В мире нет положения, чем у Сыча, бедственней.
Так с нулевых всё было, и быть не может иначе:
Мы говорим "двачер", подразумеваем "девственник",
Мы говорим "девственник", подразумеваем "двачер"!

Отойду, переев таблеток,
Я ко сну, чтоб забыться снова.
За окном догорает лето
Круг замкнулся, ничто не ново.
Завтра день бессердечно-светлый
Заключит в свои злые путы,
И вонзятся лучи-стилеты
Мне под кожу.
А, точно,
Тьфу ты:
Я квартиру не покидаю
Без нужды типа в магазины.
Только дом у меня - и да, я
Не тревожусь об этом сильно.
Век давно мой уже отмерен.
Нету целей и нет эмоций.
Не ищу я покоя в вере.
Пусть себе догорает солнце.
У меня есть форчан и двач, но
То лишь слабые обертоны.

А вообще все не так уж мрачно:
Есть еще у меня ладони.
Целых две. Ход дальнейших действий
Опущу. Я судьбой искусан,
Я, уныл, безнадёжен, девствен -
Но в работе ручной искусен!

Всем сердцем я желаю встретить ту,
С которой дней моих пройдёт остаток:
Но не на всяких девушек я падок.
В душе моей заполнить пустоту
(И, может, сделать парное тату)

Способна лишь та серенькая мышка,
Которой ненавистен серый быт,
В которой к вечеринкам вкус убит,
Чей верный друг - поношенная книжка
(Опционально - бритая подмышка).

Она везде - на улице и в школе,
На тусах и на праздниках - одна,
Во внутренний свой мир погружена,
Куда бежит от ужаса и боли.
(И горе топит в крепком алкоголе).

Отражено печальное нутро
На личике её болезно-нежном:
В моём мировоззрении омежном
Она красивей Мэрилин Монро.
(Особенно подмечу я бедро).

Но с ней уже другой monsieur - и в целом
Всё обернуться не могло иначе:
Ведь я, увы, лишь заурядный двачер,
И жизнь мне суждено прожить инцелом
(Id est, не слиться в страсти с женским телом)