Надсон Семен - Признание умирающего отверженца

Я не был ребенком. Я с детства узнал
   Тяжелое бремя лишений,
Я с детства в душе бережливо скрывал
   Огонь затаенных сомнений.
Я с детства не верил в холодных людей,
   В отраду минутного счастья,
И шел я угрюмо дорогой своей
   Один, без любви и участья.

А сердце так рвалось в груди молодой,
   Так жаждало света и воли!
Но что же, на призыв отчаянный мой
   Никто не согрел моей доли.
Меня оттолкнули... и злобной тоской
   Как камнем мне душу сдавило,
И зависти тайной огонь роковой
   Несчастье в груди пробудило.

И стал я с глубокой отрадой взирать
   На царство нужды и разврата
И в бездну бесстрастной рукою толкать
   Другого страдальца собрата.
Я бросил работу, я стал воровать,
   Под суд я однажды попался,
В тюрьме просидел... да как вышел опять
   За прежнее дело принялся.

Я помню, в суде говорил адвокат,
   Что нужно работать, трудиться.
Работать!.. Зачем? Для кого хлопотать,
   С кем прибылью буду делиться?
Вернусь я с работы в подвал свой сырой –
   Кто там меня встретит с участьем?
Работать!.. Работай, кто молод душой,
   Кто не был надломлен ненастьем!

И думали люди, что в сердце моем
   Заглохли все чувства святые.
Кому ж я обязан позорным клеймом –
   Скажите вы, люди слепые.
Когда я любви и привета просил,
   Кто подал отверженцу руку?
Кто словом и ласкою света залил
   Сиротства тяжелую муку?

Нет, я не смутил ваш холодный покой,
   В вас сердце не билось любовно,
И мимо прошли вы бесстрастной стопой,
   Меня оттолкнув хладнокровно.
О судьи, не сами ли с первых же дней
   Вы холодом жизнь отравили?
За что ж философией сытой своей
   Отверженца вы осудили?

За то ль, что, не сладив с тяжелой нуждой
   И с внутренним ядом страданья,
Пред вами не пал я с покорной мольбой,
   Просить я не стал подаянья?
Нет, лучше бесчестье, чем посох с сумой,
   Нет, лучше разгульная воля
И грязи разврата позор роковой,
   Чем нищенства жалкая доля!

И в этой-то бездне я даром убил
   Мои непочатые силы!
Но кончен мой путь. Наконец я дожил
   До двери безмолвной могилы.
Я рад ей: под саваном мрачным земли
   Сомкнутся усталые веки,
Улягутся в сердце страданья мои
   И мирно усну я навеки.

1878