Мой отец – простой водопроводчик,
Ну, а мне судьба судила петь.
Мой отец над сетью труб хлопочет,
Я стихов вызваниваю сеть.
Кровь отца, вскипавшая, потея,
Мучась над трубой из чугуна,
Мне теперь для ямба иль хорея
Волноваться отдана.
Но, как видно, кровь стихов сильнее:
От отца не скроюсь никуда,–
Даже в ямбе, даже и в хорее –
Родинка отцовского труда.
Даже и в кипенье пред работой,
Знать, отцовский норов перенял,–
Только то, что звал отец охотой,
Вдохновеньем кличут у меня.
Миг – и словно искоркой зацепит,
Миг – и я в виденьях трудовых,
И кипучий и певучий трепет
Сам стряхнет мой первый стих.
Вспыхнет ритма колыханье,
Полыхнет упругий звук,–
Близких мускулов дыханье,
Труб чугунный перестук...
А потом, как мастерством взыграю,
Не удам и батьке-старику,–
То как будто без конца, без краю
Строки разгоняю... вдруг и на скаку,
Как трубу, бывает, обрубаю
Стихотворную строку.
Ну, а то,– и сам дышу утайкой,–
Повинуясь ритму строк своих,
Тихой-тихой гайкой –
Паузой скрепляю стих.
Пауза... и снова, снова строчки
Заиграют песней чугуна...
Что ни строчка – в трудовой сорочке
Вдохновеньем рождена.
Так вот и кладу я песни-сети.
Многим и не вздумать никогда,
Что живет в искуснике-поэте
Сын водопроводного труда.
1923