Ходил с товарищем я вечером по кругу,
Что на Строителей в районе ПМК.
" Ты напиши мне песню про подругу,
Зовут еë Аксана, через "А".

Дальнейшее признание сразило,
Он продолжает глядя на меня.
"Она меня по моему любила,
И провожала в армию любя".

Раскладывая даты как пасьянсы,
Он сыпал цифрами порой впадая в раж,
И после монолога стало ясно
Аксана с армии его не дождалась.

"Прошли года мы снова повстречались
Огонь былого чувства не померк.
Не плохо мы тогда по кувыркались,
Слетав в немецкий город Кинегсберг".

"Чрез тридцать лет мы с нею повстречались,
Как будто на программе "Жди меня".
Но через время всё таки расстались,
Надеюсь что опять не навсегда.

Она живёт как прежде в Оренбурге,
Надеюсь что теперь наверняка.
Мы встретимся с любимою подругой,
Аксаной с говорящей буквой "А".

Когда я утром, рано просыпаюсь,
Интересуюсь лентой новостной.
И сочиненьем песен увлекаюсь,
И удивляюсь, что ещë живой.

Однажды пошатнулося здоровье,
Лишь помню, пред глазами всё в дыму.
И медсестру, склонившись к изголовью!!!
Сейчас назначили леченье на дому.

По мере прохождения леченья,
В душе звучал лишь траурный оркестр.
Сейчас же слушаю фантазии Шопена,
Любимую мазурку номер шесть.

Между инъекцией уколов внутривенных,
И клизмою назначенной врачом.
Я слушал только музыку Шопэна,
Известную "Фантазию - экспромт".

Мне стали сниться ягоды - клубнички,
Благодаря врачихам и врачам.
При виде приходящей к нам медички,
Стал предаваться сладостным мечтам.

Ну а вчера, враги позубоскальте,
С тем фельдшером, что делает укол.
Я станцевал под музыку Вивальди.
Приняв по рюмке спирта - этанол.

Когда меня уставшего от песен,
Перенесут в отдельный пантеон.
Пусть встретят Майкл Джексон, Элвис Пресли,
Тальков с Высоцким, только не Кабзон.

Хочу я оказавшись на том свете,
Чтоб встретил шлягером арнО БабаджанЯн.
Маэстро Бенни гУдмэн на кларнете,
А дирижировал Арам ХачатурЯн.

Мы жизнью недовольные частенько,
Но вот случилось чудо наконец.
Когда главврач Владимир Никитенко,
Оставил нам больницу образец

Потом при отрицательных балансах,
Министра ту, что выгнали взашей.
Больницу ограничила в финансах,
И штат урезала так нужных всем врачей.

Стоял я как то в очередь к хирургу,
Мне звонят закадычные друзья.
Мол едет туз в Больницу с Оренбурга,
Заëрзали на креслах кумовья.

Не вовремя та новость подоспела,
Который день стоит ажиотаж
Подумали что все подешевело,
"Пятерочку" берут на абордаж.

Народ бурлит, но сведенья не тОчны,
И вот он в Кужунтае, за селом.
Массовка привезённая досрОчно,
Уже на обочИне бьëт челом.

Приехал туз, пока что не козырный,
С задОром вроде даже боевым.
Высокий - даже очень, но не жирный,
Он в сентябре лишь станет козырнЫм.

Прошелся по спортзалам с директрисой,
Ладони жал у будущих мужчин.
В коммюнике ни слова про больницу,
Затем уехал на таможню, в Сагарчин.

В больнице очень ждали лимузина,
Не мало приняли от сердца пузырьков.
Напрасно суетилася Карина,
И прискочивший с Соль- Илецка Пензяков.

Друзья мои, такие вот итоги,
Паниковать, себя не уважать.
Забудем беспокойства и тревоги,
Как говорится "будем подождать".

Я хочу рано утром вставать
подойти и тебя целовать.
волос гладить родной, золотой,
и ещё обнимать обнимать !!!

Я тобою полной грудью дышал,
И теперь интерес не пропал.
У тебя ж никогда не бывал,
Не любовь, лишь притворство, обман!!!

Ты готовишь на завтрак - омлет!!!
Аппетитный и вкусный обед.
Никогда не бываешь нежна,
Ты чужая мне стала жена!!!

Я тобой полной грудью дышал,
И теперь интерес не пропал.
У тебя ж никогда не бывал,
Не любовь, а притворство, обман!!!

Я в холодную лягу постель,
Между нами зима и метель.
Нету прежнего в сердце огня,
Ты совсем не любила меня.

Я тобой полной грудью дышал,
И теперь интерес не пропал.
У тебя ж никогда не бывал,
Не любовь, а притворство, обман!!!

Ты опять этой ночью одна,
Как и прежде постель холодна.
Ведь любовь не появится вновь,
В нашем сердце угасла она.

Я тобой полной грудью дышал,
И теперь интерес не пропал.
У тебя ж никогда не бывал,
Не любовь, а притворство, обман!!!

Моя жена на сериал подсела,
Ей нравится про войны и ментов.
У ней Роман убойного отдела,
С артистом Александр Устюгов.

Бедняга от просмотра постарела,
Переживая за Романа в темноте.
Полковника убойного отдела,
Санкт-Петербургского участка ГУВЭДЭ.

Он ловит крыс не ведая испуга,
Как самый настоящий крысолов,
И даже в самом центре Петербурга,
Разоблачает Питерских братков.

Мелькают фильма страшные страницы,
Роман Григорьевич, дружище, отзовись.
Ты их прогнал из Северной столицы,
Они в Москву тот час перебрались.

Мы Джорджа Оруэлла не читали,
А он писал нагнав, на нас страстей.
Что будем жить, как даже не мечтали,
На улице разбитых фонарей.

Жена меня бояться перестала,
А раньше предавалася слезам.
Теперь после досмотра сериала,
Пообещала сдать меня ментам.

Да мне смешно, коль не было так грустно,
С досады принимаю валидол.
Мы приобщились к высшему искусству,
И знаем "Руки В гору!" "Морду в ПОЛ!!!

С женою превратились в гамадрилов,
С ней вместе смотрим фильмы про ментов.
Мне нравится Роман Григорич Шилов,
А ей артист театра Устюгов.

Под Оренбургом без футбола заскучали,
Был на задворках Оренбургский "Газовик".
Когда в Степановке команду создавали,
С загадочным названием " Яик".

Где тренер Черномырдин с дядей Толей,
Тут Виктор Черномырдин ни при чëм,
Директором Беляев Анатолий,
Администраторы Ильясов, Фомичëв.

Штаб клуба был не очень опрометчив,
Решали всë всерьез, без дураков.
Фома на поле будет как диспетчер,
Ну а Максим в воротах - Кузнецов.

На первенстве мы просто поступили,
И не хватая звëздочек с небес,
Четыре - два смогли и победили
Завод довольно сильный "Гидропресс".

Блохнин Сергей, Василий Калиновский,
Мирончик Лёша, Бородин Сергей.
Сражались как на битве Куликовской,
Глава Бродецкого, Ильясов Алексей.

За город сватали Полянского Валеру,
Он к запасной скамейке не привык.
Но подвело болевшее колено,
Он приезжал на сборы в "" Газовик".

Погиб в аварии вратарь Сергей Шатохин,
Покинул нас товарищ, джентельмен.
Ведь так всегда бывает в суматохи,
Ускорил смерть пристëгнутый ремень.

Он был защитником, к воротам прорывался,
В любой позиции мог Вовка Глазунов
Ещë один ушёл не попрощался,
Как знаменитый Федя Черенков.

Чтобы вернуть престиж и честь футбола,
Я представляю самый верный путь.
Любителей лапты и волейбола,
Дядь Толю с Черномырдиным вернуть.

Однажды в самом центре Акбулака,
Искал я ювелирный магазин.
Чтоб выбраться на свет из полумрака,
Как самый настоящий дворянин.

Я денег накопил довольно много,
С баулами обьездил пол страны.
Не потеряв достоинства мужского,
Лишь пол зарплаты прятал от жены.

Устроившись смотрящим телевышки
Скупал в ларьках просроченный товар,
За что меня за мутные делишки,
Отправили этапом в Сыктывкар.

Затем в райпо работал на полставки,
Чумазый был и грязный как шахтёр.
То грузчик, то водитель автолавки,
У Чернышова личный, стал шофëр.

А в торгкусте работая завхозом,
В ларьках сметал дешевые харчи.
На тачке подрабатывал извозом,
И сторожил колхозные бАхчи.

Попал я в эту самую "Корону",
Где Шалабаев держит магазин.
Чтоб золотишко выбрать по сезону,
И заодно супруге кавролин.

Так вот там Шалабаева Анара,
Ей от меня огромнейший "Рахмет".
Красивая хозяйка, без базара,
Такой же в принципе и муж еë Ахмед.

И только после долгого блужданья,
Додумался своею головой.
Торгуют здесь продуктами питания,
А золотом в " Короне золотой".

Сейчас накрою скатерть самобранку,
Вам проведу сеансы волшебства.
Типичную ищу акбулакчанку
С задатком внеземного божества.

Красива очень, низенького роста,
Она передвигается скользя.
Найти такую вобщем - то непросто.
Ах да, забыл про карие глаза.

Весною появляются веснушки,
Зимою пропадают в никуда.
Как замуж вышли бывшие подружки,
Так и исчезли будто навсегда.

Проходит жизнь, меняются и лица,
Их образ всë труднее уловить.
А вот уже и дочка выпускница,
А сын вдруг собирается служить.

Когда скатилась первая слезинка,
А в жизни всë валилося из рук.
Тогда досады ранняя морщинка,
Коснулась незаметно края губ.

Весною появляются веснушки,
Зимою пропадают в никуда.
Уж замуж вышли дочери - подружки,
А сыновья исчезли навсегда.

Их цвет волос и глаз не замечают,
Я не в укор мужчинам, если что.
Всë реже их на улицах встречают,
Все чаще в проезжающем авто.

В хранилищах семейных фотографий,
Их лица распознать уже трудней.
Они мелькнут на бланках биографий
Обычно среди внуков и детей.

Сейчас накрою скатерть самобранку,
Вам проведу сеансы волшебства.
Типичную ищу акбулакчанку
С задатком внеземного божества.

Он "шмат" достал, "хилой" кусочек сала,
"Ништяк" сказал я, чтобы не "заржать"
"Фигня" на вкус, но если то "халява,"
То почему его бы не сожрать.

"Пацан" в "тусовки", видно было " шлялся"
В "хрущевке" "важничал" он, "шустрый" как пила.
Я думаю, он там ещё "ширялся",
А может нет, но это " ерунда".

"Хохмач" "юлил", "Хоть стой, с него, хоть падай".
" Брехать" и "хаять" было "чересчур".
" Кишка тонка", я "лажу" "заграбастал",
И "лавелас" ушёл на прекур.

Мне стало трудно "шевелить" мозгами",
Я "хорохорился" мне "дрыхнуть" "нормалëк'.
Взяв " барахло", я отвалил ногами,
И "хлопнув дверью" провернул замок.

Однажды на просторах интернета,
Искал недорого, с пробегом Кадиллак.
В пределах пенсионного бюджета,
Нашёл лишь на "Подслушки Акбулак".

Жизнь в Акбулаке крутится как глобус,
Во всех проснулся вдруг товаровед.
"Куплю в кредит подержанный автобус,
И подарю складной велосипед."

Меняются как лица на параде,
Кругом одни купчихи и купцы,
Приобрету подвеску старой "Лады",
Продам в развес и оптом огурцы.

Вообще то здесь дешевые вещички,
Зачем нам на Шевченко в "Водолей? ".
Приобрету здесь емкость для водички,
С тележкой старою за восемьсот рублей.

Да жаркое у нас в деревне лето,
Но я скажу вам, это " полбеды".
Мне в доме не хватает только это,
И ëмкости огромной для воды.

А вот дружище предлагает прялку,
Она от Пушкина вам передаст привет.
А этот друг бетонную мешалку,
И вместе с ней, опять велосипед.

Вот объявление, заставит сердце сжаться,
Мол, подарю рабочий пистолет.
На этому не стоит удивляться,
Такой у нас сейчас менталитет.

Мечтаем мы чтоб Родина окрепла,
И Акбулак поднялся из руин.
Как птица Феникс возрождается из пепла,
Мы снимем ещё множество картин.

Сейчас накрою скатерть самобранку,
Вам проведу сеансы волшебства.
Типичную ищу акбулакчанку
С задатками земного божества.

Зовут Кристина, маленького роста,
Она передвигается скользя.
Найти такую вообщем - то непросто.
Ах да, забыл про карие глаза.

Весною появляются веснушки,
Зимою пропадают в никуда.
Как замуж вышли бывшие подружки,
Так и исчезли будто навсегда.

Иду по Майской улице - о чудо,
Стоят красавцы будто на Тверской.
Такого бесподобного этюда,
Не встретишь даже в ленте новостной.

Смартфон купил сегодня с перезвоном,
Подчëркивая бренность бытия.
А тут лошадка с огнедышащим драконом,
Стоит как раз на линии огня.

Их вылепил известный местный скульптор,
Цена чуть ниже среднемировой.
И статую двугорбого верблюда,
Как в память об истории с водой.

Он выберет эскизы вам по вкусу,
И монумент сваяет точно в срок.
Он служит только высшему искусству,
Известный скульптор Дëмин Игорëк.

Всë отвечает логике момента,
Символизируя законченность скульптур.
Для верности скреплëнные цементом
Давно ему известных рецептур.

А вот гроза районных спецотделов,
Борец за правду, с виду неказист.
Известный как товарищ Таукелов,
И самый настоящий коммунист.

Он у властей всегда под строгим взором,
И может быть наверно оттого.
Он намекнул в одном из разговоров,
Что пушка с площади нацелена в него.

Мы отвлеклись, вернемся к монументам,
Вот бюст пример всем нынешним вождям.
Давайте все же пользуясь моментом,
Опять вернемся к нашим лошадям.

Мечтаем мы чтоб Родина окрепла,
И Акбулак поднялся из руин.
Как птица Феникс возрождается из пепла,
Мы снимем ещё множество картин.

Окончен бал, повалены деревья,
Без Интернета нам, ни охнуть ни вздохнуть.
Спасибо что представленное время,
От соцсетей немножко отдохнуть.

Решаю в старых записях порыться,
Закрыт КПСС, а с ним партком.
Куда теперь народу обратиться,
Звоню привычно... в этот...., в телеком.

"Мы наблюдаем аварийную картину,
Прошу ещë немного потерпеть."
Вещает робот голосом кретина,
"Нажмите звёздочку, мы можем повторить."

В стране теперь типичная разруха,
То электричество исчезнет, то вода.
Походу дела, Снегирëв Андрюха,
С небес спускаяся упал на провода.

Но не смотря на явные провалы,
Мы одобряем линию вождя,
Вперед за ним, по лестнице шагаем.
Спускаясь вниз на лифте бытия.

Исчезли все центральные каналы,
И даже Соловьёва больше нет,
Ушли куда ещë не посылали,
Их место там. Верните Интернет.

Страна как лошадь сбившийся с дороги,
Пытаясь нас от правды уберечь.
Использует различные предлоги,
Чтоб ограничить доступ в Интернет.

Пока жена раскатывает тесто,
Скажу вам не испытывая страх,
Вы телевидение засуньте в одно место,
Лапшу без вас замесят на желтках.

Ютуб уж будет год как отрубили,
И Интернет отключит Телеком.
Но чтобы вы друзья не говорили,
А виноват Андрюшка Снегирëв.

Расскажу про тот край, где бывал я,
Где дороги заносят снега.
Акбулакские ветры бушуют
Трактористам здесь жизнь нелегка.

По Илецкому тракту дорога,
Много ездиют там тракторов.
Там работал под мышкой у Бога,
Звать Андрюха его Снегирёв.

Его очень любили девицы,
Он халявные деньги любил.
И в пределах районной границы,
Он зимой даже траву косил.

Так и шло по законам бедлама,
Он контракт получил задармА.
Там главбухом работала дама,
Ночью звал он еë ФатимА.

Но затем разыгралася драма,
Новый шеф разорвала контракт.
Как по сердцу прошла пилорама.
У Андрюхи случился инфаркт.

Он людей подбивать стал на драку,
Он кричал всех к ответу - долой,
Ведь на радость ему в Акбулаке,
Появились проблемы с водой.

Создал группу, готовил восстанье,
Баламутил людей в интервью
Но ему, для других в назиданье,
Экстремиста пришили статью.

Он сегодня уехал на море,
Для спокойствия взял Фатиму.
Стало меньше у нас геморроя,
А ему светит путь в Калыму.

Проживая в Калымском бараке,
Видит сон о своей Фатиме.
Будто косит траву в Акбулаке,
На яву валит сосны в тайге.

Родился я в Тюмени к юбилею, Столетию Владимир Ильича.
А через год, с родителей балдею,
Уехали в деревню сгоряча.

Тюмень, что город в Западной Сибири,
Имел в составе Ханты и Манси,
Но если посмотреть немного шире,
Немало ненцев, Господи прости.

Тюмень окрестности, стабильно развивались,
Он для России был как бензобак.
Запасы нефти, газа не кончались
Но предкам захотелось в Акбулак.

Работал в ПМК на самосвале,
Теперь как в фильме про "Иронию судьбы".
Живу, как в том известном сериале.
На улице Строителей дом три.

Пока вожу УАЗ в Бугуруслане,
И вспоминаю светлые деньки.
Не то что в ПМК на самосвале,
Мост строим, Сок - название реки.

Куплю себе машину типа "Джипа",
А может накоплю на Кадиллак.
Пока вожу УАЗ автобусного типа,
На медосмотр приеду в Акбулак.

Сейчас я вахтой езжу на работу,
Но только кто бы что ни говори,
Отмечу День рождения в субботу,
На улице Строителей дом три.

Не занимаюсь я пиаром и рекламой,
Не буду называть еë ФИО.
Но под шумок встречался с важной дамой,
Посёлком управляющей ИО.

Она честолюбива, бережлива,
Способная к решительным шагам.
Лишь женщины горазды на прорывы,
Мы знаем цену нашим мужикам.

Она к работе только приступила,
Сняла свой представительский пиджак,
И рукава для дела засучила,
Ну наконец - дождался Акбулак.

В посёлке обновляются фасады,
Все будет до ума доведено,
Надеемся от кучки казнокрадов,
Останется лишь мокрое пятно.

Еë настрой на дело запределен,
Конец положит взяткам, воровству.
Прицел на созидание нацелен,
Друзья, поддержим нового главу.

Сегодня с Днем Рождения поздравляю,
Кого кого? конечно же тебя.
Здоровия и счастия желаю,
Пора из бездны вытащить себя.

Мой выход в свет, был просто гениален,
Как самый настоящий сериал.
Родился я, когда товарищ Сталин,
Уж в мавзолее с Лениным лежал.

Когда Хрущёв разоблачил на съезде,
Культ личности и происки вождя
Тогда отец задумал об отъезде,
В далёкие Уральские края.

Кто для отца был он товарищ Сталин ??
Узнал я, лишь немного погодя.
Мальчишкой он на фронте дважды ранен,
В атаку шёл под знаменем вождя.

В моëм роду не прятались за спины,
Не бряцали медалью на груди.
Они как настоящие мужчины,
Частенько погибали - впереди.

Мы не искали выхода из брода,
С погибшими находимся в строю.
Мы были частью этого народа,
Да и сегодня падаем в бою.

Отцу же это стукнуло по нервам,
Настроило на нужную волну.
Родители в далëком шестьсят первом,
Приехали сюда на целину.

Сначала мы в Покровки поселились,
В бараке поднималися с колен
Здесь и друзья по жизни появились,
И первые Шакан и Тюлеген.

Затем я в Акбулаке жил как барин,
С судьбою часто шёл наперерез.
Я тоже мог быть первым, как Гагарин,
Но вовремя в корабль не залез.

Несправедливость с детства ненавидел,
На мне всегда одет бронежилет.
И никогда по жизни не предвидел,
Что мне пойдет восьмой десяток лет.

Сегодня с Днем Рождения поздравляю,
Кого кого? конечно же себя.
Здоровья и счастья пожелаю,
Давай же Александр, за тебя!!!

Природа, как известно кладовая,
Запасов всевозможного сырья.
Вдруг сократилась база кормовая,
Не поделили что то кумовья.

Район богат запасами природы,
Песка и глины хватит за глаза.
Но с каждым годом сокращаются доходы,
У одного районного туза.

Нисколько о народе не пекутся,
Известно про районный аппарат,
Когда бояре местные дерутся,
То у холопов чубчики трещат.

В Контакте раздаются стоны, крики,
И в Одноклассников и даже на Ватсап.
То в смертный бой вступили наши фрики,
Обьявлен конкурентный гандикап.

И надевая вежливо скафандр,
Не защищаю я ни тех и ни других.
Мне очень жаль, дружище Александр,
Но, Боливар не выдержит двоих.

В бараке жил Сашок - отличный парень,
Изрядно выпивал, имел невест.
Росточка небольшого, как Гагарин,
Потом вдруг, неожиданно исчез.

Вернулся мальчик в хутор этим летом,
Молоденький мальчишка - экстремал.
Определил по виду, что с приветом,
Мотался по России, бомжевал.

"Садись Сашок, расскажешь чин по чину,
Где и когда так долго пропадал."
А он опять заладил без причины,
"Да бамжевал я, бомжевал я, бомжевал. "

"Отец бы счас в гробу перевернулся,
Таких как ты сегодня пол страны.
Родной Сашок, ты вовремя вернулся,
Сейчас такие Родине нужны."

"Так что скорее ж завтра собирайся,
Не будем гнать напрасное фуфло.
Послужишь Родине, и за неё сражайся,
Поедешь рядовым на ЭСВЭО."

Опять запахло резко самогоном,
Изчезли с полок джинсы и айфон.
Колбасы, сыр и масло по талонам,
Вернули вновь тройной одеколон.

Теперь работать будем из под палки,
СССР восстановили наконец,
Раз уж пошла друзья, такая пьянка,
Братан зарежь последний огурец.

Нас не волнует нулевая квота,
Вождя один достаточен кивок.
Сбылась мечта простого идиота.
Вернулись вновь
в пугающий совок.

У нас всë есть, свалите супостаты,
В избытке, не застанете врасплох.
Шипучая вода из автомата,
По праздником пельмени и горох.

Мы изначально жили небогато,
Кроссовки джинсы, те из под полы.
Во всëм америкосы виноваты,
Азербайджанцы и проклЯтые хохлы.

В истории мы часто ошибались,
Идя по жизни смело - напролом.
Срам фиговым листочком прикрывали,
Теперь позор свой Лáвровым листком.

Я парнем был отважным и рисковым,
По жизни шёл без страха - напролом.
Но чтобы быть красивым и фартовым,
Решил стать настоящим мужиком.

Сначала я купил себе ротвейлер,
Но он меня немного напрягал.
Я бодибилдингом занялся как Шварцнегер,
И как Сталлоне Рэмбо подражал.

Я бегал, отжимался на при горках,
Расширил силовой функционал.
Однажды мне при уличных разборках,
Поставили внушительный фингал.

Я находился в тягостных раздумьях,
И чтоб достичь невиданных высот.
Я делал отжимания на брусьях.
На турнике подъём - переворот.

В Ледовом прихватило поясницу,
Когда я к упражнениям приступил.
Трехглавую накачивая мышцу,
Двухглавую немного повредил.

Однажды я попал на тренировку,
Где толи с дуру, либо сгоряча.
Где повредил короткую головку,
На сухожилиях левого плеча.

Когда сюда приехал в мегаполис,
И свил себе семейное гнездо.
Я научился драться как Чак Норис,
Как Клод Ван Дамм освоил тхэквондо.

Накачивая латеральный бицепс,
Переусердствовал под действием вина.
И позабыл про медиальный трицепс,
Пока моя проблема решена.

Сейчас же при запущенной простате,
В мОче образование камней.
Сидеть на много контурнОм шпагате.
Становится трудней и тяжелей.

На днях был день Советской молодёжи,
Привет друзья, у вас всё впереди.
Идёте вы к мечте по бездорожью,
Откуда нет обратного пути.

Выпускники стремитесь к совершенству,
Для вас отныне все дороги впереди.
А там посмотрим может к Президенству,
А то он засиделся, черт возьми.

Вчера вон ПирогОва провожали.
Сегодня Михалёва про запас,
А поссОвет вообще весь разогнали,
Ну просто кадров кузница у нас.

Так что друзья, бросайте разгильдяйство,
У нас тут Михалëвых миллион.
Он здесь поднял народное хозяйство,
Теперь главой в Беляевский район.

Разоблачайте жуликов без спешки,
Район освобождайте от жулья.
Не то на обгоревших головешках,
Рулить всё те же будут кумовья.

Так что друзья, забудем краснобайство,
У нас то Михалëв, то Пирогов.
Мы на пороге нового дворянства,
Дерзайте, не жалейте животов.

Берите штурмом университеты,
Учитесь и работайте молчком.
Первым делом, первым делом кабинеты,
Ну а девушки, а девушки потом!!!

На днях был день Советской молодёжи,
Привет друзья, у вас всё впереди.
Идёте верною дорОгою похоже.
Господь, вас сохрани и защити.

Помню мы с тобой на озере купались,
В Кужунтае был обычный жаркий день.
Здесь же, мы с тобою и расстались,
В заливных лугах у озера Ильмень.

В тихом полюбившимся местечке,
Где с тобой встречаемся тайком.
Отдыхали, плавали на речки,
Ты красива в платье голубом.

А потом расставшись на крылечке,
Уезжая в дальние края.
Ты мне написала как на речки,
Ты со мною счастлива была.

До сих пор мне снится та лужайка,
Ставшая пристанищем в судьбе.
Ты сейчас жена - домохозяйка,
И живешь в натопленной избе.

В тихом полюбившимся местечке,
Где с тобою встречалися тайком.
Чайка, как разбитое сердечко,
Помахала жалобно крылом.

Мы у судьбы поблажки не просили,
Когда ещë рулило партбюро.
Заводы строили, плотины возводили,
А наши дЕды верили в добро.

Тогда закончил курсы в автошкОле,
Затем служил я в армии в Москве.
Ты во второй ещë училась школе,
И бегала с бантОм на голове.

Мы в жизни многое с тобою пережили,
Как залезали в первый раз на сеновал.
Соседа дядю Юру возмутили,
Ты мне тогда поставила фингал.

Мы в жизни многое с тобою упустили,
Нам стыдно вспомнить этот сеновал.
Потом на летней кухне замутили,
Где в первый раз тебя поцеловал.

Уж сорок лет как мы с тобою вместе,
На слом эпох попали невзначай.
Я твой жених, а ты моя невеста,
Об этом никогда не забывай.

Теперь я стал известный композитор,
На гонорар куплю себе пежо.
Ты ж неустанно смотришь телевизор,
Там говорят - как будет хорошо.

С тобою мы не то переживали,
Развал союза, крах КПСС.
Чубайс и реформаторы сбежали,
Через плечо с баблом наперевес.

На жизнь не жалуемся, полная кастрюля,
Нам не хватало жирного штриха.
Всё потому, что с первого июля.
Взлетают цены на услуги жэкэха.

Последний луч покинувшего солнца,
Коснулся крыш соседних этажей.
Я вспоминаю выглянув в оконца,
Как сорок лет прожил как бармалей.

Под крышей тихой и зашторенной квартиры,
Где в ПМК жить выпала мне честь.
Фантазии народа безграничны,
Их слушать никогда не надоест.

Я возмущён и в целом и отчасти,
Родным старался правду донести.
Когда бездарное ничтожество у власти,
Пытаются святым преподнести.

"Все так живут"- жена мне говорила,
"Не будь умнее" - вторила сестра.
Они меня ушатами полили,
Как будто из помойного ведра.

Я как бы невзначай им намекаю,
Со слов своих стараюсь не балдеть.
"С начала века только мол мечтаю,
Балет известный посмотреть."

Гремят по всем каналам об успехах,
Краснеет даже маленький дисплей.
На речку что-ли Лебединую уехать,
И посмотреть на танец лебедей.

Я стал теперь певец и композитор,
Чтобы балет не слушать без конца.
В квартире тихо плачет телевизор,
За ангела представив подлеца.

За экраном привычно мелькают,
Воры, жулики, крепкой стеной.
Они с партией в ногу шагают.
Как те бляди, в Москве, по Тверской.

Сто сорок дней со дня рожденья - Вовы,
Пинком врезает мамочки под дых
Диктатор Сталин сразу же всё понял,
Упал с дивана, вскорости затих.

Сей выход в свет был просто гениален,
Маманя пострадала от сынка.
Три дня ещё прожил товарищ Сталин,
Не выдержало сердце старика.

Когда Вован нетвердую
походкой,
Стал чаще в подворотню выходить.
Решила Сталина - Политбюро на сходке,
Вождя из мавзолея выносить.

Затем уже на скользком повороте,
Ильич Никиту кинул далеко.
По возрасту он вышел с подворотне,
Но подворотня не покинула его.

А тесно стало в Питерском квартале,
Он стал взрослей, пронырливей, мудрей.
Страну вогнал, как в том известном сериале,
На улицу разбитых фонарей.

Я в детстве оба уха отморозил,
Спускаясь с гор на лыжах в картузЕ.
Тогда чуть было кони не отбросил,
За акбулАчкой в лесОполосе.

В районную больницу обратился,
Пошёл к врачу, что ухо-горло-нос.
Затем у кардиолога лечился,
Попутно обнаружили цирроз.

При старости стал очень плохо видеть,
И тут опять случился форс-мажор,
Так как очки на уши не оденешь,
Купить решил оптический прибор.

Чтоб уши вылечить в Аджарию уехал,
Упало зрение, купил себе пенсне.
Оно подобно рыцарским доспехам,
Приобретал на рынке в Туапсе.

Всю жизнь теперь метаюсь по курортам,
То в Чёрном море, в Тузловской косе.
Встречают там с объятьем распростëртым,
Сейчас вот в Африке - в гостях у шимпанзе.

Я всех врачей как прежде облапошу,
Пройдусь по ним как острая фреза.
На зло хирургу уши отморожу,
На лыжах прокачусь без картуза.

Сегодня был чёрта на куличках,
Горжусь своею жизнью скоростной.
Мне некогда мотаться по медичкам,
И обхожу больницы стороной.

Я буду на курорте в Куршавеле,
И если не откажут тормоза.
Как в детстве, чтобы уши не болели,
На лыжах прокачусь без картуза.

До революции Владимир Ильич Ленин,
Писал свои священные труды.
Для масс они, воистину бесценны,
На полках брали первые ряды.

Стояли у начальства в кабинетах,
Подчёркивая неодарвинизм.
Для оформления дизайна интерьеров,
По типу современный классицизм.

В процессе наших рассуждений,
Я буду отсылать вас не к врачам.
А к полному сабранию сочинений,
В полсотни и чуть более томам

Ильич писал: "Должна без опасений,
Кухарка каждая страною управлять".
Великий вождь , к большому сожалению
Не мог в таком контексте заявлять.

А мы опять вернёмся к Акбулаку,
В Депо шумит
взволнованный народ.
Большевики явили тут отвагу,
Чтоб прекратить шатания и разброд.

В конце концов Совет сформировали,
Обдумали как сделать профсоюз.
И тут же делегацию избрали,
Отправили их срочно в Оренбург.

На Акбулак потëмки опустились,
С угОльного притихли казачки.
Купцы Прияткин и Незванов возбудились,
Но их не поддержали батраки.

Земля крестьянам, фабрики рабочим,
Народам мир! Как с барского плеча,
Чтоб изучить событья, между прочем,
Я отсылаю вас к работам Ильича.

В России назревали перемены,
Дышала Революцией страна,
Царю, чтоб скрыть просчёты в управленьи.
Нужна победоносная война.

Но это лишь ускорило паденье,
Фортуна отвернулась от царя.
Проиграно Цусимское сраженье,
И Порт-Артур потерян навсегда.

В начале марта царь отрёкся от престола,
А Ленин был в то время нелегал.
Приехал он лишь к шапошным разборам,
А значит он его и не свергал.

Он в шалаше немного простудился,
Когда в Разливе стало холодней.
Не просто так туда переселился,
Ильич тогда скрывался от властей.

Короче, после долгой эйфории,
Большевики оставшись в меньшинстве.
Свергали новое правительство России,
С Керенским Александром во главе.

На эту тему много разговоров,
Что революцию с народом во главе.
Враги с тех пор не прекращают споров,
Ильич мол, сделал на немецкое лавЭ.

Ну а пока вернёмся к акбулАку,
Там слух прошëл, что свергнули царя.
Сообщение пришло по телеграфу,
Мол так и так - убрали упыря.

Прогресс служил на благо человека,
Себя он отличал от шимпанзе.
Хотя сообщения ещё в начале века
Передавались азбукой морзЕ.

Начальник станции Нефёдов растерялся,
Его бросало в крайности всегда.
Встречая пАщенко он тоже волновался,
Кричал как тридцать три богатыря.

И вот когда он прочитал сообщенье,
Повёл себя как антилиберал.
Схватил ключи и запер помещение,
И из конторы никого не выпускал.

Когда конфликт достиг апофеоза,
Из Оренбурга прибыл паровоз.
Помощник машиниста паровоза,
Всë рассказал, вот тут и началось.

В шестом году на площади перрона,
Не скучные событья начались.
Доставленный этапом из Херсона
С подножки спрыгнул Пащенко Борис.

Борис был первым ссыльным Акбулака
Как политический из Александр-Шанц.
Он там хотел избавиться от мрака,
И Акбулак представил этот шанс.

Начальник станции Нефёдов был взволнован,
Молил богов, что только одного.
Встречал Бориса, чем то был расстроен,
Жандарм Рябух, что звали ФилимОн.

"Приехала к нам каторжная крыса,
Устраивая всюду бенефис."
Подумал он уставившись в Бориса,
"Ещё узнаешь", молвил вслух Борис.

Купца Незваного на встречу не позвали,
Прияткину приятен был посыл.
За Здравомысловым дежурного послали,
В Покровской церкви, след его простыл.

За Трохиным отправили телегу,
Но он уже проделал борозду,
По первому чуть выпавшему снегу,
Сажал деревья в Трохином саду.

Семён Мелентьев, Пётр Казаковский,
Сюда охранкой высланы поздней.
Василий Мельников с характером бойцовским,
Он там всегда где было потрудней.

Так в Акбулак явились командОры,
Устали от правителя - лжеца.
Всё ждали только выстрела "Авроры".
И штурма зданий " Зимнего Дворца".

Теперь труднее выкурить урода,
Засел он на большую глубину.
И на него найдутся командоры.
Когда начнётся я вам подмигну.

В начале века в девятьсот четвёртом,
В степи образовался Акбулак.
Стал образцовым городом - курортом,
Тогда ж обыкновенный был кишлак.

Кто здесь не жил, и немцы и цыгане,
Все ехали повозками скрипя.
Тянулись безземельные крестьяне,
Как говорят в народе - голытьба.

Страна была охвачена волненьем
Народ был недовольством разогрет.
Окончилось кровавым воскресеньем,
И революцией через двенадцать лет.

В стране звучали Ленинские речи Но партия была разобщена,
Народ ложил все тяготы на плечи
И шла японо - русская война.

О том писал Есенин под оконцем,
Непревзойдённой лирой красоты:
"Тогда империя вела войну с японцем.
И всем далёкие мерещились кресты."

Война и обнажила все проблемы,
Народ был недоволен втихаря.
Японцам проиграли при Мукденах,
Свой гнев переключили на царя.

Народ в тылу был очень огорченный,
Он ждал побед, как впрочем и сейчас
Дух победителей подавлен был и сломлен,
История расставит всë без нас.

Отцы и деды нам заводы возводили,
Страна богаче стала и сильней,
Но мы ж умней и потому решили,
Что свежий воздух в принципе, важней.

Мы разобрали предприятья и заводы,
Нам нет дышать их копотью нужды.
Избавились от гари дымоходов,
От заводской дымящийся трубы.

Работы нет, но это не проблема,
Работать ездием за тридевять земель.
Нам на сегодня главная дилемма,
Не нарушать баланс экосистем.

Очищена от мусора промзона,
Возведены на месте их сады.
Приоритет у жителей района,
Охрана окружающей среды.

Сестра Яков Михалыча СвердлОва,
В замуужестве София АвербАх.
В тридцать восьмом, поверьте мне на слОво,
Работала в посëлке Акбулак.

У нас заведовала детскою больницей,
Прославилась как детский педиатр.
Закончилось печальною страницей.
На Колыму отправилась - в Барак.

Начальству Акбулакской райбольницы,
Не в назиданье вам произнесу.
Вернутся вам истории зорьницы,
Вы зарубите это на носу.

У Авербах была дочурка Ида,
Зам прокурора горОда Москвы.
Но символ справедливости Фемида,
Не помогла спасти ей головы.

Известно что в семье не без урода,
То с дочкою случилася беда.
У ней был муж, а позже враг народа,
Орденоносец, Генрих Ягода.

В стране тогда гуляла несвобода,
Куда ни плюнь случается конфуз.
Но в августе двадцать восьмого года,
В семействе появился карапуз.

Встречали жуткие реалии у входа,
Еще в утробе видел беспредел,
Всю жизнь прожил как сын врага народа,
Свои пять лет попозже отсидел.

Ягоду Генриха и Иду расстреляли,
София умерла на Колыме.
Еë к врагам народа приравняли,
Похоронили там же - при тюрьме.

Репрессии коснулись Акбулака,
Их кое кто хотел бы возродить.
Ждут возрождение забытого ГУЛАГа,
Трагедию народа повторить.

Будьте добры к своим односельчанам,
Носить вас будут тоже на руках.
Известны будете и вы акбулакчанам,
Как педиатр Софья Авербах.

Земля проснулась после зимней спячки,
Полгода пролетело будто вскачь.
Хронические вылезли болячки,
И нет тепла, хоть жалуйся, хоть плачь.

Мы с коммунистом ездили на свалку,
Чтоб показать убожество вокруг.
Куда ни глянь везде в колёсах палки,
Куда ни плюнь везде парочный круг.

Внизу тюрьма, промышленная зона,
Не долго ещё будет пустовать.
Маячит лик тридцать седьмого года,
Об этом нам не стоит забывать.

Район богат запасами природы,
Песка и глины хватит за глаза.
Пойдут гружёные товаром эшелоны,
И застучат как прежде поезда.

Найдется всем работа бытовая,
Я это говорю не с горяча.
Получат все, кто должность вертухая.
А кто простой фармовщик кирпича.

Своим молчанием вы это заслужили.
Вопрос закрыт, зачем и почему ?.
Урок не впрок, так навастряйте лыжи,
Коль вас история не учит ничему.

Сейчас они открытки рассылают,
Под царским корчаясь кнутом.
И отмечают день святого Николая.
Как будто насмехаясь над Христом.

Наполнен воздух запахом сирени,
Нейтрализуя терпкий перегар. Несётся бодрым шагом населенье,
Как будто бы плеснули скипидар.

Бегут они мечтая о победах,
Тряся своей душевной пустотой.
Спасëт их только гонка на лафетах,
Разрыв шаблонов, ступор групповой.

В компьютерах, смартфонах и планшетах,
Мы мчимся как по трассе скоростной.
Нас впереди ждут гонки на лафетах,
Ничто ни вечно под луной.

Нам как обычно снизу постучали,
Мчим в бездну как на лифте скоростном.
Мы радостно за здравье прокричали,
Смирясь с своею рабскою судьбой.

Наполнен воздух запахом сирени,
Нейтрализуя терпкий перегар. Несётся бодрым шагом населенье,
Как будто бы плеснули скипидар.

В компьютерах, смартфонах и планшетах,
Мы мчимся как по трассе скоростной.
Нас впереди ждут гонки на лафетах,
Ничто ни вечно под луной.

Неумолимо стрелки часовые,
К земной развязке приближая ход.
Произойдут событья грозовые,
Такой прогноз уже на этот год.

В компьютерах, смартфонах и планшетах,
Мы мчимся как по трассе скоростной.
Нас впереди ждут гонки на лафетах,
Ничто ни вечно под луной.

Когда на людях стыдно улыбнуться,
Еда не лезет, нечем прожевать.
Вы приходИте к нам в районную больницу,
Не стоит больно уж переживать.

Вас встретят тут с улыбкою не гордой,
Как будто солнышко взглянуло из-за туч.
Здесь Нина ШАмина и Нина Дордий,
Протезы делают под ключ.

Вот терапевт с улыбкою любезной,
Их много среди нынешних врачих.
От всевозможных лечат нас болезней,
Практически вообще не от каких.

Когда я рыбной костью подавился,
Слегка подпортив свой функционал.
Я к ухо-горло-носу обратился,
Он мне из горла косточку достал.

Не знаю кто у них там фармацевтом,
У них вообще какой-то драмтеатр.
Здесь вечно не хватает терапевтов,
А терапевта подменяет педиатр.

[припев]
Иглы, пинцеты -
Шприц и прибор.
Марля, ланцеты -
Шта-а-а-тный набор.

На песни нету настроенья,
Что надо и не надо сочинил.
Куда-то вдруг исчезло вдохновенье,
По честному, не стало больше сил.

Кругом запреты, сердце леденеет,
Видать плОхи у главного дела.
Найдет статью, за ним не
заржавеет,
Свобода слова выжжена дотла.

По осени на лесозаготовки,
Чуть чуть, блин, не отправили меня.
Я трЯсся как рубахи на верёвке,
Что телепаются в районе ПМК.

Всë то что я сегодня на свободе,
Судьба меня от бездны отвела.
А тем кто позабыл напомню,
О деле про собачие дела.

Тогда успел с женою попрощаться,
Взял паспорт, острый доширак.
И тросточку взял - опираться,
И отбиваться от назойливых собак.

Теперь с женою не успею попрощаться,
Когда за мной подьедет Кадиллак.
Трость заберут, не смог чтоб отбиваться,
От на меня обиженных собак.

Когда отдыхающие в АкбулАчке купались,
Такое бывало, когда я был сам молодым.
Вода была чистой и мы здесь плескались,
И были довольны судя по рассказам скупым.

Ловилась здесь рыба в речных водоëмах,
Сазан и карась,не подумайте это враньë.
Конечно не в очень уж крупных
обьëмах,
И женщины помню, стирали в той речке бельë.

Зимой когда речка совсем замерзала,
Играли в хоккей расчищая от снега каток.
Наутро пурга, мы опять начинали сначала,
В морозные дни надевая один свитерок.

Всë делали сами, не ждали команд ни откуда,
У каждой семьи кто то был фронтовик.
Порою и нас доставала простуда,
Но мы от неë не бежали к врачу напрямик.


Юрок с ПМК и Васëк Поливаев,
Последние, кто покидали каток.
Кричали до слез, когда шайбу они забивали,
Всегда впереди были Юра, а с ним и Васëк.

Прошло много лет, но в строю ветераны,
Речные кАтки поменяли на крытый каток.
Играют в хоккей но, другие совсем мальчуганы.
Но мы помним связку - Юрок и ВасËк.

Я уходил из дома на рассвете,
На лестнице не слышные шаги.
Всё то что меня связывало это,
Любовь, но мы её не сберегли

Как продолженье скорбного сюжета
Я уходил неслышно в никуда.
На поезд нет обратного билета,
Тебя я покидаю навсегда.

Ты провожать в то утро не хотела,
Слеза печальный взгляд заволокло.
Без силы подкосилися колени,
Смотрела в приоткрытое окно.

Уехал без надежды возвратиться,
Нам вместе находиться ни к чему.
Теперь она мне будет только сниться,
Как будто растворяяся в дыму.

Короче, я подьехал к Соль - Илецку,
Таксиста Акбулакского поймал.
Мне стало еë жалко не по детски,
И к вечеру я с нею зажигал.

Я уходил из дома на рассвете,
На лестнице чуть слышные шаги.
Нас связывает должность в райсовете
За ипотеку общие долги.

Степной орёл, как символ Акбулака,
Носитель птичьей красоты.
Ведь он единственный трудяга
Кто наблюдал за нами с высоты.

Он помнит наше детство золотое,
И нас сопливых, пацанят.
Когда довЕрили нам дело, непростое,
В траве выгуливать цыплят.

Нас жизнь трудиться приучала,
Когда их невозможно уберечь.
Тогда нам мама поручала, Цыплят тех на лужайке постеречь.

И мы служили беззаветно,
Когда орлы со скоростью экспресс.
Покачиваясь в небе незаметно,
Как "Мистершмидт" спускалися с небес.

Мы были теми же Орлами,
При нашей детской худобе.
Орëл мгновенно отступая,
Считал нас равными себе.

Прошли года, другие поколенья,
Другой освоили маршрут.
Устроились у бесов в услуженье,
Орлы здесь больше не живут.

С орлом соседствует отвага,
Все кто взлетает в мыслях высоко.
В эмблеме, герба или флага,
Вы не отыщите его.

Орлов всё больше приучают,
Свой выбор делать впопыхах.
Туда где чаще пропускают,
На полусогнутых ногах.

Степной орёл, нам вместо педагога,
Носитель птичьей красоты.
Единственный, кто после Бога,
За нами наблюдает с высоты.

С орлом соседствует отвага,
Все кто взлетает в мыслях высоко.
В эмблеме, герба или флага,
Вы не отыщите его.

С орлом соседствует отвага,
Но кто у нас взлетает высоко.
В эмблеме, герба или флага,
Не обнаружите его.

Степной орёл, как символ Акбулака,
Носитель птичьей красоты.
Ведь он единственный трудяга
Что наблюдал за нами с высоты.

Он помнит наше детство золотое,
И нас сопливых пацанят.
Когда довЕрили нам дело непростое,
В траве выгуливать цыплят.

Нас жизнь трудиться приучала,
Когда их невозможно уберечь.
Тогда нам мама поручала,
Цыпляток на лужайке постеречь.

И мы служили беззаветно,
Когда орëл со скоростью экспресс
Покачиваясь в небе незаметно,
Спускался коршуном, как ангел из небес.

Мы были теми же Орлами,
При нашей детской худобе.
Орлы мгновенно отступали,
Считая равными себе.

Прошли года, другие поколенья,
Другой освоили маршрут.
Устроились у бесов в услуженье,
Орлы здесь больше не живут.
За тёмных сил ведут сраженья.
Орлы здесь больше не живут.

С орлом соседствует отвага,
Но кто у нас взлетает высоко.
В эмблеме, герба или флага,
Не обнаружите его.

Когда по Акбулаку я гуляю,
Смотрю в глаза односельчан,
И очень часто замечаю,
Печаль в глазах Акбулакчан.

Ну, а когда на площади бываю
Смотрю в глаза односельчан.
И почему то вспоминаю,
Погибших на войне Акбулакчан.

Они ушли в бессмертье не прощаясь,
Как в неизвестность - навсегда.
Чтобы фашисты не топтались,
По нашим нивам никогда.

Их имена в названьях улиц,
На обелисках площадей.
Теперь без удивления встречаю,
Заплаканные лица матерей.

Теперь другие времена настали,
Об этом лучше промолчать.
И много есть ещё такого,
Об этом вслух не говорят.

Теперь я чаще запрещаю,
Себе, что невозможно запретить.
От перекрытой правды жизни.
Не стали меньше хоронить.

Когда по Акбулаку я гуляю,
Смотрю в глаза односельчан.
И почему то, чаще вспоминаю,
Пропавших на войне Акбулакчан.

За лет пятьсот до Рождества Христова,
В Эгейском море, острова Самос.
В семье иль рыбака, иль рыболова,
Родился Пифагор, и там же рос.

Согласно теореме Пифагора,
И нашей ленте новостной.
Квадрат гипотенузы, равен сумме,
Квадратов катетов - само собой.

Когда я в бронзе отливаю,
Чужой некомпетентности ущерб.
То часто Пифагора вспоминаю,
Когда смотрю на Акбулакский герб.

Поделка далека до эталона.
Догадка повергает в лёгкий шок.
Зачем на гЕрбе Акбулакского района ?
Вдруг появляется венок ?
И нафига нам царская корона,
Когда в бюджете ветерок.

Видать был автор необычным персонажем,
Что удалось в рисунке передать.
Ведь даже медвежатнику со стажем,
Ключи к замку не просто подобрать.

При незначительном масштабе,
Он был профессор, на словах.
Быть женихом хотел на каждой
свадьбе,
И быть покойником на всех похоронах.

Когда я в бронзе отливаю,
Чужой некомпетентности ущерб.
То часто Пифагора вспоминаю,
Когда смотрю на Акбулакский герб.

Где гравитация в стабильном постоянстве,
Толкает Землю в полюс холодов.
В межгалактическом пространстве,
Ушел в отставку Виктор Пирогов.

О том в районной стен - газете,
В забытом Богом уголке.
Прошла молва по всей планете,
В прощальном и прерывистом гудке.

Народ не долго сомневался,
Что бы бардак в районе прекратить,
По рассуждал, посовещался,
Решил другого пригласить.

Мы б Рюрика позвали на княженье,
Но он скончался в древние века.
Тогда и приняли решение,
Просить на царство Кузьмина.

Но так как всё решают депутаты,
Что от народа далеки.
Вы сами дали им мандаты,
Теперь и пожинаете плоды.

Мы к власти обращаемся с приветом,
Зачем обманывать себя.
Ведь результат известен всей планете,
Планете под названием Земля.

Что говорил народ им пофиг,
Вам объявляю итогО.
Сергей Владимирович ВязОвик,
Вот полюбуйтесь на него.

Тяжело мы сегодня вздыхаем,
Вспоминаем ушедших
друзей.
И все чаще теперь замечаем
Как становится в душах темней.

Все пытаются влезть в наши души,
Неугодное им запретить.
Затянуть дух свободы потуже.
Продолжая с экранов грозить.

Разрешают других ненавидеть,
Пребывать к благородству глухим.
Наши скудные души насытить
Лютой злобой к себе и другим.

Не погаснет прекрасное в людях,
Не устану о том говорить.
Даже лютый мороз не остудит,
О них светлую память хранить.

Мы сегодня друзей вспоминаем,
Всех замученных в тюрьмах людей.
Сокрушенно и тихо вздыхаем,
Становясь с каждым годом взрослей.

Мы сегодня любовь отмечаем,
Поздравляем любимых, друзей.
И всë чаще в себе замечаем,
Отрицание этих идей.

Все пытаются влезть в наши души,
День влюбленных хотят запретить.
Затянуть дух свободы потуже.
Продолжая с экранов грозить.

Разрешают других ненавидеть,
Пребывать к благородству глухим.
Наши скудные души насытить
Лютой злобой к себе и другим.

Не погаснет прекрасное в людях,
Не устану о том говорить.
Даже лютый мороз не остудит,
Нас любимыми быть, и любить.

С днем влюбленных друзей поздравляем,
Всех стремящихся к счастью людей.
Но давно и надолго изьяли,
Из сердец самозванных вождей.

Хочу по Акбулаку прогуляться,
С утра погода ничего
Да и в стихах поупражняться,
Застой не красил никого.

Жена вон смотрит телевизор,
Не пожелаю и врагам,
Там Соловьёв, как инквизитор,
Привычно ездит по ушам.

Пешком пройтись конечно склизко,
Душа устала от тоски.
Да и идти, не очень близко,
Пожалуй, вызову такси.

Там наверху усердно суетятся,
Кого главой района избирать
Судьбою нашей как распорядЯтся ?,
Нам остаётся только наблюдать.

Сейчас в районе как в могиле,
Движений нету никаких.
Мы медленно, хотя стабильно
Катиться продолжаем вниз.

Избрать из этой же колоды,
Где поголовно кумовья.
Мы только осложнИм невзгоды,
Нужна здесь свежая струя.

Я не хочу кого то славить,
Я не придворный консультант.
Но если КузьмИна поставить,
Пожалуй лучший вариант.

При нём какое то движенье,
В народе был энтузиазм.
Порядок был на загляденье,
Сейчас насмешки и сарказм.

Район заметно умирает,
Чтоб пробудиться ото сна.
Законный вывод возникает,
В район верните Кузьмина.

Сегодня, в одноклассниках, гуляя,
И отключив на средствах спецсигнал.
От дел неправедных страдая,
Ко мне забрёл московский генерал.

Он долго видео и клипы,
Смотрел, сердечки рисовал.
Его рыдания и всхлипы
Я третьим чувством, ощущал.

Затем он в комплиментах рассыпАлся,
Причëм внушительной длины
По клипам, песням - сам признался,
Он изучал историю страны.

Я был сражён , как Пушкин на дуэли,
Он как Дантес склонился надо мной.
Мели Емеля мол, твоя неделя,
Которой мол балУешься травой ?


Работаю всю жизнь в таксомоторной,
Среди таких же забулдЫг,
И вдруг совсем нерукотворный
Себе я памятник воздвиг.

Что " Ты мол птица крупного масштаба",
"Не знаешь даже как ты крут".
Надеюсь, в Академии Генштаба,
Меня теперь с руками оторвут.

Теперь бы точно бабушка Арина,
После такой атаки затяжной.
Послушав Генерала-гражданина,
Гордилась Пушкиным, и мной.

Сегодня мы с волненьем вспоминаем,
Погибших и живых Акбулакчан
Участниках в не по забытых войнах.
Прошедших в том числе Афганистан.

Они, ещë вчерашние мальчишки,
Из фильмов знавших о войне.
О подвигах читающие книжки,
Вдруг оказались с ней наедине.

В секретном боевом дозоре,
Под градом искромëтного свинца.
В извилистом Афганском коридоре,
Ковались души, плавились сердца.

Дамир ГафУрович Усманов,
Погиб в бою за высоту.
На век остался капитаном
На вечном боевом посту.

Погиб и Саша Крамаренко,
Бойца спасая - капитан.
ПанкОв же раненый смертельно,
Скончался от тяжёлых ран.

От них нам не дождаться внуков,
Что горько, тяжело вдвойне.
Ушёл в бессмертье Виктор Жуков
Как многие на той войне.

Ушли навечно Юрий Силкин.
А также Куянкужиков Максут,
Мы всех вас помним поимëнно,
И память ту не украдут.

Всё то что нас объединяет,
То невозможно изменить.
С Афганистаном нас соединяет,
От сердца к памяти, невидимая нить.

На главной площади Победы,
Высокая кирпичная стена.
Вы ей от нас отгородили беды,
В граните высечены ваши имена.

Сердца закованы в цементе,
Стучат под снегом и дождем
Они стоят на постаменте,
Пока мы помним, мы живём.

Во время путча в девяносто первом,
За партией закрылся занавес.
Инструктор партии - на срыве нервном,
Забрал с собой архив КПСС.

Инструкции, указы, заключенья,
Всë загрузил в бэушный "Шевроле.
Заветы Ленина, его же наставленья,
И даже копию "Декрета о земле".

Пока они в подполье отдыхают,
В стране наметился регресс.
Частенько он архивы вынимает,
Что б сверить линию ЦК КПСС.

Искал причины пораженья,
Подвергнул критики марксизм.
Что не построили, к большому сожаленью,
В восьмидесятом, коммунизм.

Причина оказалася банальной,
Ведь в кожаных тужурках - натощак.
Взамен квартиры коммунальной,
Построить можно лишь, Барак.

Вторя пророчеству Исаии ,
Перековать орало на мечи.
Они в Писании не много понимая,
Про копья позабыли и серпы.

В бане не был я, года четыре,
Ну а если точнее, лет семь.
И теперь только в ванне, в квартире,
Я себе наживаю проблем.

Боль в спине, мне мешает согнуться,
Спину не кому мне потереть.
Не могу до спины дотянуться,
Начинает под мышкой хрустеть.

На ногах отрастилися ногти,
Ладно хрен с ним, ведь я не жених.
Не хватает терпенья и злости,
Не могу дотянуться до них.

По ночам я, манеты чеканю,
По утрам просыпаюсь легко.
Но сегодня спою вам про баню, Что была, как, свернуть на Гайко.

Мужики посидеть там любили,
Провести час другой не спеша.
Свою водку с собой приносили,
Замутить в пивных кружках ерша.

Билет в баню был двадцать копеек,
Врачевал даже самых больных.
Полки, пар и берёзовый веник,
Исцелял от недугов любых.

Стал я слаб, как заезженный Мерин,
Стал я стар как трухлявый пенëк.
Был когда то, красив и уверен,
А теперь словно в горле комок.

Где найти это чудное средство,
И опять стариною тряхнуть.
И вернуть то счастливое детство,
Чтобы в баню опять просклизнуть.

В Акбулакском степном регионе,
Захотели избрать Кузьмина.
Оказалось, что в нашем районе,
Это в принципе сделать нельзя.

Ничего не получится братцы,
Раз такой нынче к делу подход.
И скажу без эмоций, но вкратце
Ничего не решает народ.

Там всё будут решать депутаты,
От народа они далеки.
Вы же сами им дали мандаты,
И теперь пожинайте плоды.

Один - два ничего не решают,
Большинство станут крепкой стеной.
Они с партией в ногу шагают.
Как те бляди, в Москве, на Тверской.

Поздно пить и бальзам и боржами,
Штурман наш, не туда повернул.
А в охваченном пламенем доме,
Бесполезно кричать "караул".

Я не буду уже мелочиться,
Выражаясь в понятных словах.
То, чему будут внуки стыдиться,
Происходит на наших глазах.

Новый год по планете шагает,
РаскалИлся в руках телефон.
Акбулакский район покидает,
Теперь бывший глава Пирогов.

"Что нам делать, мы стали сироты",
Суетится народ - лекторАт.
Вы друзья, запасайтесь поп-корном,
Всё за вас депутаты решат.

Я надеюсь умнейшие люди,
Вас не спросят как вы, то да сë.
Возмущайтесь и бейте посуду,
Депутаты согласны на всë.

Это ж что ж получается братцы ?,
Рот опять закрывать на засов.
Не творите там с бубнами танцы,
Нас спросите, в конце то концов.

По недавним опросам - замерам,
Вам любой подтвердит гражданин,
Победил бы с громадным отрывом,
Анатолий Андреич Кузьмин.

Не ступая на старые грабли,
Совершая кульбиты в прыжке.
Мы хотим чтоб вы личность избрали,
А не дохлую кошку в мешке.

Возвращался на днях из поездки,
Я заехал в один городок.
Здесь улыбки встречаются редко,
Их сдувает степной ветерок.

Думал я, на подсказку надеясь,
Разрешу этот трудный вопрос.
Но расчёт оказался неверным,
Раз за разом, летел под откос.

Видно люди иного пошиба,
Кто в погоне за длинным рублём.
После частых в стране перегибов,
Заселяли степной регион.

Опустив уголки капюшона,
Я пытался понять их мотив.
В километрах шести расположена зона,
Отразив на лице негатив.

В этой зоне цвета поменялись,
Пусть другие теперь посидят.
По словам отставных вертухаев,
В основном там узбеки сидят.

Тот кто часто бывал в Соль-Илецке,
Где прославленный "Чёрный дельфин".
В Акбулаке, скажу если честно,
Больше встретилось мрачных мужчин.

С появленьем железной дороги,
Проезжая с кардона, кардон.
Заселили проезжие урки,
В том числе Акбулакский район.

Люди разные здесь проезжали,
Непонятно какой контингент.
Может быть по дороге слезали,
Направляяся в хлебный Ташкент.

Им бы проще сойти с остановки,
Родниковой водички попить.
Но они оказались неловки,
В отъезжающий поезд вскочить.

Проезжало здесь много балласта,
Извините за грубость - пардон.
Отставали от поезда часто,
Не успев впрыгнуть в задний вагон.

Останавливался здесь Юлиус Фучик,
Много есть про него резюме.
Репортаж, что с петлëю на шее,
Написал он в нацистской тюрьме.

Проезжал и Никита Сергеич,
Тот который товарищ Хрущёв.
Люди вышли на встречу надеясь,
Он в окно помахал и ушел.

Проживал здесь писатель Правдухин,
Он тогда был ещё молодой.
Был учителем в школе - по слухам,
Не припомню когда и в какой.

Он эсЭром стал в ранние годы,
Был в симпатиях к Троцкому Льву.
Проповедовал счастья свободы,
Заступался за эту ж братву.

Жил тогда он с Сейфуллиной дамой,
По призванию был драматург,
Вот оно и окончилось драмой,
И она оказалось не вдруг.

Эта дама писала в газетах,
Одобряла частенько расстрел.
Заседала в различных советах,
Валерьяна взяла на прицел.

Не судите меня очень строго,
Я на фактах пишу, не со зла.
Вообщем, в августе тридцать седьмого,
Валерьяна она и сдала.

Ведь у нас на диктаторов мода,
Из их уст верим всяким словам.
А великое слово Свобода,
До сих пор чуждо нашим ушам.

Искал идеи по крупинкам,
Набрёл на группу невзначай.
Админом там работает, СкорЫнко,
СкорЫнко Света, девичья Баглай.

Мелькают старые картинки,
Из прежней жизни яркое досье.
Как будто бы протоптаны тропинки,
В двадцатый век, из фото-ателье.

Накатывая слезы умиленья,
Мелькают лица, даты, имена.
Уж выросло другое поколенье,
Другие наступили времена.

Учителей, что нам дорогу указали,
Слова воспринимаются острей.
Они наш взгляд сформировали.
Не забывайте тех учителей.

Гаврил Георгевич СоснОвин,
Черчение у нас преподавал.
Он на доске с полдюжины штуковин,
Обычно идеально рисовал.

"Друзья мои" заглядывая в лица,
Он обращался, будто давний кент.
И по отзывам бывшей ученицы,
Полнейший был интеллигент.

Я вспоминаю их с любовью,
РедькО, Вершинин и Петров,
Где завучем работал в первой школе,
Иван Иваныч СанжарОв.

Андрей Кузьмич пример для педагога,
В войну водивший грузовик
Преподаватель был от Бога,
Ещё и бывший фронтовик.

Фронтовиков проходит строй размерен,
У нас вели обычно классный час.
Сейчас они, я больше чем уверен,
С укором поглядели бы на нас.

Мелькают старые картинки,
Их прежней жизни яркое досье.
Как будто бы протоптаны тропинки,
В двадцатый век, из фото ателье.

Иисус Христос родился в Вифлееме,
Двадцать пятого, походу декабря,
У нас его обычно отмечают.
С шестого на седьмое января.

Как правило в ту ночь колядовали,
Народ входил без приглашенья в каждый дом.
Сейчас чтить Бога перестали,
Всё чаще закрываясь на засов.

Нам Бога заменяет лысый дядька,
А телевизор всем руководит,
Какие к черту нам калядки,
Главней до пенсии дожить.

Вы правильно меня поймите,
Нельзя молиться двум Богам.
Вы или крестики снимите,
Или трусы оденьте, скройте срам.

Сегодня был в Контакте, на страничке,
Друзей поздравил, новости узнал.
Включаю телевизор по привычки,
Который как лет восемь не включал.

Терпения хватило на минуту,
Переключаю на любой телеканал.
Там ненависть и ложь наполовину,
Взяла над разумом штурвал.

Нам Бога заменяет лысый дядька,
А телевизор всем руководит,
Какие к черту нам калядки,
Главней до пенсии дожить.

Когда я дома накосячу,
По телу пробегает холодок.
И чтоб перед глазами не маячить
Я выхожу гулять на пятачок.

Давно знакомые таксисты,
Куда мне надо отвезут.
Хотя они большие юмористы
Я обозначу свой маршрут.

По случаю до центра добираюсь,
Мы мчимся иногда во весь опор.
Попасть на эту улицу стараюсь,
Названия не знаю до сих пор.

Налево как и прежде перекрыто,
Скользим вдоль элеваторских основ,
А вот и площадь, тем и знаменита,
Что выступал здесь Юра Шатунов.

Я заплутал в семейной теореме,
Таксист нажми на стоп - сигнал
Видать от этого проблемы,
Что я давно у Юры не бывал.

Как часто мы уходим не прощаясь,
Обиды взрыв в душе не погасив.
В сиюминутной выгоде купаясь.
И возвращаемся когда не станет сил.

Мы после долгих странствий,
Вернулись вновь к родному очагу.
Где будем ждать тебя с любовью не погасшей,
А ты нас будешь ждать на берегу

Подавлен путч, утихли грозы
Парад суверенитЕтов начался.
Кому то радость, а кому то слëзы.
Разочарования неся.

Так и окончилася сказка,
Про развитОй социализм
Затем произошла развязка,
Страна вползла в капитализм.

Отдельно не приходят беды,
Тогда с флагштока над Кремлëм
Был спущен красный флаг Победы
И водрузился триколор.

А значит СССР распался,
Мы ж как обычно не причëм.
Ну вообщем, без страны остался,
Михал Сергеич Горбачёв.

Народ разбрëлся по бараком,
Не отстоял социализм.
Его накрыло словно мраком,
Всеобщим словом пофигизм.

И в Акбулаке нету смелых,
Уже известен их маршрут.
Приходят красные, за красных,
За белых, и за белых побегут.

Когда больницу сократили,
Бесчинству противостоя
На площадь двое выходили,
Михал Захарович и я.

Их нет теперь, кто без раздумий,
Без страха наше мненье защитит.
Михал Захарович не с нами,
А у меня здоровье барахлит.

Мы долго ждали коммунизма,
В восьмидесятом он пришëл.
Через два года умер Брежнев,
Пожалуй с этого начнём.

Пришел Андропов без раскачки,
Решил порядок навести.
Но очень скоро тоже умер,
Не смог реформы провести.

Черненко вскорости скончался,
За ним примчался фоэтон.
В народе это называлось, Пятилетка Пышных Похорон.

Прошли года мы постарели,
Но только если не хитрить.
Сегодня б многие хотели,
Ту пятилетку повторить.

Короче, Гонка на лафетах,
Смурное время, ни о чëм.
Как вдруг на голову свалился,
Михал Сергеич Горбачëв.

Разрядка, перестройка, гласность
Неслось с телеэкрана моего.
Уж сорок лет почти промчалось,
Я до сих пор не понял ничего.

Везде росло обилье дефицита,
Преобретали на толчках и на руках.
Лишь Акбулакская элита,
Имела всë в РАЙПО и на складАх.

Товары основные по талонам,
На масло, мясо, чай и порошОк.
А водку заменили самогоном,
Страна переживала страшный шок.

На выборах народных депутатов,
Где секретарь обкома КПСС.
Лишился депутатского мандата,
Профукав лейтенанту ВВС.

Акбулакчане недовольные бурчали,
И не грозил им штраф иль арест.
Отсутствию товаров в магазинах,
Они и выражали свой протест.

Да, коммунисты власть теряли,
О том сказать не побоюсь.
Ещë добавил им печали,
Так это августовский путч.

Поддавшись общей эйфории,
Их Боря Ельцин запретил.
Как первый президент России,
Он ей тогда руководил.

В горячке прихватив штиблеты,
Недавняя элита на местах.
Кто выкинул, кто спрятал партбилеты,
И тихо удалилась, восвоясь.

А верные заветам комсомольцы,
До корки изучившие Марксизм.
Наследники и Ленина питомцы,
Осваивать пошли капитализм.

Теперь уже седые партократы,
Кому уже давно за шестьдесят.
Поспешно превратились в демократов,
И нами до сих пор руководят.

Теперь уже седые комсомольцы,
Ведут меня в последний смертный бой.
А если проще, то под танки,
А ещё проще - на убой.

Ночь, улица, фонарь, Аптека,
Всë как у Блока, всё как встарь.
Прошло уже чуть больше века,
Аптека, улица, фонарь.

Когда приходят, первые морозы,
На землю падают увядшие листы.
Мир лжи достиг апофеоза,
О чëм сигналят обнажённые кресты.

Молчание ваше не оценят,
Мы вас ни в чем не убедим.
И Новый год вас не изменит,
Меняться нужно вам самим.

Когда приходят первые морозы,
На землю падают увядшие листы.
Их злобный мир достиг апофеоза,
О чëм сигналят Акбулакские кресты.

И сын и дочь, живущих не богато,
Опять не досчитаются отцов.
Голубоглазые девчата,
Своих друзей и пацанов.

Антоны, Игорьки и Саши,
Исчезнут, охраняя ваш покой.
Вы ж озабочены, как раньше,
Своих детей, карьерной высотой.

Молчание ваше не оценят,
Мы вас ни в чем не убедим.
И Новый год вас не изменит,
Меняться нужно вам самим.

Когда приходят первые морозы,
На землю падают увядшие листы.
Ваш злобный мир достиг апофеоза,
О чëм сигналят Акбулакские кресты.

Один страдает от истомы,
Другой от жизни суеты.
А я смотрю фотоальбомы,
Снимая с памяти пласты.

Наш городок матриархальный,
И чтоб узнать как здесь дела.
Пройдём по улице центральной,
Которой Кирова была.

Билетов нет, уже закрыта касса,
Мороз и зной стояли на дворе.
Стоим и мы, увидеть Фантомаса,
Где в главной роли Жан Марэ.

Ну а кому билеты не достались,
Поняв, что не удастся напролом.
Они как очумелые бросались,
Через дорогу в гастроном.

А кто с искусством незнакомы,
И если встретился дружбан.
Чтоб обсудить в семье разломы,
Предпочитали ресторан.

Короче, не было дилеммы,
Кому и что предпочитать
Поскольку не было проблемы,
Весь день в гаджетах зависать.

Гулянье было, но не часто,
Лишь чтоб активно отдохнуть,
А в основном народ рукастый,
Пахал не покладая рук.

И чтобы в этом убедиться,
Что я не сказочник, не лжец.
Попробуем переместиться,
Пройдёмся на другой конец.

Больница - центр состраданье,
Уже построена была.
А поликлиника как зданье,
В проекте очередь ждала.

Рождались дети, семьям в радость,
Врачи лечили зашибись.
А если проще - в Акбулаке,
Текла размеренная жизнь.

Маслозавод, кирпичный, почта,
Заготконтора, Опогат.
Перечислять не очень просто,
Гортоп и Пищекомбинат.

Райпо, Торгкуст и Птицекомплекс,
Сельхозэнерго, НГЧ.
Всë развалил товарищ ботокс,
Похуже чем при горбаче.

Когда мы были молодыми,
Не замечали всех невзгод.
Тогда прославился сырами,
Наш знаменитый Сырзавод.

Что только здесь не выпускалось,
Сыр, брынза, масло, молоко,
Кефир и ряженка плескались,
Как в половодье озерко.

Творог, мороженое, йогурт,
Теперь осталися в мечтах.
Составить пользу от двурогих,
Не хватит пальцев на руках.

Всё делалось для человека,
И так как сам работал там.
Прошло уже почти полвека,
Я помню всех по именам.