Новые произведения

Могилы, как ноты без звука,
в траве — перекрёстки теней.
Здесь каждый хранит свою муку,
но шепчет — не трогай, не смей.

Кресты смотрят в небо устало,
а небо — как выжженный лист.
Здесь время лежит оскалом,
и ветер, как сторож, свистит.

И кажется — жизнь не кончалась,
а просто ушла под уклон.
Как будто забыл кто-то в спешке
включённый свой телефон.

И где-то вдали за оградой
всё так же шумит белый свет.
А мы — между "ещё" и "не надо",
где тишины.
Громче нет...

Наш мир меняет души беспощадно.
И чтобы выжить изменились мы.
Смотреть на мир по старому накладно.
Спаси Господь от лишней кутерьмы.

А то что было не вернуть обратно.
Людьми остались и над нами Бог.
Смотреть на мир по старому накладно.
К мечте под небом множество дорог.

Припев:
За людей, за то чтоб был порядок.
Отрицаем вместе беспредел.
В лагерях суровый распорядок.
Пусть минует нас такой удел.

Мир не даёт нам ни чего бесплатно.
И за кусок мы проливаем пот.
Смотреть на мир по старому накладно.
А может всё совсем наоборот.

Пусть небеса рассудят по немногу.
Кто прав под небом, кто же виноват.
В конце концов мы все приходим к Богу.
Колокола в груди у всех звучат.

Припев:
За людей, за то чтоб был порядок.
Отрицаем вместе беспредел.
В лагерях суровый распорядок.
Пусть минует нас такой удел.

Жизнь мудрее нас, мы не поезда,
И под фары встречек сейчас,
Не попасть, мне уже нельзя.
Выхватишь мой взгляд,
Нас свела судьба.
И не оглянуться назад.
Мы не поезда.
Мы не параллельные.
На одной дороге,
Стали нераздельные.
Через все тревоги,
Нас столкнули Боги.

Ранним ноябрьским утром
Выйду из дома бегом.
Чтобы в глухом переулке
Нам повстречаться тайком.
Радости сильные струны
Это свиданье несёт
И за собою потянет
Новеньких встреч хоровод.
В каждом мгновении счастье,
В каждом мгновении страсть,
Как нам в пучину соблазна в эти мгновения не впасть.
И как всегда неизбежно,
Нас расставание ждёт,
Тем долгожданней свиданье,
Нас с новой силою ждёт.
Дни пробегают за днями,
Но неизменно одно:
Наше с тобою свиданье —
Это предрешено.

Жгут и колют и заново режут,
Раны, даже, когда заживают.
Чистить, вылечить, всё неизбежно,
Телу больно, душа привыкает.

Она ищет причины, находит,
Словно молния, дважды притянет,
В то же место, сильнее изводит,
И сама же потом задурманит.

Вдруг отпустит, легко, будто небыль,
И вспорхнёт в новые горизонты,
Только неба, мощнее стал стебель,
Вы с ней тоже , не церемоньтесь.

Из нас каждый, лишь столько стоит,
Сколько выдержать сможет меры,
Нарушая чужие устои,
В рамках, чаще без рамок… веры.

Синева неба растворилась в чёрной краске,
Жёлтые лучи пронзили весь спектр.
Морозный воздух скрипит под ногами, деревья застыли в оцепенении.
Стекла в окне запотели, кофемашина работает исправно.
Стакан приятно согревает ладонь, а экран — взгляд.
Размешаю в стакане краски дня,
Пусть растёт душевная благодать.
Улыбка отдельно от тела плывёт.
Доброе утро, народ!

Ирининград, 12 ноября 2025 года.

Сложно думать о немыслимом:
как время, сжатое в кулак
становится песчинкой, числа
как любой пустяк,
любой дурак
кричащий что-то с перекрёстка,
есть часть большого механизма,
где каждая шестерёнка жёстко
притёрта к лезвию цинизма.
Громкость слова громче его смысла.
Хорошо. Пусть будет так.

Есть молчание – как выстрел,
как точка, вдавленная в лист.
Есть бабий выдох, и есть смысл
Чисто-светел, светло-чист.
Воздух, выпитый до донца,
дрожит, как тонкая струна,
и в отражении колодца
дрожит завистливо луна.
Нет ни имени, ни отчества
у этой стылой пустоты,
лишь одиночество, одиночество
доведённое до черты,
за коей – музыка и числа,
и там дурак, и там кулак
поднятый вне какого смысла.
Он живой. Пусть будет так.

Как есть, как было,
будет после – всё равно.
Что память наспех сохранила,
то выцвело давным-давно,
оставив контур, абрис, росчерк
на белом кафеле стены.
День становится всё проще,
и мысли - тише тишины.
В этой тихости бездонной,
в коей эхо не живёт -
сердце, птицей полусонной,
свой безнадёжный счёт ведёт.
Один удар. Второй. И третий.
Больше нечего считать.
В начале, и в конце – мы дети,
желавшие увидеть мать.

Знак равенства. Знак сопричастия.
Знак, что ты тоже состоишь
из этого большого счастья -
смотреть на дождь с покатых крыш
этой боли – видеть птицу,
чей переломанный костяк
уже не сможет возвратиться
домой. Ни с кем. Никак.
Ты стоишь, живой и смертный
в пересечении лучей,
и мир, огромный, столь инертный,
что становится ничей.
В этой общей бесприютности,
всей наготе и простоте,
есть больше правды, больше сути,
чем в самой правой правоте.
...
Нет... Заново!
...
Я - живой. Пусть будет так.
И в этом "пусть" – не отреченье,
а усталое свеченье
звезды, попавшей в зодиак
случайно, сбившейся с пути,
чтоб стать кому-то гороскопом,
и по чужим холодным тропам
своё бессмертие нести.
Так слово, брошено с плеча,
становится чужой молитвой,
и то, что было острой бритвой,
теперь – подобие ключа

от скрытого от взора сада,
где время движется назад,
где зреет гроздью винограда
твой самый первый, детский взгляд.
Нет ни лезвий, ни цинизма —
тёплый гул и тишина,
и в каждой капле – привкус жизни,
не выпитой ещё до дна.
Там бабий выдох – колыбельной
ложится на траву и лист,
и воздух, чистый и бесцельный,
как замысел, предельно чист.

Нет ни имени, ни смысла,
потеря: музыка и дрожь.
Над тобою тенью висла
не то надежда, не то ложь.
Ты стоишь на перекрёстке,
твой кулак - твоя же плоть,
и так жёстки шестерёнки,
что их уже не побороть.
В точке, вдавленной в бумагу,
в молчаньи, сжатом до конца,
есть шаг. И ты решаешь к шагу
добавить линию лица.
Смотришь в зеркало колодца -
нет луны, ни темноты.
Лишь то, что в мире остаётся,
когда из мира вычли "ты".

Ключ ржавеет на ладони,
да отражение в воде
дрожит, как пойманные кони
в натянутой до слёз узде.
И снова - числа, перекрёстки,
и снова - сжатая рука,
и набегают на наброски
сухие строчки черняка.
И в этой новой круговерти,
где я сам от слов своих оглох,
есть только три константы: жизни, смерти,
и не вмещающийся в них Бог.

- - - - - - -



Мысли полёт дерзок. Мысль попадает в точку.
Но точка и есть – Вечность. И что же тогда выходит –
ты временем меня лечишь, шевелишь в груди заточку.

Вижу во сне крылья, край неба и в нём зарницы.
По краю бегут быстро крылатые колесницы.
Но нет больше сил молиться минутам, бегущим быстро.

Встаю на пути и между; в колёса сую руки.
На грудь наезжают нежно. В руках ураган крутит
вязкую неизбежность; по имени лезут звуки.

На мельнице близорука хохочущая невинность;
с кхатым* акцентом турку** вино предлагает – близость.
И мнёт о крыло окурок. И пепел летит на лица.

Мысли полёт дерзок, далёк, самозван, порочен;
отточен бросок и резок. И днём достаёт, и ночью
до сердца зубцом и сколом, до жизни, твоя заточка.



* kha' воздушное пространство, небо (Sanskrit)
** имеется в виду, что отказ от приглашения расценивается, как оскорбление

_______

Ты – завтра моё,
Предрассветное,
Рождённое ноябрём,
Вчера я твоё
Слегка вредное,
Бегу за тобою днём.

Сказать пару слов
Тебе искренне,
Поздравить уже пора.
Желаю цветов,
Ибо истина –
Теплей с ними вечера.

Пусть будет в глазах
Море нежности,
Как свет от далёких звёзд,
Лишь счастье в слезах,
Без погрешности,
За это сегодня тост.

Ворвётся в зарю,
Пусть пронзительно
Зовёт за собой мечта,
Тебе говорю
Я решительно:
"С рождением, красота!"

В его душе, терзаемой борьбою,
Ещё вилась греха, позором тень,
И призраки, вставая чередою,
Смущали в нём надежды слабый день.
"Куда идёшь, безумец утомлённый?
Исчезнет ли от слез твоих вина?
Ты— тот же прах, ничтожен и сражённый,
И этот свет — лишь призрак и весна".
Но ангел лет, внимая муке строгой,
Не осуждал холодною душой,
Вела его тропою одинокой,
Где каждый миг был пыткой и борьбой.
И ветвь с росой, звездой нетленной,
Подсказала в утренней тиши,
Как будто в ней, в её красе смиренной,
Таилось всё значенье — ширь души.
"Взгляни, — звучал её напев смиренный, —
На этот рой, в сияньи вдохновенный,
Кружится ввек в любви своей бесценной...
Вот жизнь, и нам дарованная в ней".
И он глядел,восторгом упоенный,
В его душе, где не было теней,
Всходило чувство,трепетно-блаженное,
Как утра луч, пробившийся сквозь тень.
И с сердца прах спадал его усталый,
Не с грохотом, низринутым с горы,
А как листок, под ветром опадалый,
Что просится на влажные ковры.
И в этой боли нега просыпалась,
И слёзы шли, лаская его лик,
Как будто в них сквозь муку пробивалось
Светило дня, тьму ночи победив.
И он постиг в минуту озаренья,
Что крест его — не казнь и не позор,
Лестница ввысь, где нету забвенья,
Где каждый шаг — и рана, и простор.
Что ноша та — не узы и не бремя,
А дар любви, священный тот алтарь,
Чтоб искупить паденье и всеми
Воскресшую душу возвратить в тот старь.
Так шли они, и утро, расстилая
Свой золотой и влажный покров вниз,
Лобзало их, прохладою струило
В лицо, с которых скорбь навек сбежит.
И в сердце, где рыдало сожаленье,
Рождался вдруг неведомый напев,
Не о рае, не о геенне пламенной,
А о любви, что победила гнев.
И двое шли, сплетя свои мечты,
Под тяжестью минувшей темноты:
Один нёс крест и прежние речей,
Другая— свет, сияние очей.
О, двое шли, сплетя свои судьбы!
Под тяжестью минут, что были злы:
Один нёс крест мучительной борьбы,
Другая — свет нетленной доброты.

И он пошёл за нею, как за чудом,
Покинув тьму своих немых печалей.
И каждый шаг казался ему судом,
И каждый вздох — предвестие скрижалей.
В её очах, прозрачных и глубоких,
Как две зари, он видел оправданье.
Не в словах её, в улыбке кроткой
Нашёл он к новой жизни указанье.
Так дух, сражённый бурей преступленья,
В любви, как в океане, омут был.
В ней — и крест, и пасхальное мгновенье,
И тайный глас, что вечность возвестил.
И двое шли тропою одинокой,
Где прежде мрак и терния росли,
Неся в груди, под ношею высокой,
Одни — любовь, другие — прах делили.

Я как шёпот на запястье,
Как прохлада нежных губ,
Потеряйся в этом счастье,
Я с тобою в меру груб.

Словно воздух стал теснее,
И в глазах твоих — прибой,
Я касаюсь чуть сильнее
Между сердцем и судьбой.

Ты как пауза в дыханьи,
Тёплый миг, где пульс живёт,
Быть с тобою – дарованье,
На двоих один полёт.

Снова грезилось мне счастье
Снова пелось о любви
Навсегда запомнил Мастер
Губы нежные твои

Ничего не получилось...
Как и прежде одинок...
Может это нам приснилось?
Может всё придумать смог?
12 11 2025
Беларусь (Минск)

Отчаянно стремятся облака
Не падать вниз под тяжестью разлуки,
А я гляжу, как тает их строка,
Как рвутся недописанные звуки.

Внизу закат, как рана на стекле,
А сверху – свет, дрожащий, как прощанье.
И я стою на выжженной земле,
В тумане вечности и зла молчанья.

Но облака хранят твой силуэт,
В их тихих снах моя дорога к небу,
И если мир погаснет, солнца нет –
Я путь найду туда, где ещё не был.

Тень от занавески пала
На твоё плечо и грудь,
Хоть душа моя кричала,
Я старался не взглянуть.

Я касаюсь, не касаясь,
И преграды нипочём,
Я тобою восхищаюсь,
Забывая обо всём.

Ты вдыхаешь, я теряю
Нить и память, стыд, себя,
Я с тобой лишь расцветаю
В день холодный ноября.

Как много дорог , закрученных в сеть
Их можно найти все на карте,
Но нет той тропинки к закрытой душе,
Чей след оставляет загадки.
Как золото прячется на глубине,
От глаза людского подальше,
Так знаки начертанные на руке
Судьбою , и ей лишь подвластны.
Как можно найти , если сам не терял,
Веру , надежду в прилучье,
Как можно понять , если сам не мечтал,
В простое , но всё таки чудо.

Бежал юнец по улицам босой
В рубахе в цвет своим стопам
Брусчатка, дым, сидит глухой
С газетой только говоря.

Бежав он этот мир не знал
Не думал, что придёт конец
Завод, конвойный, шум играл
В печи готовился свинец.

Из сажи, пепла, того быта
Пытался прорости цветок
Юнец бежал, чрез лужи прыгал
Кузнец искрил в поту клинок.

Котельня, кремень, сапоги
Владельцы подсчитали прибыль
Хмельной закрикнул помоги
Юнец бежал, в карманах дыры.

Кто в мире только не мечтал
Иголка в стоге - стог игольный
В душе у каждого бежал
Юнец в рубахе, босоногий.

Воскресло утро в куполах,
В лучах сияющего солнца.
Лазурно - бирюзовый плат,
Раскинулся в моем оконце.

Зарделись клены вдалеке,
У стен святого рая.
Здесь благодатью дышит все,
Ей нет конца и края.

Я распахну окно души,
Навстречу этой блажи.
Уйду тропинкою межи,
Что будет мне отрадой.

Туда где боли, страха нет,
Где кровь пылает в жилах.
Любовью воспылает свет,
В немыслимых картинах.

Святая Русь, святая Русь! -
Вот в этом твоя сила.
Нас не сломить и не прогнуть,
Мы с Богом, мы едины!

Из глубин мне доносится леса,
Соловьиная звонкая трель,
Как Рязанский поэт и повеса,
У окошка срывает сирень.

Как пьянит его воздух весенний,
Он вдыхает цветов аромат,
И сосёт синь глаза поднебесья,
Горький вкус на губах перемен.

Перекошены ветхие избы,
В запустении риги стоят,
Разореные пашни а в выси,
Вороньё над погостом да чад.

Пеленою молочной курится,
По низинам вверх мшистая гать,
В нем черемуха цвет обронила,
В нем эпохи он видит закат.

Заколочены двери часовни,
Завывает в ней ветер - дитя,
Вверх полозьями вскинуты дровни,
У болота цветет череда.

Покидал он родные просторы,
Светлой грустью на сердце смущён,
Вилась лентой дорога по полю,
...исчезали и избы и склон.

По Московским иду околодкам,
Здесь Есенин когда-то ходил,
На гитаре беру три аккорда,
Под тем дубом, что сердцу так мил.

Затянул задушевную песню,
Вот толпится народ, голоса,
Без смущенья в себя я поверил,
А на улице та же весна.

И в волненье забилось сердце,
Колокольный доносится звон,
Я пронизан стихами повесы,
Я как гений в Россию влюблен.

Под тёмным звездным небосводом,
В объятьях ночи две судьбы
Поклялись в верности пред богом
В большой и неземной любви.

Венок из полевых ромашек,
Из медной проволоки кольцо,
Среди козявок и букашек
Вдвоём ни страшно ничего..

Промчались детство, юность в спеси,
Казалось жизнь их развела.
Но вновь увидел я их вместе,
Любовь в них прежняя жива.

.....- лужайка родом та из детства,
Большой и темный небосвод,
Влечет влюбленных это место,
Как тлеющий в ночи восход.

В груди пылает каждом чувство,
Испить нектара дан глоток,
Сберечь любовь - не дар, искусство,
И новой жизни дать росток.