(Кафе)
Обыкновенно
мы говорим:
все дороги
приводят в Рим.
Не так
у монпарнасца.
Готов поклясться.
И Рем,
и Ромул,
и Ремул и Ром
в «Ротонду» придут
или в «Дом» .
В кафе
идут
по сотням дорог,
плывут
по бульварной реке.
Вплываю и я:
«Garcon,
un grog
americain!»
Сначала
слова,
и губы,
и скулы
кафейный гомон сливал.
Но вот
пошли
вылупляться из гула
и лепятся
фразой
слова.
«Тут
проходил
Маяковский давеча,
хромой –
не видали рази?» –
«А с кем он шел?» –
«С Николай Николаичем».–
«С каким?»
«Да с великим князем!» –
«С великом князем?
Будет врать!
Он кругл
и лыс,
как ладонь.
Чекист он,
послан сюда
взорвать...» –
«Кого?» –
«Буа-дю-Булонь .
Езжай, мол, Мишка...»
Другой поправил:
«Вы врете,
противно слушать!
Совсем и не Мишка он,
а Павел.
Бывало, сядем –
Павлуша! –
а тут же
его супруга,
княжна,
брюнетка,
лет под тридцать...» –
«Чья?
Маяковского?
Он не женат».
«Женат –
и на императрице».–
«На ком?
Ее ж расстреляли...» –
«И он
поверил...
Сделайте милость!
Ее ж Маяковский спас
за трильон!
Она же ж
омолодилась!»
Благоразумный голос:
«Да нет,
вы врете –
Маяковский – поэт».–
«Ну, да,–
вмешалось двое саврасов,–
в конце
семнадцатого года
в Москве
чекой конфискован Некрасов
и весь
Маяковскому отдан.
Вы думаете –
сам он?
Сбондил до йот –
весь стих,
с запятыми,
скраден.
Достанет Некрасова
и продает –
червонцев по десять
на день».
Где вы,
свахи?
Подымись, Агафья!
Предлагается
жених невиданный.
Видано ль,
чтоб человек
с такою биографией
был бы холост
и старел невыданный?!
Париж,
тебе ль,
столице столетий,
к лицу
эмигрантская нудь?
Смахни
за ушми
эмигрантские сплетни.
Провинция! –
не продохнуть.
Я вышел
в раздумье –
черт его знает!
Отплюнулся –
тьфу, напасть!
Дыра
в ушах
не у всех сквозная –
другому
может запасть!
Слушайте, читатели,
когда прочтете,
что с Черчиллем
Маяковский
дружбу вертит
или
что женился я
на кулиджевской тете,
то, покорнейше прошу,–
не верьте.
1925