О. Ф. Берггольц
Я нес ее в госпиталь. Пела
Сирена в потемках отбой,
И зарево после обстрела
Горело над черной Невой.
Была она, словно пушинка,
Безвольна, легка и слаба.
Сползла на затылок косынка
С прозрачного детского лба.
И мука бесцветные губы
Смертельным огнем запекла.
Сквозь белые сжатые зубы
Багровая струйка текла.
И капала тонко и мелко
На кафель капелью огня.
В приемном покое сиделка
Взяла эту жизнь у меня.
И жизнь приоткрыла ресницы,
Сверкнула подобно лучу,
Сказала мне голосом птицы:
– А я умирать не хочу...
И слабенький голос заполнил
Мое существо, как обвал.
Я памятью сердца запомнил
Лица воскового овал.
Жизнь хлещет метелью. И с краю
Летят верстовые столбы.
И я никогда не узнаю
Блокадной девчонки судьбы.
Осталась в живых она, нет ли?
Не видно в тумане лица.
Дороги запутаны. Петли
На петли легли без конца.
Но дело не в этом, не в этом.
Я с новой заботой лечу.
И слышу откуда-то, где-то:
– А я умирать не хочу...
и мне не уйти, не забыться.
Не сбросить тревоги кольцо.
Мне видится четко на лицах
Ее восковое лицо.
Как будто бы в дымке рассвета,
В неведомых мне округах,
Тревожная наша планета
Лежит у меня на руках.
И сердце пульсирует мелко,
Дрожит под моею рукой.
Я сам ее врач, и сиделка,
И тихий приемный покой.
И мне начинать перевязку,
Всю ночь в изголовье сидеть,
Рассказывать старую сказку,
С январской метелью седеть.
Глядеть на созвездья иные
Глазами земными в века.
И слушать всю ночь позывные
Бессмертного сердца. Пока,
Пока она глаз не покажет,
И не улыбнется в тени,
И мне благодарно не скажет:
– Довольно. Иди отдохни.
1964