Lascivia

Как компасы магнитный манит полюс,
Как тянет грузовые поезда
К себе по нитям рельсов мегаполис,
Огнями рассыпаясь как звезда —
Влечёт меня к тебе твоя душа
(Ну и, конечно, прочие места).

Едва от нетерпения дыша,
Уста скрепив печатью поцелуя,
В убежище пристроясь камыша,
По ласке женской трепетно тоскуя,
Вдруг чую: нарастает твердость глины
(Ногами утонул в прибрежном мху я).

Огнём желанья средь речной долины
Я вспыхнул — и воды холодной гладь
Зарделась цветом зреющей малины!
Лишь ветер-трикстер мне бормочет: "Глядь,
Еще одна в твоих объятьях дева!" —
И льстят ему кивком осоки стебли,
Чьи тени в этот час зловеще-длинны.

Но что нам до того? В разгаре гребли,
Мы, внемля нотам тихим волн напева,
Реке уставшей делая массаж,
Плывём во мрак. Берёз шеренга слева,
Ряд сосен — справа. (Кисть свою не Феб ли
Достал, чтоб сотворить такой пейзаж?)
Под лодкой нашей — полный омут ила.
И сколь бы рьяно воду ни мутила,
Внося разлад в гармонии пассаж,
Злодейка-ночь — не скрыть любви светила!

Жар тела, распалённого соблазном,
Касанья шелковистого нейлона
В союзе, над любым мужчиной властном,
Зовут войти в трепещущее лоно;
Сливаясь с нею в сексе первоклассном,
Он страсти плод вкушает исступлённо
В саду из плоти, нежном и атласном,
Адамова отыгрывая клона.
Продлится их сношение, доколе
(Финал, что столь желаем нам всеми!)
Презрев оковы разума и воли,
Не выльет член скопившееся семя
На пышущие ляжки юной девы —
Как змей, чей дар украл невинность Евы!

Перо бессильно петь приятства секса:
Вступ в тело леди слаще крем-брюле,
Вкуснее флорентийского бифштекса,
Сытнее консоме и кассуле!

В тональности мажорной страсти крики,
Стаккато стонов в девичьих устах,
Аччелерандо тел на самом пике —
Пред ними меркнет всё, что создал Бах!

Чтоб принял холст палитру пылкой сцены,
С благословеньем кажого мазка
Венерой, в свет явившейся из пены,
Творить должна художника рука!

Либидо суть реактор мирозданья,
Воздам ему сонетом этим дань я!

Восстал мой член — как воин в жаркой брани,
Неколебим пред натиском орды —
Когда с аллюром стройной горной лани
Меня на ложе потянула ты.
Твоя горячность — с похотью на грани —
Собой вуаль пронзала темноты:
Упруга грудь, соски как сталь тверды,
Ланиты рдели, запотели длани...
И, нежную поглаживая спину,
Вошёл в твою я влажную вагину,
А после — дымкой взор застлало вдруг:
Лишь слух ловил сонату сладких стонов,
Разврата неизменных компаньонов,
Что вторили скрещеньям ног и рук.

В лесу безлюдном
двое
сошлись:
Дева и ловелас,
И первая, смыв
пуританства
слизь
На чары его повелась.

***

Под саваном беззвёздным небосклона,
Окрашенном в сапфировый подтон,
Он трепетно её погладил лоно,
И лес поколебал протяжный стон.
Как пред еврейским некогда пророком
Раздвинулась мятежная волна,
Так, похоти влекомая пороком,
Цвет чресел распростёрла и она.
И пала непорочная вагина!
И кровь лилась, багрово-горяча —
Как кровь очередного сарацина
На лезвии эдесского меча!
Но делались толчки всё слаще, слаще...
Лишь в час, когда, листвы пронзая вязь,
Рассвет тенёта Никс распутал в чаще,
Закончилась их половая связь.
И, голая, к нему она прижалась,
От множества оргазмов понежнев
(Не зная, что она — какая жалость —
Не первая из им распятых дев!).

Слиянье тел так сладостно и томно:
Едва ли насыщенью есть предел,
Когда твой разум плавит, словно домна,
Слиянье тел!

Когда тебя я полностью раздел,
На ухо прошептала ты нескромно:
«Пропой пером постыдный мой удел —

На мир влиянье похоти огромно,
Она — зиждитель помыслов и дел!»
И ночью той потряс наш дом не гром, но
Слиянье тел!