Маяковский Владимир - Письмо товарищу Кострову

Простите
        меня,
             товарищ Костров,
с присущей
        душевной ширью,
что часть
        на Париж отпущенных строф
на лирику
        я
         растранжирю.
Представьте:
         входит
               красавица в зал,
в меха
       и бусы оправленная.
Я
эту красавицу взял
               и сказал:
– правильно сказал
               или неправильно? –
Я, товарищ,–
           из России,
знаменит в своей стране я,
я видал
        девиц красивей,
я видал
        девиц стройнее.
Девушкам
        поэты любы.
Я ж умен
        и голосист,
заговариваю зубы –
только
      слушать согласись.
Не поймать меня
              на дряни,
на прохожей
            паре чувств.
Я ж
    навек
         любовью ранен –
еле-еле волочусь.
Мне
    любовь
           не свадьбой мерить:
разлюбила –
            уплыла.
Мне, товарищ,
             в высшей мере
наплевать
         на купола.
Что ж в подробности вдаваться,
шутки бросьте-ка,
мне ж, красавица,
                 не двадцать,–
тридцать...
            с хвостиком.
Любовь
      не в том,
              чтоб кипеть крутей,
не в том,
        что жгут у?гольями,
а в том,
       что встает за горами грудей
над
    волосами-джунглями.
Любить –
       это значит:
                 в глубь двора
вбежать
        и до ночи грачьей,
блестя топором,
            рубить дрова,
силой
    своей
         играючи.
Любить –
    это с простынь,
             бессоннницей
                    рваных,
срываться,
      ревнуя к Копернику,
его,
  a не мужа Марьи Иванны,
считая
     своим
        соперником.
Нам
   любовь
       не рай да кущи,
нам
   любовь
        гудит про то,
что опять
        в работу пущен
сердца
    выстывший мотор.
Вы
   к Москве
          порвали нить.
Годы –
     расстояние.
Как бы
     вам бы
          объяснить
это состояние?
На земле
       огней – до неба...
В синем небе
          звезд –
                 до черта.
Если бы я
       поэтом не? был,
я б
   стал бы
         звездочетом.
Подымает площадь шум,
экипажи движутся,
я хожу,
     стишки пишу
в записную книжицу.
Мчат
    авто
        по улице,
а не свалят на?земь.
Понимают
       умницы:
человек –
        в экстазе.
Сонм видений
            и идей
полон
      до крышки.
Тут бы
       и у медведей
выросли бы крылышки.
И вот
    с какой-то
              грошовой столовой,
когда
    докипело это,
из зева
      до звезд
             взвивается слово
золоторожденной кометой.
Распластан
         хвост
              небесам на треть,
блестит
      и горит оперенье его,
чтоб двум влюбленным
                на звезды смотреть
их ихней
       беседки сиреневой.
Чтоб подымать,
            и вести,
              и влечь,
которые глазом ослабли.
Чтоб вражьи
           головы
                 спиливать с плеч
хвостатой
      сияющей саблей.
Себя
   до последнего стука в груди,
как на свидание,
              простаивая,
прислушиваюсь:
            любовь загудит –
человеческая,
           простая.
Ураган,
     огонь,
         вода
подступают в ропоте.
Кто
   сумеет совладать?
Можете?
      Попробуйте....

1928