиловая манна
Истлела, растаяв во мгле...
И стало прохладно и странно.
Мы — скрылись в оконном тепле.

В награду за мои грехи,
За стыд и плутовство,
Вдруг появляются стихи —
Вот так... Из ничего.

Не знаю, кто их мне дарует —
То ль ангел, то ли бес,
Но каждый раз меня волнует
Сей сказочный процесс.

В тумане улиц и домов,
Среди чужих историй,
Слагаю музыку из слов
В осенней меланхолии.

Быть может, это благодать
За боль и за утраты,
Что позволяет мне писать
Духовные трактаты.

Священник крест
Поднял к небесам.
Это твой арест,
Приговор ты сам.

Утром — соловьи,
Розы да вино.
К ночи — звон цепи,
Каменное дно.

"Народ угнетён!" —
Кричал в толпе мужчина.
За правду — полон,
За слово — гильотина.

Три шага. Поворот.
И опять тупик.
Сквозь тюремный свод
Тусклый лунный блик.

Шаг вперёд. Два назад.
На камнях — следы...
Где жизни маринад,
Юность и мечты?..

Каземата свод,
Мокрая стена.
Не грусти, милорд,
Участь решена!

Палача топор
Блещет на заре.
Тухнет разговор
На сыром дворе.

Барабанный бой.
Площадь. Горький смех.
Встретиться с судьбой —
Это не для всех.

Колокол бьёт.
Звенит набат.
Кто-то слёзы льёт,
Кто-то даже рад.

Вот-вот — эшафот,
Вечность, как стрела!
Помолись. Восход.
Кончилась игра.

В подъездах спертый дым, на стенах письмена,
В холодных комнатах лампа да луна,
Обшарпанных домов слепые переулки,
Где воют по ночам голодные придурки,
И стены в копоти, что въелась, как печать,
Калеки у дверей, что просят им подать,
Разбитые окна, заклеенные газетой,
Крысиный писк, смешавшийся с рассветом,
И улицы, где лужи через край -
Вот какова моя дорога в рай!

­­­Сквозь муки тайного прозренья
Поэт находит свой язык,
Чтоб выразить одно мгновенье,
Что стоит тысячи других.

Он различает в шуме моря
Напевы древних голосов,
И в звуках южного прибоя
Он слышит музыку богов.

В обычном шорохе деревьев
Он слышит древние слова,
Что не постигли поколенья,
Что позабыла вся земля.

Где тучи хмурятся сурово,
Он различает письмена,
И обретает силу слова
Его бессонная душа.

И в каплях утренней росинки
Он видит космоса размах,
И в белой маленькой снежинке–
Вселенной мимолётный взмах.

Ему одна звезда мерцает
Особым, тайным языком,
И только он один витает
В закатном небе золотом.

Так одиночество поэта
Есть дар особенных очей —
Увидеть то, что скрыто где-то
За тьмой непройденных ночей.

Когда безмолвствуют пророки,
И мудрецы не говорят,
Черпает он святые строки
Из света солнца и лампад.

Лишь взгляд поэта проникает
За грань обычных серых дней,
Где время медленно стекает
С небесных золотых ветвей.

Он видит то, что скрыто прочим
За пеленой привычных дел,
И в полночь, бархатною ночью,
Ему открыт судьбы предел.

Другим незримы эти тени,
Что за плечом его стоят,
И звуки странных песнопений
Лишь в сердце у него звучат.

И потому его посланье
Непостижимо для других —
Оно есть высшее познанье,
Не помещённое в язык.

Дар уникального прозренья
Как крест – и радость, и беда:
Увидеть мир в одно мгновенье
И не забыть уж никогда.

­Расколота тишина,
Развеяны мечтания.
Между нами теперь стена
И горькое непонимание.

Растворились в толпе чужой,
Расплескали свои надежды.
Обернулись друг к другу спиной,
Стали дальше, чем были прежде.

Рассечённые времена,
Растерзанные обещания.
Не дождётся весны зима,
Не услышу твоё дыхание.

Разлюбили, наверное, мы,
Разрубили все нити надежды.
Расплатились сполна за мечты,
Раскроили на части одежды.

Расцветает вдали новый день,
Разгорается в небе заря.
Расскажи мне, куда ушла тень
Размытых снов января?

Рассеялись, как в небе дым,
Расписанные нами планы.
Я стал тебе совсем чужим,
Раскрылись зажившие раны.

Разлука — как острый нож,
Распахнуты настежь двери.
Расторгнуты клятвы, и что ж?
Разрушено всё, во что верили.

Разбросаны осколки слов,
Расписаны маршруты расставания.
Между нами – дыра без основ
И холодные воспоминания.­

Россия, снова ты больна,
Снова метели воют.
Народом правит сатана,
А бесы козни строят.

Всё те же рожи по ТВ,
Всё те же речи с трона.
Все те же люди во главе,
Лихие - вне закона.

И снова страх сковал уста,
И снова ложь - святая.
Россия, как же ты пуста,
Глухая и слепая.

Опять в подъездах страшно петь,
Опять в глазах тревога.
Опять детей учат терпеть
И верить в злого бога.

Опять герои - палачи,
А жертвы - виноваты.
Опять все лучшие умы
Бегут из этой хаты.

Скоро вернуться холода,
И вновь вернется голод.
И смотрит власть из-подо лба,
Как вымирает город.

И дети, что растут в золе,
Однажды спросят прямо:
За что мы преданы стране,
За что убита правда?

Россия, ты еще жива,
Хоть раны глубоки.
Но прорастут еще слова
Сквозь мертвые стихи.

Я помню тихий вечер декабря.
Снег мягко падал под светом фонаря.
Ваш профиль был прекрасен при луне,
Как будто было то во сне —
В холодным сне средь гаснущего дня…
Ваш профиль был загадочен — под светом фонаря.

И ветер стих, и улица пуста...
Я замер — у старого моста.
В полуулыбке губы чуть дрожали,
А руки крепко трость сжимали,
И было страшно — был ли то кошмар?
И падал, падал снег на тротуар.

Сегодня снова сумрачная ночь,
И тот же снег, и так же не помочь
Ни вам, ни мне — и так же мёрзнут губы,
И взгляд пропал — и ничего не будет,
А сердцу снова так невмочь
Увидеть вас в такую ночь.

Не о мечте пишу, не о луне пою,
И только ты одна поймешь тоску мою.

И разве мог бы я, о, посуди сама,
Увидеть этот дождь и не сойти с ума.

Обыкновенный день, обыкновенный двор,
Но почему весь мир ведёт со мною спор,

И звёзды днём горят, и в тишине — гроза,
О, почему молчишь, закрыв свои глаза?

И разве мог бы я, о, посуди сама,
Твою печаль познать и не сойти с ума.

И если б знала ты, как холодно в груди,
Когда часы стоят и некуда идти.

Не говорю — поверь, не говорю — услышь,
Но знаю, ты сейчас на тот же дождь глядишь.

И за спиной твоей стоит любовь моя,
Глядит на серый мир, в котором ты и я.

­­­­­Нет человека – исчезла проблема,
Так процветает фальшивая схема.
Деньги даруют безмерную власть,
Как мы смогли в эту пропасть упасть?

Совесть потеряна, царит лишь монета,
Цифры опутали душу и гетто.
Жизнью людской управляет банкнота –
Вот она, суть современного гнёта.

Искусство старо, нужна лишь цена,
Миром управляет цифровой сатана.
Мораль забыта, важна лишь бумага,
Во истинну быта, для всемирного блага.

Тех, кто не с нами, кто думает шире,
Ждут лишь большие дырки, как в сыре.
Смотрит система на давний позор,
Радуйся, если не взят под надзор.

И избежав ты звериного плена,
Помни, здесь лужи уже по колено.
Маски срывая с парадных фасадов,
Видишь изнанку фальшивого града.

Правда упрятана в мёртвых архивах,
Мысли закованы в цепи нарративов.
Долго молчали – теперь не до крика,
Горло сдавила стальная улика.

Выхода нет из порочного круга,
Власть и богатство – надёжнее друга.
Только проснувшись от сладостных грёз,
Нужно ответить на главный вопрос.

Тонем в болоте кровавого рынка,
Каждый наш шаг – серая дымка.
Толще бумажник – спокойнее спать,
Как мы смогли далеко так упасть?