Слёзы льёт
заплаканное небо.
Слёзы с неба –
смертным,
просто дождь.
В осень лето
выглядит нелепо,
как на ситцах
золотая брошь.

Обо мне, наверно,
небо плачет?
Тёмной ночью
в липкой тишине.
Только всё
и проще,
и иначе:
кто я есть,
чтоб плакать
обо мне?

Даже счастья
если
всем добуду,
мне цена
с рождения одна.
Да и плакать
вряд ли
кто-то будет.
Может, лишь
смахнёт
слезу жена.

… Осень всё же
выглядит нелепо:
бабье лето –
фейерверк стрекоз.
Что-то зная,
горько плачет
небо
о прошедшем
лете,
добавляя
слёз…

Был и я когда-то быстрым и красивым.
Только кто поверит этому сейчас.
Блеска нет в глазах и богатырской силы,
Той, что выручала в гиблый час не раз.

Мне заботы, не жалея душу рвали.
Пили кровь, клыки в меня вонзя.
На край света звали автомагистрали.
Только от себя спастись нигде нельзя.

Тоже был когда-то буйным и упрямым.
И носил достойно модные усы.
Воздух в нашей Пензе в сентябре был пряным…
В сквере, на Московской тикали часы.

Там и поселилась серая кукушка,
Спрятавшись за белый точный циферблат.
Приходили люди, чтоб её послушать.
…Помню, это было сто веков назад.

Был и я когда-то чересчур идейным.
Жили мы подъездом, как одна семья.
Вот смотрю альбом свой я благоговейно.
Кажется, на фото кто-то, но не я…

Эх, пролетает время быстро:
Разбег, закрылки, резкий взлёт.
Полёт, на тяге любопытства,
А дальше, как кому везёт.

…Создатель смотрит сверху, судит.
Душа его удивлена:
– Зачем Вселенной вы, как люди,
Раз на Земле всегда война?

Как ни гляди на вас – живучи!
Трясу, смываю, жгу огнём.
Ни кнут, ни пряник вас не учит,
В упрямстве топчетесь своём.

Быть может, дал богатства мало?
Да вроде нет, всего полно.
Давал-давал, чтоб процветало,
Но, видно, мало всё равно.

Как часть себя, вручил культуру,
Да разве справится она?
Когда духовная натура
В вас до глубин поражена.

Цинизмом стержень веры согнут,
Сознание во власти пут.
Тут вряд ли хитрости помогут…
Так даже звери не живут.

В болезни вашей застарелой
Вас ждёт крушение и мрак.
Поймите, люди – это в целом.
При всей любви… но это так.

Не боги войны начинают,
А те кто любит злата звон.
Пусть головами не качает
Их перекормленный дракон.

Пиар во всём источник веса,
О прочем сердце не болит.
У Высших Сил нет интереса
К цивилизации Земли.

Конечно, да – вы наши дети.
Грешно детей любых бросать.
Но, может быть в Центавре где-то
Чего-то лучшее создать?!

…Ругай меня, пытливый критик.
Ведь слава богу есть кого.
Но знай и то: в угоду крики,
Не значат, в общем, ничего.

Речи нет о побывке домой,
Каждый день я в смертельном бою.
Но твой образ до боли родной,
Я всегда в своём сердце храню.

Жди меня и в приметы не верь.
Мы заслужим счастливого дня.
Не бывает войны без потерь,
Ты не раз выручала меня.

И опять мне в бою повезло,
Град свинцовый без устали лил.
Только смерти коварной на зло,
Меня кто-то крылами укрыл.

Я очнулся, а ангел стоял,
Кровь стекала с истерзанных крыл.
Я лица твой увидел овал,
Но помочь уже не было сил.

Врач сказал: «Повоюешь ещё,
Три осколка достал из груди».
Я ответил ему: «Хорошо!»
Ну а ты меня, ангел, дождись.

Самолёта в небе полосы,
Лишь до времени-поры.
А вот стрелы гладиолусов –
Не тебе хухры-мухры.

Август дарит ночки томные,
В звёздном небе – благодать.
Что за розочки-истомные,
С каждой мне б потанцевать?!

Хризантемочки кудрявые,
Не ревнуйте – их черёд.
Вы ещё малышки славные,
Ваше времечко придёт.

Эх, лебёдушка-гортензия,
Душу мне не береди.
Нет ни в чём к тебе претензии,
Наши встречи впереди.

Ветер гладит вишням волосы,
Арбузиха на сносях.
Утром шлёт туманной мороси
Осень, лето не спрося.

В сердце спрячу предпочтения,
Чтоб чего не вышло вкось.
Вот откуда настроение:
Лето в осень собралось!

Обошёл весь двор по кругу,
Спас от кошки голубей.
Эсэмэску сбросил другу
«Мол, лети сюда скорей».

Ни ответа, ни привета,
Лишь одно названье – друг.
Ну да ладно. Мелочь это.
Вон как весело вокруг!

Макс, Данила, Саша, Настя,
Полдвора других ребят.
Только что-то слишком часто
«Здрасьте» дети говорят.

Дружелюбно всем киваю.
«Зарасти!», «Здрасте!» –
в сотый раз!
Я ещё с детсада знаю:
«Здрасте» ценится у нас.

Покачался на качелях,
Влез на горку, съехал вниз.
Мышцы радостно пропели:
«Ну, давай, брат, шевелись!»

Погонял забытый мячик,
Сделал финт, отличный пас.
Это кое-что да значит –
Это значит – «глаз-алмаз».

На турник пошёл с охотой,
Не оставил на потом.
Детство – друг моей работы.
Я неделю управдом!

Получили, что хотели…
В виршах август – пуп Земли.
Жарит целую неделю,
Всё обуглил и спалил.

Не писал пока ленивый,
Про огонь и звёздный дождь.
Про склонившиеся ивы
И оплавленную рожь.

Видно, небо прогневили
Иль попрали чей закон:
Потому у нас не ливень,
А огня Армагеддон.

Жжёт несносная погода:
Ой, как жарко, боже мой!
Даже бочка в огороде
Пышет огненной водой.

Над водою вьются осы,
В небе кличут журавли.
И у всех стремленье в осень,
Даже в бочке жёлтый лист.

Да и цвет не тот у сада:
Был зелёный, стал седой.
Торопиться лишь не надо –
Всё придёт само собой.

Будет, будет златовласо,
Осень ждёт своей поры.
Впереди ещё три Спаса –
Август щедрый на дары.

Здесь тишина почти святая,
Здесь слышен сердца гулкий стук.
Лишь ветерок в траве играет.
Травы здесь много – целый луг.

Кресты и звёзды покосились,
Они друг другу не враги.
За время вместе, примирились…
Стоят безмолвны и строги.

Лежат. Землёй навек укрылись:
Тут – молодой, а там – старик.
Берёзки скорбно наклонились.
И бледный с фото смотрит лик…

А на крестах, где есть таблички:
Про жизнь – короткая черта.
О бытие щебечут птички,
Не зная тяжести креста.

…Всё так же кружится планета,
С прекрасным именем Земля.
Но как в себе сдержать мне это?
Вокруг фамилия моя.

Печали нет. Осталась память.
Ушли куда-то боль и грусть.
И здесь, в местечке безымянном,
Зажгу свечу и помолюсь.

Лето. Песни птичьи.
Солнце плавит медь.
Снова, как обычно –
«Что с утра надеть?»

Лета ждали, ждали.
Вот оно – бери!
Мы о нём мечтали –
Лето у двери.

Всё заполонило –
Солнечно вокруг.
Ждали – наступило,
Как-то сразу… вдруг.

Вот и куролесит
Солнцем и дождём.
Что-то перевесит.
Ну а мы всё ждём.

Манят так же дали.
Но немного жаль,
То чего мы ждали,
Улетает вдаль.

Октябрьский день и чист, и светел,
На ветках злато-серебро.
Гуляет где-то вольный ветер,
А вместе с ним и дождь, и гром.

По нраву мне рубинов россыпь,
Принарядившихся рябин.
По-царски нам их дарит осень.
В глазах от щедрости рябит.

Тропинки выстланы коврами.
Цвет настроенья голубой,
И он созвучен с небесами.
В душе надежда и покой.

Вот только краски на исходе:
Неиссякаемого нет.
И без согласия природы
Ей уготован серый цвет.

А с ним и серая погода –
Дыра времён в календаре.
По мне, ноябрь – не время года:
Их счёт окончен в октябре.

… Полдня прошло, растаял иней.
День подрумянился слегка.
И в небе бесконечно синем
Плывут за счастьем облака.

И всё же, так я полагаю,
Ноябрь заглянет мне в глаза.
Да и шепнёт, чуть-чуть вздыхая:
– Ты что-то, друг, не то сказал…

Про любовь не всё пропето,
Есть ещё простор словам.
Золотое бабье лето,
Снова осень дарит нам.

И оно не там, не где-то
Далеко иль за горой.
Здесь оно по всем приметам,
Приукрашенное хной.

Всё с иголочки одето,
В паутинковом пальто
Перламутрового цвета
И рябиновым бантом.

Будет жить здесь две недели!
Это радует меня.
Вон как ночи потеплели,
Звёздной россыпью маня.

Счастью – да! Его мы просим,
Не жалея сил и слов.
В эту пору, знаю, осень
Не скупитсяна любовь.

В подтверждение запели
Птички божьи за окном.
Не весенние пусть трели,
Но все тоже – с огоньком.

Всё обласкано, согрето
Да и день румян с утра.
Что тут скажешь: бабье лето –
Задушевная пора!

Я делаю всё не так.
Исчезла куда-то сноровка.
Безного стоит верстак,
Держу инструмент неловко.

Не так горят фонари.
Ведёт не туда дорога.
Но ты живи – хоть умри.
А если просишь, то Бога.

Собака и та говорит:
– Ну, что ты о жизни знаешь.
Тоже мне – Экзюпери!
Не можешь – вот и не лаешь.

А я молчаливо гляжу,
Чешу ей мохнатое ухо.
– Не сомневайся, скажу.
Вернее подумаю – «сука».

– Не обижайся, так есть.
Я на тебя не в обиде.
Зачем мне слепая лесть,
В любом, хоть в собачьем виде.

– Не нравится поводок?
И ты отгрызёшь мне руку?
Давай, грызи, без следов,
Несдержанная подруга.

Вижу я, вижу… светло.
Но по часам ещё рано.
Что тебе, псина, смешно?
Просто, никак я не встану.

– Давай – говорит, – вставай.
В груди застучало гулко.
– С утра, хозяин, не лай.
Веду тебя на прогулку.

…Горят ещё фонари
И нет следов от порога.
А ты иди иль умри…
Иль посох спроси у Бога.

Не заживают, кровоточат раны.
Мне, может быть, у бога, вопрошать:
Что значат для поэзии Тарханы,
И где живёт Поэзии Душа?

Всегда я верил в вещие приметы,
Хотя чудес не видел никогда,
И вот однажды мне, в Тарханах, летом,
Вдруг воссияла среди дня звезда.

Мне виделась её полуулыбка,
На небе синь, под небом бирюза.
Не может быть! Какая-то ошибка!
Но мне знакомы грустные глаза.

Она смотрела на меня, молчала,
Но так, что в душу лился тёплый свет.
Реальность уплыла. Верней – пропала.
Но в тишине мне слышался ответ.

Не где-то далеко, не в дальних странах,
А здесь живёт, прощаться не спеша.
На пензенской земле, в селе Тарханы,
В душе людей – Поэзии Душа!

Она живёт здесь в каждом вздохе, слове,
В молчаньи глади тихого пруда,
В порханьи птах и колокольном звоне…
Она здесь поселилась навсегда.

Какая огромная тыква!
Какие крутые бока!
На солнышке греться привыкла.
Румянится под едока.

Старушка под нос напевала,
Нахваливала огород.
– Богатства, дай бог, тут не мало.
Я думала будет с горох.

Работала, богу молилась,
Надеялась на урожай.
И вот ведь оно – уродилось!
Лишь не ленись – собирай.

Среди едоков свинка Нюша,
Пять белых овец и коза.
– Нет тыквы старушкиной лучше.
Здесь скажут вам, глядя в глаза.

– И семечки жарит прекрасно:
Знать есть у старушки секрет.
Равняться с ней в этом – напрасно.
А вроде б секрета и нет.

Бывало, наполнет кулёчки…
И лакомство детям раздаст,
Но не своим – замужем дочки,
Их выманили города.

Своя всем до счастья дорога.
Ей здесь бы… хоть письма б прочесть.
Неграмотна. Люди – помогут.
Для них и гостинчики есть.

Поют петухи голосисто.
Забрезжил рассвет голубой.
А женщины дружно и быстро
Идут на работу гурьбой.

Работе конца нет и края,
Но, в свете газетных речей,
Они к коммунизму шагают,
Мотыги неся на плече.

Сегодня – свекольное поле,
Туда вёрст пятнадцать идти.
И это обычная доля –
Начать борозду до пяти.

Бесхитростны взгляды, косынки,
Еда в узелке за спиной.
Им август, стряхнув паутинки,
Махнул вслед кленовой рукой.

...Попить бы чуть-чуть, отдышаться –
Почти что полдня позади.
– Отставить, не прохлаждаться, –
Прикрикнул с коня бригадир.

Подтянутый весь, смотрит строго,
За пояс заправлен рукав.
Ну, да... улыбнуться он смог бы…
Но после санбата – никак.

– Солдатки мои, не филоньте!
Три поля за нами ещё.
Он здесь, как когда-то на фронте,
В ответе за всех и за всё.

Остался один на деревню
И то только с левой рукой.
Боец... Ему можно доверить
Командовать ротой такой.

А августу – что?.. Всё медово.
Пусть будет богаче страна,
А вдовы? Их долюшка – вдовы.
Мужей не вернула война.

До боли знакомая улица,
Приветливо смотрят дома.
Собака на солнышке щурится,
Лучам подставляя бока.

Спокойная и осторожная,
Без лишних движений шальных.
По-волчьи природою сложена –
Любительница тишины.

Лужайки здесь самые травные,
А летом такая теплынь!
Хлеб-соль на столе – это главное.
На веник – сгодится полынь.

Здесь шторы зовут занавесками.
И крестят, прощаясь, вослед.
Должны объясненья быть вескими,
Чтоб ты не пришёл на обед.

Еда здесь особенной вкусности.
И пусть отдыхает весь свет.
Нет маминой выше искусности
И пекаря лучшего нет…

Глубинка – деревня обычная,
В России таких сотни мест,
История вроде бы личная,
Но много в ней общего есть.

Кормили нас кашами манными,
Будили с зарёй по утрам…
Места здесь действительно славные
И пахнут молитвами мам.

Курит кто и вейпы «тянет» –
До спортсмена не дорос.
Космонавтом он не станет:
У него всегда понос.

Кости ломят, тело ноет,
Ночью кто-то гадит в рот.
Настроение плохое
И с утра болит живот.

Глицерин засел в сосуды,
В лёгких яды всех мастей.
Что творите? Эй, вы, люди!
Образумьтесь поскорей.

В мире нашем есть пройдохи,
Всех готовые убить.
Мы для них – толпа и лохи,
Чтоб за смерть свою платить!

Их реклама нагло, властно
Сеет горе и обман.
У пройдох-то – жизнь прекрасна,
А у нас – пустой карман.

Всё понятно и банально:
Деньги им, а мы – трудись.
Выбор – наш, но мне печально,
Что под нож пускаем жизнь.

Хочу представить своим читающим друзьям стихотворение, навеянное творчеством М.Ю. Лермонтова, но не только творчеством, но и самой личностью великого поэта, а он был ко всему прочему – блестящим офицером…
И так,

ПАРУС

Что ищет он в краю далёком…
М. Лермонтов

Вон он – парус треугольный,
Словно сабля наголо.
Символ волюшки раздольной –
Вертикальное крыло.

Не беда, что хлещут волны
Через низкие борта –
Он летит, желаньем полный,
В бухту, где живёт т мечта.

Только он не ищет бури,
И от счастья не бежит,
Он летит в волне лазури,
И от скорости дрожит.

Я не раз хотел сорваться
И умчаться за моря.
Сколько ж можно восторгаться,
В даль безбрежную смотря?!

Хватит! Всё! Готовлю парус!
Из добра и красоты.
И немедля отправляюсь
К исполнению мечты!

Вот он – парус, голубь белый.
Говорят, что одинок.
А я думаю – он смелый –
Как у витязя клинок.

Прослезилось даже небо,
Из-под радуги, дождём.
Да. Всё правильно. Уеду,
Через час, сегодня днём.

Струйки слёз текут по пальцам,
По глазам и по щекам.
В этой жизни мы скитальцы –
Плыть нам к разным берегам.

Пролетело быстро время,
Быстро так, как никогда.
Остаюсь я дружбе верен,
Если ей ответил: «да».

Сердце бьётся птицей в клетке –
Нет привычного пространства.
Буду помнить наше лето
В океане долгих странствий.

Расстаюсь сегодня с вами.
Вспоминайте улыбаясь.
Будем мы всегда друзьями.
До свиданья… Не прощаюсь.

Плачет медуница:
Скоро сенокос.
По ночам не спится.
Душит приступ слёз.

Как же это трудно
Дни и ночи ждать,
Не дождавшись утра
Потемну вставать.

День тот не отсрочат,
Всё произойдёт.
Страшно? Даже очень.
…Медуница ждёт.

Ждёт и свечкой тает,
Плачет день и ночь,
Потому что знает –
Некому помочь.

Что должно – случится.
Тикают часы.
В травах медуницы
Капельки росы…

Отцвела весною!
Отдарила мёд!
А теперь с косою
К ней июль идёт.

А день не жаркий, не холодный:
Такой, что надо жить да жить.
Гора, как ящер земноводный,
Сползает в море воду пить.

По нашим меркам человечьим –
Вот-вот сползёт – какой-то миг!
Но замер этот миг навечно –
Из парадоксов соткан мир.

Не знаю, сможет ли напиться
Иль будет ящер мирно спать.
Да бог с ним. В небе ясном – птицы.
И я хотел бы так летать.

Мечта однажды станет былью.
(Какой пустяк мечте – века?!)
На крыльях или не на крыльях
Вспорхну и я под облака…

Но мне пока и здесь прекрасно –
Лицо ласкает свежий бриз.
Все дни как сыр катаюсь в масле,
Как будто выиграл гран-при.

Спасибо, море! Восторгаюсь!
Загар мой лучше всех одежд!
По нраву мне и ветер в парус,
И трюмы, полные надежд.

Облаками, как холстами,
Ветер небо укрывал
И смерчами, как перстами,
Покрывала разрывал.

Весь в клубах дорожной пыли,
Пенил гладь воды в прудах,
Подхватив стрижей под крылья,
Нёс бедняг невесть куда.

Гнул оконные отливы,
По деревьям грудью бил
И в сердцах, неумолимо,
До сырой земли клонил.

Как ножом, кромсал он крыши,
Клочья по небу носил,
Всё стремясь поднять их выше
Над скелетами стропил.

Стих слегка, калиткой хлопнул,
Звякнул створками окон
И стремглав, почти галопом,
Вдоль домов помчался он.

По-хозяйски всё проверил
И без всяких лишних слов,
Привалил листвою двери,
Сделал вдох… и был таков.

День опять стоит обыденный.
Прямо с самого утра
Время поступью невидимой
Вдаль уходит со двора.

А в зените – солнце жгучее,
Гений злой июльских дней.
Нестерпимым жаром мучает
Обезумевших людей.

И у них одно желание:
Чтоб дождя послал им бог,
Но в ответ – паров дрожание
От расплавленных дорог.

Даже тень жарой пропитана.
Дождь обходит стороной.
Из земли все соки выпиты,
Пыль ложится сединой.

Кажется, взметнётся искрами
Зноем высушенный сад.
У пожаров слуги быстрые —
Никого не пощадят!

Бог людей с улыбкой слушает:
– Лето – дал! Июль… тепло!
Ну, а дождь?! По воле случая!..
Просто время не пришло.

Там, где воздух пахнет мятой,
У излучины реки
Веселятся жеребята –
Жеребята-стригунки.

Веселы, милы, игривы –
По полянкам прыг да скок,
И на шее вместо гривы
Вверх торчащий хохолок.

Да, малы, но деловиты.
Вспомнив пройденный урок,
Бьют, как взрослые, копытом,
Не жалея хрупких ног.

А устав, все по порядку,
Чтобы сил не растерять,
Ткнутся носом в вымя матке
И давай опять скакать.

По траве, дождём примятой,
С ветром наперегонки
Там, где сладко пахнет мятой,
Скачут к небу стригунки

Наивный слоник на комоде
Стоит привычно до сих пор.
И, вопреки годам и моде,
Всё тот же выбитый подзор.

Берёзка смотрится в окошко.
Играет шторкой ветерок.
От дома узенькая стёжка,
Как ручеёк в поток дорог.

Здесь всё моё, здесь всё родное!
Сюда я мысленно бегу.
Здесь мама, папа и… былое –
Всё то, что в сердце берегу.

Хватает, слава богу, силы
О светлом прошлом не забыть.
Всё то, что дорого и мило,
Хранит связующую нить.

…Наивный слоник на комоде.
Январь, а может быть, – июль,
И, вопреки пришедшей моде,
Висит на окнах старый тюль

Нет, ни за что, никогда не забуду
Названия улиц, росу на заре,
Речку-подругу, прохладное чудо –
Раздолье не пойманных мной пескарей.

Рощи, тропинки, калины цветенье,
Под вечер – купанье усталых коней,
Пламя костра – танец света и тени
И звёздное небо июньских ночей.

Помню листочки, упавшие с вербы,
Плывущие мирно, не зная беды.
Целую вечность у речки той не был,
А сколько с тех пор убежало воды?!

В юность зовут меня запахи луга,
Улыбки ромашек, безоблачность дней,
Щебет встревоженной чём-то пичуги,
Сидящей в укромном, под крышей, гнезде...

Годы давно я свои не считаю:
От счёта с пристрастьем полёт их быстрей.
Но иногда всё ж пою под гитару
Душевные песни о давней поре.

Да, повезло, я добром вспоминаю
Дни детства, июнь, соловьиную трель,
Синюю речку… По ней уплываю
В раздолье не пойманных мной пескарей.

День, на редкость, встал сегодня рано,
Вмиг наполнил небо синевой.
Если вдруг её в квартире мало,
То ей быстро форточки открой.

Красота – она не там, не где-то,
Здесь она, лишь руки протяни.
Заглянула в майский день из лета,
Зажигая новые огни.
.
И во всём гармония и мера,
Совершенству радуется глаз.
Ну и как тут в бога не поверить –
Он почти что видим мне сейчас!

В птичьем хоре вдруг запели скрипки
Голосами ангельским под стать.
Солнце шлёт призывные улыбки,
И свою в ответ мне не сдержать.

В радости весеннего настроя
Окунусь в святую благодать,
Подойду к окну и буду стоя
Новый день с улыбкою встречать.

Умеет радовать природа:
Подарен людям снова май,
Цветенья рай, высь небосвода
И жизни вешней кутерьма!

Всё повторяется, но это –
Не умаляет радость дней.
На улицах я вдруг заметил
Немало радостных людей.

Увидел – добрые улыбки,
В глазах – предпраздничный настрой
И флаг серпастый, что колышет
Ласкучий, майский ветерок.

А ночью взрыв – не канонада:
Ударил просто первый гром.
Спасибо русскому солдату,
За мир, в котором мы живём.

Взметнутся ввысь огней салюты.
Отсчёт окончит метроном.
Уйдёт «Молчания минута»,
Оставив память о былом.

Мир, солнце, дом, а в доме – дети...
Всем этим стоит дорожить.
И снова майская примета:
Над прудом носятся стрижи.

Мы всё идём тропой весенней,
Своей не ведая судьбы,
Пьянясь сиреневым весельем,
Под небом нежно-голубым.

– Каникул нам! Хотим каникул!
Май улыбнулся от души!
В ребячью просьбу всё же вникнул...
И год учебный завершил.

Бродили мы с тобой в тиши аллеи.
От чувств моих и запаха цветов
Глаза и щёки пламенем горели,
Но говорил с тобою не о том.

Рассказывал о жизни в нашем классе.
О главном, как обычно, промолчал.
Я не сказал, что как-то в одночасье
Ты красотой затмила всех девчат.

В порыве своих чувственных горений
Сдержать огня мне не хватило сил,
Нарвал букет опешившей сирени
Да и тебе, смущаясь, подарил.

Спасибо восхитительной аллее,
Сирени той, ах, как она цвела!
Рассветам тем, что нам тогда алели…
Ты всё без слов, как надо, поняла.

...В кармане гимнастёрки – твоё фото.
Оно мне талисман и оберег.
Нельзя писать мне, на каком я фронте,
Но жив в тебя влюблённый человек.

Друзья мои страны с названьем Детство!
Я помню вас и старенький наш дом,
Пустырь укромный с домом по соседству
И облака на небе голубом.

...Манили нас космические дали,
Хотелось их скорее покорить.
Сердца и время в унисон стучали,
Открытий новых убыстряя ритм.

Казалось нам, для нас кричали звёзды:
– Мечте навстречу свой ускорьте шаг!
Ваш старт сегодня! Завтра будет поздно.
Заждались мы в затерянных мирах.

Не ослабляйте в небо устремленье!
Ведь ваш Гагарин – первый навсегда,
Преодолев земное тяготенье,
Вас научил, рискуя, побеждать.

Подарены вам лучшие примеры!
Останьтесь целям выбранным верны –
Ученики великих пионеров,
Наследники Космической Страны.

... Лишь просим вас, нас покорять не надо:
Война не может сделать лучше жизнь!
А мы всегда землян приветить рады –
Умеют звёзды семьями дружить!

Я в лес вошёл, как в божий храм, –
Величие и тишина,
Неповторимый фимиам,
И ввысь душа устремлена.

Вдруг тишину сменяет хор
Лесных, но будто райских птах.
К востоку свой направлю взор
С улыбкой доброй на губах.

Молитву тихую творя
Я без икон и алтаря
Прошу у Бога – Благодать
И Милость, чтобы лучше стать.

Текут минуты не спеша,
Как будто здесь времён исток.
Во мне блаженствует душа,
Лицо ласкает ветерок.

Со мной незримо – Божья Мать.
И вдруг – мне знак Святых Небес:
Хрустальный дождь, как Благодать,
Как Милость – чудо из чудес!

Опять апрель

Опять объявлена охота –
Вновь птиц весенних перелёт.
Кого-то снова любит кто-то,
И солнце алое встаёт.

Апрель старается, хлопочет.
Зазеленел у речки луг.
Который день с утра до ночи
Готовит землю к севу плуг.

На завтра – снежная пороша:
Такой сюрприз из года в год.
Но в целом всё ж прогноз хороший:
Май обязательно придёт.

Сирени липкие листочки
Объявят время нежных слов.
В мозгу рифмованные строчки
Вспорхнут предчувствием стихов.

Пускай за жизнь их много было,
Но подавай опять, опять...
Вновь кровь по венам забурлила,
И мыслей смелых не унять.

Почти разгладились морщины,
И хруст стал тише из колен.
А что? Мужчины есть мужчины!..
Всё ждут каких-то перемен.

Сергею Есенину

Иноходец, конь желанный,
Подо мной летит стрелой
По лугам «весенней ранью»,
Ног не чуя под собой.

Воздух свищет, время хлещет,
Но дышать привольно мне.
Пальцы в гриве, словно клещи, –
Мчусь на розовом коне.

Мимо старенькой избушки,
Где ютятся дерева,
Мимо сгорбленной старушки,
Что молитвами жива;

Мимо речки, мимо дома,
Мимо сломанных саней,
Где разбросана солома
С умирающих полей;

Мимо мест, где всё не ново,
Где надеждами живут,
Где давно на всё готовы,
Где весну, как манну, ждут.

Нет зиме конца и края:
И на Масленицу снег.
Гой ты, Русь, моя родная,
Всё равно ты лучше всех.

Только к Пасхе будут стёжки,
И от грома первых гроз
Звякнут новые серёжки
Принаряженных берёз.

Я хотел, и по желанью
Ночью в дар приснилось мне,
Будто я «весенней ранью»
Мчал на розовом коне…

Играл я со щенком на даче.
Щенок весёлый, но кусачий:
Меня за палец укусил,
А я его и не просил.

Куснул и скрылся в тени сада,
Конечно ж, делать так не надо.
Сказал бы мне, как малышу:
«Давай тебя я укушу!»

А я б подумав, сам решил,
Быть может, даже разрешил.
А он без спроса… рад стараться…
И я могу молчком кусаться!

За окошко посмотри.
Видишь?! Это снегири.
Их малиновые грудки
Ярче утренней зари.

Широко раскрыв глаза,
Ничего не говоря,
Я смотрю на снегиря
И мне кажется красивей
Ничего не видел я.
Потому что за окошком
Завсегдатаи мои,
Не такие чудо-птицы,
А простые воробьи.

Посмотрите, посмотрите!
Ну смотрите же скорей!
За окошком на рябине
Стайка алых снегирей.
Красногрудые красавцы
Так притягивают взгляд,
Что единожды взглянувши,
Бесконечно будешь рад!

... А когда восторг мой стих,
Стайка дружно улетела,
Чтоб порадовать других.

Толпы народа идут в переходе,
В этом потоке и я.
Только совсем не по зимней погоде,
Вдруг слышу полёт шмеля.

В зиму примчался из знойного лета,
Июля забыв акварель,
Важный посол жёлто-чёрного цвета –
Из лета, мохнатый шмель.

Звуки шмеля всё отчетливей слышу,
Но прятаться он – талант.
Вместо него неожиданно вижу:
Слепой стоит музыкант.

Толпы народа идут в переходе,
В этом потоке и я.
Играл музыкант, смеясь над погодой,
На скрипке – «Полёт шмеля».

Завидовать могут все виртуозы:
"О, Боже, какой талант!"
Вижу шмеля, но только сквозь слёзы…
Спасибо тебе, музыкант.

Снега меня не удивляют,
У нас семь месяцев зима.
За дверью март, а снег не тает.
И грустно выглядят дома.

И снег-то весь – покрыт коростой
Мороза, бесконечных дней.
Бери и тай, всё ж очень просто,
А снег всё ёжится сильней.

Хотя сугробы чуть присели,
От солнца вешней кутерьмы.
Нахохлились ... и ждут метелей,
Во имя царствия зимы.

...Вальяжный кот, шагнув от двери,
С размаху прыгнул на забор,
В прогноз по радио не веря,
Пошёл на цыпочках во двор.

На солнце – вдруг ослеп от света,
Понюхал воздух, глянул ввысь.
В его крови – настрой на лето.
Давай, весна, поторопись!

И следуя своей породе,
Мяукнул так, что в сердце – жуть!
Весна-то, правда, на подходе.
Кота – ничем не обмануть.

Снег и меня не удивляет:
Весна – зиме не по зубам.
Трава взойдёт, снега растают...
Да будет так! На радость – нам!

– Всё Наташке да Наташке!
Будто ей обязан мир.
Вот опять идёт в "кудряшках",
Ест конфеты и пломбир.

Ей вопросы те, что надо,
Те, что знает лучше всех.
Ей подарки и награды...
И за этих, и за тех.

Да и друг Наташкин – Колька.
Тоже лучший ученик!..
Не завидую нисколько –
Покажу-ка им язык!

– Бежал по дорожке,
Споткнулся, упал.
Ушибся немножко,
Но плакать не стал.

Поплакать бы можно,
Но мне не с руки.
Мне папа сказал:
– Мы, сынок - мужики!

– И с ним я согласен!
Но всё-таки впредь
Внимательней буду
Под ноги смотреть!

– Ты болеешь?
Я отвечу:
– Да. Но это не беда.
Доктора меня не лечат –
Всё проходит без следа.

Ни горчичников не надо,
Ни уколов, ни бинтов.
Болен я, а мама рада,
Что не надо докторов.

Да и папа мой доволен,
Что проходит просто так.
Он и сам серьёзно болен –
Мы болеем за «Спартак»!

А вот бабушка и мама,
Папин папа, а мой дед –
Все болеют за «Динамо»!
В общем, дома – лазарет!

Пожалуйста, простите,
Что с вами нет меня.
И на свечах не жгите
Прощального огня.

В журналы не вносите –
Считайте, что живой!
Вестей других не ждите –
Веду я вечный бой.

А если всё же ждёте.
Считаю – виноват!
Не дело целой роте
На марше долго ждать.

Вас от вины избавлю.
А что могу сказать?
Быть может, лишь добавлю,
Что страшно умирать.

Я помню небо синее
Легло со мной в траву,
А мне хватило силы
Подумать, что живу.

День перечеркнут ночью,
Повсюду черный дым.
Запомнилось, что очень
Хотелось быть живым...

Пожалуйста, простите,
Что с вами нет меня.
И на свечах не жгите
Прощального огня.

Я, ребята, с вами вместе.
Вы в огонь – и я в огонь.
Вы в прицеле перекрестья –
Я вперёд, друзей не тронь.

Их не тронь, судьба-злодейка,
За друзей стою горой.
Всё отдал бы до копейки,
Лишь бы каждый был живой.

Это правда – не бравада,
Убери прицел с друзей.
Если смерти чьей-то надо?!
Их не тронь – меня убей!

И судьбе осталось малость –
Спусковой нажать крючок...
Перекрестье закачалось:
Мне другой назначен срок.

А раз так – я вместе с вами,
Вы в огонь – и я в огонь.
Кто есть кто, поймете сами,
Вам, друзья, моя ладонь.

Берет военный и медаль –
Реликвии семьи.
Не говорят они, а жаль –
Ведь знают всё они!

Реликвии давно в семье,
Остались от отца.
И нет вещей дороже мне –
Спецназовца-бойца!

Его я китель примерял,
С погонами «старлей».
Берет военный надевал,
Казался в них взрослей!

Глядела мама на меня,
Смахнув слезу с лица.
Немного с грустью говоря:
– Ты весь, сынок, в отца.

И вот пришел мой главный день,
Когда, примерив вас –
Отцовский китель и ремень.
Сказал: – Вы в самый раз!

Давно давал себе наказ –
Дождался, наконец:
Служить я попрошусь в спецназ,
Где службу нес отец!

Ты – аромат весенней ночи.
Ты блеск полуденных лучей.
Восторг не в силах превозмочь я,
Царица – юности моей!

Ты – света дивное сплетенье,
Ты нежный голос райских птиц.
Ты жизнь моя и вдохновение –
Царица, избранных цариц.

Вспорхнули лёгкие ресницы!
Ответ звучит нежней стихов:
– Согласна я, пусть я царица!
А ты – мой царь, тревожных снов!

Ты – боль моя и наслажденье!
Ночная ревность, без причин,
По лезвию, моё хожденье,
Но всё ж ты – лучший из мужчин.

… Сошлись в объятьях лёд и пламя:
В итоге – вешняя вода.
И кто-то снова, гулкой ранью –
В любви клянётся навсегда.

Уходит любовь – больно.
Я боли не знаю больней.
Хватит терзать – довольно.
Уходя, уходи скорей.

Словом и взглядом не мучай,
У двери открытой не жди.
Грусть моя – в небе тучи.
Слезы мои – дожди.

… Хочешь? – подам тебе чай.
Клетчатым пледом укрою.
Да что это я!? Прощай.
Мы ведь расстались с тобою.

Лепестки свои прячу,
Нежность, поранив невольно.
Думаю, что не плачу,
Хотя нестерпимо больно…

Весь мир – театр! Мы в нём – актёры.
Есть сценарист и режиссёр.
Идёт спектакль, как поезд скорый,
Путь не окончив до сих пор.

Волнуют встречи и просторы,
За мыслью-мысль пестрит пейзаж.
Да! Мир – театр! Мы в нём – актёры.
А жизнь вокруг – лишь антураж.

И вот, во власти чьей-то воли,
Дав на себя намазать грим,
Ведомы выученной ролью,
Идём на сцену... Нет – бежим.

Накал страстей! А где же зритель?
Но в зале только чей-то трон.
– Стоп-кран тугой скорее рвите,
Чтоб встал, как вкопанный вагон.

Смелей на воздух выходите.
У жизни свой – живой закон.
До хруста – воздуха вдохните!
Такой спектакль – кошмарный сон!

...Но мчится так же поезд скорый,
Словам любым наперекор.
И мир – театр! И мы – актёры!
И случай – главный режиссёр!

Расцветают сады здесь ни поздно, ни рано.
И опять расцветут, как положено, в срок.
Город наш далеко от границы Афгана.
Только наших парней даже бог не сберёг.

Мы наденем тельняшки, наденем береты.
И помянем ребят, что погибли в бою.
Положу я к цветам им ещё сигареты.
Постою – помолчу, постою – покурю.

Не забыть нам Чечни, не забыть нам Афгана.
И солдатское братство вовек не забыть.
Наша память всегда, как открытая рана, –
И ни врач, и ни Бог не берётся лечить.

Фраз красивых и хлёстких я множить не стану.
Постою, помолчу так, наверно, честней.
Сыновей научу уважать ветеранов.
Сыновья пусть научат – своих сыновей.

А вот им никогда я желать не устану
Много мирных, счастливых и добрых дорог.
Далеко от войны, далеко от обмана –
И чтоб каждого Бог – в их дорогах сберёг.

Поселились в доме страхи
И живут теперь гурьбой.
По квартире "охи", "ахи" –
Шёпот страшный за спиной.

Загудело что-то в ванной...
Может – "чёрная рука"?!
Глянул! Нет, гудели краны,
Приоткрытые слегка.

Колыхнулась странно шторка,
А на улице темно.
Посмотрел. Открыта створка...
И обычное окно.

За спиной вдруг кто-то "рухнул!"
И как зомби закричал.
Глянул! Это кот на кухне,
Лез за сыром и упал.

Отряхнулся и умчался,
Сыр укравши всё равно.
Я стоял и улыбался.
Страха нет – когда смешно.

На Озёрской – ярмарка!
Продавцы все в фартуках.
Раскраснелись лица.
Люд везде толпится!
Ходит, не ленится,
Всё объять стремится!

На Озерской – ярмарка!
Зимняя, но жаркая!
Лучшие товары:
Пряники да взвары,
Чай из самовара,
Каша с пыла-жара!

На Озёрской – ярмарка!
– Покупайте яблоки!
Солнцем золочёные!
Свежие, мочёные
Сладкие, перчёные –
С тестом запечённые!

На Озёрской – ярмарка!
– Глянь, на чудо-валенки!
Гражданин хороший,
На, возьми галоши
Иль... кошель из кожи!
Пригодится тоже.

Отгудела ярмарка!
Настроенье – яркое!
Походили, растряслись –
Кое-чем и запаслись.
– Ты, мороз, на нас не злись,
Прогонять – не торопись!
Мы довольны этим днём.
В выходной – опять придём!

Хочу тебе я в пояс поклониться,
Любимая, измученная Русь.
Я буду богу за тебя молиться,
А за других... не каюсь, не берусь.

Ведь можно было сделать, я не сделал.
И где-то, не по делу, промолчал.
Прости, Святая Русь, в одеждах белых,
Что где-то огалтело я кричал.

Прости меня, что не подставил тело:
За веру, как то сделал Себастьян.
Прости, что не меня пронзили стрелы.
Прости за то, что был не к месту пьян.

За время, что осталось – постараюсь,
Своё хорошее – тебе отдать.
Не обещанием, а сердцем каюсь!
Вновь покажи святую благодать.

Отдам тебе, оставшиеся силы,
Чтоб вместе нам с тобой с коленей встать.
Любила ты всегда меня, Россия,
Как сыновей, измученная мать.

Хочу тебе я в пояс поклониться,
Любимая, измученная Русь!
Я буду богу за тебя молиться!
... И за других покаюсь, помолюсь.

Бабка песню напевала,
Тихо голосом звеня,
Будто бы с рожденья знала
То, что будет у меня.

– Ты расти, внучок, прилежным.
За добро – благодари.
Будь для мамы самым нежным.
Первым «здравствуй» говори.

Будут звать тебя чертоги –
Где подолгу жить нельзя.
Там лишь месяц желторогий
Будет значиться в друзьях.

Голос бабкин лился в душу
В синих сполохах зари…
– Ты, мой внучек, самый лучший,
Кто бы, что не говорил.

Будут оды и наветы
На словах и на крови…
Знаю, будешь ты поэтом
По призванью и любви.

Пела, будто ворожила.
Голос бабкин обнимал.
За окном зима вьюжила
И я сладко засыпал.

Ей метели подпевали
Тихо звёздами звеня.
… А вот звёзды точно знали
Всё, что будет у меня.

К морю синему пришёл –
На волну гляжу крутую.
Было б очень хорошо,
Рыбку встретить золотую.

Про корыта и дома –
Не повёл бы с нею речи.
Все богатства-задарма,
Душу с измальства калечат.

Не согласен, кто со мной –
Пусть по-вашему и будет.
Только вывод мой такой:
Не созрели мы, как люди.

Я б у рыбки золотой
Попросил бы: слабым – силы.
Всем сердцам – любви большой!..
И добру, чтоб нас учила.

...Смолк вдруг разом птичий гам.
Замерла волна морская.
– Люди, всё подвластно вам, –
Молвит рыбка, вся блистая.

И качаясь на волне,
Продолжает, чуть вздыхая:
– Не по силам это мне,
Я – лишь рыбка золотая!..

Клочья ваты разбросали
По бескрайней глади неба.
Кто живёт за небесами?
Там где я ни разу не был.

Кто рассыпал звёзды в небе?
Не достать до них руками.
Ну, какая это небыль?!
Звёзды ведь всегда над нами.

Кто живёт за небесами?
Мы про это много спорим,
Сомневаясь часто сами.
Как же Мир у нас устроен?

Может быть, из чёрной дали,
Где ночами звёзды светят,
К нам на Землю прилетали
Те, кому всегда мы дети?

Может, ангелы крылами
Шелестят в бездонном небе?
Кто живёт за небесами?
Там где я ни разу не был.

Ведь недаром люди просят,
Те, кто силы все растратил,
Чтобы ангел с неба сбросил
Доброй светлой благодати.

Под сводом города и елей,
Плыла обычная луна.
Ей сверху, с медленных качелей,
Казалась улица пьяна.

Зима всё шла... Метель кружила.
Снега лежали словно шерсть.
Скрипела ржавая пружина.
Двери, палаты номер шесть.

Из окон вид, всё тот же, блёклый:
Бристоль-пропойца, Duti Free.
И дом, напротив, смотрит в окна...
Дрожаще светят фонари.

Не хуже и не лучше стало.
Всё тот же звук фанфарных труб.
И небо так же бы зевало,
Проснись хоть Блок, хоть Сологуб.

Осталось три часа от ночи,
Но ритм качелей не унять.
... И службы ради, вяло очень –
Фонарь пытается не спать.

Я видел бой, я в бой ходил
И в штыковой, и в рукопашный.
Друзей любил. И хоронил.
Я воин – без вести пропавший.

Стоял под Брестом и Москвой...
Да так, что танки отступали.
Я закрывал страну собой,
Как будто отлит был из стали.

И Сталинграду дал я кровь.
Нас жгли... месили – мы стояли.
Не слышал я победных слов,
И грудь моя не под медали...

Я в общем списке – рядовой:
Пацан, школяр, студент вчерашний,
Отец и брат, и дед седой...
Я – воин, без вести пропавший.

В День влюблённых и любимых –
Середина февраля.
На заснеженных рябинах
Ожерелья хрусталя.

Нет, ещё не тают льдинки:
Всё, как будто замерло.
...Вдруг – впорхнула валентинка!
И вокруг всё расцвело!

Улетели вмиг ненастья:
Нет ни льдов, ни холодов.
– Всё теперь поёт от счастья!
Не поверите – от слов.

Эти три заветных слова –
Никому не покажу.
Прочитав, прочту их снова.
И опять к груди прижму.

...Нет иконы, нет картины –
Пусть зачтётся мне в вину.
Но Святого Валентина —
Добрым сердцем помяну!

За окошко глянешь... ярко!
Луч от солнца золотой.
В дне февральском есть подарки:
До весны подать рукой.

Дым столбом упёрся в небо.
Печь старается, гудит,
Сумасшедше пахнет хлебом,
К счастью путь с утра открыт.

Распахнитесь настежь, двери.
Шире шаг и в добрый час!
Надо знать, а лучше верить,
Счастью скучно жить без нас.

Солнца свет – уже немало.
И зиме почти конец.
Эй, весна, давай начало,
«Танго страсти», двух сердец.

Одари призывным взглядом,
Очаруй своей красой!
Эй, февраль, грустить не надо.
Пользы в грусти – никакой!

Признаюсь я в любви к тебе вечной,
Что в душе обязуюсь хранить.
Молодой и красивый, Заречный,
Город, в котором хочется жить.

Было всё: и леса, и болота,
И фуфайки усталых ЗэКа,
И военных строителей роты,
И времянки, где жили – пока.

Город вширь, город ввысь разрастался.
Сердце города – мощный завод.
За какую б задачу не брался –
«Будет сделано!» – знай наперёд!

Ты упорство, талант и уменье.
Ветеранской надежды – глаза.
Перламутр – в городах ожерелья.
Наша гордость, любовь и краса!

С репутацией ты – безупречной.
Нам – традиции эти хранить.
Молодой и красивый, Заречный –
Город, в котором хочется жить!

Снега когда-нибудь растают.
И прогремит весенний гром.
Вернётся с гвалтом птичья стая
И улыбнётся старый дом.

Воспрянут белые сирени.
Тропинка к речке поведёт,
А там уклейка, воду пеня,
Пойматься повода лишь ждёт.

... Стоит старик, на дуб похожий,
В одежде модного тряпья:
В бейсболке, джинсах и... калошах –
Всё, что не нужно сыновьям.

– Ну как могу я дом оставить?
Здесь жил отец мой, прадед, дед.
Ведь справлюсь я, ведь я не старый!
Всего-то – восемьдесят лет.

По правде – восемьдесят с гаком,
Но гак-то, в общем, не большой.
Прибавился он как-то, махом,
Когда расстались мы с женой.

Не далеко она – здесь рядом,
У древней церкви, у берёз.
К весне поправлю ей ограду,
И подсажу куст белых роз.

Не вечен снег. Ты глянь, как тает!
Вот-вот и грянет вешний гром.
И в вечном небе птичья стая,
Махнёт приветливо крылом.

Козлик, маленький копуша,
Никого не хочет слушать,
Никогда не моет уши.
Любит пиццу, пепси, суши.

Как-то вдруг, пришла беда:
Разобиделась вода.
Говорит: «Не будешь мыться,
Тоже буду я лениться».

Открывает краны мама,
А воды в них мало-мало.
Миг-другой и вовсе нет.
Как теперь варить обед?

Мама к сыну: «Милый мой,
Подружись опять с водой.
А не то она сейчас,
Навсегда покинет нас».

Козлик понял всё, как надо.
И чтоб все остались рады,
Тут же мамочку послушал...
И помыл компотом уши!