Безмолвный мир, сокрытый в белом,
На склонах горного хребта…
Их штурмовать дано лишь смелым,
Но вот вернуться не всегда.

На склонах гор, сокрытых в белом,
Нашли последний свой покой
Все те, кто был не просто смелым,
А кто любил их всей душой.

Меняют облик города,
И то, что было здесь когда-то,
Иным представили года,
Но в тех же старых координатах.

И сердце жалобно тоскует,
И не понятно, от чего -
Толь от утраченного всуе,
Иль просто облика всего.

Я накричал на бедного кота
За то, что утром съел мою котлету.
Жена сказала, посмотрев в мои глаза:
«Тебе решить проблему надо эту!

Что б ты отныне жил без раздраженья,
Сходи к психологу, глядишь, тебе поможет»
Я поразмыслил, полный изумленья…
Схожу, коль это так жену тревожит.

Пришел, уселся в кресле поудобней,
И вот вопрос: «Что вас сейчас тревожит?»
Я объяснил, как мог, весьма подробно,
Что та котлета душу мою гложет.

Психолог явно был весьма научен,
Спокойно выслушал, вонзив в меня свой взор.
«Кем ощущаете себя – вопрос он мне озвучил –
Вы огурец, банан иль помидор?»

Я в замешательстве не знал, что и ответить;
Я ощущал себя, как выжитый лимон,
Но вспомнил вмиг о съеденной котлете...
«Банан» - ответил я, слегка понизив тон.

«Вот именно! Отсюда ваши беды!» -
Воскликнул он, взглянув в мои глаза.
И напоследок этой вот беседы
Сказал: «Не надо быть бананом никогда».

Отдал ему тогда я всю зарплату,
И вмиг домой иным я поспешил.
Погладил котика, пожал его я лапу.
Мяукнул он - видать, меня простил.

И впредь, когда я снова наблюдаю,
Как этот кот котлету мою жрет
«Я не банан» – спокойно повторяю,
И улыбаюсь. Пусть себе живет.

Что принесет девятый вал
Над безысходностью бездонной…
Чьи воды волн безумный гвалт
Разносят, ветром подкрепленный.

Где в ярой силе неподвластной
Не предсказуемый финал,
А в свете туч багрово-красных
Все ближе к ним девятый вал.

Но нам финал, увы, не ясен.
И холст момент лишь отразил.
Но в том то он так и прекрасен,
Что тайну это сохранил.

И если мыслить по-другому -
Мы все в пучине своих вод;
И вал девятый с ярым громом
Не чужд для нас в момент невзгод.

Начало каждого стиха -
Лишь белый лист.
Он идеален на века,
Пока он чист.

Когда уснет промерзший ливень
В холодной буре октября,
Где листья, по ветру паря,
Ложатся на душу печалью.

Когда умрет последний день,
Что пронесет остаток лета,
Напомнит мир собой аскета,
И обнажится серой далью.

Мама на ночь сказку дочке
Прочитала, уложила,
И целуя дочку в щечку,
Мама лампу погасила.
И тихонечько ушла -
Маму ждут еще дела.

Только дочка спать не может -
Темнота ее страшит.
«Ай, вон там, я слышу, кто же
Тихо, страшно так шуршит…
Неужель пришел за мной
Монстр страшный, монстр злой?»

За окном на миг из тучи
Вылез месяц в темноте,
И пробившись, бледный лучик
Тень отбросил на стене.
И в испуге детка сжалась,
Тень большую испугалась.

Но опять, уйдя за тучи,
Месяц свет с собой забрал.
Но вопрос заставил мучить -
«Чья ж та тень, кто б рассказал…»
И в воображенье снова
Видит монстра очень злого.

Тут еще и скрип раздался -
Явно форточка скрипит.
«Неужели кто пробрался
В мою спальню и молчит…»
«Мама, мама, приходи!
Мама, мама, помоги!»

Мама в страхе прибежала
И включила в спальне свет,
Крепко доченьку прижала:
«Что случилось? Дай ответ.»
Дочка хитро улыбнулась:
«Монстры тут, вот и проснулась.»

Улыбнулась мама тоже:
«Никого здесь, дочка, нет.
Осмотрись, тебе поможет
Убедиться в этом свет».
Дочка к краю быстро села,
Свою спальню оглядела.

Не нашла чудовищ Маша,
Все в фантазии лишь детской,
Скрип окна уже не страшен,
И играет с занавеской
Ветерок, слегка шурша,
Больше детку не страша.

Тень - и вовсе от комода,
Монстров и в помине нет.
Значит нечего бояться!
«Выключай мне, мама, свет!»
Мама дочку уложила
И светильник погасила.
Глазки девочка сомкнула,
И спокойным сном уснула.

И с тех пор малышка знает -
Монстров нету в темноте.
Все они живут, пугают
Только в детской голове.

Весело свинка по лужам гуляет,
То ляжет, то сядет - то этак, то так…
И, вся, перепачкавшись, томно зевает,
Ложиться и в луже она засыпает,
И видит отрывки кошмарного сна.
Ей снится река, в ней резвятся овечки,
Телята, цыплята, козлята, утята,
И свинку зовут поиграть с ними в речке,
Но в страхе забилось у свинки сердечко,
И в ужасе полном проснулась она.
Потом оглядевшись, вздохнула спокойно -
Это лишь сон… Ведь приснится ж такое…

На что мы только и не ропщем постоянно,
Сгущая краски над прекрасным настоящим...
Когда не получаем мы мечту, что так желанна;
Когда едва заметный груз проблемы тащим.

Он говорил, томясь в коляске инвалидной,
Простую истину - "А жить то надо".
Но не ругал судьбу и жизнь он не считал обидой;
Без ног, без пальцев на руках...
И что то было в его взгляде.

Смотря в Серегины глаза, ты понимаешь, отрезвляясь -
Твои проблемы, твоя слеза не стоит ничего,
Не важным становится она, и забываясь,
Ты растворяешься во взгляде измученном его.

Но всё ж не ропщущем, а полного смиренья,
Где год за годом рождается и теплится терпенье.
Как он мечтал - "вот мне бы ноги, такое смог бы я свершить!"
А я с ногами и руками, и как же это не ценить!

"А жить то надо" - он говорил, не унывая.
__________________________________

Лунной ночью среди леса
Полустанок возвышался,
Где на столбике белесом
Лишь один фонарь болтался.

И едва промчится поезд,
Вновь воспрянет тишина.
Где-то тихо волки взвоют,
В тучи спрячется луна.

Кто придет сюда средь ночи
На затерянный перрон...
Где ничто здесь не пророчит
Сесть в трясущийся вагон.

О чем поют нам в парках птицы?
О красоте святых высот?
О доброте в прохожих лицах?
О теплоте звучащих нот?

О чем поют нам волны в реках?
О суете своих глубин?
О чудесах в лиловых веках
Их неизбыточных картин?

О чем поет листва деревьев,
Шурша от ветра в летний день?
О тишине неся поверье,
Иль про спасительную тень?

О чем поет нам ветер в поле?
О чувстве мощи и прохладе?
О красоте свободной воли?
Иль о морской зелёной глади?

А тишина? О чем расскажет?
О чем споёт в час тишины?
О том, что мир ее не свяжет?
Или, что нет здесь нам войны?

О чем поют раскаты грома?
И дождь в плывущих облаках?
О небесах? О крыше дома?
Или о брошенных веках?

О чем поют нам ветры в поле,
Листва, дожди и тишина?
О том, быть может, что по воли
Творца живем все - ты и я.

Спи, малютка, сладко-сладко
В полной неге, в тишине.
Мир тебе еще загадка,
Что мерещится в окне.

Ты не знаешь боль утраты,
И предательства людей.
Твоей детской я отрады
Так хочу душе своей.

Не спеши взрослеть, не стоит.
За окном совсем не то,
Из чего твой мир устроен,
Где так сказочно светло.

Завывает еле слышно
Ветерок в листве сухой.
Месяц в небе светом пышет,
Звезды тянутся грядой.

Пусть твой сон для нас загадка,
Как тебе тот мир в окне,
Спи, малышка, сладко-сладко
В полной неге, в тишине.

Лежу и размышляю -
Вот наркоманов все ругают,
А как им бросить,
Когда от ломки крышу сносит.
Вот я курю табак;
На нем засел я так,
Что силы воли нет,
И оправданье мой разум всегда себе находит.
А как же тем, кто в вену себе вводит
Покрепче табака химическую смесь?
И как им отказаться, когда зависим весь?
Я знаю, лучше вовсе не начанать,
И первый раз вовек не знать!
Иначе, я боюсь, пути назад не будет,
А люди ведь осудят...
Я не за них, но мне их очень жалко.
Как тяжело, когда сознанье тебе не отдано;
Зависимо оно.
Но оправдание сознание всегда найдет себе,
Лишь только б окзаться еще раз на игле.
Печальная забава...

И смертью многим стала...

Финал. Он вышел на татами.
Босые ноги пробивает дрожь.
Поклон. Дана команда. Что ж...
Начало схватки. Вот захват руками...

Но тщетно. До броска
Все не доходит дело.
Идет контроль над телом,
И кровь пульсирует у мокрого виска.

Пора! Захват и разворот...
Он выставляет ногу низко,
Но не прижал его он близко,
Держа рукав и отворот.

Быстрее он выходит в стойку,
Чтоб контратаки избежать.
И стал момент он нужный ждать,
Кружась с соперником лишь только.

Еще попытка... Снова тщетно.
Захват соперник совершил!
Вошел... бедро... бросок ответный...
И на татами повалил.

Разбиты в прах его старанья.
Поклон. И вот соревнаванье
Для них закончилось уже,
Но с разным чувством на душе.

Ночь спустилась с небесных вершин,
Только звёздного нету огня.
Так устал; я промок до глубин
Суетою прошедшего дня.

И я тускло сижу в этой ночи,
Я не смею прогнать эту тень,
Предвкушая, как утро вновь в клочья
Будет рвать суетою мой день.

Шумела сосенка в глуши,
Едва раскачивая крону.
Что хочешь ты, мне расскажи,
Нагнувшись над мохнатым склоном.

Скажи, о чем грустишь сейчас;
И что в границах временных
Среди деревьев вековых
Здесь значит день и значит час…

О чем поют на ветвях птицы
В рассветной сладкой тишине;
И что тебе ночами снится
Под звездный свет в небесной мгле.

Я прагматичен, понимаю -
Ты не ответишь мне вовек.
Ты лишь сосна, хоть и живая,
А я с душою человек.

Ты будешь высится беспечно,
Стоять и ждать здесь свой конец.
И проживать лишь год за годом
Круги стареющих колец.

Не знаю, что тут происходит…
Померк привычный мир уже.
Года идут, покой уходит,
И что-то щемит на душе.

Я знаю, есть во мне ошибки,
И оттого не блещет свет,
И под ногами очень зыбко;
Тону, опоры что-то нет.

А ностальгия, как услада -
Все было красочно, светло.
Но вновь защемит оттого,
Что это все уже прошло.

Вернуть бы мысли из неволи,
Собрать бы силы и пойти
Навстречу новой светлой доли,
Что может ждет нас впереди.

Разгуляется природа...
Гром прольется над рекой.
Отразится в сером своде
Вспышка тонкою чертой.

Мир померкнет на мгновенье,
Краски дня затянет тьмой.
И томимый в заточенье
Дождь накроет пеленой.

Затрепещут с шумом ели,
Ветер ярость наберёт.
Кто в стихии уцелеет,
Кто же с треском упадёт.

Задрожат в раскате грома
Стекла в стареньких домах.
Вспышка молнией несомой
Озарится в небесах.

В этой ярости свирепой
Все ж проблещет ясный свет
И покажется на небе
Божий красочный обет.

В горах покойно и свежо,
И неизведанно красиво.
На склонах снег почти сошел,
В тени лишь мается лениво.

Вокруг наполнено все летом;
Журчит вдоль узенькой тропы
Речушка в отблесках рассвета -
Сквозь камни катится с горы.

Но так обманчива погода:
Дождь, солнце, снег - все чередой.
То с светлым взором небосвода,
А то с суровой пеленой.

Ах, сколько здесь средь перевалов
Озёр сокрылось в тишине;
Вода прозрачна, как кристаллы,
И тайну прячут в глубине.

Здесь мир привычный обнулился,
Открыл спокойствие вершин.
Без наготы бетонных улиц;
Без гула и без визга шин.

И как тут можно не влюбится
В еловый лес на склоне гор;
В далину, где речушка мчится,
И в гладь кристальную озер.

Но время здесь не замирает
Ни на секунду, ни на век.
Оно идёт и подгоняет...
Пора сойти, как сходит снег.

Какой была вся жизнь моя...
Я предал идеалы;
Писал не то, не для себя,
И жизнь кошмаром стала.

Я умираю; точно знаю
Не будет мне спасенья.
А что она? Ах, дорогая,
Умру я, без сомненья.

Я помню много пережил -
Войну, опустошенье;
Как я писал, как я любил,
И крах, и разоренье.

Ты, верно, плачешь в тишине...
Не стоит и стараться.
Я не люблю тебя и мне
Легко тебе признаться.

Прости, я глупость говорю,
Я знаю это грубо.
Конечно я тебя люблю.
(Не сердце шепчет, губы).

Пусть думает о том она,
А я умру с секретом.
И лягу я, и, как снега,
Усну я в месте этом.

Зачем явились мы сюда
К снегам Килиманджаро?
Я думал буду жить всегда,
Но здесь меня не стало.

Я слышу в небе самолёт -
За мной спешит спасенье.
Мой друг спешит, мой друг пилот.
Удача и везенье!

Летим мой друг, летим скорей
Из этого кошмара!
Увижу в блеске я лучей
Снега Килиманджаро.

И, опьянённый красотой,
Забуду о тревоге.
Снега зовут меня с собой
За белые чертоги.

На сердце гладь, на сердце тишь.
Летим, куда не зная.
А там внизу рыдает лишь
Над телом дорогая.

Мир стал другим и интеллект
искусственный привился;
На фотках он, и в виде строк
Так бурно отразился.
И с нейросетью как же впредь
Нам понимать творенье…
Кто автор? То ли нейросеть...
А то ли вдохновенье…

Московский дворик, как уездный,
Живет на красочном холсте.
Не грациозный, не помпезный,
Как в деревенской простоте.

Сарай стоит, гуляют куры,
Лошадка в путь запряжена.
И видно женскую фигуру -
Ведро воды несет она.

И как сейчас поверить в это -
Арбатский двор изображен.
Я замолкаю без ответа,
Я несказанно поражен.

Где ты теперь «Московский дворик»,
Живущий в красочном холсте…
Ты затерялся среди улиц
В урбанистической мечте.

За стеклом седые дали,
Горы под крылом.
Вскоре буду на Ямале -
В царстве ледяном.

Вскоре будет север строгий
Холодом пытать,
И морозить нос и щеки,
И еще крепчать.

Пусть крепчает, но настроя
Он не украдет.
И средь белого покоя
Сердце отдохнет.

Укроет сладко меня ночь,
Я убегу от мира прочь
Туда, где грезы подсознанья
Откроют сказок созерцанье;
И тонкой гранью меж мирами
Реальность растворится снами.
Но, навестив в рассветный час,
Реальность вновь разбудит нас.

Чудак Чудакович пошел на работу,
И там подцепил он большую заботу.
Пытался заботу он эту лечить,
Она ж не спешила никак проходить.
Как только вернулся домой он с работы,
Мгновенно ушли все дневные заботы.

Луна зажглась огромным шаром
Средь поредевших облаков,
Таким таинственным пожаром,
Что не находишь просто слов.

Так далека она в пространстве,
Блуждает спутницей Земли
В своем серебряном убранстве,
В недосягаемой дали.

Так тяжела для пониманья,
Укрывшись пеплом бытия -
Загадка века мирозданья,
Загадка милая моя.

Ее моря – пустые бездны -
Лежат на диске повсеместно,
И неземной своею силой
Морям земным дает приливы.

А свет ее взорвет сознанье,
Свои секреты утаит -
Загадка века мирозданья,
Что сладко в небе нашем спит.

Сегодня ночь, а завтра день
Оставит лишь от ночи тень.
И грусть с тоской пройдут бесследно,
Но суета войдет победно,
И принесет с собой заботы,
И одурев от них до рвоты,
В стремленье к вечеру скорей
Спешим и «гоним лошадей»,
И время жизни тем торопим.
А ночью вновь тоска настанет,
Но как-то сладко сердце ранит,
Подарит мыслей созиданье,
Творить и действовать желанье,
Но днем все в суете утопим.
И все по кругу, день за днем…
К чему мы так вообще дойдем?

Скоро звезды лягут на покой,
Разлетится ночь на зов рассвета,
Разольется солнце над рекой,
И наполнит мир внутри поэта.

Все увиденное в сердце растворится;
Мысли бурным двинутся ручьем.
Вся душа его на строках отразится,
Строки станут пламенным стихом.

После строки эти мы откроем.
Кто-то бегло мимо слов пройдет.
А другой, со схожею душою,
Душу автора в словах его найдет.

Ах, как дурманит, будоражит
Стаканчик крепкого вина!
Сначала думаешь - «немножко»,
А после не находишь дна.

И утопая в сём дурмане,
Попав на вечер в его плен,
На разговоры вдруг поманит
Ряд философских тем.

Так необъятен шар земной -
От края к краю бесконечен.
Но разделились все чертой,
И стал наш шар уже размечен.

И до сих пор черты на картах
Не постоянны, и вполне,
Что завтра, вдруг, в большом азарте
Зальют границы на луне.

Лета кружа, меняя зимы,
Наш шар живет в Млечном пути;
Как друг от друга далеки мы…
Но стали близкими в сети.

Как славно, что минуя годы,
Мы подвиг этот не забыли!
Мы помним, как мы победили!
Вернее - вы, отцы и деды!

И вы, старушки нынче с виду,
Давали бой фашистской силе;
И сколько полегло в могилы…
За что, за что война так беспощадна?

Теперь в цветущий майский день
Цветы у вечного огня
для тех, кто от огня
погиб… Для тех, кто не вернулся…
Для всех блокадников, для штрафников,
Для каждого, кто к смерти прикоснулся…

Как радостно, что сквозь года
мы помним!
Как русский дух наш не был сломлен!
Вернее – ваш, отцы и деды!
С великим праздником победы!

Мы помним, как вы победили,
На Пасху как врага разбили!
И Бог страну и мир сберег!

Теперь салюты пусть пускают
В честь тех, кто смог нас защитить.
И за победу не забыть бы
Нам Бога поблагодарить.

Смотрю в окно я на просторы,
За речкой видится вдали
Над тополями, будто горы,
Снега чьи склоны замели.

Взглянул чуть выше: в сизом в небе
Расправил крылья и плывет
Пушистый белый-белый лебедь,
Но через миг он пропадет.

Как пропадет и растворится
Корабль таинственных пустынь -
Верблюд двугорбый превратиться
В зародыш, и сольется в синь.

А там, где лишь одно мгновенье
Назад был лебедь надо мной,
Уже плывет, как по теченью,
Рыбешка в тверди голубой.

Осознаю - всего лишь это
Нависли в небе облака,
Что проплывая над планетой,
Дурманят разум наш слегка.

Взглянул опять в лесные дали -
Там горы так же все стоят,
Лишь склоны чуть пологи стали,
И снегом будто бы блестят.

Туда, где нас нет, хотим мы билет,
И думаем светлое счастье
мы там обретем, да как заживем,
В обход всем душевным ненастьям.

Но там, где нас нет — это только макет,
Придуманный мысленно нами.
И взять нам дано с собой, что давно
Болит в нашем сердце годами.

Покрылось небо темной тучей,
Нависшей низко над водой.
Волной, нахлынувшей, могучей
Корабль бросило морской.

На небе молнии сверкают,
Раскаты грома голосят;
Девятый вал лишь предрекают,
И что-то страшное сулят.

Корабль, словно щепка в море,
За жизнь свою борьбу ведет.
А ветер с воем на просторе
Их паруса нещадно рвет.

Волна, над палубой вздымаясь,
Матросов с ног сбивает вмиг.
И в страхе диком растворяясь,
Повсюду хаос, всюду крик.

И вспышка молнии сверкнула,
На миг вокруг разлился свет;
И в мраке этом подчеркнула
В воде знакомый силуэт.

Команда в ужасе застыла -
Их капитан был за бортом.
И через миг его накрыло
волной…
И стихло все потом.

Прошли века, но ходят слухи,
Что в тех краях в грозу бывает,
Корабль-призрак замечают,
И еле слышат чьи-то звуки.

Он, поднимаясь на волне,
Все время ищет непрестанно
Того, кто сотни лет на дне,
Того, кто был их капитаном.

Святая Русь, храни свои истоки
назло врагам. Храни святую честь!
Минуют дни, и принесут потоки
Твоих истоков радостную весть.

Эта птица хотела жить,
Над просторами вольно кружить.
Он посмел же ее убить
С тонким блеском победного взора.

Опустилась рука с пистолетом;
На исходе финального лета
Возвестила ей конец света,
Забрала у небесных просторов.

И ухмылка лицо исказило,
И в моменте оно отразило
Радость странной победы мальчишки;
А у ласточки сердце застыло.

Словно скатерть кружевная,
Глянцем окна застилая,
Будоража наши взоры,
Дарит нам мороз узоры.

По просторам пробежавшись,
На окошках расписавшись,
Скрасил он январский вечер,
И ушел от нас далече.

Укутавшись ночью замерзшего лета,
Сижу у реки, обдуваемый ветром.
Зловеще смеется на небе луна,
И шепчутся звезды, им не до сна.
Облако стало каплей росы,
Укутав траву, словно каплей слезы.
Свесившись, дуб реке поет сказки.
Задумалась ночь, сгустив свои краски.
Измученный лес что-то шепчет уныло,
Качаясь от ветра немного лениво.
На глади речной, неспокойной немножко,
Луна, как художник, рисует дорожку.
Разбившись о камни, волна приуныла
От песен, что филин поет у залива.
Вдали островок одурманен прохладой -
За знойные дни принимает награду.
Вокруг в темноте таинственны взоры
Глядят на тебя, и прячутся в норы.
И все здесь застыло в объятьях мгновенья
Пока до рассвета плывет сладко время.

Белый мишка – шалунишка,
Маме ходу не дает:
То возьми его на ручки,
То на ручках заревет.
То он хочет кушать кашу,
То не хочет ничего…
Кто поймет мишутку нашу?
Что он хочет и чего?

Надменно я взглянул в окно,
И в отраженье тычу.
Не понимаю лишь одно -
Вот я, а где мое величье?!

Ляжет ночь тихонько за порогом.
Как гирлянды звезды загорят,
Разольется Млечная дорога,
И поманит мой усталый взгляд.

В тишине сверкнет внезапной вспышкой
И сгорит непрошенный болид.
Я листаю небо, словно книжку,
Пока мир вокруг спокойно спит.

Ляжет ночь тихонько за порогом.
Где нет света, свет придет извне.
Разольется Млечная дорога,
И поеду я на сказочном коне.

Пять котят сидят на печке,
И один ведет рассказ:
Значит греюсь на крылечке,
Вижу, рядом водолаз.

Подошел ко мне с улыбкой,
Говорит мне: «Помоги.
Угощу тебя я рыбкой,
Будет лещь и судаки.»

Гордо встал я на крылечке,
Говорю: «Помочь я рад!»
И пошли мы мигом к речке
Доставать из речки клад.

У воды бушует ветер…
Он сказал: «Пора, мой друг!»
Я нырнул на километр,
Вижу там на дне сундук.

И, собрав свои все силы,
С сундуком в когтях своих,
Я поплыл от крокодилов,
Что б не стать обедом их.

А когда на берег вышел,
Там народа пруд-пруди…
Тут и люди, кошки, мыши
Жмутся у моей груди.

Репортеры подбежали,
Интервью просили дать.
Я не гордый, чтоб вы знали,
Я не смог им отказать.

Говорят, что очень древний
Клад из речки я достал,
Что он обществу бесценный,
Что я всем героем стал.

Я не гордый, все ведь знают,
Я лишь скромно подтвердил:
«Пусть героем называют,
Я ведь это заслужил!»

Тут с рычащим гулким воем
Появился вертолет,
Он садится прямо в поле,
Вижу, кто-то там идет.

Человек в костюм одетый
Подошел, жмет лапу мне.
Говорит, у президента
Ждут меня сейчас в Кремле.

Я, конечно, соглашаюсь,
В вертолет я их сажусь,
В воздух плавно поднимаюсь,
И в Москву скорее мчусь.

А в Москве меня встречают,
Президент за стол зовет,
Молочка мне наливает,
Поздравляет, лапу жмет.

Говорит мне, что я храбрый,
Что я нужен им сейчас,
Что мне в космос надо, дабы
Не настал последний час.

Говорит: «Летит к планете
Астеройд, размером с мир…
Полетишь ты на ракете,
Будешь там ты командир.

Ты лети, спаси планету,
Ты ведь храбрый очень кот,
Не настал, чтоб конец света…
Ну ты понял, вообщем, вот.»

Ну и как тут отказаться?
Надо ведь весь мир спасать.
И я начал собираться,
В космос надо путь держать.

Привезли меня к ракете,
И скафандр дали мне.
Говорят: «Попутный ветер
Пусть способствует тебе!»

Помахав всем перед дверью,
В кресло сел, завел мотор,
Полетел, я сам не веря.
Выше птиц и выше гор.

За окном совсем стемнело,
И планета вся видна,
Вот он космос. Что ж, за дело!
Мне сегодня не до сна!

Я спокойно огляделся…
Слышу, что-то тарахтит.
Я к окну, и в тьму вгляделся -
Астеройд вон там летит.

Не замедлил и пустился
Я мгновенно прям к нему,
На него я приземлился
И стал думать, что к чему.

И, внезапно, мысль явилась,
Я быстрей веревку взял;
Дверь в ракете приоткрылась,
Я спускаться быстро стал.

И веревку я к ракете
Привязал одним концом,
А вторым концом к комете,
И пустился на подъем.

И ракета с диким ревом
Полетела высоко,
И в окошке вижу снова
Нашу землю далеко.

Астеройд же за ракетой
На веревочке летел,
Удаляясь от планеты,
Чтоб ее он не задел.

И опасность миновала,
Не столкнулся астеройд.
Время все ж уже настало
Возвращаться мне домой.

Полетел тогда обратно,
Прилетел на космодром,
Там меня неоднократно
Называли молодцом.

Ну а после мне вручили
Тонн так десять молока,
И с улыбкой пояснили:
«Чтоб хватило на века».

Журналисты пришли снова,
Всем хотелось написать
Про котенка молодого,
Про героя рассказать.

Я не гордый, вы же в курсе,
Я лишь скромно подтвердил:
«Да, герой я, супер-Мурзик,
Я ведь это заслужил!»

За окном уже стемнело,
И закончился рассказ…
Как же врет он все ж умело!
Вроде кот, а Землю спас!

Покупали как-то плюшку
Еж, слоненок, козлик, хрюшка.
Дали сдачи им тогда
Три рубля, да вот беда -
Как делить на четверых?
И ответа нет у них…

Еж сказал: «давайте так -
Мне никто из вас не враг;
Спорить очень не люблю,
Раздадим мы по рублю
Всем, пожалуй, кроме хрюшки,
Пусть он больше съест от плюшки».

Только хрюшка всем в протест
Как захрюкал наконец:
«Больше кушать про меня??
Я вам что, друзья, свинья?
Я есть много не хотел,
На диету утром сел!»

И опять у них беда…
Что же делать, господа?
Как делить? И козлик встал,
И с улыбкою сказал:
«Раз у хрюшки есть диета,
А у нас диеты нету,
Пусть не ест он эту плюшку,
Сбережем фигуру хрюшки!
Три рубля мы ей вернем,
Плюшку ж мы съедим втроем!»

Только снова всем в ответ
Хрюшка высказался: «НЕТ!
Похудеть мне нет проблем,
Свой кусок я все же съем!»
И опять ответа нету,
Как делить им три монеты…

Долго думать не пришлось,
И решение нашлось.
Слоник мыслью поделился,
Каждый с мыслью согласился,
Чтоб помочь бедняжке кошке,
Что не съела даже крошки
За прошедший этот день.
Ей помочь совсем не лень.

И на три рубля купили
Кошке булку, угостили.
И она, мурча, от счастья
Говорила: «Вот так счастье!»
Стала им добра желать.
Все ж приятно помогать!
Все ж добром делиться надо!
За добро найдет награда!

Выстрел пушек – гром свободы
Проплывает над Невой,
Что течет под зов природы,
Что зовет меня с собой.

Город тонет в жарком лете,
Растворяясь в синеве,
Исторических столетий
Этой ряби на Неве.

Город спит в объятьях ночи,
Ночь летит на белый зов.
Стрелки на часах пророчат
Раздвижение мостов.

Сны Авроры бесконечны
О былых морских годах;
Красота ее навечно
Заперта в ее же снах.

Сеть каналов покрывают
Красотой своей мосты.
В бронзе мирно отдыхают
Петербургские коты.

Восхитись!
В голове восхищаемся.
Обернись!
Взгляни на действительность.
Из образов мы воплощаемся,
Все же в образах частенько мнительность.

Печально.
Незабытый вражеский холод.
Следы от пуль, как память.
Как памятник вечное пламя.
Как памятник разрушенный город.

Возвышаются горы – свидетели.
Красота в этом чудном творении.
Красота – это путь добродетели.
Красота – это путь исцеления.

Третье столетье – не стар и не мал,
Хранишь свои стены, седой «Арсенал».

Твое достоянье залито веками,
Но гордость твоя предстает перед нами.

Ветра тебе шепчут ночами рассказы,
На стенах своих ты хранишь чьи-то фразы.

Но дышишь, ты дышишь, ты жив, ты тоскуешь,
Беспечность свою в своих мыслях рисуешь

Прошли те года, когда ты был всем нужен,
Теперь сам с собой в отражении лужи.

Но гордость твоя до сих пор не размыта,
Все так же велик в пору нашего быта.

Я часто смотрю с восхищеньем
Прокудина-Горского снимки.
Россия в застывшем мгновенье
Мне предстает на картинке

Застыла империя в цвете
С ее заливными полями.
Не можешь поверить – столетье
Всего лишь прошло между нами.

Так много всего изменилось,
А мне так охота застыть
В той карточке, где сохранилась
Империи сильная прыть.

Там нету хрущевок безликих,
Асфальт не укутал пути,
Ни капли неоновых бликов,
Машин там совсем не найти.

Просторы вокруг восхищают,
И зелень так радует глаз.
Любуюсь, но все же бывает
Немного грущу каждый раз.

Смотрю из окошка уныло,
И вижу машины в окне.
Ах, где ж мое сердце застыло…
Наверное, в той старине.

А ведь было время другое –
Аналоговое, полу-цифровое.
Когда никто не жил в Инстограмме,
Напоказ хвастаясь собою.

Ты помнишь, раньше все было живое:
Пленочная мыльница, двадцать четыре кадра,
С первого дубля всё, переснимать не надо.
Сейчас по двадцать дублей,
Лучший оставить,
Чтоб все могли заценить,
И лайк свой поставить.

Другая реальность как будто…
Днем, вечером, ночью и утром
Мы с тобой живые, а не цифровые.

Улетело детство навсегда.
Я тоскую по беспечности ребенка.
На денек вернутся б в те года,
Когда был совсем я пацаненком.

Так наивны детские заботы…
Ты не думаешь, как выжить и прожить;
Лишь скорей б добраться до субботы -
Поиграть, да мультики включить.

Тогда мог без меры я резвиться,
Целый день купаться и гулять.
Но теперь мне это и не снится,
Я успел однажды взрослым стать.

Мне под сорок, я не так наивен.
Мир открылся мне недетской стороной.
Стал он тесен, душен, агрессивен,
И в разрез пошел с моей мечтой.

Улетело детство навсегда.
Я тоскую по беспечности ребенка.
На денек вернутся б в те года,
Когда был совсем я пацаненком.

Открой этот мир, запрятанный в рамках,
Который выходит за все эти рамки,
Который в фантазии чьей-то заложен,
Который в страницах бумажных изложен...

Секунда – это время;
Секунда – мать годам;
Секунда – это семя,
И сеять это нам.

Секунда – это капля
В просторах бытия;
Сегодня станет «завтра»
Уж на исходе дня.

Секунды – это звенья:
Минуты, дни, мгновенья
Растут для нас незримо,
И пролетают мимо.

Секунда – это много,
Секунда - это мало;
Секунда субъективна
Для жизни нашей стала.

Небо белой пеленою
Затянуло, и рассвет
Жаждет встретиться с землею,
Принести с собою свет.

Полу-темень на дороге,
Гаснут мерно фонари…
Путь забрал с собою многих
В час невидимой зари.

Серой лентой, вдаль лежащей,
Путь пролег и на душе;
То прямой он в настоящем,
То кривой на вираже.

Каждый понял в жизни что-то,
Потерял и приобрел…
Заплутал в лесах заботы,
Или от нее ушел.

И что скопим мы однажды,
Как закончим этот путь?
Пережить нельзя все дважды,
И назад не повернуть.

Сколько нам еще есть хлеба?
Что найдем в финале лет?
Толь затянутое небо…
Толь Божественный рассвет!

Когда вокруг природа веет
Своим спокойным, сладким сном;

Когда, обнявшись, звезды тлеют,
Когда река в союзе с дном.

Когда из волн выходят ноты,
Когда они рисуют сны,

Когда отбросив вес заботы
Все стали статусом равны.

Когда, набравшись вдохновенья,
Спешат навстречу все луне,

Что бы под голос ее пенья
Забыться в радужном вине.

Когда все в мире оживает,
И небо плачет красотой,

И, побережье размывая,
Дождь с нами делится душой.

Когда, тихонько завывая,
Качает ветер лес берез,

Своим мотивом приглашая
Войти в поток из сладких грез.

Когда весь мир, как на ладони,
Когда ладонь размером с мир,

Когда луна на черном троне
Зовет всех звезд на брачный пир.

Когда из рек походкой твердой
Выходят камни на песок,

Чтоб показать улыбкой гордой,
Что век для них еще не срок.

Когда меняется мышленье,
И ясно виден край Земли,

Когда луны и ветра пенье
Одну мелодию сплели.

Когда туман ползет по полю,
Надеясь утром небом стать,

Когда свободе дали волю,
Чтоб эту волю не отнять.

Когда костер пленяет взгляды,
Без всяких мыслей пред огнем,

Мы видим сны, и им мы рады,
Во снах мы тоже ведь живем.

А значит сны, и явь, и грезы -
Есть жизнь для нас, и всех, кто был,

Кто не забыл, и кто забыл
Любовь, и боль, и смех, и слезы.

Похолодало. Снега полон двор.
Машины – подснежники, не могут завестись.
Не сдались холода, не сдались.
Еще помнят они русский простор.
Еще помнят они те времена,
Когда чуть за Москву, и сразу она –
Настоящая лютая наша зима,
Где вобравшие старость и время дома,
Согревая в мороз, льют из труб серый дым,
Где еловый лесок в один миг стал седым;
Где твоя красота, наша матушка Русь,
Обновилась и стала кристально чиста
От крещенских морозов и до поста!
От крещенских морозов и до поста!

Шепот дождя, стук железных колес -
По железным просторам с чувством свободы.
Ночь, пустота рисуют мир грез.
За окном тоже жизнь у свободной природы.

Я лежу в темноте, и ценю этот миг.
Так спокойно, что я убаюкан дорогой.
И лишь за окном фонаря слабый блик
Мелькнет иногда, освещая немного.

Весна не спешит за окном просыпаться,
Пока еще снег и не думал сходить.
И я не спешу с этой ночью прощаться,
Я жажду ее на подольше продлить.

Проносятся реки, мосты и каналы.
Разбросана жизнь по метровым снегам.
То ли мир, то ли поезд на вид стал усталым…
Не важно, ведь я, как и тут, так и там.

Оконный проем, словно «черный квадрат»,
Висит надо мной, как на стенке картина.
А ведь вот она жизнь, вот он доблестный клад -
В этом темном окне, где и мед, и малина.

На востоке расцветает
Небывалой красоты;
Небо краской заливает
Вдоль невидимой черты.
Вокруг нас такое чудо –
Горизонта полоса
Дарит свет всем нам, покуда
Солнце всходит в небеса.

Блестящий снег кружится и танцует,
И в свете ламп мерцает белизной.
Пусть город спит, пусть снег его рисует,
И пусть покроет все здесь зимней красотой.

Блестящий снег укрыл собой аллеи,
Пустой пейзаж заполнив в эту ночь.
И засыпая, город стал светлее,
Не в силах неге этой превозмочь.

И пусть кружится в танце своем белом,
Ведь у него свидание с землей.
Короткий век, а дальше белым мелом
Асфальт покроется лишь детскою рукой.

Застыл за окошком холодный рассвет,
Тоскливый, а может быть чем-то встревожен.
Уже сколько лет, гася звездный свет,
Рассвет очень прост, но все же так сложен.

Меняя расцветок, старость приходит,
Жизненный цикл подходит к концу.
Пусть и другой хоть немножко поводит,
А ты же поплачь, тебе слезы к лицу.

Присядь на дорожку, поведай секреты -
К чему так стремишься, в чем твоя цель?
Пока твои басни еще не допеты,
Ты жизни свои вертишь, как карусель.

Поведай, рассвет, что творится на свете,
Каким ты бываешь в царстве снегов…
Ну что ж ты молчишь, растворяясь в планете?
Куда ты спешишь и уходишь без слов?

Морская гладь в лучах белеса.
На глади лодка, в ней старик;
В руках израненных он лесу
Сжимает, сдерживая крик.

Вторые сутки в схватке с рыбой
Под зноем солнечных лучей.
Пути тут два: сдаваться, либо
В сей схватке стать ее сильней.

Он третий месяц без улова.
Опять ни с чем вернуться в порт?
Схватился он и тянет снова,
Направив взгляд за низкий борт.

Уже закат над горизонтом,
И вскоре снова ляжет ночь.
Старик прижался тихо к борту,
Не в силах боль он превозмочь.

Какая в этой рыбе сила!
Засевши крепко на крюке,
Который день она тащила
Все дальше лодку по воде.

Но вот устала и сдается,
Уже вздымаясь над водой.
Спустя мгновенье и вопьется
Ей с силой в бок гарпун стальной.

За это время схватки долгой
Старик не раз ее жалел;
И восхищался ею много,
Но приближал ей свой удел.

Под ним бездонная пучина,
Пора на берег ему вновь.
Но вот беда, из ран мерлина
Струится в море его кровь.

Акулы кружатся у лодки,
Мерлина плоть рвя на куски.
И оставляли лишь обглотки
Кровавых хищников клыки.

Старик напрасно силы тратил,
Вступив в неравный с ними бой.
Гарпун в бою он том утратил,
И нож любимый свой стальной.

И вот вдали он в лунном мраке
Родимый берег разглядел.
Он проиграл в кровавой драке,
Таков уж был его удел.

Лишь только волны подбивали
Скелет мерлина за бортом,
А небо звезды покрывали.
Вот берег, вот родимый дом.

Застыл вопрос, но нет ответа…
Среди развалин слышен плач.
За что в последний месяц лета
Прошел по городу палач?