На самом старте всех времен,
В начале жизни, средь знамен
И в звуках маленьких надежд,
На чердаке между одежд -
Везде всегда была она:
Благоговейная весна.

И то ли ветер стал свежее,
А может поцелуи в шею
Теперь куда теплее стали,
И жизнь наполнилась местами.

Возможно, было б так, но все же
Зима еще ласкает кожу.
А дальше – лето. Все не впрок.
Весна – всего лишь переход.

Шапка, сынок!
Хватая её, впопыхах сбегаешь по лестнице
Кататься на санках и пробовать вкусный снег.
И думаешь: "Как же планета удачно вертится,
Солнце не палит, но всё равно даёт свет".
Встретился с Машкой из третьего класса –
Хоть на год младше тебя, но красивее некуда.
Вы вместе ныряете в снежную массу
Как ныряют за зайцами зоркие беркуты.
Простудился – в школу уж точно никак!
Шапка сбежала прямо из рук в подъезде.
Околдовал её какой-нибудь старый маг,
Чтобы дольше с мамой мы были вместе.

Шапка, сынок!
Ты сидишь, смотришь в остывший суп:
Ночь была холодна и полна зубрёжки.
"Да мам, варежки с шапкой ношу, даю зуб" –
Говоришь через трубку ей в ушко.
Облегчения вздох придаёт тебе сил,
И все трудности мира становятся пылью.
Ты ничего в жизни так хорошо не учил,
Как то, о чём многие позабыли.
О шапке, конечно, и о бескрайней любви
Сильной и мудрой женщины.
Лишь её советы тебя провели,
Зализали, заделали трещины.

Шапка, сынок..
И рукавички, конечно же.
– Мама, ты где?
– Я с тобой как урок, как любовь, как спасение.
Да, слишком жестокое, но не последнее.

Ты смотришь в холодную стену,
Никуда не бежишь и тихо плачешь.
"Ты только скажи – я сразу надену..
Разве бывает иначе?"

Нам ливень слёз с грозой разлук
Расчистят долгий путь назад
Через круги сотен порук,
Через их косный вечный склад.
Мы в наших песнях воспоём
Сезон тоски и томных тайн,
Наполним кубки до краёв,
У Радости оформим займ,
Чтобы хватило до весны
Хотя бы близким и любимым.
К зиме мы будем так пьяны,
Что всё растратим и распилим.

Казалось, не бывает тех проблем,
Что нам рисуют книги, фильмы, сериалы.
Не более чем частность, чем пробел –
Все расставанья, крики и скандалы,
Конфликты из-за денег, ненависть и стыд,
Потухшие глаза сверкавших раньше близких,
Невеста перед гробом, что плакала навзрыд
И пять последних лет жила лишь в переписках,
Предатели-друзья и море искушений,
Потерянность, неловкость быть собой
И масса прочих незаслуженных лишений,
Бесцельная борьба с всезнающей судьбой.

Конечно, ты-то этого давно наелся.
И либо осознал всю цену этой жизни,
Либо закрыл свое больное сердце.
Трудней всего не зарываться в мысли,
Которые, похоже, только и нужны,
Чтобы стократ надеть на руки кандалы.

И тем не менее, нет жизни ничего ценнее.
Она сама и счастье, и сладостный покой.
Непобедимым будет общество, которое умеет
Не превращать свой долгий путь в наивный бой.

Станет однажды пухом гранит,
И мы посадим небо на плечи.
Всякая рана будет саднить,
Но ни одна из них не будет вечной.

Входи, дружок, ночлег всегда открыт:
Новым гостям и старым крайне рады.
Я вижу, китель твой четырежды расшит –
Он был с тобой бок-о-бок и пережил блокады.
Видал огонь и воду, да мраморные чаши,
В которые до края вливался самогон.
Под вздохи милых дам и хохот братьев наших,
Не признававших силу и веривших в закон.
Нещадно обжигая сердца наивным тостом
И пламенем речей о мире и войне,
Искали честь со славой, а позже, на погосте,
Молчания минуты гремели как во сне.
Дождливые субботы кончались в понедельник,
Ветшали брусья старых, захудалых бань.
Рыдает над зерном незрячий добрый мельник,
К семейному портрету протягивая длань.
Из поколенья в поколенье есть константа -
Все горестей хлебают как посменно.
Если Беда шумна, до мерзкого бестактна,
То Счастье молчаливо и часто незаметно.
И молодые как всегда, без спроса,
Не ведая об этой жизни ни черта,
Берут себе всё то, что горячо и остро,
Всё неприкрученное без особого стыда.
Хлестать не устают вино и коньяки,
Бороться за вниманье жарким тостом,
А в случае беды не подают руки,
Ведь мир всегда устроен крайне просто.
Ни то орёл, ни то могучий сокол
В позиции креста играется с нулями.
В стране берёз, полей и битых стёкол
Бывает, что Христа распнут за гаражами.
И даже не припомнят о силе той в глазах,
Лишь посрывают глотки на много лет вперёд,
Толпы мажорный гул издавши в небеса,
Оправдываясь тем, что каждый ждёт свобод.
Снега, смешавшись с ветром, разрушат города,
Пустыне уступив приличные феоды.
До той поры у поколений лишь одна беда -
Невежество и невоспитанность народа.

Пол истоптан да поле пусто,
Колесо с колесом вяжет ось.
Хамовитость - почти искусство;
И шедевр - быть с кем-то врозь.

Далеко-далеко за сталью,
Где дороги с этажками - миф,
Горе чьё-то венец ласкает,
И стирается пальцами гриф.

Острова утешения плачут:
Снова милый ушёл к другой.
"Любовь" ничего не значит
Для того, кто любим собой.

Уважение вышло из моды -
Этот писк стал особо коротким.
Людям нужен был запах свободы,
А не смрад угнетённых и робких.

Пол истоптан да почва мертва,
И телега по мрамору катит.
Унижение - дайте мне два,
А совести всё равно хватит.

Остаток жизни общей нашей,
Когда закончим школу,
Питаться будем манной кашей,
Пить только кока колу.
Родители нам станут не указ,
А окружающие вовсе
Будут бояться наших глаз
И свитеров в кошачьем ворсе.

Мы посчитаем недели
Песнями умерших бардов,
Мы поломаем качели
И сами нарисуем карты.
И ты увидишь однажды:
Все люди были неправы,
Ведь в этой жизни каждый
Стремится быть самым главным.

А после подготовки к жизни,
Когда закончим универ,
То заведем медведя гризли
И купим краски и мольберт.
Откроем арт-кафе своё,
Чтоб звать туда неформалов,
И будем слушать как поёт
Хор проезжающих самосвалов.

И мы их песнями вместе
Будем считать с тобой годы,
Мы замешаем всё тесто
И пирогом всех накормим.
И ты однажды прозреешь
Как после яркой рекламы
И, осознав, оробеешь,
Ведь мы с тобою неправы.

Вчера вся жизнь прошла дождём и градом;
Столбом стояли, провожали её взглядом,
Наверх взглянули - увидали чьи-то крылья.
Детей невинных лишь держали петли в мыле.

Зимой любовь ушла в поля и полосы,
И на ветру шумели только её волосы.
На смену ей с гостинцем мчится мачеха,
Что сотворит мужчину робкого из мальчика.

Затихла музыка давно мощёных улочек,
Пропал народ со скромной стаей дудочек,
Гитары плачут от ржавеющих миноров,
Гудят гармони всей армадою паромов.

Старик наш Мир вчера уснул под дверцей.
Окаменело у жены его всё сердце:
Она взяла хозяйство дома в свои руки.
И лишь Войны за дверью слышны звуки.

Один из тысячи -
Нервный страстный или панический, -
Вздох в потолок или лицо,
Мне за спину, в шею..
Простите, всё колесом.
Один из тысячи тлею.
Один из тысячи услышу знакомый шум:
Порыв из скуренных лёгких,
Приятный дыхания бриз.
Он где-то там, а я навсегда тут.
Он - на балкон, я - за карниз.
Вздох - громовая завеса!
Вздох - соловьиный вой..
Дыхание - тёмный лес.
Дашь подышать с тобой?

Улица на окраине города,
А зовётся она Февральская,
И на улице шумные проводы
Да печаль мало-мальская.
Главный домик тут - номер три.
Входная дверь глядит на поля,
Костерок во дворе горит,
И в траве шебуршит змея.
В бабушкиной качалочке
Сидит-играет Софочка
В барабанщицу с палочкой
В фартучке с иголочки.

Ох, если бы жизнь навсегда -
Навсегда оставалась такою,
Покоряла б другие она города
Вместе с местною группой крутою.

Как хотелось бы ей в города,
Но за окнами та же - Февральская.
Вдоль домов провели провода,
Вновь печаль мало-мальская.
Главный домик тут - снова три.
Он весь пожух-повзрослел.
Места меньше стало внутри,
И фундамент немного просел.
За столом за обеденным
К экзаменам школьным зубрит
Софочка в День Рождения,
Огонь в её сердце горит.

Ох, если бы жизнь навсегда -
Навсегда оставалась полегче,
Улыбались бы ей господа,
И она б улыбалась не меньше.

Большая улица где-то в центре,
Имя ей - Революции,
Охрана в подъезде - церберы,
По дороге машины несутся.
Дом под номером двести шесть,
Квартира тридцать один.
Соседи шумные просто жесть,
Зато под домом есть магазин.
По будильнику ровно в девять
Просыпается взрослая Софья -
На работу ей надо ехать,
Завтрак - только кружка кофе.

Ох, если бы жизнь никогда -
Никогда не душила так вот,
То забыла бы города
И сожгла бы полсотни грамот.

Она бы вернулась домой
На родную Февральскую.
В домик третий-родной,
Где печаль была мало-мальской.

Послушай, как шуршат весною ленты,
Вплетённые в косички выпускницы;
Какие светлые за ними смотрят лица,
Какие яркие в глазах горят кометы!
И хлопают родители в такт вальсу;
Эмоции заполнили весь двор.
Жаль, пожелтел фотоальбом с тех пор.
Листай его до стёртых пальцев -
Листай, листай странички глянца -
Заполни шумом старый коридор.

Включи комфорку и погрей нам кофе,
Такой же горький, как и наша память.
Пора бы заменить на кухне скатерть -
Уже не отстирать разводы пота-крови.
Долгов немерено скопилось за душой,
Ещё один сгорает где-то мост,
Ещё один на выходных раздастся тост.
До этого - листай альбом со мной.
Вот - я, вот - брат, вот - мы с семьёй.
Заполни моим шумом весь свой мозг.

Крути колёсико, листая дальше, вниз.
Листай, листай, листай, листай, листай.
Смотри, как вырос дом и гнулась сталь,
Узнай про новый пресс-релиз,
Пока люди спешат, бегут, листай.
Листай, пока за окнами кричит сверчок.
И днём, и поздней ночью нипочём
Листать и обрастать плющом.

А помнишь ленты выпускницы?
Всего три цвета, а восторга сколько.
Теперь горящие тогда глазницы
На ленту в мониторе глядят колко,
Скучающе, бесцельно, по-другому.
Ушли все тёплые оттенки коридора
И кухни, комнаты и зала - всего дома,
И не осталось ничего.
Листай с укором.