На краю старого посёлка, где сосны шумели, будто вспоминали что-то важное, стояла крохотная лавка с облупленной вывеской: «ХОЗТОВАРЫ». Надпись была перекошена, но кто-то упорно подкрашивал буквы синей гуашью — каждый май, перед Троицей.

Хозяйку лавки звали Анна Николаевна. Ей было под восемьдесят, и никто уже не помнил, чтобы она когда-то не работала там. Говорили, будто она сама построила эту лавку после войны. Сама подбирала кирпичи с разрушенных домов, сама таскала доски на тележке, а потом продавала гвозди, лампочки, свечи и добрые слова.

Анна Николаевна жила одна. Муж, Николай, не вернулся с фронта. Детей не было. Но к ней приходили за советом, за солью, за керосином, за утешением. Говорили, что она «знает про жизнь всё». Даже те, кто в бога не верил, верили в Анну Николаевну.

Каждое утро она заваривала чай в пузатом чайнике с выцветшей ромашкой, надевала кофту с перламутровыми пуговицами и, опираясь на тросточку, шла в лавку. Там пахло сыростью, газетами и немного детством.

Однажды, в середине октября, когда листья шуршали под ногами как забытые письма, в лавку зашёл мальчик лет семи. Щуплый, в драных ботинках и с глазами, которые были слишком взрослыми.

— У вас есть верёвка?

— А что будешь ею делать?

— Связку сделаю. Вещи на плечо привяжу.

Анна Николаевна почувствовала, как внутри что-то сжалось.

— Ты откуда?

— Уехал от дяди. Он пьёт. Меня бьёт.

Она подала ему чашку горячего чая.

— Сиди. Пей. Верёвка никуда не денется.

Он пил долго. Потом сказал:

— А вас кто-то ждёт?

— Жду. Каждый день. Уже лет шестьдесят.

— И кто не приходит?

— Кто-то, кого я всё ещё люблю.

Они молчали. Мальчик отогревался.

С тех пор он стал приходить каждый день. Иногда просто сидел. Иногда помогал ей разложить гвозди по банкам. Иногда молчал, как взрослый.

Он не сказал, как его зовут, но на второй неделе Анна Николаевна стала звать его Пашей. Просто потому что её Николай всегда мечтал назвать сына Павлом. Мальчик не возражал.

Через месяц она сшила ему варежки. Через два — нашла старую куртку. Через три — он уже жил у неё, в маленькой комнате за лавкой, среди стеллажей с проволокой и свечами.

Он читал ей по вечерам, учился писать, а она рассказывала ему, как когда-то продавала керосин за пятачок и как ждали писем с фронта.

Так шли годы.

Он подрос. Стал высоким, молчаливым парнем. Уехал учиться в город. Присылал письма. Звонил. Приезжал на выходные.

Когда Анна Николаевна исполнилось девяносто три, она не пришла в лавку. Впервые за шестьдесят лет. Паша приехал в тот же день.

Она лежала тихо, в своей комнате. С улыбкой.

— Ну вот, — сказала она. — Пришёл.

— Кто, бабушка?

— Николай. Улыбнулся и сказал: «Теперь можно домой».

Она уснула навсегда, держа его за руку.

А на её похоронах собралась вся деревня. Паша стоял в первом ряду. Держал в руках ту самую чашку с ромашкой.

Через год на месте лавки вырос маленький дом с верандой. В нём жил молодой человек, который бесплатно раздавал хлеб тем, кому нечего было есть. И всегда держал открытой дверь.

А на веранде стояла табличка:

«Дом Анны. Здесь продаётся доброта»


---

И только спустя годы, уже став взрослым, Паша нашёл в старом ящике пожелтевшее письмо.

> «Анна, прости, что не вернулся. Я выжил, но был ранен и попал в плен. Не верил, что имею право на счастье. Сейчас живу в Германии, мне сорок. Если судьба даст нам встретиться — я найду тебя. Люблю. Николай».



Письмо было неотправленным. Он умер через год после его написания.

А лавка всё равно дождалась его. Через мальчика, который однажды пришёл за верёвкой.

Нина никогда не любила зиму. Холодные, бессолнечные дни, когда снег ложится на землю толстым покрывалом, а воздух пахнет инеем и старым деревом. Но, несмотря на это, зимние вечера были для неё временем особенным. Она сидела у окна в своей маленькой квартире на окраине города, смотрела на мерцающие огоньки и размышляла о жизни. Её жизнь была далеко не сказочной: после долгих лет работы в магазине она оказалась без работы, а её единственная дочь уехала в другой город, обещая приехать на праздники. Но дни тянулись, и Нина не могла дождаться.

Однажды, вечером, когда Нина снова сидела у окна и думала о том, как легко можно почувствовать себя одиноким в этом огромном мире, она заметила молодого мужчину, стоявшего у подъезда. Он выглядел странно, с угрюмым лицом и явной усталостью. Несколько раз он пытался войти в подъезд, но дверь заедала. Нина, не раздумывая, открыла окно.

— Вам помочь? — крикнула она.

Мужчина взглянул вверх. Его глаза были тёмные, почти чёрные, но в них не было злости, только безнадёжность.

— Да, дверь не открывается, — ответил он, подходя ближе. — Я... просто хотел зайти в дом.

Нина вздохнула, встала и быстро пошла к выходу. Она не могла пройти мимо. Когда она открыла дверь, мужчина поблагодарил её. Он выглядел как человек, который много дней не отдыхал. Шарф на его шее был грязным, а пальто порвано на одном из рукавов.

— Спасибо, — сказал он, но она заметила, что его голос был каким-то пустым, будто внутри него не осталось силы.

— Вы куда? — спросила Нина, удивлённая его странным видом. — Не хотите пройти на минутку, согреться?

Мужчина медленно покачал головой.

— Мне не нужно много. Я просто... — Он замолчал.

В этот момент Нина поняла, что не может отпустить его. Она пригласила его в свою маленькую квартиру. Мужчина сначала сомневался, но потом, похоже, понял, что ей не будет тяжело помочь. Он вошёл, и Нина закрыла за ним дверь.

Она предложила ему чай. Он отказался, но на её настойчивость всё же согласился.

Чашка горячего чая в его руках привела его в себя. Он не мог удержаться, и вдруг, казалось, вырвалась вся его боль, вся его тяжесть.

— Я... я потерял свою семью, — сказал он, но слова не давались ему, он с трудом дышал, почти прерывая речь. — Жена... дети... всё ушло. Я искал работу, ночевал в подъездах... я не знал, что делать. Всё это... убивает. И я не могу найти силы, чтобы двигаться дальше.

Нина сидела молча. Она знала, что сказать ничего не изменит, но всё равно говорила.

— Люди не могут быть одни, — сказала она мягко. — Мы все нуждаемся друг в друге. Даже если не можем помочь сразу, иногда достаточно того, чтобы просто быть рядом.

Мужчина взглянул на неё, а в его глазах появилась искорка понимания. Он молчал, но Нина почувствовала, как он расслабился. В тот момент, когда они сидели в тишине, а за окном светил тусклый уличный фонарь, ей показалось, что весь мир на мгновение затих и сжал её в своих объятиях.

Через несколько недель мужчина вернулся. Он уже не был таким безжизненным и беспомощным. Он снова нашёл работу, снял комнату. Он приходил к Нине по вечерам, они разговаривали о жизни, о людях, о том, что было и что будет.

— Я должен вам сказать... — начал он однажды, стоя у двери. — Я многое понял, пока сидел у вас. Вы дали мне силы поверить, что всё не закончено, что я могу начать всё заново.

Нина улыбнулась, но не знала, что ответить. Через несколько месяцев он уехал в другой город, получив новую работу. Но он по-прежнему звонил ей каждую неделю, благодарил за то, что она была рядом.

Спустя годы, когда Нина уже начала забывать лицо этого человека, её жизнь снова изменилась. Она пошла по улице и случайно увидела его — того самого мужчину, теперь уверенного, с очками и с детьми рядом. Он подошёл к ней, сдерживая слёзы.

— Вы не забудете меня, правда? — сказал он.

Нина посмотрела на него, а в её глазах была тёплая, искренняя улыбка.

— Я никогда не забуду. Ты дал мне веру в людей. Ты — один из тех, кто доказал, что доброта всегда возвращается.

Мужчина крепко обнял её, и они стояли так, не говоря ни слова, на улице, где светило солнце, а снег на земле таял, превращаясь в ручьи.

Как стать настоящим человеком и не потеряться среди всех этих дел!

Дорогие, любимые и все те, кто когда-либо проходил мимо меня, не зная, что я – именно тот человек, который хочет вам написать! У нас тут с вами дел полно, но как-то так бывает, что иногда хочется просто остановиться и выдохнуть. Вроде бы и все на месте, а вот чего-то не хватает. И вот я тут, чтобы вам рассказать.

Так вот, начинаю, пожалуй, с самого важного – с того, что я человек! Да, да, именно так. Не железяка, не робот, не какой-нибудь там сверхчеловек, который летает по городу и спасает людей. Нет, я просто человек. Правда, иногда мне кажется, что я супергерой. Почему? Потому что, несмотря на всю нашу повседневную суматоху, мы ведь все с вами супергерои. Только иногда забываем об этом!

Вы знаете, сколько раз я думал, что все потерял? Да, бывало. Особенно когда шнурки не завязаны, а на носу важный день. Да и вообще, когда кажется, что времени не хватает. Но тут я вспомнил одну простую вещь. Даже если ты в панике, спешишь или не можешь найти свои носки, ты все равно остаешься человеком. А это главное! Поэтому не стесняйтесь, когда вдруг упадете или что-то не получится. Помните, что на другой стороне ошибки вас ждут смех и новые силы для следующего шага.

Мы с вами, наверное, все родом из таких странных мест, где люди не всегда говорят то, что думают, или не всегда улыбаются. Но знаете, что важно? Мы можем научиться быть искренними. И это как раз то, что меня всегда выручало! Правда, если честно, иногда мне удается быть честным только с собой (особенно когда в холодильнике всего два яйца, а мне нужно приготовить омлет на троих), но это все мелочи!

Еще я понял, что смех — это наше спасение. Почему? Да потому что, когда мне плохо, я иногда просто начинаю смеяться! И вот смех начинает действовать, как волшебство: сначала — смешно, а потом вроде бы и на душе легче. Так что, если когда-нибудь почувствуете, что мир совсем не ваш, а настроение ниже плинтуса — включайте смешной фильм или говорите с друзьями про что-нибудь нелепое. Поверьте, будет легче!

Я хочу вам сказать, что всегда помню о том, что мы — не просто люди, мы — с вами чудеса! Иногда с перерывы на обед, иногда с запоздалыми улыбками, но всегда с огромным сердцем и готовностью идти вперед, несмотря на любые трудности. Даже если вдруг кажется, что все потеряно, помните: "Вот мы здесь, и это уже победа!"

В общем, ребята, берегите себя, смеитесь от души, не бойтесь быть собой, и если что-то не получается — просто помните: даже самый короткий путь к успеху начинается с одного шагания вперед. А впереди всегда будет много интересных историй и смеха, которые в будущем станут любимыми воспоминаниями.

С любовью,
Ваш человек,
который все-таки решил писать это письмо!

Дорогие люди, дети и взрослые, мужчины и женщины, коты, собаки и все остальные существа, которых я, возможно, забыл упомянуть,

Здравствуйте! Я тут подумал, что давно не писал никому письма. Ну, правда, не таким письмом, как пишут на официальных бумагах, где все такие серьёзные и важные. Я вам пишу, потому что… честно говоря, я сам не знаю почему, но мне кажется, что вам надо это прочитать. И вообще, что вам нужно увидеть мою душу, ну хотя бы в виде букв на экране.

Я – обычный мужчина. Да-да, тот самый, который не умеет держать в руках цветы, но может починить лампочку. Тот, который не плачет на фильмах, но зато может сидеть в пять утра и пытаться починить компьютер, который “просто не включается”. Я всегда думал, что мужчины такие грубые, сильные, как медведи на баррикадах. А потом я встретил свою маму и понял, что даже медведь, если его правильно накормить, может стать самым милым существом на свете.

Вот я и хочу вам рассказать кое-что важное. Мы, мужчины, такие странные существа. Мы умеем строить дома, менять колеса, смотреть на «экшн» фильмы, но в то же время мы очень боимся, что не заслуживаем ваших улыбок. Мы переживаем, что не умеем, как нужно, рассказывать вам, как сильно вас любим. Мы все время волнуемся, что не можем быть идеальными. Но правда в том, что мы – не идеальны. И это нормально! Мы иногда забываем поздравить вас с праздником, забываем, что в ваших любимых цветах должна быть смесь фуксии и сирени, и чуть ли не перепутываем ваш день рождения с днем выхода нового сезона "Игры престолов". Но мы всегда, абсолютно всегда, стараемся сделать так, чтобы вам было приятно. Просто не всегда знаем как.

Знаете, что я хочу вам сказать? Я хочу, чтобы вы больше смеялись. Мы так часто забываем, как важно посмеяться. Да, посмеяться так, чтобы живот болел. Мы, мужчины, такие серьезные, что порой теряем тот светлый момент, когда всё вокруг становится смешным. И я хочу, чтобы вы смеялись, несмотря на всё. Чтобы даже если вы споткнулись и упали, вы смеялись, а не грустили. Потому что смех — это то, что нам всем нужно. Прямо как морозное утро, когда по улице бегают люди в пижамах, потому что они надели их наоборот. Или как когда мне на работу опоздал автобус, а водитель мне сказал: "Не переживайте, я еще минут 20 тут побуду, хотите кофе?"

Мы, мужчины, иногда не знаем, что говорить, но не потому, что мы глупые, а потому, что… потому что иногда слова могут быть такими сложными! Вы знаете, что я думаю? Мужчины и женщины — мы все как пазлы. Одни кусочки твердые, другие мягкие, но все они нужны, чтобы сделать картину целой. И когда нам не хватает кусочков, мы ищем их у вас. И да, бывает, что мы не всегда находим, но никогда не перестаем искать.

Поэтому, пожалуйста, не забывайте, что каждый день — это шанс смеяться, быть счастливыми и делиться радостью. Пусть даже если вы сегодня забыли, как назвать новый гаджет, который купили, или не помните, где поставили ключи от квартиры — главное, чтобы было место для смеха. Потому что смех — это всегда тот свет, который делает всё проще.

Пусть этот день принесет вам смех, радость и желание делать что-то хорошее для других. Мы, мужчины, будем стараться быть лучшими, даже если не всегда будем успешными в этом. Но одно я вам обещаю — смех и любовь к жизни мы вам дарим без ограничений.

С любовью и благодарностью за все ваши улыбки,
Ваш Мужчина, который, возможно, немного забыл, как смеяться, но всегда помнит, как вас любить!

Ты шёл один — в тебе не пела нежность,
И в мире был ты — будто за стеклом.
Смешались сны с неверием и прежность
Сгорела в том же пламени, как дом.

Ты не искал ни встреч, ни откровений,
Не верил в свет, что греет без огня.
Смотрел на мир сквозь лопнувшие звенья —
Надежда в них дрожала, как струна.

Но вдруг она — не громко, не внезапно,
А как весна сквозь слякоть и печаль —
Пришла, когда душа твоя охапкой
Лежала вся, как выброшенный шаль.

Она вошла — не тронув ни одежды,
Но с ней воскресло всё, что ты хранил.
Светлее тьмы вдруг стала даже между
Тех слов, что ты когда-то не простил.

Ты растерялся — небо стало ближе,
И ветер тише встал перед тобой.
Ты понял: всё, что в жизни было ниже,
Теперь возносит сердце над судьбой.

Она смеялась — в голосе преданность,
В глазах — закат, что тает без следа.
Ты ощутил — не страх, не обыденность,
А то, что знал: любовь — она одна.

И ты молчал, не зная, как быть рядом,
Как не спугнуть дыханием мечту.
Она смотрела... Слов не надо —
В глазах твоих был целый мир в цвету.

Ты понял вдруг, что время — не преграда,
Что раны — не конец, а просто след.
Когда она — не надо больше клятв,
Достаточно того, что больше бед

Не будет там, где сердце с сердцем рядом,
Где пальцы сплелись трепетом в тиши.
Любовь пришла — не в золоте, не взглядом,
А тенью света на краю души.

И слёзы шли — не болью, а смиреньем,
Не страхом потерять, а как родник.
Ты понял вдруг, что в этом — искупленье:
Любить — когда не просишь ничего взамен,
а просто быть.

Когда ты — тишина, я слышу сердце,
Оно, как лист, шуршит в ночной тоске.
И я иду, как в первый раз — согреться
К твоей груди, в истерзанной руке.

Ты — не слова, а между строчек взглядом,
Ты — не огонь, но свет в его золе.
Когда ты рядом, всё не так, как надо,
Но, Боже мой, как правильно в тебе.

Ты можешь промолчать — и мне откроешь
Всю правду дней, что не хотел искать.
Ты можешь оттолкнуть — но я не стою,
Чтоб не вернуться и опять упасть.

Я плакал не от боли — от прощаний,
Где ты была ещё, но не со мной.
И в каждом сне, где нет твоих касаний,
Я умираю каплей за тобой.

Когда ты — дождь, я не ищу укрытий,
Я под тобой — как в храме без икон.
Ты в голосе моём и в каждой нити,
Ты в одиночестве, как тихий стон.

Ты — больше, чем весна, ты — ожидание
Того, чего не даст никто и век.
Ты — отпечаток лёгкого касания
На самом глубоком из всех трещин — человек.

И если ты уйдёшь, не оставляя
Ни имени, ни взгляда, ни следа —
Ты всё равно во мне, как боль живая,
Как вдох любви… как вечная вода.


---

Ты шёл ко мне сквозь годы и метели,
Я падала — и поднималась вновь.
В судьбе моей дрожали акварели,
И каждой тенью ты был, и мечтой — любовь.

Ты знал меня до боли, без вопросов,
Сквозь тишину, как свет в немом окне.
Я берегла твой голос, как набросок
На полотне, забытом в глубине.

Ты не просил — я отдавалась ветру,
Ты уходил — я с берегом ждала.
Моя душа горела тонким светом,
Когда твоя в прощании мела.

Вся наша нежность спряталась в запятые,
Где не дошли слова до губ твоих.
Любовь — не громкая, а просто живая,
Как дождь на окнах... или стон упрёков их.

Я помню: шепчет ночь про нас украдкой,
О нас, что стали песней без конца.
Ты где-то рядом, тихий, как закатный,
И боль моя — с ладонь твоей венца.

О, если б ты... но нет, не возвращайся.
Останься сном, дыханьем, с той весной,
Где мы ещё живём — и не прощаемся,
Где ты идёшь, как прежде, за мной.

Я напишу: "Люблю", — в конце страницы,
И брошу в тишину, где шепчет мрак.
Когда любовь осталась — не столицей,
А между строк... как вечности маяк.

Ты помнишь — небо плакало, как встарь,
А в пальцах пряталась безвестная разлука.
Ты уходил, как утекает дар,
А я держалась за тепло, как за науку.

Ты не простил, и я не поняла,
Где тень твоя, где утро без ответа.
Мы были — искра, пламя, два крыла,
Что не летят, когда уходит лето.

Любовь — не слово, не пустой порыв,
Она как хлеб в ладонях одиноких.
Ты был во мне, ты весь меня накрыл,
Но вдруг исчез — и стало очень плохо.

Я шла к тебе сквозь времени печаль,
Сквозь голоса и запахи чужие.
Себя теряя в тишине, в мораль,
В закате дней, в молитвах неживых.

А в снах — ты тот же, терпкий, как вино,
Горишь в глазах моих, как дом родимый.
Зачем тогда, скажи, все решено
Было не нами, сердцем, а чужими?

Теперь весна — без запаха и слов,
Теперь цветы — как копии из стали.
Я замираю у немых часов,
Тех самых, что тебя остановляли.

Я знаю, ты ещё бы мог прийти,
И мы бы заново влюбились в звёзды…
Но если нас не свёл наш крест в пути —
Значит, любовь была… до самой слёзной.

Ты загляни в деревеньку старую,
Где дым кружится над избой,
Где жизнь идёт неторопливо, плавно,
Где вечер дружит с тишиной.

Где на крылечке — пара седовласых,
Где каждый день — как дар с небес.
Он вяжет сети, смотрит на запасы,
Она кладёт на стол овёс и квас.

Им не к чему московские витрины,
Им не нужны наряд и суета.
Они хранят тепло своей былины,
Где боль и радость — как одна черта.

Он помнит, как в село вернулся с фронта,
А на перроне — ни души вокруг...
И лишь она — в платочке у поворота,
Смотрела, пряча слёзы в свой тулуп.

Она жила в то время на надежде,
Вязала письма, шила для села...
Мечтала, чтобы было всё как прежде —
И чтоб война у Господа прошла.

С тех пор прошло — не сосчитать по пальцам.
Детей растили, внуков — за столом.
Теперь лишь ветер шепчет им вуалью,
Да вечер, пахнущий жильём.

Старик садится в кресло у окошка,
Старушка ставит чайник на огонь.
И тянется, как песня, та немножко
Забытая деревенская жизнь.

И в каждом жесте — столько благородства,
В морщинах — не страданья, а века.
Здесь в старости нашло себя искусство
Простой любви — и долга — без крика.

Пока они живут — село дышает,
Горит огонь, и гладит ночь стекло.
А кто поймёт, тот тихо замечает:
Здесь — то, что в городе ушло...

Ты шла одна, как будто целый век,
Сквозь тьму, сквозь ветер, по колено в боли.
Уж слишком рано выпал человек
Из сердца, что молчало поневоле.

Ты шепчешь сыну: "Солнце, не грусти," —
А в глазах твоих тревога ледяная.
Ты знаешь — счастья можно не найти,
Но всё равно идёшь, не уставая.

Твой хлеб — вчерашний, чай — совсем пустой,
А на стене иконка потемнела.
И нету тех, кто станет за тобой,
Ты — и судьба, без слёз и без предела.

Ты шила ночи, мыла, убирала,
Ты у колёс тряслась в чужих маршрутах.
Жизнь, как стекло, в ладонях трескалась устало,
Но ты стояла — с верой и без звука.

Тебя не ждали, не звали домой,
Ты — между строк, как будто бы случайно.
А он растёт, твой свет, твой час земной —
И не поймёт, как сердце твое тайно

Держало мир, как небо на плечах,
Как каждый день казался катастрофой,
Как ты терпела боль, не в горячах,
А в тишине, с любовью, без условий.

Ты — не герой, ты — женщина в пальто,
С сумой в руках, с глазами неба цвета.
Но знаешь, в мире нет святей ничто,
Чем одиночка-мать на краю света.

Пускай в тебе осталась лишь весна,
Та, что дрожит в дыхании, как пламя.
Ты всё дала, ты — вечная страна,
Где жизнь идёт — за чьими-то шагами.

Они идут без имени и цели,
Сквозь город серый, хмурый, как беда,
На них глядят, как будто их не верят —
А им бы просто взгляд, и хоть слова.

Они не просят — даже у надежды,
Они молчат — боятся голос дать,
Их тишина, как снег в трамвайной бездне,
Покрыла жизнь, чтоб не шуметь, не знать.

Сгорели сны в подъездах и подвалах,
Где пахнет гнилью, чем-то за стеной.
И свет в глазах — был, может, но упал он,
Как день в апреле, мерзлый и слепой.

Им некуда идти — а шли бы к звёздам,
Да не пускает вечная вина.
Погибнут вдруг — и, может, слишком поздно
Мы спросим: "Кто ты был? Кем был вчера?"

Они не врут — они давно вне правды,
Где судят даже взглядом из окна,
И если плачут — только в спину, правым,
Им слёзы — как вода для кирпича.

Им счастье — миф, как сон на батарее,
Им руки — как решётки без суда.
Им мир не дал ни шанса, ни идеи —
Лишь факты: ты не нужен никогда.

Они стоят — как будто стены храма,
Забытые, с отбитыми углами.
Их души — не пустые, а усталые,
Они не злые — просто без тепла.

Но если вдруг один из них разломит
Тот лёд в себе — и кто-то улыбнётся,
То, может быть, в чернильной этой коме
Хоть тень от человека обернётся…

…И станет свет. И станет тише небо.
И кто-то скажет: "Ты живи, ты есть…"
Но это — если мы не станем пеплом,
Пока в глазах их не погасла весть.

В подвале времени — без звука,
Скрипят мечты, как ржавый шов,
Судьба, как вечная разлука,
Разбила голос до основ.

Они — забытые и серые,
Не ждут ни писем, ни тепла,
Лишь тени, полные истерики,
Ползут по стенам у угла.

В глазах — чужая непогода,
И в пальцах — лед, и в сердце — дым,
Им не понять, зачем свобода,
Коль мир остался неродным.

Они не слышат смеха звона,
В подъездах прячутся, как зверь,
Для них всё — замкнутая зона,
Где каждый день — забитый дверь.

Забвенье — их святая нота,
И ночь — их друг, и час — приют,
А на подъездной фотофлёте
Ни разу в жизни не поют.

Они боятся быть услышанны,
Они боятся быть живым,
Их жизни — скомканные вышивы
На рваной ткани ледяным.

Им не звонят, не ждут обратно,
Их нет в друзьях, в мечтах, в весне,
И только боль, как свет отвратный,
Кипит в небесной тишине.

Они — как письма без ответа,
Как дым без пепла, сны без сна,
Им не хватает даже лета,
Чтоб вновь поверить в имена.

И если ты пройдёшь случайно
Мимо их окон, штор, теней —
Остановись. Хоть это тайна,
Но там живёт душа. Не смей...

Не смей судить. Не смей смеяться.
Не знаешь ты их бытия.
Они старались не сломаться.
Но не нашлось для них «друзья».

Ты видел их — в тени подъездных арок,
С глазами, что не просят и не ждут,
Судьба черкнула по лицу угаром,
И никуда от пепельных минут.

Они не плачут — слёзы им не к лицу,
Весь мир для них — как комната без стен,
Им даже Бог не светит на крестцу,
Им не о ком молиться в Вифлеем.

Они — в толпе, но будто в чёрной пустоте,
В груди их — холод, как от двери в март,
И жизнь их — не на вздохе, на черте,
Где каждый шаг — как выстрел в старый старт.

Они — не злы, но злом уже пропитаны,
Не их вина, что замерзали в детстве,
Что мать ушла — и гнили их картины
Средь телевизоров и свиста в клетке.

И ты пройдёшь, не глядя им в глаза,
Боишься — в них не тени, а вопросы,
А вдруг поймёшь, что ты — та же слеза,
Что просто прячется под формой взрослой.

Они не ищут выход, не бегут —
Бежать зачем, коль в никуда пути?
Они в себе построили приют
И погасили свет у них внутри.

Ты слышишь — кто-то хрипло засмеялся
На лавке у разбитого окна...
Он тоже был — любил, рождался,
Но жизнь с него содрала имена.

Они живут — без смысла, как инерция,
Без оправданий, слёз, без лишних фраз,
Им не спасти себя, не скрыться в дверце —
Они — как ты. Но просто раньше нас.

В твоих руках — огонь веселья,
И светлый взгляд, что мне знаком,
Ты — мое большое вдохновение,
Ты — мой тихий, нежный дом.

Тот свет в глазах — как небес раннее,
Тот светлый путь, что ведёт нас вдаль.
Я всё прощаю, всё забываю,
Ты — мой простор, и ты — мой край.

Ты — как весна в сердце холодном,
Ты — как весело цветущий сад,
С тобой не страшен мир, так бодро
Я в жизнь иду, твой свет — мой клад.

Ты мне простил все мои слабости,
Ты мне открыл ту дверь любви,
Что наполняет сердце радостью,
Ты — мой огонь, что в тёмной тиши.

Судьба на нас не злится, верю,
Ты рядом — и мне не страшен путь,
Любовь твоя всегда согреет,
Ты в жизни моей — огонь и грудь.

В твоих руках — я так свободен,
И в мире этом не беда,
Ты мне подарил счастье, любимый,
Ты — мой конец и мой старт всегда.

Ты — будто свет, что тихо льётся,
Когда вся жизнь в густой ночи.
Моя душа к тебе зовётся,
Как к берегам бегут ручьи.

Ты — тишина в рассветных грёзах,
Когда весь мир устал кричать.
Ты — лист в осенних ранних слёзах,
Что шепчет: надо продолжать.

Я не касался губ украдкой,
Ты — вся в лучах других дорог.
Но сердце помнит — без оглядки
Ты шла туда, где каждый мог...

...быть рядом, быть, но не услышать,
Что между строчек и скупых
Молчаний — нежность, как у вишен,
Цветущих в стужах ледяных.

Ты — в ветре, в звуке капли поздней,
В дыханье вечера весной.
Любовь моя — не плоть, не лозы,
А корень, уходящий в зной.

Мне не нужны слова-узоры,
Я слышу твой беззвучный зов.
Ты — за пределами дозора,
Ты — из нескказанных основ.

И даже если ты далёко,
И даже если нет пути —
Я ощущаю, как глубоко
Ты в каждой клеточке... внутри.

Ты — как мечта, что не случится,
Но греет тише, чем огонь.
Ты — тот покой, что не приснится,
Ты — смысл, идущий сквозь погонь.

Пусть не с тобой — но я не мимо.
Ты — мой упрямый, тихий свет.
Всё это — просто, но незримо:
Ты есть, ты рядом. Даже — нет.

Ты — как дыханье на стекле,
Тончайший след, почти незримый,
Но остаёшься на душе
Теплом немыслимо родимым.

Ты — как рассвет среди дождей,
Так мягко в сердце проникаешь,
И в тишине прошедших дней
Меня собой не покидаешь.

Ты — не моя. Не быть тебе
В моей тревожной, зыбкой гавани.
Но с каждым сном, в любом дожде
Ты остаёшься — самой главною.

Ты — это тишина вдвоём,
Когда слова мешают взгляду.
Когда не в прошлом, не потом —
А в каждом миге ты — награда.

Ты — не касание руки,
Не поцелуй, не клятвы громкие.
Ты — это «мы» в тоске строки,
Звучащее сквозь сны глубокие.

Ты — как молитва без имён,
Что шепчет сердце, не осмелив
Сказать вслух. Вечно обречён
Любить тебя… Без права верить.

Ты — не весна. Ты — тень весны.
Ты — не любовь. Ты — глубже, тоньше.
Ты — как ладонь в моём окне,
Которой ближе… только Божье.

Ты — как дыханье на стекле,
И пусть исчезнет тихо вскоре…
Но я живу теперь в тебе —
В твоём дыхании… в твоей истории.

В суете отражений стеклянных витрин,
Мы теряем себя понемногу,
Жизни бег — то в зените, то словно в тени,
Без маршрута и без диалога.

Всё быстрее движенье, всё меньше огня,
Где-то чувства остыли беззвучно,
Мы спешим, забывая: ведь суть не в “меня”,
А в том, кто идёт рядом — в случае.

Мир оцифрен, и в лицах — экраны и свет,
А слова — в уведомленьях,
И прощения нет, и у встреч тоже — нет,
Только лайки в толпе отражений.

Век двадцать первый — загадка, абстрактный сюжет,
Где бездумно считаются сутки,
Но в глазах у прохожих всё тот же ответ:
Мы живём... но от счастья — на жуткой минутке.

Нам бы сесть на скамейке в апрельской тиши,
Без звонков, без тревожной подкладки,
Поглядеть, как берёзы растут от души,
И как бабочка — маленькой складкой.

Нам бы чай за столом, разговор до зари,
Про мечты, а не только про планы,
И чтоб дети смеялись не в виртуари,
А в дворах — под раскатами маны.

Пусть над нами прогресс, пусть машины летят,
Но душа — не приёмник сигнала,
Мы живые. И значит — имеем заряд
Для тепла. Хоть чуть-чуть, но сначала.

В каждом дне остаётся немножечко “нас” —
В мягком взгляде, в забытом вопросе…
Жизнь — не гонка, не цифра, не график, не час,
Жизнь — в любви.
Тишина между строчек.


---

В прозрачном веке — бликах неона,
Где всё как будто бы легко,
Где утро пахнет кофе и айфоном,
А вечера — молчаньем глубоко,

Мы ищем то, что где-то потеряли —
Себя, друг друга, тишину...
В потоках лайков душу не узнали,
Забыли вкус на искренность, весну.

Нам снятся сны о детстве без экрана,
Где грязь под ногтями — не грех,
Где бегали босыми по туманам,
И в каждом взгляде жил успех.

Теперь же — скорость, цели, схемы,
Карьерный рост, багаж идей...
А разговоры стали словно темы,
Для сториз, шуток, новостей.

А где же сердце? Где те струны,
Что в полночь звоном оживут?
В нас прячется земля, деревья, луны,
Но мы на них и не взглянем, ведь бегут...

Бегут часы, бегут задачи,
И голос — тих, как шелест плит.
А старик с книгой — будто бы незрячий,
Пока весь мир ему кричит.

Ты замолчи на миг, услышь дыханье
Той женщины в метро без сна,
Что смотрит вдаль не ради ожиданий,
А просто в пустоту окна.

Здесь жизнь — как хрупкое стекло витрины,
Улыбка — маска, смех — звонок.
Но в тишине, за гранями картины
Живёт душа — не фейк, не срок.

И если вдруг ты станешь тише,
Откроешь окна, снимешь щит —
Ты удивишься, как всё выше
Внутри тебя любовь звучит.

Так береги в себе простое,
Не променяй живую нить
На блеск, на шум, на золото пустое —
Успей не только жить... но быть.

Там, где ветер целует цветы,
И поля растворяются в неге,
Где струится печаль с высоты,
И туманы ложатся на бреге.

Где в росе отражается день,
И рябина стоит у обрыва,
Где не выговоришь свою тень,
Но душа говорит молчаливо.

Где дорога ведёт в никуда,
Но шаги твои тихо прощают,
Где весна — это небо и льда,
Что в глазах у любимых растаяли.

Где нет зла, где не нужно играть,
Где слова как уста без укора,
Где умеют прощать — не скрывать,
И где звёзды ложатся на горы.

Где в огне не сгорает мечта,
Где не поздно вернуться к началу,
Где одна — лишь небес простота,
А другая — слеза, что упала.

Где-то там ты когда-то был мной,
А я — тенью в твоей поэме.
Мы расстались у речки весной,
Растворившись в простом аквареле.

И теперь только ветер, цветы
И печальная нежность заката…
Если сердце забудет пути —
Пусть найдёт их в глазах у ребят.

Я шел по тропинке, где вечер — как вздох,
И небо пылало усталой зарёй.
Деревья стояли — как будто без слов,
А ветер проносился, тихий, живой.

В пруду отражалась ушедшая грусть,
И звёзды плыли, как капли мечты.
Мне было не больно, и не было пусть —
Была лишь надежда сквозь тени и сны.

Ты где-то далёко, но ближе огня,
Который в груди разгорается вновь.
Не крик твой мне нужен — дыханье, коня
Смыкающий шагом утра любовь.

Я помню, как руки дрожали в ответ,
Когда мы прощались без злобы, молча.
Ты шепотом тихим просила: «не леть»,
А я был весною, уставшей до ночи.

Ты видишь, как время рисует мосты?
Из камня потерь, из молитв и тревоги.
Но если захочешь — меня позови,
Я стану дождём на твоей подворотне.

Я стану той тенью, что греет окно,
Когда ты одна, и не ждёшь ничего.
Я буду той фразой в письме без числа,
Где точка стоит после слов «всё прошло».

Но, может, ты вспомнишь — не сразу, случайно,
Когда за окном утихает метель.
Что где-то, когда-то... так просто, случайно,
Мы были с тобой, как дыхание — цель.

И тишина, что казалась глухой,
Однажды заговорит — шёпотом нас,
Слова возвратит, как волна берегу,
И ты всё поймёшь… через много ли лет.

Я шел один сквозь бурю и сомненья,
Сменялись тени — люди, дни, года.
Мечтал о свете, падал в наважденья,
Где каждый шаг — как крик в никуда.

Я верил в то, что есть над миром воля,
Что жизнь — не зря, не просто миражи.
Но сердце гнулось в голосе от боли,
И глохли звезды в трещинах души.

Я видел смерть в глазах идущих рядом,
И трогал вечность — хрупкая, как лед.
Когда не плачешь — стон кричит каскадом,
А лоб в морщинах — это весь исход.

Любовь терялась в сумраке потерь,
Друзья — как привидения без плоти.
И мир, казалось, запер мою дверь,
Забыв, что сам я был когда-то в свете.

Я строил храмы в мыслях и надежде,
И разрушал — ведь вера не всегда.
И если путь ведет к одной лишь бездне,
Зачем дана нам эта глубина?

Но шёл я всё же — мимо, сквозь, упрямо,
Хоть неба лик был черен и немой.
Бродил меж дней, как старый вахтер храма,
Охраняя тень под самою собой.

В ответах — тьма. Но в вопросах — дыханье.
Пускай я прах — но всё же я горю.
Я — человек. Я — странное страданье.
Я — песчинка на ветру.

И пусть унесет меня буря веками,
Пускай разобьет в миллионы следов —
Я был. Я любил. Я прощался с богами.
Я жил. А значит — всё всерьёз.

Я шёл вперёд, не зная направленья —
Судьба держала руку на весу.
Бродя меж снов, надежд и озаренья,
Я путал свет и вечную росу.

Я был не тот, кого зовут счастливым,
Но вгрызся в дни, как в корку черствый хлеб.
Судьба шептала: «Будь всегда живым,
Пусть сердце в трещинах, но не во след».

Молчанье близких жгло сильней утраты,
И замирал во мне весенний май.
Я рвал себя — на части, на цитаты,
Пытаясь выстроить живой сарай.

Из правды, лжи, из глины, боли, хлеба,
Где каждый гость — лишь призрак на ветру.
И всё мечтал о капле чистого неба,
Как нищий — о молитве по утру.

Я видел смерть. Она была как сестры —
Сурова, молчалива, как гранит.
Но я сказал: «Ты мне — не сень, не вёдры.
Ты — путь, но не конец. Пусть боль стучит».

И снова шёл. В крови, в пыли, без цели,
С надеждой, что хоть кто-то позовёт.
Но были дни, как выжженные стены —
Ни петь, ни плакать. Только голый лёд.

Я звал любовь — она не отвечала,
Лишь отражалась в лужах и глазах.
И жизнь, как книга, ветрено листала
Мои стихи, написанные в снах.

Но в час, когда всё стёрто и бессильно,
Когда ничто не держит на краю,
Я встал. Не из-за веры. Из-за силы —
Которую отдал свою.

Я человек. Из праха, боли, духа.
Из детства, где смеялся невпопад.
И если в мире нету больше слуха,
Пусть этот стих мой в небе прошептят.

Пусть кто-то вспомнит: был такой на свете —
Не свят, не прав, но искренне шагал.
Он жил. Не для наград и не для плети —
Он просто шёл, где даже Бог молчал.

Прошли недели, может — год,
А может — вечность без следа.
Он растворился, словно лёд,
Но не исчез — осталась мгла.

Та тишина, что в нём жила,
Сталá не болью, а теплом.
Вдруг где-то сердце поняло —
Он не пропал, он стал добром.

Он жил в том хлебе для сорок,
Что греет лапы по весне.
Он жил в прохладе облаков,
И в добром слове на стене.

Он жил в глазах чужих детей,
Где нет обиды и войны.
Он был в дыхании людей,
Что не сдаются — не одни.

Однажды — в парк зашла она,
Та, что мечтала с ним о дожде.
В глазах — ни страха, ни вина,
Лишь память... хрупкая, как снег.

И ей казалось: "Вот, сейчас
Он сядет тихо рядом вновь,
Скажет — я рядом каждый час,
Ты не одна... и есть любовь."

Она смотрела в облака,
И что-то в сердце замерло.
И вдруг — воронка та, тоска —
Исчезла. Словно и не шло.

Он не ушёл — он стал внутри,
Не голос — свет её души.
И поняла она: "Смотри,
Ты был — и есть, ты не в глуши."

Теперь она несла его
Во взгляде, жестах, в добром дне.
И боль, что жгла её в тайне,
Сталá молитвою во сне.

Он обрёл смысл — через неё.
Он стал её живой строкой.
Печаль, как пепел от костра —
Остыв, уходит за рекой.

Так иногда одни дожди
Питают сад для новых роз.
Так человек, пройдя пути,
Оставит свет — не только слёзы.

В глазах его — потухший свет,
Душа, как дом, что пуст и тих.
Он жил, как будто жизни нет,
Среди людей — но без своих.

Он шел по улицам, как тень,
С чужой надеждой на плече.
В кармане — скомканный свой день,
А на щеке — следы свечей.

Любви он знал лишь горький след,
Что пахнет болью и дождём.
Он каждый день искал ответ,
Зачем мы в этом мире жжём.

Ему казалось — всё не так,
Везде обрывки, грязь, туман.
А за окном весенний шаг
Цвёл в лицах — чуждый, как обман.

Он не был слаб — но был разбит,
Как чашка, склеенная вновь.
И каждый вдох его болит,
И каждый шёпот — не про любовь.

Он знал, как больно ждать звонка,
Который не придёт совсем.
Он знал, как мерзнут облака,
Когда в душе не греет тем.

Однажды утром он молчал,
Как будто всё сказал до нас.
Он в небо медленно взлетал
Глазами, полными слёз и фраз.

Но не ушёл, он просто стал
Частичкой ветра и луны.
И кто-то шёл, и кто-то знал —
Что он всё тот же... среди тьмы.

Скамейка помнит тяжкий вдох,
И хлеб, оставленный для птиц.
Он просто жил. Не слишком плохо.
Но не нашёл своих границ.

И если вдруг, пройдя весной,
Ты ощутишь печальный свет —
Вглядись. Он, может быть, с тобой,
Несчастный... но уже не в бед.

Он шел по улице, как тень от фонаря,
В глазах ни зла, ни света — только вечность.
В ладони сжат клочок чужого января,
А сердце — ни приюта, ни беспечность.

Он знал тепло, но это было... до.
С тех пор прошло ни год, ни два — а годы.
И всё, что у него — молчание и дно,
И в зеркале — не лик, а след погоды.

Он не просил ни у кого добра,
И добрым был, покуда верил в чудо.
Но в жизни, где по кругу мает хандра,
Один шаг — вверх, и два назад — повсюду.

Когда-то мать ему шептала вслух:
«Ты — солнце, не исчезни в этом мире».
А он — исчез, под гулом чуждых рук,
Под гнётом слов, под жизнью без кумиров.

Он не был злым, лишь горьким, как табак,
И пил не водку — одиночье в чашке.
Он знал стихи, но не писал никак,
Боясь себя запутать в тонкой пряжке.

Он не нуждался — тихо ждал зари,
Как будто в ней была последней сила.
Но ночь была бездонной, без двери,
И лишь луна лицо его хранила.

Он шёл, не помня, что и где забыл,
Он был, как снег, что тает, не растаяв.
И сам себя, быть может, не любил,
Но всё ж других — до боли, до оттаяв.

Один в толпе, как будто не живой,
И каждый день — как список из прощаний.
Он выбирал себе не дом — углой,
И спал под звук дождей и покаяний.

В нём было всё — и свет, и пустота,
Но кто бы разглядел сквозь тишину?
Он просто жил, не веря в суета,
Надев на душу тонкую броню.

А ты пройдёшь — и даже не поймёшь,
Что рядом шел не нищий, не калека,
А человек, в котором мир и ложь
Сошлись в один тяжелый вдох из века.

И, может быть, когда ты сам падёшь,
Когда внутри вдруг хлынет эта вьюга,
Ты вспомнишь тень, что тихо шла… и ждёшь,
Что кто-то станет для тебя — не мимо, а другом.

Идёт по улице старик с газетой,
В очках, с походкой в никуда,
Сидит на лавке, под берёзой светлой —
Он там бывает каждый день, всегда.

Он знал войну, он помнит ту разруху,
Когда на хлеб — одна семья,
Когда прощались молча, на поруках,
И не мечтали про себя.

А рядом — девочка с косичкой яркой,
С конфетой в сумке, в телефоне мир,
И жизнь её — как радуга на старте,
Где всё возможно, только выбери эфир.

Она не знает, как дрожали стены,
Когда отец не возвращался в ночь,
Как мама пела, чтобы стало легче,
И шепот был молитвой: "Боже, помоги помочь..."

Вон парень — худощав, с гитарой, с пламенем,
Он пишет песни, как стихи в тетрадь,
Он верит в свет, но часто рвётся памятью —
На том мосту ушёл когда-то брат.

А рядом — женщина с пустыми взглядами,
С пакетами, уставшая, одна,
Когда-то тоже верила в удачу,
Но всё ушло — и дом, и он, и сны сполна.

У каждого — своя весна и осень,
Свои потери, встречи и пути,
Но в этом мире, как бы нас ни бросил,
Мы продолжаем верить и идти.

В подъездах пахнет детством и вареньем,
Где стены помнят — смех и боль людей,
А жизнь — она не в лайках и волненьях,
А в том, как держишь руку у дверей.

В том, как ведёшь ребёнка утром в школу,
В молчанье перед маминой иконой,
В письме, что потерялось по дороге,
В последнем слове, не дошедшем к дому.

Мы все живём, слагая свои главы,
Порой на слёзы, а порой — на смех,
И пусть порой нам слишком тесно в правде —
Но в этой правде каждый жив и цел.

Так пусть же будут в памяти страницы —
Про тех, кто шёл, про тех, кто не дошёл,
Про ту любовь, что в тишине приснится,
Про жизнь — что просто к сердцу подошла.

Ветры гуляют над крышей родимой,
Старый забор гнёт печаль и метель,
Мир пронесённый душой уязвимой,
Каждому кажется сказкой теперь.

Пишем чернилами в сердце страницы,
Правим ошибки — да только потом,
Вспомним, как бабушка пела на спице,
И как корили нас словом с добром.

Шли мы в апреле по талому снегу,
Падали, плакали, снова вставали,
Жизнь поддавалась не сразу, не с бегу —
Словно котёнка — в ладони держали.

Первый наш двор, перекличка качелей,
Где-то в кустах зацветал одуван,
Мама звала, забывалась потеря,
Там, где не знал я, что значит обман.

Старенький трактор гудел на окраине,
Дед собирал нам румяный урожай,
Было и сложно, и просто по-тайному,
Но почему-то — без боли, без лжи.

Юность пришла в подворотне с гитарой,
Кто-то дарил нам небесный платок,
Верили глупо, надеялись яро,
Падали в бездну и вылезли в срок.

Свадьбы, разводы, подъезды, вокзалы,
Больницы, похороны, смех и друзья —
Каждому времени что-то досталось,
И не вернёшь, не начнёшь, не спеша.

Пьяный сосед целовал за забором,
Плакала тихо вдова на крыльце…
Сколько историй, облитых укором,
Сколько прощений в отцовском лице.

Мы выбирали, мы часто теряли,
Письма жгли — и сжигались внутри,
Даже когда мы чужим доверяли —
Значит, умели прощать и любить.

Сколько нас греет из прошлого пепла,
Сколько нам неба не хватит ещё…
Жизнь — не тетрадь, не почищено, слепо,
Но как она, чёрт возьми, хороша.

Каждое утро с нуля начинается,
Заново смыслы приходят во сны,
Только душа никогда не меняется —
В ней остаёмся мы сами, живы.

Из лоскутков сшивается дорога,
Где каждый шов — то радость, то беда.
Мы шли по ней — с оглядкой, понемногу,
И всё несли: и «да», и навсегда.

В углу двора — качели и рябина,
Там детство пряталось в карманах у штанов.
Смеялся кто-то, мама клала сливы
В варенье — запах с лип и облаков.

А рядом — он. Вчерашний, весь в сомненьях,
С гитарой, что давно лишилась струн.
Любовь как сон — без формы, без теченья,
Но оставляет в сердце долгий лун.

И свадьбы день — не пышный, но красивый,
В платке невеста, хруст в горсти конфет.
Сосед косой сказал: «Живите живо!»
А жизнь потом — и смех, и боль, и свет.

Потом война. И письма, и тревоги,
И у окна — усталый силуэт.
Он не пришёл. Но дети шли в подмоги,
И каждый вечер — как последний свет.

Прощали мы. И верили. И ждали.
И разлюбить пытались — не смогли.
И письма жгли. А после — поднимали
То, что осталось, с пепла и земли.

А помнишь — ссора? Глупая, ночная,
Из-за тарелки, что не там стояла.
Ты молча вышел. Я стояла, зная,
Что промолчу, но всё в душе прощала.

А время шло. И вдруг — за нами осень.
Листва как кленовый прощальный звон.
И мы в окно, как прежде, вместе — косо
Смотрели вдаль. И был на сердце звон.

Теперь — я здесь. И каплет по перилам
Дождя печаль, что в тапки мне течёт.
А в старой книжке твоя строчка мила —
«Люблю всегда. Не важно, как и что».

Из лоскутков сшивается дорога.
Где каждый день — то шёпот, то заря.
Но если шить с душой, с добром, с Богом —
То станет жизнь — как песня у костра.

Проходит день, как тонкий луч заката,
Срываясь в омут черных городов.
И вновь слова — усталые солдаты,
Скользят меж строк, как эхо голосов.

В подъезде мать качает поздно сына,
А за стеной раздался звон стекла.
И жизнь у всех течет наполовину —
Полсчастья есть, полгоря за угла.

В окне тоскует бабушка седая,
Считая тени в медленном дворе.
Ждала его — любимого, родная,
Но письма гаснут в стареньком костре.

А мальчик в школе шепчет тихо: «Мама…»
Рисует солнце, дом и детский смех.
Но за окном — лишь осень с горьким храмом,
Где бог один — холодный, как ночлег.

Где-то в метро усталый незнакомец
Ведет войну с судьбою и дождем.
В глазах горит незримый полукомпас,
И жизнь идет по нервам под копьем.

Влюбленный держит дрожью чей-то номер,
И сердце скачет: «Счастье или нет?»
Но страх — как яд, как сумрачный укромник,
И трубка молча падает в букет.

Мы все идем, не зная, где дорога,
Мы ищем свет в проемах темноты.
Но жизнь сильна, и вера слишком много
Скрывает в нас прекрасной высоты.

И будет день, где сбудутся признанья,
Где слезы в смех, а боль — в простой мотив.
Осколки дней, сложившись в мирозданье,
Останутся в стихах среди любви.

В одном дворе, где старый клён
Тянулся к небу ветвью тонкой,
Жил человек, что был смешон
Своей судьбою безысходной.

Когда-то юн, когда-то смел,
Когда-то верил в грёзы светлые,
Но жизнь — коварный менестрель,
Поёт свои куплеты медные.

Однажды встретил он любовь,
Весну, что в сердце расплескалась,
Но время сделало ход вновь —
И нежность в пепел рассыпалась.

В другой стране, в другой судьбе,
Где солнце жжёт чуть горячее,
Жил человек, кто шёл к мечте,
Но падал, раны получая.

В труде, в тоске, в ночной тиши,
В борьбе с холодным равнодушием
Он каждый день учился жить
И верил в будущее лучшее.

А где-то в маленьком селе
Старик один средь ветра бродит,
И каждый след в густой земле
Как крик о том, кто уж не ходит.

Сын не вернулся с той войны,
Жена покинула давно…
Но он, цепляясь за стволы,
Всё ищет их в окне пустом.

И столько судеб, сколько звёзд,
Они сгорают, догорая,
Но чья-то боль, чей-то вопрос
Вдруг отзовётся в сердце мая.

Ведь каждый день, ведь каждый час
Кто-то смеётся, кто-то плачет,
А жизнь несёт сквозь круги нас,
Оставив лишь судьбы задачи.

В одном дворе, на старом склоне,
Где клён склонился к тишине,
Живут судьбы — строкой нескромной
Они расскажут о себе.

Вот дед Егор, седой, угрюмый,
Где сын его — не знает сам,
Виной разлуке — грохот думы
И бремя прожитых программ.

А там в окне горит лампада,
Старушка шепчет в темноте,
О сыне пишет, ждет награду
За веру в счастье в пустоте.

А Вера с Лёшей — в день весенний
Впервые клятву дали вслух,
Но жизнь рванула, будто пламя,
Любовь растаяла, как пух.

У Лёни сын растёт в подвале,
Где тлеет ломтик доброты,
Отец в вине и грёзах вялых,
А мать — в ночи и темноты.

И только пёс дворовый ластит
Свою усталую тоску,
Людей не судит — просто верит
В тепло, что спрятано в песку.

И так течёт людская доля,
В сплетенье тайн, тревог и встреч,
Но сколько в ней любви и боли —
Одной строкой не перечесть.

На свете есть нищета и богатство,
Но каждому светит в окне огонёк.
Кому-то — гулять, а кому — надрываться,
Таская мешки с самого же утрёк.

Один, не спеша, потягивает кофе,
Другой на заводе устал и ослёг.
Кому-то успех достаётся без крови,
А кто-то взлетает, но падает в снег.

Старушка с авоськой идёт вдоль бульвара,
А рядом шагает спешащий юнец.
Для первой вся жизнь пронеслась, как кошмары,
А второму лишь выдан один свой билет.

Есть тот, кто с рожденья в атласе и шёлке,
Другой же в лохмотьях, в пыли и в грязи.
Одному улыбаются дамы на ёлке,
Другой продаёт им цветы у вокзала в тени.

Кто-то влюблённый не спит по ночами,
Кто-то забыл, что любовь—не миф,
Кому-то судьба расписала печали,
А кто-то забыл, что бывает и грех.

Всё ходит по кругу: от боли до счастья,
От детства до дряхлой скамейки в саду.
Один смеётся, другой в одночасье
Сломался, испив злую правду судьбы.

Но каждый мечтает о капле покоя,
О добром слове и чашке тепла.
И где бы ты ни был—в церкви, в запое,
Душа всё равно остаётся жива.

В доме резном за рекою широкой,
Старец живёт, помня годы войны.
Тихо вздыхает, взирая глубоко,
В ночь уходя сквозь проёмы стены.


Юная девушка в платье простом,
Смотрит на мир в ожидании чуда.
Верит, что вскоре под тёплым дождём
Счастье прольётся, как яркое утро.

В маленькой комнате, где за стеной
Слышится смех и беседы соседей,
Мать, обнимая ребёнка родной,
Шепчет: «Живи, чтоб не ведать о бедах».

В доме богатом за стенами звёзд
Пахнет роскошью, золотом, властью.
Но кто-то неслышно стирает из слёз
След на паркете в предчувствии счастья.

В сером подвале, где стены сырят,
Парень с мечтами, но жизнью без крова
Пишет стихи, чтобы время вспять
Повернулось, забыв про оковы.

Каждый идёт по своей полосе,
Кто-то по свету, кто-то по мраку.
Жизнь, как рисунок на старом холсте,
Где перепутаны тьма и отрада.

Только в конце за последним окном
Станут равны все страданья и грёзы.
Судьбы сойдутся в едином одном,
Словно весною встречаются грозы.

В окне мерцает свет лампадный,
За дымкой тают города,
И кто-то ищет путь пристанный,
А кто-то странствует всегда.

Один в цехах гудит, как ветер,
Другой стихи в тетрадь кладёт,
Кто сеет хлеб – кто сеет сплетни,
А кто-то молча жизнь несёт.

Бежит судьба – ей всё подвластно,
Кому разлука, а кому
Любовь, что вспыхнула напрасно,
Но сбереглась в чужом письме.

Старик у дома режет грушу,
Вздыхает, глядя в темноту,
А внук не слушает, всё кружит
В своём безумном скоростном.

В одной руке сверкают строки,
В другой – натруженный черпак,
Кому – безвременные сроки,
Кому – и роскошь малых благ.

И всех по-своему качает
Волна времён и череда –
Кто дом утратит, кто – мечтает,
Кому и в стужу нет труда.

И каждый ищет свет и счастье,
Но смысл в том, что жизнь одна.
И если боль – она не вечно,
А доброта – всегда важна.

В подворотне вечер стынет,
Где-то плачет мать одна.
Сын в шинели, но не выйдет
К ней навстречу из окна.

На вокзале громко плещет
Дождь по рельсам, как в такси.
Пьяный нищий хлебом лечит
Голод, спрятанный в груди.

Старик сосед в тетрадь запиской
Печально чертит пять стихов.
А за стеной, в квартире близкой,
Сын бьёт отца за пьяный зов.

Девчонка в парке ждёт напрасно,
В ресницах пряча боль и стыд.
Ей обещали — честно, ясно,
Но тот, кто клялся, не спешит.

Скрипит кровать в дешёвом хостеле,
Старая лампа слепо жжёт.
Слеза упала на подстилку —
И нет ни счастья, ни забот.

А в ресторане тост весёлый,
Там полон смехом тесный круг.
Один из них — не помнит голый,
Как за рулём сбивал он вдруг.

Судьба, как зеркало кривое,
Порой смеётся, бьёт в висок.
Одним — всё с неба золотое,
Другим — ни капли, ни глоток.

И всё идёт, как шло веками,
Меняется лишь свет витрин.
Но будут вечно между нами
Те, кто страдает… и один.

Заброшен дом. Окно в рассвете блекнет,
Там тишина, и только старый пёс
Лежит у двери, да в шкафу оседает пепел,
Как память дней, где счастье не сбылось.

Когда-то здесь был слышен смех весёлый,
Кипел самовар, пахло пирогами,
А дети в дождь, промокшие до пола,
Бежали к маме с тёплыми руками.

Отец с работы тихо возвращался,
Клал медный рубль сыну под подушку,
А по ночам с женой, зажавшись в спальне,
Он жизнь кроил, как по холщовой стружке.

Но всё прошло. Как ветром сдуло лето,
Как снежный ком растаял отчий свет,
В один из дней скупая телеграмма
Сказала вдруг: «Отец вернётся? Нет…»

А мать с тех пор лишь штору поправляет,
Глядит в окно — там мир, там свет, там жизнь,
Но в этом доме пустота хромает,
И пыль стоит, как нераскрытый лист.

Сын стал мужчиной — стиснуты все нервы,
Работа, дом, кредиты, суета…
Жена ждала, да ждать устала первой,
Оставив лишь кольцо у зеркала.

Он пил вино, в бетонном переулке
Курил под свет фонарного луча,
И небо вниз глядело с тихой жалостью,
Как будто в нём родная чья-то мать.

А где-то мать его в ночи седела,
Слепая лампа в комнате дрожит,
В руках платок, да памяти постельной
Прошедшей жизни тусклая нить.

Всё в этом мире тянется незримо,
Сплетают руки тонкие судьбу,
Но в старых домах всё же пахнет былым,
И ветер стонет: «Я вас не верну…»


---

Вот такая картина жизни, со светом и тьмой. Тут боль, воспоминания, горечь и тихая надежда на то, что нитям судьбы суждено вновь переплестись, пусть даже в другом времени…

Как быстро детство пронеслось,
Остались куклы на окошке,
А в сердце — шёпот: «Ну и что ж…»
Но сжаты в кулачках ладошки.

Светло мечталось в двадцать лет,
Любовь казалась вечно юной,
Но за окном пугал рассвет —
Ведь день не станет утром лунным.

Работа, дом, простой уют,
А в зеркале чужая тень…
Знакомых лица не зовут,
Но им все так же нужен день.

Бежали годы чередой,
Огни квартир, улыбки детям…
И вдруг вдругой пошёл седой,
И солнце стало мягче светить.

Скорей, скорее, не зевай,
Все ждут, что сделаешь, сумеешь,
И лишь душа кричит: «Давай!
Пока ты дышишь – всё имеешь!»

Но вот глаза укрыла мгла,
И дни сомкнулись в сизый вечер,
И мысль, что жизнь твоя прошла,
Так режет сердце, словно мечик.

А в комнате – мерцает свет,
Теплом качается в ночи…
Пока горит свеча – ты есть,
Пока ты есть – ты не молчи.

Проходит жизнь, как пыль в дороге,
Шумит в дали степной рассвет.
Мы все — скитальцы поневоле,
Где каждый ищет свой ответ.

Года, как письма в старой папке,
Что дождь размыл и рвёт ветра.
И сколько б ни было нам сладко,
За счастьем прячется хандра.

Где мы, когда в ночи рыдает
От одиночества душа?
Когда тоска в висках играет
И гложет память, не спеша?

Мы строим планы, рвём преграды,
Несёмся в вечной суете,
Но сердце жмёт чужая радость,
А боль чужая — не в цене.

Был тот, кто плакал, но смеялся,
Тот, кто молчал, но ждал тепла,
Тот, кто однажды потерялся
И не нашёл себя сполна.

Всё временно: успех и слава,
И дом, что строился с нуля.
И мы, ступая осторожно,
Идём по кругу, не дыша.

Но жизнь, как дождь в степи осенней,
То льёт, то тихо моросит.
И счастье — в самых малых тенях,
Где свет от искры греет жизнь.

— Бабушка, а почему ты всегда сидишь на этой скамейке? — спросил Егор, хлопая себя ладонями по коленям.
Старенькая Анна Сергеевна улыбнулась внуку и посмотрела на раскидистый клён, что рос во дворе. Его листья уже начали желтеть — осень не спешила, но давала о себе знать.
— Это особенная скамейка, — тихо сказала она. — Здесь я прожила всю свою жизнь.
— Ну как это — всю? — не понял Егор.
— Очень просто. Тут меня первый раз поцеловал твой дедушка. Тут я сидела с твоим папой, когда он был маленький, как ты. А теперь вот с тобой сижу.
Егор задумался. Ему было восемь, и он пока не знал, как это — прожить целую жизнь на одной скамейке.
— Расскажи про дедушку, — попросил он.
Анна Сергеевна улыбнулась ещё теплее.
— Ах, дедушка твой… Озорной был, но добрый. Как-то зимой, когда мы ещё не были женаты, он залез ко мне на второй этаж с букетом роз! Лестница-то вся во льду, а он лезет… Я кричу: «Володя, упадёшь же! » А он смеётся: «Ну и что? Я к своей любимой иду! »
Егор засмеялся.
— И что, упал?
— Нет, дополз! — бабушка засмеялась в ответ. — Весь красный, замёрз, но вручил мне розы. А я, конечно, его поцеловала.
— Прямо здесь?
— Нет, тогда ещё не здесь. Но с тех пор мы стали встречаться, а потом поженились.
Мальчик задумался.
— А папа тоже сидел здесь?
— Конечно, — бабушка кивнула. — Знаешь, как он любил рассматривать облака? Ложился на скамейку и говорил, что они похожи то на корабль, то на дракона.
— А я не вижу в облаках ничего такого, — сказал Егор.
— Просто ещё не научился, — подмигнула бабушка.
Они замолчали. Ветер ласково качал листья клёна, и некоторые уже падали вниз, тихо кружась.
— Бабушка, а ты когда-нибудь уходила отсюда?
— Конечно, уезжала. Но всегда возвращалась.
Егор посмотрел на неё серьёзно:
— А если я уеду, ты будешь ждать меня здесь?
Бабушка обняла его за плечи и поцеловала в макушку.
— Конечно, глупыш.
Прошли годы. Егор вырос и уехал в большой город. В шуме машин и ритме взрослой жизни он редко вспоминал про скамейку под клёном. Лишь изредка ему снились бабушкины истории и запах осенних листьев.
А потом пришла новость.
Егор приехал в родной двор. Скамейка стояла там же, но бабушка больше не сидела на ней.
Он сел, осторожно коснулся потрескавшегося дерева рукой.
— Прости, бабушка… — прошептал он.
Небо было серым, но вдруг между облаков показался клочок света. Егору показалось, что он видит в нём знакомый силуэт.
«Ну и что? Я к своей любимой иду! »
Он улыбнулся сквозь слёзы.
Теперь он знал, что бабушка всё ещё здесь. На той самой скамейке под старым клёном.

Когда Серёжа был маленьким, зима всегда была теплой. Конечно, снег лежал сугробами, мороз рисовал узоры на окнах, и в воздухе витал запах хвои. Но в доме бабушки Ани было тепло. Не только от натопленной печи, но и от её ласковых рук, от горячего чая с малиновым вареньем, от мягкого шерстяного платка, в который она заворачивала внука, когда тот, краснощёкий и довольный, возвращался с улицы.



Ему было восемь, когда мама привезла его на всю зиму в деревню. Папа тогда сильно заболел, и мама говорила, что нужно время, чтобы его вылечить. А бабушка говорила просто: «Здесь ты будешь счастлив».



Серёжа действительно был счастлив. Каждое утро он просыпался в комнате, где пахло сушёными яблоками и лавровым листом. За окном скрипел снег, бабушка топила печь, а на завтрак всегда были оладьи. Он гулял по деревне, катался с горки, кормил соседского рыжего кота Ваську, который вечно сидел у бабушки на крыльце.



Но больше всего он любил вечера. Бабушка садилась в кресло у печки, вязала, а он устраивался рядом, и она рассказывала ему истории. Про то, как в детстве тоже ждала весну, как однажды спасла раненого воробья, как дедушка Пётр, когда был молодым, зимой ходил на лыжах за десять километров, чтобы подарить ей белый шарф.



— Бабушка, а весна скоро? — спрашивал Серёжа.

— Скоро, — кивала она и улыбалась. — Но зима ведь тоже хороша. Тепло ведь?

— Тепло, — соглашался он и клал голову ей на колени.





–--



Через несколько лет зимы изменились. Они стали холодными.



Бабушка Аня устала. Она уже не вставала с кровати, не топила печь и не готовила оладьи. Её руки больше не были тёплыми, а голос звучал тихо-тихо.



Серёжа приехал к ней в каникулы, уже пятнадцатилетним. Он понял, что бабушка изменилась. Она не рассказывала истории, почти не ела. Он сидел рядом, а она смотрела на него, словно запоминая.



— Холодно, бабушка? — спросил он однажды вечером.

— Нет, милый. Мне тепло. Ты рядом.



А через неделю её не стало.





–--



Прошло много лет. Серёжа вырос, уехал в город, стал врачом, как когда-то мечтал. Но каждую зиму он вспоминал бабушкин дом. Тот дом, где всегда пахло яблоками, где по утрам ждал горячий чай, где была тёплая зима.



Однажды он привёз туда свою маленькую дочь. Девочка забежала в старый дом и замерла:



— Пап, здесь так тепло…



Серёжа закрыл глаза. Да. Даже теперь, спустя годы, в бабушкином доме было тепло.

В тот год зима пришла неожиданно. Ещё вчера на улице было серо и сыро, а утром двор завалило снегом, и мороз щипал нос. Старый Петрович, дворник, выбрался из своей крошечной каморки и долго стоял, привыкая к белому безмолвию. Он посмотрел вниз – его стоптанные валенки, сшитые из кусочков, совсем износились.  
 
Петрович работал дворником уже много лет. Его жизнь была простой: ранний подъём, снег, листья, метла, лопата. Он не жаловался, но этой зимой чувствовал особую тяжесть – ноги совсем мёрзли.  
 
— Что ж, старик, потерпи. Зима долгая, а сапоги – не на что.  
 
Он закутался в старый тулуп, взял лопату и медленно пошёл расчищать дорожки.  
 
2  
 
В соседнем доме жил восьмилетний Ваня. Обычный мальчишка, но сердце у него было большое. Однажды утром, выглянув в окно, он увидел, как Петрович, тяжело опираясь на лопату, очищает снег.  
 
«Замёрз, наверное», – подумал Ваня и тут же вспомнил: дома, в шкафу, стоят новые отцовские сапоги. Папа их купил, но они оказались чуть тесноваты, и так и остались стоять в коробке.  
 
Мальчик залез в шкаф, достал коробку и долго смотрел на сапоги. Они были чёрные, крепкие, тёплые. «Вот бы Петровичу такие», – подумал Ваня и вдруг понял, что может их отдать.  
 
Он натянул куртку, схватил коробку и выбежал на улицу.  
 
— Петрович! – крикнул он, подбегая.  
 
Старик остановился, вытер покрасневший нос.  
 
— Чего, Ваня?  
 
Мальчик протянул коробку.  
 
— Это вам.  
 
— Что это?  
 
— Откройте!  
 
Петрович осторожно снял крышку и застыл. Новые, добротные сапоги.  
 
— Это что же… мне? – хрипло спросил он.  
 
— Вам! Чтобы ноги не мёрзли.  
 
Петрович смотрел то на мальчика, то на сапоги. Потом вдруг сел прямо в снег, медленно вынул один сапог, провёл по нему рукой.  
 
— Ваня… да я в таких и не ходил никогда… – голос его дрожал.  
 
— Теперь будете!  
 
Петрович отвернулся, чтобы скрыть слёзы.  
 
— Спасибо тебе, Ванечка…  
 
3  
 
На следующий день Ваня снова выглянул в окно. Двор был чистый, а Петрович ходил по снегу в новых сапогах. Он заметил мальчика, помахал рукой и крикнул:  
 
— Тепло! Как будто по облакам иду!  
 
Ваня улыбнулся.  
 
А Петрович в ту ночь долго не мог заснуть. Он смотрел на сапоги у кровати и думал: «Какой хороший мальчишка…»  
 
А потом, внезапно для самого себя, достал из-под кровати старую коробку. В ней лежала маленькая пара шерстяных носочков – всё, что осталось у него от дочери, которую он потерял много лет назад. Он взял носки в руки и крепко прижал к груди.  
 
И почему-то впервые за много лет ему стало не так одиноко.  
 

1 куплет

За окном туманный вечер стелет дым,
Фонари устало прячут своё пламя.
Я иду туда, где буду снова злым,
Где судьба играет в карты с хромым счастьем.

Пахнет перегаром утренний вокзал,
По перрону ветер гонит старый мусор.
Кто-то за стаканом жизнь свою продал,
Кто-то ставит душу на игру без чувства.

Разговоры тихие о братьях и судьбе,
Про людей, что канули во тьму бессрочно.
Я читаю строки боли на стене,
Но ответа нет — лишь эхо в ночь пророчит.

На перроне лица в прожитых годах,
Сигаретный дым стекает в лужи.
Жизнь у нас, браток, держалась на долгах,
Но мы верили, что всё когда-то будет.

За углом играет скрипка и баян,
Пьяный голос тянет песню про разлуку.
Здесь давно осталась молодость моя,
Да ушла сквозь полночь в бесконечную разлуку.

Припев:

Мне б шагнуть назад, да нет пути уже,
Только пыль дорог да дождь стучит по венам.
Каждый новый день — как точка в миражé,
Где за счастье платят сломанной коленкой.

Я искал ответ, да только стал немой,
Падал, поднимался, бился до рассвета.
Но дорога снова манит за собой,
Обещая свет, а дарит лишь потери.

Второй куплет

Видел я, как души тают, как дымок,
Как друзья терялись в картах и в стакане.
Кто-то шёл вперёд, но падал за порог,
Кто-то сдал себя за медь в чужих карманах.

Где же те, кто клялся в дружбе до конца,
Где слова, что грели ночью среди стужи?
Память их сотрёт, как в водке огурца,
Как обрывки писем на сгоревшей луже.

Вспоминаю старый двор и чей-то смех,
Как мечтали в детстве к звёздам дотянуться.
Но с годами путь наш превратился в грех,
И пришлось по жизни к чёрту притянуться.

Сигарета тлеет — как и наша честь,
Дым уносит прошлое за край асфальта.
Те, кто падал рядом, — стерты, их уж нет,
Лишь следы остались где-то между датами.

Но дорога крутит, манит за собой,
В этой карусели всё предельно ясно.
Я ещё живой, пока иду в покой,
Пока сердце стучит, хоть и рвано-часто.

В дыхании ночи — мерцающий свет,
Звездами вышита нежная нега.
Лишь шёпот ветра, а тишины нет,
Луна серебрит берег ласково, мягко.

Ты рядом стоишь, и дрожит рука,
Слова улетают, как птицы на волю.
В глазах твоих — море, в душе — река,
Текут по сердцу их трепет и болью.

О, как же тихо, как замер весь мир,
Вдвоем мы стоим меж небом и ночью.
И каждый твой взгляд — как пьянящий эфир,
Касается сердца, ласкает воочию.

В губах твоих мед, в волосах — весна,
И кажется, время застыло в мгновенье.
Вся жизнь моя — ты, все мечты, она,
И твой смех нежней, чем ветра прикосновенье.

Скажи, почему этот миг так хрупок?
Как шёлк рассвета он рвётся на части.
Но каждый мой вдох всё ещё твой звук,
И сердце поёт о кромке той страсти.

Любовь умирает? Нет, она горит,
Как свечи в ночи, на ветру догорая.
Всё будет: и боль, и пустой зенит,
Но в сердце останется искра живая.

И если расстанемся — в час глухой,
Вспомню, как ночь нас с тобой обвенчала.
В дыхании звёзд я вновь вижу твой,
Светящийся взгляд, что любовь обещала.

Вне моды и стиля, где ветер шепчет сказки,

Где птицы вольные поют о светлых днях —

Туда проложим путь среди полей и ласки,

Чтоб вновь увидеть свет в любимых облаках.

Не знаем границ, где время остановилось,

И мир замедлил бег, как в сладком сне:

Здесь каждое мгновенье жизни повторилось,

Как будто в вечность двери открыты мне.

Вне моды и стиля, где чувства перевесны,

Где сердце не искало временных дорог,

Здесь каждый шаг — в душе пылают песни,

Звучат во тьме и свет, как вечный монолог.

Там счастье предначертано простотой мгновений,

Где каждый вздох наполнен тайной и бесконечностью,

И в этой вечной прелести прибоя волн, теней,

Мы внемлем жизни ритму с верностью и встречностью.

В кабаре светит тусклый огонь,

Здесь танцуют и пьют до утра.

Над остывшим бокалом в вуали

Одинокая девушка мрак откинув,

Глядит ну и как-то слегка отдаленно,

Будто вызов подносит живущим из неба.

Тени страсти танцующих липко прижались,

Сигареты мерцают, багровые губы:

«Ты танцуешь со мной, или будешь молчать?».

А в глазах её тихо мерцает усталость,

И в душе печаль её обитает,

Это сердце не знает, где пристань найти.

Отчаявшись, она в вино погружается,

И надежду пускает в призрачном вихре,

На дне рюмки спасенье забытья вжигается,

Так ей проще забыть о мечте незатихшей.

Но в лицо ей смеются и тени танцующие,

И ей кажется, что все они ведьми и призраки.

О, как сложно признаться в нужде по-любви,

Когда за кулисами пыл трепещет.

Тёмный мир замыкает её в своей цепи,

Где хмель – неутолимым нектаром горечи,

Ей бы вырваться прочь, отыскать ей быль,

Но где же он, тот, кто её любит вечной любовью?

В мирах фантазий видится она.
Но в буднях наших ей не взяться.
Манящая история. Как весенняя волна.
Так легко ей в сердце заблудиться.

Под луною летней грезы. Строят тут.
Иль звездами мигает в небе. Поздним.
Там любовь живет. Говорит мой друг.
Но в реальности она лишь только воздух.

Зову я. Чувства светлого, благого.
В мечтах своих её. Я созидаю.
Но наяву всё кажется иным. Другого.
И в жизни этой. Я её теряю.

И пусть не встретились мы до сих пор вдвоем.
Любовь своим теплом. Продолжу я искать.
В облачной сказке. В мимолетном дне любом.
Буду её в сердце бережно лелеять.

Засыпай, малышка, время спать пришло,

Небо звездами светиться стало,

Ветер шепчет тихо, за окном тепло,

Сны волшебные уже к тебе бежали.

Звезды, как жемчужины, на небе горят,

Каждая сказку о чудесах расскажет,

Месяц золотой светит словно яркий взгляд,

Он в твои сны светом дивным ляжет.

В дальнем лесу эльфы обошли свои владенья,

Мирно дремлет зверь, и волшебство царит,

Каждый уголок сохраняет свое священное пламя,

Для тебя, малышка, этот сон звучит.

Волны тихо плещутся у берегов моря,

Каждая капелька поет о чудесах,

Пусть же сны твои будут без горя,

Мир волшебный унесет тебя в облаках.

В мире, где прогресс и цифровые достижения были возведены в культ, постепенно исчезает нечто фундаментально важное — человеческие моральные принципы. Когда дети оборачиваются в безжалостных деспотов, а внуки превращают своих стареющих предков в объекты унижений и насмешек, становится очевидным, что мы находимся на грани морального и этического краха. Это эссе — попытка осмыслить причину и последствия этого феномена.

В детях, считающихся воплощением наших надежд и будущего, иногда просыпается чудовище, способное причинить невообразимую боль тем, кто подарил им жизнь. Взывание к уважению и благодарности кажется зряшным, когда на первый план выходят эгоизм и равнодушие. Пожилые люди, которые когда-то вкладывали всю свою энергию в воспитание своих отпрысков, внося большую лепту в их становление, становятся жертвами невыносимой жестокости. Физические издевательства, оскорбления, моральное давление — всё это становится обыденной частью их жизни.

Если злодеяния детей можно считать предательством первого порядка, то поведение внуков, обращающих свои издевательства на дедушек и бабушек, оборачивает семейный круг ещё жирной черной линией. Меркантильные интересы и циничное отношение формируют из молодого поколения безжалостных эксплуататоров, для которых страдания стариков не более чем утомительный фон. Пожилые люди, у которых зерно озлобленности не успевает прорасти до полного уничтожения духовного устоя, медленно угасают под гнётом неуважения и бесчувственности.

Таким образом, мы становимся свидетелями обрушения всей структуры моральных ценностей. Причину стоит искать не только в отсутствии воспитания или влиянии окружающей среды, но и в глубинных проблемах современного общества. Ибо если общество не способно защитить своих стариков, то о какой духовной зрелости может идти речь? Как может воспитываться будущее поколение, если его основы грозят разрушиться под весом жестокости и безнравственности, уже пустивших корни в нашем повседневном бытии?
Недостаток эмпатии, которая должна быть неотъемлемой частью человеческой натуры, усугубляется тем, что мир стремительно движется в сторону индивидуализма и потребительства. Значительные перемены в социальном устройстве общества ведут к деградации традиционных моральных ориентиров. Когда прибыль и успех становятся главными критериями человеческой ценности, истинные добродетели отступают на второй план. Пожилые люди, лишенные поддержки и понимания, оказываются на периферии общественной жизни, как бесполезный груз, который уже не в силах приносить материальную выгоду.

Существует неоспоримая нужда в переосмыслении нашего отношения к старшему поколению. Ведь те, кто сегодня находятся на закате своих дней, являются хранителями истории, опыта и мудрости. Они заслуживают не только базового уважения, но и искренней заботы и теплоты. Принцип коллективной ответственности предполагает, что мы должны заниматься вопросами социального обеспечения, разрабатывать программы поддержки и профилактики социальной изоляции стариков. Однако даже самые успешные программы будут бессильны, если общество в целом не пересмотрит свои приоритеты.

Более того, возрастной разрыв, с которым сталкиваются многие семьи, усугубляет проблемы взаимоотношений между поколениями. Молодые люди, погруженные в виртуальный мир и собственные амбиции, редко уделяют время для осознанного общения со своими старшими родственниками. Конфликты, возникающие из-за непонимания и ухода от реальных взаимоотношений, только подогревают озлобленность и отчуждение. Мы должны учиться ценить человеческие связи, понимание и принятие друг друга, вне зависимости от возраста и уровня личных достижений.

В заключение можно сказать, что мы подошли к критической точке, требующей серьезного пересмотра наших ценностей и приоритетов. Возвращение к истокам человечности, возрождение уважения и понимания — вот шаги, которые помогут не только восстановить справедливость в отношении пожилых людей, но и вернуть гармонию в общественную жизнь. Без этих принципов мы рискуем потерять не только духовную зрелость, но и саму суть человеческого существования.

Дорогие друзья!

Сегодня мое письмо посвящено тем, кого незаслуженно обошли вниманием учебники истории и страницы славных сказаний – забытым героям. Они не возвышались на пьедесталах и их имена редко звучали в торжественных речах, но их подвиг и самоотверженность не менее достойны уважения и памяти.

Великолепные примеры такого героизма мы можем найти даже в самых затененных уголках истории. Представьте себе древний город, окруженный высоким валом крепостных стен. Когда приходили темные времена и враги грозились стереть это место с лица земли, на защиту вставала горстка бесстрашных воинов. Каждый из них знал: шансов на победу немного. Они были всего лишь горстью против могучего войска, но именно их решимость и сплоченность стали той непреодолимой преградой, которая заставила врага отступить. Эти воины, у которых не было ни блестящих титулов, ни громких фамилий, оставались в тени знаменитых полководцев, но их подвиг заслуживает вечной благодарности.

Еще один пример можно найти в великом параде национальных подвигов. Среди имен, увековеченных на мраморных мемориалах и стальных монументах, редко встречаются однообразные и простые, но насколько же велики их дела! Вот скромный мастер кузницы, что не раздавал заточенные мечи героям, а день за днем работал, создавая оружие для своих воинов, укрепляя броню защитников. Его огонь, разгоревшийся в горне, символизировал словно огонь сопротивления, разжигаемый в сердцах его соратников. И такие мастера, словно тени великих событий, принимали на себя столь же важную роль в истории.

Мы можем черпать вдохновение из их примеров, из их тихого, но не угасающего подвига. Они учили нас тому, что героем может стать каждый – для этого не нужны громкие титулы и эпические деяния. Достаточно веры в свои силы, стойкости и готовности совершить пусть и малый, но важный шаг навстречу великой цели. Ответственность перед лицом времени, преданность своему делу и неустрашимость – вот что объединяет забытых героев. Они не исчезли – лишь растворились в лучах славы, оставив нам завет о том, что истинный героизм живет в каждом из нас.

Однако, в современном мире, в эпоху скорости и мгновенных смен декораций, мы зачастую забываем о тех, кто, быть может, и среди нас заслуживает называться героями. Эти люди живут среди нас, и их ежедневные труды, порой не заметные и не признанные, являются не менее важными для общества, чем великие подвиги прошлого. Рассмотрим учителей, врачей, спасателей – тех, кто каждый день сталкивается с вызовами и трудностями, перенося на своих плечах тяжесть служения другим людям. Их работа вписывается в канву истории тихими, неуловимыми штрихами, однако именно она формирует основу нашего благополучия.

Учитель, который каждый день отдает свою энергию и знания детям, воспитывая новое поколение, возможно, никогда не будет отмечен в учебниках. Но его вклад в развитие общества огромен. Мудрость, терпение и любовь к своему делу делают его подлинным героем нашего времени. Подобно мастеру темневшей кузницы, учитель закаляет умы и души своих учеников, готовя их к будущим испытаниям.

Врачи и медсестры – еще одна категория забытых героев. В их руках находится самое ценное – человеческая жизнь. Когда приходит беда, именно они первыми оказываются на передовой, жертвуя собственным здоровьем и временем ради спасения других. В моменты кризисов и катастроф мир обращает на них внимание, но ежедневный их труд, их человеческое сострадание и профессионализм зачастую остаются за кадром. Эти люди тоже заслуживают безмерного уважения и памяти.

Наконец, нелегко не отметить никогда не следующую ровными дорогами жизнь спасателей и пожарных. Они ежедневно сталкиваются с опасностью, бросаются в огонь и воду ради того, чтобы спасти, помочь и защитить. Их подвиг порой не виден из-за динамики и насыщенности современного информационного потока, но именно их действия сохраняют наш мир в безопасности и порядке, придавая ему оттенок надежности и устойчивости. Их героизм не меркнет даже под яркими огнями будней.

Дорогие мои, сегодня, в этой суете и в постоянном стремлении к новому, я призываю вас помнить и чтить забытых героев – тех, кто своим трудом и самоотверженностью создает фундамент нашего мира. Пусть их подвиги, столь важные и не всегда заметные, освещают наш путь и вдохновляют нас на добрые дела и верные поступки.

Любовь - это огонь, который может сжечь до основания, оставляя лишь клубы дыма и тонкую нить пепла. Она вспомнила их первый взгляд, мимолетный, но мгновенно сроднивший их души, словно они уже знали друг друга в бесконечности времени. Он нес цвет льда в своем взгляде, но теплота его сердца согревала ночь. Они любили, целуя друг друга под мерцанием звезд, улыбаясь среди теней.

Но судьба была беспощадна, разбрасывая жизненные пути, как колоду карт. Их разделили километры и годы, тянущиеся без конца. Письма и звонки становились редкими гостями, а сердцебиение затихало под грустью несбывшихся мечтаний. Она хранила его руку, нарисованную на клочке бумаги, и время от времени касалась нарисованных пальцев, будто это могло вернуть его прикосновение. Слезы хрупкими жемчужинами падали на его образ, стертый временем.

Когда она услышала о его уходе, сердце ее разорвалось на осколки. Погребальная песнь, жалобный вой вьюги за окном и напряженная тишина сделали этот момент невыносимо реальным. Остались только воспоминания, прожитой любви, что теперь была лишь миражом в сером тумане одиночества. Эти осколки, ярким пламенем полыхавшие раньше, теперь обжигали ее душу, принося боль от мысли, что настоящий свет и тепло были утрачены навсегда.

Так и жила она дальше, теряя себя в тумане времени, где каждый день раскалывал сердце, капля за каплей вытягивая надежду на будущее. Любовь, как разбитое зеркало, которое не собрать вновь; каждая его частица отражала мгновения, полные страсти и боли, образовывая мозаику из осколков, что навсегда останутся в ее израненной душе.

Она бродила по пустым улицам их когда-то общего города, где каждый уголок хранил память о нем. Звуки шагов эхом отдавались в ее голове, напоминая о тех днях, когда они, держа друг друга за руки, мечтали о будущем. Ветер, свистевший между домами, приносил с собой отголоски их смеха, и каждое движение стало тихим омраченным воспоминанием. Глухая боль поселилась внутри, как непрошенный гость, разрушая остатки теплых чувств.

Временами ей казалось, что его дух преследовал ее, оставаясь тенью на фоне повседневности. Его голос звучал в тишине ночи, вызывая образы их бесконечных разговоров о жизни, любви и вселенной. Каждую ночь она молила о том, чтобы снова увидеть его во сне, хотя бы на миг дольше задержаться в его объятиях, но даже сон предавал ее, оставляя одну в темной пустоте, где не было места утешению.

Тихие слезы послужили ей единственным облегчением, как бальзам на глубокие раны, которые нельзя было исцелить. Она пыталась найти утешение в искусстве, создавая картины, переполненные воспоминаниями и чувствами, которые не могли быть высказаны словами. Эти произведения стали ее дневником, несущим в себе всю тяжесть ее утраченной любви и надежды на когда-то светлое будущее, которое теперь было навсегда потеряно.

И несмотря на это, маленькая искра веры оставалась внутри нее. Вера в то, что, возможно, однажды они все же встретятся в другом измерении, где нет расстояний и времени. Там, среди звёзд и вечности, они вновь обретут себя и свою любовь, которая будет сиять ярче любого пламени, оставив все осколки прошлого далеко-далеко позади.

Я пишу это письмо в надежде, что оно когда-нибудь достигнет твоих рук и сердца. Здесь, в нашем маленьком городке, кажется, что сама жизнь против нас. Каждый новый день приносит лишь навязчивое ощущение безысходности, а ночь — череду бесконечных тревог. Мы словно забыты этим миром, оставлены бороздить невидимую пустыню, с каждой неделей теряя веру в будущее.

Дети наши питаются остатками, мимо которых горожане в больших городах даже не взглянули бы. Сжимаются сердца, глядя на их худые руки, те самые, что держат потрепанные игрушки, переданные из рук в руки ни одно поколение. Слезы обжигают щеки, когда видишь, как они учат уроки у устаревших учебников, мечтая о недоступном: о теплой одежде, полноценной еде и возможности просто не иметь ежедневного страха за завтрашний день.

Мы, взрослые, исступленно работаем на трех, зачастую четырех работах, изводим свои тела и души, пытаясь найти выход из этого замкнутого круга. Но, кажется, где-то наверху решено иначе: кто мы такие, чтобы мечтать о лучшей жизни? Но в нас еще теплится надежда, маленький огонь, освещающий путь в этой непроглядной темноте. Ведь мы знаем, что, несмотря на все страдания, борьба продолжается, и, быть может, однажды наш зов отчаяния будет услышан.

С каждым днем мы становимся все более сплоченными. Наша община, которая еще вчера казалась такой разрозненной и разобщенной, сегодня действует как единое целое. Люди делятся последними крохами хлеба, улыбками и теплыми словами. Одна только мысль, что мы не одни, согревает и придает сил. Бывает, соберемся вечером у костра, и старики рассказывают истории о временах, когда жизнь была иной — светлей и беззаботней. Они рассказывают о временах, когда слово "голод" было всего лишь словом, а не горькой реальностью. Молодые слушают, впитывают каждое слово, чтобы не забыть корни, чтобы помнить, за что боремся.

Научились мы и радоваться мелочам. Вот, смотришь на закат, и на мгновение все невзгоды отступают, кажутся мелкими и не такими уж страшными. Детки бегают по улицам, смеются, играют с импровизированными мячами из тряпок, и в этих звуках — живая мелодия, будто сама природа пытается нас поддержать, дать нам сил. Любая малость — улыбка друга, горячий чай, найденный случайно плод фруктового дерева — становится для нас настоящим сокровищем.

Но, несмотря на все тяготы, мы не перестаем мечтать. Мечтать о том, что однажды нам откроются новые горизонты, что дети наши будут жить в мире, где слово "голод" больше не будет их преследовать, где они смогут развивать свои таланты и способности, свободные от тяжестей нашего времени. И пока это будущее кажется таким далеким и недостижимым, мы продолжаем борьбу, не сдаемся, поддерживаем друг друга, ведь это — единственный путь к светлому дню.

Я верю, друг мой, что придет момент, когда мы встретимся снова, и этот мир заиграет новыми красками. Мы будем вспоминать эти трудные времена как уроки, которые сделали нас сильнее, более сострадательными и человечными. До тех пор, крепко обнимаю тебя мысленно и надеюсь, что наши старания не пропадут даром. Надеюсь, что вместе мы сможем преодолеть все преграды и построить лучшее будущее для нас и наших детей.

Обращаюсь к вам с тяжестью в сердце и слезами на глазах. Этот путь, который вы выбрали, — как можно описать ту пропасть, в которую все погружается? Как можно смириться с неизбежным, когда каждый вздох отдается эхом пустоты в груди?

Я наблюдал за каждым вашим шагом, за каждой вашей ошибкой, за каждым удачным движением вперед. Надежда жила во мне, что вы увидите свет в конце этого темного туннеля, что выберете иной путь, менее разрушительный. Однако теперь я понимаю, что каждый ваш шаг — это осознанный и непреклонный выбор. И мои мольбы, мои слезы и мои слова оказались бесполезны. Ваши решения заключили меня в лабиринт боли и разочарования, из которого нет выхода.

Каждый момент, проведенный вами на этом пути, вырезал по кусочку из моего сердца, пока оно не стало похоже на израненный лоскут. Я хотел бы предложить вам руку помощи, хотел бы быть вашим светом в этом мире, полном тьмы. Однако вы демоном выбрали свое страдание. Это не просто ваш выбор, это ваше желание, это ваша жажда боли, к которой я оказался не в состоянии подготовиться.

Теперь мне ничего не остается, как проститься. И пусть это «прощайте» изгрызает мою душу и превращает каждую клеточку моего существа в пепел, вам я должен сказать: это был ваш выбор. Ваш путь. Вы сами выбрали его. Я ухожу, оставляя вас темным теням, которые всегда были вашими единственными спутниками. Простите. Прощайте.

Пластиковые лица, стеклянные глаза,

Начертаны судьбы на коже якобы чистой,

В погоне за идеалом, зачем вам война?

Сигаретой мятой и каплей алкоголиста.

Молодость в бутылке, краски яркость теряют,

Под вспышками ночи мы ищем ответы.

Но в глобальной сети нас просто меняют,

Где фальшивый мир прячет настоящие заветы.

Силуэты мечты в зеркальном обрамлении,

Где ложь - королева, а правда - изгнанник.

Свобода и радость? Нет, лишь утешение,

Белый шум и тревога - наш вечный хронический странник.

Гибель в улыбке, тайна под тенью ресницы,

Чем живет поколение — моделируя вечность.

Путь к совершенству, но где же граница,

Что оставит след внутри нас в беспокойной быстротечности?

Искусственная красота и вредные привычки молодёжи — это не только внешние проявления, но и глубоко укоренившиеся тенденции, которые формируют их мировоззрение и приоритеты. Молодые люди всё чаще стремятся к идеализированным образам, которые видят в социальных сетях и СМИ. В попытках соответствовать этим стандартам, они жертвуют своим физическим и психическим здоровьем.

Эта погоня за мнимым совершенством приводит к тому, что многие молодые люди теряют чувство своей истинной идентичности. Они забывают, что настоящая красота — это не только внешность, но и внутренний мир, умение быть искренними и настоящими. В конечном итоге, погружаясь в мир искусственных ценностей, они подвергают себя бесконечному давлению и стрессу.

Вредные привычки, такие как курение и злоупотребление алкоголем, становятся своеобразным побегом от реальности. Молодёжь ищет в них утешение и способ расслабиться, не понимая, что это лишь временное решение, которое обманывает их на пути к подлинному счастью и удовлетворению. Настоящая красота и истинное счастье находятся внутри нас, их невозможно создать из ничего или купить. Важно помнить о том, кто мы есть, и выделять время для самопознания и настоящих ценностей, которые делают нас уникальными личностями.

Дорогие друзья,

Иногда жизнь отражает наши мечты так же призрачно, как луна в водной глади — близко, но недостижимо. С каждым шагом мы чувствуем их тепло, как светлячков в темной ночи, но, раскинув руки, осознаем, что они растворяются в воздухе, оставляя за собой только боль и пустоту.

Однажды у каждого из нас была мечта. Кто-то представлял себя великим музыкантом, исполняющим мелодии, возвышающиеся над шумом мира. Кто-то — художником, чьи полотна оживают перед взором зрителей. А кто-то мечтал о тихом семейном счастье, где каждый вечер наполнен смеющимися глазами и смехом детей. Но жизнь, тлеющая на грани реальности и несбыточного, часто по-своему распоряжается нашими планами.

Мы строим замки из песка, не замечая, как их уносят волны времени. Наслаиваем страсть и труд, любовь и благородство, но одно мгновение — и всё это разлетается, словно пепел. И вот ты стоишь, одинокий, среди руин своей надежды, и в сердце стучит вопрос: «Почему?»

Однако помнить мы должны о том, что мечта никогда не умирает. Она может затихнуть, ослабев, как зов далекой звезды, но не исчезнет. Порой она перерождается в других формах, в других людях и их устремлениях. И в этом миге наши нерожденные звезды находят своё небо, а мелодии — свой ритм. И, может быть, когда-нибудь, в одинокий вечер, сидя под бескрайними небесами, мы почувствуем, как одна из наших забытых мечт снова прикоснулась к нашему сердцу, напомнив о том, что несмотря на всё… она была нашим дорогим настоящим.

Встаёт он утром с первыми лучами,

Чтоб день встречать с улыбкой на лице.

Он не сорвётся громкими речами,

Матерных слов нет места в языке.

Рукам его неведома жестокость,

Семью ласкает нежностью своей.

Он знает, в чём бесценная высокость —

В защите близких, в мире их полей.

Не держит бара пачистых напитков,

К стакану не подносит рюмку злую.

Он в жизни своей крепок и велик,

Доверие и честь — богатство истинное.

В делах семейных — верный и надёжный,

Совет родителя — всегда во главе.

Для матери и отца опора — можно,

Лишь восхищение нашёл бы ты в нём.

Вокруг него — тепло и уваженье,

Он богат не златом, а душой.

Пример для сыновей и вдохновенье,

Для дочери — защитник и герой.

Настоящий русский мужчина живёт по правилам, сложенным веками. Не поддаваясь соблазнам, он идёт прямым и честным путём, оставаясь верным своим принципам. Карьера и заслуги не мерка его достоинства, а уважение к старшим и любовь к семье — всегда на первом месте.

Он каждый день трудится не для славы и богатства, а ради блага своих родных и близких. Вера в себя и своих близких помогает ему преодолевать самые сложные испытания. Такая кажущаяся простота, на самом деле, скрывает глубину души, наполненную мудростью и добротой.

Для него важно не внешнее, а внутреннее богатство. Это не только создание уюта и порядка в доме, но и духовное развитие. Настоящий мужчина понимает, что его сила — в поступках и словах, в умении быть опорой и наставником, в безграничной любви и уважении к окружающим.
Остались ли тут такие?

Под слоем грима, в зеркале взгляд мнимый,

Прекрасное лицо, лишь куклы неживой.

В погоне за мечтой блестящей, всегда милой,

Ты забыла душу, оставив её вдали собой.

Силиконовые губы, надувшись, словно рыбы,

Твои щёки, чрезмерно гладкие, как лёд.

Такая красота, дитя, не скрыть печали глыбы,

Ведь в сердце пустота – и счастья нет вперёд.

Брови, словно лезвия, отточены до орудья,

Ты стерва, и гордыня – твой старший брат.

Но какая в этом польза, если счастья нет, ни чуда?

Ты – пленница иллюзий, а подлинность – закат.

Накаченные груди, как шары в холодном марте,

Легко на ложь поведутся, как на мёд пчелы.

Тебе недолговечна эта маска на простом шарфе,

Ведь сердце бьётся лишь от главной красоты.

На дымах табачных и пивных заквасках,

Рифмы их расплываются в тени,

Они ищут вдохновение в пустых бутылках,

Но отравляют слова, как яд с лжи.

Сливаются чувства с отголосками ветра,

История души теряет свой вид,

В их строках корчится размытая правда,

Заслоняя талант в опьянённом бреду.

Мечты на клочке промокшей бумаги,

Рассеиваются дымом в окне,

Искусство страдает, теряя опору,

Когда муза уходит в забвенье в вине.

Лишь зеркала отражают их муки,

Кривляются строчки бессвязно, унылый сюжет,

С выпивкой в руках поэты теряют,

Смысл слова, творчества огня без след.

Загрязняя пространство своим саморазрушением, они превращают поэзию в жалкое подобие истинного творчества. Настоящие чувства тонут в зловонном океане безразличия и упадка, где каждое слово странствует, не находя пристанище в сердце читателя. Даже самые изысанные обороты становятся ношей, когда на них давлеет тень разлагающейся души.

Подлинная поэзия требует ясного ума и чистого сердца, стремления к высотам, которые невозможно достичь в облаке сигаретного дыма и за мутной гранью напитков. Те, кто закрываются в тюрьме своих зависимостей, не могут доставить истинного вдохновения. Вместо крыльев, помогающих парить, они надевают цепи, удерживая себя и свои стихи на дне брода.

Их творчество может быть ярким и кричащим, но это лишь вспышки, стремительно угасающие в беспросветной тьме. Миллионы талантов сгорают в этом огне, не оставляя за собой ничего, кроме пепла. Мы теряем целые миры возможностей, когда сильные личности – поэты – выбирают путь самоуничтожения. Настоящее искусство требует самодисциплины, воли и чистоты, достигаемых без внешних стимуляторов и вредных привычек.

В общежитии веселье, будто карнавал,

Завтрак в полночь, ужин утром — дел невпроворот.

В общей кухне Миша что-то сковородкой ждал,

А над ним в соседской комнате всегда запредельный бунт.

Саша — король мусорного коридора,

По пятницам гуляет он в ночи.

А Марина и Танюша жарят пирожки до знора,

Печь — их способ отвлечься от тоски.

Здесь дружба крепче стали, шумный коридор —

Где-то кто-то шутит, кто-то сочиняет песни.

Соседи ругаются лишь наполовину ссор,

Потому как дружит можно веселей и тесней.

А староста глядит на это с высоты полета,

С дипломатом строгим, но с широкой душой.

Пусть трещит плита, поет какая нота,

Это наше место, здесь любой лишь свой.

Смешанных кварталов этих дух живет над нами,

И мгновения эти дорожим мы вдвойне.

Пусть обои здесь не новые, и на полу пятна земли,

Здесь каждый вместе учится и в мире, и войне.

Быт здесь как приключение в мире яви-сказки,

Есть тепло и смех, рассказы у порога.

Здесь студенты, как герои, пишут судьбы краски,

Общежитие — наш дом, и не нужна другая кромка!

В общежитии, каждый день наполнен событиями и ситуациями, которые кажутся комичными только нам, его жильцам. Каждый новичок проходит обряд посвящения, который чаще всего заключается в непринужденной беседе в общей кухне семьей. Поступив в наш бравый коллектив, ты становишься частью большой, немного сумасшедшей компании, с уникальной культурой и традициями.

Кулинарные эксперименты, чужие вечеринки, которые ты слышишь сквозь тонкие стены, и иногда неожиданные пожарные тревоги из-за чьего-то неудачного кулинарного опыта — всё это превращается в ежедневные приключения. У нас даже есть своя «доска почета», где отмечаем самые забавные происшествия недели. Порой можно найти записи вроде: "Петя поджег мультиварку, решив сделать суп в три ночи" или "Кто-то оставил пельмени на пару, и теперь у нас общий обед."

И хотя иногда бывает сложно сосуществовать в такой разношерстной компании, общие переживания сближают и создают неповторимые воспоминания. Кто бы знал, что самые счастливые моменты жизни могут быть связаны не только с успехами в учебе или работе, но и с элементарной готовкой в одной кастрюле на всех или переполненной прачечной субботним утром. Эти минуты кажутся обыденными, но именно они делают нашу жизнь в общежитии незабываемой и яркой.

В тенях дома, где нет света,

Там гром и боль — отец в ночи.

Рыдания заглушит ветка,

Не слышит плед, не слышат свечи.

Твержу себе: "Ты не боишься",

Ночь заслоняет мой прыщик.

Сквозь стены, как призрак, крадусь —

За дверью холодный звук пощечин.

Не защититься от напасти,

Когда в руках его кнут-злой.

Слезы горят, хоть прячь их в страсти,

С шепотом ледяным "постой".

В глазах молчанье — страх живет,

Оставит шрамы каждый удар.

Выяснить правды путь: жизнь — не урок,

Станет надеждою крохи дар.

Но я стою, хоть сердце стонет,

Бороться с тенью — день за днем.

Сквозь боли голос душа стонет,

В тишине расту — дитя с огнем.

В зеркале жизни блестят отраженья,

А с каждым изгибом — глубокие шрамы,

Сладка ли иллюзия, что в искушенье,

Или в действительности боли за рамой.

Смысл в быту прячется за занавеской,

В суете будней — едва различим,

Счастье оттачивать нужно с искренностью,

Через углы остроты и мечей острым.

В травах зеленых обманчиво — лето,

Но осень настанет и листья спадут,

Прежде чем свет мы увидим в рассветах,

Так много потерь в темноте обретут.

В сумерках робких безмолвные тени,

Напоминанием тихие сны,

Были ли жизни те звезды ночные —

Или лишь блики прошедшей весны.

Жизнь, как река, течет неизменно, но стремительно, это забавная смесь предсказуемостей и неожиданных сюрпризов. Она преподносит нам уроки, иногда нежно, как ласковый ветер, а иногда жестоко, как сильный ураган. Наши попытки взять под контроль её русло часто разбиваются о сопротивление судьбы.

Эта река не всегда течет гладко. На пути встречаются пороги, о которые мы разбиваемся, и тихие омуты, где можно передохнуть. Однако что-то особенное заключается в этих бурных водоворотах — это они делают нас сильнее, учат плавать в любых условиях и находить красоту в хаосе.

Со временем начинаешь понимать, главное не в том, сколько раз ты упал, а в том, сколько раз ты смог встать. Каждое падение – это ступенька к вершине, каждая ошибка – возможность для роста. В жизни нет черновиков, и каждый наш поступок оставляет след. Важно лишь помнить, что в наших силах сделать поверхность воды более прозрачной и честной, а свои шаги - уверенными и достойными.