Матвеева Новелла - Вечный всадник

    Так свежий островок безвредно
                 средь зыбей
    Цветет на влажной их пустыне
         Лермонтов

           I

Окно опять!
И спрыгивает снова
Он прямо в сад. И смотрит, присмирев,
На повороты горного витого
Пути в горах, за купами дерев

Конь под седлом уже стоит под дубом,
Но медлит О Н, лишь – руку на седло...
Нисходит вечер, верный тайным думам
Коня и дуб в одно пятно свело.

Последний отблеск тлел за серым вязом
(Тропа в горах как выроненный бич.)
Последний луч ответствовал отказом
Прошенью снизу: высшее постичь.

Прислушиваюсь к отголоскам странным
То, что Е М У, носителю огня,
Что гению казалось несказанным,
Тем несказанней станет для меня

Пытливой мыслью вечность атакуя,
Посмотришь – разбегаются слова...
Как те минуты рассказать могу я?
Их даже О Н улавливал едва!

Но если что неведомое
Мне
Так явственно в одном и том же снится
Упорно повторяющемся сне –
Так, значит, это было.
     Не сложиться
     (Хотя не знаю, где и как давно),
     Не быть на свете
               не могло оно.

           II

...Мне этот образ сердце жжет.
Но в грусти он своей – бесценен!
И свеж, и черен горизонт,
Когда Печорин иль Арбенин,
В надежде муку побороть,
Напрашиваются на беды,
Штурмуя все этапы.
               Вплоть
До полной (пирровой!) победы.

Ах, в каждом сердце есть мотив:
Неисцелимая досада.
Не допустить! Но, допустив,
Уж донести до смерти надо
Ее, как верную змею
(Что не уйдет – запомнит ласку!),
И оторвать – лишь на краю! –
Ее от раны, как повязку
Чудовищную... Ибо тот,

Кто средний путь предпочитает,
Кто боль в зачатке не убьет
И воспитать не воспитает,–
Тот будет жизнь по пустякам
Пинать в ожесточенье праздном,
Слепой к ее бесценным снам,
Но не глухой к ее соблазнам.

Спроси: а удался ль ему
Побег из внутреннего ада?
Скажи: кто принял бой, тому
Неверных радостей не надо.
Он ищет заповедный скит,
Где мысль и действие едины,
Где темный дуб распространит
Свои права на полдолины,

В пути приют скитальцу даст,
Стрелу грозы обезударит,
В ночи?
Рассвета первый пласт
Вершиной чуткою нашарит.
И, позабытое дотоль,
Там снова детство будет сниться,
И невоспитанная боль
Веленьям чести подчинится.

           III

За воздушной оторопью радости
Волок туч – надбровными изломами...
После долгой влажной в ве?ках тяжести –
Избавленье – с молниями-громами.

После дымки, дымки ослепления,–
Блеск разрыва – бомба узнавания.
Вдох гражданственности,
            выдох музыки –
Гнева с грустию чередование.

После пылких грез, восторга, трепета –
Взгляд поднять чугунно-вопросительный,
Рассмеяться беспардонным хохотом
Над мечтой единственной, спасительной!

   После иноходи
      в горы опрометью
   Улетает всадник
      в ночи?;
   Гневной проповедью,
      жаркой отповедью
   Строчек скачущих плачут
                 лучи...
   Шум грозовый ив да чинар
   По бокам, в ущельях-котлах...
   Заштрихован не дочерна?,
   Путь кремнистый светит
                 впотьмах.

А внизу, в долине ночной,
Карнавальных масок разброд.
(Иронично так
        за спиной
Мокрой шевельнул бахромой
Золотых огней разворот!)

   Вот копыта стали слышней,
   Черный грог зевнул,
         и уже?,
   Вея и?знизу,
               до ушей
   Музыка слабей достает...

А туман набирает мощь,
Подымается в полный рост!
Сколько свежести
     между масок и звезд
Уместила синяя
            ночь!
   Выше, выше вьется тропа,
   Камни в росах чище, белей...
   И уходит складка со лба
   С тенью ветра
         в верх тополей...

       ___________

...Царский зрак объехав по закраинам,
Слава утвердилась и усилилась.
Как звонка ты, бронзовая статуя! –
Из одних рукоплесканий вылилась!

   Но чем громче гомон почитания,
   Чем звончее бронза пьедестальная,
   Тем уклончивей,
     тем неразборчивей
   Имя дольное,
      фигура дальняя;
   Тем суровее, тем несговорчивей
   Чистая душа, душа печальная.