Я шагаю по улицам,
которые не знают меня,
хотя я здесь,
как будто слепой среди света.

Мои руки пусты,
как воздух между звездами,
и даже тени
не хотят оставаться со мной.

Я говорю,
но голос мой тонет
в безмолвии множества лиц.

Взгляд мой ищет что-то,
что давно исчезло,
как забытый сон,
который не хочется вспоминать.

Время проходит сквозь меня,
как ветер сквозь ветви,
оставляя холод и пустоту.

И я — всего лишь отблеск,
что забыл своё имя,
и перестал ждать
света на рассвете.

Меж светом и бездной, в туманной мгле,
Где время сплело свою паутину,
Сошлись в поединке, на самом краю,
Две Вечности — Жизнь и Смерть наяву.

Жизнь — пламенем алым, цветущим огнём,
Ей страстно и нежно душа желанна.
Она рассыпает росинки на лоб,
Травой шелестит, обнимает, как друг.
Зовёт в переулки, где смех и вино,
Где солнце целует открытое окно.
Она ароматом цветущих ветвей
Твердит: «Оглянись! Ты так молод, поверь!»
Услышь соловья! Распахни небеса!
Вкуси этот миг! Ведь продлится едва...»

Но Смерть — тень беззвучна, прохладна, легка,
Она — тишина за опущенным веком,
Покров ледяной на горячем навесе,
Ей близко бормотанье вечной воды,
Песчинки паденье, конец суеты.
Она шепчет: «Слушай... как тихо кругом...
Забудь суету. Отдохни. Отдохни.
Пройди за черту, где покой лишь один,
Где вечность — лишь тень от погасших былин...»

Они рвут душу, то жар, то лед.
То буйство цветов, то сухой поворот.
То смех, обжигающий сердце до дна,
То мгла, что в себя без остатка втянет.
В душе поле битвы: там вьюга, струна,
Там семя надежды и пепел семян.

И Человек в центре, меж двух этих сил,
Колеблется, мучится, сердцем поник.
Кому он достанется? В чьи же владенья?
В сады ли цветущие? В лоно забвенья?
Он тянется к Солнцу... Но Тень так близка...
Покуда дышит — длится эа война.

Ветер воет, не просто ветер,
А как голос забытой души.
Лес молчит, но в его ответе
Скрыты древние виражи.

Старый мох на коре как раны,
Кто их тронет узнает страх.
Здесь растут не цветы, а тайны,
Что шепчут прямо в сердцах.

Ты ступаешь, трещит под ногами
Не трава, а дыханье земли.
Что-то спит между корнями,
И во сне повторяет: «Иди».

Но куда? За тобой туманы,
Впереди череда зеркал.
Каждое шепчет: «Ты — не то самое»,
Но кто ты, никто не сказал.

Ты, наверное, спишь, как ребёнок — в земле,
Без забот, без тревог, без утрат и обмана.
А я до сих пор всё живу — на игле
Из обид, что звучали случайно и рано.

Я хотела прийти — всё никак не могла,
То дела, то слова — всё мешало проститься.
Я всё думала: «Время ещё...». А ушла
Ты внезапно. Как птица, что рвётся разбиться.

Ты прощала мне капризы, молчанье, грозу,
И смеялась, когда я бросалась в безумство.
А теперь мне с тобой — не найти слов внизу,
Хоть я выучила до слёз это чувство.

Я мечтала сказать, что горжусь, что люблю.
Что прощаю. Что помню. Что всё же — живая.
Но ты где-то там. И я в этом письме
Только шепчущим сердцем тебя обнимаю.

Она не ждёт любви под солнцем знойным,
Ей не нужны объятья человечьи,
Её душа – сосуд с тоской спокойной –
Влюблена в свет, что льётся с высоты предтечи.

О, лунный луч! Холодный жених ночи,
Ты не обманешь, не предашь напрасно.
Твои уста – сиянье в злой упроче,
Твоя любовь – как рана влажно-ясная.

Она идёт — как штиль перед бедою,
Несёт в глазах заброшенные храмы,
Ты для неё — бог, отвергший святое,
А ночь глядит серебряными снами.

Ты льешься на ладонь – она дрожит,
Ты гладишь щёку – словно иней вечный.
Ты сердце колдовское охладишь,
Но разве это боль? Нет, миг беспечный.

Она ловит тебя в стеклянный фиал,
Чтоб пить в полночь, как зелье одиночества.
Твой свет – её единственный проклятый идеал,
Её безумье, боль и тень пророчества.

Она поёт тебе – не голосом, а тишей,
Травой сухой, ветрами в трубах башен.
Ты озаряешь путь её нелиший,
Где тени шепчут: "Верь! Не стань же прахом..!

Она сплетёт из нитей твоего сиянья
Плащ невидимый от глаз дня ядовитых.
Ты – щит её от солнечного зла горенья,
От криков петухов, лучей обидчивых.

Но знает ведьма: эта страсть на грани,
Ты не согреешь, не ответишь взглядом.
Ты – призрак, лик на влажном полотняном,
Путь в никуда с холодным серафимным гадом

И всё ж... Когда туман съедает дали
Она готова в серебре сгореть безгласно,
Чтоб только раз твои уста прильнули
К её устам – так больно, так прекрасно!
Чтоб стать одной из тысяч лунных трещин,
Исчезнуть в нём – навек, бесследно, властно

Ты снилась мне — тихо, в изгибах теней,
Ты пела мне шёпотом звёзд.
Ты шла сквозь потери, сквозь призраков дней,
Несла свой невидимый мост.

Ты не была в списке. Ни в книге, ни в карте.
Ты — тайна, забытая в лунной расплате.
Ты — небо без дна, ты — безликая дверца,
Ты — то самое-самое, в самое сердце.

— Кто ты, шепчущий в полутьме,
Когда огонь мой почти угас?
— Я — тень, что бродит в тишине,
Я знал тебя… в какой-то раз.

— Но как ты знал? Мы не встречались.
Ты — голос, призрак, дым и лёд…
— Мы в снах с тобой пересекались,
Ты звал меня… когда-то, вброд.

— Я звал?.. Зачем? Зачем ты рядом?
Ты не из мира, где живу.
— Я — эхо зова, страх под взглядом,
Ты впустишь — я тебе скажу.

— Скажи мне! Что за путь и тайна,
Которой жертвой стал я вдруг?
— Твоя душа — тропа случайна,
А я — твой зеркальный друг.

Ты слышишь, Господи? — я тихо говорю,
Стою в тени — и всё ещё горю.
Не для святого вида, не по праву —
Я просто здесь. Я всё ещё живу.

Ты видишь, Господи? — я грею пустоту,
Несу не крест, а боль на высоту.
Во мне ни зла, ни веры по уставу —
Одна душа. И та — напополам.

Ты знаешь, Господи? — я падала не раз,
Срывалась с слов, ломалась поперёк.
Я не просила чудо напоказ —
Я просто шла. И в небо — ни намёк.

Ты рядом, Господи? — а если нет, прости.
Я не святая, слабая внутри.
Я каждый день тону без берега в груди,
Но всё же жду, что ты шепнёшь: «Иди…»

И даже память устала держать тебя,
как тень — у стены, что обуглилась в прах.
Ты — голос, затёртый в заброшенных записях,
ты — пепел во снах, ты — лицо на часах.

Ты вёл меня словом, но сам — исчезал,
растворяясь в глазах, где не свет — а стекло.
Я держала тебя, как осколки зеркал,
но стекло не живёт. И гореть не могло.

Ты был — как ошибка, забытая былью,
без вкуса, без цвета, без слова "зачем".
И страшно не то, что теперь не с тобою —
а то, что не чувствую. Даже совсем.

Остаться в памяти — ни в сердце, ни в крови,
а в взгляде мимолётном, в полуслове.
Как отблеск света — хрупкий, невесомый,
в котором не спасенье, а укол любви.

Исчезнуть в тишине — как сны во тьме,
не оставляя ни шагов, ни смысла.
Быть голосом, что замер на листе,
и в этой тишине — не быть, а сбыться.

Но я стою на грани двух миров:
то — след в тебе, то — пепел на ладони.
Не знаю, кем останусь для тебя:
живым...
или забвением в истоме.

Я встаю у стекла, но не вижу себя —
там стоит кто-то с лицом, как у боли.
Он похож на меня, но внутри — тишина,
словно выжжен в сомненьях из соли.

Он не плачет, не смотрит, не рвётся на крик,
только шепчет глазами: «Ты — маска».
Я касаюсь стекла — он мне машет в ответ,
но рука его — тоньше, чем связка.

Я — герой для чужих, для себя — пустота,
в этом зеркале нет ни прощенья.
Так скажи мне, молчаливый двойник:
кто из нас — отраженье?

Ты помнишь вечер. Сквозь стекло мороз
Рисовал ветви,
Будто сад чужой.
Ты говорила:
«Ты опять не взрос,
И всё живёшь
С нелепою мечтой».

Я помолчал.
Что мог — лишь улыбнуться.
Слова — как пыль,
Летели в никуда.
Ты знала суть,
А я пытался гнуться,
Меняя совесть
На глоток стыда.

Ты жаждала — я рушил. Без причины.
Ты — тишину,
А я — ночной пожар.
Ты говорила: «Сердце — не витрина»,
А я срывал
Последний календарь.

Ты шла на свет,
А я терял дорогу,
Считая боль
Привычной, как табак.
И в каждой встречной
Выискивал строго
Твою печаль,
Твой неотпущенный знак.

Теперь ты где-то. Там, где нет упрёка,
Где ровный дом
И запах чистых стен.
А я всё плут,
Судьбы непонятая строка —
В тетради лет,
Где всё давно без сцен.

Прости за всё —
За страх, за бег, за глупость,
За мой разлом
Меж разумом и сном.
Ты не была мне болью — ты мне суть,
Но я шагнул — и не нашёл свой путь.

Он строил свой разум, как замок теней,
Из криков, из мыслей, из прожитых дней.
Без окон, без дверей, без следов на полу
Где страх — это пища, а боль — на балу.

Я слышал, как шепчет за стенами мрак,
Как тень его детства скользит просто так.
Он прятал секреты в бездонный конверт...
В его коридорах бродил и ослеп.

Там время шагало, как зверь на цепи,
Он путал меня с отраженьем в воде.
И каждый мой шаг отзывался в висках,
Как будто я сам был в его голосах.

Я вышел, но тьма не ушла с моих глаз —
Он выжил во мне, он смеётся сейчас.
И замок стоит — только больше, чем был...
А я — лишь узник его чернил.

Во мраке, где звёзды боятся дышать,
Где вечность срывает одежды с заката,
Ты — как обет, что нельзя нарушать,
Я — твоя тень, твой огонь, твоя плата.

В алтарь из могильных крестов и дождя
Мы вступим без страха, без права на милость,
Нас ночь повенчает — без слов, без вранья,
Где клятвы — шептали, а крики — молились.

Ты в чёрном, как вечность, в ресницах — туман,
Я в белом, но сердце чернее проклятий.
И если нас свяжет старинный обман —
То в нём будет кровь, но не будет распятий.

Мы — странники без лица и времён,
Нас держит друг в друге немая отрава.
Где все потеряли, мы — обречены,
Но в этой утрате и спрятана слава.

Мы — пепел и ветер, рассыпаны в прах,
Слова — лишь осколки в разбитых сердцах.
Ты — боль моя сладкая, кровь на перстах,
Я — шёпот твой в сумерках, смерть на устах.

В потерянном мире, где всё — тишина,
Мы — крик под землёй, где растёт седина.
Нас боль породила, нас мрак повенчал,
И если паденье — то в звёздный финал.

Не подходи. Не кричи.
Слишком устали. Молчи.
Всё, что хотела — отдам.
Ты мне чужой. Ты мне — хлам.

Всё, что казалось — сгорело.
Где было “вечно” — там тлело.
Ты — недосказанный стих,
смыслом не ставший для них.

Было бы — ладно. Не суть.
Вышло, как вышло. Забудь.
Я бы прощала. Но зря.
Ты — только тень. Невозможно. Нельзя.

И — не вернёшь. Не простишь.
Просто в глазах — пустота.
Ты же меня не любил.
Просто играл. Красота.

Хочешь — уедем? Прямо отсюда.
В ночь, на обрыв, под шум городов.
К чёрту приличия, к чёрту простуду —
Будем одни. Будем — без слов.

Ты ведь умеешь гореть, как спичка.
Я — как бумага, горю до конца.
Смех твой ломает чужие привычки,
Падает мир с твоего лица.

Слышишь, не поздно, сорвёмся — будем
Падать и падать, ловить в груди.
Глупо, красиво, опасно, трудно.
Жить не умеем — так хоть люби.

Воздуха! Больше! Падает небо.
Бьётся в ладонях. И ты — в глазах.
Слышишь? Сейчас или никогда.
Или в любви, или — в прах.

Опять висишь — немая, белая,
Как недосказанное «да».
Опять глядишь, как жизнь потертая
Идёт по кругу — в никуда.

Ты — для витрин, ты — для поэтов,
Ты — для бессонных городов.
Но я стою, и пусть без света —
Зато без лжи, зато готов.

Я говорю, а ты не двинешь.
Я верю — слышишь, но молчишь.
А может быть, ты тоже — мимо?
А может — просто не простишь?

Скажи, Луна, ты хочешь падать?
Ты хочешь просто стать землёй?
А может — надо не быть рядом,
А быть собой? Хоть раз. Собой.

И ты плывёшь. Немного ниже.
И я стою. Ещё живой.
И, может быть, ты даже слышишь —
Как я молчу. С тобой. Одной.

На берег выбросило утро
Бутылку — старая, как грусть.
Внутри — письмо. Почерк как будто
Знаком. Я пальцем прикоснусь.

И дрогнет время. Буквы — рвано,
Чернила вытекли дождём.
«Привет… ещё пылает рана?
Ты помнишь, кем мечтала днём?

Я — ты. Но раньше. Мир огромный,
И страх сжимает грудь порой.
Но если станет слишком томно —
Иди за светом. За собой.

Ты будешь падать. Это верно.
Ты будешь злиться. И прощать.
Но только — помни непременно:
Ты создана мечтать. Летать.

И если вдруг вокруг обломки —
Ты — море. Не забудь доплыть.
Ты будешь счастлива. Немного.
И это — стоит дальше жить».

Я улыбнулась — глупо, тонко,
Сквозь соль морскую и года.
Письмо себе… в бутылке времени.
Как хорошо, что шло сюда.

И стало страшно — это честно.
Но я не прячусь. Я стою.
В руке дрожит письмо как детство —
Забытое… Но я — пою.

Пою сквозь шторм, сквозь крик прибоя,
Пусть голос тонет в пустоте —
Но я жива. Я — это море.
Я — та, что пишет вновь себе.

И пусть забыты все страницы,
И пусть полынью пахнет даль, —
Письмо себе… И в этой зыбкости
Моя последняя медаль.

И вот стою. Босая. С болью.
Но море шепчет мне в ответ:
Ты будешь счастлива. С собою.
И это — главное из всех побед.

Гниёт горизонт,
как забытая свалка.
Мир —
это зонтик
без спиц
и без палки.

Сквозит.
Протекает.
Ломает хребты.
А мы,
как солдатики,
впали в бинты.

Вчера —
идеалы.
Сегодня —
обрывки.
Жизнь —
как плакат,
порванный урывком.

И все говорят:
"Ты живи, не зови,
не тревожь это небо,
не бейся в крови".

А я —
не согласен.
Я — нож для врага.
Я — кость, что застрянет
меж слов — навсегда.

Я видел:
мечты —
как собаки бездомные.
Лают.
Но кто их
пускает домой?

И жизнь —
не загадка,
не комнатный рай.
Жизнь — это площадь.
И сам выбирай.


Скажи, человек,
что оставишь ты в мире?
Пустую бутылку?
Следы на квартире?

А я оставляю
пылающий стих —
как крик умирающих
в стенах домов пустых.

Пускай я один,
как фонарь на окраине,
но слово моё —
как костёр на развалинах.

И если умру —
не под флаг,
не в венце —
я выжгу финал
на чужом
лице.

Сожалею —
не о боли,
Не о времени —
о доле,
Что сжигал
как сухостой,
Выбор сделанный —
пустой.

Сожалею —
не о встречах,
А о фразах,
брошенных не кстати.
О молчании,
когда, между прочим,
Можно было
миром стать.

Все ошибки —
как шрамы на коже,
И не сотрёшь,
и жить — не можешь.
Каждый поступок —
гвоздь в доске,
Каждое «поздно»
жжёт в виске.

Сожалею —
не о ссорах,
И не о судьбе глухой.
А о днях,
что в спешке, скоро
Отпустил,
не взяв с собой.

Жизнь проходит —
как кино:
Стоп-кадр,
и снова темно.
И все ошибки,
все решения —
Оставляют
раны сожалений.

Сожги меня — медленно, зря не спеши,
Дойди до основы, до самой души.
До пепла, до корня, до белых костей,
До праха былых — и до новых вестей.

До тла — это значит: не будет возвратов,
Ни писем, ни встреч, ни дешёвых раскладов.
Все связи — обуглить, все мысли — в труху,
Чтоб снова собрать себя заново — в строку.

До тла — это чисто, без права на завтра,
Ты был — и исчез, как случайная травма.
Как шрам, что остался, но больше не режет,
Как пламя, что холодом памятью скрежет.

До тла — это честно. Не сносит полслова.
Ты строишь и рушишь. И всё по-новому.
До тла — не наполовину, не с краю,
А так, чтоб и тени назад не бросали.

Любовь? До тла. Доверие? В дым.
И дружба твоя — обернулась другим.
И сам себе врёшь, что спасётся хоть что-то,
Но всё превращается в вечную охоту.


До тла — это выбор. Не месть, а решение.
Оставить внутри лишь пустое движенье.
И знаешь, что страшно? Не боль, не война.
А то, что потом — тишина.

Так что — до конца. Чтобы с пеплом во рту.
Чтоб заново встать, а не встать — ну и пусть.
До тла — это выбор. Не крик, не вина.
Сожги всё вокруг. И сожги имена.

Ветра шуршат в опустевших аллеях,
И город, как старый палач, немеет.
Здесь пыль собирается в форме идей,
И каждый поклон — как петля для людей.

Там, за стеклом, где не слышно шагов,
Идёт бесконечный бал медленных слов.
Все лица похожи — черты, как скелеты,
А губы целуют лишь звук этикета.

Они пьют из бокалов прозрачную ложь,
Не морщатся даже, вкус лжи хорош.
И кажется, стены под золото гнутся,
Но это не стены — экран и отмазка,
За ними — тряпьё, а не царская сказка.

Их речи, как дым — разлетаются зря,
Но дым этот медленно входит в тебя.
И ты уже сам повторяешь их тосты,
Не чувствуя, как превращаешься в гостя.

А рядом стоят — те, кто больше не спит,
Кто слышит сквозь музыку: всё это — скрип.
И пусть на балу разливают шампанское —
Мы выйдем на улицу — в чёрный рассвет,
И каждый шаг будет их приговором.

И дождь будет падать на их хрусталь,
Смывая с бокалов февральскую сталь.
И трещины лягут на золото рам,
И первый удар — будет вовсе не нам.

Я шёл за вами — шаг в шаг, без права,
Не требуя клятв, не прося наград.
Вы ж строили стены, растили травмы,
И делали вид, что не виден взгляд.

Я был вам предан — до боли, до соли,
До зноя под кожей, до ломки внутри.
Вы предали тонко, почти что без воли,
Как ветер — не злой, но идущий с горы.

Не ложью, не криком — молчаньем, как плетью,
Не пуля — так трещина в старом стекле.
Вы выбрали медленно, будто бы ветер
Сдувал меня — просто… как пыль на земле.

И страшно не то, что порвали мне жилы,
И даже не то, что забыли лицо.
Страшней, что вы точно меня ведь любили
И этим замолнили сердце свинцом.

Он стоял у старой автобусной остановки, где облупленная краска держалась только на теневой стороне. Воздух пах сухой травой и горячим асфальтом. Лето клонилось к концу — это чувствовалось не по календарю, а по тишине. Даже птицы пели иначе, будто с оглядкой на грядущую осень.

В руках у него была открытка, старая, с выцветшими чернилами. Письмо самому себе, написанное в детстве: "Когда вырастешь — не забудь, как пахнет мокрый асфальт после дождя. Не забудь, как хочется бежать босиком просто так, даже если никто не зовёт."

Он улыбнулся. Где-то вдалеке загудел автобус. Можно было ехать, можно было остаться. Но главное — помнить.

И шёл один, меж корней и обрыва,
Туда, где ночь сгущалась, как смола.
За каждым шагом — тайна тороплива,
А впереди — ни звёзд, ни света силы.

Он знал: там ждёт разгадка или бездна,
Иль древний страх, забытый всеми век.
Тьма обнимала холодом железным,
И каждый звук казался — человек.

«Назад иди!» — шипели тени злобно.
«Там пустота, там гибель, там обман!»
Но шёл вперёд он — медленно, бессловно,
Не ведом был ему обратный план.

И вдруг — глаза. Не демоны, не звери,
А он — сам он, но старше, злей, мертвей.
В глазах — печать всех несбывшихся верий,
И тысячи забытых им смертей.

«Ты ждал меня?» — сказал. — «Я здесь, я рядом.
Я — та беда, которой ты хотел.
Я — твой порок, сокрытый чёрным взглядом,
Я — путь, что ты внутри себя прогрел»

И тьма вокруг рассыпалась, как плесень,
Остался только он — и этот лик.
И понял он: загадка — не во внешнем,
А мистика — в себе. И он велик.

Смысла нет. И никто не найдёт.
Не придёт за тобой, не спасёт.
Все ответы — дешёвый обман.
Все пророки ушли в ресторан.

Ты рождён — чтобы сам выбирать.
Хочешь — падать. Хочешь — летать.
Можно жизнь разменять на еду,
Можно — выжечь собой пустоту.

Всё вокруг — из обмана и пыли.
Все кого-то когда-то любили.
Все когда-то чего-то хотели,
А потом — просто сдались и сели.

И поэтому — нету пути.
Ты должна это всё обойти.
Ты должна — из себя, из угла
Вырезать: "Я сама. Я смогла."

Придумай себе этот свет.
Придумай ответ на ответ.
Придумай огонь из внутри,
Даже если — одни фонари.

Мир молчит. И всегда будет нем.
Не бывает побед без проблем.
Но когда ты стоишь и горишь —
Это значит, что всё — победишь.

Город устал. Город спит.
Город мёртв, но ещё не знает.
Скоро начнётся отсчёт.
Нас здесь никто не прощает.

Тусклое небо гудит,
Словно огромная пуля.
Кто-то внутри говорит:
"Больше не будет июля."

Время — как чёрная ткань.
Рвётся. Тлеет по краю.
Хочешь — забудь. Хочешь — встань.
Хочешь — молчи, умирая.

Скоро пройдут по мостам
Чьи-то тяжёлые лица.
Город поднимет глаза —
И больше не сможет защититься.

Город устал. Город лжёт.
Город забыл, как дышать.
Ночь его больше не ждёт.
Утро — не станет прощать.

Сквозь лёгкий туман просыпается утро,
И солнце целует листву на ветвях.
В груди зажигается пламя как будто,
И мир отражается в наших глазах.

Шуршание трав, шелестение моря —
Всё в музыке этой звучит неспроста.
В нас спрятаны звёзды, мечты и истории,
И каждая — как небосклон, как мечта.

И пусть пролетает минут бесконечность,
Мы будем идти, не боясь высоты.
В душе остаётся одна только вечность —
Любовь, что сильнее любой суеты.

Ветер воет, ночь сырая,
Лунный свет как лёд во мгле.
Тишина — почти живая,
Ходит следом по земле.

Дом заброшен. Стёкла — раны,
Сквозь трещины — чуждый взгляд.
Сердце бьётся слишком странно,
Будто знает — не простят.

В каждом шорохе — чужое,
В каждом эхе — чей-то крик.
Ждёт за дверью волком воет,
Ждёт последний — странный — миг.

Нет никого.
И не было.
И не будет.
Только ветер по стенам бежит,
только память —
как старые люди:
сидит
и молчит.

Нет никого.
И тени —
не люди.
И лица —
не те.
И даже голоса —
как будто
в воде.

Я всё искал
какой-то смысл,
хоть каплю тепла.
Но мир — это замкнутая спираль.
Вышел —
и снова с начала.

Нет никого.
И тишина —
как голод,
как ломка,
как дым.
И сам себе я,
наверно, холод,
и сам себе я
стал чужим.

Пусть бы хоть кто-то
сказал: «Стой.
Не надо.
Ты жив.
Ты свой».
Но нет никого.
И ветер
пустой.
И только голос —
мой.