Когда по Акбулаку я гуляю,
Смотрю в глаза односельчан,
И очень часто замечаю,
Печаль в глазах Акбулакчан.

Ну, а когда на площади бываю
Смотрю в глаза односельчан.
И почему то вспоминаю,
Погибших на войне Акбулакчан.

Они ушли в бессмертье не прощаясь,
Как в неизвестность - навсегда.
Чтобы фашисты не топтались,
По нашим нивам никогда.

Их имена в названьях улиц,
На обелисках площадей.
Теперь без удивления встречаю,
Заплаканные лица матерей.

Теперь другие времена настали,
Об этом лучше промолчать.
И много есть ещё такого,
Об этом вслух не говорят.

Теперь я чаще запрещаю,
Себе, что невозможно запретить.
От перекрытой правды жизни.
Не стали меньше хоронить.

Когда по Акбулаку я гуляю,
Смотрю в глаза односельчан.
И почему то, чаще вспоминаю,
Пропавших на войне Акбулакчан.

За лет пятьсот до Рождества Христова,
В Эгейском море, острова Самос.
В семье иль рыбака, иль рыболова,
Родился Пифагор, и там же рос.

Согласно теореме Пифагора,
И нашей ленте новостной.
Квадрат гипотенузы, равен сумме,
Квадратов катетов - само собой.

Когда я в бронзе отливаю,
Чужой некомпетентности ущерб.
То часто Пифагора вспоминаю,
Когда смотрю на Акбулакский герб.

Поделка далека до эталона.
Догадка повергает в лёгкий шок.
Зачем на гЕрбе Акбулакского района ?
Вдруг появляется венок ?
И нафига нам царская корона,
Когда в бюджете ветерок.

Видать был автор необычным персонажем,
Что удалось в рисунке передать.
Ведь даже медвежатнику со стажем,
Ключи к замку не просто подобрать.

При незначительном масштабе,
Он был профессор, на словах.
Быть женихом хотел на каждой
свадьбе,
И быть покойником на всех похоронах.

Когда я в бронзе отливаю,
Чужой некомпетентности ущерб.
То часто Пифагора вспоминаю,
Когда смотрю на Акбулакский герб.

Где гравитация в стабильном постоянстве,
Толкает Землю в полюс холодов.
В межгалактическом пространстве,
Ушел в отставку Виктор Пирогов.

О том в районной стен - газете,
В забытом Богом уголке.
Прошла молва по всей планете,
В прощальном и прерывистом гудке.

Народ не долго сомневался,
Что бы бардак в районе прекратить,
По рассуждал, посовещался,
Решил другого пригласить.

Мы б Рюрика позвали на княженье,
Но он скончался в древние века.
Тогда и приняли решение,
Просить на царство Кузьмина.

Но так как всё решают депутаты,
Что от народа далеки.
Вы сами дали им мандаты,
Теперь и пожинаете плоды.

Мы к власти обращаемся с приветом,
Зачем обманывать себя.
Ведь результат известен всей планете,
Планете под названием Земля.

Что говорил народ им пофиг,
Вам объявляю итогО.
Сергей Владимирович ВязОвик,
Вот полюбуйтесь на него.

Тяжело мы сегодня вздыхаем,
Вспоминаем ушедших
друзей.
И все чаще теперь замечаем
Как становится в душах темней.

Все пытаются влезть в наши души,
Неугодное им запретить.
Затянуть дух свободы потуже.
Продолжая с экранов грозить.

Разрешают других ненавидеть,
Пребывать к благородству глухим.
Наши скудные души насытить
Лютой злобой к себе и другим.

Не погаснет прекрасное в людях,
Не устану о том говорить.
Даже лютый мороз не остудит,
О них светлую память хранить.

Мы сегодня друзей вспоминаем,
Всех замученных в тюрьмах людей.
Сокрушенно и тихо вздыхаем,
Становясь с каждым годом взрослей.

Мы сегодня любовь отмечаем,
Поздравляем любимых, друзей.
И всë чаще в себе замечаем,
Отрицание этих идей.

Все пытаются влезть в наши души,
День влюбленных хотят запретить.
Затянуть дух свободы потуже.
Продолжая с экранов грозить.

Разрешают других ненавидеть,
Пребывать к благородству глухим.
Наши скудные души насытить
Лютой злобой к себе и другим.

Не погаснет прекрасное в людях,
Не устану о том говорить.
Даже лютый мороз не остудит,
Нас любимыми быть, и любить.

С днем влюбленных друзей поздравляем,
Всех стремящихся к счастью людей.
Но давно и надолго изьяли,
Из сердец самозванных вождей.

Хочу по Акбулаку прогуляться,
С утра погода ничего
Да и в стихах поупражняться,
Застой не красил никого.

Жена вон смотрит телевизор,
Не пожелаю и врагам,
Там Соловьёв, как инквизитор,
Привычно ездит по ушам.

Пешком пройтись конечно склизко,
Душа устала от тоски.
Да и идти, не очень близко,
Пожалуй, вызову такси.

Там наверху усердно суетятся,
Кого главой района избирать
Судьбою нашей как распорядЯтся ?,
Нам остаётся только наблюдать.

Сейчас в районе как в могиле,
Движений нету никаких.
Мы медленно, хотя стабильно
Катиться продолжаем вниз.

Избрать из этой же колоды,
Где поголовно кумовья.
Мы только осложнИм невзгоды,
Нужна здесь свежая струя.

Я не хочу кого то славить,
Я не придворный консультант.
Но если КузьмИна поставить,
Пожалуй лучший вариант.

При нём какое то движенье,
В народе был энтузиазм.
Порядок был на загляденье,
Сейчас насмешки и сарказм.

Район заметно умирает,
Чтоб пробудиться ото сна.
Законный вывод возникает,
В район верните Кузьмина.

Сегодня, в одноклассниках, гуляя,
И отключив на средствах спецсигнал.
От дел неправедных страдая,
Ко мне забрёл московский генерал.

Он долго видео и клипы,
Смотрел, сердечки рисовал.
Его рыдания и всхлипы
Я третьим чувством, ощущал.

Затем он в комплиментах рассыпАлся,
Причëм внушительной длины
По клипам, песням - сам признался,
Он изучал историю страны.

Я был сражён , как Пушкин на дуэли,
Он как Дантес склонился надо мной.
Мели Емеля мол, твоя неделя,
Которой мол балУешься травой ?


Работаю всю жизнь в таксомоторной,
Среди таких же забулдЫг,
И вдруг совсем нерукотворный
Себе я памятник воздвиг.

Что " Ты мол птица крупного масштаба",
"Не знаешь даже как ты крут".
Надеюсь, в Академии Генштаба,
Меня теперь с руками оторвут.

Теперь бы точно бабушка Арина,
После такой атаки затяжной.
Послушав Генерала-гражданина,
Гордилась Пушкиным, и мной.

Сегодня мы с волненьем вспоминаем,
Погибших и живых Акбулакчан
Участниках в не по забытых войнах.
Прошедших в том числе Афганистан.

Они, ещë вчерашние мальчишки,
Из фильмов знавших о войне.
О подвигах читающие книжки,
Вдруг оказались с ней наедине.

В секретном боевом дозоре,
Под градом искромëтного свинца.
В извилистом Афганском коридоре,
Ковались души, плавились сердца.

Дамир ГафУрович Усманов,
Погиб в бою за высоту.
На век остался капитаном
На вечном боевом посту.

Погиб и Саша Крамаренко,
Бойца спасая - капитан.
ПанкОв же раненый смертельно,
Скончался от тяжёлых ран.

От них нам не дождаться внуков,
Что горько, тяжело вдвойне.
Ушёл в бессмертье Виктор Жуков
Как многие на той войне.

Ушли навечно Юрий Силкин.
А также Куянкужиков Максут,
Мы всех вас помним поимëнно,
И память ту не украдут.

Всё то что нас объединяет,
То невозможно изменить.
С Афганистаном нас соединяет,
От сердца к памяти, невидимая нить.

На главной площади Победы,
Высокая кирпичная стена.
Вы ей от нас отгородили беды,
В граните высечены ваши имена.

Сердца закованы в цементе,
Стучат под снегом и дождем
Они стоят на постаменте,
Пока мы помним, мы живём.

Во время путча в девяносто первом,
За партией закрылся занавес.
Инструктор партии - на срыве нервном,
Забрал с собой архив КПСС.

Инструкции, указы, заключенья,
Всë загрузил в бэушный "Шевроле.
Заветы Ленина, его же наставленья,
И даже копию "Декрета о земле".

Пока они в подполье отдыхают,
В стране наметился регресс.
Частенько он архивы вынимает,
Что б сверить линию ЦК КПСС.

Искал причины пораженья,
Подвергнул критики марксизм.
Что не построили, к большому сожаленью,
В восьмидесятом, коммунизм.

Причина оказалася банальной,
Ведь в кожаных тужурках - натощак.
Взамен квартиры коммунальной,
Построить можно лишь, Барак.

Вторя пророчеству Исаии ,
Перековать орало на мечи.
Они в Писании не много понимая,
Про копья позабыли и серпы.

В бане не был я, года четыре,
Ну а если точнее, лет семь.
И теперь только в ванне, в квартире,
Я себе наживаю проблем.

Боль в спине, мне мешает согнуться,
Спину не кому мне потереть.
Не могу до спины дотянуться,
Начинает под мышкой хрустеть.

На ногах отрастилися ногти,
Ладно хрен с ним, ведь я не жених.
Не хватает терпенья и злости,
Не могу дотянуться до них.

По ночам я, манеты чеканю,
По утрам просыпаюсь легко.
Но сегодня спою вам про баню, Что была, как, свернуть на Гайко.

Мужики посидеть там любили,
Провести час другой не спеша.
Свою водку с собой приносили,
Замутить в пивных кружках ерша.

Билет в баню был двадцать копеек,
Врачевал даже самых больных.
Полки, пар и берёзовый веник,
Исцелял от недугов любых.

Стал я слаб, как заезженный Мерин,
Стал я стар как трухлявый пенëк.
Был когда то, красив и уверен,
А теперь словно в горле комок.

Где найти это чудное средство,
И опять стариною тряхнуть.
И вернуть то счастливое детство,
Чтобы в баню опять просклизнуть.

В Акбулакском степном регионе,
Захотели избрать Кузьмина.
Оказалось, что в нашем районе,
Это в принципе сделать нельзя.

Ничего не получится братцы,
Раз такой нынче к делу подход.
И скажу без эмоций, но вкратце
Ничего не решает народ.

Там всё будут решать депутаты,
От народа они далеки.
Вы же сами им дали мандаты,
И теперь пожинайте плоды.

Один - два ничего не решают,
Большинство станут крепкой стеной.
Они с партией в ногу шагают.
Как те бляди, в Москве, на Тверской.

Поздно пить и бальзам и боржами,
Штурман наш, не туда повернул.
А в охваченном пламенем доме,
Бесполезно кричать "караул".

Я не буду уже мелочиться,
Выражаясь в понятных словах.
То, чему будут внуки стыдиться,
Происходит на наших глазах.

Новый год по планете шагает,
РаскалИлся в руках телефон.
Акбулакский район покидает,
Теперь бывший глава Пирогов.

"Что нам делать, мы стали сироты",
Суетится народ - лекторАт.
Вы друзья, запасайтесь поп-корном,
Всё за вас депутаты решат.

Я надеюсь умнейшие люди,
Вас не спросят как вы, то да сë.
Возмущайтесь и бейте посуду,
Депутаты согласны на всë.

Это ж что ж получается братцы ?,
Рот опять закрывать на засов.
Не творите там с бубнами танцы,
Нас спросите, в конце то концов.

По недавним опросам - замерам,
Вам любой подтвердит гражданин,
Победил бы с громадным отрывом,
Анатолий Андреич Кузьмин.

Не ступая на старые грабли,
Совершая кульбиты в прыжке.
Мы хотим чтоб вы личность избрали,
А не дохлую кошку в мешке.

Возвращался на днях из поездки,
Я заехал в один городок.
Здесь улыбки встречаются редко,
Их сдувает степной ветерок.

Думал я, на подсказку надеясь,
Разрешу этот трудный вопрос.
Но расчёт оказался неверным,
Раз за разом, летел под откос.

Видно люди иного пошиба,
Кто в погоне за длинным рублём.
После частых в стране перегибов,
Заселяли степной регион.

Опустив уголки капюшона,
Я пытался понять их мотив.
В километрах шести расположена зона,
Отразив на лице негатив.

В этой зоне цвета поменялись,
Пусть другие теперь посидят.
По словам отставных вертухаев,
В основном там узбеки сидят.

Тот кто часто бывал в Соль-Илецке,
Где прославленный "Чёрный дельфин".
В Акбулаке, скажу если честно,
Больше встретилось мрачных мужчин.

С появленьем железной дороги,
Проезжая с кардона, кардон.
Заселили проезжие урки,
В том числе Акбулакский район.

Люди разные здесь проезжали,
Непонятно какой контингент.
Может быть по дороге слезали,
Направляяся в хлебный Ташкент.

Им бы проще сойти с остановки,
Родниковой водички попить.
Но они оказались неловки,
В отъезжающий поезд вскочить.

Проезжало здесь много балласта,
Извините за грубость - пардон.
Отставали от поезда часто,
Не успев впрыгнуть в задний вагон.

Останавливался здесь Юлиус Фучик,
Много есть про него резюме.
Репортаж, что с петлëю на шее,
Написал он в нацистской тюрьме.

Проезжал и Никита Сергеич,
Тот который товарищ Хрущёв.
Люди вышли на встречу надеясь,
Он в окно помахал и ушел.

Проживал здесь писатель Правдухин,
Он тогда был ещё молодой.
Был учителем в школе - по слухам,
Не припомню когда и в какой.

Он эсЭром стал в ранние годы,
Был в симпатиях к Троцкому Льву.
Проповедовал счастья свободы,
Заступался за эту ж братву.

Жил тогда он с Сейфуллиной дамой,
По призванию был драматург,
Вот оно и окончилось драмой,
И она оказалось не вдруг.

Эта дама писала в газетах,
Одобряла частенько расстрел.
Заседала в различных советах,
Валерьяна взяла на прицел.

Не судите меня очень строго,
Я на фактах пишу, не со зла.
Вообщем, в августе тридцать седьмого,
Валерьяна она и сдала.

Ведь у нас на диктаторов мода,
Из их уст верим всяким словам.
А великое слово Свобода,
До сих пор чуждо нашим ушам.

Искал идеи по крупинкам,
Набрёл на группу невзначай.
Админом там работает, СкорЫнко,
СкорЫнко Света, девичья Баглай.

Мелькают старые картинки,
Из прежней жизни яркое досье.
Как будто бы протоптаны тропинки,
В двадцатый век, из фото-ателье.

Накатывая слезы умиленья,
Мелькают лица, даты, имена.
Уж выросло другое поколенье,
Другие наступили времена.

Учителей, что нам дорогу указали,
Слова воспринимаются острей.
Они наш взгляд сформировали.
Не забывайте тех учителей.

Гаврил Георгевич СоснОвин,
Черчение у нас преподавал.
Он на доске с полдюжины штуковин,
Обычно идеально рисовал.

"Друзья мои" заглядывая в лица,
Он обращался, будто давний кент.
И по отзывам бывшей ученицы,
Полнейший был интеллигент.

Я вспоминаю их с любовью,
РедькО, Вершинин и Петров,
Где завучем работал в первой школе,
Иван Иваныч СанжарОв.

Андрей Кузьмич пример для педагога,
В войну водивший грузовик
Преподаватель был от Бога,
Ещё и бывший фронтовик.

Фронтовиков проходит строй размерен,
У нас вели обычно классный час.
Сейчас они, я больше чем уверен,
С укором поглядели бы на нас.

Мелькают старые картинки,
Их прежней жизни яркое досье.
Как будто бы протоптаны тропинки,
В двадцатый век, из фото ателье.

Иисус Христос родился в Вифлееме,
Двадцать пятого, походу декабря,
У нас его обычно отмечают.
С шестого на седьмое января.

Как правило в ту ночь колядовали,
Народ входил без приглашенья в каждый дом.
Сейчас чтить Бога перестали,
Всё чаще закрываясь на засов.

Нам Бога заменяет лысый дядька,
А телевизор всем руководит,
Какие к черту нам калядки,
Главней до пенсии дожить.

Вы правильно меня поймите,
Нельзя молиться двум Богам.
Вы или крестики снимите,
Или трусы оденьте, скройте срам.

Сегодня был в Контакте, на страничке,
Друзей поздравил, новости узнал.
Включаю телевизор по привычки,
Который как лет восемь не включал.

Терпения хватило на минуту,
Переключаю на любой телеканал.
Там ненависть и ложь наполовину,
Взяла над разумом штурвал.

Нам Бога заменяет лысый дядька,
А телевизор всем руководит,
Какие к черту нам калядки,
Главней до пенсии дожить.

Когда я дома накосячу,
По телу пробегает холодок.
И чтоб перед глазами не маячить
Я выхожу гулять на пятачок.

Давно знакомые таксисты,
Куда мне надо отвезут.
Хотя они большие юмористы
Я обозначу свой маршрут.

По случаю до центра добираюсь,
Мы мчимся иногда во весь опор.
Попасть на эту улицу стараюсь,
Названия не знаю до сих пор.

Налево как и прежде перекрыто,
Скользим вдоль элеваторских основ,
А вот и площадь, тем и знаменита,
Что выступал здесь Юра Шатунов.

Я заплутал в семейной теореме,
Таксист нажми на стоп - сигнал
Видать от этого проблемы,
Что я давно у Юры не бывал.

Как часто мы уходим не прощаясь,
Обиды взрыв в душе не погасив.
В сиюминутной выгоде купаясь.
И возвращаемся когда не станет сил.

Мы после долгих странствий,
Вернулись вновь к родному очагу.
Где будем ждать тебя с любовью не погасшей,
А ты нас будешь ждать на берегу

Подавлен путч, утихли грозы
Парад суверенитЕтов начался.
Кому то радость, а кому то слëзы.
Разочарования неся.

Так и окончилася сказка,
Про развитОй социализм
Затем произошла развязка,
Страна вползла в капитализм.

Отдельно не приходят беды,
Тогда с флагштока над Кремлëм
Был спущен красный флаг Победы
И водрузился триколор.

А значит СССР распался,
Мы ж как обычно не причëм.
Ну вообщем, без страны остался,
Михал Сергеич Горбачёв.

Народ разбрëлся по бараком,
Не отстоял социализм.
Его накрыло словно мраком,
Всеобщим словом пофигизм.

И в Акбулаке нету смелых,
Уже известен их маршрут.
Приходят красные, за красных,
За белых, и за белых побегут.

Когда больницу сократили,
Бесчинству противостоя
На площадь двое выходили,
Михал Захарович и я.

Их нет теперь, кто без раздумий,
Без страха наше мненье защитит.
Михал Захарович не с нами,
А у меня здоровье барахлит.

Мы долго ждали коммунизма,
В восьмидесятом он пришëл.
Через два года умер Брежнев,
Пожалуй с этого начнём.

Пришел Андропов без раскачки,
Решил порядок навести.
Но очень скоро тоже умер,
Не смог реформы провести.

Черненко вскорости скончался,
За ним примчался фоэтон.
В народе это называлось, Пятилетка Пышных Похорон.

Прошли года мы постарели,
Но только если не хитрить.
Сегодня б многие хотели,
Ту пятилетку повторить.

Короче, Гонка на лафетах,
Смурное время, ни о чëм.
Как вдруг на голову свалился,
Михал Сергеич Горбачëв.

Разрядка, перестройка, гласность
Неслось с телеэкрана моего.
Уж сорок лет почти промчалось,
Я до сих пор не понял ничего.

Везде росло обилье дефицита,
Преобретали на толчках и на руках.
Лишь Акбулакская элита,
Имела всë в РАЙПО и на складАх.

Товары основные по талонам,
На масло, мясо, чай и порошОк.
А водку заменили самогоном,
Страна переживала страшный шок.

На выборах народных депутатов,
Где секретарь обкома КПСС.
Лишился депутатского мандата,
Профукав лейтенанту ВВС.

Акбулакчане недовольные бурчали,
И не грозил им штраф иль арест.
Отсутствию товаров в магазинах,
Они и выражали свой протест.

Да, коммунисты власть теряли,
О том сказать не побоюсь.
Ещë добавил им печали,
Так это августовский путч.

Поддавшись общей эйфории,
Их Боря Ельцин запретил.
Как первый президент России,
Он ей тогда руководил.

В горячке прихватив штиблеты,
Недавняя элита на местах.
Кто выкинул, кто спрятал партбилеты,
И тихо удалилась, восвоясь.

А верные заветам комсомольцы,
До корки изучившие Марксизм.
Наследники и Ленина питомцы,
Осваивать пошли капитализм.

Теперь уже седые партократы,
Кому уже давно за шестьдесят.
Поспешно превратились в демократов,
И нами до сих пор руководят.

Теперь уже седые комсомольцы,
Ведут меня в последний смертный бой.
А если проще, то под танки,
А ещё проще - на убой.

Ночь, улица, фонарь, Аптека,
Всë как у Блока, всё как встарь.
Прошло уже чуть больше века,
Аптека, улица, фонарь.

Когда приходят, первые морозы,
На землю падают увядшие листы.
Мир лжи достиг апофеоза,
О чëм сигналят обнажённые кресты.

Молчание ваше не оценят,
Мы вас ни в чем не убедим.
И Новый год вас не изменит,
Меняться нужно вам самим.

Когда приходят первые морозы,
На землю падают увядшие листы.
Их злобный мир достиг апофеоза,
О чëм сигналят Акбулакские кресты.

И сын и дочь, живущих не богато,
Опять не досчитаются отцов.
Голубоглазые девчата,
Своих друзей и пацанов.

Антоны, Игорьки и Саши,
Исчезнут, охраняя ваш покой.
Вы ж озабочены, как раньше,
Своих детей, карьерной высотой.

Молчание ваше не оценят,
Мы вас ни в чем не убедим.
И Новый год вас не изменит,
Меняться нужно вам самим.

Когда приходят первые морозы,
На землю падают увядшие листы.
Ваш злобный мир достиг апофеоза,
О чëм сигналят Акбулакские кресты.

Один страдает от истомы,
Другой от жизни суеты.
А я смотрю фотоальбомы,
Снимая с памяти пласты.

Наш городок матриархальный,
И чтоб узнать как здесь дела.
Пройдём по улице центральной,
Которой Кирова была.

Билетов нет, уже закрыта касса,
Мороз и зной стояли на дворе.
Стоим и мы, увидеть Фантомаса,
Где в главной роли Жан Марэ.

Ну а кому билеты не достались,
Поняв, что не удастся напролом.
Они как очумелые бросались,
Через дорогу в гастроном.

А кто с искусством незнакомы,
И если встретился дружбан.
Чтоб обсудить в семье разломы,
Предпочитали ресторан.

Короче, не было дилеммы,
Кому и что предпочитать
Поскольку не было проблемы,
Весь день в гаджетах зависать.

Гулянье было, но не часто,
Лишь чтоб активно отдохнуть,
А в основном народ рукастый,
Пахал не покладая рук.

И чтобы в этом убедиться,
Что я не сказочник, не лжец.
Попробуем переместиться,
Пройдёмся на другой конец.

Больница - центр состраданье,
Уже построена была.
А поликлиника как зданье,
В проекте очередь ждала.

Рождались дети, семьям в радость,
Врачи лечили зашибись.
А если проще - в Акбулаке,
Текла размеренная жизнь.

Маслозавод, кирпичный, почта,
Заготконтора, Опогат.
Перечислять не очень просто,
Гортоп и Пищекомбинат.

Райпо, Торгкуст и Птицекомплекс,
Сельхозэнерго, НГЧ.
Всë развалил товарищ ботокс,
Похуже чем при горбаче.

Когда мы были молодыми,
Не замечали всех невзгод.
Тогда прославился сырами,
Наш знаменитый Сырзавод.

Что только здесь не выпускалось,
Сыр, брынза, масло, молоко,
Кефир и ряженка плескались,
Как в половодье озерко.

Творог, мороженое, йогурт,
Теперь осталися в мечтах.
Составить пользу от двурогих,
Не хватит пальцев на руках.

Всё делалось для человека,
И так как сам работал там.
Прошло уже почти полвека,
Я помню всех по именам.

Наш Акбулак образовался,
Как всем известно при царе.
И с первым вбитым в эстакаду,
Железнодорожном костыле.

А раньше, не судите строго,
Как ты учебник не крути.
Шла караванная дорога,
На долгом шёлковом пути.

И чтоб купцам не потеряться,
В большом перемещение масс.
Ему служила ориентиром,
Гора с названьем Корсак-Бас.

Прошли века, теперь мы гибнем,
Не знаем мы куда идти.
По этой самой же причине,
Нас невозможно сбить с пути.

Ещё готовились указы,
Ковид не разогнал волну,
А мы рассадником заразы,
Прославились на всю страну.

Посёлок наш давненько в попе,
Многострадальный Акбулак.
Теперь прославился в Европе,
Уже при помощи собак.

Всё дело в том, что накануне,
В скопленье местного знатья.
Посмела затесаться Жучка,
А вместе с ней еë друзья.

Не уделяя роль цензуре,
Всё это выложили в сеть.
Не по душе номенклатуре,
Такое действо лицезреть.

На нервах местные бояре,
Что в главной роли пёс Барбос.
И как он оказался в кадре,
И кто его сюда принёс.

И чтоб не признавать ошибки,
Некомпетентность и конфуз.
Они повесили все шишки,
Пожалуй, дальше воздержусь.

От обороны к контратаке,
Теперь переходить трудней.
Мне больше нравятся собаки,
Чем больше узнаю людей.

Бываю зол я и не весел,
Про радость жизни позабыв.
Устроившись удобней в кресло,
Люблю я полистать архив.

Среди степей где вольный ветер,
Сдувает пыль с подножий гор.
Стоит посёлок или город ?,
Не знает даже прокурор.

Районный центр, село, деревня,
А может просто сельсовет.
Ну в общем нет единомненья,
А может к лучшему, что нет?

Карамзино его назвали,
А вдруг прокатит на авось.
Но как передаёт преданье,
Названье то не прижилось.

И сколько бы не поменяли,
То так не это, то не так.
В конце собрались аксакалы,
Назвали просто: Акбулак.

Что в переводе: чистый, белый,
Родник, с водою ключевой,
Ну в общем так : святой источник, с животворящею водой.

А что хорошее названье,
И главно дело ерунда,
С покровских гор тогда стекала, Еще не мутная вода.

В простонародье Акбулачка,
Была прозрачна и чиста.
В архивах пишут как рыбаачка,
Ловила на блесну кита.

Конечно это я задвинул.
Как говорят для связки слов,
Но было дело на глубинах,
Я сам вылавливал сомов.

Прошло сто лет, уже сто двадцать,
Теперь мы видим только крах.
Имея вместо речки чистой,
Сухой загаженный овраг.

К чему то важному стремились,
Но натолкнулись на фугас,
Откуда все мы появились,
Туда и катимся сейчас.

Привет, я снова на свободе,
Судьба меня от бездны отвела.
А тем кто позабыл напомню,
О деле про собачие дела.

В прокуратуре здравомыслящие дяди,
Хотелось бы им должное отдать.
Но при любом исходе и раскладе
Советую туда не попадать.

Ведь всем известно что закон как дышло,
Особенно к таким как я суров,
Мне посоветовали чтоб чего не вышло,
Внимательно следить за языком.

Сегодня день пенсионера,
Привычно зная свой маршрут.
Мы достаëм из шифоньера,
Давно забытый атрибут.

Косынки, джемпера и шали,
От наших дорогих бабуль.
О чем вы даже не мечтали,
А так же сумка - ридикюль.

Одна лишь я осталась дома,
О том не буду сожалеть.
Не потому что не позвали
А просто не хочу стареть.

Бываю зол я и не весел,
Про радость жизни позабыв.
Устроившись удобней в кресло,
Люблю я полистать архив.

Среди степей где вольный ветер,
Сдувает пыль с подножий гор.
Стоит посёлок или город ?,
Не знает даже прокурор.

Районный центр, село, деревня,
А может просто сельсовет.
Ну в общем нет единомненья,
А может к лучшему, что нет?

Карамзино его назвали,
А вдруг прокатит на авось.
Но как передаёт преданье,
Названье то не прижилось.

И сколько бы не поменяли,
То так не это, то не так.
В конце собрались аксакалы,
Назвали просто: Акбулак.

Что в переводе: чистый, белый,
Родник, с водою ключевой,
Ну в общем так : святой источник, с животворящею водой.

А что хорошее названье,
И главно дело ерунда,
С покровских гор тогда стекала, Еще не мутная вода.

В простонародье Акбулачка,
Была прозрачна и чиста.
В архивах пишут как рыбаачка,
Ловила на блесну кита.

Конечно это я задвинул.
Как говорят для связки слов,
Но было дело на глубинах,
Я сам вылавливал сомов.

Прошло сто лет, уже сто двадцать,
Теперь мы видим только крах.
Имея вместо речки чистой,
Сухой загаженный овраг.

К чему то важному стремились,
Но натолкнулись на фугас,
Откуда все мы появились,
Туда и катимся сейчас.

Когда иду с работы помаленьку,
А что мне молодому пацану.
И проходя по улице Шивченко,
На Горбунова точно заверну.

Вот угол - двухэтажная избушка,
Самвэл направо, бизнес создавал.
Лицей налево, далее церквушка,
Здесь каждый дом как будто сериал.

Куда бы не вели тропинки,
Налево где стоит Камаз.
Здесь из за юности ошибки,
Слилась часть жизни в унитаз.

Весной во время половодья,
По улице текла река.
Для уток и гусей раздолье,
Я думал это на века.

Я помню еë прежнее названье,
Ведь исходил еë и вдоль и поперёк.
И первое что слышал в назиданье,
Не суйся без резиновых сапог.

Еще во времена Исуса Существовали несуны!
И наплевав на дело вкуса,
Тащили всë, как пацаны!

Дорога здесь была слащавой,
Да, не везло так не везло.
Разбитая как шведы под Полтавой.
Отсюда и название пошло.

Вниманье на Строителей въезжаем,
На переулке улице и нет.
Но мы о том и не переживаем,
Такой у нас сейчас менталитет.

Налево всë ларьки, да магазины,
Направо двухэтажные дома.
У дяди Васи нынче именины,
Из города приедет детвора.

День педагога на пороге,
Его встречает вся страна.
Ещё чуть-чуть ещё немного,
Листки летят с календаря

Идëте вы дорогой верной,
Но чтоб идти ещё верней.
Вы поступайте в Акбулакский.
Всем полюбившийся лицей.

Пройдёте здесь азы учёбы,
Ходить в строю, стрелять с двух рук.
И если что то не поймëте,
Вам растолкует военрук.

Гуманитарные предметы,
Их тоже нужно изучать.
Вас многих ждут, университеты,
И это важно понимать.

Всё то что здесь мы пережили,
Скажу стеснение не тая.
Огромнейшее вам спасибо,
Родные нам учителя.

И в этот день мы поздравляем, Всех педагогов наших школ.
Мы благодарны Вам безмерно,
За это низкий Вам поклон.

Фамилии писать не станем,
Что б ни кого не выделять.
Рабочий график соблюдайте,
А праздник нужно отмечать.

Когда я после долгих странствий,
Без сил вернусь к родному очагу.
Лишь ты один продрогший и уставший,
Всë будешь ждать меня на берегу.

Как часто мы уходим не прощаясь,
Обиды взрыв в душе не погасив.
В сиюминутной выгоде купаясь.
И возвращаемся когда не станет сил.

Вчера я сделал дерзкий шаг,
И пострадал по воле пациента.
Сегодня присудили крупный штраф…
И статус иностранного агента.

Всегда после ночи светлеет,
Унынья исчезнут и мрак.
Надежда на лучшее греет.
Любимый ты наш Акбулак.

Мы с песней осилим напасти,
Пойдëм там где надо в обход.
Повесим значëк на запястье,
И искренне верим в народ.

Слова что завещали нам деды,
У классиков снова звучат.
"Но пораженья от победы,
Ты сам не должен отличать."

Всегда после ночи светлеет,
Исчезнут унынье и мрак.
Надежды на лучшее греют.
Не вечен у нас вурдалак.

Мы с песней осилим напасти,
Пойдëм там где надо в обход.
Когда нет доверия к власти,
Мы искренне верим в народ.

В моих стихах, как в том альбоме,
Хранится память о былом,
Где в степи ветер гонит громы,
И время ускользает в сон.

Дожди, дожди лениво гром ударил,
Дождь зарядился с самого утра,
Не много ли я про любовь базарил,
За этот год, или даже полтора.

Она ушла другие песни слушать,
Игриво на бок голову склоня.
Ей все равно, ведь ей уже не скучно,
Ей надоела лирика моя.

Не в силах удержать щемящей дрожи,
Да и пожалуй не к чему скрывать.
Была ты на мою мечту похожа,
Такие же волосы, такой же нежный взгляд.

Такой же взгляд, такая же походка,
И зёрна глаз туманны и чисты.
Я тосковал, Я мучался - что толку,
Но тут незримо появилась ты.

Ты шла одна, в руках ведро держала,
И я не знаю, почему то вдруг,
Земля вдруг подо мною задрожала.
Нет нет, я не почувствовал испуг.

Прошли года, забыты все тревоги,
Забыта ранней юности печаль,
Однажды я по ПМК гуляя,
Случайно вдруг старушку повстречал.

Моя благословенная находка,
Ты излучала светлое добро.
Такой же взгляд, такая же походка,
Лишь волосы покрыло серебро.

Когда иду с работы помаленьку,
А что мне молодому пацану.
И проходя по улице Шевченко,
На Горбунова точно заверну.

Вот угол - двухэтажная избушка,
Самвэл направо, бизнес создавал.
Лицей налево, далее церквушка,
Здесь каждый дом как будто сериал.

Куда бы не вели тропинки,
Налево где стоит Камаз.
Здесь из за юности ошибки,
Слилась часть жизни в унитаз.

Весной во время половодья,
По улице текла река.
Для уток и гусей раздолье,
Я думал это на века.

Я помню еë прежнее названье,
Ведь исходил еë и вдоль и поперёк.
И первое что слышал в назиданье,
Не суйся без резиновых сапог.

Еще во времена Исуса Существовали несуны!
И наплевав на дело вкуса,
Тащили всë, как пацаны!

Дорога здесь была слащавой,
Да, не везло так не везло.
Разбитая как шведы под Полтавой.
Отсюда и название пошло.