Он не был злым

Он не был злым. Он не хотел быть грубым.
Он просто шёл по выжженной земле.
Когда-то сердце билось часто, гулко,
Теперь – зола в остывшем хрустале.

Не сразу всё. Сначала – лёгкий иней
На лепестках доверчивой души.
Потом – мороз, всё жёстче, твёрже, синий,
Что приказал ей: «Больше не дыши

Надеждою. Не верь словам красивым.
Не жди тепла от ледяных огней».
И он послушался. Стал молчаливым,
Стал осторожней, может быть, умней.

Он перестал писать стихи ночами,
Мечтать о встречах, верить в волшебство.
Он научился управлять плечами,
Пожав в ответ на чьё-то «ничего».

Он строил дом из правил и привычек,
Где каждый шаг рассчитан и знаком.
Без ярких красок, без дурных кавычек,
Где всё понятно, просто и легко.

Но эта лёгкость – тяжелей свинца.
Под ней – пустыня, выжжена дотла.
Он носит маску мёртвого лица,
Чтоб скрыть рубцы от битого стекла

Воспоминаний. Он почти забыл,
Как можно чувствовать – и смех, и слёзы.
Как будто кто-то свет внутри убил,
Оставив только зимние прогнозы.

Он ходит на работу, пьёт свой чай,
Читает новости, кивает невпопад.
И если спросишь: «Милый, не скучай!»,
Он лишь посмотрит. Пустотою взгляд

Наполнен. Там давно погасли звёзды.
Там медленный, безжалостный ледник
Сползает вниз. И кажется, что поздно
Уже пытаться разгадать тот крик,

Что замер где-то в глубине гортани,
Когда он понял – больше не вернуть
Того себя, что жил на тонкой грани
Меж счастьем и бедой, но видел путь.

Теперь лишь лёд. Спокойный, ровный, гладкий.
И тишина. Без боли. Без любви.
Он стал своей разгаданной загадкой,
Застывшей каплей мёртвой крови.