Я так привык с тобою говорить,
В ответе легковесном не нуждаясь,
И голос твой в смятении хранить,
Бессмертия подаренную старость.

Ты не ответишь мне на искренний призыв,
Вновь в темноте свидания осталась
Тобой еще не прожитая жизнь,
Воздушных крыльев сладкая усталость.

Там свет закатом розовым горит,
На лепестках мечты тревожной тая,
В осколки сна безумье превращая,
В сон Зазеркалья, царственный Аид.

Ты слушаешь меня морями губ,
Стыдливых зорь разлуками касаясь,
Мой голос волн – таинственный недуг,
Лазурью облаков встречает радость.

Мы никогда не забудем
Нежные пальцы ветвей,
Тех, что обнялись в простуде
Нами оставленных дней.

Ветры холодные судеб,
Губы разбуженных вьюг,
Птиц – в зазеркалье иллюзий,
Рыб – медитаций вокруг.

Пламя угаданных смыслов,
Встреч судьбоносных игру,
След откровений лучистых,
Что вознеслись поутру.

Волны фантазий летучих,
Радость прочитанных строк,
И повторившийся случай:
Сказки волшебной урок.

В нас – тяготенье русалок,
В чащах – лианы друзей,
Благословенье цыганок
В роще, где пел соловей.

Подари ты ей песнь, подари,
А попросит – рыданье послушай,
На краю ее горькой земли
Зарастает безвременье плюшем.

С лебединой прозрачной слезой,
С очертанием месяца зыбким
Ты найдешь на звезде голубой
След потерянной ею улыбки.

На рябине ее снегири
Дожидаются раннего утра,
Подари ей дыханье любви
И небесный огонь перламутра.

На вкус волненье бусинок твоих
Попробую на августейшей флейте,
А в небе розовом – таинственный триптих
И красок догорающих бессмертье.

Как боги создали такое существо?
В глазах ночных – смятенье красной бури
И марсиан поющее лицо,
Похожее на исповедь лазури.

В песчаном заточении – простор,
Косматых солнц оранжевые вспышки,
Спустившийся затменья черный трон,
Цивилизаций скорбное величье.

А в небе безымянною звездой
Пылает одиночество родное,
И все пройдет, как нереальный сон,
И только бездна дарит путь покоя.

На шторах бархатной слезой
Тебя коснется дрожь картины,
Прозрачный Рембрандт, дождь косой,
Час расставанья с блудным сыном.

Коснется пены и зари,
Адама первого и Евы,
Того безвременья земли,
Где сага первая горела.

Той безудержной глубины,
Куда спускался грустный демон
И нес прекрасные напевы
В минуты полной тишины.

Где получила звонкий дар
Поэзия янтарной думы,
И где вселенский янычар
Нес в лоно вод трезубец грубый.

И отделив земную твердь,
От грез беспечного творенья,
Родиться или умереть
И звездам подарить мгновенья,

Чтоб оживить земное тело
И вен зеленые сады,
Поэзия запишет в генах
Стихий четыре – две судьбы!

Кто тебя полюбит в этот вечер,
Снежный облик встреченной глуши,
Тонкий лед на обгоревших свечах,
И ночная исповедь души.

Кто услышит этот голос млечный,
И молитвы колыбельной плач,
Человек настолько бесконечен,
Сам себе и ангел, и палач.

Выбирая путь –- свершенье чуда,
Каждое мгновенье – звездный дождь,
Ты придешь как будто ниоткуда
И туда же скоро и уйдешь.

Постарайся взять любви частицу,
Мир заполнить эхом красоты,
И доверь божественной вознице
Грез своих случайные черты.

Когда не можешь не писать,
И рифмы строем легиона
Стремятся в бытие попасть,
И распустить свои знамена.

И лики творчества тайком,
Рождая мысли сладкий трепет,
В небесном образе стихов
Сверяют с озареньем время.

И роз погасший аромат
Ты воскрешаешь в звуке чудном,
И этот сумрачный закат,
И свет мгновений недоступных,

И тишину уснувших трав,
Звезду упавшую Ван Гога,
И в этом видишь благодать
И разговор с молчаньем бога.

Богу родиться в земном,
Человеку проснуться в небесном,
Бегали мы босиком,
Ощущая себя бестелесно.

Трогали радугу дня,
Мчались закатами будней,
Нет здесь тревоги огня,
Все здесь представить нетрудно.

Мыслью рождается сад,
Город знакомых и близких,
Узких каналов фасад
И недосказанных смыслов.

Смерть глубока, но теперь
Радостно нам воскрешенье
И бесконечности дней
Наших земных возвращенье.

Снова, как прежде, друзья
Нас обступили бесшумно.
Нежно грустят тополя,
Шепчутся музы воздушно,

Зонтик цветочных песков
Робко спустился на землю,
Небо полно васильков,
В них я, как прежде, исчезну.

Она еще не родилась,
Сияли помыслы былого,
Судьбы невидимая связь
Дарила красоту и слово.

И век, и град, колокола,
Дворцов распахнутые башни,
Уж в колыбели лет плыла
Ладья любви и тайной власти.

И переменчивый узор
Невольных встреч и возвращений,
Где задушевный разговор
С ней вел ее крылатый гений.

Бег роковых, фатальных сцен,
И фимиам любви и вьюги,
Все было в книге перемен
И в Баха выдуманной фуге.

Но оставаясь день за днем
В теченье сна и яви сложном,
Она загадочным огнем
Была для преданных вельможей.

Ей освещали звезды путь,
И жизнь была страницей краткой,
Но в божестве сердечном суть
Она черпала без остатка.

И вечер реквием творил,
И в небесах заря явилась,
И пел небесный серафим
Ее делам хвалу и милость.

Тянулись звери и цветы,
И птицы руки целовали,
Так помыслы ее чисты,
Как миг рожденья в светлом зале.

Она еще не родилась,
Знамению давая слово,
Застыл младенец, рассмеясь,
Приходу века золотого.

Часть 2. Петербургская мозаика
- 7 -
Почувствовать город,
Пространство и крыши,
Мерцание, поступь теней,
Как будто бы в гости
Приходит Всевышний
И ждет нерастраченных дней.

И просит минут созерцанья и счастья,
И вспышек сожженных цитат,
И мест дорогих, где растаять в объятьях
Хотелось с весной на устах,

И улиц, и образов, смутных улыбок,
Прохожих печальных, их лиц,
И эхо случайных, как чувства, ошибок,
И спешку пустых небылиц.

Замри, он рассмотрит,
Застынь, он растопит
Вспорхнувшие сумерки снов,
И хлынет ручьями, как тысячи копий,
По жилам холодным любовь.

И бегло навстречу
Проспектами ветра,
Каналами темных глазниц,
Он инеем робким
Во тьме не замечен,
Сойдет с обгоревших страниц.

Исаакий чернилами ночи расточен,
И Зимний парит в высоте,
Исчезнувший город –
Всех снов и пророчеств,
Как гимн неземной красоте!

Часть 2. Петербургская мозаика
- 4 -
А может быть, мы тоже жили
Среди дворцовых этих грез,
В каналах отблески ловили
Рождественских печальных звезд,

И снежной мглою, темно-синей,
В певучей желтизне огней
Невы грохочущие льдины
Нас уносили в холод дней,

О фантастическое пламя,
Колонн ростральных гордый вид,
В малиновых снегах проталин
Мой город вечностью горит,

И рвется из пустот покоя,
Подхвачен темною Невой
Адмиралтейского прибоя
Шпиль изумрудно-золотой.

- 5 -
О темные, душистые аллеи,
Сиреневый рассеянный рассвет,
В открытых окнах – голубые феи,
В дверных проемах – серебристый след,

Дворцов туманных прошлое величье,
Былого голоса, что воспевал поэт,
Парад страстей и сонники девичьи
Балов минувших легкий менуэт,

Зеркал озерных сонное обличье,
Прекрасных зданий легкий силуэт,
И с высоты полета рождено величье,
И отблеск будущих побед.

- 6 -
О город-призрак, каменный навеки,
Седым туманом, поступью богов,
Глазниц каналы превративший в реки,
Деревьев веки – в звон колоколов,

Наполненный энергией желаний,
Чужих судеб, и рабских полон волн,
На площадях тяжелых испытаний
И в почестях своих знамен,

И в наводненьях призрачных объятий,
Под мутным небом и холодным днем,
Горишь столетьями свершившихся проклятий
И грезишь позабытым сном.

Во все мгновенья – чужд мечте покоя,
Стан ледяной, метель – дитя прибоя,
Ты отражение красок всех небес
Заснувший ангел, исполинский Зевс.

Часть 2. Петербургская мозаика
- 2 -
Как котелок фантомной боли
Скрипел фонарь, волнением гоним,
Поземка вьюгой разлетелась, солью
Морских баркасов и ревущих зим.

Кружил колючий, мокрый вечер,
Стелился снег и бубенцами дня
Ко мне взывал волнением сердечным
И первобытной силою огня.

Неслась двуколка в небе млечном,
Стегал извозчик снежного коня,
Кружила буря, расправляя плечи,
В морозном дне календаря.

И город гулкий в бледном озаренье
Дворцов, соборов, стройных площадей
Дарил церквей и душ благословенье
В гранитной строгости своей.

- 3 -
Вновь я вздохнул, как раздвоенье,
Суровый образ дорогой,
Небесный град – Петра творенья,
Венецианскою судьбой,

Пальмирой Северной представшей,
В болотистом сукне Руси,
И Афродитою бесстрашной
Застывшей в Спасе-на-Крови,

Михайловский тревожный замок,
Плотка удушливый цветок,
И в думу погруженный Павел
Уносится в святой чертог,

Его мундир, навек застывший,
В камине – темная зола,
За убиенных всех Всевышний
Зажжет закатом купола.

Часть 2. Петербургская мозаика
- 1 -
И в вихре дней шинели тень
Над снежной наготой канала,
Моя метель, шлейф фонарей
И ночь, которая ласкала,

Сугроба луч, хрустящий парч,
Дворцовой отчеканен ротой,
В крещенье вьюг полночный грач
Небес глотает ноты.

Соборов каменных разбег,
Огромный всадник в лунной меди,
Где призрак – тот же человек
Из маленьких трагедий.

Парад поэм, скрипучий снег,
Ворот чугунных гривы
И путешествие галер
В театр, где ждут кумиры.

Пусть будет свод неодолимый,
Предвестник всех твоих побед,
Как уносящий невский снег,
Блеск колдовства изящной лиры.

Часть первая. Рождение Санкт-Петербурга
- 1 -
Сколько эпитетов и позолоты,
Сколько тревоги, неверия, страха,
Тяжесть имперская –ждать Мономаха;
Жилы растягивать, тащить из болота,

В стоне, меж молотом и наковальней,
Между потопами и отпеваньем,
Медных копыт на змеином пристанище,
Бедных могил позабытое кладбище.

В рост и величие, царскою милостью,
Промыслом божьим и силою гения,
Цельность столетий слепить из мгновения,
Дивный свой стан из чудовища вылепить.

Вот как рождалась сказка та грозная,
Стихия скиталась с падучими звездами,
Мятежная исповедь духа здесь русского
Невидимый Китеж туннеля тунгусского,

Острое зелье тетивы натянутой,
Смерч подземелья, усилие памяти,
Волны из бездны, Авось на заутренней,
И выбрано место и Град перламутровый.

- 2 -
На перекрестке всех веков
Стяг кораблей надежды славной,
Державы грозная любовь
Была твоей стихией главной.

Пучиной леденела кровь,
Среди ветров всех безымянных,
Редутом рваных облаков,
Парадом площадей нарядных,
И ослепительных дворцов
Ступала призрачно Европа,
Хоть город был еще холопом,
Но холод утренней звезды
Покрыл все инеем холмы.

Всех государств цветные флаги
Призвал пример морской отваги,
Авроры северной гранит
Был за границей знаменит,
Уже рождался на полмира,
И город-призрак стал кумиром,
В нем отраженья гордый вид
Европу древнюю хранит.

Пока горел он лишь туманом
И был для прошлого обманом,
Хрустальной ризницей, окном,
А может быть, ночным порталом,
Но поцелованный венцом,
Проспектов стройных Амстердама,
Алмазных берегов фонтанных,
Загадочной страстной Мессией
И силой неземной России,

Благословленной в жизнь отцом,
И сфинксом с каменным лицом.
Мой город – самый молодой,
Невольный пасынок вселенной,
Столиц империй, нынче тленных,
Не избалованный судьбой,
И потерявший свой покой,
Рожденный в рабстве и свободе,
В суровом сумрачном походе,
Духовным монолитом став
Среди надменных всех держав.

Рожденный силой чудотворной
Из грез, преданий и молвы,
Ведомый свежестью волны
И гибкостью челна проворной,
Надев доспехи-валуны
И обручаясь с властью тайной,
Взнесен судьбой на трон сакральный,
И дерзкой силой покорен
И всех столиц, и всех времен.

Столиц древнейших сны и троны,
Бриллиантом северной короны
Хранишь чудес былые дни
В смятенье темных вод Невы.

Вступление
Что возьму я с собою?
Шпиль надежды вчерашней,
Малахитов дворцовых
Утоленную жажду,

Медь решеток отлитых,
Зелень Летнего сада,
След поэтов забытых,
Снов цветных Петрограда.

Гривы львов судьбоносных,
Твердь гранитных объятий,
И Васильевский остров,
Как державы распятье.

И соборов воздушных
Вдохновенье Растрелли,
В каравеллах поющий
Императорский гений,

Зов каналов туманных,
Богоявленность зодчих,
Акварельных каналов
Изразцовую точность,

И Исакия фрески,
В наважденье фонтанном,
Над сиянием невским
Облака в небе алом,

И державную гордость
В гренадерском порыве,
Сквозь Сенатскую площадь
Скорбь войны в этом мире,

И ночей беломорье,
И мостов раздвоенье,
Город снов и узоров,
Петра лика творенье.

Немного грусти и волны
И ясности озер прозрачных,
Морщин столетних валуны
И шепот неземного счастья,

Немного солнца и луны,
Полян брусничные закаты,
И Вы навеки влюблены
В суровый север безвозвратно!

Карельский эпос «Калевала»:
Земных и горных духов хор,
Вулканов дымчатая лава
Застыла в синеве озер,

Скит островной под бездной неба,
Дорога к вознесенью слов,
Молитв, постов и горстки хлеба,
И звезд высоких разговор,

Обитель пустоты и скорби,
Свет, проявивший лик добра,
И опустевшие погосты,
Вокруг которых тишина.

Я целый день на палубе бессонной,
Среди ветров, несущих вольный дух,
Высоким маяком стихии непокорной,
Старинных образов и корабельных дуг.

Приняв щедрот обманчивого лета,
Скалистых островов и темноты кручин,
И звонких струн былинного поэта,
Где сотни лун и смоляных лучин,

И в деревянном образе творенья
Смущенной этой северной красы,
Озерной глади неземное пенье
И ранний луч разбуженной росы,

И голос уходящего безмолвья,
И устье рек, которых ждет исток,
Монаха светлое надгробье
И паруса других эпох,

Парящих чаек призрачное чудо,
Белесых скал земной, протяжный труд,
Безбрежность севера и торжество полудня
И сфер небесных щедрый изумруд.

Люблю озер я сонный шелест
И гладких скал ночной узор,
Богатырей, которым веришь,
Из гордых восходящих волн,

Дыханьем севера проросших
Монастырей старинный вид,
Сиянье птиц в янтарных рощах,
Где вековой молчит гранит,

Рожденье тишины святое
В молитве сырости земной
И обретение покоя,
Под рун старинных разговор.

А в небесах простора аромат
Скрывался в радуге цветочной,
Был ливнем выбрит утренний асфальт
И облака в помаде сочной,

Сияли солнца грустные глаза,
Отбросив на природу вдохновенье,
И мимолетной свежести гроза
Встречала черноокое затменье,

Оранжевый от неги луг
В ромашках пчел, сплошь медоносных,
Кружил стрекозами вокруг,
Пленил черемухой проросшей.

Вступал в час зрелости июль,
Играл сонетами волшебник,
И мир наш был безумно юн,
Как распустившийся подснежник.

Ночь покрывалом снов чудесных,
Периной легкой прилегла,
Из слов пушистых поэтесса
Наколдовала два крыла,

И красный круг, и голубые
Живые дали, облака,
И ей вдруг голову вскружили
Мундиров прошлые века.

Румянцем жарким кровь прилила,
Корнета утренний рассвет,
Парадной лестницы перила,
Авроры северной сонет.

И на скаку, в сладчайшей боли
Порыв двух бьющихся сердец,
И кирасир большое поле,
Смертельный ледяной венец.

И молодость, как откровенье,
Распахнутых мундиров бег,
И на балу, и в час сраженья
На эполетах тает снег.

Хлопки кастильских кастаньет,
Как черной ночи многоточье,
Разливы вин, кинжальный след
И бычья кровь оправой сочной.

Мечи тиранов, блеск побед,
Красавиц шелковые очи,
Гитар цыганских звонкий бред,
В огнях рубиновых вся площадь.

И лебединый тонкий стан,
Как смерч вселенского протеста,
И взмахи рук, и звон литавр
В исходе пламенного жеста.

И южной ночи колдовство,
И зарево морских пророчеств,
Арабских скакунов родство
И пряность мудрости восточной.

И звездных жриц высокий дар,
И мраморных бойниц столетья,
Вот бесконечный пьедестал
Любви и смерти.

Не умеет время
Обойтись без слов,
Сердце тихо тлеет,
А вокруг любовь.

Над сонетом нежным
Старый град Виши,
Тонкий луч, подснежник,
Рождество души.

Одиноко тронешь
Тени анфилад,
Соловьиной рощи
Опустевший сад.

На камнях дворцовых
Зелень морских вод,
На шпилях узоры
Темных позолот.

Проникать в пространства,
Создавать века,
Каменщиков братство
Вольного смычка.

Музыкальный веер
Камерных прохлад
И сгоревший пепел
Звезд и анфилад.

О мирозданья соловей,
Влеченьем свежести минутной
Нас ловит в плен своих страстей,
Рождая выбор абсолютный.

Иллюзий, явленных идей,
Поспешность будней незаметных,
И в бутафорной пене дней
Рожденье собственной вселенной.

И голос истины – как ночь,
Которую во тьме чернильной
Услышать или превозмочь
Возможно взмахом белых крыльев,

Взлетев к истоку сквозь века,
Обнять мгновение беспечно,
И мир понять наверняка
В сиянье сфер остроконечных!

Весенний сонет

Волос твоих потоки, брызги слов
Сады родных ладоней пьют любовь
И ловят солнца смуглые лучи
Сияют в грозах грез мои мечты

Искринки губ твоих волнуют кровь
Ты дар моих молитв и светлый кров
Ты вознесенье к радости крыла
Свободной птицы, снежного орла

Чего же больше? Мой святой исток
Мое творенье соткано из строк
Озер прозрачных, розовых небес
Ты наважденье, чувств волшебный лес

Глоток волненья, свежести сапфир,
Ты притяженье в этот новый мир
Ты робкий голос музы неземной
Ко мне приходишь как ночной покой.

Благодарю за каждый нежный лик
Беседы вечность, покрасневший стих
В тебе, как в звездах растворяюсь я
В небесных розах вечного огня

«Мир прекрасен, потому что
ты в нем есть.»

Новый день волшебства
Я дарю тебе утром проснувшись,
Свежий запах холста,
Разноцветные чувства.

Пусть слова невпопад
И случаются приступы грусти,
Как наполнен наш сад
Светлоглазых дождей захолустьем.

Изумруд муравы
На фонтанах разбуженных статуй,
Сад Рёандзи внутри
Средь камней гладкобоких, покатых.

И смиренный покой
С хвой заблудших струится,
Ведь пока я с тобой
Ничего не случится.

Быть может друг стихи произнесет,
Годов моих почтительную сагу,
Где у порога всех земных забот
Оставлю чувств и дней своих отвагу.

И замерев в бездонной тишине,
В знак скорби и невольного почтенья,
Слетятся птицы певчие ко мне,
Слагая дату нового рожденья.

И будет петь огня зеленый луч,
А небеса: пронзительно и странно,
Касаясь лепестками алых туч
Укажут путь из снежного тумана.

И в одиночестве созвездий бытия
Моя душа пылинкой первозданной,
Легка как ласточка и как заря светла
Откроется объятью океана.

Ты – отражение мое,
Хоть внешне мы и не похожи,
Но я случайный твой прохожий,
И в нас едино бытие.

Ты помнишь, мы могли давно,
Не в этой жизни, точно, в прошлой
Бежать, обнявшись в теплый дождик
И на Бродвее пить любви вино.

В Венеции, где каменная площадь,
Орнамент лить, муранское стекло,
Сжигать закаты в звездной роще,
Встречать рожденье облаков.

А я был вечности художник,
Писал веками полотно,
Где ты с Амуром заодно
Скакала вглубь арабской ночи.

И жрица РА, драконья дочерь
Нас провожала в звездное окно,
И вместе мы испили горечь
И сладость встреч, не считанных давно.

О ты, холодная любовь
В осеннем сердце запоздалом,
В бессонном доме с птичьим гамом,
Средь вереницы ангелов и снов.
И на краю разорванной октавы,
Рассудка голос – каменный, упрямый,
Сжигающий нас пламень уст
Стучит в набат небесной драмы,
И вечер ожиданьем пуст,
В нем исповедь ночной гитары,
Органа камерная грусть.

О многоликий сын часов песочных
Без устали рождающий рассвет,
Создатель чар и откровений ложных,
Любви несчитанных побед.

Явись на встречу с океанской чашой,
Кричащей птицей, каравеллой снов
Туманом не свершившихся объятий,
Желаний тайных под ночной покров,

Укрой птенцов от ливня чувств и стужи,
Любви мгновенья чудом сбереги,
И донеси завет тобой хранимым душам
В сиянье вечном огненной реки.

В тебе нашел я вечности ответ,
Нас время не тревожит больше, нет.

У одного мудреца спросили:
«Что делать, если вас разлюбили?»
«Забрать свою душу и уйти», – ответил он.

Прошу тебя, с единственной мольбою,
Ночь выплакать и чище оказаться,
Я от тебя своей тоски не скрою,
Тебя кружу я в лихорадке танца.

Пусть боль меня терпением наполнит,
Твой сад закрыт и недоступен взорам,
Твое лицо мой вечер тихий помнит,
Бродяга-ветер, я привык к просторам.

Под ветхим солнцем сердца колесница
Нас мчит к безумствам, песню петь отважным,
Я грелся в счастье, был твоей зарницей,
И я не откажусь от чувства дважды.

Вернусь весной будить небесный купол,
Размажу буднем таинство творенья,
И совершив поступок этот глупый,
За буйство слов вновь заслужу доверье.

Мы красоте и мирозданью служим,
Мы перейдем рождения пределы,
Ты знаешь, как бессмертны наши души,
Ведь мы с тобой – не только это тело.

«Люди постоянно придумывают себе
проблемы. Почему бы не придумать
себе счастье?»

Пошли мне радость нашего общенья,
Твой голос запорошен вьюгой зим,
Я в башне вавилонского творенья
С тобою говорю совсем один.

Твое доверье – мой печальный опыт,
Я не молюсь, я слушаю тебя,
Моя любовь, как откровенье окон,
Распахнутых рождением дождя.

По мне бегут твоих мгновений токи,
Я весь отдался творчеству минут,
Со мною говорят теперь пророки,
Мне божества сиянье отдают.

Вот пелена с незрячих глаз упала,
Мне снится женщина, ее глаза чисты,
Во мне есть все, и время слез пропало,
Вот ветра песнь, а вот твои цветы.

Душа к душе – любовь тропинкой вьется,
К горам высоким, к синим ледникам,
Как счастлив я, что говорю с простором
И снежной птицей таю в облаках.

Как счастлив я, омыт твоей любовью,
Касаюсь света алого зари,
И женщину, как нежность, путь покоя
В себе ношу в час голубой земли.

И мне отрадно наслажденье встречи,
И одиночества разорван круг,
И догорают созерцанья свечи,
И возвращается мой пастырь и пастух.

Желанье страсти разрываю в клочья,
Смиреньем силы постигаю жизнь,
Вот флейта, вот огниво ночи,
Вот путешествие души.

Я тебя узнавал по шагам,
И, теряя их огненный след,
Рисовал, как пастелью Шагал,
Замирая на тысячу лет.

На вершине той смуглый коралл,
На картине – парящий сонет,
Для меня – одинокий подвал,
Где художника смятый берет.

Как любили мы рифов барьер,
Пыль пустынь, звон покинутых зал,
В переулках испанских гитар
Позолоту плывущих галер.

По тебе я всегда тосковал,
Доставая свой Ветхий Завет,
И встречал меня горный обвал,
На исходе отпущенных лет.

Для молитвы брал лунный овал,
А для сердца – весь солнечный свет,
Там всегда в час затменья сиял
Нарисованный мной портрет.

Застать пылающий рассвет,
Алмазных солнц поток горячий,
И чувство, в час попытки зрячей,
Вернуть, как налетевший бред.

И вечером, в час красок спящих,
Накидывать печально плед,
Быть комнатой, тобой звучащей,
На много предстоящих лет.

И бал был позади,
Уже погасли свечи,
И музыкантов добрых вече
Мерцало, путая шаги.

На этажах остались тени,
Которым важные лакеи
Не подарили даже пени
Из щедрой выручки своей.

По мостовой колёса – гулко
След позолоченных карет,
Стучали, поздней той прогулке
Даря раскатистый привет.

И вечер трон свой уступил
Его величеству безлунью.
В ночи кромешной нету сил
Найти желток луны-колдуньи.

И одиноких скрипачей
Я провожаю с сожаленьем.
Их путь лежит через метель.
Пусть снизойдет к ним вдохновенье.

Какой уж день неистовства полна
Моя река, бурлящая напрасно.
Живу во сне и не лишаюсь сна,
Очнувшись от беспомощности счастья.

Нелепо полнюсь пеной бытия,
Бьюсь о поверхность мыльно-золотую,
Рисую пожирателя огня,
Отчаявшись, молюсь ему вслепую.
Не чувствую, но протестую,
Готовлюсь полюбить тебя.

Который день мне ничего не ясно,
Я обнажён открытостью сердец.
О мир, способный столько раз меняться,
Будь постоянным, наконец.

Моя река, рехнувшись от восторга
И рухнувши в свой каменный приют,
Как воск, послушна безобразью оргий,
Как век, подвластна творчеству минут.

Какой уж день в быстрине ищет чуда
Стальная птица, пьёт звенящий гам,
Родник слезится, близится минута,
И утра аромат спешит к цветам.

А я спешу быть радостным и грустным,
А я мечтаю голос твой согреть
От холода бессмысленных предчувствий
Для вещих снов и предстоящих встреч.

Бескрайний кубок неба приоткрыт
Поэзией с бессонными глазами,
Осенний лист, своей судьбой играя,
К черте последней медленно летит.

И жжет костры огня живое пламя,
То загораясь, то ли засыпая,
Кострами голосит навзрыд,
Как будто где-то есть судьба другая.

И птичий клин темнеющих проталин,
Тепло комочков, крыльев легких стая,
Как странниц полоса святая,
Стремится в темноту, чтоб подарить ей свет.

Туда, где розовый рассвет
Форелью серебристой догорая,
Растит ручьи, в холодный сон ступая,
Волшебными устами гасит след.

Тебе прочту звук шепчущих молитв
И красоту столетий пролистаю,
Свечу осеннюю на столике оставлю,
Где тишина мою любовь хранит.

Где позолота желтых плит
Стеной иероглифов Китая,
Осколки разума сметая,
Чудес небесных сохраняет вид.

Поэзия, как демиург, парит,
Миры и жизни создавая,
И нет ей ни конца, ни края,
И кубок неба солнцем приоткрыт.

Последний день зимы
В сметане високосной.
Виски седые, синие дома,
Тяжёлый снег метелицы несносной
Скрипит подошвами с утра.

Последний вздох,
Чуть затяжной и сонный.
Весёлых скоморох
Прогнала в дверь судьба,
На фиолетовой горе поклонной
Княжною бледной – пелена.

В подвальных окнах
Остро и напрасно
Бутыльной зелени стекло,
И в переулках крестообразных
Глухое время затекло.

Нет прежних тягот,
Дум нет прежних,
Устала лаять в небо конура.
Себя из снега вылепил подснежник,
И улыбнулась полная луна.

Приснится чахлому растенью
Весёлый стук подков,
Розарий, сладкое влеченье
Воздушных лепестков.

Окну причудятся узоры,
Морозный воздух, сани, скрип,
Избы простые разговоры,
Печи резной изгиб.

А мне ты снишься снова, снова
В холодной книге января.
Моя душа встречать готова
Звезду, тревогу и тебя.

Душа металась и с тобой простилась,
Метелью стала, с неба опустилась
Туманным сновиденьем, бледной птицей,
Душа устала быть зрачком, ресницей,

Все понимать и закричать пытаться,
Ждать тяжесть тела, жемчуга распятья,
Быть пьедесталом, заголовком, речью,
И звезд касаться в переулке млечном.

Вдруг искупалась в позолоте солнца,
И губ касалась – пусть любовь вернется,
Душа крылата и легка, как птица,
Ей места мало, в ней поет зарница,

Она во мне еще покой бередит,
И с чем-то спорит, и о чем-то бредит,
Но улетело облачко от тела,
Огня желанья вызвать не сумело.

И я стою, прозрачен, как улыбка,
С тобою рядом – призрак иль ошибка,
Иль просто ветерка прохладный вечер,
Что так желанен, так порой доверчив.

А ты летишь – полночная свобода,
К моей душе, томящейся у входа,
И вместе нам упасть в такую бездну,
Где быть бы рядом, лишь хватило б места,

Но нам друг друга больше не увидеть,
Танцует вьюга, голосит провидец,
Мы станем ветром, позабытой песней,
Где все растает в музыке небесной.

Всё было белым изначально,
И взор в простор полей проник.
И мысли тёплою печалью
Рассеянно терялись в них.

Всё стало розовым от солнца,
Снега дымились голубым.
Казалось, чёрный лес смеётся,
Узнав, что снегом он любим.

Терялись тени, стыла вьюга.
Оцепеневшая река
Металась словно от испуга,
Недуга, скрытого пока.

Всё было лёгким,
Путь и время.
И рядом строились века.
Менялись жизнь и поколенья,

Менялись слово и рука.
Существовало всё случайно.
И путь мой был всего лишь миг,
Но я нечаянно постиг,
Что мир был белым изначально.

Пушистой вечностью стелился,
Вселенной белою предстал
И отразился в чьей-то мысли,
И на полях моих устал.

Они, наверное, счастливые,
Метели – мысли о тебе,
Часы пространство опрокинули,
И циферблат кричит во сне.

Ты ждешь души моей знамение,
Хоть душу снегом замело,
И замерло пространство времени,
Харона черное весло.

Но переправиться успели мы,
На берег, где желаний сад,
Где ангелы цветут аллеями
И оживает милый взгляд.

Там мысли теплыми мгновеньями
Нам дарят детское тепло,
И мы в бессмертие поверили
Пустым смертям земным назло.

Пройдет сердечное волнение,
Лавины чистой снегопад,
К тебе одной мое стремление
Рождает к жизни райский сад.

Снежинок чистоту запомнив,
Твое прекрасное лицо
В озерной глади рябью дрогнет
И улыбнется мудрецом.

К тебе одной лететь отныне,
Туманный обнимая лес,
Забыв о тяжести гордыни
Среди сверкающих небес.

И различать лесные звоны,
Как счастье ливней золотых,
И воздух пить земной свободы,
Бессмертье обращая в стих.

Вы слышите время? Оно утекает
По улицам детской мечты.
Оно незнакомо, его не узнают
В вечерние эти часы.

По розовым лицам,
По стрелкам бессонным
Так тихо стучат башмачки.
Становится слышным
Мотив патефонный,
Послушай, подумай, прочти.

Страница к странице,
На улицах людных
Не встретишь похожего дня.
Оно, изменяясь, покоится мудро.
Оно не узнает меня.

Другого увижу я в зеркале липком,
Во встречной дневной темноте.
Огней не зажгли, исправляя ошибки,
И сумерки вышли не те.

Но, может, оно так похоже на эхо
И так же печально звенит?
Ушедшему это уже не помеха,
Лишь мост от росы серебрит.

И плачется ива и смотрится в небо,
Там скоро зажгутся две
Звезды, средь которых давно я не был,
Кочуя в чужой стороне.

Я в час молчанья, в час тревоги
Спешу в волнующий тот миг,
Где дремлют сладко полубоги
И полулюди верят в них.

К чему же верить, если честно?
Они безудержно грешны.
Им на земле давно нет места,
На небе тоже не нашли.

Переберите ваши струны,
Зажгите крохотный ночник.
Мы, полубоги, полулюди,
Не верим ни в себя, ни в них

Свет вышних сфер и божья благодать
Фатой прозрачной приоткрыли горы,
И Рождества чуть бледные узоры
В мятежной памяти стараются сиять.

Волненье чуждо, призрачен покой,
Метели бледной сладко дуновенье,
И ледяная сказка диких гор
В тумане снежном жаждет пробужденья.

Скитаются вечерние холмы,
Им верится в рождественское чудо,
И ангелов небесные псалмы
Возносятся мечтой отсюда.

Предо мною прекрасный рассвет.
Ты восходишь звездой первозданной,
Я рисую твой утренний след
Безмятежным и радостным взглядом.

Кружат хлопья, на плечи присесть
Нам пытаются алые зори,
И рождественской вьюге звенеть
С голубиной далекой часовни.

Как прекрасно мое забытье,
Звездный вальс и полет этот горний,
И летит по земле Рождество
И дай Бог мне тебя с ним запомнить.

Смородиновые тени
Под мятежными, в роспись, глазами,
Написать твой портрет захотели,
Не успели, забыли, пропали.

Стал жасмином рассвет
В бледном, белом, скучающем зале,
Где тебя больше нет,
А живут лишь одни попугаи.

Мы гуляем сто лет
Под горящие взгляды азалий,
Там, где твой силуэт
Средь танцующих призраков зданий,

Серебристый кларнет
В буйстве роз, в галерее желаний,
Лебединый балет
На могиле стихов-очертаний.

Бестелесная девушка, Анима,
Тополиной пушинки свирель
Прилетаешь внезапно, как зарево,
И чаруешь заботой своей.

А во мне вдруг снега все растаяли,
Я теперь полноводный Апрель,
Больше смерти улыбку чумазую
Не пущу я в весеннюю дверь.

Мне теперь быть размашистым Ясенем,
Притяженьем бескрайних полей,
И душа моя – степь синеглазая,
Пусть цветет, как сиреневый день.

Зной стихии вдыхает фокстрот,
Даль сочится душистою мятой,
Облака в бриз игрушечный спрятал
Проступивший ночной небосвод.

Он вернется теплом спелых нот,
Каруселью распущенных крыльев,
Вспоминать, как мы в танце парили,
Провожая несбывшийся год.

Отзовется свечением лилий,
Зыбких волн, безграничных широт,
Огоньками, в которых мы плыли,
В изумрудные бездны высот.

По аллеям несется фокстрот,
Жар магнолий в сиреневом дыме,
Фонарей догорают приливы
И любви бесконечный полет.

Прозрачный месяц с нежными зрачками
К тебе летит, пространством окрыленный,
Как дым костра, сгорая на котором,
Я заклинаю медленное пламя.

Лиловый свет над легкими крылами,
Вскипая, словно пена по озерам,
Игрою чувства светится, узором,
В снегу, под голубыми облаками.

Возьмешь ли в руку звездочку с любовью,
И дивная мелодия заката,
Весь мир окрасит солнцем перед тобою,
И сердце мое сказочно богато
От часа, проведенного с тобою,
И мир наполнен счастьем, и утрата,
В печали скорбной, не придет за мною.

Не дай мне бог опять открыться чувствам,
Я так беспомощен, как крик последней чайки,
Корабликом бумажным в море грусти
Несет меня к красотам сна ярчайшим.

И в сердце чувствую немую дрожь созвездий,
Мой вымысел, как облако, прекрасен,
Какое счастье быть с тобою вместе,
И только этот час для вдохновенья ясен.

Мне пламенны очи твои,
И жгучи, как молнии, взгляды,
В тебя влюблены короли,
Ты быстро меняешь наряды.

Твоей красотой мы творим
Снега белизны изначальной,
Созвездья павлиньих перин
И розы распущенной чайной.

На коже атласной твоей
Горят изумрудные тайны,
И вальсами пенных морей
Смеются высокие пальмы.

Коротким мгновеньям твоим
Светить жемчугами так рады
Гирлянды блистательных зим,
Медовые неба атланты.

Полет неземных балерин
В фуэте взволнованных чаек,
Тебе рукоплещет Paris,
И сцена цветами встречает.

Так звонко, и ливнем политы
Цветы и уснувший наш сад,
В горах горят звезды. Молитвы
Над высью прозрачной парят.

Рыданья огромной рояли
То стиснут, то в бездну влекут,
И пальцы, как души пылали,
И клавиш дрожал перламутр.

Застыл я, встревожен игрою,
Над вечностью ты замерла,
В согласье с преступной мечтою
Нам так бы дожить до утра.

Готов дотянуться до чуда,
Сладчайшую боль превозмочь,
Пока ты со мною, покуда
Стоит музыкальная ночь.

Уйдут слова и звуки, и мотивы.
Исчезнет разукрашенный фасад
И призраки, кому мы были милы,
Вернутся в поседевший сад.
И колдовство вчерашнего восторга
От светлых чувств до звуков волшебства
Чертоги зимние откроет строго
И полетит вчерашняя листва
Над вдохновеньем, где царит природа,
Где сосен скрип вбирает тишина,
Проступит снега первого свобода
И бликом розовым покажется весна.
И от озноба той сусальной ели
Заснеженных игрушечных холмов
Воздушные шары:
Без слов, без снов, без цели
Помчатся в вечность стрелками часов,
Курантами вселенского размаха,
Весёлой росписью звучащих колокольн,
Кавалерийской выправкой монарха,
Мозаикой заснеженных стекол.
И византийской роскошью достатка,
И жаром разлетевшихся бойниц.
Взмахнёшь слезу неровную украдкой
И растревожишь красногрудых птиц
Дыханьем русаков, морозным дымом
От бега разрумянившихся бойцов
И тройкой снов вернешься снова к милым
Теням ушедшего – под звуки бубенцов.

Стихи продиктованы свыше,
Подслушанный музыки звон.
На крыше столетья чуть слышен
О вечном простой разговор.

И тянет давно скрестить руки,
И крылья сложить в стороне.
Как долго мы были в разлуке,
Как долго мы были в огне!

И нас разделила не вера,
А холод сомненья и ложь.
Но вот уж восходит Венера,
И вечер безумно хорош.

И хочется звёздам признаться
В огромной и вечной любви.
И всем нам, наверно, воздастся
За веру в холодной крови.

За песнь на костре несогласных,
За прерванный птицы полёт,
За блеск одиночеств прекрасных,
Не спавших всю ночь напролёт.

За таинство жизни святое
За этот крестовый поход,
Где не было сна и покоя
А только забвения лёд.

Кто сказал, что все мы одиноки?
Разве мало в мире откровений?
И открыты к господу дороги,
И свободу слову дарит гений.

На плечах то ангел яснокрылый,
То посланник ледяного ада
Забирают сердца образ милый
И даруют вечность снегопада.

И проснувшись только на минуту,
Край волшебный солнечного света
Дарит жизнь, как маленькое чудо,
Как дыханье лёгкого сонета.

И узор рассвета соколиный,
И заката тайные мотивы.
Ты прочтешь души посланье это,
Как творенье небывалой силы.

И не будет выбора другого,
Отвергая грёзы дорогие,
Ты пойдешь дорогой светлой к Богу
Чрез ворота истины святые.

Нас обступила тишина.
И капель светлых божество
Сползает с мокрого листа
И проступает сквозь лицо.

Уют потерян, облака
На сером небе сеют дрожь.
И одинокая рука
От ветра прикрывает рожь.

Над горизонтом тёмный мыс
Взлетает в небо сосен хор.
И жизнь творит простая мысль,
И разрушает наш покой.

На декорацию холста
Спускается улыбка звёзд.
И жизнь, как истина, проста,
Которую узнать пришлось.

И непонятна боль разлук
И встреч неведомый итог.
Лишь только нежность чьих-то рук,
Как будто нас качает Бог.

И любит этот серый день.
Из капель соткана листва.
И нас рисуют свет и тень
На месте старого холста.

Мелодия грустит
И разливается в пространстве.
Не спрятаться от тонких пальцев,
Трогающих звуки –
Надежды, нежности, забвенья.
Не насладиться ими,
Потерявшись
В тревоге вечности, игры…
Не стоит больше притворяться
И различать сонеты
Чёрно-белых клавиш.
И вслушиваться в эти переливы
Судьбы и таинства,
Чудес и назначенья.
Вокруг звучащих смыслов,
Полных неба.
И светлых гласных,
И разрывов тёмных
В сплошном согласье
С вечностью пути.
И тёплой болью,
Эхом растворяясь,
Мелодия грустит
Распятьем красным,
Соединяя тени
Крыльев лебединых
И белый саван
Звукам жизнь дарует
Прозрачный воздух,
Торжество столетий.
И замирает утро
Робких звуков,
Хрустящих речитативом,
Хлопьев белых
И чёрных клавиш.
Проигрыш неспешный
И дух мятежный,
Уносящий звуки
В миры безмолвья,
В истины без смысла.
Глухим остаться
Или превратиться
В звучащий образ
Всех немых предметов.
И то ли чёрной,
То ли белой ролью
Сомненьем путаясь,
И ношей лёгких клавиш.
И грустью мира
Лёгкие наполнив,
Ступая в космос,
Тяжесть всю оставив
Под звуки неба
Под распятье грома,
Цветами млечных
Радугу заполнив.
И создавая новые границы,
Оазисы любви –
Кувшинки золотые,
Вплетая вечность
В красоту и слово.
И превращая крылья огневые
В блеск ангелов.
И первые зарницы
Мечей янтарных
Воинства святого.

Верните осени листву,
Весь вернисаж её случайный,
Орнамент бархата, игру,
Симфонию сестры печальной.

Зиме верните снегопад,
Снежинок строя величавость
И ледяной её наряд,
В котором с музыкой венчалась.

Пусть пробуждение весне
От горьких дум и лихолетья
Приснится в том зеркальном сне,
Что изменяет все столетья.

А лета сумрачный рассвет
И звёзд высокое стремленье
Пусть дарит нам небесный свет
В час одинокого смиренья.

Жизнь – это усилие во времени.
М. Мамардашвили

Стихи будили как-то невпопад.
То призрачно, то пополняя строй,
Ступали рунами в свой обновлённый град,
Терялись в вечности, даря душе покой.

Кто мог – записывал, кто видел – рисовал
Прозрачной живописью этих странных сфер.
Наполнен смыслами был этот ритуал.
И каждый в истине, наверно, преуспел.

Сны кипарисами гудели на песках,
Носились мыслями, играли на ветру,
И в бородатых этих парусах,
Надутых временем, я чувствовал судьбу.

Шли караваны, пели острова,
И акварелям отдан был залив,
От свежести кружилась голова,
И в бездне зарождался новый миф.

И каждый был создателем мечты,
И не пытаясь вспомнить прошлый миг,
На эти пожелтевшие листы
Он наносил свой новый материк.

И жизнь была лишь творчеством минут,
Художником, разрушившим покой,
Стихи рождались, становились в строй
И били в колокол, встречая абсолют.

И разбросав всю временность одежд,
Забыв про чувства, спёртые внутри,
Творцы бежали из обжитых мест
И снаряжали в бурю корабли.

Титаны металлических столбов,
Державших лодку в устьях цепких рук.
И у земных у этих берегов
Прощались, размыкая цепь разлук.

Взмывали в небо. Всё сизифов труд.
Пылали звёзды, высились века.
Ведь все они когда-нибудь умрут,
Так пусть попробуют взлететь наверняка.
Стихи будили, цепи разорвав,
Забыв про сны и сумерки надежд.
И растворялся этот карнавал
В садах терновых этих странных сфер.