Подражания

Вслед гляжу я обязательно,
как, нисколько не устав,
девка вертит обаятельно
тазоветреный сустав.
©И.Губерман.
#####
Тверком, изысканно манящим,
девки манят нас всегда,
взглядом, натуру изводящим,
в них впиваются глаза.

(по мотивам С.Чёрного "Утром")

Призрачный день, муторный день
Скачет антилопою гну -
С коллегами лаюсь!
Мыслей полно, думать мне лень
Тянет тревога часто ко дну
Не изумляюсь.
Вновь день прошёл, вновь обошёл
Весь шар земной я в округе
Что же дальше?
Бумажный смог снова в чертог
Всех загоняет потешно
Тонет он в море фальши.

(одноимённо по мотивам С.Чёрного)

Здравствуй, Муза! Я - твой пленник
Хочешь с блюдечка халвы?
Чуткий, дерзкий современник
Не чураюсь я молвы.

Обитаешь ты далече
Уж присядь и отдохни
Словно тризною на вече
Опечальнены все дни.

Круговерть из дел и смрада
Обволакивает вдруг
Где найти же мне камрада,
Чтобы вмиг пропал испуг?

Вот придёшь ты, зазывая,
На богатый, дивный пир,
Там из рифм лежит, блистая,
Твой душевный, тёплый мир.

Словеса перебирая,
Ощущаю я прилив
Неги с края и до края
Вот он, чудо-позитив!

Улыбнёшься ты с хитринкой,
Пожуришь за лишний пыл
И промолвишь чуть с запинкой:
"Ты пиши, чего застыл?!"

Все творческие шумные союзы
основаны на трезвой и неглупой
надежде изнасилованья Музы
со средствами негодными, но группой.
©И.Губерман.
*****
Как кружевные тонкие рейтузы
пииты обдирают коллективно
стихи с почти что одуревшей Музы,
пытаясь насладиться примитивно.

Жизнь - одоление материи,
пространства, времени, природы,
а не кретинства, лицемерия
и хамства гнилостной породы.
©И.Губерман.
***
"Отнюдь" - скажу я вам классически -
"без оных качеств жизни нету!"
и улыбнусь философически,
глядя в хабальник интернету.

(по мотивам "В этой маленькой комнате всё по-старому" И.Бродского)

Хаотично-блёкло всплывают события
в мозгу, что наполнен всякой всячиной -
это как в честь корабля прибытия
от толпы чуть веет пустячиной.

Всё, что было, ценность свою имеет,
но не исчезнет потерь жалость;
сердце часто, пугая, каменеет,
от признанья, что осталась малость.

Опытным путём доказано чётко и намеренно,
что любые метанья не бесполезны:
в них надо бросаться крайне уверенно,
чтоб стоять уже мудрым у бездны.

Вроде и ведёшь себя порою по-братски, надёжно,
прикрывая все тылы незабвенно,
однако же ход жизни порхает тревожно,
изумляя зигзагом смиренно.

Дураки вечно на своих ошибках учатся -
вот так молва людская гласит, уверяя,
но и умным приходится помучиться,
деловито в носу ковыряя.

Настроенье, увы, нельзя накапливать,
опыт, увы, не всегда панацея,
если крышу вдруг начнёт подтапливать,
словно привянет эхинацея.

"Что это?" - озадачу я Вселенную -
"Для чего-то же всё породила,
видя страсть нашу супернетленную
почему же нам не подфартила?".

(по мотивам "Натюрморт" Л.Лосева)

...Который год призывный тон афиш
вещает про столичных трупп набеги,
и голуби ехидно каплят с крыш,
внося в анонсы свежие хэштеги, —
ценнее появленье пошлой неги
всем тем, кто образует высший свет:
искусства нет, но...тянет вдруг в буфет
и стынут возле входа "Туареги".

Покуда Мельпомена и Евтерпа
в кулисах парковали тарантас,
а публика грудным стенаньем нерва
настройки подбирала под экстаз,
и щеголяли друг пред дружкой дерзко
владелицы брильянтов и шелков
на фоне пресловутого гротеска
/он пёр от их пузатых кошельков/,
я понимал: какие к чёрту пьески,
к чему нам классиков немой укор,
когда и "королевны", и "принцесски"
разнузданно ведут свой разговор —
театра прежних лет волнения
п/р/отухли в бездне просвещения.

Смеркается. Дыханье затая,
зал хищным взором поглощает сцену;
мобильники созвучьем хрусталя
то тут, то там толкают на измену
сей атмосфере красочных подмостков —
ах, вот и томных гениев антре:
вид полупьяный, будто в кабаре,
в чудесном обрамлении обносков.

Но...Захолустье же.
Простительно,
однако.

Возьмёт в нём умудрённый сразу в толк,
где что почём и нечего кривиться,
есть контрамарки, есть смурные лица
и есть обязанность исполнить долг:
заслуженных артистов чтить при жизни,
в короткий век успеть наверняка
воспользоваться прелестью хапка,
чтоб вся семья печалилась на тризне.

И...Гурт столичный.
Диктатура
мод.

Его же представитель разухабист,
талантом облучая бренный мир
/за гонорар и трагик, и сатир/, —
ты только позови, а он покамест
печальки грусть развеет чрез круизы,
народа тьму порой в сердцах кляня
в попытках звякнуть тонкостью вранья —
ведь в этом проявленье антрепризы?

Пожалуй, размышлений холост ход:
"Не верю!" — квинтэссенций хоровод...

(по мотивам "Странно..." И.Северянина)

Мы снуём, словно зомби, безрадостно
по одной из удобных планет,
упиваясь тревогою тягостно
от того, что в нас счастия нет.

Хватит врать и ссылаться на трудности,
сны читать, обещанья давать;
начинать нужно с личной пробудности
креативом округу смущать.

Цикл жизни стремится к исходникам,
не забыв измельчить бытие;
отнесём же себя к неугодникам -
к тем, кто чтит изнутри питие.

Разобраться в себе не мешало бы
и понять, что важнее всего:
дух скитаний и скрип старой палубы
либо тишь да вокруг никого.

Когда кому-то что-то лгу,
таким азартом я палим,
что сам угнаться не могу
за изолжением моим.
©И.Губерман
***
Фантазией блестит враньё,
искрится фейерверком ложь:
видать, всё это не моё,
однако с правдой не уснёшь.

Закочунилась золенька сурешняя латостью.
Взостенилось полнушко изное, пирость шаруя кону крошному.
Бедерок вёкенький посипывал турозки-тумочки, мазинки-олужки та кавушку-нумавушку.
Зачепенали мустрики златкогорозые в утраду всей живнице.
Либята! Шви, хатуйся ойтуменушке вокрестностной!
Зашкантыпали как-то по раце зелебляной в чущу лезовитую шкендрики пуйкие со шкундричками змарными по гирпы-яхонды.
Ахась, ой ли.
Чуща знавилась не токмо гирпов-яхонд успешками, но долвою снутною про туков маростных, что вету приаканивают. Так олоть не курнявой зныла - не восперилась долвою та в чущу взветрилась беспетешно.
Гирпок за гирпок, яхондка за яхондкой - заболтились дуязки берескутковые.
Эхто, гирпы та яхонды - стухонтища! Ни уйства, ни бокоти.
Холоходами с гострищами ламенными доконалились гирпники-яхондники: брыг-згок, брыг-згок, брыг-згок. Личины забунцовелись, бзори заплексались от гудежа паткого.
Потешкались шкендрики злияньями гремкими, замятив ими та шкундричек-хохмонтушек - справчились все вупороть.
Зацем опшиманцы бакостные сопроваживали олотежь.
Полохи агнивные бетренно раздудымкались, потрапезнивали житое тамоди: та древки, та жуженцев, та мустричков, та животу малькую-польшую.
Бесельища длянкались весь дзень-дзенский блодь до жмурмерек замостных.
Прикутинилась житность лезовитая от схума, ама та асврата олотского - изнепожилась чуща, аж сляту не!
Растрасилась чулять бьянкая по чуще, пунхаясь:
- А-о, а-о, а-о!
Всё лупше та лупше лезистость её сваркивала меж собою, всё стечнее та стечнее им збычивалось.
Вздрык! Мустрички чупасенькие заблунькали стайностью, злонко-злонко зашепетали, устримая тек-тук та нахивая из чущи тлопушку.
Успемались шкендрики, подтреманивали блёзлых шкундричек, пристанно по шепету мустричковому та опрастинились вакурат подле полода томкого.
А мустрички, охломонаду всю окаянную зачеканивши, насимь петли та очученились мурдзиками величитой со слептышей норких - так это дуки те, хмарь, с щерью кустрявой, лыские, без бядок.
Тлыгали, мавракали мурдзики, цоркая олотежь орком едственным на лбище щерявом.
- О-ла, о-ла, о-ла! То хмарь, хмарь анчутковая! Па-зи-те, па-зи-те, па-зи-те! - зопила голосопато олоть ляцкая.
На зоп олоти мурдзиков припавнилось. Зачапкали оне зопущих за нуки-роки та схронкнули ихи белеса чумкие в томкость полода до полсетней туши!
С тех ходын в чуще той миртяне не подаскунничали та живницу зазря не кробили.
Ой, снукайте кутань энту та уну-расуну настромайтесь, стрибожьтесь за живницу, а хмарь анчутковую туруной холонитесь.

У моря, как поведал Пушкин,
Во времена былые те,
Старик там со своей старушкой
Жил в беспросветной нищете.

Давно уже их сгнили кости
И тех времён развеян прах.
У моря уж другие гости
Мечтают о морских дарах.

Теперь у моря новый русский,
Топыря пальцы, правит бал.
Волосьев нет и лобик узкий,
В "струю" ж единожды попал.

Подростком он, щипач по духу,
Ловил в карманах "воробьёв",
Жевал и сплёвывал макуху,
Когда бывал удачным клёв.

Потом в СИЗО хлебал баланду,
Лежал на нарах, как старпер,
А вышел срок - возглавил банду,
И вот теперь миллиардер!

Он по понятиям, в законе
Давно король, а не валет.
Бабло в офшорах узаконил
И средь братвы - авторитет.

Он, кроме русского, по фене
Вполне прилично говорит.
Есть переводчик - пачка денег,
А в новом паспорте - иврит.

Есть нефть, есть золото, алмазы,
Есть шевеление в штанах...
Он всех купил бы девок разом,
Но надоели, ну их на..!

Всего так много накопилось...
И имя звучное - Крутой!
Решил он спьяну сделать милость:
Отдать всё... рыбке золотой.

И мысль порой такая гложет:
Ведь до сих пор я холостой.
Коль рыбка всё на свете может,
Пусть бабой станет золотой!

На тачке он подъехал к морю,
Брильянт повесил на блесну,
Чтоб род Крутого не позорить.
Прилёг у камня и... уснул.

Вдруг глядь, на камушке соседнем
Русалка -девица сидит
И бриллиант на пальце среднем
Так ослепительно блестит.

- Эй, ты, хвостатая шалава,
Тебя в невесты я не звал.
Могу нечаянно и схавать -
Я не таких ещё жевал!

- Закрой, мой милый, амбразуру
И не веди такой базар,
Ты не имей меня за дуру,
Умерь свой грёбаный азарт.

Мужик, растяпа, простофиля!
Не будет рыбки никакой.
Всех олигархи окрутили,
Им предан нынче царь морской.

Златая рыбка в рабстве тоже
Под стражей жирного кота,
И ничего уже не может,
А в море нынче - нищета!

Меня же извела кручина
И стали дни мои горьки:
Средь олигархов нет мужчины -
Одни сплошные мудаки!

Ну, что сидишь, какого хрена?
Давай сюда свой самолёт.
С твоим баблом и я Царевна,
Способна даже на залёт.

Крутой обгадился вкрутую,
(На это дело он мастак).
Хотел он рыбку золотую,
Да получилось всё не так...

Русалка ж стала ещё круче,
Взяла над новым русским власть.
Взмахнула вдруг хвостом могучим
И по моргалам громко - хляясть!

Как истукан, встал перед рыбой,
Гудит извилина в мозгу...
Не по нутру ему сей выбор,
А сам пред нею ни гу-гу...

Схватить так хочется за жабры
И на постели потеснить...
Угомонить телесный жар бы...
Пускай с хвостом, да хутор с ним!

Решил Крутой, чтоб быть смелее,
Залить свой бункер коньяком.
Ведь с пьяных глаз и вошь милее -
Потом не помнишь, кто на ком...

Проснулся утром. Бля...рыбалка...
Ведь вспомнил, всё же не дурак,
Что надругался над Русалкой,
Но вот не вспомнит, чем и как...

И пил Крутой с тех пор неслабо,
Вставал с утра не с той ноги...
Русалка снилась, а не баба...
Корыто, хижина, долги...

(по мотивам "С видом на море" И.Бродского)

I.

Май. Воздуха порывы
резки и неприятно хладны.
Былые тают позитивы,
хоть настроения парадны,
но уж не те, что раньше. Клич,
что брошен был призывно властью,
напоминает пошлый китч;
сомнением - краплёной мастью,
увлечены игрою вдруг
серьёзно зрители вокруг.

II.

Смартфон. Вай-фай. Почти зима.
И пальцев беготня по кругу
от рифм эфирных кутерьма
так надоедлива. Как другу
себе доверюсь - чуть рискну,
в самокопаньи ошалевши,
не время мне идти ко дну,
духовной пищи переевши.
А посему продолжу жить,
ведь нужно кем-то в жизни быть.

III.

Надует с запада циклон
прохладу нежным, дивным током
и небо снегу шлёт поклон,
не забывая слыть пророком;
кумир в трусах бредёт в сортир
ополоснуть свой лик суровый
и на фаянсе смыть пунктир,
всемерно к желтизне готовый,
пора уж в день-деньской вползать
и в чехарде свой мир прознать.

IV.

Настроив на лице видок
(так, деловым пусть он зовётся),
скользит в причаливший челнок
и в жёсткий драйв там окунётся;
заплыть он может за буйки,
ополоуметь от напряга,
а снег не дремлет от тоски -
он всё идёт, идёт, трудяга,
и люд на глиняных ногах
понуро ковыляет нах.

V.

Регаты ход идёт к концу,
челнок сей к брегу прибывает,
но не иймётся сорванцу -
он снова земли открывает:
в них новых лиц и войн полно,
высот до пика Эвереста.
Увы, расписана давно
любая роль любого квеста.
Старается, меняет тон,
давно настроен камертон.

VI.

Любое море есть муссон,
который освежает шквалом
эмоций, волн, что в унисон
врачуют души громким балом,
где грациозно в па-де-де
вальсируют воспоминанья
и словно привкус каркаде
рецепторам всем шлют посланья
о бренности житья-бытья
и опостылости нытья.

VII.

Пейзаж здесь вовсе не простой:
континентальность изуверски
стучится в душу на постой
и даже климат жжёт имперски.
Лишь Волги ход спокойный мил
и Жигулей массив парящий
затмят сиянье всех светил,
даруя нам котёл бурлящий.
Веками волжский разный люд
малюет судьбами этюд.

VIII.

Когда, извольте, карантин
и отпуск, стало быть, не светел
где ж взять волны морской сатин
да чтоб никто и не заметил?
Создай прилив. Ты полон сил,
энергетические токи
вершат движенье мимо рыл,
чьи эфемерны экивоки,
так что плыви ты не спеша,
ведь жизнь не стоит ни гроша.

(по мотивам Ю.Левитанского)

Каждый выбирает для себя
юмор, философию, дорогу,
нервно мозжечок свой теребя,
патом увлекаясь понемногу.

Каждый выбирает по себе
рефлексию, уровень исканий,
растворяя смысл в людской гурьбе,
стимулируя поток признаний.

Каждый выбирает вне себя
шум толпы и ропот обсужденья,
никого особо не виня,
допуская внутрь чуток сомненья.

Каждому необходимо жить
так, как позволяет ему совесть;
надо нам прошедшее забыть,
как прекрасно считанную повесть.

Слёз поток уже нам не вернуть,
с влагою приходит осознанье:
каждый выбирает право гнуть
собственное эго-очертанье.

Унылая, пора.
И чьё очарование?
Зашла твоя печальная роса.
В траншеи в темноте прохожих попадание.
Под звуки музыки отвязная туса.
В сознанье - ветра гул да ложное стенание.
Маразмом свежим наполняем паруса.
Где квёлый солнца луч?
Где розовые грёзы?
Спешим утешиться, роняя робко слёзы.

А ночь тиха. Тиха в столице ночь.
Ни шороха, ни отзвука, ни мата
Ни музыки дурацкой во всю мощь
Ни грохота пальбы из автомата

Ни скрипа петель, визга тормозов
Ни лая свор, ни свиста из подземки
Ни пьяных драк, разборок мужиков
На стройке рядом после пересменки

Ну как в степи безжизненной точь в точь
Не прожужжит над ухом даже муха
Как речка Дон тиха в столице ночь
Лишь за стеной какая порнуха

Бездвижим мир. Тиха в столице ночь
Поп-звезд как кур. Талантами не блещут
Без гласа им себя не превозмочь
А под фанеру так не рукоплещут
Наивным малым хочется как встарь
Напьются водки в тяжком размышленьи
Еще чуть-чуть. Проснется в них бунтарь
И запоет как щедрик, без сомненья.
Но мордой в стол. На улице фонарь
Прошло всего какие-то полвека
Вот раньше генеральный секретарь,
Дает добро и станешь человеком
Гастрольный тур. Аренда. Стадион
Поддержка прессы. Радио-спектакли
Такой как ты, один на миллион
И щас один. Без денег, без ансамбля
Бездвижим мир. Тиха в столице ночь
Висит ярмом на шее ипотека
Забыть про всё. Бежать отсюда прочь
Здорово, брат! Скажи-ка, где аптека?!

Ты прекрасна и неприступна.
Хотя и мало кому доступна.
Но мне хотелось увидеть тебя в живую.
Но интернет показывает тебя в слепую.

Ты короля рок-н-ролла дочь
От тебя он ушёл в ночь
Но знай что любил он тебя
Вчетвером вы были семья.

Шут жить в своих песнях остался.
Им долгие годы народ восхищался
Он 9 жизней имел как кошка
Когда он умер в руке у него была ложка

Оставил он свое наследие навсегда.
В русском роке он был звезда
Песни писал прекрасные.
Для фанатов всегда классные

Его песни слушают взрослые и дети.
Эти песни идут по планете
Они многим пришлись по сердцу
Хоть он задавал всем перцу

Твои песни остались на этом свете
А также ещё в интернете.

Вам, играющим за партией партию,
Не помнящим игр матерей и отцов.
Как можно сравнить всю консольную братию
С поколением ПК-шных молодцов?

Вам ли, рабам консолей убогим,
Рассуждать, как играть на ПК?
Сейчас в «Батлфилд» оторвало ноги
У неопытного игрока.

Если бы он, приведённый на убой,
Вдруг увидел израненный,
Как консольный игрок, увлечённый игрой,
Целится на геймпадине!

Вам ли, поклонникам «Сони» и «Бокса»,
Игры пилить в угоду?
Пусть разрабы лучше обдолбятся коксом,
Работать идут на заводы!

Когда седая старость глубока
Испорчены навеки слух и зрения
Тогда нет лучшей темы для стиха
Пиши давай про перевозбуждение

Неважно, что испортился гормон
Давление больше, чем у безбилетника
Кому-то секс, кому-то яркий сон
Как исповедь слепого проповедника

Не думай. Не тяни. А возбудись
Пусть в голове моча обыкновенная
Эротика и бабы - это жизнь
От первого мгновения до последнего

Придёт мечта большая, как глоток
И как плевок в ответ от собеседника
Всего-то нужно просто вспомнить долг
Обязанность прямую про наследника

Когда седая старость глубока
То глупо ждать хулы и возмущения
Чего им взять с больного старика
Пиши назло про перевозбуждение