Поэмы

7-
-Уж не чума ли в городе,
солдат,
ты слышал,
птицы черные,
нам с крыш кричат?
-Афины храм,
заполнен до предела,
зайдешь, так
рвет одежду в нем
толпою тело.
Кто с бусами,
кто с брошью на груди.
Ребенка, точно щит,
иной толкает впереди.
-Да, смерть царя,
не то, что моряка,
из них болезнь,
забрала только двух,
пока...
-Про моряков теперь
молчок!
а праздник омрачать,
не любит
городская знать.
-Идем солдат,
посмотрим храм
Афины,
смерть всех ровняет
под себя,
ребенок ты,
девица или
с копьем родившийся мужчина.
-Ступай вперёд,
я под лодкой
спрячу нож,
с оружием в храм божий
не войдёшь!

8-
Толпа и плачь,
и запах благовоний,
и масляные, жирные огни.
кто вдруг
смеётся нервно,
кто от горя стонет.
Как вместе счастливы,
так будут
вместе в горе,
рыдать, молится,
волос рвать они.
"Богиня, где ты"-
плачь летит под
своды,
под нависающий
над ними груз камней...
Молчит богиня,
плачут и поют народы.
И слышно вдруг,
сквозь стоны песнопений:
-А лекарь, что?
-Пытать мерзавца,
всем расскажет пусть,
как отравил царя...
-В темнице лекарь,
говорят,
и запоздало кается.
-Как не раскаяться,
молчанье зря,
когда под ребрами
подводят якоря...
-Кто говорит?...
-Но тише, дура,
смотри, священники
идут,
в медвежьих
шкурах,
один, безмерно толст
и худ второй,
у третьего Афины лик
над головой,
на ткани, золотом,
и разными камнями,
Афина грозная сама,
с небесной глубины
глазами!

9-
В море шторм.
ослепло небо,
белой тканью
стало,
взбесилось море,
лодки прочь,
бросает щепками
на скалы.
Себя привязывают
к мачтам моряки,
отвязывают,
в тень летящий
парус,
и от богов недалеки,
кому еще,
дышать досталось.
То в море вырастет
гора,
в кустах, в расщелинах,
с ручьями,
то пропасть,
бешенства полна,
зев открывает
перед нами.
Горе и бездне,
слить свой пыл,
да как просить,
моряк уже забыл.
Два дня бесился
Посейдон,
болел и плакал,
между волн.
Вдруг, в море все
остановилось,
и солнце белое явилось.
И всем казалось,
что оно,
двухдневной бурей
смущённо.


10-
Три дня спустя,
устав от погребальных
стонов,
от пения, от слов,
от колокольных
звонов,
Тесея стали хоронить.
Его, как павшего
героя,
царя и мужа
на лафет
перенесли
и два копья
под ним прогнулись
до земли.
Движеньем правит Ипполит,
как то,
сыновний долг ему
велит,
Близ моря им двоим
дорога.
Сыну и отцу.
Лень близится к концу.
А в море тихо и сейчас,
все в нем и рядом
спит немного,
к тому теперь
зовёт и нас .
Он ехал, мокр хрустел
песок,
колеса след свой
оставляли,
вдруг вод распалась
гладь морская,
из моря чудище являя.
По виду, будто крокодил,
а голова его
мужская...
Есть борода и седина,
а росту в нем,
как старая сосна...
Пал животом
на экипаж,
и сам вдруг умер.
С ним царевич наш.
Решили после-
Посейдон,
ни кто иной,
но только он.
Как тут не вспомнить
про вино,
уж верно,
было странное оно ...
С тех пор замечено-
спокойней стало
море,
и шуму меньше в нем
и много меньше
сора.

11-
Осталась одинока
Федра,
как одинокая земля,
что не родит,
не просит ветра,
с дождем не дружит,
не грешна.
Не любит солнца,
но покорна,
и свету дня
и ночи черной,
чья нам несносна
пелена.
Носила черные одежды,
но скоро,
очень скоро
бросила она.

03.2025г.

6-
-Федра...ты?
Я вижу, и тебе
не спится,
а я привык на корабле,
в дороге, в час ночной
молиться...
Зажгу лампадку,
и священных слов,
произношу ряды
во мрак, к другим
ушедших снов.
Засну с молитвой,
Зевс является порой,
да сыплет перхоть
со своей башки седой...
- Бог знает,
что ты говоришь,
Тесей,
скажи мне лучше,
боль прошла твоя,
или терзает все?
Тесей! В дороге,
в море, все возможно,
есть, пить и спать в пути
нам нужно
осторожно.
Придет болезни
черный дух
иль бездны песни
наш терзают слух...
-Федра,
знаешь, я во всём
прилежен,
в молитве,
в исполнении разных
дел,
с рабынями и женами рабов
не слишком
нежен.
Я не гневил богов,
и лишних слов
на женщин
тратить не хотел.
Богам, тебе
и знахарю в угоду,
всегда мешал с вином
предложенную
воду.
Мой знахарь, раб,
мне близкий человек,
от кушаний моих,
немного
пробовали всех...
- Какое пил
по вечерам вино,
то, что тебе в дорогу
я давала?
-Ах, Федра!
То, твое вино,
в тяжёлой бочке,
с обручем серебряным
металла,
что ты в дорогу
снаряжала,
в пути закончено оно.
-Чем обошлись Тесей,
как сей вопрос решили?
Или уже совсем
не пили?
-Сын местного
царя,
богами брошенная
на задворки знать,
своих запасов винных,
решил нам часть
прислать.
Ему в ответ,
я подарил рабыню,
ту, что тебе,
была не слишком по душе.
Она в ту пору,
надоела мне уже.
Так, славно было решено,
ему- рабыня,
нам- вино!
Не зря же
за столом порою говорят,
кто ныне пьян,
тому с бутылкой,
а не с женщиной,
роман!
-Ты видно часто
пил вино,
знай, нас во мрак
ведет оно...
- Сама Афина
тайный знак
мне подаёт,
Федра, Афина
говорит мне...
нет не могу сказать...
ох мой живот!
-А сын царя
вино с тобою пил?
-Он очень за подарок
мой благодарил.
От неизвестных,
нам причин,
земля в том крае
скупо дев родит,
но все одних мужчин...
Ах, Федра!
Счастье наше
долго не живет,
вернулся я,
но мучает живот...
-Пошлю за лекарем,
Сильфиду,
будит пусть,
с ней двух солдат,
для обретения
старцем чувств.
-Федра! Встать
мне помоги,
такого места
нет в твоей постели
чтобы удары боли
не летели.
В пути,
качаясь на груди
морской,
я думал, счастье быть
с тобой!
......
(Федры крик)
-Сильфида! Где ты,
полно спать,
царь болен твой,
покинь свою кровать!

Не могу сказать отлично,
но живу я хорошо.
Заработал на три спички,
заработаю ещё!

У меня во всём везуха,
стал почти, что без зубов,
скоро буду я без слуха
обладателем очков.

От меня жена сбежала
к другу Ваньке-торгашу!
Жизнь совсем подорожала,
носит рупь в одну семью.

От меня ей нету толка,
Ванька тоже бороздит.
Во главе сейчас сноровка,
знать где, что и как добыть?

Что с меня простого хлопца,
работяги-дурака?
Бабе нужен тот, кто бьётся
за достоинство рубля!

И в борьбе той средним классом
назовут когда-то их,
остальные просто масса
для развития других.

Говорил их первый – Ельцин,
заработать честно дам!
Вот сижу теперь без места,
вспоминаю по годам,

по годам давно ушедшим,
с дефицитами, со всем,
что казалось неуместным
для желанных перемен.

Перемены те настали,
лишь для тех, кто вечно крал!
Работяг в стойло́ загнали,
«Караул! – кричи, – Аврал!».

Только власть едва ли слышит,
ей всё время невдомёк.
Добавляет в адрес нищим,
«Сколь им надо в жадный рот?».

Мы, конечно же, зажрались,
и не любим зря властей!
Недовольной, глупой стаей,
гляньте, – нет очередей!

Пива валом, хоть залейся,
водки «катаной» полно
ужирайся за копейки,
отыщи в бутылке дно!

С анашой с той лихо вышло,
садют крепко, – не кури!
Счас у власти кагэбисты,
с этой властью не шути!

Да и правильно, – на кой нам?
Все пойдем мы на дзюдо!
Бросим пить, – деньжат накопим,
и в ковры все головой!

Нам усвоить бы, однажды,
всем единым сплавом масс, –
о заботе власти важной,
и о том, что всё для нас

будет, может быть, не скоро,
может, кончиться и нефть,
но потомок с огородом
будет фермером коптеть!

Не получится! – Так что же?
Нам не стоит горевать!
Батраком в стране восходов
будет можно проживать!

А не так, – пойдём в лакеи,
лишь бы крепкая спина!
Ну, конечно же, и шея
нас тогда б не подвела.

А товар дадут китайцы,
сингапурцы тоже шьют.
Мы ж как беглые нанайцы
замелькаем там и тут!

В деле важном с господином,
лишь бы лишку не сказать,
а не то под зад, и в спину
на помойке проживать!

Ну, а там нам трудно будет,
нет пособия бомжей!
Прочитали бы про мусор,
и узнали б поскорей:

Как у них там? – Кто в «законе»?
Что по чём? – И что там как?
Для кого нам быть в наклоне?
Кто там главный? – Чей общак?

Так что дел нам вскоре хватит,
не у нас, так у детей!
Зря Зюганов власть ругает,
нет в стране очередей!

И зачем вообще ругаться
на властей, – на их порыв?
За народ им надрываться,
из последних кажут сил.

Потому на мерседесах
все усталые спешат –
в заседания и съезды,
свой народ соединять!

Не допустят «сепаратов»,
этих «истов» - главарей,
что доводят до развала
по заданью Алькадей!

Что поделать, если всюду,
террорист жить не даёт?
За свою бояться шкуру? –
Это братцы не пройдёт!

Мы единой цепью ляжем
под обломками домов!
Мы им всем, паскудам, скажем:
«Нету больше дураков!».

Нам бояться непристало
за житуху, – за житьё!
В чём найдёт власть оправданье,
за такую, за её?

Потому мы лечь готовы,
где угодно, – хоть в метро!
Взрывов мало, мы поможем,
взрывом газа своего!

Да и жить в квартирах смысла,
нет особенно сейчас, –
за квадраты оптимизмом
не тревожит плата нас.

Если пенсии повысят,
знать опять взрастёт цена,
никакого жить нет смысла,
жизнь к жратве вся сведена!

Мы не ходим по театрам,
в гости мчимся иногда,
чтоб отведать или тяпнуть
самогона – первача!

Юмористы к нам не едут,
видим только их в окно!
Иль за стенкой, вон соседи
веселят народ ещё.

Непосильной стала плата,
мы не ходим на концерт,
где народные ребята
ни о чём поют под «бенд».

Не поют нам про Бориса,
что он лечь на рельс хотел,
наш народ опять ошибся
в геометрии госдел.

Обещал и лёг, но вдоль он,
поперёк, он – не дурак!
Дураки в собесы ходят
смех-подачки получать.

Не поют про коридоры
и про залы не поют,
хвалят рупь сегодня хором,
что от провода берут.

Этот провод газа-нефти
нас спасает от проблем,
правда, нет хорошей песни,
и об этом нету тем.

Мы б с товарищем сходили,
мы б послушали тогда,
тех певцов, их звук фамилий
заучили б навсегда.

Нам известен лишь Иосиф,
этот впрямь за свой народ, –
правду матку в песнях косит,
душу истиной скребёт.

Так что слушаем Кобзона,
не хрен слушать остальных!
Ой, забыл, – сказала Соня,
чайный есть дуэт двоих!

Мы прослушали бараком
в исполненье модном их –
песнь Высоцкого со страхом,
хорошо он не в живых!

Ну а так, – я краем уха,
не ослепши до конца
вижу, лижут, потаскухи,
свои бабские уста.

Вру опять, припомнил снова,
эскадронного гонца!
Акробата циркового,
всенародного певца!

Этот может, зал весь встанет,
подпоёт весь зал страной!
Но барак наш пролетает,
нет нам песни – ни одной.

И зачем петь про кормильцев,
коль нас кормит запад-друг?
Лучше спеть нам про столицу,
про её сомкнутый круг.

Ну, а то, что за пределом,
пусть бесплатно пропоют
полупьяные соседи,
что сто грамм ещё нальют.

10 мая 2004

5-
-Здесь ты, Сильфида,
верная
служанка?
-Я, госпожа моя,
Федра!
Всегда готова услужить...
-Светильник гаснет,
а запасов масла
мало,
все фонари
дворца горят устало...
Если мне,
царице Федре,
света нет,
одной полно
золы,
как слуги,
вы, обходите углы?
-Я, госпожа,
не знаю,
по наитию идем,
да с краю.
Мы держимся руками
стен,
а то огрызок свечки,
подожжен.
-Вот горе,
все Тесей на море
тратит,
нам оставит
что,
того едва уж
хватит.
А ты жена,
сиди одна
в палате.
-Не смею госпожа
о том судить,
хотела лишь сказать я,
ждёт вас Ипполит.
-Как ждёт,
нашел мальчишка время!
Теперь,
для урожаев дни,
а не затем,
чтоб бросить семя!
-Я точно так ему скажу...
-И будь Сильфида
осторожна,
пусть и царица я,
но и царям
не все возможно.
-Остерегусь шуметь
и песни распевать...
Я передам
монетой ваше слово,
пусть купит масла нам,
раз тьма идти
готова!
-Иди сама и меньше
рассуждай,
да что и я,
придти к нему хотела,
передай!

4-
-Что видно было
вам в стране чужой,
какие звёзды там,
и вид луны какой?
Также, она желта
и светом желтым
окрашивает рощи,
город, волны?
-Все тоже самое
там милая, но
Луна,
бывала часто
цвета крови,
солнце тамошнее
вас испепелить готово,
так оно
раскалено.
-А сфинкса видели,
солдат,
на льва похож,
и на собаку, говорят!
-Да, видел сфинкса,
но песок,
почти похоронил его.
Пол туловища,
морда, хвост и все!
-Его или ее?
-Того не знаю...
-Чего же больше
нам желать,
чем путешествий
без больших затрат!
Также говорят,
он улыбнется
и миры сгорят!
-Нет, ничего такого
я не знаю,
все врут, наверно,
лжи теперь нет краю...
-Там пирамиды есть?
И кто их мог сложить?
-Огромные, а видом
точно миражи...
-А караваны
видели в пустыне?
Погонщиков,
товары и мешки
и пальмы,
что у солнца
просят тени?
- Все видел,
много там песка,
а Нил мне кажется,
ленивая река.
Течет неторопливо
к морю,
от жара зелень чахлая,
по берегам,
с горячими песками
спорит...
-Как интересно!
Вижу, вы солдат,
умеете красиво
рассказать...

3-
-Солдат!
попробуйте кефаль,
не часто
праздники
в спокойной жизни
наших мест.
Работа, сон,
купанье, лес.
Шум речи, музыка,
подразнит
и убежит,
а скучно здесь...
-Спасибо, девушка,
вино,
к общению нас
располагает,
прогонит скуку
и кто знает,
придешь ты,
если не оно...
-Не торопитесь,
ночь теперь грешна,
Афина в храме
спит одна...
-Так, а теперь
добавь мне рыбы,
да пей сама,
и знай, красавица,
мы тем счастливы...
.........

2-
Афины убраны цветами,
гирлянды, смех счастливый,
с нами,
сегодня царь,
он возвратясь,
своей улыбкой дарит
нас.
Колонна моряков
и стража
и конфетти
из экипажа.
Но взгляд усталый
и рука
перил коснется
так, слегка.
Посмотрит царь,
уйдет с балкона.
Царь устал,
вдвоем с царицей,
завтра снова,
продолжить празднество
готовы.
Но горожане и купцы,
пьют, веселятся,
жарят рыбу,
а волны плещут
в сны залива,
и желторожая луна
всю ночь,
без звёзд глядит
одна.

Федра
1-
Тесей, великий царь
Эллады,
на месте не сидит,
трон пуст,
стоит и зря мозолит
взгляды,
близ языки исторгнут яды,
скопившиеся
в оградах уст.
Тесей не любит
дух дворцовый,
не терпит пыли он
ковровой,
не любит принимать
послов,
тоску размеренную
слов,
во сне почти,
кивая слушать.
Ему в пути
и в море лучше.
Он любит стук сухой
копыт
и парус любит,
что раскрыт.
Вчера из Африки вернулся,
в Египте год
провел, как сон
и говорят,
сам Посейдон,
с трезубцем,
с пенной бородой
с царем из вод
переглянулся.
Царь вылил в море
все вино,
что было в путь
припасено,
затем,
по просьбе капитана
живыми бросил
трёх баранов.
И скрыл личину
Посейдон,
лишь борода еще
кипела,
между стадами
синих волн.

20-
-О чем ещё беседует
на улице народ,
что праздные умы,
помимо дела
развлечет?
-Также говорят,
для беглецов,
дороги перекрыты,
теперь границы
царства на замке,
а треть бежавших,
пойманы и перебиты...
-Как царство
удержать царю в руке?
Страна, теряющая свой
народ,
становится,
что озеро без вод.
Полна засохшей тиной,
яма
и смерть теряя стыд,
сама в ней правит прямо...
-Да вот ещё,
хотел спросить,
словоохотливый
прохожий,
поэт здесь где -то жил,
немного
был он на вас похожий.
Вот думаю, остановить,
кричу -"Постой!"
Да оттого, весь разговор
пустой.
-Поэтов много,
голод камень заточной,
из двух болтающих,
один прозаик,
а поэт второй...
Имел ввиду того,
который много слов,
своих и наших,
тратит на любовь...
- Да, нечем заплатить
и слово,
монету золотую,
заменить готово.
-А где он?
-Умер,
недавно
был зарезан,
знаете вы, тут,
поэты точно мухи
не живут.
-Остались ли стихи,
от мертвого поэта?
-Да, вороха бумаг.
Не разобрать что он писал,
теперь одно- топить очаг....

21-
Ночь или день на улице,
солдат?
-Ночь госпожа,
стоит,
вам можно спать,
а мне служить,
как то уставы говорят...
-Нам окон нет,
светило нам одно,
всему, что здесь
заключено.
-Я знаю, кто он...
-Ты проницателен солдат!
Приятно встретить ум
и силу,
которые, во всем
дружны,
продолжат мир они,
а нет, так ход войны...
-Благодарю вас,
госпожа Наама.
-Вот чудо,
знает как нас звать!
Но муж законный,
вздумал забывать...
-Я вижу госпожа,
вы все грустите,
на службе я
и нужно мне идти...
- Тогда идите...
- Проверю галерею,
зал и двор,
а после, если скучно,
разговор,
продолжим...
- Ах, солдатик! Приходите!

22-
-Скажи солдат,
какая ТАМ погода,
теперь, я слышала
июнь?
-Нет, май еще,
царица
и моя Наама.
Природа пробуждается,
идут дожди,
прочь прошлое
с дорог
смывают прямо.
Считаю дни,
освободит в горах
дороги май,
свободны мы,
любую выбирай.
-Пусть май,
а женщине
близка природа,
цветок она,
любое время года,
мелодию свою
смычком сыграй,
которой обожаем
повторенье.
Солдат мой, начинай
играть,
впредь, обещаю
не стонать.

23-
-Не забывай, солдат-
меня зовут Наама,
звала меня,
так в детстве
мама.
С 11 лет
живу одна, не ведаю
давно, где мать
и роль пустую продолжаю
исполнять.
О бог мой,
ты исполнил прихоти
мужчины,
а счастья мое?
жду день, другой...
мне счастья нет,
оно проходит мимо,
как травы у дороги,
под рукой...
-Я -Тибр,
был легионером
Рима,
мой легион непобедимый,
бежал, в боях разбит.
И если я вернусь теперь,
мой Рим меня
казнит.
-Солдатик,
жаль тебя!
Но прежде чем,
бежать,
хотела я Суламифь
долг один отдать!
- Долг? Что за долг,
большая сумма
денег?
-Ты подожди, день
мне хитон оденет,
я скажу.

24-
-Наама!
Август стал
благословенный,
дороги горные чисты,
мы живы,
кое -где посты
на них побег сдержать
могли бы...
Нет голода,
но всякий день
ненастья приближает
тень.
-Ты помнишь, Тибр,
я должна Сильфиде.
Долг чести,
честь моя важна,
врагу отмщенье
и война!
-Зачем ещё
ведутся войны?
-Я царской крови,
я достойна!
Так в воду, в бездну,
все мечты
и мы свободны, я и ты...
-Исполню долг твой
и в пути, в ненастье,
в стране чужой
согреет душу счастье.
-Мне говорили,
Соломон,
теперь Суламифь
пресыщен...
- Наама, правда,
неприятен
мед,
когда его ешь
круглый год!
-Смелее Тибр,
миг, другой
и птицы
мы свободные с тобой...

25-
-Что слышно?
-Царь теперь печален,
но не смертельно,
дев страна,
корзиной грузною полна.
Страны просторы,
ещё родят,
ее поля и горы,
как фрукты,
как созревший плод.
На царский стол
слуга
плоды опять несёт.
-Благословим же,
царские корзины
и слуг натруженные
спины...
-Да, чтобы со столов,
что кормят
только звёзд
слуга и нам плодов
порой принес.
-Царь слышно,
вновь ходил к Нааме...
-Ну, с ними бог,
а также
может, с нами...

26-
-Ты видишь служка
огонек,
горит и теплится лампада?
Потухнет,
храм тогда падёт
и мы погибнем
в пасти ада...
-Ах, вижу метишь ты
в пророки...
Тьма отступила,
живы мы
а голод в странах,
нам теперь далёких...
Молись и место знай
свое.
Царь жив,
а лето нам,
тепло свое даёт.
-Плоды земли,
страны питают соки.
С царем и нас,
которые ему далеки...

03.2025г.

19-
-Как Соломон?
-Кто знает,
сегодня молчалив он,
завтра,
гневом полон.
Как царство
удержать в руке!
Зима и голод,
а дома стоят пустые,
умирают люди.
-Бежать через пустыню,
стать рабом...
-Такая мысль
и мне явилась,
неизвестный...
я думал,
быть рабом и жить...
-И что казалось
лучше,
рабство или смерть?
-Думаю, весна нам даст
надежду...
-Последний
месяц требует терпения.
Проснется солнце,
будет наше воскресение.
-Все бросить,
перейти пустыню...
- Говорят, там,
в Финикии сладкой,
всех ожидает плеть...
-Говорят,
из 1000 жён и наложниц
Соломона,
осталась треть...
-Значит,
царь делит
тяготы с народом...

18-
700 наложниц,
300 жён,
сомнение их мучает
и безделье,
тоже мука.
Не сеют, не прядут
а тут,
любви им нет,
хотя, для 1000
она должна быть
многорука.
Как всех запомнить,
обогреть
и обслужить?
Десятерых на дню?
А прочим скука...
Любовь должна быть
многорука.
А слезы, а истерики,
а сплетен кисея,
ну, не могу того
представить я!
А 1000 поползновений
на единствоенного мужа,
рождение детей,
права,
даруемые,
взятые назад.
2-3, ещё куда ни шло,
но 1000, мне кажется,
себе во зло.
Да, кстати дети,
этот детский сад,
с ума сведёт любого,
кто на 1000 женат!

15- песнь вторая
Шла я по городу,
стан мой,
шагами осторожными
колышет.
Живот мой, ждёт тебя
любимый,
поцелуем,
твоим живёт и дышит.
Груди,
мешают мне сосцами.
В них молоко любви,
что между нами.
Любимый мой,
ищу тебя везде,
мой день устал
он лег туманами,
дождями.
Подходят стражники,
кудрявые мужчины,
где друг твой,
спрашивают, кто он?
Им отвечаю- Соломон,
царь ваш...
Так, будто ты со мной,
идёшь незримо,
хранишь
ты честь мою и жизнь,
любимый.


16- песнь третья
Ныне, мне
одному собирать
сладкий твой виноград.
Зреет на солнце он,
ночью,
сторож не спит, бережет,
твой виноград.
Всякий захочет,
ночью
забраться в твой сад.
Сторожу я говорю,
не береги виноград!
Я тебя выбрал,
сладость твою,
что ты успела
на солнце собрать.
Буду тебя целовать,
только лишь день
поменяется с ночью,
а тени,
у ног твоих станут
лежать.


17-
-Ашарот! Ты- хитрец,
недаром мать твою
в Ассирии купили,
не поскупились вижу,
славно заплатили!
Отец у нас один,
по матери
кудрявой,
Ассирии ты сын,
чужой державы.
Наложниц любим мы,
царей,
несут еврейки нам
в большой любви своей.
Ты не из наших,
тем мне ценен,
одной ногой застрял
в чужом владении.
Мне кажется
уместным твой совет,
поэту нужен царь,
царю- поэт.
Пусть он придет,
поэт твой неизвестный,
да о любви,
слагает пару песен...
Согласен ты?
Тогда к себе ступай,
уж ночь спешит
и неба держит край...
"Строитель он,
теперь ещё поэт,
не дорого поэты стоят,
если хлеба нет..."

14- песнь первая
Скажи незнакомка,
где,
тот, кого любишь ты,
кто стада
свои многие,
пригонял целовать
твои ноги.
Кто блуждал
по холмам кустистым,
платье рвал
о колючки и листья.
Кто он,
который мог,
к роднику припасть
твоей плоти.
Где скажи мне,
ты полдень
проводишь?
Утопленная солнцем,
ветер,
кос твоих
движет черные плети.
Вот пришел я
в сад твой,
пить нектар,
пчел отгоняю
рукой.
Пчелы жужжат, жалят
руки мои.
Мешаю им
деловитым,
знающим свойства
цветов,
собирать по капле
любовь.

Не предвещая нашей встречи
Играл рояль, горели свечи

ЧАСТЬ I ТЁМНАЯ ВУАЛЬ

В бокале терпкого, рубиновой слезой, тонул хмельной парижский вечер
Как дикий зверь, завыл в Полях разнузданный мистраль

Под звуки скрипки задрожали в канделябрах бархатные свечи
Тоскливо зазвучал изысканный, как джентльмен, и чёрный, словно смоль рояль

Один лишь взмах ресниц - и я посмел бы умолять вас о приватной встрече
Тотчас без колебаний, понизив в ранге совесть и мораль

Прикрыв от посторонних глаз сияющие бронзой трепетные плечи
Оставил бы все то, что было до, предав огню безмолвную печаль

Шепча, словно в бреду, волнующие душу речи
Коснулся бы я томных губ, сквозь тёмную, как ночь вуаль

15.02.2025

#аврораваленская
#викторияваленская
#аврорапишет
#любовьспасетмир

11-
Ашарот вышел,
но старался,
не показать спины,
Взгляд Соломона
спины обжигает.
В дни голода,
веселья звуки
по залам не слышны.
Нет смеха
и в дворце холодном,
страх одному
не быть голодным.
Но, сначала вера,
а за ней война,
способна удержать
страну одна.
Храм строить
или кровь пролить?
Все о державе,
голова болит.
А если в бешенство,
душе упасть,
расстроен Соломон
и бездна всем откроет
пасть...
Он шел и руки гобеленов
касались
пыльных гобеленов.
гобелены
в коридорах покрывали
стены.

12-
-Охрана, спишь ли ты?
-Как можно,
так головы лишится нам
не сложно!
-Ты прав солдат,
с тобой я в том согласен!
-Дворец нам крепость,
ночь и враг,
объединяют силы
для атак...
-Все тихо?
-Да, командир,
не спит охрана,
царь Соломон
с наложницей,
уединились рано.
Когда мы проходили
у дверей,
так слышали, как ложе
движется под ней...
и стонет,
девственности бой
теперь с царем
вести одной...
-Не то вы слушаете,
славные солдаты,
проверьте галерею,
зал большой, палаты...
-Все сделаем,
не сомневайтесь,
я в обход свое,
возьму тяжёлое копьё.
Мы службу знаем,
командир.
Война- охрана служит,
служит,
если мир.
-Вы помните пароль?
-Да, пароль Сильфида,
иного не имели слова
и выбрали такое.
-Что же отзывом?
-Любовь!
- Идите, но
не разделите силы,
вижу, вы готовы.

13-
-Уже зима,
а снега мало,
ветер бьёт в лицо.
И хлеба нам,
ещё не поступало...
- Свой фартук надевай,
ступай к стене.
Скрипи металлом,
камень ставь
спиной во вне.
-Я помню архитектор
ваши планы,
стена да арка, переход
меж ними странный.
За ними
ряд ступеней вниз
и нависающий
над всем карниз...
-Да,
помнишь мой чертеж
и камень как положено,
кладешь.
-В десятники меня
теперь переведите,
стараюсь я
и есть хочу, бог видит...
-Подумаю, но станем
строить храм другой,
тебя мой каменщик,
возьму с собой!

Суламифь

1-
О, прядь седая
в дни мужчины!
Печаль унять легко
царю,
что стая птиц
летят с долины,
к воздвигнутому алтарю.
И жёлтое зерно
и плод сухой, малины
и порченый жуком
сухарь,
все к месту здесь.
Стук клювов оглашает лес.
Насытятся,
кому что надо,
съедят,
и млад и стар,
но все не до упаду,
а сколько захотят.
Им, птицам
меру мать природа,
диктует.
Кто сегодня переел,
тот жив ли завтра?
Нет тут тучных тел.

2-
Нет, не достиг
царь Соломон предела.
Не достиг и середины
жизни,
что полагают цифрой
45.
Лишь 43 ему
и жизни сад,
объятья раскрывает.
Но седины-
знак мудрости,
или уж видимой
кончины?
Они в курчавых
волосах
застряли и бывает тенью
страх,
пройдет у зеркала
большого,
что ждёт и тусклое,
на первом этаже,
рабынями в цветы
упрятано уже.
Лишь глянет царь,
а синий цвет цветов,
ласкать прекрасный
взгляд готов!

3-
Он достиг,
вначале красоты
мужской,
затем заговорили
о его уме,
по разным сторонам
земли большой.
В Финикии сладостью
обильной.
И в Африке, зелёной,
желтой, пыльной.
В храмах египетской
земли,
что колоссы,
установить одни могли.
В Ассирии,
где дев кудрявых
толпы.
А в Риме, в праздники,
пророков вопли
на площадь,
миновав солдатов строй
порвуться глухо
и умрут порой.

4-
-Строитель царь,
он воздвигает храм
и алтари
в пустом и Грозном месте.
Там огонь горит,
священных подношений!
Во всякие,
его страны концы
обильно золото везут
и благовония купцы...
Везут рабов,
тяжелый труд державе
служит,
детей и дев везут,
чей труд
на ложе нужен.
Везут стекла гранёного,
куски,
оно нас отвлекает
от тоски,
но производство стекол тех
большая тайна.
Везут купцы с собой
ещё и взятых по пути,
попутчиков
случайных...
Говорят, историку
бывает нужен
свежий взгляд.

5-
Народ не забывает царь.
Народ дары из рук царя
на стройке храма
принял.
Вздыхает тяжестью
объятый город.
Год второй,
неурожай, да голод.
Песок в пустые блюда
ветры носят.
Ждут, будет дождь,
закружит осень.
Труд стал напрасен,
труд напрасный брошен.
Всюду трав сухая
тень
и птицы высохшее
тело брошью.
У солнца взгляд тяжёл
и зноя полон день.
А мертвый луг давно
не кошен.

6-
-Ты, мой приятель,
вечно не доволен,
наш бог един,
но единения
в уме твоём, не более
чем в бурном и солёном
море.
Оно хоть бесится,
хоть застывает в берегах,
а перед солнцем,
на согнувшихся ногах...
- Я вижу, ты доволен
нашим хлебом
и подаяньем жалким,
и трудом,
под жарким небом.
Дочь Суламифь моя, вчера,
сожгла лицо на солнце...
но пора!
Зовут нас трубы в храм!
-Какая страшная толпа...
хватило б хлеба нам...
идём, идём скорее,
а ныне хлеб один
есть пища для еврея.

7-
-Хлеб прячь в мешок,
приятель,
он кажется,
побольше моего,
но в городе голодном,
ничего,
ценнее хлеба нет.
- Нет есть ценнее...
- Что же, ценнее хлеба,
уж верно,
это жизнь сама...
-Да жизнь,
и конечно дева,
как продолжение
жизни.
Что то в женщине,
притягивает нас,
не хлеба мне хотелось,
взгляда карих глаз...
Ах, ты приятель мой, поэт,
Я вижу,
в словах, поосторожней
будь,
какие болтуны поэты.
Вечно скажут,
того, что им не нужно
говорить,
когда б они хотели
долго жить.
Ну, прячь свой хлеб
к груди поближе!

8-
-Что ж дочь твоя,
как солнце
сожгло ее беспечность!
Скажи, соседка...
вижу, сладкий носик
и щёки
не ценны ей...
-Весь вечер мы
прикладываем травы,
лекарь нам советует
покой
да трав сухих,
венок над головой.
И никакого, говорил нам,
солнца.
Не то уж точно
сват нам
не поклонится...
-Как жаль, что девушек
пора,
сегодня есть она,
была ещё вчера,
а завтра ей сгорать...
- Не зря же говорят
всем по секрету,
царь Соломон
сладчайший наш,
имеет триста жён,
700 наложниц,
а не может
наверстать,
того, что не дала
одна
жена Наама,
которая в толпе
и сутолоке дней,
немного растеряла
красоты своей.
Как бусы красные,
рассыпаны те дни,
а были прежде
и в любви своей,
они с царем одни...
Царь Соломон
желает красоты
и совершенства,
коих так немного.
Он говорят,
царице Савской ноги
обрить хотел...
.............
-Ах подруга, знаешь,
сегодня что -то много
ты болтаешь...

9-
Советник первый
Ашарот
является к царю
с днём каждым новым,
с известием, докладом,
сообщением, словом.
Как народ
под властию живёт,
что думает он,
что происходит рядом.
Идёт ли дождь,
хотя в окно,
все видно, но
уж так положено давно,
Скажи на ухо- Ашарот,
весть до царя
как может донесет.
Отрежеть чуть
да по краям поправит
ноль принесет,
а то себе оставит.
Он посоветует царю,
какие меры,
в деле стоит
предпринять.
Чего нам ждать,
кого казнить,
кого помиловать.

10-
В тот день,
советник Ашарот,
к царю явился.
Он спешил сказать
царю,
что в городе царя живёт,
девица Суламифь,
шестнадцать лет ей,
стан прямой
и люди
случайно ягодицы видели
и груди.
А чресла сладкие,
что мед,
едва под платьем
скрыты, ходят,
если та по городу идёт.
И властью полные давно
мужчины,
чьи вьют задумчивость
по лбу свой ход
морщины,
уж на нее
раскрыли темный рот...
-Из обедневшего семейства
она,
из княжеского рода.
Отцу намек уж был,
от одного урода...
Царь, только ваш приказ,
слуга отправится тотчас...
-Семьсот наложниц говорите,
да все стервы?
Царь жаль мне вас,
но и не вы в том первый!

1

Я думал с чего же начать?
И понял, начни с простого,
как тот на коне акын-азиат,
увидел и сразу в слово!
Прошлые дни опять предо мной.
И мчаться зачем мне куда-то? –
Такое же всё, – и ровный покой,
и бурной реки перекаты.

2

Вот снова пошёл бесконечный поток,
слова из небес золотые!
Опять я боюсь, не схвачу вдруг восход,
на котором они приоткрылись.
И всё же спешу, и снова рискнул,
по лезвию мчусь, – улетаю!
И голову в небо закинув, взглянул,
себя к высоте поднимаю!

3

И в красоте закружившись опять
парю над солнечным морем,
вновь удаётся слова принимать,
направляя их стройные строки.
И с каждым стихом пылает звезда,
рождение вновь происходит!
Век буду вести до последнего дня –
покоряя вершины и горы.

4

И тема придёт! – И опять о тебе
зазвучит неустанною скрипкой!
И смычок, размягчив в плакучем вине
окунусь в дорогие напитки!
Вот мысль подошла, и опять унесёт
в пространство безбрежных разгулов!
Никто никогда меня не спасёт
земным притяженьем раздумий.

5

Никто не излечит, не сможет никак
убедить и научное кредо!
Протрите очки, запотевшие аж,
пробудите в сердцах воскресное лето.
Верните тепло, что когда-то остыв,
в миру леденящем пропало.
Теплоту нужно было прежде хранить,
чтобы позже она отзывалась!

6

Мосты протянувшие позже поймут
любовь должна быть взаимной,
тогда по мостам и другие пойдут
обнаружив их времени имя.
Иначе одно, – лишь названье эпох
сохранят для беглых рассказов.
Волнуясь научно, – от чего это сдох
динозавр на последних показах?

7

Я выбор свершил, поглощённый затем,
в ответ думал тоже случился
любви расстелившийся выбор и плен
небес несказанная милость!
Так же тело с душой в постоянстве забот,
и с нею, казалось, срастились.
На карнизах вселенной явился восход,
обоюдное чудо случилось!

8

Как же всем объяснить? И что рассказать,
спешащим века к хлебосольству?
Какие стихи? – Им бы только пожрать,
и плясать бы года на притворстве!
Может, я перегнул? – И опять же не прав?
И крещу ни за что по ошибке!
Нет, скажу, я не зря наблюдал,
вывод сделал полвека проживши.

9

Вопросы всегда задевают крючком,
опасность в ответных ударах.
Потому и хожу, не общаясь молчком
не встретив возвышенных взглядов,
когда хочется взмыть на ракете в тот мир,
где звезда приближается сразу, –
где ты, прозревая, смыла лужи чернил,
и вновь отыскала единящую фразу.

10

Оставив стихи, я тебя пожелал,
наяву разглядеть без фантазий!
И долго бродил, – от соседей узнал,
что ты переехала, адрес не знают.
Мне позже поведал, дворовый знаток,
что замужем ты, и жизнью довольна!
Не застолбил меня принятый шок,
но всё-таки было мне больно?

11

Время прошло, все равно не готов
говорить по душам я с другою.
Любви недопитый когда-то глоток
не даёт мне ни капли покоя!
Что же делать, скорее скажи на ушко́,
передай через тысячи далей, –
как мне жить без тебя, и теперь для кого
возводить стихотворные храмы?

12

Подскажи, где найти вчерашний искус?
Восторг отыскать, как с другою?
Так жить невозможно, смертная грусть
подпирает холодной рукою!
Сколько же плавить стихотворную медь,
чтоб о любви что-то вылить златое?
Наконец-то найти настоящий ответ
почему получилось так плохо?

13

Почему же теперь невозможно вернуть,
и от него ты ещё не сбежала,
как от меня в невозвратную жуть
по звёздным лучам ночного скандала?
Неужели и впрямь твоя жалкая часть,
зовёт тебя ныне лишь кушать.
Неужели в семье получается страсть,
не поверю, что с ним тебе лучше!

14

Я знаю, ответит гордыня твоя,
воспитанье тупых сволочей,
что жизни свои не отстроив любя,
учат такой же несчастных детей!
И песенки льют, – музыкальную дичь,
чтоб высоко не взлетали,
а лишь по двору у кормушки паслись,
и макушками такт отбивали!

15

Без любви их натуры ест мелкота
изменяемой в страсти морали,
и при том умоляют Иисуса Христа
спасти от губительной ямы.
И козни плетут! – Обучившись кривить,
не ведут восхождение к духу!
Рьяно в масле желают прожить
по раскладам житейской науки…

16

От мук не бегу я, бог в меру послал
такой иногда я доволен!
Не ко благам хапуг я тебя призывал,
а к любви в неустанном запое!
Легко говорить, если слово размять,
дойти к высочайшему смыслу,
а трудно в разбеге мельком узнать,
что в пропасть придётся свалиться!

17

Забыть бы портрет, не помнить и рук
твоих нежность, с которой срастился!
Оставить слова, – отринуть и юг
и северным слогом струиться!
Отточенность фраз, переливчатый тон,
в искусстве тебя переправлю, –
чтоб никогда не помнить тот сон,
где любовь оказалась провальной!

18

Мои строчки, удвоив толковости вес,
ещё легче летят к совершенству!
Только в этом на всё нахожу я ответ
вижу часто любви чудодейство.
Жаль, всё без тебя! – Одинокий трамвай
по лезвию мчится средь ночи.
И тот же собачий разливается лай,
с галдежом ненаписанных строчек.

19

Права ты, опять же, до боли в одном,
что не скрыла в последней беседе, –
весь мир для тебя протекает в ином,
и будем навек, мы всего лишь соседи.
Нет спору, права! – Но пойми, эта боль,
что меня нарекла в стихотворцы,
толкает нутро в изменённую роль,
оказаться спасительно чёрствым.

20

Хапугам во век, никогда не понять
по таксам поборы ведущим.
Им лишь бы карманы, спеша, набивать,
восхваляясь пережеванной чушью.
Их лозунг мычит, что жизнь такова,
мол, в ней надо выжить с комфортом!
И слушая жуть, я гляжу в небеса,
удаляясь подальше от их разговоров.

21

Пусть сытые едут в роскошных авто,
тебя подберут на дороге попутной.
Я встречу другую, скажу, повезло,
о тебе прекращу свою муку!
А если кранты, в самом деле, придут,
и не сбудется поиск желанный, –
и трубы меня на восход призовут,
буду помнить тебя за небесною гранью.

22

Что мне предрекалось, – то я получил!
Дух мой укрепила построчно стихия, –
восставшая вверх фонтаном в ночи,
вписать в небосвод твоё милое имя.
Разжёг я его, не увидев границ,
пределы казались чуждой причудой.
И вот он восстал в переходах зарниц,
небосвод с перерезанной грудью.

23

Пора бы забыться и свадьбу трубить,
призвать обручаться другую.
И гостям стол огромный накрыть,
и песню запеть, ни о чём не тоскуя!
Разве может случиться вот так?
Совершить возможно ли это?
Нет никогда, – не смогу я предать,
любовь заглушить навеки.

24

Благодарен я небу, стихия спасла
надеждой мою жизнь наполняя.
Нынче верю, как и верил вчера,
возвратишься ко мне ты однажды!
Заключая хочу о взаимной сказать,
о любви и от сердца признаюсь, –
что такой не найти, ты навеки одна,
единственной в мире осталась.

12 марта 2005

Юдифь

Юдифь, еврейка молодая,
средь жён иных
прославлена красой
и оттого, немного нелюбима,
не переносят женщины
борьбы такой.
Но красота жива,
в ней жизни сила.

Одна соседка осудила,
неподобающий ко дню наряд.
Вторая,
мужа осторожный взгляд.
Ей, Юдифи быть скромнее,
судили языки евреев.

Смерть мужа пережив,
Юдифь язык попрала лжив.
Цвела она
и может быть напрасно,
казалось многим, не несчастна.

Но из долины вдруг война,
пришла
и всякая беседа ей теперь
посвящена.
Не старому, облезлому
верблюду, не кушанью,
не княжескому блюду,
не делу, сделанному в среду,
не ослу и не соседу.

Ох Ветилуя, город, ты врагу,
как в горле кость!
Тебя не обойти,
желание себя насытить кровью
днём, ночью в пору совью.
Взять все доступное
рукам,
мечтается теперь врагам.
Сам Олоферн,
посланник черной бездны,
еврейский город осадил,
покорности он ждёт,
но впрочем бесполезной.

Теперь нет в городе воды,
всех злая жажда мучит,
нет в небе быстрого дождя,
летят бесплодны тучи,
а звёзды и луна глядят с небес
колючи.
Народ решил-
пять дней терпеть.
Пять дней, уже довольно
много,
чтоб замысел стал ясен бога.
А если бог единый
свой забыл народ,
который может быть,
теперь напрасно ждет...

Терпеть, не в женской то
природе.
Решить все разом,
не терпеть.
Мужчины ропщут,
дети плачут, им реветь
привычно.

Юдифь к священникам идёт.
И что за диво?
Вдова? К священникам? Зачем?
Уж не прельстить ли
наконец?
(И дать пример понятный
всем...)

-Не вы ли,
готовите для бога испытанье здесь?
Как будто он слуга вам,
или должен,
спешить с ответом,
услужлив и послушен весь...

Закрыты двери храма,
там темнеют лица,
там возможно спор.
Вести войну?
Врагу давать отпор,
или открыть ему
путь на несчастную столицу?


Юдифь, еврейка молодая,
средь жён иных
прославлена красой
и оттого, немного нелюбима,
вдова, но всеравно
краса ее хранима.
И красоты своей дары
собрав,
к врагу отправилась она,
покинув город на горах.

Был Олоферн
немного озадачен,
явлением таким.
Он ждал священников,
ключей, даров
и плача
и юных дев, пугливых серн,
всего, но Юдифь.
"Впрочем"- решил он-
"подождем до ночи!"

-А знаешь ли,
они забыли бога,
а он за то оставил их
одних.
Ты пальцем двинь,
ты шевельни врага немного,
и рухнет все
в счастливый миг.
Без бога,
враг твой стал теперь один!

Вот ночь пришла,
журчит воды поток,
ручей бежит
и ищет вод глубоких,
куда бы скрыть ему себя,
в пустой надежде.
Для Ветилуи капли нет,
а прежде...

В шатер благоуханный
шла Юдифь достигнув цели
Цикады к вечеру
с ума сойдя ей пели.
Служанка сменила с ней,
несла корзину и белье,
едва белело в темноте ее...

Откинут полог,
утро вражеского стана.
Стоят столбами легкие дыма.
Охрана спит,
Юдифь с улыбкой странной,
выходит,
кажется, удаче
не поверила сама.
За ней служанка
и несёт корзинку,
в ней- Олоферна
спокойна голова.

03.2025г.

Иллюстрация. Сандро Ботичелли

Настало ныне воскресенье,
с утра ушёл я в интернет.
Решал вопросы светотени,
дизайна выправил предмет.

На языке я джабо-скрипта,
на виртуальном, так сказать,
сложил и плеер и забылся,
стихи не начавши писать.

Затем очнулся и подумал,
меня крадёт бездельный штиль,
завис на музыке я шумной,
как вижу лень всё ж проявил.

Так план могу и не исполнить,
свой ежедневный я веду.
И воскресенье ни при чём тут,
пора писать – настрой беру.

Слагать о дряни неохота,
пойти на лирику решил.
Любовь свою припомнил,
про мой тогда наивный пыл.

Её я встретил по знакомству,
меня с ней женщина свела.
И рад я был, увидев солнце,
её небесные глаза!

Мне, показалось, лучше нету,
такой не встречу никогда!
И сам того я не заметил,
влюбился по уши спеша.

Я бредил ею ежечасно,
во сне волшебном обнимал!
Свершилось пламенное счастье,
его я пылко ощущал!

И мне хотелось на разгоне,
взлетев вселенную кружить!
Я слушал музыку в магнитофоне,
но только песни о любви.

Я весь горел спешил с работы,
и правила дороги нарушал!
Летел я пылом сумасбродным
о ней всё время я мечтал.

Глядел при встрече неотрывно,
я прикипел, как сварки швы!
Писал стихи, слагал надрывно,
кулисы рвал я от любви.

И нёс я бред в стихосложеньях,
натурализмом заполнял.
Те строки белого круженья,
машинкой яростно вязал.

Я отбивал любви порывы
и в заумь даже уходил.
Бежал читать я их строптиво,
хотелось так вот, вечно жить!

Мечтал я с ней уединиться,
уехать жить куда-нибудь.
И там душой остепениться,
до смерти с нею без разлук.

Мечталось мне, – она молчала.
Я знак согласья принимал!
И мы сошлись, пока без свадьбы,
в семейный въехали причал.

Тогда работы было вдоволь,
деньгу нормальную я брал.
Квартира, дача, – упакован,
я был как младший генерал!

И всё у нас так получалось,
что лучше выдумать не мог!
Жена прекрасная и счастьем,
её казался, каждый вздох.

Она готовкою отменной
меня дивила, – кулинар
в ней от рождения, наверно,
был по наследству бог и царь!

Мы вечерами развлекались,
в кино ходили, и в кафе.
Вдвоём часами заседали,
в театр спешили по зиме.

И Женовач тогда в начале
нас Мельпоменой восхищал.
Не всё мы, правда, понимали,
любовный пыл нам помешал!

Мы шли проспектами ночными,
анализ лёгкий проводя, –
и чувство пылкое дарили,
целуясь нежно иногда.

На море ездили мы летом,
спасались там от духоты.
И загорали мы неспешно,
до мексиканской темноты.

Хоть говорят, не ездят в Тулу,
туда не возят самовар,
я счастлив был, ни на секунду
от чар её не убегал!

Я видел женщин, их красоты
меня не трогали тогда.
Я был лишь ею очарован,
мой свет, она была звезда!

Я даже пиво пить забросил,
коньяк и водку запретил!
Мы потребляли марочные соки,
шампанским чокались «сухим».

Танцуй и радуйся природа,
сбылась мечта тех юных лет!
Казалось, мне тогда, в те годы,
любви такой на свете нет.

Она даётся в дар от неба,
как и талант любой всерьёз,
и перспективу дарит и надежду,
не лить когда-то слёз!

И дни летели радостно и гулко,
кружился мир советских лет!
Хватало нам на все прогулки,
и было даже тогда сверх.

Чего желать? – Паши и только!
Затем награды получай
от красивой комсомолки,
женой любимой называй!

Но вдруг пора переворота
пришла в страну всё изменить.
Наш мир раёшный он угробил,
все перспективы погубил.

Вначале было всё терпимо,
затем обломы подошли, –
работы наши сократили,
мы оказались вне игры!

Судьба футболила и жёстко
мячами била по глазам.
И делать что? – Не знали точно!
Народ советский выживал!

Моя любимая взгрустнула,
уборщицей работая в саду, –
затем от швабры отмахнулась,
пошла в торговую среду.

Забросив прошлое занятье,
я мыл запчасти от машин.
Меня пригрел знакомый мастер,
его подсобником я был.

С утра до ночи в круговерти
машинный бизнес мы вели.
И грязные порой, как черти
из гаража нетрезвые брели.

А как иначе? – Мастер пьющий,
я тоже парень молодой, –
в порядке печень, – дух могучий
в стране с поникшей головой!

Мы чудеса творили в «автопроме»,
своём гаражном островке!
Свои ввели во всём законы,
как и в любом монастыре.

И к нам клиенты приезжали,
в основном на «жигулях»,
и, было дело, выпивали,
и шли домой прям бровях!

Судьба загнала меня в яму,
условья хищные в стране.
И было нас тогда немало,
всё потерявших на волне.

Квартиру, что при коммунистах,
была дана за честный труд,
приватизировал и нынче
в ней до сих пор я и живу.

История гаражная в расцвете,
дала тогда мне первый шаг,
чтобы подняться в новом свете,
или шагнуть легко во мрак.

Была надежда, – нам хотелось,
трудами честными зажить!
Не все ж должны быть бизнесменами?
Не все же могут закрутить?

Всё в гараже понятно и достойной,
клиент приехал, – починил.
И заплатив легко налоги,
коллектив наш ладно жил.

И брали неплохие тогда деньги,
казалось, будет так всегда, –
со всей страной на восхожденье,
мы сложим добрые дела.

Был рядом справа по соседству,
герой района – Юра Соф!
Он мастер был известный,
и первым был из выпивох.

Он пил до чёртиков и часто,
себя в пространстве потеряв,
в полицейский попадал участок,
где штрафы утром получал.

На суд его вели знакомцы,
через дорогу минут пять, –
там отпускали или снова
могли по суткам наказать.

Он пил размашисто и долго,
бросал на месяцы, затем,
срывался к выпивке и снова,
вдруг зажигал внутри мартен!

Еды немного потреблял он:
кусочек яблока и плюс
воды – бутылка минералки,
да огурец, солёный вкус.

Он выпивал и, подобревши,
со всеми обнимался, словно друг.
За ним наряд в гараж приехавший,
он звал всегда пройти к столу!

Они, конечно, улыбались,
срывали деньги, а затем,
куда-то в полночь уезжали,
оставив Юру на нуле.

Он спал спокойно и с восходом
бежал за «катанкой» в «чипок».
И никого не ждал он сходу,
свершал похмелья глоток.

И становилось ему лучше.
И брал он водку часто в долг,
но отдавал деньгу, – не мучил,
он кредиторов не извёл.

Всё потерял из прошлой жизни.
Работу, деток и семью
жена построила с не пившим,
она замену враз нашла ему!

И был средь нас Колёк Полова,
почти что Юре конкурент.
Он тоже брал на грудь по тоннам
не пропускал пивной момент!

Он крепче Юры был заметно,
и младше лет на пять.
Но потреблял он ежедневно,
любил напиток, – не отнять!

И шёл на выручку он часто,
когда случался вдруг аврал.
Был мастером квалификации,
высокой, я бы так сказал.

Крутил он гайки, будто женщин
наощупь брал их неспеша.
Резьбы не рвал, слесарил нежно,
клиентов радовал всегда!

И дело знал и пил достойно,
домой по пьянке не ходил, –
он в гараже с диваном мощным,
сны алкогольные ловил.

А тёзка друг его, тот сдался,
косой старухе уступил!
Не только водкой похмелялся,
сел на иглу он и почил.

Его мы тихо схоронили.
Беда семье! – И мать в слезах,
и малолетний сын, – все были
в прощальный этот час.

Моя жена торговкой стала,
по заграницам понеслась!
С другим легко она связалась
со мной не сразу развелась.

Я обливался внутренне слезами,
хотя и знал, что в новых днях
она чужой мне оказалась,
торговкой алчной на мешках.

Я пил неделю, месяц с плюсом,
едва работать успевал.
Стихов забросил я искусство,
как говориться, – забухал!

И убивался неустанно,
кулисы рвал и брёл домой!
И в лужах даже охлаждался,
приняв облом судьбы такой.

И мне, казалось, мир разрушен,
случился ядерный обвал!
Я шёл к мостам, а прыгать трусил,
беду я водкой заливал.

Теперь смотрю на всё с улыбкой.
Какие глупости творил!
Но вовремя всё ж спохватился,
пить алкоголь я прекратил.

Пошёл я снова по спортзалам
и дух вернул свой боевой!
И вот теперь я улыбаюсь,
всё мне до коликов смешно…

Никто не стоит во вселенной,
чтобы кончать свой жизни путь!
Хоть сразу или постепенно,
сжигать её не стоит вдруг!

Забросьте иглы и бутылки,
верните облик и лицо.
Не убивайтесь – наши жизни,
не есть имущество своё!

Мы все по замыслу вселенной
в земные дебри сведены.
И наша цель пройти сквозь стены,
и в небе дом свой обрести!

Мы не должны никак сдаваться,
все испытанья не предел!
Исток любви из высшей стати
вот нашей жизни смысл и цель.

И никаких поправок! – Бесы
в округе бродят, слабых ждут!
Любовь – есть сила восхожденья,
и жизни праведная суть!

1 мая 2022

1

Извечно гороскопы
имеют жаркий спрос!
Находят люди сходу
ответы на вопрос.
Пытаются разведать,
кто к жизни подойдёт!
И в радости и бедах
читают гороскоп.

2

Моя проста задача,
под звёздами дыша,
свои открыть удачи,
свой опыт за года.
И о потерях тоже
хочу я рассказать.
И в шутку и серьёзно
могу я предсказать.

3

С поры младой вникая,
сто книжек перечёл,
характеры познал я
проникнув в гороскоп.
Годами наблюдал я
за многими людьми!
И все свои старанья
я превратил в стихи.

4

Читайте – улыбайтесь!
Исканий долгий ход
из фактов и мечтаний,
дарю вам гороскоп!
Увы, не Нострадамус,
не Глоба я совсем,
представил, что познал я,
что выдумать сумел.

5

И нынче наблюдая,
я расширяю взгляд, –
познанья уплотняю
и чувства не унять.
Читайте мои вирши
на русском языке,
пусть буду не возвышен
я где-то на строке.

6

Реальность жизни выше,
чем выдумки льстецов,
мои стихи простые
из незаумных слов.
Листайте, – развлекайтесь,
несложно их читать!
Свой опыт попытайтесь
с моим сопоставлять.

7

Никак не назидая,
не буду утверждать,
что тайны открываю
в невиданных мирах
Под звёздами в земное
акценты я сместил,
обычных гороскопов
структуру утвердил.

8

Ваял своей башкою,
не списывал с листа!
Но кое-что присвоил,
бесспорное впитал.
Сопоставленье знаков
известное в миру
я применил, однако,
склонил их ко стиху.

9

Трактую не восточный –
обычный гороскоп,
по месяцам пройдёмся,
прокрутим целый год.
Канвой традиционной,
начну я излагать,
созвездья с небосклона
в стихи перемещать.

10

Известно их двенадцать
и с этой цифрой мы
к финалу будем мчаться
в размерности строки.
Попробую для смеха,
а где-то и всерьёз,
о женщинах кумекать,
не возвышая нос.

11

Прекрасные создания!
Нет лучше ничего!
Основы мирозданья –
адамово ребро!
Как киски они смотрят,
пока не рассердил!
Выщипывают брови,
раскрашивают мир!

12

И нет от них покоя,
мы вертимся вокруг!
Даруют нам земное
ко звёздам нас влекут!
Мужчинам свет – отрада,
печаль и грусть порой!
Ну что же, – начинаем,
проект, что писан мной.