Берггольц Ольга - Триптих 1949 года

               1

Я не люблю за мной идущих следом
             по площадям
                 и улицам.

Мой путь –
    мне кажется тогда –
    стремится к бедам:
Скорей дойти до дома
            как-нибудь.
Они в затылок дышат горячо...
    Сейчас положат руку
                на плечо!
Я оглянусь: чужими
            притворятся,
        прохожими...
Но нас не обмануть: к беде –
        к БЕДЕ –
            стремглав
        идет мой путь.
О, только бы: скорей. Домой.
                    Укрыться.
    Дойти и запереться
                и вернуться.
Во что угодно сразу
            погрузиться:
    в вино!
        в заботы!
    в бесполезный труд...
Но вот уж много дней,
            как даже дома
меня не покидает страх
                знакомый,
    что по Следам
            Идущие –
        придут.

      2

Не будет дома
        или будет дом
и легче будет
        иль еще печальней –
об этом годе расскажу потом,
о том, как стало
        ничего не жаль мне.
Не жаль стареть.
Не жаль тебя терять.
Зачем мне красота, любовь
                и дом уютный,–
затем, чтобы молчать?
Не-ет, не молчать, а лгать.
Лгать и дрожать ежеминутно.
Лгать и дрожать:
    а вдруг – не так солгу?
И сразу – унизительная кара.
Нет. Больше не хочу и не могу.
Сама погибну.
Подло – ждать удара!
Не женское занятье: пить вино,
    по кабакам шататься в одиночку.
Но я – пила.
        Мне стало все равно:
продлится ли позорная отсрочка.
    Мне только слез твоих
            последних жаль,
в то воскресенье,
         в темный день погони,
когда разлуки каторжная даль
        открылась мне –
ясней, чем на ладони...
Как плакал ты!
        Последний в мире свет
             мне хлынул в душу –
        слез твоих сиянье!
Молитвы нет такой
            и песни нет,
чтобы воспеть во мне
        твое рыданье.
Но... Даже их мне не дают воспеть...
В проклятой немоте изнемогаю...
И странно знать,
        что вот придет другая,
чтобы тебе с лица их утереть...
Живу – тишком.
Живу – едва дыша.
Припоминая, вижу – повсеместно
          следы свои оставила душа:
то болью, то доверием, то песней...
Их время и сомненье не сотрет,
не облегчить их никаким побегом,
  их тут же обнаружит
    и придет
      и уведет меня –
         Идущий Следом...

Осень 1949

             3

Я не люблю звонков по телефону,
когда за ними разговора нет.
«Кто говорит? Я слушаю!»
                В ответ
молчание и гул, подобный стону.
Кто позвонил и испугался вдруг,
кто замолчал за комнатной стеною?
«Далекий мой,
        желанный,
            верный друг,
не ты ли смолк? Нет, говори со мною!
Одною скорбью мы разлучены,
одной безмолвной скованы печалью,
и все-таки средь этой тишины
поговорим... Нельзя, чтоб мы молчали!»

А может быть, звонил мой давний враг?
Хотел узнать, я дома иль не дома?
И вот, услышав голос мой знакомый,
спокоен стал и отошел на шаг.
Нет, я скрываться не хочу, не тщусь.
Я всем открыта, точно домочадцам...
Но так привыкла с домом я прощаться,
что, уходя, забуду – не прощусь.
Разлука никакая не страшна:
я знаю – я со всеми, не одна...
Но, господи, как одиноко вдруг,
когда такой настигнут тишиною...
Кто б ни был ты,
        мой враг или мой друг,–
я слушаю! Заговори со мною!

1949