Кедрин Дмитрий - Как мужик обиделся

Никанор первопутком ходил в извоз,
А к траве ворочался до дому.
Почитай, и немного ночей пришлось
Миловаться с женой за год ему!

Ну, да он был старательный мужичок:
Сходит в баньку, поест, побреется,
Заберется к хозяюшке под бочок –
И, глядишь, человек согреется.

А Матрена рожать здорова была!
То есть экая баба клятая:
Муж на пасху воротится – тяжела.
На крещенье придет – брюхатая!

Никанор, огорченья не утая,
Разговор с ней повел по-строгому:
«Ты, Матрена, крольчиха аль попадья?
Снова носишь? Побойся бога, мол!»

Тут уперла она кулаки в бока:
«Спрячь глаза,– говорит,– бесстыжие!
Аль в моих куличах не твоя мука?
Все ребята в тебя. Все – рыжие!»

Начала она зыбку качать ногой,
А мужик лишь глазами хлопает:
На коленях – малец, у груди – другой,
Да еще трое лазят по полу!

Он, конешно, кормил их своим трудом,
Но однако же не без жалобы:
«Положительно, граждане, детский дом:
На пять баб за глаза достало бы!»

Постарел Никанор. Раз – глаза протер,
Глядь-поглядь, а ребята взрослые.
Стал Никита шахтер, а Федот – монтер,
Все – большие, ширококостые!

Вот по горницам ходит старик, ворча:
«Без ребят обернулся где бы я?
Захвораю – так кличу сынка-врача,
Лук сажу – агронома требую!

Про сынов моих слава идет окрест,
Что ни дочка – голубка сизая!
А как сядут за стол на двенадцать мест,
Так куда тебе полк – дивизия!..»

Поседела Матренина голова:
Уходилась с такою оравою.
За труды порешила ее Москва
Наградить «Материнской славою».

Муж прослышал и с поля домой попер,
В тот же вечер с хозяйкой свиделся.
«Нынче я,– заявляет ей Никанор,–
На Верховный Совет обиделся.

Нету слов,– говорит,– хоть куда декрет:
Наградить тебя – дело нужное,
Да в декрете пустячной статейки нет:
Про мои про заслуги мужние!

Наше дело, конечно, оно пустяк,
Но меня забижают, вижу я:
Тут, вертись не вертись, а ведь как-никак –
Все ребята в меня. Все – рыжие!

Девять парней – что соколы, и опять –
Трое девок, и все красавицы!
Ты Калинычу, мать, не забудь сказать!
Без опары пирог не ставится,

Уж коли ему орден навесить жаль,
Все ж пускай обратит внимание
И велит мужикам нацеплять медаль –
Не за доблесть, так за старание.

Коль поправку мою он внесет в декрет –
Мы с тобой, моя лебедь белая,
Поживем-поживем да под старость лет
Октябренка, глядишь, и сделаем!»

1945