Свершилось чудо!.. Червь презренный,
Который прежде, под землей,
Плодясь в стыде и потаенно,
Не выползал на свет дневной;
Который знал в былые годы,
Что мог он только воровски
Губить богатой жизни всходы,
В тиши подтачивать ростки,–
Преобразясь, восстал из праха!
Ничтожный гад стал крупный зверь;
И, прежнего не зная страха,
Подчас пугает сам теперь.
Заговорив людскою речью,
Как звери сказочных времен,
Как бы природу человечью
Порой выказывает он.
Знать, с классицизмом воротился
Мифологический к нам век:
Ни жеребец, ни человек –
Кентавр в России народился.
Носясь то вдоль, то поперек
По нашим нивам, весям, градам;
Кидая грязью с резвых ног,
Взметая пыль, лягая задом,–
Когда он, бешеный, бежит,
То с конским ржанием, то с криком,
И топчет все в порыве диком,–
Сама земля под ним дрожит!..
И утомясь, но все же гордый,
Что совершил безумный бег,
С своей полуживотной морды
Он пеной фыркает на всех...
И все сторонятся, робея,
Чтоб он не мог кого-нибудь –
Приняв, конечно, за плебея –
Иль оплевать, или лягнуть.
В ляганье вся задача скрыта;
Вся сила – в мускулах ноги...
Какая ж мысль, давя мозги,
Приводит в действие копыта?
Судя по всем чертам лица,
Нет мысли! Кроме разве задней..
Зато природа жеребца
В нем совершенней и приглядней.
Что за хребет! и что за рост!
Налюбоваться мы не можем!
Как гордо он вздымает хвост,
Своею мыслию тревожим...
Иных мыслителей в Москве
Теперь, по-видимому, бесит,
Что, стать пытаясь во главе,
Кентавр меж нами куролесит.
Им злой почудился в нем дух;
Глядят вперед они тревожно...
С их стороны такой испуг
Мне непонятен. Невозможно
Играть бесплоднее в слова
Иль заблуждаться простодушней...
Ведь ты ж сама была, Москва,
Его заводскою конюшней!..
1870