Апухтин Алексей - Сумасшедший

Садитесь, я вам рад. Откиньте всякий страх
   И можете держать себя свободно,
Я разрешаю вам. Вы знаете, на днях
   Я королем был избран всенародно,
Но это всё равно. Смущают мысль мою
Все эти почести, приветствия, поклоны...
      Я день и ночь пишу законы
Для счастья подданных и очень устаю.
Как вам моя понравилась столица?
Вы из далеких стран? А впрочем, ваши лица
Напоминают мне знакомые черты,
Как будто я встречал, имен еще не зная,
Вас где-то, там, давно...
         Ах, Маша, это ты?
О милая, родная, дорогая!
Ну, обними меня, как счастлив я, как рад!
   И Коля... здравствуй, милый брат!
Вы не поверите, как хорошо мне с вами,
Как мне легко теперь! Но что с тобой, Мари?
Как ты осунулась... страдаешь всё глазами?
   Садись ко мне поближе, говори,
   Что наша Оля? Всё растет? Здорова?
   О, Господи! Что дал бы я, чтоб снова
Расцеловать ее, прижать к моей груди...
Ты приведешь ее?.. Нет, нет, не приводи!
   Расплачется, пожалуй, не узнает,
Как, помнишь, было раз... А ты теперь о чем
Рыдаешь? Перестань! Ты видишь, молодцом
   Я стал совсем, и доктор уверяет,
      Что это легкий рецидив,
Что скоро всё пройдет, что нужно лишь терпенье.
О да, я терпелив, я очень терпелив,
Но всё-таки... за что? В чем наше преступленье?..
Что дед мой болен был, что болен был отец,
Что этим призраком меня пугали с детства,–
Так что ж из этого? Я мог же, наконец,
   Не получить проклятого наследства!..
Так много лет прошло, и жили мы с тобой
Так дружно, хорошо, и всё нам улыбалось...
Как это началось? Да, летом, в сильный зной,
Мы рвали васильки, и вдруг мне показалось...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

     Да, васильки, васильки...
     Много мелькало их в поле...
     Помнишь, до самой реки
     Мы их сбирали для Оли.

     Олечка бросит цветок
     В реку, головку наклонит...
     «Папа,– кричит,– василек
     Мой поплывет, не утонет?!»

     Я ее на руки брал,
     В глазки смотрел голубые,
     Ножки ее целовал,
     Бледные ножки, худые.

     Как эти дни далеки...
     Долго ль томиться я буду?
     Всё васильки, васильки,
     Красные, желтые всюду...

     Видишь, торчат на стене,
     Слышишь, сбегают по крыше,
     Вот подползают ко мне,
     Лезут всё выше и выше...

     Слышишь, смеются они...
     Боже, за что эти муки?
     Маша, спаси, отгони,
     Крепче сожми мои руки!

     Поздно! Вошли, ворвались,
     Стали стеной между нами,
     В голову так и впились,
     Колют ее лепестками.

     Рвется вся грудь от тоски...
     Боже! куда мне деваться?
     Всё васильки, васильки...
     Как они смеют смеяться?
     . . . . . . . . . . . .

Однако что же вы сидите предо мной?
Как смеете смотреть вы дерзкими глазами?
Вы избалованы моею добротой,
Но всё же я король, и я расправлюсь с вами!
Довольно вам держать меня в плену, в тюрьме!
Для этого меня безумным вы признали...
Так я вам докажу, что я в своем уме:
Ты мне жена, а ты – ты брат ее... Что, взяли?
Я справедлив, но строг. Ты будешь казнена.
Что, не понравилось? Бледнеешь от боязни?
Что делать, милая, недаром вся страна
Давно уж требует твоей позорной казни!
Но, впрочем, может быть, смягчу я приговор
И благости пример подам родному краю.
Я не за казни, нет, все эти казни – вздор.
Я взвешу, посмотрю, подумаю... не знаю...
      Эй, стража, люди, кто-нибудь!
      Гони их в шею всех, мне надо
   Быть одному... Вперед же не забудь:
   Сюда никто не входит без доклада.

1890